Текст книги "Браслет"
Автор книги: Владимир Плахотин
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)
– Ещё, как видишь, не волшебник, – пожал я плечами. – Только учусь...
Настя поднялась и, явно искушая меня, сладко потянулась. Потом, озорно кося глазом через плечо, сказала:
– Так, товарищ «ещё не волшебник», пошли, искупнёмся ещё разок и будем поворачивать до дому. Вон уж и солнышко баюшки собирается.
– Баба Яга против! – заявил я, поднимаясь и подходя к ней сзади. – Нас там никто не ждёт. – Обхватив её за талию, я крепко прижал её тело к своему и, жарко дыша на ухо, тихо спросил: – Зачем нам домой-то? М-м?
Она потёрлась носом о мою щёку и сказала:
– Дело в том, что солнышко сядет и будет холодно. А на нас, – она поддела меня своей соблазнительной попкой, исподтишка наблюдая, какой это произведёт эффект, – а на нас – хоть бы ниточка...
Жаркая волна захлестнула меня и, уже в полузабытьи разгорающейся страсти, я прошептал:
– Будет холодно – чего-нибудь придумаем...
*****
Море приятно охладило наши разгорячённые тела. Наигравшись вволю, мы вылезли из воды и буквально попадали в песок. Блаженство растекалось по всему телу. Было очень тихо. Едва слышимый плеск волн только подчёркивал тишину. Слабый ветерок, дувший весь день со стороны моря, утих совсем. Солнце утонуло в море и темнота как-то незаметно подкралась к нам со всех сторон.
– Звери здесь не водятся? – боязливо поёжилась Настя, с опаской вглядываясь в темноту.
– Понятия не имею, – отозвался я как можно беззаботнее и добавил: – «Нам ли растекаться слёзной лужей?»
– А мне всё-таки страшно... – Она подползла поближе и прижалась ко мне. – Хоть бы луна выглянула...
– Всё в наших силах! – загадочно улыбнулся я в темноту.
– Что «всё»? – удивилась Настя. – Уж не хочешь ли ты сказать, что раньше времени луну из-за горизонта вытащишь?
– Ну уж, скажешь тоже! Вот, смотри! – Я протянул руку в темноту.
Браслет, как всегда, оказался на высоте, в точности исполнив мой заказ. На сей раз перед своим мысленным взором я вызвал виденный мною однажды в каком-то фильме-сказке восточный шатёр, подсвеченный изнутри светом факелов. И перед нами мгновенно возникла абсолютная копия моей мысленной картинки. Даже левая часть полога была чуть приподнята, как бы приглашая внутрь.
Настя охнула.
– Как тебе гнёздышко? – не без гордости спросил я. – Заглянуть не желаешь?
– Желаю... – пролепетала Настя, смотря на творение моей мысли широко раскрытыми глазами. Она медленно поднялась, подошла к шатру и приподняла полог, прикрывавший вход. – Вот это да!.. – только и смогла вымолвить она.
Я тоже с любопытством заглянул через её плечо.
Внутреннее убранство шатра превосходило все мыслимые ожидания. Пол и задняя стена, возле которой стояла низкая тахта, покрытая звериными шкурами неизвестного мне происхождения, были задрапированы коврами великолепной работы с ворсом никак не меньше десяти сантиметров толщиной. Посередине помещения стоял красиво инкрустированный столик с резными ножками, уставленный, надо полагать, восточными сладостями. Халва, казенаки, щербет и что-то ещё, названия чему я, к своему удивлению, не знал, теснились вокруг сосуда, формой своей больше напоминавшего женскую фигуру. Сбоку притулился поднос с виноградом, ягоды которого чуть не лопались от спелости. Одна кисть свесилась с подноса вниз и была настолько велика, что едва не доставала до полу.
– Ну, чего ж ты? – подтолкнул я легонько обомлевшую Настю.
– Да это... Неудобно как-то... – смутилась она. – Ноги...
– Что «ноги»?
– Песок на ногах...
В ответ я только расхохотался.
Она мельком покосилась на меня и осторожно ступила на ковёр. Обойдя столик со сладостями, она присела на краешек тахты и, проведя ладонью по шкуре, устилавшей её, сказала:
– Как в сказке...
– И ты в ней – Шахразада! – Я подошёл к столику, вытянул за хвостик одну из кистей винограда и протянул Насте: – Угощайся, восточная красавица!
Она отщипнула одну ягодку, озираясь вокруг.
– А это зачем? – Она указала в угол возле тахты. Там стоял отделанный золотом с изумрудными каменьями... кальян!
Я рассмеялся:
– Это уже издержки производства! Сезам! – щёлкнул я пальцами, как заправский волшебник. – Убери!
«Издержка» растаяла без следа.
Настя посмотрела на меня с неподдельным восхищением:
– Быстро же ты освоился!
– Ну а то! – Снова щелчок – и с потолка к ногам девушки посыпались великолепные розы самых нежных оттенков с каплями росы на лепестках. – Это тебе!
Настя испуганно посмотрела наверх, резво поджав ноги.
– Вовка! – нервно взвизгнула она. – Хватит чудить! Остановись, в конце концов!
Я удивлённо спросил:
– Тебе опять страшно?
– Нет, – покачала она головой. – Не страшно. Только прошу тебя: хватит на сегодня чудес. Я устала. И физически и морально. День был такой... насыщенный...
– Так цветы убрать?
– Нет-нет! – торопливо возразила она и стала их собирать. – Спасибо тебе. Только вот... – Она огляделась: – Куда бы их?..
– Сейчас изобразим! – с готовностью предложил я и замялся, вспомнив её просьбу: – Можно?
– Ладно, – согласилась она. – Но пусть это будет последнее колдовство на сегодня.
На том месте, где до этого стоял кальян, возникла низкая амфора с изысканным орнаментом. По верхней кромке горловины вились золотые змейки, хвосты которых превращались в ручки экзотического сосуда.
– Фантазёр! – хмыкнула Настя, чуть ли не силой втискивая в амфору получившийся обширный букет. Несколько роз упали на ковёр: места не хватило. Я было хотел увеличить горло сосуда, но тут же спохватился: чудеса на сегодня под запретом.
Она устало повалилась на тахту и блаженно вытянулась.
– А можно я немножко того?.. Глаза слипаются...
Я наклонился, чмокнул её в щёку и укрыл одной из шкур, оказавшейся на удивление мягкой и приятной на ощупь. Фирма веников не вяжет!
– Иди ко мне... – произнесла она в полудрёме и тут же сон сморил её.
Мне, однако, не спалось. Воображение моё было возбуждено до крайности теми фантастическими возможностями, которые открывались передо мной после того, как браслет сообщил мне, на что он, а, значит, и я способны.
Тем более, что остались непрочитанными и неопробованными ещё два пункта из того списочка. Какой там сон!
Я тихо, чтобы не потревожить сон своей ненаглядной, позвал:
– Сезам!
Предосторожности были излишними: Настя спала, как убитая. Похоже, что к этому приложил руку я сам: я поймал себя на мысли, что именно хотел, чтобы Настя пока поспала как можно крепче и не мешала мне экспериментировать. Ну а браслет понял меня с полуслова. Вернее – с полу-мысли. Так как осознанной мысли не прозвучало. Предвосхитил моё желание. Надо принять к сведению. А то и до беды недалеко: пожелаешь так кому-нибудь шутя...
Список уже ждал меня. Опять-таки пожелания я не высказывал, а только собирался это сделать. Ну-ну. «Раб лампы».
Я пробежался глазами по строчкам и нашёл пункт одиннадцатый:
«Многократное тиражирование материальных объектов».
Я задумался. Это что же выходит? Имея какой-либо предмет, я могу его размножить в неограниченных количествах?
Список исчез, на его месте высветилось только одно слово: «Да» и перечень возможностей появился вновь. Услужлив до невозможности! Ну-ну, пока мне это нравится. Пока. Но что-то жутковатое проглядывает в этом. Не могу пока определить, что. Это на уровне интуиции. Но – проглядывает.
Итак, с этим всё ясно и, в принципе, особого восторга испытывать вроде бы и не от чего. Просто более расширенный вариант десятого пункта. Просто, да не просто. Что-то в этом есть. В глубине мозга зрела какая-то идея, но ухватить её за хвост никак не удавалось. Ничего, подождём, пока созреет, отрастит хвост, тогда и поймаем. А пока – едем дальше, к пункту двенадцатому.
«Переход в иные измерения».
Вот так. Ни больше, ни меньше. Земные физики с пеной у рта доказывают невозможность существования параллельных пространств, а тут – пжалста! Занимайте места, товарищи пассажиры! Кому на какую программу?
М-да... Машинка – «я тебе дам»! И ведь точно знаю, что не треплется, что она действительно это может! Но экспериментировать в одиночку почему-то не хотелось. Если честно, то я, с моим научно-фантастическим, если так можно выразиться, образованием, имел смутное представление, что такое вообще, эти самые параллельные пространства. Поэтому счёл за благо пока не совать свой нос, куда не следует. Информации на сегодня и так предостаточно. Переварить бы и эту.
Я прилёг рядом с Настей. Физической усталости я не чувствовал. Тело всё так же было напружинено, как и в первый момент, когда браслет впервые оказался на моей руке. Но было другое. Я затруднился бы дать ему определение. Переполненность впечатлениями – вот как, скорее всего, можно было бы это назвать. Утомился мозг. За прошедшие сутки столько всего было-перебывало, что ему требовался небольшой тайм-аут. И я не нашёл лучшего способа сделать это, как немного вздремнуть.
Мне вдруг пришло в голову, что наше одинокое жилище видно в темноте издалека. Правда, лишь со стороны моря, но и это тоже лишнее. Гостей нам не надо.
Я мысленно «дунул» на факел и ночь вошла к нам в шатёр. Я закрыл глаза и приказал себе: «Спать!»
*****
Проснулся я оттого, что кто-то отчаянно тормошил меня за плечо и причитал плачущим голосом:
– Проснись, ну проснись же, Вовочка, мне страшно!
Я не сразу сообразил, где я и что вообще происходит. Было темно, бушевал ветер и стены нашего непрочного жилища сотрясались под ужасающим напором осатаневших волн, из-за шума которых я плохо разбирал, что мне говорила Настя. Это она будила меня, в страхе прижимаясь ко мне. Оказывается, среди ночи разыгрался шторм и огромные волны, кидаясь на наш шатёр, грозили смыть его в море.
– Зажги свет, я боюсь! – подвывала Настя, удвоив усилия в попытках привести меня в чувство, почувствовав, что я проснулся.
Ещё плохо соображая, я стал шарить руками в темноте, натыкаясь на какие-то предметы.
– Чёрт, да где же спички? – пробормотал я.
Что-то с грохотом упало.
– Вовочка, да какие спички?! – вскричала Настя в истерике. – Ты же волшебник! Вспомни! Ну?
Боже! Какой дурак! Ну конечно! Конечно, я всё вспомнил! Это ж надо так расслабиться!
Яркая лампа вспыхнула под потолком. Свет ударил по глазам и я зажмурился. Настя с плачем кинулась мне на шею.
– Господи! Страшно-то как! Домой! Поехали домой! – причитала она как в бреду.
Удар страшной силы потряс наше утлое строение. Вода хлынула на нас, просочившись сквозь тряпичные стены. Просто удивительно, как они до сих пор сдерживали натиск стихии.
«Как»-"как"! Уж ясней некуда – «как»! Пора заканчивать затянувшийся уикэнд.
– Сезам! Надеюсь, ты понял, что от тебя требуется?
Сезам, конечно, умный мальчик. На экране нарисовалось изображение Настиной квартиры и мы поспешно впрыгнули туда, как только открылся проход.
*****
Солнце пялилось прямо в глаза. Оттого я и проснулся. Всё-таки приятно опять оказаться в знакомой уютной обстановке, а не на берегу взбесившегося моря, за несколько часов до этого такого ласкового и умиротворяющего. Да, к тому же, среди ночи.
Насти рядом не оказалось. Я прислушался. На кухне что-то шипело и оттуда доносился приятный запах жареного. Ага! Хозяюшка моя готовит завтрак. Приятная волна подкатила к самому сердцу и обволокла его.
Видимо, она каким-то образом уловила, что я очухался. Дверь распахнулась и сияющая Настя вошла с подносом в руках.
– Доброе утро, котик мой! – приветствовала она меня, как ни в чём ни бывало. – Кофе в постель!
На лице её не было и следа ночных страхов. Ну и слава Богу!
Коротенький цветастый халатик едва прикрывал её попку. Когда она нагнулась, чтобы поставить поднос на столик, стоявший возле дивана, халатик охотно открыл моим глазам аппетитные округлости. Я не удержался, чтобы не протянуть руку в указанном направлении. Настя лукаво покосилась на меня и вильнула бёдрами:
– Разбойник! – она легонько шлёпнула меня по руке и присела рядом на край дивана. – Кушать бум?
– Бум! – в тон ей ответил я, опять запуская руку под халатик.
– Миленький, ты меня не заводи... – В глазах её мелькнул сладострастный огонёк. – Я и так... Надо прежде заняться делом...
– Каким это делом? – спросил я, но руку не убрал.
– А ты уже и не помнишь? – Она взяла мою руку и приложила к своей щеке, лишив меня возможности продолжать «интересное» путешествие. – А как же деньги?
– Ах, да... – легкомысленно отозвался я. – А я как-то...
– Надо, Федя, надо! – стрельнула она глазами. – Там, наверное, уже с собаками рыщут.
– Пусть рыщут... – Другая рука полезла под халатик.
– Вот неугомонный! – подскочила Настя, погрозив пальчиком. – Вставай! Есть будем!
Я опустил ноги с дивана и наклонился над подносом:
– А чем это у нас так... м-м!.. вкусно пахнет?
Настя знала и эту мою слабость: на тарелке источала нежнейший аромат жареная картошка! К этому блюду я, прямо-таки, ужасно неравнодушен!
– Минуточку!..
Нащупав ногами тапочки, я кое-как втиснул себя в них и нетвёрдой походкой продефилировал в сторону ванной. Настя с улыбкой поглядывала мне вслед, колдуя над подносом.
Приведя себя кое-как в порядок, я заглянул на кухню, убедился, что чайник уже вот-вот поспеет и, удовлетворённый, вернулся в комнату.
– Ты бы оделся, – с улыбкой молвила Настя. – Неровён час – нахлебник заявится, начнёт задавать ехидные вопросы.
– Хай себе задаёт. – Я сладко, с хрустом потянулся и, не торопясь, стал облачаться. – Чай, не маленький. Соображать должон. А чего это его не слыхать? Напрокудил, что ли?
– Вот именно. Глянь-ка сюда. – Настя указала на угол возле кресла, где мы перед отбытием свалили в кучу деньги и драгоценности. Деньги были на месте, а вот коробочки с дорогостоящими безделушками исчезли.
Я удивился:
– Спёр?
– Больше некому, – пожала она плечами. – Воры к нам не заглядывали.
– А ему-то они на кой?
– Как «на кой»? Домой же собирается. При его-то амбициях, небось, найдёт применение.
– На ушах соплеменников развешивать? – усмехнулся я и махнул рукой: – Его проблемы. Только как он собирается туда попасть? Да ещё и с багажом?
– А помнишь, он как-то обмолвился, что рассчитывает на тебя? Имей в виду! – Настя явно ехидничала.
– А мы адреса не знаем.
– Не беспокойся – растолкует! – заверила она.
Сказать по-честному, эта тема вызывала у меня зевоту. Мне было абсолютно наплевать, что там затевает лопоухий «диктатор». Я и разговор-то поддерживал только затем, чтобы Настю не обидеть. Уж очень близко к сердцу воспринимала она всё, что касалось Лори.
– Ну, коли так, – постарался я мягко увести разговор в другое русло, – будем ждать развития событий.
Из кухни послышался протяжный свист.
– Вот и чайник закипел! – вспорхнула моя хозяюшка. – Признавайся – тебе чаю или, может, кофе?
Я подумал и глубокомысленно изрёк:
– Уговорила: давай кофе. Только позабористей.
Настя уступила настойчивым призывам, доносившимся из кухни, а я, возбуждённый ароматом, исходящим от тарелки, принялся за методичное уничтожение её содержимого.
Смешно сказать, но с моими теперешними возможностями я мог бы разговеться и чем-нибудь поэкзотичнее: ну там омарами в серной кислоте или, скажем, анчоусов с крабами на нафталине. Но я буквально пищал от жареной картошки! Одно мне было непонятно: почему вкус Настиной картошки так мало отличался от той, что готовила моя покойная матушка? Откуда Настя могла знать секрет именно её приготовления? Ведь, как известно, у каждой хозяйки свои рецепты и привычки даже в приготовлении такого несложного блюда. И, естественно, вкус у каждой из них получается свой, хоть немного, но отличаясь от других. А тут прямо-таки поразительное совпадение! Надо будет непременно поинтересоваться. Хотя, в принципе, и так ясно: чудеса – это по части браслета.
А пока, думал я, уплетая лакомое блюдо, давай всё-таки прикинем, что же в итоге мы имеем на день сегодняшний?
Ну, во-первых, и это, пожалуй, самое важное, за последние полтора суток исчезла проблема хлеба насущного. И, надо полагать, исчезла навсегда. Это греет душу. И вовсе не потому, что я мечтал стать богатым и, наконец, им стал. Нет, богатство само по себе не было самоцелью. Было лишь желание избавиться от досадной необходимости ежедневно обеспечивать себе сколько-нибудь сносное существование. И эта необходимость отбирала уйму полезного времени, которое можно было использовать на чисто творческую работу.
Второе. Срок жизни моей бренной оболочки неизмеримо увеличился (если повар нам не врёт). Увеличился до безобразных размеров. Пребывание в этом мире теперь не ограничивалось для меня пресловутым «состоянием здоровья», поскольку, как я понял из слов деда, да и самого браслета, забота о нём, о моём драгоценном, как таковая тоже отпадает, и количество прожитых лет зависит исключительно от моего «хочу» или «не хочу». Естественно, что сейчас я очень хочу. И как можно больше.
Третье. Мои возможности. Они возросли настолько, что я даже затрудняюсь определить их границы. Получалось так, что чего бы я ни захотел, мне всё под силу. То, что сей факт накладывает огромную ответственность, напоминать излишне. Это и козе понятно.
Пожалуй, единственным слабым местом в этом всемогуществе является невозможность стать умнее по мановению волшебной палочки. Мой интеллектуальный багаж остался без изменений. Опыт, правда, несколько обогатился, но всё это «богатство» пока можно определить одним только словом: «недоразумение». Разве что знакомство с Настей не подпадает под эту категорию. Но и к категории интеллектуальной это не отнесёшь. Это, скорее, можно определить, как эмоциональный опыт. Поскольку таковые отношения с прекрасной половиной человечества для меня вообще в новинку, сюрпризом оказалось то, что, как оказалось, здесь я тоже не промах. И даже очень. Правда, тут ещё надо посмотреть, чья это заслуга – моя или браслета. Но, чья бы она там ни была, Насте, по-моему, было совершенно без разницы. Она воспринимала нас, как одно целое, и это «целое», как я выяснил, было ей далеко не безразлично. И это тоже греет душу.
– О чём задумался, котик мой? – прервала мои размышления вошедшая Настя. В руках она держала поднос с ароматным кофе.
– О тебе! – не моргнув, ответил я. И ведь не соврал! Так оно и было.
– Приятно слышать! – просияла она.
Экзотический запах мгновенно распространился по комнате и взволновал обоняние. И оно, обоняние, настоятельно потребовало незамедлительно удовлетворить прихоть вкусовых рецепторов, чем мы с Настей и занялись.
– Да ты просто волшебница! – изумлённо промычал я, пригубив напиток. – Такого я ещё...
– Ну, кто у нас волшебник, это ещё надо посмотреть, – скромно улыбнулась Настя, – Но кофе, действительно, замечательный. – Она отпила маленький глоток и пояснила: – Бразильский.
Я продегустировал сразу несколько миниатюрных чашечек восхитительного напитка, сетуя на их малый объём, и с блаженным видом откинулся на спинку кресла:
– Ну-с, киска моя, какие будут указания?
Она ещё не окончила трапезу и лишь кивнула на кучу денег:
– Отсчитай лимон.
Легко сказать! Занятие это оказалось, мягко говоря, несколько утомительным. Да и сытое брюхо не располагало к умственной деятельности. Я долго пыхтел, сопел, но, в конце концов, дело было сделано: жалкая кучка, не сравнимая с материнской, выросла рядом с ней.
Настя за это время расправилась с остатками еды, убрала со стола и навела порядок в комнате, насмешливо поглядывая на мои страдания.
– Лимон готов! – отрапортовал я, отдуваясь, как паровоз.
– Вот и умница! – Настя на бегу чмокнула меня в лысину и, пролетая в сторону ванной, дала ЦУ:
– Теперь – к тебе домой, за остальными.
Я «набрал номер» своей «берлоги» и вздрогнул от неожиданности: ко мне кто-то отчаянно ломился. Дверь вздрагивала от беспорядочных и мощных ударов кулаков и, если не ошибаюсь, даже ног. И доносилось неразборчивое мычание.
– Кто бы это мог быть? – застыл я в нерешительности.
– Да сто процентов – Игорь, – выглянула Настя из ванной. – Пришёл ещё лимон клянчить.
– Щас!
Я попросил браслет показать мне лестничную площадку возле двери моей квартиры и с огорчением убедился, что Настя опять оказалась права: там стоял, если об этом так можно сказать, мой нетрезвый друг и, прислонившись к двери спиной, наносил по ней беспорядочные удары руками и ногами. Причём, делал это далеко не с одинаковой ловкостью, поминутно сползая то в одну, то в другую сторону. Он обречённо, видимо, истратив запас надежды застать меня дома, бубнил одно и то же:
– Вовчик... А, Вовчик... Ну открой... Я же знаю, что ты дома... Вовчик... Дело есть...
Я опять переместил изображение в свою комнату и, мягко впрыгнув туда, прикрыл дверь, ведущую в прихожую, чтобы незваный гость не усёк, что я действительно дома. Но я не учёл одного: дверь предательски заскрипела, чем вызвала прилив активности жаждущего общения моего пьяного друга.
«Открыть, что ли?» – растерянно посмотрел я на стоящую по ту сторону экрана Настю.
«Да ты что?! – так же мысленно ответила она мне, покрутив у виска. – Считай тогда – день потерян!»
«Перед соседями стыдно..». – виновато пожал я плечами, в нерешительности сидя на корточках перед раскрытым чревом дивана, заполненным пресловутыми упаковками.
«Ну так внуши ему нужное направление!» – присоветовала Настя
– А ведь и вправду! – разом воспрял я духом и, сосредоточившись, направил мысленный посыл Игорю, страдающему от жгучего желания лицезреть моё величество: – «ТЕБЕ СРОЧНО НАДО В ГАРАЖ!»
Ритм тут же несколько изменился, потом удары затихли совсем, послышалась какая-то возня. Видимо, Игорь принимал правильное положение тела, цепляясь за неровности стен и двери. Затем прозвучали нетвёрдые удаляющиеся шаги.
Мы переглянулись, я послал Насте воздушный поцелуй и с лёгкой душой принялся выгребать недра дивана. Перекидав содержимое на ту сторону экрана, я перебрался туда сам и, дав браслету отбой, самодовольно плюхнулся в кресло:
– И мы чегой-то могём!
– Могём, могём! – усмехнулась Настя и легонько ткнула меня кулаком в лоб. – Открывать он собрался! Вовка – добрая душа!
Дальнейшее было делом техники. Вызвав изображение пустующего чрева владивостокского сейфа, мы аккуратно сложили туда упаковки с деньгами и живенько удалились. Что интересно, пропажа, по всей видимости, ещё и не была обнаружена. Во всяком случае, так мне показалось.
Чтобы проверить своё предположение, я включил телевизор: приближался выпуск «Новостей». Но пока шёл мультик. Уж и не знаю, какая серия «Ну, погоди!». Волку, как всегда, доставалось от невероятно везучего Зайца.
Вот и «Новости» кончились. Всё было по-прежнему: страна строила, плавала, торговала, растила хлеб, хором обожала своего любимого и дорогого... Ничто не предвещало тех грозных событий, о которых поведала мне Настя.
– А что ты хотел услышать? – улыбнулась она. – Что ограбили владивостокский банк? Кто ж позволит говорить такое по нашему по советскому телевидению? Сейчас только семидесятые. Это где-то к концу восьмидесятых всем языки развяжут. А пока кругом один «одобрям». Да и как можно? Будоражить общественное мнение? Что вы-что вы! Нет, миленький мой, пока у нас тишь да гладь, да Божья благодать, которую потом недальновидно обзовут периодом застоя. Но это будет потом. А сейчас даже самые страшные катастрофы не подлежат огласке. Так удобнее править страной. И, наверное, в этом есть свой резон. Единственное чувство, которое сейчас должно волновать кровь у наших законопослушных граждан, – гордость за свою великую державу. Ну, и за «дорогого и обожаемого».
Честно говоря, все эти предстоящие потрясения мало заботили меня в тот момент. Я воспринимал их на уровне рядового обывателя. А, значит, как какие-то фантастические домыслы, которые вовсе и не обязательно должны стать реальностью.
Меня занимало другое. Внутри зрела какая-то мысль, но оформиться во что-либо конкретное она никак не желала. Увиденный мультик вновь возбудил утихшее было брожение где-то там, в подсознании. Но «родить» пока я ничего не мог. Чего-то не хватало, толчка какого-то.
– Ты где? Ау! – помахала у меня перед носом Настя. – Я тут, понимаешь, распинаюсь перед ним, а он летает где-то!
– Идею рожаю, – виновато улыбнулся я. – Да вот... пока безрезультатно.
– А о содержании можно поинтересоваться?
– Да, собственно, пока и говорить-то не о чем. Так, нечто бесформенное, связанное с возможностями браслета.
– А ты тужься посильнее, может, и родишь чего, – хихикнула она и тут же поменяла тему: – Кто-то вчера в гости собирался? Или мне послышалось?
– Ты это серьёзно? – обрадовался я. – А какой сегодня день недели?
Настя взглянула на календарь и пожала плечами:
– С утра был понедельник. А нам-то какая разница?
– Ну дык вычислить надо, в какую смену Санька работает. Нанесём визит ему первому. Надеюсь, ты не против?
– Второму, – уточнила она, многозначительно выгнув бровь. – Игорь своё уже получил. – Увидев, какую рожу я скорчил, смилостивилась: – Ладно-ладно, не против я. Только переоденусь. Не пойду же я в этом? – Она озорно посмотрела на меня и приподняла подол и без того мало чего прикрывавшего халатика. – Ну-ну-ну! – мигом одёрнула она его, увидев, как я плотоядно сглотнул. – Неугомонный! С этим мы всегда успеем. Давай-давай, считай! Не отвлекайся! – И она грациозно, явно провоцируя меня, крутанулась на пальчиках, шмыгнула за дверцу шифоньера и выглянула оттуда: – Ку-ку!
Я проводил её взглядом и тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Потом стал припоминать, когда же это я в последний раз видел Саньку? Выходило, что сегодня он первый день работает в первую смену. Прямо как на заказ!
– Ну и как? – Настя предстала предо мною уже в новом одеянии. Простенькое платьице небесно-голубого цвета сидело на ней, как влитое, изящно очерчивая округлости тела.
Я залюбовался, не говоря ни слова.
– Ну и чего ты молчишь? – надула она губки, от этого ещё больше похорошев. – Как платье-то?
– Неужто, сама шила?
– А что? – вспыхнула она. – Совсем плохо?
Я встал, подошёл к ней и обнял за талию:
– Ты ж моё совершенство!
Она просияла:
– Правда хорошо?
Я притянул её к себе и поцеловал:
– Ну конечно!
Грациозно изогнувшись, она высвободилась:
– Помнёшь. Как я на люди-то покажусь? – Подошла к зеркалу, сделала два-три движения, поправляя прическу, и повернулась ко мне:
– Ну что? Идём?
– Летим!
*****
Городок наш не отличался совершенством рельефа, особенно в той его части, где проживал Санька со своим семейством. А потому мы, дабы лишний раз не месить грязь, решили с помощью браслета сократить большую часть пути.
Предварительно осмотревшись, нет ли кого любопытного поблизости, мы выпрыгнули на изъеденный временем тротуар метрах в пятидесяти от калитки Санькиного дома.
Конечно, «дом» – слишком громко сказано. Это был барак на четыре семьи, построенный ещё при царе Горохе. Удобства были на нуле, то есть вообще отсутствовали. Правда, в последние годы сюда подвели газ, так что измученные бытом жильцы и это считали верхом совершенства.
Познакомились мы с Санькой совсем недавно, года полтора назад. Свёл нас случай на заводе, где я работал до этих пор, и мы, разговорившись, почувствовали симпатию друг к другу буквально сразу же. Меломан покруче меня, он оказался на два года старше и его коллекция содержала намного больше перлов рок-музыки, нежели моя, что, собственно, и явилось причиной наших интенсивных контактов. Честно говоря, я преследовал корыстный интерес: перечень названий групп, имевшихся в его коллекции, возбудил во мне неуёмное желание непременно переписать себе всё это музыкальное богатство. Однако Санька поставил мне условие: «За всё надо платить», о чём, кстати, он до сих пор вспоминает со стыдом. «Бес попутал», – каждый раз оправдывается он, припоминая наше знакомство. Твёрдости его хватило всего на два захода, а потом он, разглядев меня получше, категорически воспротивился брать с меня деньги за записи. Тогда уже я сам, продолжая считать, что за работу (а пополнение коллекции – ой, какая работа: беготня, волнения, договорённости, неувязки, ожидание приобщения к чуду новых божественных откровений – а именно так я воспринимал каждую вновь приобретённую запись) всё-таки надо хоть чем-то платить, переменил тактику, дабы не чувствовать себя в долгу. В то время я занимался выжиганием по дереву. Делал свои вещи. Продумывал сюжеты, в основном мистического плана, разрабатывал их в рисунке, а потом выжигал. Санька, увидев однажды одну из моих работ, был, что называется, очарован, и я, воспользовавшись этим обстоятельством, предложил ему такой вариант: я сдаю ему все свои работы по мере их изготовления, а взамен беспрепятственно переписываю всю его фонотеку. Возражений с его стороны не поступило. На том и порешили. Правда, он был несколько шокирован столь царским, как он полагал, подарком, но отказаться силы в себе не нашёл.
Если быть до конца честным, я тут преследовал свои меркантильные интересы. Во-первых, реклама. Его дом всегда был полон друзей-меломанов, да и не только их. Может, кто и клюнет, думалось мне, и сделает мне заказ. А уж с ним-то я церемониться не стану: обдеру, как липку.
А во вторых, меня согревала и другая мысль. Работы мои, расползавшиеся до того момента, считай, за бесплатно по белу свету поодиночке, теперь обретали своего трепетного ценителя и мецената в одном лице. Попав к Саньке домой, любая из моих работ находила на его стенах своё последнее и почётное пристанище, и никакие посулы золотого тельца не могли изменить этого положения. По сути дела он мог бы, и я ему это сам неоднократно предлагал, продать их, хоть оптом, хоть поодиночке, но эта тема вызывала у него бурную неприязнь, что, откровенно говоря, льстило мне, как художнику.
Надежды на заказы, можно сказать, оправдались, и Санька лично приложил к этому немало стараний, но я сам не мог себя заставить брать за них деньги, автоматически считая человека, заинтересовавшегося моим творчеством, своим другом. Ну а кто с друзей берёт деньги за подарки?
Такая вот черта характера. Можно назвать просто глупостью, а можно сказать и по-другому. Это как посмотреть. Санька поначалу ругался со мной по этому поводу, потом махнул рукой. Но и клиенты тоже испарились. И с тех самых пор все мои работы прочно оседали у него дома. До лучших времён, считал я, серьёзно полагая, что они, эти самые времена, когда-нибудь настанут.
Но жизнь моя текла своим чередом, тихо, бедно и размеренно. И никаких таких катаклизмов (ну, если не считать несуразицы с летающей тарелкой) со мною не происходило вплоть до этой субботы. Случались странности и недоразумения, но, как теперь выяснилось, повинна была в этом Настя, таким вот своеобразным манером решившая облегчить мои бытовые проблемы. Как я теперь понимаю, это была прелюдия ко всему, что произошло далее.
Санькина супруга была на год старше его и отношение к нему можно было назвать скорее заботой о большом ребёнке, чем любовью к мужу. Это, конечно, моё собственное наблюдение, не претендующее быть истиной в последней инстанции. Она оказывала на него мягкое, но постоянное давление, ведя его своими нравоучениями по ухабам житейских передряг, чем вызывала в нём этакий молчаливый протест. Выражался он периодическими уходами в запой, чему с великим удовольствием и всегдашней готовностью способствовали многочисленные друзья, отнюдь не страдающие неприязнью к зелёному змию. И потому, когда на горизонте нарисовалась моя физиономия со своими музыкальными амбициями, супруга Саньки восприняла меня, мягко выражаясь, насторожённо, справедливо считая очередным приятелем с бутылём за пазухой. Иначе до сих пор и быть не могло: скажи мне, кто твой друг... Но, когда вместо стандартного вида посуды в их доме начали появляться мои, ещё пахнущие дымком, работы, она, тоже неравнодушная к миру прекрасного, в корне изменила своё ко мне отношение. Я стал желанным гостем в их семье, где кроме них самих и их девочки жила престарелая Санькина мать, бывшая учительница математики.