Текст книги "Браслет"

Автор книги: Владимир Плахотин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

– А издалека оно смотрится намного привлекательнее, – констатировал Санька.

– Да уж, не райские кущи... – хмуро поддакнул Пашка, с кислой миной разглядывая знакомый по книгам пятнистый глобус.

– Просто мы попали сюда не вовремя, – сказал я. – Хозяева заняты уборкой и гостей не принимают.

Совершив круг почёта возле негостеприимной планеты, мы вновь рванулись к звёздам. В стороне промелькнули и сразу потерялись микроскопические луны Марса, будто нарочно в тот момент собравшиеся сразу обе по эту сторону планеты. По их виду я бы ни в жисть не догадался, кто из них Страх, а кто Ужас. Самые обыкновенные булыжники, захваченные тяготением красной планеты, случайно оказавшейся на их пути в тот момент, когда они пролетали мимо по своим каменным делам.

– М-да... – вздохнул Санька. – Знакомство с легендарной планетой оставило самое удручающее впечатление. – И поинтересовался: – Ты не мог бы сотворить чего-нибудь... э-э... съедобного? Разволновался, знаешь ли, в животе урчит. Да и не так скучно будет лететь, – добавил он, как бы в оправдание.

– Скучно не будет! – заверил я, выполняя заказ. – Экипаж, прошу к столу!

– О! Халява, сэр! – обрадовался и Пашка.

Марс в это время уже превратился в маленькую звёздочку за нашими спинами, едва приметную в лучах тоже заметно похудевшего Солнца. Мы удалялись от них на большой скорости.

– Ну так что, господа, – обратился я к своим спутникам, активно налегавшим на «халяву». – Продолжим экскурсию по Солнечной системе или поищем чего-нибудь поинтереснее за её пределами?

– Мне бы на Сатурн одним глазком? – попросил Пашка, не отрываясь от своего занятия.

– Колечко пошшупать? – догадался я.

– Во-во!

– Жену будешь дома шшупать, – отбрил Санька.

– Там уже и шшупать неча! – отмахнулся Пашка. – Одни болячки!

– Тебе виднее, – хмыкнул Санька, а я предложил:

– Ну, тогда давайте вместе искать.

– Я думал щас скажешь: вместе «шшупать», – гыгыкнул Пашка.

– Эт' ты уж как-нибудь сам, – отмахнулся я, внимательно всматриваясь в небосвод.

– У него уже есть кого шшупать, – усмехнулся Санька.

– Была, – постарался я не подать виду, что эта тема мне неприятна. – И ещё неизвестно, будет ли...

– Будет! – уверенно сказал Санька. – По «телевизору» твоему показывали.

– Твоими бы устами... – повёл я плечом.

Санька первый засёк ползущую среди других светил звёздочку и ткнул пальцем:

– Не её ищем?

– Похоже... – Я изменил направление полёта и поддал газу.

И тут с нами приключился неожиданный конфуз.

Как только мы припустили во всю прыть в направлении очередной цели нашей космической Одиссеи, «пятачок» наш подвергся настоящей бомбардировке. Гигантские глыбы разных форм и размеров, посыпались на наши головы, мгновенно вырастая из черноты космоса и, в тот же миг пролетев сквозь нас, исчезали за нашими спинами. Этот камнепад произвёл немалое замешательство в стройных рядах команды нашего «звездолёта». Не смотря на то, что всё видимое нами было всего лишь изображением, именно оно и произвело столь ошеломляющий эффект. Даже я вздрогнул, а Пашка, так тот, вообще, вскочил, закрывая лицо руками. При этом он зацепил ногой столик с едой. А когда обнаружил, что кроме этого, никакого несчастья не произошло, с досадой плюнул.

– Это пояс астероидов, – пояснил я побледневшему Саньке. – Обломки легендарной планеты Фаэтон.

А скальные обломки, как гигантские пули, с неимоверной скоростью и в абсолютной тишине продолжали мчаться сквозь нас, не причиняя ни малейшего вреда. Изображение подавляло своей реалистичностью, вынуждая ёжиться от мнимого дискомфорта.

– Хотел бы я посмотреть, – сказал оправившийся от потрясения Пашка, – как в этом огороде будут пробираться наши кораблики в будущем.

Он нагнулся и стал собирать остатки еды на полу. Санька было присоединился к нему, но я их остановил:

– Да оставьте вы! – и последствия «катастрофы» растворились без следа.

– Ну вот! – пробурчал Пашка недовольно. – Я и похавать толком не успел!

– Ты собирался это доедать, что ли? – хохотнул я. – После того, как с полу соберёшь?

– Не, ну... – начал было оправдываться тот, но осёкся на полуслове, потому что угощение возникло перед ним в первозданном виде. – Ну, Вовчик, ты даёшь!.. – фыркнул он и активно возобновил прерванный процесс.

А я занялся корректировкой курса, потому что атака астероидов уже иссякла и мы неудержимо приближались к Сатурну. Его шикарную «шляпу» уже можно было разглядеть невооружённым глазом.

– Если я чего-то не просекаю, поправьте меня, – подал голос помалкивавший Санька. – Насколько я помню из школьного курса, после Марса у нас идёт... м-м...

– Юпитер! – с набитым ртом ввинтился Пашка в разговор, не дожидаясь, пока Санька восстановит основательно позабытое.

– Ну и где же он тогда?

– А почему ты думаешь, что они все хором должны столпиться по эту сторону Солнца? – спросил я. – У каждого своя дорога! Он ещё где-то там! За! – я махнул в сторону чёрного пятна, прикрывавшего светило.

В стороне промелькнула одна из лун Сатурна – этакий изъеденный метеоритами и временем камешек, размером с мегаполис. Подробностей его географии мы разглядеть не успели – на такой скорости много не увидишь. Да и что там может быть интересного? Просто один из астероидов, захваченный планетой-гигантом в свое мощное поле тяготения. Мало ли их тут шляется с тех пор, как Фаэтон приказал долго жить? Обломки разлетелись по всей Системе и многих из них приватизировали планеты посерьёзнее: те, которым хватило «тяму» изменить направление их целеустремленного полёта вокруг своей царственной персоны. У одного Юпитера их – как собак нерезаных! Что-то около семнадцати, если мне память не изменяет.

Когда из черноты вынырнул ещё один «камешек», я, «по просьбе телезрителей», малость притормозил и на бреющем полёте, едва не цепляя за скальные выступы, несколько раз облетел вокруг так называемой планетки.

Как я и говорил, задержаться взгляду здесь было практически не на чем. Всё тот же унылый ландшафт, каким «радовали» и Марс, и Луна: дикие, вздыбленные неведомым катаклизмом скалы, пики горных вершин, корявыми когтями царапающие звёздную россыпь, глубокие ущелья, могильной чернотой разрезающие горные хребты, или то, что ими казалось. Всё лицо планетки несло на себе многочисленные свидетельства катастрофических столкновений с более мелкими обитателями околосолнечного пространства. Отличие от того же Марса было, пожалуй, в одном: там атмосфера усиленно зализывала все неровности дикого рельефа на протяжении миллионов лет, здесь же и признаков её не чувствовалось и портрет планетки представал в своей первозданной неухоженности.

– Знаете, чего здесь не хватает? – вдруг спросил Санька.

– Красной тряпки с серпом и молотом?

– Таблички с названием.

– Не ждали нас так скоро, – хмыкнул Пашка. – Вот и не подготовились.

– И всё-таки, господа астроломы, как зовётся сей мрачный мир?

– Понятия не имею, – пожал я плечами. – У Сатурна их тоже немало. По-моему, – я призвал на помощь Пашку, – что-то около десяти?

– Больше! – чавкнул Пашка, разделываясь с очередным «халявным» деликатесом.

– Да и то, – неуверенно проговорил я, напрягая извилины, – помню названия лишь двух-трёх. Что-то там: Япет, Мимас, Энцелад... Помогай! – толкнул я Пашку, но тот лишь отмахнулся:

– Фиг его знает! Ехай дальше!

Мы как раз завершали очередной виток вокруг безымянной планетки и распухший на полнеба Сатурн выплывал из-за покорёженного горизонта. Я поддал газку.

Однако двигались мы к нему в плоскости эклиптики и главная его достопримечательность – кольцо – смотрелось несколько с ребра, этим сильно проигрывая.

Чтобы усилить эффект, я немного изменил направление полёта, поднявшись над плоскостью, в пределах которой ходили все планеты, где-то на сотню тысяч километров (на глаз, конечно) и знаменитое украшение Солнечной системы развернулось перед нами во всей своей красе. Зрелище, конечно, было ошеломляющим.

– Ух ты! – вырвалось при этом у Пашки. Он, естественно, присовокупил и ещё кое-что, но я, по понятным причинам, не берусь здесь это озвучить. Скажу только, что оно определяло степень его восхищения увиденным.

Санька только головой покачал:

– Оно конечно... стоит посмотреть...

Чем ближе мы подлетали, тем яснее становилось, что из себя представляли кольца.

– Я, по темноте своей, – удивлённо сказал Санька, – почему-то полагал, что это – единое целое...

– Привет тебе от того «единого целого»! – Пашка даже ладонь к виску приложил. – А центробежная сила?

Санька смотрел на него непонимающе.

– Ну, чё уставился-то?

– Жду более популярного изложения.

– Да чё тут объяснять? Тут же козе понятно! – Он вскочил, пятернёй обхватил ополовиненный бокал и, держа на вытянутой руке, стал вертеть им в вертикальной плоскости. – Когда-нибудь ведро с водой крутил вот так?

– Э! Э! – Санька загородился руками, ожидая, что чай выплеснется ему на голову. – Я бы предпочёл чисто теоретический подход!

Но на Пашкином лице отражалась решимость донести информацию до слушателя в полном объёме.

– Как ты думаешь, – спросил он, продолжая мотать бокалом над нашими головами, – что будет, если я его сейчас отпущу?

– А вот этого как раз и не надо! Обойдёмся без импровизаций. – Он повернулся ко мне: – Ты, часом, ему в чай ничего не капнул?

Пашка, наконец, усёк, что зрители не настроены на серьёзное восприятие и откровенно над ним потешаются. Он с размаху шваркнул бокалом об столешницу, расплескав при этом остатки чая, и, сердито сверкнув глазами, плюхнулся обратно в кресло.

– Пал Ксанч! – голосом Левитана вдруг сказал Санька. – Ведите себя на борту звездолёта подобающим образом! – И, уже своим обычным, спросил у меня: – Капитан, скажите, а у нашего корабля... м-м... отхожее место предусмотрено?

Я рассмеялся:

– Проблемы?

– И немалые, – озабоченно поёрзал он на диване. – Да и покурить бы не мешало. Чай, конечно, вещь пользительная, однако организьма – она ж своего требует. А тут, – он развёл руками, и ступить-то некуда...

– В карман! – отомстил Пашка за насмешку.

– Соседу? – с готовностью отозвался тот. – Подставляй!

– Ладно! – весело отозвался я и выключил изображение. – Перекур!

Мы снова сидели у меня в мастерской. От внезапной смены декораций Пашка сдавленно выдохнул:

– Твою телевизора мать!..

– Не верь глазам своим... – изрёк Санька, тоже, видимо, не сразу приходя в себя. – Присоединиться не желаете? – И помахал у Пашки перед носом пачкой сигарет.

– А чё? – согласился тот. – Миллионеры, они тоже халявой не брезгуют! – И он поплёлся за Санькой, бросив мне на ходу: – Мы щас! Не пройдёт и полгода!

*****

И вот опять на своём «пятачке» мы понеслись навстречу окольцованному гиганту. Траектория нашего полёта многократным серпантином обвила кольца Сатурна по мере нашего продвижения вокруг планеты. Мы ныряли в его атмосферу и тут же стрелой взмывали ввысь, чтобы, облетев толщу колец, опять броситься в бурлящий океан метановых облаков. Я носился над планетой, как угорелый. За несколько секунд мы побывали сразу на обоих полюсах и проскочили насквозь одну из лун Сатурна, которая появилась перед нами так неожиданно, что я и среагировать не успел.

– Нет, тебе нельзя доверять транспортные средства, – пробурчал Пашка, напряжённо следя за моими выкрутасами. – Непременно угробишь.

– Не боись! – улыбнулся я и опять спикировал вниз. – Щас будем с местными жителями знакомиться!

– С сатурнцами? Или сатугриками?

– Увидим!

Я малость притормозил и «пятачок» стал погружаться в атмосферу гиганта, не прекращая движения вперёд. Вокруг сразу завыло-засвистело и, чем глубже мы опускались, тем невыносимее становилась какофония. Нас плотно обступили грязно-серые стены с ядовито-зелёными разводами. Мы сидели внутри спасительной сферы и мурашки бегали от одной только мысли о том, что с нами было бы, окажись мы снаружи.

Санька тронул меня за плечо и, перекрикивая рёв, спросил:

– И ты считаешь, что в этой мясорубке может быть что-нибудь живое?!

– Кто знает! – прокричал я. – Вот доберёмся до поверхности!..

– А это ещё и не поверхность?! – изумился он, уткнувшись мне в самое ухо.

– Верхние слои атмосферы! Сейчас доберёмся до плотного ядра, тогда и посмотрим!

Я всё-таки догадался выключить звук и на нас снизошла благодатная тишина.

– Слава тебе Господи! – вздохнул Пашка. – Я думал, тебе нравится... Н-да... По сравнению с этим, Марс вообще – курортная зона!

– Что ж ты хочешь? Планета-гигант! И всё – соответственно росту!

Чем глубже мы погружались в ад, тем яснее нам становилось, что, если там даже чего и будет, увидеть мы не сможем практически ничего: с каждой секундой темнота всё более сгущалась. И, когда стало совсем темно, Санька нерешительно предложил:

– Может, оставим эту затею? Всё равно, как у негра...

– А ты прожектор помощнее сооруди, – предложил Пашка. – Может, оно и развиднеется?

– Как вы не поймёте? – возразил я. – Для того, чтобы осветить это, – я обвёл рукой вокруг, несмотря на то, что меня всё равно видно не было, – нам надо быть там. А мы-то ведь, – при этом я чуть-чуть щёлкнул пальцами и под потолком вспыхнула небольшая лампочка, дававшая, однако, довольно яркий свет, – мы-то с вами – на Земле! И всё, что мы сейчас видим вокруг, это только изображение. И ни нас, ни нашего «корабля» там нет.

– Всё равно там должно быть что-то, что передает нам изображение, – упрямо возразил Пашка. – Иначе, каким Макаром мы всё это видим?

– Да чёрт его знает! – пожал я плечами. – Ты вот сам посуди: если это «что-то», назовём его – зонд, там сейчас присутствует, то есть, это мы его туда привели, так оно должно уметь передвигаться со скоростью большей, чем скорость света!

– Эт' ещё почему?

– А ты вспомни, за какое время мы сюда добрались? Ну-ка, скажи, сколько идёт радиоволна от Земли до Сатурна?

– Да чё я, с бабушкой перезванивался?

– Чуть больше часа! – не принял я шутки. – И это – по кратчайшему расстоянию. А мы до Сатурна со всеми остановками и двадцати минут не потратили. Не забудь, что в эти двадцать минут входит и наша «посадка» на Марс и финты вокруг лун Сатурна... Нет, – покачал я головой, – здесь что-то другое. Только не зонд. Никакой материальный объект не в состоянии перепрыгнуть скорость света.

– Так что? Выходит, всё это фикция? – разочарованно протянул Пашка. – Кино?

Мне стало обидно за браслет.

– Хочешь проверить? Только не советую: погода снаружи не совсем лётная.

Пашка насмешливо посмотрел и отвернулся. Меня это задело:

– Ах, так?..

– Володь-Володь! – Санька схватил меня за локоть. – Только давай без экспериментов! Я ещё жить хочу.

Но я его успокоил:

– Я не настолько дурак, чтобы здесь открывать дверь!

Говоря это, я рванул вверх, выскочил за пределы атмосферы, убрал пятно фильтра, отыскал среди звёзд яркую точку Солнца, и с головокружительной быстротой понёсся к нему. За каких-то две-три секунды оно выросло почти втрое, достигнув размера, каким оно видится нам с Земли. Конечно, всё это на глаз, но я не сильно ошибся: вдалеке маячил маленький голубой шарик, а рядом прилепилась светящаяся точка чуть поменьше – Луна.

Я рванул к Земле. Когда она заслонила собою полнеба, я спросил у Пашки, с ухмылкой следившего за моими выкрутасами:

– Ну, куда?

– Чего «куда»? – покосился тот.

– Куда высаживаться будем?

– А! – Пашка, видимо, всерьёз полагал, что я валяю дурака, и, ехидно сощурившись, торжественно выдал, сопроводив это театральным жестом: – Да хучь в Рио-де-Жанейро!

– Да пжалста! – в тон ему ответил я и мы ухнули вниз, к изгибам Южной Америки. Голубую мечту великого комбинатора отыскать на лике Земли не составило особого труда – чай, городок-то не сильно маленький!

Не прошло и минуты, как я уже мягко приземлил наш «пятачок» прямо у кромки бесконечного пляжа, усеянного телами загорающих.

– Сезам! Ну-ка, откройся! – азартно выкрикнул я и первым выпрыгнул на песок под палящее солнце, на ходу стаскивая с себя одежду. – Ну? – подбодрил я своих оторопевших спутников. – Чего сидите? Пошли купаться!

Вода ласково приняла меня в свои объятия, приятно щекоча разгорячённое тело. Зайдя по самое горло, я оглянулся. Особенно не раздумывая при посадке, я выбрал место, более-менее свободное от почерневших на солнце тел. И для окружающих, конечно, не осталось незамеченным, когда на их глазах, буквально ниоткуда, возникли кресло и диван с восседающими на них не по сезону одетыми оболтусами. Один из них прыгал по песку вокруг неуместных здесь предметов мебели и что-то кричал остальным, раздеваясь на ходу и подставляя солнцу своё бледное, давно не знавшее загара, тело.

Пашка сначала нерешительно переглядывался с ухмылявшимся Санькой, потом привстал с кресла и одной ногой осторожно провёл по песку за пределами «пятачка». Реальность пейзажа не вызвала у него сомнений. Они окончательно рассеялись, когда вплотную к «пятачку» подошли две ладно скроенные девахи, на которых непонятным образом держался минимум одежды. Одна из них, ничуть не комплексуя по поводу непонятности явления, легко присела на подлокотник кресла, где сидел Пашка, и, обвив его шею одной рукой, а другой сразу нырнув ему под пиджак, что-то вопросительно промурлыкала на ухо. Другая, непрерывно щебеча и посмеиваясь, подсела к Саньке. Она тоже не отличалась скромностью манер.

– Вовчик! – выпучив глаза, заорал Пашка, явно не готовый к такому активному проявлению внимания. – Чё ей надо?!

– Вопрос, конечно, интересный! – хохотнул я и нырнул под воду, предательски оставив друзей на растерзание обольстительниц.

Когда голова моя вновь появилась над поверхностью воды, живописная картина на берегу обрела новый колорит. Вокруг нашего «пятачка» уже было не протолкнуться от обилия загорелых тел. Одобрительными криками зрители подбадривали и без того свободных от всяких комплексов девиц, оседлавших моих разнесчастных спутников. За то время, пока я наслаждался красотами подводного мира, к двум первым особям женского пола присоединились ещё несколько и они с явным удовольствием понуждали светлокожих пришельцев освобождаться от одежды.

Пашку, похоже, раздирали противоречивые чувства. Внимание девиц ему явно не претило, скорее, напротив. А вот орущая над ухом толпа мускулистых и загорелых «туземцев», с увлечением лупивших по спинке дивана кулаками и ладонями, при этом присвистывая, пританцовывая и улюлюкая, особой радости не доставляла.

Санька, так тот вообще, был возмущён до крайности. Вытянув шею через головы «болельщиков», он старался высмотреть коварного меня среди купающихся и слабо отбивался от наседающих нахальных девиц. Наконец, узрев мою лысину над водой, он вскочил, скинув с колен одну из любвеобильных фурий и заорал, что есть мочи:

– Володь!!! Кончай балаган!!! Эти герлы меня уже достали!!!

Его выходка вызвала новый взрыв смеха. Окружающие воспринимали всё, как неожиданное и весёлое представление.

Пора было выручать своих друзей. Отдыха на природе не получилось.

Я с трудом протиснулся к «пятачку» и сел на краешек дивана. Одна из «герлов», как определил их Санька, живо прыгнула ко мне на колени, непрестанно хохоча и, оглядываясь на благодарных зрителей, тыкала мне пальцем в грудь и что-то быстро щебетала.

– Володь! – возмущённо пихнул меня локтем в бок Санька. – Ну сделай же что-нибудь!

– Щас! – пообещал я и щёлкнул пальцами за спиной недвусмысленно елозившей у меня на коленях девицы.

Я опять использовал беспроигрышный и уже апробированный мною ход: чуть в стороне прямо из воздуха на головы наших «почитателей» посыпался дождь из стодолларовых банкнот.

Конечно, чтобы представить, что сразу началось, присутствовать при этом не надо. Деньги – великая сила! Эту-то самую, «великую и могучую», ощутила на себе всё увеличивавшаяся толпа зевак.

Естественно, им тут же стало не до нас. Интерес сместился, так сказать, в несколько иную плоскость. Замешкались только девочки, увлечённые исследованием подробностей туалета моих спутников. Та, что оккупировала мои колени, ещё не успела распалиться должным образом, поэтому сориентировалась сразу: её будто ветром сдуло. А её «коллеги» очухались с некоторым запозданием.

Мы не стали дожидаться, когда окружающие поймут взаимосвязь нашего здесь появления и золотого дождя. Тем более, что я заметил пробирающегося к нам сквозь обезумевшую от радости толпу заинтересованного полисмена. Видимо, он оказался в этом плане более сообразительным. Поэтому мы быстренько «подпрыгнули» на околоземную орбиту.

Наступила блаженная тишина. Пашка, не сразу пришедший в себя, дико озирался, выпучив глаза и вцепившись в подлокотники.

А перед нами во всю ширь стелилась матушка-Земля, кутаясь в голубой дымке и вате облаков.

Санька обиженно буркнул, приводя себя в порядок:

– Знаешь, ловить кайф я предпочитаю в более интимной обстановке...

– А, всё-таки, жаль... – Пашка, наконец, обрёл дар речи. – Какие девочки!.. Что здесь!.. Что здесь!.. – показывал он на себе, мечтательно улыбаясь. Глаза его ещё масляно блестели. Только добавилось выражение крайнего сожаления.

– Если народ жаждет, можно и повторить... – усмехнулся я.

– Народ не жаждет! – отрезал недовольный Санька.

А Пашка с затаённой надеждой промямлил:

– С собой бы их... В дорогу...

– Ты думаешь, при виде вот этого, – Санька махнул на расстилавшуюся внизу панораму, – они захотели бы продолжить начатое? Да ты бы объясняться запарился! И ещё не факт, что тебя бы поняли.

С кислой миной Пашка посмотрел на него, потом сказал мне виновато:

– Беру свои слова обратно: убедил ты меня по самое нельзя. – И опять вздохнул: – Какие девочки!..

Я подмигнул Саньке:

– Может, высадим его? А на обратном пути подберём?

– Ещё чего! – мгновенно очухался Пашка и стал восстанавливать повреждённое обмундирование. – Я только с вами!

*****

В результате проведённого голосования (два «за» при одном воздержавшемся) было принято решение кардинально изменить направление полёта нашей экзотической экспедиции.

Как известно, все планеты Солнечной системы и остальные звёзды со своими (пока предполагаемыми) планетами движутся в плоскости одного общего для всех «блина», прозываемого Галактикой. Этот «блин», правда, имеет некоторую особенность: чем ближе к центру, тем он толще. Но, так как мы живём на самой, считай, периферии Галактики и почти в самой плоскости, что проходит через её центр, то толщина звёздного «пирога» в нашем районе составляет чуть менее десяти тысяч световых лет. Так, пустячок. Лучу света с его сумасшедшей скоростью понадобится «всего лишь» около десяти тысяч лет на то, чтобы преодолеть это расстояние. А он, как известно каждому мало-мальски прилежному школьнику, распространяется со скоростью триста тысяч кэмэ в одну секунду. Вот и посчитайте, сколько надо лаптей истоптать, чтоб протопать сей «пустячок».

Но учтите, что такое количество обуви вам понадобится, если вы задумаете измерить лишь толщину «блина». Однако, если после этого увлекательного занятия вам вздумается определить ещё и диаметр этого «блина», напичканного мириадами звёздных миров, времени для этого вам понадобится раз в десять, а то и в пятнадцать больше. Так что, запасайтесь терпением и – вперёд! Измерять Галактику в метрах, километрах и лаптях.

Ну а мы пока воспользуемся другим, абсолютно безопасным и сверхскоростным способом перемещения, принцип которого обсуждать я не берусь по причине своей абсолютной технической неграмотности. Да и вряд ли познания всей земной цивилизации были бы в силах здесь что-либо объяснить. Во всяком случае, мне так кажется. А посему продолжим описание нашего путешествия.

Ну так вот. Только я собрался было дать газу, как меня остановил Санька:

– Командор, вы позволите задать вам ехидный вопрос?

– Валяй, – согласился я.

– Я по поводу астрологических казусов.

– Даже так? – удивился я. – Ну-ну, как говорится, науки юношей... того! Питают.

– Насколько я уяснил из всех ваших предыдущих лекций на данную тему, основой всех событий, происходящих на Земле, являются влияния планет Солнечной системы. Не так ли?

Я осторожно кивнул, не зная, с какой стороны ожидать подвоха.

– И эта система, как я понял, действует только тогда, когда мы находимся внутри этого, так называемого, часового механизма?

– Я понял, к чему ты клонишь, – улыбнулся я. – Хочешь спросить, а что же будет, когда мы очутимся вне его?

– В самую дырочку!

– Ты немного не в курсе дела, – вздохнул я. – Вероятно, у тебя сложилось такое представление, что планеты всю жизнь ведут человека, как барана на верёвке, и без их участия ни один волос не падает с головы человека?

– Ну... не так грубо, но, в принципе, верно.

– Суть дела в том, что главным во всей этой катавасии, определяющим, является момент рождения. Именно в это мгновение вся картина звёздного неба отпечатывается в мозгу новорождённого. Она-то и становится той программой, которую человек выполняет всю свою жизнь. И все поступки его диктуются предрасположенностью к тому или иному роду деятельности. Предрасположенностью, которая определяется той самой программой. А планеты, продолжающие двигаться и после рождения человека, являются лишь дополнительными, внешними факторами, которые с определённой периодичностью входят в резонанс или диссонанс с нашей внутренней программой, вынуждая человека действовать так или иначе.

– Эт' вроде того, – ввинтился Пашка, – когда рядом окажутся два работающих радиоприёмника. Один крутишь, настраиваешь, а другой от него временами с ума сходит.

– Да, – согласился я, хотя пример был не совсем удачным. – На определённых частотах один возбуждается от другого. Входят в резонанс. Приблизительно то же самое происходит и между планетами и всем живым и даже неживым на Земле.

Но Санька недоумевал:

– Да разве человек – радиоприёмник?

– В своём роде – да. Только работающий на другом типе волн.

– Но какие волны могут излучать планеты? – пожал Санька плечами. – Ладно там – Солнце. Это я понимаю. Но планеты! Это же мёртвые камни!

– Ой, не скажи! Камень, брошенный в воду, тоже мёртв, однако волны от него долго бегут по поверхности. К тому же, планеты не настолько мертвы, как это может показаться. В этом ты недавно имел удовольствие убедиться. А Юпитер с Сатурном вообще излучают даже в радиодиапазоне.

– Ну, это и я знаю! – фыркнул Пашка.

– Но суть дела, – продолжал я нудить самовлюблённо, – не в том, что излучают сами планеты, а в тех возмущениях, которые они производят в общем хоре излучения созвездий, которое остаётся стабильным и неизменным в течение длительного времени. И производят они эти возмущения именно своим движением.

– Это понятно: маленькая лодка порождает мелкие волны, зато когда пронесётся «Метеор» на подводных крылышках...

– Вот-вот! Уловил самую суть. Каждая из планет производит своё собственное, неповторимое возмущение в среде созвездий. Звёзды далеко, видимое их перемещение ничтожно в сравнении с жизнью человека, так что можно считать, что каждый из рисунков выдаёт своё, ни с чём не сравнимое постоянное излучение. А планеты периодически вмешиваются, «перепахивают» этот рисунок, вносят свои, гармоничные, или, наоборот, дисгармоничные возмущения.

– И, всё-таки, я не понимаю, – сказал Санька, оглядывая небосвод. – Созвездий – великое множество, а в астрологических опусах упоминается только двенадцать. Остальные, что же, совсем не излучают? Чем объясняется такая избирательность?

– Тем, что созвездия и знаки Зодиака – не одно и то же. Созвездия – это группы звёзд, произвольно объединённые воображением человека в рисунки. А знаки Зодиака – это равные части дорожки, по которой в течение года среди звёзд перемещается Солнце. Дорожка эта зовётся эклиптикой и поделена на двенадцать равных частей, которые и называются знаками Зодиака. А названия свои эти знаки получили от созвездий, через которые эта дорожка пролегает.

– Знаки Зодиака не совпадают с границами созвездий, – опять встрял Пашка.

– Сейчас – да, – согласился я. – Но в то время, когда их, так сказать, крестили, они совпадали. Это сейчас уже возникло смещение на целый знак.

– Почему?

Я отмахнулся:

– Этот сложный процесс называется прецессией. Я не буду его сейчас объяснять: вряд ли поймёшь...

– А чего тут сложного? – хмыкнул Пашка пренебрежительно. – Юлу видел?

Санька кивнул.

– Видел, что её ось во время вращения не стоит строго вертикально, а тоже круги описывает? Только не так быстро, как сама юла?

Санька опять согласно кивнул.

– Ну вот! А Земля – та же юла! Только размерчиком побольше. И тоже осью круги наматывает. Один круг... – Тут Пашка замялся и посмотрел на меня: – Что-то около двадцати шести тыщ лет, по-моему? – Я кивнул, а он заключил назидательным тоном: – За это время точка весеннего равноденствия, делает полный оборот по Зодиаку. Усёк?

– Это-то я усёк, – не сдавался Санька, – а что же, всё-таки, остальные звёзды?

– Ну, так я ж не договорил. – Я снова взял бразды правления в свои руки. – Излучение звёзд, которые не входят в зодиакальное поле, стабильно и ничем не нарушаемо. Все возмутители спокойствия, то бишь светила и планеты, ходят только в плоскости эклиптики и «страдают» от их вмешательства только созвездия, входящие в этот самый зодиакальный пояс. Они периодически претерпевают «набеги» планет, у каждой из которых свой неповторимый норов. Именно этот пояс и определяет всё то изменчивое и непостоянное, чем богата наша земная жизнь. А те группы звёзд, куда планеты никогда не заглядывают, посылают на Землю стабильный, ничем не нарушаемый, информационный поток, который и определяет всё то, что есть на свете неизменного: две руки, две ноги, голова. И форма и количество их не меняется. Во всяком случае, кардинально. Ну это я так, к примеру, в применении к человеку и с его точки зрения.

Но Санька опять ехидно сощурился:

– Позвольте вам заметить, командор, что тут у вас неувязочка имеет место быть.

– Какая же?

– Опасается, как бы ещё одна голова не выросла, как только Солнечную систему покинем, – хехекнул Пашка и, видя протестующий жест неправильно понятого Саньки, скривился: – Послушайте, может, хватит? Мозги уже набекрень. Не пора ли к практической части приступить?

Я пожал плечами:

– Если публикум просит...

– Просит-просит! – заторопился Пашка, не давая Саньке рта раскрыть. – Только для закрепления усвоенного не подбросишь ли нам пивка с ентим самым... – Он выразительно вильнул раскоряченной ладонью: – С водоплавающими? М? Желательно – в сухом исполнении. А то всё чай, да чай!

На столе мгновенно появилось несколько запотевших бутылок «Жигулёвского».

– О! – подпрыгнул Пашка, завидев пиво, и, открывая бутылку, ехидно осведомился: – А ежели чего поимпортнее? Как?

Я виновато развёл руками:

– Извиняйте, но чтобы сотворить чего-нибудь, мне надо себе это чётко представлять. Или хотя бы снять копию. А познания мои в ентой области очень даже смутные.