Текст книги "Странствия хирурга: Миссия пилигрима"
Автор книги: Вольф Серно
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 38 страниц)
– Бон джорно. Вы, должно быть, мастер Тассини?
Старик испуганно вздрогнул. Он был так поглощен своей работой, что не заметил подошедших к окну.
– Бон джорно, – удивленно ответил он. – Да, это я. А кто вы такие?
Витус подтолкнул вперед Массимо.
– Это ваш внучатый племянник Массимо.
– Массимо? Сын Элены? – Старик недоверчиво зажмурился. Потом прошаркал к окну, и Витус смог поближе рассмотреть его. Бледное лицо покрывали темные старческие пятна; руки, схватившиеся за подоконник, были большими и заскорузлыми. Очевидно, Романо очень редко покидал свою мастерскую.
Массимо робко пробормотал:
– Да, это я… дедушка!
– Ну, судя по твоему внешнему виду, это могло бы быть правдой. У тебя такой же римский нос, как у славной Элены. Как поживает моя племянница?
– Она умерла, дедушка. От горячки. Царство ей небесное! – Массимо несколько раз перекрестился. – Это был тяжелый удар для меня, но с Божьей помощью я его преодолел. Разреши познакомить тебя с моими товарищами?
После соблюдения необходимых формальностей старик вдруг хлопнул себя по голове:
– Ну что я за хозяин! Заходите в мастерскую!
Путешественники вошли, и, помимо инструментов, их взору предстали многочисленные полки с клеем, колесной мазью и металлическими деталями, назначение которых было загадкой для непосвященных. У противоположной стены в своих гнездах торчали сверла самой разной величины, возле верстака стояли другие полки с ящичками и баночками, доверху заполненными болтами, гайками и шайбами. Чуть поодаль находилось сооружение с металлическими натяжными шкивами, которые вращались с помощью приводного ремня. Судя по конструкции, это был токарный станок по дереву. В центре мастерской пылал огонь в очаге, над которым висел кипящий котел. Облака пара поднимались кверху и уходили через дымоход в крыше. Однако самым примечательным были бесчисленные колеса, которые стояли или лежали по всей мастерской.
– Проходите, садитесь! – пригласил Романо, показывая на длинную лавку возле очага. – Я бы с радостью предложил вам поесть, но соседка, которая иногда заносит мне кое-какую еду, заболела, а в моем возрасте пища не так уж важна.
– Не беспокойтесь о нас, мастер Тассини, – ответил Витус. – Разве у вас нет хозяйки, которая бы заботилась о вас?
Лицо Романо омрачилось:
– Нет, вот уже восемь лет, как ее нет. Она была добрейшим человеком на этой земле. Но Господу было угодно взять ее к себе. А ведь ей было всего пятьдесят три года, и она могла бы еще жить да жить. Но что толку от причитаний! Жизнь продолжается. Похоже, мы с тобой, Массимо, потеряли самое дорогое на свете. Это нас объединяет. Ну, а теперь расскажи о своей семье, о братьях и сестрах.
Парнишка начал послушно выкладывать подробности своей биографии. Сначала робко, запинаясь, потом все свободнее и увлеченнее. Особенно выразительно он описал время, проведенное с флагеллантами, и выпавшие на его долю невзгоды. Наконец он завершил свой рассказ словами:
– После того как я убежал, я прибился к кирургику и его друзьям. Они посоветовали мне пойти к тебе, дядя, и вот я здесь.
– Это ты правильно сделал. – Большая мозолистая ладонь старика легла на руку юноши. – Если хочешь, можешь у меня остаться. Я одинокий старик и буду рад компании. К тому же я мог бы научить тебя искусству производства колес. Хорошее ремесло, не даст умереть с голоду.
– С удовольствием, дедушка. Правда, я не знаю, получится ли у меня. Я никогда еще не работал руками.
– Ну, этому можно научиться! – Романо был явно в восторге от своей идеи. Он встал и подкатил к Массимо колесо среднего размера. – Каждое колесо – это произведение искусства из девятнадцати деревянных деталей, – пояснил он. – Каждая из них должна быть тщательно проработана. Если хотя бы одна будет иметь малейший изъян, остальные восемнадцать – не более чем дрова.
– Что ты говоришь, дедушка!
– Обод колеса составляется из шести изогнутых четырехугольных деревянных частей, выполненных ленточной пилой. Как видишь, всего в колесе двенадцать спиц. Я их обычно делаю из бука или клена. Но самые превосходные получаются из хорошего итальянского дуба. Проблема в том, что в Венецианской республике остается все меньше дубов. На верфях Венеции требуется чересчур много древесины дуба для строительства галер. Один-единственный корабль съедает почти пол-леса!
– Вот уж никогда бы не подумал, – удивился Магистр.
– И тем не менее это так, – вздохнул Романо. – Однако вернемся к девятнадцатой и самой важной детали, центру любого колеса, – ступице! Нет ее главнее в колесе. Если ломается спица или расщепляется кусок обода, худо-бедно еще можно проехать милю-другую. А вот если расколется ступица, все пропало.
– Понятно, – кивнул Витус.
– Вот смотрите! – Старик отставил колесо в сторону и снял с токарного станка цилиндрическую деревянную деталь. – Самый лучший вяз! Вот здесь, в середине, находится отверстие для оси повозки, которая дополнительно укрепляется железной втулкой. – Он просунул внутрь руку, чтобы пояснить более наглядно. – С краю выдалбливается стопор для осевого костыля, с внешней стороны расположены двенадцать отверстий, в которые вставляются спицы. С другого конца спиц на них насаживаются части обода. Для этой цели они уже имеют по два отверстия. Детали обода соединяются друг с другом деревянными шпонками. Когда все шесть оказываются насаженными на спицы, они образуют крут.
Произнося последние слова, Романо снова подкатил среднее колесо, при этом едва не споткнувшись об Энано, пытавшегося взобраться на токарный станок.
– …образуют… кругляш, кругляш! – зачирикал явно заскучавший Коротышка.
Старик невозмутимо продолжал, ведь ему так редко выдавалась возможность поговорить о своей работе:
– Поглядите, – его мозолистый палец уткнулся в две буквы на краю обода, – здесь я выжигаю свои инициалы: РТ, то есть Романо Тассини. Я это делаю лишь в тех случаях, когда колесо выходит действительно безупречным. Ведь иначе я потеряю свое доброе имя – никогда заранее не знаешь, что будет с твоим колесом.
– Теперь я смотрю на колесо совсем другими глазами, дедушка Романо! – восторженно воскликнул Массимо. – Раньше я никогда об этом не задумывался. Это и в самом деле очень интересно. Какое это, наверное, чудесное ощущение, когда все части, как по волшебству, подходят друг к другу и образуется одно целое!
– Именно так, мой мальчик, именно так. Ну, и чтобы закончить дело: в завершение всего колесо попадает к кузнецу, который стягивает обод железным кольцом и прилаживает головку к ступице. И то и другое придает колесу окончательную прочность. А теперь я открою тебе секрет, для чего у меня висит над огнем котел: я варю в нем ступицу!
– Ты варишь ступицу? – вылупил глаза Массимо. – Как кусок говядины в супе?
Романо рассмеялся:
– Если хочешь, да! Хорошую ступицу нужно час кипятить. Благодаря высокой температуре изменяется структура дерева, оно становится тверже и выносливее. Степень жесткости, конечно, зависит и от жидкости, в которой оно варится. Я, к примеру, всегда беру для этого самое лучшее оливковое масло!
Старик взял щипцы и осторожно опустил ступицу в котел с кипящим маслом.
– У оливкового масла самая высокая температура кипения.
– А я и не знал…
– О мой мальчик, есть много вещей, о которых ты пока и понятия не имеешь и которым я мог бы тебя научить. Хочешь?
– Да, дедушка Романо, очень хочу!
– Тогда оставайся у меня, постигай профессию колесного мастера и радуй сердце старика! – Романо раскрыл объятия, и Массимо, почувствовав родную душу, прижался к его груди. Все затихли. Наконец Магистр покашлял и прошептал:
– Кажется, мы здесь лишние. Не будем мешать семейному счастью.
Витус и Коротышка дружно кивнули, и вся троица незаметно покинула мастерскую.
АНАТОМ ПРОФЕССОР ДЖИРОЛАМО
Вы, несомненно, заслужили лавры, кирургик. Ведь именно вам пришла в голову идея, что письмо Петрарки может содержать тайное послание. Именно вы расшифровали его, и именно ваши умозаключения приближали решение проблемы. Блестящая работа!
Профессор Меркурио Джироламо, коего за глаза называли не иначе как Крючок, стоял в аудитории Падуанского университета перед вскрытым трупом. Великий анатом был тщедушный человечек, в облике которого сквозило упрямство, о чем говорили острый нос, острый кадык и заостренный животик профессора.
Прозвищем Крючок он, по мнению одних, был обязан довольно странной привычке особым образом держать голову, по мнению же других, – слову «крючок», часто произносимому во время вскрытия трупа: сим инструментом Джироламо активно пользовался. Помимо всего вышесказанного профессор был обладателем самых добрых глаз, какие только могут быть у человека.
Крючок поднял взгляд и воскликнул своим обычным звонким голосом:
– Мои дорогие студиозусы! Прошу вашего предельного внимания. Откройте пошире глаза, дабы увидеть, как вернуть объем спавшимся легким. Здесь нет ничего сложного, но есть один маленький секрет!
Студенты, тесно сидевшие амфитеатром вокруг кафедры, вытянули шеи и, затаив дыхание, следили за каждым движением Крючка. Вот он сделал крошечный надрез на легком, вставил туда соломинку и надул оба легких. Затем, закрыв большим пальцем отверстие, чтобы воздух не мог выйти, приступил к объяснениям:
– Легкие, дорогие студиозусы… Хотя погодите… Как будет легкое по латыни?
– Pulmo, —раздалось из зала.
– Хорошо. Итак, легкие – это парный орган дыхания, расположенный в грудной клетке. Их форма обусловлена объемом грудной клетки, снизу ограниченной грудобрюшной перегородкой… – Он снова оборвал себя на полуслове. – Как называется грудобрюшная перегородка на языке науки?
– Diaphragma.
– Recte [33]33
Правильно (лат.).
[Закрыть]. – Крючок был доволен. – Итак, форма легких обусловлена объемом грудной клетки…
– Thorax! – раздались голоса.
– Что? Ах да, recte,господа, recte.Итак, я продолжаю: правое легкое состоит из трех долей, левое же – только из двух. Знает ли кто-нибудь из вас, почему мать-природа так устроила?
Ответа не последовало. В последнем ряду, где еще пустовало несколько мест, возникло какое-то движение, продолжавшееся, впрочем, недолго, и вскоре чей-то голос выкрикнул:
– Левое должно быть меньше, иначе сердцу не хватило бы места. – Выкрикнувший был коренастым молодым человеком, глаза его торжествующе поблескивали.
– Прекрасно, мой дорогой Карло, прекрасно! – Крючок снова нагнулся к трупу, все еще продолжая зажимать конец соломинки. – Как вы можете видеть по изменению цвета, мои дорогие студиозусы, большая часть ткани этого легкого воспалена. Диагноз ясен: пневмония. Как хорошие анатомы, мы таким образом сразу установили причину смерти.
Студенты захихикали. Крючок, вне всяких сомнений, пользовался всеобщей любовью.
– А теперь, господа, вопрос, имеющий прямое отношение к теме: знает ли кто-нибудь, когда впервые был вскрыт труп в целях криминологического расследования? – Крючок склонил голову набок и выждал пару секунд. Не дождавшись ответа, он торжественно объявил: – Это случилось anno 1302. Один человек по имени Азолино умер по непонятной причине. Зеленовато-бурый оттенок кожных покровов вызывал подозрение, что несчастного отравили, но ни у кого не было доказательств. И только некий анатом по имени Бартоломео Вариньяна был в состоянии представить эти доказательства. Что же он сделал, как вы думаете?
– Вскрыл труп! – Это вновь был Карло.
– Recte!Но об этом несложно догадаться. Что же еще мог сделать анатом?
Студенты опять захихикали, а Крючок продолжал:
– Я доскажу вам историю, которую вы, кстати, можете прочесть в нашем архиве. Анатом вскрыл желудок и извлек оттуда часть содержимого. Среди прочего там присутствовали свинина и изюм. И у того и у другого был нормальный запах, если не принимать во внимание запах желудочного сока. Однако Бартоломео Вариньяна этим не удовлетворился, а взял и зашил часть извлеченной из желудка массы в кусок свежего мяса и дал его бродячей собаке. Едва пес проглотил кусок, как у него появились все признаки отравления. Температура тела понизилась, животное стало корчиться от боли. Итак, было доказано: Азолино отравили. Удалось даже найти преступника. Им оказался хозяин харчевни, где подавали это блюдо из свинины с изюмом. У его дочери была связь с Азолино, и женщина ждала от него ребенка. Взбешенный отец решил таким образом отомстить соблазнителю. Он сразу сознался, как только ему представили доказательства.
Крючок замолк и спросил с лукавым видом:
– Ну и чему учит нас этот случай?
Студенты растерянно молчали. Никто не мог ничего придумать.
– Очень просто: не заводите шашней с дочками трактирщиков!
Аудитория грохнула: молодые люди хохотали от души.
– Шутки в сторону! – Крючок поднял руку, и мгновенно воцарилась тишина. – Вернемся к нашему трупу. Карло, будь любезен, зашей его. Возьми толстую нить и делай большие стежки. Завтра я его опять вскрою.
– Хорошо, господин профессор. – Карло убрал расширители и крючки и приступил к работе.
– А потом отнесите мертвеца на прежнее место, в подвал, где холоднее всего.
– Хорошо, господин профессор.
Крючок склонил голову набок и объявил:
– На сегодня все, мои дорогие студиозусы, ступайте домой и штудируйте книги!
Ряды быстро опустели: как ни велика была любовь к профессору, но свободу молодые люди ценили выше. Карло между тем управился со швом и на ходу поймал парочку товарищей покрепче, чтобы те помогли ему снести покойника в холодный подвал. С умиротворенным видом проследив за этим, Крючок сунул под мышку два учебника вместе с томом «О строении человеческого тела» Везалия и хотел было уже покинуть аудиторию, как кто-то окликнул его:
– Простите, имею ли я удовольствие видеть профессора Джироламо?
– Да, это я. – Крючок остановился и внимательно оглядел незнакомца. Это был статный юноша, с вьющимися белокурыми волосами, выразительными чертами лица и ямочкой на подбородке. Последняя была хорошо заметна, поскольку вопреки местным традициям незнакомец не носил бороды. Два его спутника также были безбороды: один – располагающей внешности, невысокий, худощавый и жилистый молодой человек с высоким лбом и внимательными карими глазами, глядевшими на мир сквозь стекла бериллов; другой – горбатый карлик с лунообразным лицом, вывернутыми рыбьими губками и копной огненно-рыжих волос. Вся троица выглядела на редкость странно.
– Я Витус из Камподиоса, – дружелюбно представился светловолосый. – Наверное, я помешал вам, когда вторгся на вашу лекцию и устроился в последнем ряду? Надеюсь, вы простите меня. Конечно, мне следовало дождаться окончания занятий, но я так мечтал послушать вас! Вы как раз говорили о легких и их долях, эта область меня тоже очень интересует. Но не буду отклоняться от темы. Я проделал длинный путь, профессор, чтобы встретиться с вами и испросить вашего совета.
– Так-так!
– Разрешите сначала представить вам моих друзей.
Витус произносил слова представления, а Крючок приветствовал всех троих, гадая, что же кроется за необычным визитом.
Тем временем гость продолжал:
– Я Cirurgicus galeonis,сдавал экзамен профессору Банестеру в Лондоне.
Крючок выпучил глаза от удивления:
– Ого! Вот это сюрприз! Воспитанник старины Банестера? – Он вдруг захихикал. – Ну и как он поживает? Все так же склонен к э-э… упитанности?
– Насколько мне известно, у него все в порядке, – улыбнулся Витус.
– Рад слышать это. Наверняка старик изрядно помучил вас.
– Пожалуй, да. С меня семь потов сошло, пока я наконец получил свидетельство. Господа анатомы Клауэс и Вудхолл тоже, кстати, присутствовали при сем и гоняли меня изрядно.
– Да, экзамен – непростая вещь. Как, говорите, фамилии двух других экзаменаторов?
– Клауэс и Вудхолл.
– Ах да! Клауэса я знаю. Уильям Клауэс – один из лучших военных хирургов и анатомов Англии, автор несколько значительных трактатов, в частности о вскрытии сердца.
– «De sectionis cordis».Я знаком с этой работой. Весьма поучительный труд.
Крючок по обыкновению свесил голову набок и благожелательно посмотрел на Витуса.
– Ну, раз вы столь искушены в искусстве рассечения, чем вам может помочь простой анатом вроде меня? Разумеется, вы уже знаете, что для овладения этой профессией нужны глаза рыси, руки девушки и прилежание пчелы?
Витус рассмеялся:
– Да, это мне известно, хотя я вряд ли смог бы так красиво сформулировать. Чтобы не задерживать вас, профессор, скажу лишь коротко: в силу определенных обстоятельств я поставил себе целью победить чуму, для чего собираю всевозможные сведения о ней, чтобы все обобщить, проанализировать и сделать собственные выводы. Вы, бесспорно, один из самых видных специалистов, имеете опыт в борьбе с черной смертью, и я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы вы смогли уделить мне частицу вашего драгоценного времени.
Крючок не мог скрыть своего удивления:
– Мои познания о чуме не представляют собой ничего особенно выдающегося. Я знаю человека, который гораздо лучше осведомлен о страшной болезни, причем не понаслышке. Это доктор Маурицио Санджо, великолепный специалист, живущий в Венеции.
– Именно от него я и привез вам рекомендательное письмо. – Витус протянул письмо профессору.
– Что вы говорите! Вам в очередной раз удалось удивить меня. – Крючок сломал печать и начал читать:
Венеция, 8-й день сентября A.D. 1579
Мой любезный друг!
Давно мы ничего не слышали друг о друге, и тем более я надеюсь, что вы пребываете в добром здравии. Сам я тоже не буду жаловаться, хотя возраст все чаще дает о себе знать. Уверен, что и с вами происходит то же: в последнее время рука не раз тянулась к перу, чтобы послать вам весточку, и каждый раз что-то отвлекало от письма. Работа, работа… Сами знаете.
Сегодня, однако, я наконец осуществлю свое давнее намерение, ибо на то у меня есть особая причина, а именно: молодой кирургик, Витус из Камподиоса, который замыслил победить чуму, пусть даже это предприятие, скорее всего, обречено на провал. Правда, у нашего молодого коллеги железная воля, к тому же он на редкость умен.
А посему, друг мой, дозвольте ему припасть к кладезю вашей мудрости. Вы сами убедитесь, что Витус из Камподиоса дружелюбен, внимателен и изысканно вежлив – словом, на редкость приятный человек.
Надеюсь, вскорости вы направите свои стопы в сторону Венеции, и мы сможем, как в былые времена, насладиться беседой.
Остаюсь вечно преданным вам, М. Санджо.
Крючок сложил письмо.
– Так-так, чуму, значит, хотите одолеть, – задумчиво произнес он. – Не слишком ли много на себя берете, молодой человек? Ну да ладно. Разумеется, вы можете рассчитывать на мою помощь. Правда, не здесь, в аудитории, а где-нибудь… приватно. Кстати, у вас уже есть пристанище в Падуе?
– Да, профессор, есть. Один из ваших студентов по имени…
– Карло! – Коренастый юноша вернулся из университетских катакомб и застал конец разговора.
– Именно. Карло был так любезен, что помог нам вчера найти кров в студенческом обиталище. Просто, но удобно. Мы уже устроились.
Крючок сунул письмо в карман своего камзола.
– Должен признаться, я холостяк, а посему моя берлога не слишком уютна, так что нам нет смысла общаться ни у вас, ни у меня. Думаю, мы встретимся здесь, в университете, в небольшом кабинете рядом с библиотекой. Завтра во второй половине дня, не возражаете? Я к тому времени закончу лекцию и смогу уделить вам столько времени, сколько понадобится.
– С огромным удовольствием, профессор! – Глаза светловолосого молодого человека сияли от счастья. – Я не смел и надеяться, что все так удачно сложится.
Крючок улыбнулся:
– Я слуга науки и посему делаю все, чтобы содействовать ее прогрессу. А теперь прошу меня простить, мне пора.
Произнеся это, он кивнул на прощание и удалился.
Кабинет с большим столом из мореного дуба, латунными лампами, рассеивавшими приглушенный свет, и мягкими креслами располагал к беседе. Тем не менее Витус с Магистром чувствовали смущение, не зная, с чего начать разговор. Когда обмен любезностями был закончен и повисла неловкая пауза, Крючок пришел им на помощь:
– А где же вы друга-то оставили? Надеюсь, он не заболел?
– О нет, – поспешно отвечал Витус. – Просто Коротышка любит иногда гулять сам по себе.
– И обозревать окрестности, – добавил Магистр.
– Странное маленькое существо. Я слышал, он что-то говорил, но не понял ни единого слова.
– Это был жаргон, профессор, – пояснил Магистр. – Надо вслушаться, и тогда начинаешь понимать отдельные слова. Энано родом из земель, расположенных к востоку от Рейна, «из Аскунезии», как он сам выражается.
Крючок склонил голову набок.
– Из Аскунезии? Постойте, постойте! Ведь это одна из территорий, наиболее пострадавших от чумы. Эпидемия поражала этот край несколькими волнами на протяжении многих веков. Временами целые города и деревни почти полностью вымирали и пустовали, словно вырубленный лес. Так, во всяком случае, сказано в старинных хрониках. А немногих выживших Господь карал снова, посылая им вместо здорового потомства больных, увечных да карликов. Может, Энано как раз потомок таких родителей, переживших чуму? Ответ на этот вопрос был бы крайне интересен с научной точки зрения.
Витус вытащил свой дневник с записями о чуме.
– Возможно, профессор, эпидемия пагубно сказывается на зачатии детей, и исследование этой темы, безусловно, крайне важно, но не менее важными представляются мне причины и методы борьбы с чумой. В этом дневнике я записал все, что мне пока удалось разузнать о страшной болезни. Всю информацию я разделил на три части. Первая – Causae:сюда я отношу миазмы, крыс, гниение; вторая – Prophylactica:окуривание ладаном, защитная одежда, бегство из зон заражения; третья – Therapeutica:такие средства, как имбирь, слабительные и хирургическое рассечение бубонов с целью удаления гноя. Все это я расположил в строгом порядке, надеясь, что так будет легче проследить возможные причинные связи.
Крючок одобрительно сложил губы в дудочку.
– Ну что ж, мне кажется, это разумный подход, кирургик. О таком методе классификации я еще не слышал. Вам уже удалось сделать какие-нибудь выводы?
– К сожалению, пока нет, профессор. Я, как и все исследователи, блуждаю в полной темноте. Единственное, что стоит отметить, – в разделе Therapeuticaменьше всего позиций. Он отражает нашу врачебную беспомощность. Так же краток раздел Causae.А вот раздел Prophylacticaсодержит больше пунктов. – Витус подвинул тетрадь профессору, чтобы он мог увидеть записи своими глазами.
Крючок неторопливо полистал дневник и, в конце концов, произнес:
– Ну что ж, мой дорогой кирургик, это внушительное собрание всех фактов, имеющих прямое или косвенное отношение к чуме. С моей точки зрения, здесь недостает еще нескольких ключевых моментов, при этом я вовсе не претендую на то, что это будет заключительный аккорд. Я хочу назвать их исключительно для порядка.
– А я с удовольствием готов записать их, – кивнул Витус.
Магистр вскочил, чтобы принести перо, чернила и песок для присыпания. Поставив все это на стол, он добродушно усмехнулся:
– Ну вот, и я на что-то сгодился.
Падуя, 16-й день сентября A.D. 1579
Итак, первая увлекательная беседа с профессором Джироламо состоялась. В присутствии Магистра мы дискутировали о причинах, мерах предостороженности и способах излечения чумы. Джироламо, которого, кстати, все называют Крючком, дополнил мой список несколькими пунктами, которые я хотел бы еще раз привести…
В раздел Causae:
– Небесные соединения. Под этим он подразумевает расположение звезд, при котором планеты выстраиваются в одну линию, допустим, в новолуние. В качестве примера он привел тезис Ги де Шолиака, согласно которому «большое соединение» трех верхних планет – Сатурна, Юпитера и Марса, имевшее место в 24-й день марта anno 1345, явилось причиной мощной эпидемии.
– Провоцирующее чуму излучение из земных недр, возникшее, к примеру, при землетрясении anno 1348 во Фриоле.
В раздел Prophylactica:
– Избегать одноэтажных построек, чтобы уберечься от исходящих из земных трещин чумных миазмов.
– Избегать физическою напряжения, особливо любовною соития, поскольку при этом в больших количествах вдыхается, заложенный миазмами воздух.
– Избегать пяти «f»: fatigua, fames, fructus, femina, flatus, то есть переутомления, голода, фруктов, женщин и вздутий.
– Принимать терьяк и митридатум. Название последнею восходит к царю Митридату, имевшему обыкновение принимать это снадобье в качестве профилактической меры против отравлений и болезней.
В раздел Therapeutica:
– Отвар аконита (борца). Принимать с вящей осторожностью в строго определенных дозах, поскольку борец ядовит.
– Наложение зеленою табака на вскрытые и вычищенные бубоны.
– Постановка медицинских банок.
– Гармоничная музыка.
Таковы замечания профессора. Должен заметить, что меня особенно растрогал последний пункт, ибо именно к этой мере прибег Коротышка незадолго до кончины моей любимой Арлетты. То, что он тогда исполнил, малыш представил как «красивую весеннюю распевку». Джироламо выразился более научно: он считает, что гармоничная музыка способна укрепить созвучие в организме и восстановить эвкразию соков. Магистр, как всегда, блеснул своими историческими познаниями и как почитатель Гомера добавил, что еще эллины у ворот Трои изгоняли чуму музыкой, а Одиссей останавливал кровотечение пением.
Сегодня мы долго говорили и решили для начала исключить все однозначно бессмысленные меры, явно относящиеся к шарлатанству или не возымевшие никакою действия, исходя из нашего опыта. Остальное мы намерены еще раз критически проверить, пункт за пунктом. Вызов многим врачам и одновременно сизифов труд.
Коротышки на встрече не было. Он в это время навещал старика Романо и его новоиспеченною ученика Массимо.
– Полагаю, давно настало время раскрыть тайну, – глубокомысленно изрек Магистр с упреком в голосе. Утром 17 сентября он с важным видом восседал на кровати и как раз водрузил на нос бериллы. – Как знать, может, это скрасит нам утро.
Витус уже встал и сидел за колченогим столиком, еще раз перечитывая вчерашние записи.
– Тайну? Какую тайну? – спросил он с отсутствующим видом.
Вместо ответа маленький ученый снял бериллы и принялся подгибать дужки.
– Вечно эта штука криво сидит, я сам себе сипуху напоминаю. – Он снова нацепил бериллы на нос, прищурился и, кажется, на этот раз остался доволен. – Сверток, разумеется, сорняк. Сверток.
– Си-си, сверток! – встрял Коротышка, деливший ложе с Магистром. На ночь он просто ложился поперек кровати у того в ногах.
Витус недоуменно пожал плечами:
– Какой еще сверток? Вы сегодня говорите загадками.
– Ну разумеется, сверток, который ты таскаешь с собой от самой Венеции. Привязанный к твоему коробу. Тюк, сверток, сюрприз!
До Витуса наконец дошло.
– А, ты имеешь в виду прощальный подарок Джанкарло Монтеллы, торговца вином и вазами?
– Именно. Монтелла заклинал нас не открывать его до Падуи, а если не ошибаюсь, мы сейчас как раз в Падуе.
Витус криво усмехнулся:
– Тут я ничего не могу возразить.
Он встал, принес из того же угла, где стоял короб, сверток и взвесил его на руке:
– Тяжелым его никак не назовешь.
Магистр сунул ноги в штаны и застегнул пуговицы на рубахе.
– Жаль. Это позволяет сделать вывод, что вазы там нет. И, что еще печальнее, нет там и сосуда с вином.
– Мантия там, накидка, блохоловка, хламида, – закаркал Энано. – Каждому по штуке!
Витус начал развязывать сверток.
– Не думаю. Скорее теплый шарф. А может, хороший шелк. Хотя зачем он нужен? Разве только продать…
– Я знаю! – воскликнул Магистр. – Там коврик! Может, даже молитвенный! Наверное, что-то вроде напоминания о берберских странах.
– Коврик? На память? С какой стати Монтелла стал бы дарить нам коврик?
– Да, конечно, ты прав. Может, у тебя есть другие идеи, что могло бы быть таким легким и таким объемным?
Карлик зашепелявил:
– Щудаки, там змеиные кожи! Они легкие! Или перья аистов и шуравлей! Или трухи мешок. Ха-ха-ха! А может, пипи-факсы?
Витус распутал последний узел и обнаружил письмо от Монтеллы. Торговец вазами и вином от всего сердца желал друзьям всего самого наилучшего, а затем, обращаясь к Витусу, несколько таинственно продолжал:
… Я долго думал, amico mio, что подарить вам на прощанье, и в конце концов выбрал подношение, которое не даст вам остановиться. А если оно перестанет, продвигать вас вперед, вы сможете его продать, чтобы двигаться дальше.
Благослови вас Господь!
Далее следовала размашистая подпись купца.
– Я уже догадался, – хмыкнул Витус.
– Я тоже, – поддакнул Магистр.
– Си-си, уи-уи!
Все вместе они развернули ткань.
В свертке оказалось двенадцать пар желтых туфель.
Прошло четырнадцать дней. Встречи с профессором Джироламо стали доброй традицией. Кабинет, бывший поначалу олицетворением созерцательного покоя, превратился в место бурных дискуссий. Многие утверждения, оказавшиеся вздорными, противоречивыми, ложными, устаревшими или отражающими суеверия, были всеми тремя уже отвергнуты. И все же оставалось немало сведений, требовавших вдумчивого анализа.
Кабинет не был единственным местом, где Витус и Магистр встречались с профессором. Все чаще они приходили в аудиторию и ассистировали анатому в качестве прозекторов. Этот род занятий шел на пользу всем: профессору, который давно уже подыскивал себе опытных помощников, и друзьям, получившим возможность немного заработать.
Этим утром они втроем стояли у тела крупного мужчины, повешенного накануне на городском эшафоте. Покойник лежал лицом вниз на столе как раз такой высоты, которая была удобна для всех манипуляций. Дотошно проверив все инструменты, Крючок пригласил студентов подойти поближе. Это был ограниченный круг молодых людей, не первый семестр изучавших медицину и уже имевших некоторые познания в искусстве рассечения трупов.
– Мы, анатомы, ставим себе целью познать человеческое тело во всей совокупности его органов и систем! – с пафосом воскликнул Крючок. – В частности, расположение, свойства и функционирование органов, их переплетение друг с другом и взаимодействие с кровеносными сосудами, мышцами и нервами. Почему это так важно, мои дорогие студиозусы? – В ожидании ответа он повернулся к студентам.
Не получив мгновенного отклика, он тут же ответил сам:
– Чтобы медикус мог правильно поставить диагноз и назначить лечение в соответствии с учением о четырех соках, циркулирующих в организме, и о мочевыделении. Ну, господа, это было так сложно?
– Нет, господин профессор.
– Хорошо. А чтобы изучить человеческое тело, его нужно вскрыть. Для чего опять же надобен не только разнообразнейший инструментарий, но и?..
– Желтые туфли!
Выкрик вызвал приглушенные смешки, однако на лице Крючка не дрогнул ни один мускул. На нем и в самом деле сегодня была пара тех самых желтых туфель, которые Витус пронес по всей Северной Италии. Это был подарок друзей, принятый профессором с благодарностью, поскольку одежда и обувь не входили в сферу его интересов, и одет он был всегда более чем скромно.
