Текст книги "Браслет"

Автор книги: Владимир Плахотин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)

Сердце моё учащённо забилось: сейчас! Вот оно, мгновение!

Секунды казались длинными и тягучими, как будто были отлиты из расплавленной смолы. Я напряжённо вертел головой, не зная, где появится та самая золотистая, насколько я помню, рамка.

И вот прозвучал короткий сигнал, напомнивший, почему-то, звук разбившейся об стену бутылки, и прямо передо мной (никуда и вертеться не понадобилось) в воздухе загорелся долгожданный прямоугольник рамки ярко-жёлтого цвета с вписанным в него интерьером тёткиной прихожей и дорогими моему сердцу персонажами.

Не раздумывая ни секунды, я прыгнул через кромку экрана...

*****

Едва Настя оказалась в моих объятиях, ещё ничего не понимающая, недоверчиво оглядывающаяся в незнакомом месте, как тот же самый хорошо поставленный голос вежливо попросил нас очистить рабочую площадку Генератора.

Долго уговаривать меня, сами понимаете, не потребовалось. Очень уж мне хотелось побыстрее уединиться со своей долгожданной и вновь обретённой. Думаю, комментарии тут излишни.

Только рано я расслабился: отдыха у нас не получилось.

Но – всё по порядку.

Итак, обняв свою бесценную Настю за плечи, я торопливо ступил за кромку экрана, услужливо сотворённую для нас браслетом.

И первым же звуком, которым нас встретили родные пенаты, оказался мощный взрыв! «Приятным» дополнением ему прострекотали автоматные очереди!

Потом – ещё взрыв!

И ещё!

И всё это – на фоне истерических воплей и русского мата!

Естественно, с наших голов и волоска не упало: браслет своё дело знал. Однако, впечатление-то каково?!

По неведомым причинам мы оказались в самой гуще военных действий! На квартиру мою, которую я заказывал браслету, это место походило ну очень мало.

Оглушённые, мы стояли на дымящихся развалинах. Взрывы грохотали один за другим. Вокруг бегали, прячась за завалами, какие-то мужики с безумными глазами. Одеждой им служили пятнистые лохмотья, которые с большим натягом можно было назвать военной формой. И все они отчаянно стремились сжить друг друга со свету.

Я растерянно озирался: неужели браслет что-то напутал?

Хотя, нет, при известной доле фантазии в развалинах можно было угадать очертания дома, в котором не так давно находилась моя «берлога». Хорошенькое дельце!

Настя крепко прижималась ко мне, спрятав лицо на моей груди, и крупно вздрагивая при каждом взрыве. Поле браслета, озаряемое частыми фиолетовыми вспышками, надёжно охраняло и её тоже. Я похолодел при мысли, что уцелела она только потому, что наши тела соприкасались при переходе. Ведь каждая вспышка защитного поля являлась отклонённым смертным приговором нам. Страшно даже и подумать, что произошло, преступи мы порог поодиночке...

Наше появление не осталось незамеченным. Возникло такое впечатление, что вояки с этой самой секунды решили, что именно мы с Настей – причина всех их несчастий. Прогремело ещё несколько взрывов прямо у наших ног, вконец оглушивших нас, и поле браслета зашлось ярко-фиолетовым свечением: Сезам старался вовсю! Мне вдруг припомнились слова деда о том, что он выдержит и прямое попадание атомной бомбы. Проверять на себе это, конечно, не хотелось, но его мощь приятно поражала. Даже в таком исполнении.

– Ты не находишь, что нам устроили чрезмерно горячий приём?! – прокричал я на ухо своей дрожащей спутнице. Она ничего не ответила и только ещё крепче прижалась ко мне.

Конечно, с перепугу я не сразу вспомнил о своих чудесных возможностях, и только всё возраставшее нахальство членов «комитета по встрече» привело меня в чувство. Обозлённые нашей неуничтожаемостью, они, видимо, решили взять нас измором. Кольцо окружения неумолимо сжималось и нас расстреливали уже в упор, так, на всякий случай, с двух-трёх метров, не опасаясь рикошетивших пуль. Их ничуть не удивляла необычность явления, а если и возникало что-либо в отупевших мозгах, то реакция была привычной: «Уничтожить!» Давно небритые физиономии нехорошо ухмылялись, перебрасываясь мерзопакостными словесами, что интересно, на русском языке, приводить которые здесь, я, конечно, не берусь.

Чаша моего терпения переполнилась.

– А ну-ка , Сезам, давай покажем им кузькину мать! – перекрикивая грохот, обратился я к браслету. – Дай им хорошего щелчка! – и я мысленно представил траектории их разлётов.

Браслет всегда отличался исполнительностью и понял меня буквально: «радушная» компания, издав мяукающие вопли, взвилась в воздух и брызнула во все стороны, как семечки из раздавленного арбуза!

Мгновенно наступившая тишина оглушила нас. Немного погодя, стал слышен треск пламени: горело что-то в развалинах. Душный смрад стелился по земле.

Некоторое время мы прислушивались к тишине. Потом, приоткрыв один глаз, Настя шёпотом спросила:

– Эти животные с автоматами... Что это было?..

– Это нам ещё предстоит выяснить, – пожал я плечами и стал осматриваться.

Да... Ребята славно поработали. Среди дымящихся развалин чудом уцелело одно дерево – клён, под которым виднелись обгоревшие останки лавочки, где обычно любознательные старушки перемывали кости соседям и многочисленным знакомым. Другим деревьям нашего двора повезло меньше: они жалобно тянули ободранные и обгоревшие сучья к серому небу, по которому ползли беременные дождём низкие тучи. Погода – под стать пейзажу.

– Слушай! Ты куда меня затащил?!! – В голосе Насти звучало плохо скрываемое возмущение.

– Домой, куда же ещё? – невесело усмехнулся я, мало что понимая сам.

– Ты так считаешь? – иронически скривила она свои губки.

Отстранившись, она попыталась было перейти в свободный поиск, но я в корне пресёк эти устремления:

– Нет, моя милая! С меня хватит!

Она удивлённо подняла брови:

– Что это значит?

– Сейчас узнаешь, – успокоил я её и вслух обратился к браслету: – Ну-ка, дружок, давай и Насте сотворим защитное поле... Или слабо? – засомневался я, почувствовав его секундное замешательство.

Но я неправильно истолковал поведение браслета. Задача, видимо, была не из простых. Она требовала коренной перестройки системы защиты. Однако, уже через мгновение мой боевой конь браво отрапортовал:

«Готово! – И от себя добавил: – Радиус действия поля – одна тысяча стандартных метров».

– Спасибо за подсказку, – удивился я проявлению самостоятельности машины. Хоть сложной, но всё-таки, машины. – Думаю, этого будет достаточно. – И обратился к Насте с разъяснениями.

– Это всё хорошо, – сказала она и довольно ехидно потребовала: – Милый мой, тебе не кажется, что пора бы и того... как-то расставить точки над "и"? Я что-то не поспеваю за событиями!

Я согласился, но сказал, что с этим мы можем немного и повременить, пока не сориентируемся и не найдём более или менее сносного убежища.

– Поскольку я сам ещё ничего не понимаю.

Осмотр окрестностей ничего нового нам не дал, кроме испорченного настроения. А когда мы наткнулись на несколько растерзанных трупов, Настя, оцепенев, вообще категорически отказалась двигаться дальше.

Итак, было ясно, что в данной местности идёт война.

Но кто с кем воюет?!

Городок было не узнать. Вернее, то, что от него осталось. Руины и пожарища.

Впрочем, нет, кое-где сохранились отдельные строения. Дом Пионеров, например, совсем не пострадал. Он красовался на развороченном пустыре, в котором с трудом можно было угадать площадь Ленина. Сейчас она больше всего напоминала городскую свалку.

По сохранившемуся кое-где дорожному покрытию, которое язык не поворачивался назвать асфальтом, двигались, а, вернее будет сказать, преодолевали полосы препятствий, бэтээры и разных мастей автомобильная техника. Из окон буквально каждого автомобиля торчали стволы огнестрельного оружия, частенько пускавшегося в ход по делу и без дела. Звучали разухабистые выкрики и славословия в адрес какого-то деятеля, наверное, вождя этих распоясавшихся обезьян.

Короче говоря, народ изволил ликовать.

Только вот по какому поводу?

И вообще, из-за чего весь сыр-бор?

И как далеко простирается это безобразие?

Мне, как летуну со стажем, пришла идея взглянуть на этот вопрос шире, с птичьего, так сказать, полёта.

– Это как? – мгновенно напряглась моя Настя.

Памятуя, что высоты она боится панически, я пояснил, что в качестве летательного аппарата мы можем использовать любое транспортное средство.

– Надеюсь, внутри автомобиля ты будешь чувствовать себя комфортно?

– А при чём тогда птичий полёт?

– Ну! – усмехнулся я самодовольно. – Разве мы не волшебники?

Она только недоверчиво прокашлялась и крутанула головой. Я воспринял это как знак согласия.

– Пойдём! – Я взял её за руку и потянул за собой.

Метрах в пятидесяти от нас, возле здания, некогда носившем гордое название «Горисполком», а теперь представлявшем жалкую развалину, кое-где ещё сохранившую следы былого великолепия, собралась толпа громко спорящих бородатых мужиков. Тут были и военные, и гражданские. Разговор вёлся на чеченском языке, круто замешенном на русском мате, и сопровождался отчаянной жестикуляцией, доходящей порой до рукоприкладства.

Несмотря на мой необычный наряд (мне как-то не пришло в голову сотворить себе что-нибудь приемлемое по земным меркам – так и ходил в том серебристом комбинезоне), на нас не обратили ни малейшего внимания. Даже когда я открыл дверь ближайшего «джипа» и вежливо попросил освободить машину водителя, ожидающего, как видно, одного из сцепившихся военачальников, тот и ухом не повёл.

– Э, дядя! – толкнул я его в плечо, теряя терпение. – Оглох, что ли?

Бородатая физиономия повернулась и у меня под носом оказался короткий ствол неизвестно откуда вынырнувшего автомата.

– Ну? – буркнула физиономия и из-под густых бровей уставились два хищных белка, налитых кровью.

– Вовка!!! – взвизгнула Настя. – Не надо!!! – И, вцепившись в рукав, стала тянуть меня прочь.

Всё верно. Не надо. С таким экземпляром разговоры вести – только время терять.

Не говоря больше ни слова, я взглядом открыл дверь с его стороны и пальцем указал направление. Грузный бугай послушно сорвался с места, будто его ветром сдуло. Трепыхая в воздухе ногами, он тяжело брякнулся о соседнюю таратайку. Попытка принять вертикальное положение не увенчалась успехом и он медленно сполз по капоту на землю, успев при этом дать очередь из автомата, который так и не выпустил из рук. Спорщики, что стояли неподалёку, мгновенно затихли и, как по команде, повернулись в нашу сторону.

– Ну, слава Богу! – сказал я, мило улыбаясь и запихивая Настю в машину. – А то даже обидно – ну никакого внимания!

Я послал им воздушный поцелуй и юркнул в кабину. Получилось так, что Настя оказалась на месте водителя. Она растерянно посмотрела на меня и, тыча в руль указательными пальцами обеих рук, произнесла страшным шёпотом:

– Но я же не умею!..

– А от тебя и не требуется, – улыбнулся я. – Сиди и наслаждайся жизнью!

Экспроприированный нами «джип» легко оторвался от земли и взмыл в небо. Только ради того, чтоб полюбоваться произведённым эффектом на бывших владельцев автомобиля, я развернул машину и на небольшой высоте сделал пару кругов над их головами, едва не зацепив при этом остатки фасада. Реакция благодарных зрителей не заставила себя ждать: вспышки на поверхности силового пузыря, окружавшего теперь наш транспорт, показали, что пролёт оценён по достоинству. Чтобы ещё поддразнить солдафонов, я дотянулся до сигнала и несколько раз надавил на него. После чего развернул машину на запад и, рассекая воздух, рванул вперёд.

– А знаешь, – весело сказал я, – мне нравится! – Потом заглянул Насте в глаза и спросил: – Как ты? Не страшно?

Она покосилась через окно вниз, на землю, и робко улыбнулась:

– Не очень...

Я положил ей руку на колено и ласково провёл по нему: – Не боись, моя хорошая, высоко подниматься не буду...

Лукаво сощурясь, она проследила путь моей руки и деловито одёрнула подол платья:

– Ну нет, мой милый, сначала ты мне всё-всё расскажешь! Мне надоело ходить в потёмках!

Я с сожалением вздохнул:

– А что тут рассказывать?

Короче говоря, следующие десять-пятнадцать минут, а, может, и больше, я обстоятельно вводил её в курс дела: где я был, что делал и как меня угораздило во всё это вляпаться.

А в это время наш летающий «Джип» поочерёдно показывал своё замызганное брюхо то одному населённому пункту, то другому. Хотя назвать их населёнными можно было лишь условно: война везде оставила свой безобразный отпечаток. По развалинам бродили редкие оборванцы и похожие на них голодные собаки. И те и другие были озабочены одной только мыслью: где бы чего урвать? Но что самое ужасное – большую часть «искателей» составляли дети.

– Дорогой ты мой супермен! – с усмешкой обратилась ко мне Настя, выслушав исповедь. – Всё, что ты мне понарассказывал, ни в коей мере не объясняет того, что творится под нами! – И она своим пальчиком указала за окно автомобиля.

Я округлил глаза и прижал руки к груди:

– Клянусь! Моей вины в этом нет!

Она невесело усмехнулась:

– Я в этом и не сомневаюсь. Похоже, это твои друзья что-то напортачили со временем. Они ж забросили тебя в будущее!

– В будущее?! – поразился я.

– Вот именно! – Она открыла стекло со своей стороны и ворвавшийся ветер взметнул её волосы. Подставив ему лицо и глядя на далёкий задымленный горизонт, она мрачно изрекла:

– Это девяностые годы. Война в Чечне. Если ты помнишь, я не так давно говорила тебе, что нашу страну ожидают большие неприятности? Вот это они и есть.

Я наморщил лоб, припоминая. Что-то такое на задворках памяти шевелилось, но на передний план не выходило. Только вспомнилось предупреждение Танзу о глобальных бедах Земли в недалёком будущем. И я испуганно вытаращил глаза:

– Так что? Такое сейчас творится везде?!

Улыбка тронула лишь уголки её глаз.

– Нет, – сказала она и поправилась: – Пока нет. Война только здесь. Да ещё где-то там, – она неопределённо махнула рукой, – за Каспием. В среднеазиатских «станах». Не помню точно, где. А по России...

– По России? – тупо переспросил я.

– Да, по России, – кивнула она. – По России сейчас катится волна несколько иных бедствий: голод, разруха, инфляция... Если моя догадка верна, то сейчас уже нет Советского Союза. Теперь все бывшие союзные братья – заклятые враги. А если и не враги, то очень близко к тому.

– Достоевщина какая-то... – совсем не к месту брякнул я поражённо. – Братья Карамазовы...

– При чём здесь Достоевский? – дёрнула она плечиком. – Идёт гражданская война...

– Опять?! – страшным шёпотом проговорил я, окончательно упав духом. – Ведь уже была!

– Опять и снова... – вздохнула Настя. – Люди ничему не учатся...

– И что же теперь делать?.. – растерянно пробормотал я.

– Это ты у меня спрашиваешь? – едко ухмыльнулась она и отвернулась к окну. – А я-то, дурочка, размечталась!.. Поживём в своё удовольствие... Детишек нарожаем... Успеем на ноги поставить... Но, похоже, – тяжко вздохнула она, – что поезд уже ушёл...

Её настроение невольно передавалось и мне.

– Не понял... – с тревогой спросил я. – Почему ушёл?

Она повернулась ко мне, похлопала глазами и вдруг рассмеялась:

– Вот глупый! – Она придвинулась и ласково потёрлась о моё плечо. – Я же не о том, что ты подумал! Просто хотела сказать, что спокойная жизнь теперь закончилась! И на нашу долю остались только катаклизмы!.. Да ладно! – неожиданно просветлев лицом, отмахнулась она и, посмотрев на себя в зеркало заднего вида, поправила растрепавшиеся волосы. – Давай для начала хоть сориентируемся в здешнем кошмаре!

Я глянул в окно со своей стороны, оглядел дымящиеся окрестности и жалобно спросил:

– Как ты себе это представляешь?

Она пожала плечами:

– Ну вот мы с дедом, к примеру, в таких случаях пользовались средствами массовой информации. Вернее источника уж точно нет. Набрешут, правда, с три короба, но между строк правду всё равно можно уловить.

Ну конечно! И как это я сразу-то не допёр? Прямо ступор какой-то в мозгах!

Однако, приёмник в машине почему-то не фунциклировал. Я бестолково щёлкал переключателями, крутил ручки настройки, но результат был всё тот же.

– Балда! – рассмеялась Настя. – На кой тебе этот хлам? Сотвори что-нибудь поинтереснее!

– И то правда! – виновато улыбнулся я.

Во всё лобовое стекло засветился экран телевизора. Раздалось громкое шипение и побежала рябь.

«Ищи что-нибудь информативно-полезное, – приказал я браслету. – И убавь громкость. Не глухие».

*****

Из тех передач, что нам удалось просмотреть, полезного для себя мы узнали не так уж много. Но, всё же, достаточно, чтобы сделать первые умозаключения. Страна теперь называлась не Советским Союзом, а стыдливо именовалось корявым «Российская Федерация», реже – просто «Россия». Правил ею не Генеральный секретарь, как в нашу бытность, а Президент, седой мужик с плохо поставленной речью и звероподобным выражением испитого лица. Ну, ораторскими способностями и прежний правитель не блистал, так что удивительного в том было мало.

Вскользь упоминалась Чечня со всеми её проблемами. Назывались какие-то совершенно дикие суммы, означавшие стоимость обычных продуктов питания: хлеба, соли, масла и тому подобного. За теперешнюю буханку хлеба в наше время можно было приобрести два толковых телевизора! Всё это сильно резало слух.

Но более всего поражало обилие рекламы! Она совершенно бесцеремонным образом встревала среди несерьёзных, а то и совершенно серьёзных передач, которые, к слову сказать, сильно поубавили в солидности и больше смахивали на утренники в детском саду. Создавалось впечатление, что обывателя смертельно боялись утомить долгими рассуждениями, а всякие словоизвержения, длившиеся более двух-трёх минут, старательно обрезались и преподносились зрителю в виде тезисов, с помощью которых в наше время партия общалась с плебеями.

Кстати, о партиях. Судя по сообщениям, теперь их было – как собак нерезаных! Экое раздолье! Но слышали они, по-моему, только каждая себя, а нужды народа превращали в разновидность защитного комбинезона.

Как заворожённые, мы листали одну программу за другой (их тоже оказалось не меньше, чем партий), не отрывая глаз от экрана.

– У них что, и проблем больше не осталось, кроме жвачки, перхоти да грязной посуды?

– Даже секреты женские, и те обсуждают всенародно, – смущённо поддакнула Настя, красневшая всякий раз, когда на экране появлялась реклама на столь щекотливую тему.

Незаметно для самих себя, мы ввели в свой лексикон разграничительные понятия: «мы» и «они». Процесс отчуждения шёл полным ходом. Да и как, скажите, можно отождествлять себя с великовозрастными дебилами, на полном серьёзе заявлявшими, что как только на них снизошла благодать Божья в виде новых жвачки или шампуня, их жизнь круто переменилась?!

Зато программы новостей говорили совершенно о противоположном: полчища бандитов, головорезов и жуликов всех мастей заполонили страну и растаскивали её на куски! И всё это при полной безнаказанности! То, чем занимались силовые структуры, как их теперь величали, защитой Отечества можно было назвать лишь при наличии богатой фантазии. Или нечистой совести.

В конце концов, когда на экране опять нарисовался всё тот же улыбающийся дегенерат в медицинском халате, кстати, шедшем ему, как корове седло, с рентгеновским снимком зуба в руке, собираясь уже в сотый раз доказывать, что я употребляю не ту зубную пасту, терпение моё иссякло: я с остервенением выключил экран.

Оглушённый, несколько минут я сидел и подавленно молчал. Несколько раз даже рот открывал, чтоб поделиться своими впечатлениями, но, так ничего и не сказав, захлопывал его, и только тряс головой.

Настя хитро поглядывала на меня, но тоже молчала, давая мне время переварить увиденное и услышанное. Наконец, я уловил её настрой:

– Похоже, ты и не удивлена?

– Я уже бывала в этом времени, – спокойно сказала она. – Для меня всё это – не новость.

Я обалдело поглядел на неё, потом сообразил, что к чему, но возмущение прорвало в другом месте:

– А музыку ты их слышала?! Это... это же... Что за бред?! И что за любовь такая повальная к черномазым?! Не спорю, они тоже люди, есть и среди них таланты, но так ведь то – МУЗЫКА! А это что?! Что-то квадратно-гнездовое! Какие-то детские считалки!

И я со стоном отвалился на спинку.

Настя с улыбкой молча пережидала приступ истерии. Я ещё долго выступал в подобном стиле, не приемля увиденного. Она дала мне выпустить пар, и когда я замолк, тихо спросила:

– Ну а делать-то что будем?

– Почём я знаю? – ответил я довольно грубо.

Она поджала губы и едва слышно проговорила:

– А как же тогда то, что дедушка завещал?..

По инерции, находясь всё ещё во власти прежних эмоций, я вспылил:

– При чём здесь твой дедушка?!

Сказал и тут же пожалел об этом: Настя жутко обиделась.

– Нет, ну ты сама посуди, – стал я оправдываться. – Зачем сравнивать два совершенно разных времени? Он работал в спокойной обстановке, с чувством, с толком, с расстановкой. А здесь что? Мозги набекрень!

– Ну не скажи! – фыркнула она. – А сколько он пережил войн? А революций?.. Ты его дневников не читал... – Голос её заметно дрогнул. – Не говорил бы так...

Я погладил её по волосам, но моя неуклюжая попытка примирения была отметена: она мотнула головой. Отвяжись, мол.

– Ну, прости дурака...

Словно побитая собака, я виновато заглянул ей в лицо и взял за руку.

– Ведь сгоряча же вылетело... Ну?

Она обиженно покосилась, низко опустив голову, но руку не убрала. Это придало мне душевных сил, и я решил, что сейчас самое время заглаживать вину более существенным образом. Благо, обстановка этому соответствовала: мы были одни в целом мире между небом и землёй. Я несмело поцеловал её в щёку, всё ещё опасаясь отпора, и, не встретив его, вплотную занялся делом. Кабина «джипа» волевым усилием была моментально превращена мною в обширную, насколько позволяла квадратура, кровать, и на время мы совершенно забыли обо всех тревогах, молчаливо согласившись, что какой бы ни был исторический период за окном, любовь от этого своей сладости ничуть не теряет...

*****

Расставив все точки над известными и даже неизвестными буквами, мы почувствовали себя значительно лучше. Каждый, конечно по-своему. Меня, к примеру, обуревала жажда деятельности. Настя же, напротив, расслабилась, и её потянуло в сон. Я был не против.

Сотворив одеяло, я заботливо укрыл её и чмокнул в щёку. Она в ответ что-то неразборчиво промурлыкала и поудобнее устроилась на постели. Вот и ладненько.

Одно я уяснил крепко: топтаться по памяти деда позволительно только в мягких тапочках. Другая обувь исключается.

Ну что ж, мы и енто могём. Я, вообще-то, человек покладистый. Хоть и не без выбрыков.

А пока мы с браслетом побеседуем. Чего-то я не всё понимаю.

– Сезамчик, мил дружок! Объясни-ка ты мне, дураку, что это за фокусы такие у нас тут со временем? «Пространственно-временной континуум в порядке», – ответил мне «дружок».

– Так почему образовалась такая дыра? Бей выдернул меня с Земли в семьдесят девятом, а сейчас – девяносто четвёртый. Где я шатался всё это время?

«В стадии формирования».

– Не понял! – насторожился я. – С этого места, пожалуйста, поподробней!

«На восстановление тела понадобился период времени, равный пятнадцати земным годам».

Я обалдело поморгал. И понятно, и подробно. Даже слишком. В памяти всплыла фраза, как бы невзначай оброненная Танзу:

«Нам пришлось немало попотеть».

Ай да скромник!

– Почему же он мне об этом ничего не сказал?! – непроизвольно вырвалось у меня, но я тут же осознал, что вопрос не по адресу.

«Ты не спрашивал», – ответил браслет.

Ну да, конечно, я не знал, а слон не догадывался. Я не удосужился спросить, сколько времени заняла операция по извлечению меня из дерьма, в которое я имел «счастье» вляпаться, а Танзу посчитал, что своей шутливой фразой объяснил всё. Это чтоб комплекса вины не возникало, что ли? Мол, не хотим напоминать, что ты нам по гроб должен? Так я это и сам понимаю, мальчик совестливый.

– Ещё вопрос: о каких неприятностях предупреждал меня Танзу?

Я ожидал услышать что-то вроде того, чем пугала меня Настя, но его ответ оказался вообще из другой оперы:

«Сдвиг планетарной оси».

Это не вызвало во мне никаких эмоций, кроме недоумения, и я спросил:

– Ну и что?

«В связи с тем, что процесс будет протекать стремительно, это вызовет глобальные катастрофы на планете Земля: землетрясения, наводнения, разломы тектонических плит, извержения тысяч новых вулканов. Перечень можно продолжить».

Я почувствовал, как мурашки табуном поскакали по моей спине.

– Ты это... серьёзно?!

«Да».

В голове моей помутилось, горло перехватил спазм и я прохрипел:

– И когда же это... произойдёт?..

«11 августа 1999 года».

Я недоверчиво скривился:

– Да ладно! Откуда такая точность?

«Индекс вероятности события – 0,93».

– Не понял... – Мне становилось всё больше не по себе. Ужас тонкой змейкой вползал в душу.

«Это означает, что из всех вариантов бытия только семь сотых процента дают вероятность альтернативного развития событий».

– Так ты хочешь сказать... – Я с трудом подбирал слова. В горле стоял тугой комок. – Ты хочешь сказать, что у нас есть возможность избежать всего этого?

«Да. Будущее многовариантно».

– Каким образом?!

«Восстановлением объёма полярных шапок на период начала двадцатого века».

– Господи, а полярные шапки-то здесь при чём? – несказанно изумился я.

«Возрастание объёма полярных шапок до критической массы вследствие нарастания парникового эффекта создаёт дисбаланс вращения планеты. Это приведёт к изменению направления оси вращения, что и явится причиной будущих катаклизмов».

– Но почему такая конкретная дата? – Я всё ещё пытался уличить его во лжи или, хотя бы, в некомпетентности. – Можно подумать, что всё закончится в один этот день!

«Раскачка оси будет проходить в несколько шагов. Они уложатся в период чуть больше суток. Но уже первый шаг сметёт всё с поверхности планеты».

Информация оказалась настолько ошеломляющей, что просто не укладывалось в сознании, и воспринималась отвлечённо. Я и спрашивал уже чисто автоматически:

– Ну а ...потом?..

«В течение двадцати пяти-тридцати следующих лет все оболочки планеты будут приходить в своё обычное состояние».

– Какие ещё оболочки? «Литосфера, гидросфера, атмосфера, магнитосфера, ноосфера, радиационный пояс».

Господи, Боже мой! Ведь за этими сухими словами стоит всемирная катастрофа!!! Последний день Помпеи бледнеет перед картиной всеобщего разрушения и гибели!

СУДНЫЙ ДЕНЬ!!! АПОКАЛИПСИС!!!

Слова, давно натёршие всем уши и потому не вызывающие у людей ничего, кроме усмешек и острот, приобретают конкретный и страшный смысл!

Волна жуткого страха накатила на меня. За свою жизнь я не боялся. Под защитой браслета нам с Настей всё нипочём. Но люди-то?! Цивилизация?! Ведь планета попросту стряхнёт её со своего лица! Всё, что создано руками и умом человека, в одночасье будет погребено в её недрах вместе с самим человечеством! Воображение рисовало страшные картины. Живо представилось, как в беспощадном, всё сметающем, рывке литосферные плиты наползают одна на другую, и между ними, как в жерновах, города и люди гибнут в одно мгновение, не успев даже ничего понять! Взбесившаяся атмосфера крушит и ломает всё на своём пути! Гигантские волны, цунами, достающие до облаков, переплёскиваются из океана в океан через вибрирующие в агонии материки!

Боже! Да людям и места не будет в этом кошмаре!!! Везде только смерть и разрушение!!!

Разволновавшись, я вскочил на ноги и бухнулся головой в потолок машины. Железо гулко отозвалось.

– Надо же что-то делать!!! – вскричал я.

«Приказывай», – равнодушно отозвался браслет.

Настя открыла глаза:

– Котик, ты чего кричишь? – сонно спросила она и, не дождавшись ответа, опять задремала.

Правильно. Поспи пока. Вести беседы я сейчас не в состоянии.

Я сел. Надо что придумывать.

Собственно, что тут думать? Всё предельно ясно: мир на краю гибели и его надо спасать. Как ни выспренне это звучит.

Я вновь обратился к своему бесстрастному собеседнику:

– Как ты там говорил? Полярные шапки надо уменьшить? Растопить, что ли?

«Это приведёт к подъёму уровня мирового океана на шестьдесят четыре метра, что явится причиной затопления низинных районов планеты».

– Это я и сам понимаю. Читал. Но какой тогда выход?!

«Находи решение. Жду приказа».

Мне даже сочувствие послышалось в его ответе. Да, конечно, дури-то тебе не занимать. Только легко сказать: «Находи»! После таких откровений в башке – полный хаос! И ничего серьёзного!

Некоторое время я сидел в полной прострации, уставившись в одну точку, осознавая, какая на мне, на одном, лежит ответственность. Она давила тяжким бременем. Потом нерешительно спросил:

– А на это... Как бы на всё это взглянуть?.. Честно сказать, в голове не укладывается.

«Жду указаний».

Он даже не обиделся. Да и какая обида может быть у машины? Кажется, это единственное, что он не умеет. Хотя, нет. Против Бея он тоже не устоял.

– Указаний он ждёт! – проворчал я и, поудобнее устраиваясь, махнул:

– Давай, показывай!

«Прикоснись к большой кнопке».

Бог ты мой! Какой примитив для такой сложной машины! Все команды берёт прямо из мозга, а именно эту надо снабдить каким-то касанием! Перестраховщики!

Дрожащими руками я отыскал на браслете больший выступ и надавил на него.

«Назови дату и место».

– Издеваешься?! – вскипел я. – О чём только что мы с тобой говорили? – И, покачав головой, вздохнул: – Ну, конечно же, одиннадцатое августа девяносто девятого!

«Назови место», – равнодушно гнул тот свою линию.

– Да какая, к чёрту, разница?! Вот! – ткнул я пальцем за окно. – Прямо здесь!

Наша машина всё ещё неслась вдогонку за солнцем, неумолимо оседавшим за далёкую линию горизонта. Похоже, мы уже были за пределами района боевых действий, поэтому я притормозил бег своего «коня», а потом и вовсе остановил. Возникшая посреди машины плоскость экрана, окаймлённая в этот раз ядовито-зелёным цветом, рассекла её салон ровно напополам. Руль, приборная панель со всеми прибамбасами и капот растворились без следа, создав яркую иллюзию того, что у наших ног разверзлась многометровая бездна. Я невольно поджал их под себя.

Однако пейзаж, открывшийся передо мной, остался практически без изменений. Только откуда-то взялось стадо коров. Они мирно щипали траву и обмахивались грязными хвостами от надоедливых насекомых. Неподалёку по трассе сновала разношёрстная автоживность.

Может, смраду стало чуть поболее? А, может, и кажется. С налёту не понять.

– Не наблюдаю я что-то никакого катаклизма, – сказал я, сосредоточенно оглядывая окрестности и втайне лелея надежду, что браслет мог и ошибиться.

Но он сухо заверил:

«До начала процесса осталось десять секунд».

Коровы будто услышали его. Все разом, как по команде, они подняли свои рогатые головы и замерли, тревожно к чему-то прислушиваясь. Только крупный чёрный бык низко наклонил башку и нервно бил себя по бокам хвостом. Видимо, мычал. Звука, само собой, не было. Тоже досадное упущение со стороны конструкторов.