Текст книги "Странствия хирурга: Миссия пилигрима"
Автор книги: Вольф Серно
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 38 страниц)
– Вот как славно мы срыгнули! У-сю-сю! И еще разощек! – Он снова сунул клистир в беззубый ротик, не смолкая ни на минуту.
Наконец малышка насытилась, и Энано пропищал:
– Ну вот и славно, ни капельки не осталось, вот и умнищка. Папощка накормил свою Неллу. Ты ведь у нас Нелла? У-тю-тю!
Неожиданно он прервал свой словесный поток и задумался.
– Не-е, никакая ты не Нелла, ты же у нас некрещеная. Все должно быть по-настоящему, со святой водой, с попом… Стоп! – Он оборвал сам себя на полуслове и вежливо обратился к монаху: – Отец Эрнесто, а ты не мог бы окрестить мою овещку? Мне кажется, это важно.
Эрнесто, растроганно наблюдавший за кормлением, опешил:
– Конечно, мой дорогой Энано, обряд крещения очень важен. Даже чрезвычайно важен. Это таинство, неразрывно связующее человека с Господом. Но боюсь, я не смогу выполнить твое пожелание, ибо для этого необходима не только святая вода, но и купель. Поэтому я предлагаю окрестить ребенка завтра в церкви Алесона. Уверен, мой тамошний собрат охотно пойдет тебе навстречу.
Если кто-нибудь подумал, что Коротышка будет счастлив от такого предложения, он ошибся.
– С позволения сказать, Божий щеловек, – смущенно проговорил он, – я не хощу, щёб мою куколку трогали щужие руки, хощу, щёб все среди своих произошло.
– Да, но без купели…
И тут вмешался Витус:
– Простите, святой отец, но есть ли в Писании место, где была бы определена форма такой купели?
– Что? Вы имеете в виду прямое указание? – Эрнесто окинул мысленным взором свои, вне всякого сомнения, изрядные познания, несколько раз покачал головой и пришел к выводу: – Нет, насколько мне известно, нет. Если не ошибаюсь, Иоанн Креститель, сын Захарии, не пользовался специальным сосудом. Он крестил верующих просто в реке. Однако здесь нет реки, кирургик.
Витус мягко улыбнулся:
– Это верно. Но у нас есть с собой вода. И котелок.
– Так оно и есть, святой отец, – вмешался Магистр. – У нас есть котелок, который чудесно подойдет в качестве купели. Сейчас он, к сожалению, еще слишком горячий, чтобы послужить святой цели, но, думаю, не позже утра он остынет.
Отец Эрнесто сдался:
– Видно, дети мои, Всевышний избрал меня на эту роль, так что не смею уклоняться от нее.
– Амен, – радостно прочирикал Коротышка.
После короткой ночи – день еще только занимался – Эрнесто позаботился о чистоте котла и подготовился к ритуалу. Малышка гукала, что отнюдь не мешало торжественности момента.
– О ты, дитя мужчины и женщины, – начал он звонким голосом, – дочь Энано… Э-э-э?..
Ему пришлось прерваться, так как он не знал фамилии отца.
– …из Аскунезии, – подсказал Витус.
– Дочь Энано из Аскунезии, – продолжил августинец, – я молю Господа нашего Иисуса Христа, дабы Он благословил тебя, ибо сказано в Священном Писании:
тот, у кого руки неповинны и сердце чисто, кто не клялся душою своею напрасно и не божился ложно, тот получит благословение от Господа и милость от Бога, Спасителя своего…
Далее следовала пространная просьба, иногда прерываемая лопотанием младенца, после чего Эрнесто приступил к молитве, в которой упомянул об опасностях жизни и кознях дьявола, превознес силу Всевышнего, под надежной защитой Которого никому не надо тревожиться за спасение своей души, и перешел к Символу веры.
Закончив звучным «амен», отец Эрнесто взял из рук Коротышки маленький комочек, поставил его в котелок, воду в котором он до этого освятил, и торжественно провозгласил:
– Во имя Отца и Сына и Святого Духа нарекаю тебя именем Нелла.
Затем взял свою раковину пилигрима, зачерпнул ею воду и вылил на головку ребенка. Эту процедуру он повторил еще дважды. Потом отдал малышку, которая снесла весь обряд спокойно и даже радостно, счастливому отцу.
Теперь августинец обратился к Витусу и к Магистру, которые в данном случае представляли общину, и произнес:
– Я окрестил Неллу, дочь Энано из Аскунезии, как повелел Иисус своим ученикам:
Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа. Уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века.
Эрнесто осенил себя крестным знамением и сказал под конец:
– Думаю, я все сделал так, как предписывает святая церковь. Правда, мне недостает общинной книги, куда я мог бы внести запись о рождении. Так что вы, дети мои, должны быть в любой момент готовы подтвердить перед Господом и миром, что этот младенец был окрещен и наречен Неллой из Аскунезии, в девятый день марта anno Domini1580.
Не успел он это произнести, как Магистр прищурился, потом улыбнулся во весь рот, подошел к Витусу и начал так энергично трясти его руку, словно это был рычаг насоса.
– Точно! Сегодня ж девятое марта, старый сорняк, твой день рождения! Поздравляю от всей души, и да сбудутся все твои планы!
Вся компания по очереди принялась поздравлять Витуса, так что ему стало даже неловко.
– Да бросьте, друзья, – смущенно пробормотал он, – строго говоря, это не день моего рождения, а всего лишь день, в который старый аббат Гардинус нашел меня у ворот монастыря.
– Ровно двадцать четыре года тому назад, – добавил Магистр. – Как чувствует себя человек, проживший почти четверть века?
Витус рассмеялся:
– Точно так же, как проживший на год меньше!
– А ты помнишь, что мы делали год назад?
– А то! Мы плыли на юг, взяв курс на Танжер.
– Царица небесная! А у меня такое ощущение, что все это было вчера. А помнишь ли ты, где мы были в этот день два года назад?
Прежде чем ответить, Витус на миг задумался:
– Думаю, именно в этот день мы вместе с обломками «Альбатроса» были выброшены на берег Новой Испании. Это была прибрежная полоса между Номбре-де-Диос и Пуэрто-Белло, если не ошибаюсь.
– Не ошибаешься. А помнишь, кто нас там подобрал?
– Как можно забыть такое? Это был кузнец Хаф со своей собакой Томом.
Маленький ученый распростер руки:
– Да, нас тогда битых пять недель швыряло, как мячик, по бушующим волнам! Но мы это выдержали. Tempi passati. [55]55
Времена переживаются (лат.).
[Закрыть]Ну да ладно, перейдем к другому: сам знаешь, что мы бедны, как церковные мыши, но все же нам не хотелось поздравлять тебя без подарка. Поэтому мы решили подарить тебе нечто такое, чего не купишь ни за какие деньги: время! Мы с Энано дарим тебе наше время. Иными словами, мы и впредь будем рядом с тобой, неважно, сколько тебе будет лет – двадцать четыре, тридцать четыре, сорок четыре. Ты всегда можешь рассчитывать на нас. – Он заключил Витуса в крепкие объятия. Чтобы картина не вышла чересчур сентиментальной, быстро отошел и уступил место Коротышке.
– Мы с овещкой желаем, щёб тебе всегда шли монеты и пруха была во всем, – пропищал Энано, – и щёб рыбка без труда ловилась из пруда.
Наконец подошла очередь монаха. Перекрестив Витуса, он степенно произнес:
– Я, сын мой, не могу подарить вам много своего времени, ибо пути наши вскоре разойдутся. Но я тоже дарю вам нечто бесценное: мое преклонение перед вами и вашим медицинским искусством. Я всегда буду молиться за вас, чтобы вы были здоровы и благополучны.
Витус так смутился, что не знал, куда глаза деть. Наконец, севшим от волнения голосом он провозгласил:
– В путь, друзья мои!
На подступах к Алесону друзья вдруг увидели толпы людей, спешивших к большому пустующему лугу, на котором было возведено что-то вроде деревянного помоста. Сморщенный старикашка прыгал на нем и ругался на чем свет стоит.
– Да-да, смейтесь над стариком, который не может постоять за себя! Невежественный, безмозглый сброд – вот вы кто! Старость уважать надо! Я уже сражался за Карла Пятого, царство ему небесное, когда вы еще дристали в пеленки!
Кое-кто засмеялся. Раздались выкрики:
– Ну-ну, не заливай, дед!
– Тебе легко брехать, абуэло [56]56
Дедушка.
[Закрыть], нас ведь там не было!
– Кто такой вообще Карл Пятый? Мы о таком не слыхали. Ха-ха-ха!
Магистр, бывший не в состоянии рассмотреть происходящее, буркнул:
– Смех без причины – признак дурачины, так ведь говорится, святой отец?
Эрнесто кивнул:
– Per risum multum debes cognoscere stultum. [57]57
По частому смеху ты должен узнать глупца (лат.).
[Закрыть]
Среди потешающихся зевак было трое молодых, хорошо одетых состоятельных молодых людей, расположившихся у самой сцены и забавлявшихся тем, что кидали камешки в старика. В основном снаряды летели мимо цели, но некоторые все же попадали, и тогда старик с воплями «ай! ой!» смешно подпрыгивал, словно блоха.
Это еще больше веселило зрителей. Трое молодых людей чувствовали поддержку и продолжали швырять камни, вызывая новые потоки брани сморщенного старичка. Самый здоровый из трех олухов заорал:
– Ты разеваешь свою пасть, дед, потому что старый. Ха-ха-ха! Был бы ты помоложе, уж я бы тебе показал, как разговаривает мой клинок!
– Что? – завизжал старик. – Люди добрые, вы слышали? У парня есть одна штука, которая может разговаривать!
Толпа взвыла от хохота. Только что дарившая свою благосклонность молодым людям, она тут же обратила ее на старика. Парень состроил кислую мину.
Старик еще больше распалился:
– Это же великолепно! О таком я еще никогда не слыхал. Скажи, дружок, он у тебя разговаривает в твердом состоянии? Впрочем, что я! Разумеется, нет. Посмотреть на тебя, так сразу ясно, что там у тебя мало что происходит!
Витус с друзьями уже подошли достаточно близко, чтобы во всех подробностях наблюдать за перепалкой. Они оказались зажаты в толпе и уже не могли двинуться ни вперед, ни назад, а лишь вытягивали шеи. Только Коротышка не полез в гущу народа, а остался в стороне, опасаясь за свою «овещку».
– Эй, давай, залезай на сцену и спусти штаны! – продолжал изощряться старик. – Мы хотим посмотреть, как он разговаривает. Не так ли, люди добрые, мы ведь хотим поглядеть на него?
Толпа взревела в знак согласия.
– Мы правда хотим поглядеть, как он разговаривает?
Новый вопль ликования.
Крепко сложенный парень теперь уже рассвирепел:
– Заткни пасть, дед, а то я и впрямь поднимусь, и тогда тебе не поздоровится! Получишь пару таких тумаков, что отлетишь до рыночной площади!
– Что?! Ты грозишь мне кулаками? Эй, люди, вы слышали? Сопляк обещает распустить руки! Как прикажешь это понимать? Он у тебя вовсе не умеет разговаривать, или, еще хуже, ты не умеешь им пользоваться?
Народ опять взвыл от удовольствия. Такого развлечения они давно не получали.
– Ну, погоди! – Одним прыжком парень взлетел на сцену и обнажил шпагу. Приставив острие клинка к горлу старика, он прохрипел: – Если хочешь сразиться, старый, пожалуйста, я готов. Но за твою жизнь я не дам и ломаного гроша.
Толпа перестала смеяться. Радость обернулась тревогой. Со всех сторон полетели крики:
– Оставь его, абуэло.
– Не связывайся, ты ему и так задал.
– Не перегибай палку.
– Лучше помиритесь.
Всеобщее желание мира разделял и отец Эрнесто. Подняв руку, он выкрикнул:
– Угомонитесь, забияки! Господь не для того создал людей, чтобы они пробивали друг другу головы!
Смягчившись, парень уже собирался сойти с помоста, однако старик бросил ему в спину:
– А с тобой, молокосос, я еще поквитаюсь. Даже если мне подвяжут левую ногу, я тебе задам такую взбучку, что на всю жизнь запомнишь!
У парня даже дух захватило.
– Вы сами слышали, люди! Старик непременно хочет, чтобы я задал ему трепку. Прекрасно, обещаю не тянуть, чтоб побыстрее отделаться. – Он снова вынул шпагу, уже вложенную в ножны, и встал в боевую стойку. – Ну, где твое оружие, дед?
– Не так быстро, не так быстро, молокосос.
– Ага, все-таки наложил в штаны? – Юноша пару раз разрезал воздух клинком – раздался угрожающий свист. – Скажи честно, если идешь на попятный.
Старик распрямил плечи, неожиданно став ростом почти со своего противника, но тут же снова обмяк и выкрикнул надтреснутым голосом:
– Напротив, молокосос, готов с любым заключить пари, что одолею тебя! Если же мне это не удастся, получишь от меня четвертной. Раз уж ты так уверен в себе, то в противном случае заплатишь мне в пятьдесят раз больше. Или это слишком много для тебя?
– Ну, разумеется, нет! – парировал парень, в лице которого появилось нетерпение охотника, подстерегающего дичь. – Клянусь, я отдам тебе пятьдесят четвертных, если ты одолеешь меня. Но предупреждаю: многие уже пытались сделать это.
– Тогда по рукам, у нас много свидетелей!
Когда события на помосте приобрели такой оборот, Магистр встревоженно произнес:
– Пожилой господин либо не в себе, либо устал от жизни. Ты не находишь, что нам пора вмешаться?
Витус, обладавший зорким зрением, покачал головой:
– Нет, не надо. У меня такое впечатление, что все не так просто, как кажется. Не удивлюсь, если мы сможем заработать в мой день рождения неплохие деньжата. – Он громко выкрикнул: – Эй ты, орел, там, наверху, я тоже заплачу тебе четвертной, если ты победишь. А ты дашь мне тоже в пятьдесят раз больше, если проиграешь?
Маленький ученый зашипел в испуге:
– Ты что, сдурел, сорняк? У нас ведь нет четвертного! У нас не осталось и четырех жалких мараведи!
Но тут уже юнец звонко прокричал ему в ответ:
– Разумеется, сеньор! Запомни мое лицо, чтобы потом принести мне деньги!
– А ты запомни мое! – крикнул в ответ Витус, отмахиваясь от возмущенного Магистра.
Отец Эрнесто придерживался того же мнения, что и маленький ученый. Он сердито нахмурился:
– Заключать пари и бросать жребий, кирургик, – это не богоугодное дело. – Но никто уже не обращал на него внимания, потому что события на сцене приняли серьезный оборот. Противники встали друг против друга: юноша с обнаженной шпагой, а старик, как ни странно, всего лишь с палкой в руке.
– Я почти ничего не вижу, – ныл Магистр. – Будь проклят генуэзский шлифовальщик, подсунувший мне такие негодные бериллы! Ну что, молодой петух уже выиграл? О Господи, где мы только возьмем четвертак? Да скажи же, Витус, что там происходит?
– Пока еще ничего не произошло. Парень стоит в безупречной исходной позиции фехтовальщика, а дед опирается на свою палку.
– Провалиться мне в преисподнюю! Я так и знал, что старик хочет свести счеты с жизнью. Какой бес в него вселился?
Тем временем парень сделал несколько выпадов, каждый раз тут же уходя назад. Вероятно, он всего лишь хотел проверить реакцию противника. С этим у деда дела обстояли не лучшим образом. Старик увертывался, но как-то неуклюже, и парень был на волосок от попадания.
– Ну что теперь там творится? – не унимался Магистр, голос которого даже сел от волнения.
– Ничего, – ответил Витус подчеркнуто спокойно. – Парень стоит с направленным вниз клинком и приглашает противника к нападению.
– Клянусь всеми двенадцатью апостолами, ты должен вмешаться! Если ты этого не сделаешь, я сам туда пойду.
Маленький ученый был уже готов взобраться на сцену, но Витус удержал его.
– Нет, давай еще подождем.
Старику и в самом деле, скорей всего, просто везло, потому что каждый выпад парня не доставал его всего на волосок. Некоторые в толпе, в особенности женщины, все больше волновались за его судьбу, и требования прекратить бой звучали все чаще. Впрочем, их страх оказался необоснованным. С каждым движением шпаги старик словно немножко молодел, и вскоре начало складываться впечатление, что парень промахивался не случайно: дед оказался резвее его.
– Молодой петух только что предпринял атаку с пикирования, – информировал Витус Магистра. – Старик парировал и ответил рипостом.
Маленький ученый прищурился:
– Ты сказал «рипост»? Намекаешь, что старик умеет фехтовать?
Витус не успел ничего ответить, потому что события развивались со стремительной быстротой. Во время контратаки старик сделал несколько выпадов палкой и попал юнцу по ребрам. Все произошло настолько стремительно, что человеческий глаз был не в состоянии уследить за всеми движениями. Парень застонал от боли. По толпе прошел ропот.
– Да, – подтвердил Витус, – старик действительно умеет фехтовать. Да еще как! У меня такое впечатление, что его палка – это дуссак, старинное деревянное орудие борьбы.
Между тем старец с юношеской силой и необычайной проворностью наносил новые удары палкой. Сопротивление парня было полностью парализовано. Он стоял, скрючившись, на коленях и хватал ртом воздух. Шпага выскользнула из его рук.
– Сдаешься? – воскликнул старик.
– Да-а… – прохрипел юнец.
– Тогда я прощаю тебя. Но только если ты выполнишь условия пари.
– Да-а, да, выполню! – Похоже, побежденного мучили сильные боли, потому что он все время держался за бок и несколько раз тщетно пытался встать.
– Ты должен мне пятьдесят четвертных!
– Так же, как и мне! – выкрикнул Витус и одним махом вскочил на помост.
Старик оторопел, и на миг в его глазах мелькнула искра узнавания, но он тут же повернулся к толпе:
– Именно так оно и есть! Этому сеньору тоже причитаются пятьдесят четвертных. Вы все слышали, как он заключал пари, и мой дерзкий противник согласился на него…
Пока абуэло продолжал развлекать публику, Витус присел на корточки возле раненого и обследовал его. Диагноз был ясен мгновенно. Поднимаясь, он обратился к старику:
– У твоего противника сломаны по меньшей мере два ребра. Ему нужна стягивающая повязка.
Старик кивнул.
– Так-так, стягивающая повязка, значит… – Его глаза расширились, и он отвел Витуса в сторонку. – Ты врач? Тогда ты… Неужели это ты?! О Боже, как же ты изменился! Витус, ты?
– Артуро! Я не сразу узнал тебя. Но увидев, как ты фехтуешь, все понял. – Витус хотел было уже прижать к груди старого товарища, но тот удержал его.
– Подожди, друг, не здесь. Сначала мне надо довести до конца представление, а потом уж мы сможем обнять друг друга. Помоги моему противнику и возьми с него деньги, которые он нам проиграл. До скорого.
Произнеся это, Артуро тут же легко отбежал на середину сцены и закричал:
– Люди добрые, человек, которого вы только что видели, врач! Он позаботится о моем поверженном противнике. Прошу прощения, что все так быстро кончилось и пустозвон легко отделался, но, в конце концов, я ведь должен был оставить его в живых. Как иначе он заплатил бы свои долги?
Толпа, которая и в самом деле ожидала большего, примирительно засмеялась.
– Вижу, вы не держите на меня обиды. Это дарит мне надежду, что вы не обидитесь и тогда, когда я покажу вам свое истинное лицо! – Артуро сорвал с себя приклеенную бороду и седой парик и оказался тем, кем был в действительности. – Разрешите представиться, друзья, меня зовут Артуро! – Он низко поклонился. – Я являюсь живым доказательством того, что никогда не надо недооценивать противника.
Зрители опять засмеялись.
– А кроме того, я веду представление всемирно знаменитой цирковой труппы Artistas unicos. – Он вновь поклонился и приступил к приветствию:
Достопочтенная публика! Мужчины, женщины и дети!
Я имею честь представить вам программу, которую вы не видели никогда в жизни. Удивляйтесь, трепещите и пугайтесь!
Поддайтесь магии наших невероятных номеров! Радуйтесь в предвкушении встречи с человеком, который единственный в мире полностью победил силу тяжести! Приветствуйте человека без костей, Анаконду, несравненного человека-змею! Аплодируйте Церутти, величайшему факиру, и его уникальному ассистенту Антонио! Пусть ваши глаза расширятся от ужаса, когда будет безжалостно распилено нежное тело белокурой красавицы Майи… Восторгайтесь этими и множеством других номеров! Но сначала великий, неповторимый Балансеро!..
Артуро спрыгнул со сцены вниз, исчез за деревянной ширмой и через несколько секунд появился снова. Теперь у него были огромные черные усищи, закрученные и торчащие в обе стороны на пол-локтя, а на голове красовалась высокая шляпа, столь же пестрая, сколь и его длинный, расшитый золотом сюртук, переливавшийся множеством разноцветных стразов.
Рядом с ним горделиво вышагивала изящная девушка, к поясу которой был пристегнут барабан. Пока она отбивала первые такты, Артуро взял в руки три шарика и начал ими жонглировать. Он высоко подбрасывал их, все выше и выше, вращаясь при этом вокруг своей оси, непрестанно шутил, иногда делал вид, что теряет один из шариков, уже почти ронял его и все же неизменно подхватывал в последний момент.
Барабанная дробь становилась все громче и быстрее. У Артуро в руках уже были пять шариков, потом семь… С каждым новым шариком, который он добавлял, зрители дивились все больше и больше. Незадолго до окончания номера как бы случайно появился маленький песик и сел рядом с ним. Артуро отбросил в сторону первый из семи шариков.
– Терро, фас!
Словно запущенная пружиной, собачка взвилась вверх и под звон литавр схватила шарик зубами. То же самое произошло со вторым, третьим, четвертым шариками, и в конце концов все семь ровно в ряд лежали перед собачкой.
– Браво, Терро! – Артуро поаплодировал песику, давая сигнал публике сделать то же самое.
Когда аплодисменты стихли, он воскликнул:
– Достопочтенная публика! А теперь вы увидите человека без костей – уникального, сенсационного, легендарного Анаконду!
Изящная девушка сильно встряхнула бубен.
Программа Artistas unicosпродолжалась…
– Ты молод, – увещевал Витус горячего парня на краю сцены, – твои ребра легко срастутся. Правда, потребуется несколько недель, пока ты полностью восстановишься. – Он еще раз проверил стягивающую повязку, которая широкой белой лентой облегала грудь пострадавшего.
– Да уж, точно, – пробормотал Магистр, как обычно ассистировавший Витусу. – Superbientem animus prosternet,мой мальчик. Или, если ты не слишком преуспел в латыни, – высокомерие предшествует падению. Пока не выздоровеешь, у тебя будет достаточно времени подумать о своих манерах. Особенно по отношению к старым людям.
– Да… – Юноша стиснул зубы. Он был очень бледен. Несмотря на повязку, его по-прежнему мучила сильная боль. – Но проклятый циркач вовсе не был стариком! Притворился, обвел меня вокруг пальца, сукин сын! Намеренно!
– Тихо, тихо, сын мой. – Отец Эрнесто положил ладонь раненому на лоб. – Что за выражения! Ты должен быть благодарен, что Господу было угодно обогатить тебя таким важным опытом. В другой раз с тобой такого не произойдет. Кстати, должен попенять тебе: богобоязненному юноше не пристало браниться. Ты же веришь в Бога?
– Разумеется, святой отец, – прохрипел парень, – конечно.
– Тогда ты наверняка не откажешься помолиться вместе со мной. Пусть тебя не смущает орущая толпа, ведь Господу безразлично, откуда к нему взывают. – С кроткой улыбкой отец Эрнесто вынул свои четки и приступил к священнодействию.
На сцене как раз распиливали белокурую Майю.
Поскольку темнело рано, представление Artistas unicosпродолжалось всего час и закончилось почти одновременно с молитвами отца Эрнесто.
Как только публика разошлась, уже ничто не могло сдержать порыв давних друзей, и Витус с Магистром бросились обниматься с артистами, будто сто лет не виделись. Лишь Коротышка с Неллой на руках да монах стояли в сторонке и озадаченно наблюдали за столь бурным проявлением чувств, которое немало позабавило их. Наконец, когда первая волна ликования понемногу улеглась, Витус оглянулся и вспомнил о них.
– Ого, – воскликнул он, – у меня совершенно вылетело из головы, что нас пятеро! Идите сюда, святой отец! Иди сюда, Коротышка! Разрешите представить вам членов труппы Artistas unicos.В первую очередь, Артуро, в прошлом учитель фехтования из Флоренции, а ныне артист и ведущий представлений…
Друг за другом следовали остальные циркачи: Анаконда, человек-змея, который немного читал по-латыни и делил фургон с Артуро и песиком Терро; Церутти, маг и иллюзионист с быстрыми птичьими глазами и маленькими руками, вместе со своей ассистенткой Майей, грациозной белокурой красавицей; близнецы Антонио и Лупо, впрочем, выступавшие всегда в образе Антонио – иначе все волшебные трюки Церутти можно было бы легко разоблачить, и конечно же шлифовальщик стекол Хоакин с железными крючками, заменявшими ему правую руку.
Когда взаимное представление было закончено и все налюбовались Неллой, Майя заметила:
– Представляю, как ты счастлив, Энано. Мы с Церутти тоже обзавелись потомством. Нашему маленькому Церро шесть месяцев, он весь в отца. Если хочешь, я покажу его тебе в нашем вагончике.
Коротышка, разумеется, хотел. Артуро тут же спохватился:
– Друзья, пошли все вместе! Идем к нашему обозу. Посидим там у костра, поедим, выпьем и вспомним старые времена!
Что и было сделано. Но прежде чем предаваться вечернему отдыху, они по доброй традиции циркачей распределили обязанности: пока Энано и Нелла знакомились с малышом Церро, Анаконда с Хоакином занялись лошадьми, близнецы Антонио и Лупо отправились за сухим хворостом для костра, Витус с Магистром принялись чистить котел, а Артуро вместе с отцом Эрнесто пошли в фургон, служивший кухней, искать остатки съестных припасов.
На самом деле Artistas unicosне были особенно преуспевающей труппой, однако у их костра ни один гость не оставался голодным, и сегодняшний вечер не должен был стать исключением.
– Сладкий карапуз, малыш Церро, – пропищал Коротышка, когда все наконец расселись вокруг костра и приступили к ужину, приготовленному Майей из остатков продуктов. – Славная малявка! Пощти как моя Нелла. – Он настоял на том, чтобы взять под опеку обоих младенцев, и теперь сидел вместе с ними в кругу друзей, по очереди качая их своими детскими ручками.
Майя польщенно заулыбалась, в глазах Церутти вспыхнула гордость. Молодая женщина грациозно поднялась и налила из котелка новую порцию супа в большую миску, из которой все дружно хлебали.
– Святой отец, вам надо больше есть, – робко улыбаясь, обратилась она к монаху. – Берите еще, вам понадобится много сил, чтобы одолеть длинный путь в Сантьяго-де-Компостела.
Эрнесто улыбнулся в ответ и кивнул:
– Спасибо, дочь моя. Я ем по мере возможностей. – Он послушно зачерпнул своей раковиной горячего варева.
– Наш святой отец – добрый богомолец, крепкий на ноги, будет топать, пока не придет, – с важным видом изрек Энано. – Благослови его Великий Бракодел! Он мою овещку покрестил. Тощно, отец, так ведь?
– Да, сын мой, именно так.
Майя насторожилась:
– Ты сказал, святой отец окрестил твою Неллу?
– Уи-уи, тощно!
Монах пожал плечами:
– Для брата во Христе, рукоположенного в сан священника, это обычное дело. Уж коль на то пошло, это мог бы сделать любой служитель церкви. В виде срочного крещения без формальностей.
– Однако именно вы исполнили этот обряд, святой отец. – Майя помешала суп в котелке, хотя в том не было необходимости. – Скажите, святой отец… – Она осеклась и принялась опять мешать. Наконец собралась с духом, отложила поварешку и спросила: – Не могли бы вы окрестить и маленького Церро? Я так мечтаю об этом! Мне кажется, Бог послал вас, чтобы вы это сделали.
Эрнесто начисто вытер раковину о свой рукав и убрал ее.
– Священник для того и существует, чтобы совершать религиозные таинства, – произнес он. – Все, что могу, я охотно сделаю. Но позволь задать тебе сначала один вопрос, дочь моя.
– Да, святой отец?
– С этим вопросом я должен одновременно обратиться и к господину Церутти: заключили ли вы священный брачный союз? Если нет, то малютка Церро зачат во грехе.
Майя и Церутти смущенно переглянулись. После небольшой заминки ответил чародей, владевший испанским гораздо хуже, чем его ассистентка:
– Мы нет венчаться, падре. Пока не быть нужно. Си?
– Ах, ну да. Кто из вас без греха, первый брось в нее камень,говорит Господь в Евангелии от Иоанна. Как же могу я, ничтожный священник, шельмовать вас? Но почему бы вам не пойти прямо завтра утром в алесонскую церковь и не испросить Божьего благословения на совместную жизнь?
Церутти воздел свои маленькие, ухоженные руки:
– Есть проблема, падре. Мы фокусники, артисты, циркачи. Церковь говорить, мы почти еретики. Мы пробовать венчаться, но падре не хотят, гнать нас прочь. Си?
Эрнесто было нечего возразить. Он знал, что Церутти не лукавит. Кочующая публика всегда была под подозрением у церкви и в любой момент могла угодить в тюрьму. Ведущие вольную жизнь, они всегда казались порочными, и в спорных случаях их клеймили позором, а то и вовсе бросали в застенки инквизиции.
Коротышка пискнул:
– Щё такое? Какая проблема, богомолец? Снащала окольцуй их, а потом покрести маленького Церро!
– Как? Я? – Отец Эрнесто оторопел. Однако при ближайшем рассмотрении такая идея начала ему нравиться. Ведь это не может не быть богоугодным делом – освободить двух людей от бремени греха. Почему бы именно ему не заняться этим? – Пожалуй, дети мои, я сделаю это, – торжественно произнес он. – Прямо завтра утром. А потом окрещу Церро, чтобы он рос в любви и под покровительством Всевышнего.
Услышав последние слова, Майя вскочила и расцеловала монаха в обе щеки, что никак не вязалось с ее обычной сдержанной манерой. Церутти тоже не скрывал своей радости и долго тряс Божьему человеку обе руки.
Близнецы Антонио и Лупо затянули старую цирковую песню, и вскоре ее подхватили все остальные. Они пели от всей души, ведь предстояла свадьба, а это во всем мире радостное событие, и Artistas unicos,ярко расписанные, ладно сделанные фургоны которых стояли на подъезде к Алесону, не были исключением.
Как только песня отзвучала, Майя и Церутти ушли в свой фургончик. Внезапно став женихом и невестой, они заволновались, что у них не найдется подходящего для торжественной церемонии наряда. Церро все еще оставался под присмотром Энано, и они могли спокойно удалиться.
– Эх, хорош вещерок! – прокаркал довольный Коротышка. – Хоть куда!
– Совершенно с тобой согласен, – поддакнул Магистр. – Такими молодыми мы никогда больше не встретимся. – Он сильно прищурился, что не укрылось от Хоакина, шлифовальщика стекол.
– Эй, Магистр, – воскликнул он, – готов сожрать метлу, что это те самые линзы, которые я когда-то смастерил тебе!
Маленький ученый ухмыльнулся:
– Тебе не придется лакомиться этим блюдом. Я сносил уже по меньшей мере три или четыре пары. Одна хуже другой. А этот последний шлифовальщик из Генуи разбирался в своей профессии не больше, чем корова в игре на скрипке.
Хоакин расхохотался. Подойдя поближе, он снял с носа Магистра приспособление и осмотрел бериллы при свете костра.
– Действительно, неважная работа, – подтвердил он. – Завтра утром получишь от меня новые линзы.
– Благодарю тебя, друг, тебя послало само небо! Похоже, завтра произойдет куча событий, и все сплошь радостные!
– Между прочим, мы можем выпить за них уже сегодня! – со смехом поддержал его шлифовальщик. Крючками, которые заменяли ему правую кисть, он ловко обхватил горлышко сосуда с вином, закрепил зажимы и таким образом смог поднять посудину и налить из нее. – Давай твою кружку, Магистр, и вы все тоже!
– Salud! Cheers! Lechaim! Salute! – раздалось на разных языках. – Ваше здоровье!
Все выпили и вздохнули: давно им не было так хорошо. А узнав, что этот благословенный день еще и день рождения кирургика, тут же выпили снова.
