Текст книги "Странствия хирурга: Миссия пилигрима"
Автор книги: Вольф Серно
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 38 страниц)
– Ах во-от оно что, – протянул Магистр. – Тогда должен признаться, что я был всегда несправедлив к музыкантам, которые перед каждым выступлением целую вечность крутят колки. Я думал, они только придают себе вес в наших глазах.
Гвидо завернул футляр еще и в покрывало.
– Только если все части безупречно подогнаны друг к другу, возникает по-настоящему чистый тон. Скрипка должна иметь внутреннюю гармонию. Собственную гармонию.
Витус согласно кивнул:
– Ты нашел правильное ключевое слово, Гвидо. Я думаю, что именно гармония объединяет музыку и медицину. Ты говоришь о чистых звуках, а мы, врачи, о чистых соках. Ты различаешь четыре вида древесины, а мы – четыре жидкости: кровь, желтую желчь, черную желчь и слизь. Если хотя бы в одном месте возникает разлад в циркуляции соков, мы пытаемся его устранить. Мы заново «настраиваем» организм тем, что помогаем ему помочь самому себе. Плохая материя выходит с гноем, мочой, стулом, мокротой и другими выделениями, а мы, врачи, поддерживаем больного укрепляющими средствами. Гармония возвращается, это состояние мы называем эвкразией.
Рассказ произвел эффект на впечатлительного Гвидо:
– Так просто мне этого еще никто не объяснял, кирургик.
Магистр, все это время напевавший себе под нос песенку, воскликнул:
– Вот видишь, а посему, раз вечер еще не закончен, тебе придется снова распаковать свою скрипку! – В ожидании поддержки Магистр посмотрел на остальных, и, когда все закивали, скрипачу не оставалось ничего другого, кроме как снова вытащить инструмент.
Они спели все вместе несколько песен, знакомых каждому, и пожелали друг другу спокойной ночи. Фабио отвел Витуса в сторону и сказал ему приглушенным голосом:
– Я не стал говорить при всех. Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо, но мы находимся на расстоянии одного дневного перехода от Пьяченцы, и эти края небезопасны. Здесь бродит всякое отребье из города, чаще всего разбойники, которые охотятся за добром путешественников, но попадаются и душегубы. Нам надо быть начеку.
– Тогда нужно выставить дозор.
– Именно это я и хотел предложить.
– Хорошо, если ты согласен, я возьму на себя первое дежурство, до полуночи, а ты второе – до рассвета.
Фабио потрепал Витуса по плечу:
– А ты парень не промах, кирургик. In una parola [39]39
Одним словом (итал.).
[Закрыть], тебе не надо долго объяснять. Мне это нравится!
– Ладно-ладно, дай мне твой мушкет и ложись. Я разбужу тебя, когда придет твое время.
– А ты умеешь обращаться с этой штукой?
– Умею. – Витус взял из рук Фабио ружье и повесил себе за спину. Перехватив недоверчивый взгляд торговца, он добавил: – Я владею и арбалетом… и шпагой. Мне в жизни и убивать приходилось. Позор, конечно, если ты врач и твое призвание спасать людям жизнь, но у меня не было другого выбора.
Фабио явно успокоился.
– Тогда возьми еще один из моих кинжалов, на всякий случай.
– Хорошо. Ну, а теперь иди спать. – Витус засунул клинок за пояс и, не говоря ни слова, решительно пошел прочь. Он подыскал себе место, откуда хорошо просматривалась вся местность, конечно, насколько позволял лунный свет. Немногочисленные кусты выглядели черными и зловещими, оживая и шевелясь при каждом порыве ветра. Время от времени потрескивал догорающий костер и доносился храп.
Он сел на ствол поваленной ивы и задумался. Путь до Англии был еще долог, но, если он вместе с друзьями доберется хотя бы до Генуи, самое тяжкое будет позади. Немного везения – и они смогут попасть на корабль, идущий через Гибралтарский пролив, а оттуда на север, до Британского острова.
Витусу стало зябко. Он встал, чтобы немного размяться. Британский остров, Англия… Вернувшись домой, ему придется отчитаться о своей поездке. Ведь он отправился в путешествие, чтобы одержать победу над чумой. Победил ли он ее? Если быть честным, победа была лишь частичной. Ведь одно дело избежать заражения, а другое – лечить больных. А действенного, эффективного во всех случаях лекарства пока так и не найдено. Может, его и вовсе не существует? Ну что ж, по крайней мере выяснена причина возникновения чумы – чумная блоха. И каким образом Петрарке удалось проникнуть в эту тайну? Или, скорее, даже его брату Джерардо, неуязвимому для всех миазмов?
Витус потопал окоченевшими ногами: желтые туфли, в которые все еще были обуты он и его друзья, были не для этой широты. Кто ждет его в Гринвейлском замке? Много замечательных людей, которые любят и уважают его, так же как он любит и уважает их. И только ее, единственной, не будет там, Арлетты…
Его охватила грусть. Он так часто вспоминал о ней с неизбывной нежностью и непреходящей болью в сердце. Как естественна была ее красота, как гибок стан и весел нрав. Он и сегодня помнил запах ее волос, ее безупречной кожи. Она носила под сердцем его дитя, плод их любви, пока коварная чума не уничтожила ее. Арлетта сгорела вместе с нерожденным ребенком за несколько дней, убив и кусочек его самого. Арлетта, Арлетта, Арлетта…
Да, она все еще была с ним, в его сердце. Но как же этого мало, чертовски мало!
Витус вспомнил своего покойного дядю, лорда Коллинкорта, по-настоящему узнать которого ему было уже не суждено. Вспомнил Ричарда Кэтфилда, немного суховатого, но такого добросовестного управляющего; конюха Кита, ныне шталмейстера; помощника управляющего Хартфорда; Марту, помощницу поварихи миссис Мелроуз, и многих-многих других. Не забыл он и саму миссис Мелроуз, грозную повариху, о которой все злословили, будто она ходит смеяться в погреб, чтобы никто не видел, – до того она всегда сурова.
Да, миссис Мелроуз была настоящей крепостью, пока не явился малыш Энано и не растопил ее сердце. Никто в замке и не предполагал, что такое вообще возможно. Неделями все хихикали над столь необычной парочкой. Энано с утра до ночи обольщал свою «румяную пулярочку», осыпая потешными любезностями и забавными непристойностями. Это и в самом деле был неравный союз, но Коротышку сие обстоятельство нисколько не смущало, ведь благодаря близости к поварихе он оказался у источника всех материальных благ.
Энано, карлик, превратившийся в великана… Ни от кого не укрылось, какое повышенное внимание он уделял Антонелле, что было явно проявлением нового самосознания. С миссис Мелроуз было совсем по-другому: она немолодая женщина, и его ухаживания скорее воспринимались как шутка. Но Антонелла была молода и хороша собой, хотя несколько полновата. Раньше Коротышка никогда бы не решился ухаживать за такой девушкой. Антонелла… Несомненно, работящая, трудолюбивая девушка. Впрочем, что-то в ней было такое, чего Витус был пока не в силах распознать. Что-то непонятное для него.
Мысли Витуса вернулись к родине его предков. Там был еще один человек, не имевший к нему никакого отношения и тем не менее осмеливавшийся оспаривать его наследство, – Хорнстейпл, адвокатишко худшего пошиба. Он утверждал, будто представляет интересы любовника пропавшей матери Витуса, некоего Уорвика Троута, подмастерья ткача. По словам стряпчего, он, Витус, якобы не имеет никаких прав на наследство, поскольку вовсе не доказано, что он внучатый племянник покойного лорда Коллинкорта, ибо, скорее всего, его подменили у ворот монастыря Камподиос и он не более чем ребенок какой-нибудь сбежавшей крестьянки.
Витуса опять начал бить озноб. Воспоминания не грели душу. По луне, светившей сквозь облака, он определил, что полночь уже миновала. Еще раз обойдя вокруг лагеря, молодой человек шепотом разбудил Фабио, тихонько отдал ему мушкет и отправился спать. Устало вытянулся рядом с Магистром и тут же уснул.
Проснулся Витус неожиданно от какого-то шума. Он вскочил и широко раскрыл глаза. Ничего. Темная ночь окружала лагерь. И вдруг он отчетливо услышал хрип, стон и крик – надсадный и протяжный. Это кричала Антонелла. Что случилось? Теперь до него донеслись проклятия Магистра и верещание Энано. Чей-то голос рявкнул:
– Погоди, пес шелудивый! – Голос принадлежал Фабио. Затем раздался оглушительный грохот, и Витуса обдало воздушной волной. Витус невольно втянул голову в плечи. Выстрел! Где Фабио? А, вон там, огромная фигура, борющаяся с грабителем – это должен быть он! Торговец выстрелил из своего мушкета. Попал ли?
Витус рывком вскочил и запутался ногами в одеяле. В лагере царила полная неразбериха. В тусклом лунном свете сновали какие-то фигуры. Разбойники, подлое ворье! Повсюду! Молодой человек выхватил из-за пояса кинжал Фабио и хотел ринуться на помощь его владельцу, но в этот момент кто-то напал на него самого. Темная тень бросилась на него, в воздухе что-то блеснуло. К счастью, Витусу удалось перехватить руку нападавшего. Едва он развернулся, чтобы нанести удар, как его собственное запястье оказалось в стальном зажиме. Тяжело дыша, он какие-то мгновения боролся с противником, но быстро почувствовал, что теряет силы. Парень был здоров, как бык. Борьба шла не на жизнь, а на смерть, без всяких дуэльных правил! Витус вскинул колено и нанес мерзавцу удар между ног. Тот с воплем повалился на землю.
Витус бросился прочь, хватая ртом воздух. Где были остальные разбойники? Несколько человек возились у повозки Фабио. Проклятое ворье повсюду! И там, где расположились на ночлег Коротышка, Антонелла и Фабио. Клубок тел катался по земле, в темноте ничего нельзя было разобрать, слышались только пыхтение и пронзительные вопли. Малыш снова что-то истошно проверещал.
– Я иду, Энано! – крикнул Витус.
– Я тоже! – услышал он за спиной крик Магистра.
Витус уже собирался ринуться в гущу дерущихся, но его самого сбили с ног. Первый нападавший снова догнал его и с яростью бросился на кирургика с ножом. Крепкий парень! Витус откатился в сторону и вдруг нащупал какую-то палку. Не раздумывая ни секунды, он размахнулся и ударил изо всех сил. Подонок рухнул, как подкошенный. Окрыленный успехом, Витус снова размахнулся и опустил палку на клубок тел. Потом еще раз и еще. Краем глаза он заметил, как рядом отчаянно дрался Магистр. В руках у него тоже была толстая жердь. Фабио колошматил еще кого-то.
Витус уже не различал, на кого опускалась его палка – на своего или на врага. Ему лишь хотелось прогнать этот сброд. Он был как в угаре и даже не заметил, что от последних ударов жердь сломалась.
Но в ней больше не было необходимости: разбойники обратились в бегство. В забрезживших предрассветных сумерках были видны удирающие со всех ног темные фигуры. Слава Богу! Теперь надо было позаботиться о своих, хотя Витус от всей души надеялся, что врачебная помощь никому не понадобится.
– Кто-нибудь ранен? – выкрикнул он.
Коротышка отозвался первым:
– Но-но, нет-нет! – Он подобрал свое длинное небесно-голубое одеяние и подбежал к Витусу. – Все смылись, гады!
– Да, похоже, что так, слава Богу! И тем не менее, твое платье порвано, и, если не ошибаюсь, у тебя идет кровь. Дай-ка посмотреть поближе!
Рядом скрипел зубами Магистр:
– Мои бериллы опять пропали. Силы небесные, помогите мне найти их!
Фабио, занятый проверкой товара, воскликнул:
– Похоже, эти уроды ничего с собой так и не прихватили. Fortunatemente! [40]40
К счастью (итал.).
[Закрыть]Вовремя я их все-таки спугнул. Однако не понимаю: откуда они так неожиданно появились? Ведь я должен был их увидеть!
– Ты должен, а я уже вижу – кровавый шрам на твоем лбу, – вмешался Витус. – Похоже, рана неопасна, но ее нужно быстро перевязать.
– А, ерунда, царапина! – Фабио засмеялся. Хорошее настроение возвратилось к нему. – Ну и задали мы им перцу!
Гвидо, с трудом приходя в себя после пережитого, подал голос.
– Такого со мной еще никогда не случалось, – пролепетал он, – ни разу. Я смертельно испугался.
– Пощему, шуравль?
– Ну, не за себя, разумеется, а за свою скрипку. Слава Всевышнему, с ней ничего не случилось.
Витус подошел к Антонелле, которая единственная не поднялась, а продолжала, нахохлившись, сидеть на земле.
– Как ты себя чувствуешь, Антонелла?
Щеточница подняла глаза:
– Кажется… все в порядке. Энано защитил меня. Когда появились разбойники, он бросился на меня и закрыл своим телом. Он очень смелый.
– Ерунда! – Коротышка был явно смущен и не знал, куда деть глаза. – Ничего я такого особенного не делал.
– Рассказывай это кому угодно, только не мне. – Витус окинул взглядом весь лагерь. Уже совсем рассвело, и можно было различить все детали. Бой был ожесточенный, о чем свидетельствовал хотя бы тот факт, что все вещи лежали не на своих местах. Одеяла, ящики и утварь были разбросаны повсюду, словно чья-то гигантская рука разметала их. Кирургик не сразу обнаружил свой короб с инструментами. – Энано и Фабио, идите ко мне, чтобы я мог обработать ваши раны. Гвидо и Антонелла занимаются уборкой лагеря и помогают Магистру искать его бериллы.
Вскоре Витус зашил рану на лбу Фабио, наложив шестнадцать швов. Это была болезненная операция, поскольку странствующему торговцу пришлось вытерпеть всю процедуру без обезболивающих средств. Но он ни разу даже не пикнул. И лишь когда Витус наложил повязку, поинтересовался, заживет ли рана к Рождеству. Он вовсе не хотел испугать Миабеллу своим видом.
Витус успокоил его и занялся Коротышкой. Его раны не так обильно кровоточили, как у Фабио, зато их было гораздо больше, чем Витус предполагал вначале. Кожа на горбе была усеяна ссадинами и ушибами, оставшимися от ударов ног. Антонелла сказала истинную правду: малыш буквально прикрыл ее своим телом. Витус обработал раны мазью доктора Шамуши, к которой добавил немного сухой ромашки. Под конец он наложил несколько компрессов, зафиксировав их льняными повязками.
Порядок в лагере был почти восстановлен. Магистр все еще искал бериллы, и Витус, убрав свои лекарства, отнес короб поближе к кустам, чтобы тот не мешал на дороге. Тут его взгляд упал на валявшееся на земле покрывало, и, нагнувшись за ним, молодой человек замер. Под покрывалом лежал незнакомец. Мертвый. Один из разбойников, несомненно, убитый во время схватки.
Витус присел на корточки и обследовал труп. Это был еще молодой мужчина, в чертах лица которого было столько покоя, словно он и не участвовал в коварном нападении. Голову разбойника украшал поношенный берет с фазаньим пером.
– Deo gratias! [41]41
Слава Богу! (лат.).
[Закрыть]Нашел! – Это был Магистр, который наконец отыскал свои бериллы. Ликуя, он поднял с земли прибор с линзами и тут же разразился богохульными проклятиями: – Черт побери! Погнуты и разбиты! Почему это всегда происходит именно со мной?! Подлое отродье, поганый сброд! Только что из-за них я… Эй, сорняк, кого это ты там нашел? Одного из разбойников? Я ему сейчас собственноручно сверну шею, я…
– Ничего ты ему не свернешь, он мертв. У него свод черепа рассечен так, словно кто-то хотел раскроить его надвое. Смерть, должно быть, наступила мгновенно.
– Это твоя работа.
– Или твоя. Мы оба лупили жердями, я это точно помню.
– Ого, вот это был мощный удар!.. О, мои прекрасные деревяшки! – Энано держал в руках свои ходули. Одна была сломана пополам, у другой снесены все опоры для ног. – Они ж не щёб дубасить, шагалки мои не щёб дубасить! – Рыбьи губки Коротышки подозрительно задрожали. Антонелла подбежала к нему и попыталась утешить. Другие тоже столпились вокруг.
– Боюсь, это я сломал одну из твоих ходуль, – виновато вздохнул Витус.
– А я другую, – эхом подхватил Магистр.
– Мне очень жаль, – продолжил Витус. – Она лежала прямо у меня под ногами – только хватай. Вот я и схватил. И не напрасно – одного мерзавца мы пристукнули. Если бы не мы его убили, он бы убил кого-нибудь из нас.
– Именно так, – поддержал его ученый. – Можно и иначе сказать: если бы не твои деревянные ноги, мы бы сейчас не стояли на своих природных. У меня есть предложение: пусть Антонелла приготовит нам сытный завтрак. Или у кого-то от всех этих событий пропал аппетит?
На отсутствие аппетита никто не посетовал, поэтому Антонелла получила еще один шанс продемонстрировать свое кулинарное искусство. Но тут произошло нечто такое, что по тяжести последствий было гораздо хуже, чем ночное нападение.
Страшное открытие сделал Витус. Он обыскал труп, ощупал его одежду и неожиданно обнаружил утолщения в паху с обеих сторон. Подозревая самое ужасное и не обращая внимания на Антонеллу, которая стыдливо отвела взор, он стянул штаны с покойника. Парень уже ничего не чувствовал, и Витус мог бы не церемониться, однако проделал все крайне осторожно, с опаской ухватившись за концы штанин.
– К чему такие предосторожности? – удивился Магистр. – Ему ведь уже все равно.
Витус ничего не ответил и принялся обследовать ноги.
– Подойди сюда.
– Ну что там? Я думал, мы сейчас завтракать будем, а ты вместо этого возишься с покойником, – проворчал ученый, но все же подошел поближе и склонился над трупом. Близоруко сощурившись, он снова недоуменно спросил: – Ну что там?
– А ты не видишь?
– Это? Это укус. Ну и что?
Витус стиснул зубы.
– Это укус блохи! Точнее, их много, на обеих ногах.
– Sic те servavit, Domine! [42]42
Спаси меня, Господи! (лат.).
[Закрыть]Ты же не хочешь сказать, что у негодяя… чума?!
– Именно это я и хочу сказать. У этого человека все признаки чумы. В паховой области справа и слева есть бубоны – омерзительные коричневато-черные опухоли, частично заполненные гноем.
– Тогда немедленно прочь отсюда!
– Нет, подожди. Успокойся. Не наводи панику. Это нам сейчас совершенно ни к чему. – Витус отошел от трупа и вымыл в чане руки, после чего вылил воду в соседние кусты. – Парень не мог быть полон сил, однако ему хватило прыти драться с нами. Он чуть было не зарезал меня ножом, если это, конечно, тот самый разбойник, который накинулся на меня. Что-то тут не сходится. Как он мог проделать путь в несколько миль, а потом еще найти силы, чтобы напасть на нас?
Магистр задумчиво почесал затылок.
– А может, он все это время был здесь?
– Как? Каким образом? Не понимаю.
– Может, сидел в кустах. Замаскировался, как лиса, поджидающая добычу.
– То есть ты хочешь сказать… – Витус вытянул губы дудочкой. – Черт возьми, как же я раньше не додумался? Точно, так оно и было: вся шайка негодяев пряталась в кустах и подстерегала безобидных путешественников. Поскольку нас было слишком много, они поостереглись нападать на нас при свете дня, а ночью совершили попытку. Представляешь, а я во время своей вахты в самом деле думал, что это от ветра кусты так сильно колышутся! Теперь понятно, почему они застали Фабио врасплох.
– В любом случае, мы должны уходить отсюда сию минуту. У меня уже такое ощущение, что я вдыхаю чумные миазмы.
Витус покачал головой:
– Нельзя поддаваться безумию. Остальные еще ничего не знают. Я объясню им все позже, в дороге. А сейчас хочу осмотреться в кустах.
– Витус, старик! – С каждой минутой Магистр становился все нервознее. – Зачем искушать Господа?
– Успокойся, сорняк, не суетись. Мы же знаем ситуацию. У мертвеца на ногах следы укусов чумной блохи, Pulex pestis.Именно этим путем он заразился чумой! – Глаза Витуса блестели.
– Не понимаю причину твоего восторга. Над нами висит Дамоклов меч, и …
– Да пойми ты! То, что мы на ощупь с таким трудом отработали в теории, находит свое подтверждение на практике. Мы были правы! А если верно и все остальное, в чем я абсолютно убежден, мы не можем заразиться, ведь мы непосредственно не касались трупа, и дышать он уже не мог. – Не давая возможности Магистру хоть что-нибудь возразить, Витус исчез в кустах. Тому лишь оставалось пожать плечами.
От костра, вокруг которого уже расположилась вся компания, донесся зычный рык Фабио:
– Магистр, amico mio, где же ты? Где кирургик, он ведь только что был здесь?
– Ему понадобилось отойти! – крикнул в ответ ученый. – Мы сейчас придем. – Удостоверившись, что его никто не видит, Магистр, затаив дыхание, оттащил труп в кусты, чтобы он раз и навсегда сгинул с глаз. Через несколько минут из леса с задумчивым видом вернулся Витус.
– Я нашел еще один труп. Тоже зараженный чумой, опять следы от укусов и опять бубоны. Правда, не в паху, а под мышками. Любопытно, что укусы находятся на предплечьях. Такое впечатление, будто чума пытается проникнуть в туловище через конечности, а тело как бы сопротивляется, образовывая уплотнения и опухоли в местах сочленений. Ну это так, к слову.
Витус прочел короткую молитву о покойных, попросив Господа простить им их прегрешения и принять в Свое царство. После чего заметил:
– Кстати, и на втором мертвеце был берет с фазаньим пером. Может, это знак принадлежности к банде? Пойду к источнику и основательно помоюсь. Я хотя и не верю в возможность заражения, но осторожность не повредит.
– Я с тобой, – заявил впечатлительный Магистр. – У меня вся кожа зудит, будто миазмы через все поры пытаются прорваться в мой организм.
Они помылись с головы до ног и самым тщательным образом очистили одежду. Это заняло немало времени. Поочередно к ним прибегал тот или другой член компании, чтобы посмотреть, в чем дело, и отпустить пару едких замечаний по поводу внезапной тяги к чистоте. Однако друзья не обращали внимания на их шуточки. Наконец оба появились у костра и проглотили остатки завтрака. Покончив с едой, Витус откашлялся и скупо обрисовал друзьям суть дела. Свой рассказ он закончил следующими словами:
– Друзья, оснований для волнения у нас нет. По вышеизложенным причинам бояться нечего. Никто не заразился, даю вам слово врача. Мы должны по-прежнему оставаться вместе и продолжать путь. Все остальное образуется.
Бодрое настроение компании тут же уступило место паническому ужасу. Особенно подавленным выглядел Фабио, всегда жизнерадостный странствующий торговец, у которого это никак не укладывалось в голове.
– Как все же нерасторжимы радость и горе, – пробормотал он наконец и зябко повел плечами. – Прохладно, друзья мои. Мы должны как можно быстрее покинуть это негостеприимное место. Немедленно!
Однако потребовалось еще немало времени, пока все пожитки были собраны и упакованы, а лошади запряжены.
Когда вся группа свернула на дорогу, ведущую в Пьяченцу, во главе процессии кое-что изменилось: Энано шагал бок о бок с Антонеллой. Она была выше его более чем на голову, но, похоже, их обоих это не смущало.
Они не прошагали и двух часов, как их настигло следующее злоключение: на краю поля они заметили чью-то фигуру. То была крестьянка. Она лежала в меже и больше походила на мертвую. Однако жизнь еще теплилась в ней. Женщина бредила в лихорадке, выкрикивая отрывочные слова, смысл которых никто не понимал. Витусу хватило одного взгляда с безопасного расстояния, чтобы обнаружить уродливый бубон на ее теле.
– Она стала жертвой чумы, – глухо произнес он.
– Умоляю, пошли дальше, скорей, скорей! – торопил Фабио.
– Нет. – Решительный отказ Витуса поразил всех. – Наверняка она добрая христианка и имеет право на отпущение грехов. Поскольку я не священник, я не могу ей его дать, но молитву над несчастной прочту. – Он опустился на рыхлую землю в двух шагах от умирающей, сложил руки и произнес:
Услышь, незнакомая женщина, в Священном Писании найдутся слова утешения в смертельной опасности. Ибо сказано в псалме девяностом, стихе третьем: «Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы. Перьями своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение – истина Его». Да, так сказано, женщина, и, если будет на то неисповедимая воля Господа всемогущего – послать тебе выздоровление, ты выздоровеешь еще сегодня. Амен.
– Амен, – эхом вторили все остальные.
– Давайте все вместе прочтем еще «Отче наш», друзья, – продолжил Витус. – Мы об этом не подумали, но ведь сегодня воскресенье, день Господа нашего. Давайте помолимся Ему и попросим уберечь нас от чумы. – И он начал:
Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur…
Закончив молитву, он поднялся, отряхнул землю с накидки и подошел к товарищам, ожидавшим его на почтительном расстоянии.
Фабио простонал:
– Куда бы мы ни пришли, чума уже там! У меня такое ощущение, что мы окружены черной смертью со всех сторон. Лучше всего нам повернуть назад.
Витус нахмурился:
– Назад, к кустам с умершими от чумы разбойниками?
– Mamma mia,кирургик, что же нам делать? Не можем же мы торчать здесь, как кролики в ожидании удава!
– Идем дальше! – решил Витус.
И они тронулись в путь.
В третий раз за этот день путешественники почувствовали леденящее дыхание смерти уже под вечер. Им снова повстречался Арнульф фон Хоэ со своими благочестивыми последователями. Но как же сильно они изменились! От некогда многочисленной группы неистовых ревнителей осталась жалкая кучка. Из двухсот человек в отряде осталось не больше восьмидесяти, из которых большинство лежали в предсмертном жару на голой земле. Черная смерть настигла их. Между лежащими телами горели несколько костров. На них те, кто еще был здоров, пытались приготовить еду. Знамена, которыми флагелланты еще недавно так лихо размахивали, валялись в пыли. То же самое относилось к бичам. Лишь трое или четверо из оставшихся флагеллантов стегали себя ими, неутомимо и вопреки здравому смыслу. А в самом центре в полный рост стоял Арнульф фон Хоэ, неисправимый и одержимый, и пел во всю глотку.
Завидев Витуса сотоварищи, он оборвал песню и быстрыми шагами направился к ним.
– Стоять! – крикнул Витус голосом, не терпящим возражений.
Цугмейстер остановился, как вкопанный, шагах в тридцати, на миг лишившись дара речи. Однако быстро взял себя в руки, раскинул руки и запричитал:
– Разве я не предвидел все это, кирургик? Чума распространяется повсюду и рано или поздно уничтожит всех. Всех до единого, говорю я! Если только грешник не готов покарать сам себя, чтобы Всевышний смилостивился и спас его.
Вместо Витуса ему ответил Магистр:
– То, что бичевание не истина в последней инстанции, Арнульф, видно по вашим адептам. Надувательство все это, уважаемый! Самоувечье! Я знаю множество параграфов, по которым вас за это привлекли бы к ответственности.
– Взгляните на своих людей! – подхватил Витус. – Они умирают от чумы, хотя ревностно бичевали себя! И другие, не наказывавшие себя, тоже умирают.
Не успел Арнульф фон Хоэ дать достойный отпор столь неслыханной дерзости, как опять послышался голос Магистра:
– Ваше бичевание помогает от чумы не больше, чем горшочек варенья. Запомните это!
– Это… это просто… – Рот Арнульфа бессильно открывался и закрывался. – Это богохульство! Ересь! Гнусная инсинуация! Вы все одержимы дьяволом, все до единого! Так слушайте, чертово отродье, что вам скажет Арнульф, Бога почитающий и Богу преданный: не гоже человеку подвергать сомнению волю Господню. Он один распоряжается жизнью и смертью. Только Он излечивает больных, один Он, всемогущий, всевышний, всеведущий! Только Ему дарована власть миловать и сострадать, если мы веруем и служим Ему, Ему одному! И, ежели человек в своей ничтожности покорно несет свой крест, Он может смилостивиться над нами, а может и нет. Может радоваться нам, а может и нет. Может проявить милосердие, а может и нет. Может с радостью взирать на нас, когда мы бичуем себя…
– А может и нет! – сухо закончил Магистр.
– Что?! Дьявольское отродье, ты еще осмеливаешься тявкать?! – У Арнульфа выступила пена в углах рта, исступленная ярость застилала ему глаза. – Мы бичуем себя до смерти, дабы другие жили. Мы раскаиваемся и несем кару, мечемся в горячке, дабы Божьи дети обрели свободу, истязаем себя до крови, чтобы Всемогущий возродил рай на земле! Если кто-то из нас умирает, то делает это с ликованием, и раз, и два, и тысячу раз, дабы Господь смилостивился над ним. Flagellare necesse est!Бичевание, бичевание и еще раз бичевание необходимо! Чем больше человек бичует себя, тем ближе он к царству небесному! Он и все те, ради кого он принимает на себя страдания! Смотрите, дьявольская нечисть, как Арнульф фон Хоэ исполосовал себя. Смотрите, все смотрите! Арнульф желает этого!
В приступе безумия цугмейстер сорвал с себя рясу – и оказался в первозданном виде, каким его сотворил столь часто поминаемый им Господь. Предводитель флагеллантов был полностью обнажен, вся кожа его представляла собой сплошное кровавое месиво из ран, нарывов и синяков. В нем было что-то беспомощно-трогательное. Однако безумие сидело в нем слишком глубоко, он схватил кнут и на глазах путешественников начал беспощадно истязать себя. Хлыст звонко шлепал по истерзанному телу. Арнульф принялся пританцовывать, время от времени с его губ срывались ликующие вскрики. Удары становились все чаще и сильнее… Наконец он заголосил песнь флагеллантов:
Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои. Многократно омой меня от беззакония моего, и от греха моего очисти меня. Вечно буду славить Тебя за то, что Ты содеял, и уповать на имя Твое…
У Витуса лопнуло терпение. Осенив себя крестным знамением, он потянул друзей за собой. Цугмейстеру было уже не помочь, разум окончательно оставил его.
День был воистину богат на события и переживания, и они двинулись дальше на запад, по направлению к Пьяченце. Идти, однако, было тяжело, мыслями все то и дело возвращались к Арнульфу и его пляске святого Витта [43]43
Нервное заболевание, хорея. Характеризуется подергиваниями конечностей и мышц головы, напоминающими танец. По преданию, больные хореей чудесно излечивались у часовни Св. Витта в Цаберне (Эльзас).
[Закрыть], слишком жива была в памяти картина умирающих флагеллантов.
Наконец Витус дал сигнал к остановке. Слева от дороги он облюбовал зеленую лужайку, окруженную группами деревьев. Свежая зелень так и манила путников сделать привал, и ничто вокруг не напоминало о чуме. Витус огляделся и предложил:
– Давайте разобьем лагерь на этой поляне. Место, по-моему, очаровательное. Кроме обитателей старого крестьянского дома там, вдалеке, здесь, кажется, ни души.
Магистр близоруко прищурился:
– Я лично не вижу никакого дома, но это и неудивительно без бериллов. Единственное, что я четко вижу, так это полное отсутствие леса, в связи с чем возникает резонный вопрос: где брать дерево для костра?
Витус поднес ладонь к глазам козырьком, чтобы получше разглядеть дом:
– Если не ошибаюсь, у крестьянина хороший запас дров у стены. Я пойду к нему и попрошу поделиться с нами.
– Это дело. Я пойду с тобой. А остальные могут тем временем позаботиться об устройстве лагеря. После всех ужасов сегодняшнего дня мы это заслужили.
Друзья отправились вдвоем к хижине. На пути им попался колодец. Судя по внешнему виду, колодезный журавль часто использовался, и, значит, там была вода. Они зашагали дальше и, очутившись у двери дома, постучали. Ответом им была тишина. Друзья вошли и тут же сморщили носы: зловоние было невыносимым. Витус крикнул:
– Есть кто-нибудь?
Никто не ответил.
Они огляделись. Дом был небольшой, и складывалось впечатление, что хозяева поспешно покинули его. Витус снова покричал, и вновь никто не ответил. Они продолжили осторожный осмотр. Помещений было всего три: две комнаты и чердак, на который вела деревянная лестница. Вскарабкавшись по ней, друзья прошлись по скрипучим половицам. Запах стал еще резче. В углу они обнаружили соломенную лежанку. Она была пуста, но рядом лежал целый ворох использованных повязок, от которых и исходил смрад: все они были пропитаны гноем. Магистр хотел подойти ближе, но Витус остановил его:
