Текст книги "Браслет"

Автор книги: Владимир Плахотин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

Он выкатил свои буркалы и промямлил:

– Без одёжи? Вроде как не сезон...

– Да ладно тебе! – Я схватил его за рукав и чуть ли не насильно поволок на кухню. – Садись, как раз и чай поспел. Музон новый есть...

Он плюхнулся на стул и смущённо пробормотал:

– Вовчик, я по делу...

– Ну?

Он поёрзал и сказал извиняющимся голосом:

– Там это... Пивко завезли. Трояк не займёшь? – и тут же торопливо добавил: – До зарплаты?

Мне стало смешно:

– Какой разговор? Конечно, займу! Только зачем куда-то ходить? Пиво и у меня имеется!

Санька, до этого деликатно помалкивавший, удивлённо поднял брови:

– А что ж тогда: «чай», «чай»! Сказал бы, что пиво есть, я бы тоже не отказался!

– Так у меня тогда его и не было. – Я открыл холодильник и достал оттуда две запотевших бутылки только что сотворённого «Жигулёвского». – Как-то и в голову не приходило....

Пашка странно посмотрел на Саньку:

– И чего она говорит?..

Я приложил палец к губам, давая Саньке понять, чтобы он пока молчал. Но тот удивился в свою очередь:

– Кто «она»?

Я поспешил объяснить:

– Это из репертуара хохмачей. – Санька скроил понимающую физиономию, а я бухнул бутылками об стол: – Угощайтесь, гости дорогие!

– Ага... Всё равно выбрасывать, – продолжил Санька за меня и пожаловался: – Ну ты и запечатал!

Крышка, в конце концов, уступила страстным уговорам, и Пашка, отхлебнув полбутылки за раз, мечтательно закатил глаза:

– Щас бы рыбки!.. Может, сходить? – И он выразительно пошевелил пальцами.

– Не надо никуда ходить, – сказал я. – Повернись и открой во-он ту дверцу.

– У него теперь всё есть! – Санька незаметно подмигнул мне, пока Пашка разворачивал свой фюзеляж, чтобы выудить из недр старинного шкафа вязанку тоже только что сотворённой тарашки. – Ну, что я тебе говорил? – ухмыляясь, спросил он у Пашки, когда тот со счастливым лицом выпрямился на стуле, держа перед собой ожерелье и плотоядно принюхиваясь.

– Честно говоря, не ожидал! – И он принялся активно исследовать её внутреннее устройство. Обычно Вовчик у нас... – Он разом вылил в себя остальные полбутылки и довольно ощерился: – Хорошо!..

– А он, как видишь, и сейчас себе не изменяет, кивнул Санька на меня. Я колдовал над чайником.

– А чё? – Пашка приглашающе указал на пиво. – Может, того?..

– Травитесь сами, – отмахнулся я. – Мало будет – ещё берите!

– А можно? – оживился скиснувший было Пашка. – А то смотрю я... – Он двумя пальцами небрежно взял выпитую бутылку за горлышко и покачал из стороны в сторону. – Фи...

– А вы, батенька, нахал! – усмехнулся размякший Санька.

Пашка уронил на стол бутылку и полез в холодильник:

– Да я чё?.. Я так...

– Ладно вам! – Я похлопал его по плечу. – Чревоугодничайте. И вот ещё, – я полез в карман, достал сотенную и положил перед ним: – Хватит?

У того глаза на лоб полезли:

– Да ты чё? Я ж трояк просил!

– Бери-бери! – Я придвинул к нему бумажку поближе. – Пока есть.

– Во даёт! – Пашка растерянно повернулся к ухмылявшемуся Саньке, как бы призывая его в свидетели. – Это ж зарплата! Наташка меня убьёт!

– А ты ей не показывай! – посоветовал я.

– «Не показывай»! – передразнил он. – А отдавать надо будет, тоже не показывать? Не-е... Не могу я...

– Считай, что я тебе презентик на день рождения подбросил, – задержал я его руку, пытавшуюся отодвинуть бумажку ко мне.

– «День рождения»! – опешил он. – Да у меня он весной!

– Я не забыл, – спокойно сказал я. – У меня тоже.

– Тем более, – для чего-то сказал Пашка. Он даже к угощению интерес потерял: бумажка приковывала его взгляд, но принять её он всё ещё не решался.

– Да ты не ломайся! – Санька деловито отхлёбывал из бутылки и потрескивал рыбой. – Дают, значит, бери!

Пашка шумно, с подвыванием, вздохнул и, пригорюнившись, подпёр голову рукой, не сводя, однако, взгляда с сотенной. Потом, вдруг очнувшись, подозрительно прищурился:

– А с чего это ты деньгами стал швыряться?

– Картину продал.

– Да ну? – обрадовался он. – Это ту, с бабой летящей?

– Не, другую, – для чего-то опять соврал я.

– Это какую же?

Я не нашёлся, что ответить и взбрыкнул:

– Да какая тебе разница!

– Ну как же! – Пашка вновь проявил интерес к угощению. – И за сколько, если не секрет?

Я переглянулся с Санькой: сказать? не сказать?

– Ты всё равно не поверишь... – отозвался тот.

– Ну почему не поверю? – Пашка взял сотенную, похрустел ею и опять бросил на стол. – Уж, наверное, не меньше куска?

Санька прыснул прямо в бутылку.

– Бери выше!

– Да ладно брехать-то! – обиделся Пашка. – Какой дурак в наше время станет платить такие деньги за картину?

– Я ж говорил, что не поверишь...

Ситуация повторялась. Только в мелком масштабе.

Я встретился глазами с Санькой и услышал его чётко направленную мысль:

«Колоться будем? Или как?»

Ловок однако! Сам мысли не слышит, но пользуется телеграфом в одностороннем порядке. И недурно!

Я едва заметно покачал головой: нет. Всё равно из моих объяснений ничего путного сейчас не получится. Во-первых, Пашка уже навеселе, а во-вторых, чтобы рассказывать такое, надо, как говорится, клиента подготовить. А этим мы займёмся чуть позже, когда «клиент» попадёт в лоно семьи. Да и вообще: второй раз подряд рассказывать одно и то же? Увольте!

Пашка хмыкнул в бутылку:

– А пивко-то ничего! Где брал?

Я неопределённо махнул рукой:

– Там, за лесом...

– Что, тоже секрет?

– Почему «тоже»? – Я прекрасно понял, что он имеет в виду, но вызова не принял.

Пашка вздохнул, допил бутылку и, лениво потягиваясь, мельком взглянул на сотенную:

– Ладно, Володь, пойду я. А чё там насчёт музона? Говорил, что-то новое? Дашь послушать?

– А вертушка фунциклирует?

– О! – подпрыгнул Пашка. – Диски, что ли?

– Ну дык!

– Ты у нас прям богатенький Буратино! Дыркин подкинул?

– Неважно, – поднялся я.

– Чёй-то ты прям весь в секретах, в секретах! И чё за диски?

– Сам увидишь. Деньги-то забери!

Пашка испытующе подырявил меня глазом из-под кучерявой шевелюры и вздохнул:

– Ладно... – И тут же предупредил: – Только сразу отдать не смогу!

– Потом разберёмся, – отмахнулся я и пошёл в комнату.

Он посмотрел мне вслед, сгрёб со стола вожделенную бумажку, любовно свернул её, сунул в карман и криво усмехнулся, как бы оправдываясь:

– Вот змей-искуситель!

*****

Когда захлопнулась дверь за Пашкой, обалдевшим от предложенного выбора пластинок, Санька тоскливо вздохнул:

– Итак, продолжим нашу беседу?

Я улыбнулся:

– Какая уж там «беседа»? Пора приступать к практической части!

Санька аж засветился:

– Именно это я и имел в виду!

– Ну тогда прошу пассажиров занять свои места! – Санька заёрзал, поудобнее устраиваясь на диване, а я плюхнулся в кресло и торжественно провозгласил: – Сезам!

– Интересно, – прошептал Санька, изумлённо разглядывая возникший перед нами светящийся прямоугольник, – чья «буйная» фантазия наградила его таким пошлым именем?

– А почему шёпотом? – спросил я.

На что он пожал плечами и ответил:

– Нервы, нервы...

Я с улыбкой припомнил, как сам вибрировал во время первого своего испытания и попросил:

– Сезамчик, Нью-Йорк, пожалуйста!

Я постарался как можно живее представить ту же улицу, по которой дед таскал меня чуть ли не волоком. Браслет послушно её воспроизвёл. Санька восхищённо затаил дыхание, всматриваясь в изображение, появившееся на экране.

– Вы с ним, как родные...

Я почувствовал неожиданный прилив нежности к послушному аппарату и ничего не ответил. Только ласково провёл по нему рукой.

Над городом ночь распростёрла свои чёрные крылья. Видимо, улица была не первой важности, потому что жизнь, бурлившая здесь днём, заметно поубавила в своей активности. Проще говоря, улица была пуста и только редкие прохожие, как тени, жались к тротуарам, стремясь прошмыгнуть быстрее и незаметнее. Наверное, это имело свой резон.

Мы зависли над тротуаром где-то в полуметре. Рядом, как на заказ, огнями сверкала витрина, заполненная тем, что радовало наши с Санькой сердца: аудио– и видеопродукция всех мастей и многочисленные примочки к ней.

Санька довольно щурился, едва не облизываясь, смотря на вожделенное изобилие. Я и сам был очарован не меньше его. Глаза по привычке искали знакомые названия на конвертах пластинок, но удавалось это с трудом: кренделя и завитушки сильно затрудняли восприятие.

– Ну что? – спросил я. – Бум брать?

Санька смутился:

– Да ты знаешь... Что-то как-то не того...

– Для чего ж мы тогда сюда припёрлись?

– Ну... Посмотреть хотя бы... На первый раз.

– Даёшь! – крутанул я головой, изображая непреклонную решительность, хотя прекрасно понимал его чувства. – Сезам! Потихоньку вперёд!

Мы наехали на витрину и, когда она расстворилась, оказались в полумраке магазина. Нас окружали стеллажи с тысячами пластинок. Море музыки...

– Ну? – опять подступился я к нему. – Идём?

Он растерянно глянул на меня:

– Прямо вот так?

– Ну конечно! – уверенно сказал я. – Ну-ка, Сезам, откройся! – И спрыгнул на кафель магазина.

Санька всё ещё в нерешительности стоял возле кромки экрана.

– Ну! – протянул я руку. – Смелее!

– Да я не об этом, – он медленно переступил через порог и огляделся: – Как тут насчёт охраны?

Я погасил экран и пожал плечами:

– А разве мы что-нибудь ломали или вскрывали? Мы здесь и были! Сигнализации не с чего хай подымать. Взлома-то не было!

Санька только хмыкнул:

– Да уж!..

Я демонстративно прошёл к одному из стеллажей, взял с полки первую попавшуюся пластинку, потом тем же показательно-маршевым шагом вернулся назад:

– На!

Санька внимательно осмотрел её в свете витринных огней и удовлетворённо крякнул. На конверте крупным размашистым почерком красовалась надпись: «Bad Company». Белые буквы на чёрном фоне. Без всяких изысков.

– Ты не смотри, что оформление каковое, – попытался Санька взять на себя роль рекламного агента, – зато музон – класс!

Но я его перебил:

– А то я не знаю!

– Да, но какие всё вещи здесь! – мечтательно огляделся Санька вокруг.

– Короче, так! – подвёл я черту. – Времени у нас ещё часа четыре. Думаю, управимся?

Санька промычал в ответ что-то неопределённое, уже не слыша меня. Ну и ладненько, пущай наслаждается, решил я, а сам прямиком поковылял в отдел, где расположилась видеоаппаратура со своими прибамбасами.

Однако, поживиться в тот вечер нам ничем так и не удалось: непредвиденная случайность исковеркала все наши планы. До сих пор не могу себе простить, что так расслабился. Тем более, что опыт уже был. Собственно, предотвратить я ничего и не смог бы, но... Обо всём по-порядку.

Прошло, наверное, минут десять с того момента, как наш маленький «десант» высадился в магазине. Не знаю, может и больше: счастливые, как известно, часов не наблюдают. Я был настолько поглощён своим занятием, что сразу и не обратил внимания на шум, возникший за пределами магазина. Сначала заездили машины тута-сюда, но это показалось обычным делом и ничего тревожного в себе не несло. Потом поднялась беготня, крики и голову я поднял только когда прозвучала первая автоматная очередь. Я в недоумении смотрел через витринное стекло и даже подумать не мог, что вся эта суета каким-то боком нас коснётся. Всё воспринималось, как на экране телевизора.

Возможно, это была одна из мафиозных разборок, не знаю. Я не успел выяснить, потому что дальше произошло такое!..

Одна из очередей вспорола витрину нашего магазина. С жутким звоном посыпались осколки стекла и тут же со стороны, где я оставил Саньку, послышался глухой вскрик и что-то мягкое гукнулось на каменный пол. У меня мороз продрал по коже от внезапной догадки. Я кинулся в ту сторону, не обращая внимания на фиолетовые вспышки над моей головой. Но в тот момент забота браслета меня совсем не восторгала.

Страшная картина предстала моим глазам: Санька лежал в луже крови лицом вниз! Ненужные теперь пластинки веером рассыпались по полу.

Я окаменел. Тишина стояла такая, будто и не было никакой стрельбы. Но бездыханное тело убеждало в кошмарной реальности произошедшего. Я схватил Саньку за плечо, повернул лицом к себе и чуть не закричал от ужаса: оно было изуродовано и залито кровью! Живого места не осталось!

Диким взглядом я обвёл пустой магазин, как бы ища подмоги. Но ждать её было неоткуда. Это я ещё осознавал.

Господи, что же делать?!

И тут вспышка озарила мозг: «Браслет!» Надо надеть его на руку Саньке, как это было в случае с Настей!

Я дёрнулся стягивать его с себя, но тут же подумалось: не здесь! Отсюда надо ноги уносить, пока не застукали.

– Сезам! – взвыл я с невыразимой тоской. – Домой!

Забыв обо всех своих сверхспособностях и пыхтя от натуги, я кое-как перевалил Саньку через кромку экрана, даже не догадавшись уравнять её с полом своей квартиры. Дав браслету отбой и ни секунды не раздумывая, я стащил его с руки и напялил на безвольную руку друга.

«Будет ли толк?.». – с замиранием сердца подумал я и вдруг почувствовал, как опять, как и тогда, навалилась страшная усталость: сказывалось отсутствие энергетической подпитки браслета, к которой я уже привык и даже не замечал.

«Будет ли толк?.». – эхом прозвучало где-то на задворках, и липкая чёрная бездна небытия поглотила моё враз отупевшее сознание.

*****

– Давай, давай, открывай свои очи, лежебока! Всё равно ведь уже не спишь!

Я разлепил веки. Настя сидела возле меня на диване и с улыбкой тормошила меня.

– Тебя одного нельзя оставить ни на минуту! Обязательно чего-нибудь натворишь!

Я осоловело посмотрел на неё и вдруг меня подбросило:

– Санька где?!

– Да здесь я, здесь, не волнуйся! – Санька, живой и невредимый, показался в дверях спальни. – Портрет свой разглядываю в зеркале.

– Ф-фу! – облегчённо вздохнул я и опустился на подушку, радостно смотря ему в лицо. – Всё-таки получилось!

– Да уж, – весело сказал Санька, – занятная штучка, этот твой браслет! Так отполировал мою физиономию, что и следов никаких найти не могу. – Он приложил руку к сердцу и склонил голову: – Благодарю вас, сэр, вы спасли мне жизнь!

– Ладно тебе! Я здесь ни при чём. А ты-то как сюда попала? Насколько я помню...

– «Помнит» он! – Настя надула губки. – Твоё «скоро буду» очень уж затянулось, милый ты мой!

– А что, разве много времени прошло?

– Порядком! Сутки скоро!

– Это столько я дрых?! – в ужасе вскричал я. – Что ж вы меня раньше-то не растолкали?!

– Тебя растолкаешь! – хмыкнул Санька, усаживаясь в кресло напротив меня. – Я уж и надежду потерял. Слава Богу, думаю, хоть дышит. Значит, живой. Хорошо, Настя сама пришла, подсказала, что надо всего лишь браслет на руку надеть.

– А я жду-жду, думаю: это точно он опять куда-то вляпался! Как в воду смотрела! Мне Санька всё рассказал! – погрозила она мне пальчиком, многообещающе прищурившись.

– Честно говоря, я струсил... – при воспоминании о пережитом голос мой дрогнул.

– Котик мой! – назидательно произнесла Настя. – Браслет тебя совсем избаловал: ты и думать забыл, что такое инстинкт самосохранения!

– Инстинкт забыть невозможно, – возразил я с умным, как мне казалось, видом. – Или он есть, или его нет!

– Тогда надо быть хотя бы поосторожнее.

– Ну ладно, господа, – поднялся Санька. – Пора и честь знать. Там, небось, Нинка мне торжественную встречу готовит. «Нажрался!.. Дорогу домой забыл!..»

– Нажрался? – тупо переспросил я, но он воспринял это, как вопрос.

– Да ну что ты! Когда бы я успел? Но, всё равно, как-то же надо путно объяснить, где я сутки ошивался? Не скажу же, что в Штатах с гангстерами воевал? Тогда вообще со свету сживёт насмешками!

– Скажи, что у меня заночевал... – не совсем уверенно предложил я.

– Ага... «У Ленина за чаем..». С какой стати, скажет, дома, что ли, нет? А! – махнул он. – Чего-нибудь придумаю... Чай, не впервой!

Настя покачала головой:

– Ай, мужики!..

Санька насмешливо покосился на неё:

– Ну а ты бы на её месте поверила, если б всё, как есть, выложить?

Настя задумчиво посмотрела в окно:

– Наверное, нет...

– Вот то-то и оно! – Он протянул мне руку: – Давай, пойду я.

Я вскочил со своего ложа:

– Пойдём, хоть до двери провожу. А то вы как с тяжелобольным...

– А что, уже всё? – удивился Санька, одеваясь. – Ведь только что без сознания валялся?

– Ну-дык! И снова к подвигам готов!

– Я те дам – «подвиги»! – хлопнула меня Настя по спине. – Ишь, доверили игрушку! Одни неприятности!

– Ну почему же? Разве нечего вспомнить хорошего?

– Это мы обсудим чуть позже, – она обхватила меня сзади руками и положила голову на плечо.

– Ну, это... я пошёл, – вздохнул Санька, ещё раз пожал мне руку, кивнул Насте и скрылся за дверью.

– Ну и что за вопрос ты хотела со мной обсудить? – прищурился я, поворачиваясь к Насте.

Она прильнула ко мне:

– «Какой»-"какой"! – И жарко выдохнула: – Соскучилась я!..

*****

– Батюшки-светы! – тётка удивлённо всплеснула руками, когда, открыв дверь, увидела нас на лестничной площадке. – Это на каком же самолёте ты летел? Ещё и телеграмма не дошла, а он уже здесь!

– На ракете! – улыбнулся я, целуя её в щёку. – Вот, познакомьтесь: это Настя, моя невеста!

Обалдевшая тётка посмотрела на меня долгим взглядом, как будто спрашивая, в своём ли я уме? Потом перевела взгляд на мою избранницу и отступила вглубь прихожей:

– Проходите...

Я взял за руку вмиг оробевшую Настю и вошёл в квартиру.

«Не трусь!» – подбодрил я её и легонько сжал чуть дрожавшую ладонь.

– Ну-ну, дайте же на вас посмотреть...

Тётка щёлкнула выключателем и воззрилась на покрасневшую и потупившуюся Настю.

«По улицам слона водили...» – услышал я её смущённую мысль.

«А ты как думала? – ответил я ей тем же макаром. – Через это всё равно когда-нибудь надо пройти, так лучше уж сразу и вот так, откровенно, чем тайком и за спиной. М?»

«Тебе виднее...» – неопределённо отозвалась Настя, и я услышал довольную тёткину мысль:

«А ничего дивчина! Поглядим, какой на деле окажется!»

«Слышала? – улыбнулся я ободряюще. – Не ударь в грязь лицом!»

«А что я должна делать?» – ещё больше смутилась Настя.

«Быть самой собою! – увернулся я. – А вообще – ситуация подскажет».

– Чего это вы переглядываетесь? – прервала тётка затянувшуюся паузу. – Небось, думаешь, что это она меня, как вещь, разглядывает? – спросила она довольно дружелюбно. – Просто мне не всё рано, кого мой племяш выбрал себе в спутники жизни. Как я понимаю, Вовка тебя на смотрины привёз?

Настя залилась краской пуще прежнего и ничего не ответила.

– Ладно-ладно! – рассмеялась тётка и ласково обняла её за плечи. Потом помогла раздеться и повела в комнату. – Вы тут пока посидите, а я сейчас. Честно сказать, не ждала я вас так рано. Даже прибраться не успела.

Она вышла на кухню, а я ей вдогонку крикнул:

– А где же всё семейство?

– Ну как «где»? – отозвалась тётка, гремя посудой. – Батька – на буровой. Уже вторые сутки не вылазит: авария у них там. Подняли прямо среди ночи. Санька – с друзьями где-то шаблается, а Лёля – в школе. Не волнуйся – скоро все будут в сборе! – Потом, немного помолчав, спросила сквозь шум воды: – Так на чём же вы ехали?

– На самолёте! – соврал я. – На ковре!

– Не поняла, – тётка выглянула из-за косяка двери.

– На самолёте, говорю!

– Да вы обалдели! – всплеснула она руками. – Это ж такие деньги!

– Ну так и что ж? – скроил я важную физиономию. – Разве мы не можем себе этого позволить?

Тётка смерила меня насмешливым взглядом и покачала головой:

– Петух гамбургский! Распустил перья перед девушкой, деньгами сорит! А потом что? Лапу будете сосать?

– Не извольте беспокоиться! – откозырял я и плюхнулся на диван рядом с притихшей Настей. – Заработаем! Мы ведь за этим и приехали!

– Н-да... – Выражение глаз тётки изменилось, появилась в них то ли тревога, то ли досада, я не разобрал. Она повернулась уходить и нарочито бодрым голосом скомандовала: – Настёна! Ну-ка, помоги мне на кухне!

Та подскочила, как ужаленная, а я легонько шлёпнул её по заднице:

– Дерзай!

– Да ну тебя! – сверкнула она глазами, оправляя платье, и поспешила на зов.

Уж не знаю, о чём они там «гутарили», как любит выражаться та же тётка, но вернулись они в комнату довольные друг другом и каждая со своим подносом.

Тётка была в своём репертуаре: шебутная, весёлая, невооружённым глазом было видно, что делает она это искусственно, но, странное дело, напряжения не чувствовалось. Наверное, потому, что желание любой ценой создать у нас хорошее настроение принималось нами с готовностью.

– Ну, чем, как говорится, богаты! – Она поставила на стол свой поднос и принялась над ним колдовать. – Вот конфеты, вот сыр, сметана, сейчас блинчики подоспеют! Небось, проголодались с дороги-то?

– Не успели, – улыбнулся я, наблюдая за Настей.

Взгляд тётки остановился на мне и она удивлённо спросила:

– А вы что, так налегке и приехали?

– Что значит «налегке»? – прикинулся я, а внутри отхлопал себя по ушам: «Балбес ты, Шарик! О вещах-то и не подумал! Путешественник хренов!»

Насколько хватило моих театральных способностей, я выразительно шлёпнул себя по лбу и воскликнул:

– Ё-моё! А сумки-то! Так за дверью и стоят!

– Да вы обалдели! – побледнела тётка. – Не дай Бог, спёрли!

«Артист!» – услышал я вдогонку мысленную усмешку Насти.

Я кинулся к двери, опережая тётку и наскоро «сочиняя» пару гигантских баулов, набитых всяким тряпьём и продуктами питания. Когда я вывалился на лестничную площадку, сумки послушно стояли возле двери, дожидаясь, когда о них «вспомнят» нерадивые хозяева.

Одного я не учёл: рядом с возникшими ниоткуда сумками, выпучив глаза, стоял какой-то мужик с мусорным ведром. Наверное, сосед сверху.

Я весело подмигнул ему, схватил «заблудшее» имущество за не совсем удачно придуманные мною тонюсенькие ручки, которые с радостью вампира не замедлили впиться в мои ладони, и, кряхтя от натуги, заволок их в прихожую, захлопнув дверь перед носом всё так же обалдело стоявшего соседа.

– Сказала бы я тебе, кто ты, – покачала головой тётка. – Да уж ладно, не украли, и на том спасибо.

– Ну-к, Наталь Терентьевна, – я наклонился к сумке и вжикнул молнией, раскрывая её бездонное чрево. – Примерьте! – Я вытащил из её недр дорогущую песцовую шубу, приятно защекотавшую мне лицо своей белой с нежным голубым отливом шерстью. Я почти утонул в ней, подняв её над головой, чтоб подарок было лучше видно.

Тётка оторопела.

– Вов-ка... – понизив голос, простонала она. – Да ты обалдел! Такие подарки дарить! Ты что, убил кого-нибудь?! Или банк ограбил?!

– И как это вы догадались? – хохотнул я, довольный произведённым эффектом, и переглянулся с Настей.

«А мне завидно!» – услышал я. Глаза её тоже разгорелись при виде шикарного подарка. Видать, шуба мне и впрямь удалась.

«Уж кому-кому, а тебе-то грех завидовать! – отшутился я. – Будет на то твоя воля, я тебе таких сотню настругаю! Носить-не переносить!»

«Ловлю на слове!» – сверкнула Настя глазами. А вслух подбодрила тётку:

– Ну, что же вы?

– У меня уже и руки затекли! – поддакнул я. – Ну-ка! – Я набросил шубу тётке на плечи. – Не понравится, или мала будет – выбросим!

– Я те выброшу! – тётка просунула руки в рукава, запахнула шубу и повернулась перед зеркалом туда-сюда. – Ну, племянничек! – зачарованно пропела она. – Дай же я пацалую тебя!

– Не по адресу! – со смехом уклонился я. – Это Настин подарок! – И, зметив Настины удивлённые глаза, добавил: – Это она выбирала!

«Ну тебя и понесло!» – услышал я Настино полузадушенное, потому что тётка в этот момент уже повисла на ней в приступе благодарности.

В этот момент мой нос учуял запах горелого.

– По-моему, горим?.. – напомнил я тётке о позабытой на радостях кухне.

– Мама! – вскричала та, хватаясь за голову. – Блины-то!

И прямо в шубе она кинулась спасать то, что осталось от пострадавшего изделия.

– Ах, что тебя!.. – услышали мы её расстроенный возглас. Настя поспешила ей на выручку. – Вовка! – Голос тётки потешно взвизгнул. – Это всё ты! Совсем сбалберили меня своими подарками! – И она весело заскребла по дну сковородки, пытаясь отделить её от блина.

Услышав новое для себя словечко, я переспросил:

– Чего мы сделали?

– Погоди... Всё равно ничего не слышу... – Новая порция теста растеклась по сковороде, громко шипя.

Мгновение спустя, тётка вновь стояла перед зеркалом.

– Нет, ну когда такое было? – восклицала она в упоении, поворачиваясь то одним, то другим боком. – Васильевна точно от зависти помрёт! – заключила она, вероятно, имея в виду свою подругу, и, бережно сняв шубу, пристроила её на почётном месте в своём нехитром гардеробе. – Посмотрим, что ещё Толь Ванч скажет! – Это она про дядьку. – Так! – внезапно «протрезвела» она. – Это всё, конечно, хорошо, но чай-то наш, по-моему, совсем остыл? Айда к столу, гости мои разлюбезные!

*****

– Ну так как же насчёт «интересной» работы? – напомнил я, заскучав от переливания из пустого в порожнее во время трапезы. Все эти подробности о последних событиях её мирка, которыми потчевала нас неугомонная тётка, успели мне изрядно поднадоесть. Настя, я это чувствовал, тоже утомилась поддерживать вежливую беседу о неизвестных ей людях, но держалась стоически и виду не подавала. Я откинулся на спинку дивана и одним ухом тоскливо прислушивался к телевизору, который взахлёб бубнил что-то о предстоящей Олимпиаде в Москве.

– Куда ты так торопишься? – Тётка подлила мне ещё чаю, но, увидев мой протестующий жест, сказала: – Отдохните с дороги. Работа – не волк...

– Нам солнца не надо, нам партия светит! – продекламировал я в расчёте на чувство юмора. – Нам хлеба не надо – работу давай!

Но в этот раз чувство юмора у тётки почему-то дало сбой. Она как-то посерьёзнела и посоветовала:

– Ты только при батьке-то так не говори.

– Эт' почему же? Партейный, что ли? – Признаться, я был не в курсе.

– Да нет... – уклончиво ответила она. – Сочувствующий...

– Это дядь Толик-то сочувствующий"? – поразился я, припоминая его, мягко говоря, нелестные отзывы о власть предержащих.

– Представь себе... – скорбно поджала губы тётка и стала собирать посуду со стола. Настя подхватилась ей помогать.

«Ну чего ты привязался к человеку?» – поймал я её взгляд. – Не видишь, что здесь болевая точка?"

«Вижу».

Я уже и сам понял, что вторгся в область, куда посторонних не пускают, и пора сворачивать со скользкой колеи, а потому аккуратно напомнил:

– Так в чём же заключается работа?

Тётка сразу просветлела лицом:

– А сам-то как думаешь?

Но я только пожал плечами:

– Сытый желудок не способствует остроте мышления.

– Его кормить вредно, – поддакнула Настя с улыбкой.

– Это заметно, – тоже улыбнулась тётка. – Учтём. Пока всю работу не сделаешь, кормить не будем. Верно, Настёна?

Та, озорно играя глазами, кивнула и понесла на кухню поднос с посудой.

– Поставь там! Я сама! – крикнула ей вдогонку тётка и села за стол напротив меня: – Так вот, дорогой ты мой племянничек, если уж тебе не терпится узнать причину, по которой я тебя сюда вызвала, слушай.

Дело в том, что я недавно перешла работать в новый садик и уже успела себя там кое в чём показать. Считай, все воспитатели по любому пустяку теперь бегут ко мне: «Терентьевна, а как это? Терентьевна, а как то?» Короче говоря, Наталья Терентьевна в новом коллективе уже авторитет. А это – ой, как непросто в моём возрасте! По сути, всё заново приходилось начинать.

Они меня нахваливают, а я им: «Это ещё что! Вы моего племянника не видели!» В общем, ты не зазнавайся, но я тебя там представила в самом лучшем свете: ты и художник, и музыкант, и...

– Музыкант? – удивлённо переспросил я. – Вы ничего не путаете?

– Ну, я имела в виду твоё увлечение записями. Но ты не волнуйся, с этого боку ты им не интересен. А вот как художник... Садик новый, неоформленный. Работы тебе там – непочатый край!.. Недавно зава подкатывается ко мне: «Наталья Терентьевна, я будто бы слышала, что племянник у вас – художник?» «Да, – говорю, – вы не ошиблись». «А не могли бы вы его попросить, чтоб он помог нам кое в чём?» Сам понимаешь, что отказать я не могла. Только вот... – Она чуть замялась. – О деньгах я с ней речи не вела... И она ни словом не обмолвилась... – В голосе её появились заискивающие нотки. – На карту ставится мой авторитет... И что ты об этом думаешь?

– Нет проблем! – браво отвечал я с широкой самодовольной улыбкой. – Когда можно начинать?

– Торопыга! – покачала она головой, но было заметно, что камень с её души упал. – Ты ведь даже ещё не знаешь, что нужно делать!

– Узнаю! – беззаботно махнул я.

Она посмотрела на меня долгим взглядом и тихо сказала:

– Какой-то ты...

– Какой?

– Да... Сам на себя не похож... Как пьяный. Море по колено.

– Это, наверное, я на него так повлияла, – вытирая руки фартуком, Настя вошла в комнату и села рядом со мной. – Вы не думайте ничего такого, он хороший! – И она взъерошила мне волосы на загривке.

– Да уж кому, как не мне, знать его! – улыбнулась тётка. – Вырос на моих глазах. Это сейчас мы поразлетелись по разным городам. А раньше-то все вместе жили. Он ещё ко мне в группу ходил...

Она было хотела удариться в воспоминания, но в этот момент в замок входной двери кто-то вставил ключ и стал его проворачивать.

– Сан-Саныч, наверное! – подмигнула мне тётка, имея в виду своего сына и моего брата Саньку, и пошла встречать.

Однако, когда дверь широко и по-хозяйски распахнулась, весь её проём заполнила крупная фигура «дядь Толика».

– О! – удивилась тётка. – Батька явился!

– А что? – огрызнулся тот. – Не ждала, что ли?

– Да уж все жданки поела! Как дела-то?

– А! – хмуро отмахнулся дядька. – Никак. Устал, как собака.

Громко сопя, он что-то искал у себя под ногами.

– Да где тапки?! – взорвался он наконец.

Тётка рассмеялась:

– Ты голову-то подними, да глянь, кто у нас!

Он с досадой распрямился, а я взял Настю за руку и вылез из-за стола:

– Это я ваши тапки оккупировал.

– О! – вяло удивился он. – Гость! – Он подал мне широкую, как лопата, руку и основательно сжал мою. – Да ты не один! – Он оценивающе скользнул взглядом по Настиной фигуре и сделал вывод: – Женился, что ли?

– Батька! – одёрнула его тётка. – Ты как бульдозер! Кого хочешь, в краску вгонишь! Ни здрасьте, ни до свидания...

– Познакомьтесь, – сказал я, не обращая внимания на их перепалку. – Настя. Невеста моя.

– Ишь ты! – усмехнулся дядька. – Жених!

Я в ответ только скромно улыбнулся и тихонько пожал руку Насте:

"Не дрейфь! Он всегда такой – «бульдозер».

«Да уж..». – ответ Насти не оставлял сомнений в том, что чувствовала она себя под взглядом дядьки далеко не комфортно.

– Ладно, молодёжь, – устало осклабился Толь Ванч. – Вы меня извиняйте: с ног валюсь. Мне бы чуток жевнуть, да до кровати доползти.

– Дядь Толь... – рискнул я проявить инициативу. – А как насчёт... – И я выразительно провёл указательным пальцем по горлу.

В его глазах блеснули искорки интереса:

– Это как понимать? Ты же у нас вроде как трезвенник? Или всё уже в прошлом?

– Да нет, – смутился я. – Но за встречу-то чуть-чуть не помешает...

Он перевёл взгляд на супругу: