Текст книги "Странствия хирурга: Миссия пилигрима"
Автор книги: Вольф Серно
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 38 страниц)
ТОРГОВЕЦ ХАДЖИ МОКТАР БОНАЛИ
Кальян мне что-то разонравился. Может, дело в опиуме, а может, в розовой воде. Вероятно, в розовой воде. В следующий раз попробую на цветах тамариска, это и дешевле. О чем ты меня спросил? Не выдам ли я вас? Нет, не выдам.
Вот уже три дня связанные рабы сидели в углу постоялого двора, под неусыпной охраной вооруженного погонщика верблюдов и более-менее сносно накормленные. Воду, которой они запивали свою скромную еду, им приходилось брать из бочки, деля ее с целым табуном животных. Если не брать в расчет, что с ними обращались, как со скотом, чувствовали они себя неплохо.
Правда, прошлой ночью произошел один чреватый последствиями несчастный случай: работавшее всего в нескольких переулках от них водяное колесо, обеспечивавшее бесперебойное снабжение водой всего квартала, не выдержало многолетней нагрузки и сломалось. Доставка прохладной воды прекратилась. И людей, и животных мучила жажда, и уровень воды в бочке резко снизился. Ничего не подозревавших друзей охватило беспокойство, а потом и паника, но никто не мог объяснить им причину создавшейся ситуации.
Ранним утром следующего дня солнце, как обычно, взошло из-за окрестных крыш, и жара обрушилась на рабов со всей силой. Казалось, она иссушала любую мысль, любое слово умирало, еще не будучи произнесено. На всей площади двора не было ни единого затененного участка.
– Чего бы я только не отдал за смоченный водой навес, как там, на площади в Танжере, – прохрипел Магистр.
– Уй-уй, – вяло подтвердил Энано с красным, как рак, маленьким лунообразным лицом.
Альб издал невразумительный клекот. Нгонго, никогда не отличавшийся особым красноречием, молча склонил свой мощный торс над карликом, подарив ему немного тени. Он проделывал это по несколько раз на дню, поскольку, будучи чернокожим, меньше всех страдал от жары, в то время как рыжеволосому малышу с его белой кожей приходилось хуже всех. Вессель бормотал что-то о вечнозеленых благодатных лесах Богемии.
Скоро солнце достигнет зенита и начнет мучительно медленно ползти на запад, пока наконец не скроется за крышами и не уступит место прохладе.
Витус тоже страдал. Люди и животные были больше не в состоянии подобраться к оставшейся в бочке воде. Их решили уморить от жажды? Молодой человек с трудом поднял голову и заметил, что число животных во дворе караван-сарая резко сократилось. Оставшаяся скотина ревела от жажды. Куда делись другие? Уж не сдохли ли от недостатка воды? Тогда где же их околевшие туши? Их что, уже успели убрать?
Ленивое течение его мыслей прервало неожиданное появление незнакомого мальчика. Он вежливо поклонился и сказал:
– Я ищу человека, который часто щурится.
– Человека, который часто щурится? – недоуменно повторил Витус. – А, тебе, наверное, нужен Магистр. – Он показал на друга.
Мальчик снова поклонился и поздоровался.
Магистр пробормотал в ответ слова приветствия, разглядывая пришельца красными воспаленными глазами. Словно в подтверждение того, что он и есть тот, кого ищут, маленький ученый сощурился.
После этого произошло нечто удивительное: мальчик вытащил острый кинжал и несколькими ударами рассек веревки на руках Магистра.
Тот совсем оторопел.
– Премного благодарен, сын мой, – хрипло произнес он. – Чему обязан?
Запинаясь, мальчик ответил по-испански:
– Это для тебя. – Он вытащил из складок своей одежды завернутый в папирус сверток и протянул его Магистру. – Открой. Мне велели дождаться, когда ты откроешь.
– Велели? Кто велел?
– Я не имею права этого говорить.
Магистр начал потихоньку оживать.
– А кто разрешил тебе разрезать мои веревки? – попробовал узнать он.
– Этого я тоже не имею права сказать.
– Магистр, смотри, наша охрана исчезла! – вдруг подал голос Витус.
– Человек с мушкетом? – маленький ученый растерянно заморгал. – Может, мочится где-нибудь, по обыкновению на корточках, как все погонщики?
– Нет-нет, он исчез! – Впервые за весь день Витус поднялся в полный рост и протянул мальчику свои связанные руки. – Освободи и меня.
Тот нерешительно помялся.
– Вообще-то у меня задание разрезать веревки только тому, кто часто щурится, – пробормотал он, но все же выполнил просьбу.
Освободив по очереди всех рабов, он опять попросил Магистра открыть сверток.
Тот, тоже успевший подняться, повозился немного с ленточкой, потом стянул ее и развернул упаковку. На свет показались книга и письмо.
– Ну надо же! – воскликнул Магистр. – Какой милый сюрприз. Только, к сожалению, я не смогу прочесть ни то ни другое. Все по-арабски. Сын мой, а ты как посланец не можешь помочь мне?
– Боюсь, что нет, господин. Я тоже не умею читать. Знаю только, что книга – это наш священный Коран.
– Коран?! Кто, ради всех святых, посылает мне Коран? – Заинтригованные друзья окружили Магистра, который несколько раз перелистал всю книгу, но так и не обнаружил ни одной знакомой буквы.
– Мы в Фесе открываем книгу с другой стороны, господин.
– Как? Ах да, я слыхал об этом. Только что толку? Откуда бы я ни начинал, повсюду непонятные для меня письмена. То же самое и с запиской.
Все склонились над красивой, непонятной вязью. Витус заметил:
– Нам нужно найти кого-нибудь, кто бы смог прочесть письмо. Стало быть, мы должны покинуть двор. – Он поднял глаза и, к своему изумлению, обнаружил, что мальчик бесследно исчез. Его наконец осенило: то, что кто-то развязал их, исчезла охрана и – он только сейчас это осознал – со двора ушли все верблюды, свидетельствовало лишь об одном – караван хабира хаджи Абделя Убаиди тронулся в обратный путь. Они отправились назад, в Танжер.
А рабы отныне свободны!
– Мы свободны! – крикнул он. – Свободны, свободны!
Прошло еще какое-то время, прежде чем остальные смогли проследить за ходом его мыслей, и двор караван-сарая огласили восторженные крики.
– Ну и что дальше? – спросил всегда практически мыслящий Магистр, когда первое волнение немного улеглось. – Что с нами будет? Наши головы посыпаны пеплом, и у нас нет ни одного захудалого мараведи, или как там называются местные гроши. Кроме того, мы вообще не ориентируемся в Фесе. Лучше уж нам остаться здесь.
– Нет, мы уходим, – решительно возразил Витус. – И немедленно. Не хочу, чтобы кто-нибудь сейчас нагрянул и вообразил, что имеет право задержать нас по какой-нибудь причине.
Не успел он произнести эти слова, как с улицы во двор и в самом деле вбежали несколько парней с ведрами. К счастью, это были всего лишь водоносы, которые устремились к бочке и вылили в нее воду. При этом они не обращали на друзей ни малейшего внимания, поскольку заполнять бочку таким способом было утомительным и трудоемким делом. Но другого выхода не было, иначе лошади и мулы могли умереть от жажды.
Витус уже перебросил через плечи лямки своего короба и взял в руки посох.
– За мной, друзья! Кому бы мы ни были обязаны своей свободой, вряд ли он хочет, чтобы мы оставались здесь дольше, чем надо.
И бывшие невольники стремительным шагом покинули постоялый двор.
Прошло уже несколько часов с того момента, как друзья покинули постоялый двор. Сначала они утолили жажду, поскольку «воду праведного пути» и в городе можно было в избытке найти в кувшинах или амфорах. Но потом заявил о себе голод. Соблазнительные запахи, доносившиеся из харчевен, щекотали носы, и бывшие невольники многое бы отдали за горстку овощей или пшена, но у них не было денег, а просить подаяние было ниже их достоинства.
Попытка Магистра здесь выступить с занимательными историями, чтобы заработать хоть пару монет, окончилась провалом. В Фесе, удаленном от Танжера на сто тридцать миль в глубь страны, никто не понимал ни португальского, ни испанского, ни тем более английского.
В поисках хоть чего-нибудь съестного путники уходили все дальше и дальше, погружаясь в затейливые хитросплетения домов и улочек. Время от времени их выбрасывало на большие площади, где вовсю кипела жизнь. В центре, как правило, стояла мечеть, к примеру Джемма эль-Мулей Идрис или Джемма Карубин. Проходили они и мимо исламских школ, таких как медресе Эль-Сеффарине или медресе Эль-Аттарине. Продвижение чаще всего было крайне затруднено, и очень часто они не могли сделать ни шага вперед или назад, потому что путь преграждали навьюченные ослы. Нередко друзья не столько сами выбирали дорогу, сколько буквально плыли по течению, увлекаемые общим потоком. Кто только не попадался на их пути: ремесленники, торговцы специями, фокусники, канатоходцы, заклинатели змей, флейтисты, трубачи и барабанщики; в конце концов бывшие невольники оказались в квартале дубильщиков и красильщиков.
Но прежде Магистру все же удалось отыскать говорящего по-испански писца и убедить его в том, что он сделает благое дело, если не только бесплатно прочитает ему письмо, но и переведет его. Сообщение было коротким и содержательным:
Рассказчику историй и шахматисту.
Сейчас, когда ты читаешь эти строки, наш караван уже в пути. Ты и твои друзья отныне свободны. Ничего не бойся. Вас не будут преследовать, об этом позаботились. Да наставит вас Аллах милостивый, милосердный с помощью Корана на путь истинной веры.
Салам алейкум.
Некто, кто так же близорук, как и ты.
Под письмом не стояло имени, но Магистр сразу догадался, кто был отправителем. Преисполнившись чувства благодарности, он снова и снова просил прочесть ему трогательные строки, пока писец наконец не возмутился и все же не потребовал денег.
Маленький ученый успокоил его:
– Денег у меня нет, мой друг, я тебе сразу сказал. Но ты сделал богоугодное дело во славу Аллаха. Этого тебе должно быть достаточно. Желаю тебе удачи в делах, и да посетит тебя как можно больше безграмотных!
Окрыленные, хотя все еще голодные, друзья устремились вперед, и вскоре их глазам предстало огромное количество красильных чанов, разноцветных, как палитра художника, и расположенных в форме пчелиных сот, с той лишь разницей, что они были не шестигранными, а круглыми. В них стояли мужчины, по бедра погруженные в красильное сусло, и мяли свежевыдубленные кожи. Бросалось в глаза, что краска в большинстве чанов была желтая, а стало быть, больше всего производилось именно желтой кожи.
Они пошли дальше и попали к дубильщикам, которые также колдовали над огромными сосудами. Это были чаны, облицованные изнутри камнем, в которых находилась едкая дубильная кислота. Едва друзья хотели приблизиться к такому резервуару, как за их спинами раздались громкие крики, и крепкие руки слуг грубо оттолкнули их в сторону:
– Дорогу! Эй, дорогу благородному хаджи Моктару Бонали! Прочь в сторону! Сиди Моктар торопится!
Толпа расступилась, и показался изящного вида великолепно одетый человек. На нем были вишневый жилет из тончайшего китайского шелка, застегнутый на тридцать пуговиц, белая льняная рубаха с пышным кружевным воротником, зеленый пояс оттенка резеды, больше похожий на широкий шарф, шаровары цвета индиго и шафранно-желтые туфли. Венчал сие великолепие намотанный на феску оранжевый тюрбан, размеры которого были достойны самого султана.
– Этот человек напоминает мне попугаев, которых мы встречали в Новой Испании, – ухмыльнулся Магистр.
Витус не успел ничего ответить, потому что в этот момент его оттеснили еще дальше. Пестро одетый хрупкого сложения мужчина, «благородный хаджи» Моктар Бонали, прошел мимо него, направляясь к одному из самых больших чанов с дубильной кислотой, где его уже ожидал гораздо менее ярко одетый человек. По шушуканью в толпе можно было понять, что это мастер дубильщиков.
– Приветствую тебя, Али ибн Абу эль-Кабаин, – с достоинством произнес сиди Моктар. – Надеюсь, качество твоих кож на этот раз выше всех похвал!
– Именно так, господин, именно так, – поспешил заверить его мастер. Он показал на возвышавшийся рядом с ним деревянный помост, куда слоями были сложены кожи. – Прикажи вынуть кожу из любого слоя, и ты увидишь, что у меня только первоклассный товар.
– Это я и в самом деле увижу, – сухо заметил купец, – и даже подробно разгляжу. На сей раз от меня не укроются и малейшие дефекты на поверхности кожи. Это так же верно, как то, я хаджи Моктар Бонали. – Он сунул руку в свои шаровары и вынул круглую стеклянную линзу. – А эта лупа мне поможет.
Мастер дубильщиков вытаращил глаза от удивления, впервые столкнувшись с таким прибором для проверки качества его товара. Тем не менее на его губах играла торжествующая улыбка, когда он вытащил первую козью кожу.
Взяв ее в руки, сиди Моктар принялся рассматривать товар в лупу.
– Такое впечатление… – проговорил он. Больше ему сказать ничего не удалось. Громкие крики привлекли всеобщее внимание.
– Серакин! Воры! Серакин!
Он оглянулся – и остолбенел. Ибо все остальное произошло молниеносно. Двое парней, обвешанных серебряными чайниками и другой столовой утварью, летели прямо на него, преследуемые разъяренным торговцем, размахивающим дубинкой. Парни вихрем пронеслись мимо, чуть не сбив сиди с ног. Чтобы не потерять равновесие, субтильный купец лихорадочно замахал руками в воздухе и выронил свою лупу. Описав большую дугу, она отлетела в сторону и с громким всплеском шлепнулась в чан с кислотой.
Секунду стояла гробовая тишина.
Потом начался неимоверный гвалт. Сиди Моктар был вне себя от бешенства.
– Бегите за негодяями! – заорал он своим слугам. – Тащите их сюда! Я лично позабочусь о том, чтобы им отрубили руки и ноги! Огнем их пытать! Кипяток в глотку вливать! Ворье! О моя прекрасная лупа! Моя любимая лупа! Ну давайте, что вы рты разинули?! Вытащите ее, сделайте же что-нибудь, она должна ко мне вернуться!
Он изрыгал проклятия еще некоторое время, в то время как Али ибн Абу с беспомощно опущенными плечами стоял рядом, а толпа после первого шока начала хохотать: несчастье богача веселило и радовало простолюдинов. Пыхтя от ярости, сиди Моктар огляделся. Никто не рвался выполнять его приказание. Вскоре вернулись слуги, а вместе с ними несчастный торговец. Злодеев, сотворивших гнусный поступок, и след простыл.
– Вытащите мою лупу из чана! – снова закричал сиди Моктар. – Она стоила мне целое состояние!
Слуги были бы рады исполнить его указание, но не знали, как. Дубильная кислота представляла собой непрозрачный раствор, и лежащую на дне чана лупу было не видно. Желающему извлечь ее оттуда пришлось бы в буквальном смысле удить рыбу в мутной воде.
Именно этим и занялась челядь сиди Моктара. Впрочем, без особого успеха, поскольку ей недоставало нужных инструментов, а чан был большой. Субтильный купец подпрыгивал от нетерпения; конечно, он предпочел бы, чтобы один из его людей нырнул в чан, но не решился требовать такого. Как-никак, там была кислота.
Пока слуги безуспешно пытались выудить увеличительное стекло палками, баграми, лопатами и тому подобными инструментами, толпа помаленьку рассеивалась. Зеваки потеряли интерес к зрелищу, поскольку ничего захватывающего в ближайшее время не ожидалось. Остались лишь шестеро друзей, не имевших других занятий.
Неожиданно раздался спасительный вопль:
– Я нашел лупу, господин, я нашел ее!
– Покажи ее, покажи мне! Она не разбилась? Нет? Вытри ее сначала. Ну давай же, наконец! Она действительно цела? О, мое сокровище!
Сиди Моктар жадно схватил увеличительное стекло и облегченно вздохнул. И тут же издал богохульное проклятие: стекло осталось целым, но «ослепло». Дубильная кислота сделала свое дело.
– Ах вы, нерадивые бездельники! Песком, что ли, засыпал Аллах ваши глаза, спите средь белого дня? Почему не вытащили раньше мое сокровище? Теперь оно испорчено!
В наступившей тишине первым осмелился раскрыть рот Али ибн Абу:
– Господин, заверяю тебя, твой прибор тебе не понадобится. Мой товар настолько безупречен, что проверка излишня. Успокойся же, наконец.
Однако купец был безутешен. Он больше не причитал, только сокрушенно качал головой.
– Быть может, я могу помочь тебе? – Витус вышел вперед и поставил на землю свой короб.
– Ты?! – Сиди Моктар медленно отходил от своего горя. – Помочь мне? Да кто ты вообще такой?
– Меня зовут Витус из Камподиоса. Я хирург, хотя мой нынешний вид не внушает доверия.
– Тут ты, безусловно, прав. Да и твои светлые волосы вряд ли говорят об арабских корнях.
Витус не мог не улыбнуться. Его собеседник оказался человеком с юмором.
– Я англичанин, господин. – Немного помедлив, он продолжил: – Лихая судьба занесла меня и моих пятерых друзей в Фес.
– Да? В самом деле? – Сиди Моктар удостоил мимолетного взгляда оборванцев, которых хирург – если он действительно был таковым – представил как своих спутников. – Ты сказал, что можешь помочь мне. Каким же образом?
Вместо ответа Витус открыл свой короб. Сначала он извлек оттуда личные вещи, в том числе траву мыльнянки и бритвенные принадлежности, а потом сундучок с инструментами. Открыв крышку, он услышал над собой удивленный возглас: купец был потрясен видом блестящих скальпелей, зондов и шпателей, всевозможных игл, пилок, крючков, щипцов и ланцетов.
– Вот теперь я верю, что ты хаким [18]18
Дословно «мудрец», здесь: ученый, образованный человек.
[Закрыть]! – воскликнул он. – Но моя лупа – не человеческий глаз, который врач одним надрезом может освободить от серой пленки!
Ничего не ответив, Витус вынул верхний слой инструментов, под которым показались другие: прижигатели, напильники, пилы, трепаны и… стеклянная линза. Осторожно вытащив ее, хирург передал лупу купцу.
– Ты сказал, сиди Моктар, что хирург должен знать пределы своих возможностей. Именно поэтому я не пытаюсь чинить твою лупу. Вот, возьми мою. Она хотя и меньше твоей, но служила мне верой и правдой.
Субтильный купец был совсем огорошен. Только потерпев неудачу, он снова оказался на вершине счастья и просто лишился дара речи. Сам того не замечая, он все повторял слова хирурга:
– …знать пределы… чинить… служила…
Витус невольно улыбнулся:
– Эта лупа изготовлена лучшими лондонскими мастерами в шлифовальной мастерской «Тирвитт и сыновья». Она была необычайно полезна, когда требовалось разглядеть мельчайшие осколки костей в открытом переломе.
Сиди Моктар снова взял себя в руки. Каким бы неожиданным ни было счастье, коммерческая жилка тут же возобладала в нем. Как опытный торговец, он прекрасно знал, что ничего бесплатного в мире не бывает.
– Сколько ты хочешь за эту лупу… которая, как я сейчас вижу, мне вовсе и не нужна? – с напускным равнодушием спросил купец.
Витус рассмеялся. Он достаточно долго пробыл в Танжере, чтобы понять, что затеял его тщедушный собеседник: долгий, упорный торг. Но молодой человек отнюдь не собирался вступать в него. Во всяком случае, надолго.
– Шлифовальная мастерская «Тирвитт и сыновья» заслуженно пользуется безукоризненной репутацией. Во всей Европе ты не найдешь лучшей лупы, – ответил он. – Только посмотри в нее, и ты убедишься, что она увеличивает любой предмет ясно и четко – абсолютно без искажений.
– Хорошо, хорошо. Я ведь сказал, что, вероятно, больше не нуждаюсь в ней. Мой друг Али ибн Абу только что заявил, что его товар безупречен. Он не может позволить себе обманывать меня.
Витус опять засмеялся. Не вызывающе, но по-дружески.
– Предположим, я все же заинтересуюсь ею, хотя, как ты сам признал, она намного меньше моей.
– Хорошо, предположим.
– Итак, в этом случае я предложил бы тебе вдвое меньше, чем та сумма, которую ты себе представляешь. Так сколько же, э… ты просишь?
– Дай подумать. – Витус сдвинул брови, делая вид, что напряженно соображает. – Я думал, ты дашь мне…
– Да, скажи, ну скажи, сколько?
– Нисколько.
– Что? Нисколько?! – Сиди Моктар так широко разинул рот, что стали видны его редкие коричневые зубы. – Шутить изволишь, хирург. Нисколько – такого не может быть! На это я не могу пойти! Я бы потерял репутацию честного купца, если бы взял лупу без вознаграждения.
– Я не требую ничего взамен, кроме того, о чем бы и так стал слезно просить тебя: твоего гостеприимства. Накорми и напои меня и моих товарищей и дай нам крышу над головой, пока мы не будем в состоянии двинуться дальше.
Сиди Моктар в доли секунды сообразил, что просьба хирурга была тонко продуманным шахматным ходом. Хотя, на первый взгляд, его пожелание не было таким уж обременительным, но могло стать таковым со временем. В том случае, если вся компания загостится у него. И никто не сможет их выпроводить, поскольку этого не позволят непреложные законы гостеприимства. Сиди Моктар лихорадочно соображал, не проще ли ему отказаться от лупы, но это было лишено смысла. Хирург при всем народе попросил милосердно приютить их, и было бы немыслимо отказать ему. Какая точно рассчитанная комбинация! Вслух купец произнес:
– Само собой разумеется, тебе и твоим товарищам найдется место за моим столом, и, если сверх того ты ничего не хочешь за лупу, я не могу принудить тебя взять деньги. Однако разреши мне довести до конца свои торговые дела. Я приглашаю вас сопровождать меня. Позволь снабдить вас кое-чем против этого нестерпимого запаха.
Что он имел в виду, стало ясно, как только один из слуг сиди Моктара подошел к ним, держа в руках скрученные в трубочки листочки мяты, и показал друзьям, как заткнуть ими ноздри. Проделав это, они сразу почувствовали облегчение.
Затем бывшие невольники стали свидетелями ловкости и сноровки опытного купца. С помощью лупы он отсортировал десятую часть кож Али ибн Абу, который причитал, что это его доконает; потом еще раз подробнейшим образом изучил оставшиеся девять десятых и начал торговаться. Периодически прерывая торг, он делал вид, что согласен, и тут же упрямо и терпеливо начинал торговаться снова, и так до тех пор, пока доведенный едва ли не до истерики мастер в конце концов не воскликнул:
– Сиди Моктар, ты разоришь меня, но лучше я буду нищим, чем продолжу с тобой пререкаться! Я согласен на твою цену.
– Если ты принимаешь мое предложение, имей в виду, что ты должен позаботиться о том, чтобы кожи были доставлены красильщикам, – предупредил изящного вида купец.
Еще один стон Али ибн Абу был ему ответом. Скрипя зубами, мастер согласился и на это, последнее, требование.
– Следуйте за мной, – обратился довольный исходом битвы сиди Моктар к Витусу и его товарищам, – я хочу посмотреть, как дела в моей мастерской. – Он повел их на задний двор в один из переулков, где не менее дюжины мужчин сидели за грубо сколоченными столами и, склонясь над кусками кож, старательно кроили их и шили. Результатом их мастерства были желтые туфли всех размеров. Наряду с красной феской они стали символом города и продавались тысячами. – Теперь вы видите, почему я настаиваю на первоклассном товаре: только кожу без сучка без задоринки можно равномерно окрасить в шафранно-желтый цвет. И только равномерно окрашенная кожа может превратиться в совершенные туфли – обувь, достойную носить мое имя.
Он не преминул подарить каждому из своих гостей по паре таких туфель и настоял на том, чтобы они сразу же переобулись. Затем совместная процессия двинулась в сторону владений купца.
В шафранно-желтых туфлях без задников.
Насколько быстро способен восстановиться здоровый организм, получая достаточно еды, питья и сна, Витус, Магистр, Коротышка, Нгонго, Альб и Вессель испытали на себе. Их разместили в двух комнатах в той части дома, где жила прислуга, но обращались с ними отнюдь не как с дворней. Напротив, каждый день сиди Моктар приглашал их к своему столу, и не только потому, что так полагалось по законам гостеприимства, но и потому, что ему это доставляло удовольствие. Беседы с хирургом оказались на редкость интересными, не менее занимательными собеседниками были Магистр и карлик. Правда, речь горбуна сиди Моктар понимал не вполне, но малыш был большим шутником и поэтому пользовался у хозяина своего рода «свободой шута», то есть правом говорить, но не действовать. Трое других почти не принимали участие в беседах: Альб по понятной причине, а Нгонго и Вессель плохо знали арабский.
– Хирург, – начал как-то вечером сиди Моктар, наслаждаясь кальяном, – ты уже много рассказал мне о своих приключениях, и я искренне удивляюсь, как тебе и твоим товарищам удалось выстоять в них. Скажи мне, какое из твоих многочисленных похождений произвело на тебя самое глубокое впечатление?
– Самое глубокое впечатление? – Витус, задумавшись, откинулся на одну из шелковых подушек. – Трудно сказать… Самый прекрасный момент моей жизни был, пожалуй, тот, когда я после нескольких месяцев поисков смог обнять мою любимую Арлетту. Эта сцена стоит у меня перед глазами, словно все произошло вчера. Мы спешили в порт Гаваны – это столица острова Куба – поскольку знали, что там стоит парусник, на котором она собиралась отплыть в Англию. По-моему, первым его заметил Энано, и я…
– Уй-уй, – вмешался Коротышка, – я закричал: «Эй, парни! Там, впереди, смотрите! Вот он, корабль! Это он!»
– Верно, – кивнул Витус, – ты показал на мощный галеон, который должен был сняться с якоря в тот же день. У сходней толпилось много народу. Шла погрузка ящиков, тюков, бочек. На борт таскали снасти и пушечные ядра, запасные стеньги и паруса. Ну и, разумеется, самые разные товары.
Шиша сиди Моктара непрестанно булькала.
– Какие же? – заинтересовался торговец.
– Насколько я помню, красное дерево, табак, какао, звериные шкуры, амбра, сахар и многое другое.
В кальяне опять забулькало.
– Все эти товары мне хорошо известны. Лишь об амбре я никогда не слыхал. Не мог бы ты просветить меня, что это такое и каково ее назначение?
– С удовольствием, попытаюсь. – Витус протянул руку к вазе с подслащенными финиками. – Насколько я знаю, речь идет о благовонном воскообразном веществе, выделяемом кашалотами. Оно чрезвычайно дорого и служит сырьем для изготовления туалетной воды и средств парфюмерии… Но разреши мне продолжить свой рассказ. Итак, амбру также грузили на судно. По пристани разбрелись торговцы, спешащие в последний момент перед отплытием заключить еще одну сделку. Повсюду торговали сладостями, выступали фокусники, шуты, жонглеры; был даже священник, громким голосом призывавший благословение Господне на корабль. Толчея была такая, что я нигде не мог отыскать Арлетту.
– Уй-уй, толкущка, как на базаре. А потом я ее увидел. Как заору: «Вон там! Краля в зеленом, это она, она! Своей тыквой клянусь, она!»
– Точно, – подтвердил Витус. – Вскоре и я ее увидел. Она была одета в изумрудно-зеленое платье, при ней был носильщик. Я, как безумный, бросился в самую толпу. Боюсь, я тогда не слишком церемонился. Продираясь через людей, сносил угрозы и оскорбления, но мне было все равно. На трапе я ее почти догнал и окликнул по имени. Она услышала, но никак не могла меня увидеть. Я ей крикнул: «Подожди, я сейчас!» Наконец я добрался до нее. Она вдруг почему-то споткнулась, и я только и успел подхватить ее. В тот миг я был самым счастливым человеком на свете.
Да, вот так мы снова обрели друг друга после разлуки. Сколько воды утекло с тех пор… Арлетты больше нет в живых; чума, этот проклятый бич, унесла ее. И именно чума, я уже говорил тебе, побуждает меня ездить по миру, чтобы все разузнать о безжалостной болезни. Она разбила мое счастье, а теперь я хочу попытаться разбить ее. Я должен все выяснить, расспросить самых искусных врачей как Запада, так и Востока. Только тогда у меня появится шанс выиграть эту битву. Я обещал Арлетте.
Сиди Моктар хлопнул в ладоши, чтобы позвать слугу и велеть ему принести еще одну порцию фиников. Потом затянулся и сказал;
– У тебя есть хорошие друзья, сопровождающие тебя. Аллах, должно быть, отметил тебя, хотя ты и принадлежишь к неправедным. Как там сказано в сто двадцать пятом стихе Шестой суры:
Кого пожелает Аллах вести прямо, уширяет тому грудь для ислама,
а кого пожелает сбить с пути, делает грудь его узкой, тесной…
Итак, ты рассказал о самом прекрасном моменте своей жизни, из чего я могу заключить, что был и самый ужасный. Я прав?
– Да, конечно.
– Можешь ли ты об этом говорить? Как насчет небольшой трубки? Это многое облегчает.
– Нет-нет, спасибо. Для меня опиум скорее лекарство, чем развлечение. Если подумать, самым ужасным из испытанного мною были пытки в тюрьме Досвальдеса. Мы тогда уже крепко подружились с Магистром, не так ли, сорняк?
– Пожалуй, что так. Мы с тобой искали и нашли друг друга. С самого первого мига мы знали, чего хотим, а именно; бежать, и точно знали, чего никак не хотим, – остаться в темнице. Inter pares amicitia [19]19
Дружба между равными (лат.).
[Закрыть], как говорим мы, необразованные европейцы. – Ученый усмехнулся, на лице сиди Моктара тоже мелькнула улыбка. Он понял, что это был камешек в его огород, и не обиделся. Слишком многие народы в самые разные времена считали друг друга варварами…
Витус продолжил свой рассказ:
– Кто хоть однажды сидел на пыточном стуле с шипами, знает: ты не думаешь ни о чем, кроме всепоглощающей боли. Ты не думаешь ни о друзьях, ни о женщинах, ни о деньгах, ни об имуществе, и даже о Боге ты не думаешь. Ты страдаешь, как зверь, мучимый людьми, которые сами превратились в зверей. Это и есть самое ужасное: деспотическое, безжалостное, бессмысленное мироустройство, делающее возможными подобные мучения. Нигде в Библии не сказано, что пытки – богоугодное дело. Нигде! Ни в одной проповеди Иисус не требует такого.
Хозяин помолчал, выпуская густые облака дыма. Потом задумчиво произнес:
– И Иса тоже не требует.
– Иса?
– Так мы, мусульмане, называем Иисуса. Насколько мне известно, в Коране тоже нет подобных пассажей. Вскоре я обрету полную уверенность, ибо благодаря твоей лупе, хирург, я вновь смогу беспрепятственно штудировать нашу священную книгу.
– Рад за тебя. Кстати, что ты, собственно, собираешься делать со старой лупой? Она хотя и потеряла всякую ценность, но выбрасывать ее было бы жалко.
– Верно, верно. Я уже голову сломал, думая, как превратить в деньги это стекло, несмотря на его плачевное состояние, но мне ничего не пришло в голову. Наверное, не остается ничего другого, как вернуть его хаджи Абдель Убаиди, чтобы он забрал его с собой в Танжер. Может, там найдется возможность отполировать лупу и снова сделать ее прозрачной.
При последних словах хозяина Витус подскочил на своей подушке:
– Ты имеешь в виду хабира хаджи Абделя Убаиди?!
– Да, именно его, – удивленно поднял брови сиди Моктар. – Ты что, знаешь его?
– Еще бы нам его не знать! – вмешался Магистр. – Более чем достаточно.
– Уй-уй!
Альб издал нечленораздельный звук.
Витус поведал купцу о печальных событиях в Танжере и о долгом пешем переходе в Фес, поскольку последние эпизоды их одиссеи выпали из его рассказов. Хрупкий хозяин слушал со все возрастающим сочувствием.
– Да, – сказал он под конец, – у Амины пожар между ног, это всем известно. Так же, как ее легендарная мстительность. Я, к счастью, лишь наслышан об этом. Мой друг хаджи Абдель Убаиди тоже ни разу не попался в ее когти. Тем больше я радуюсь, что он собрался жениться.
