Текст книги "Браслет"

Автор книги: Владимир Плахотин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)

В этот раз Иисус назначил Никодиму встречу на горе Елеонской не для беседы. Это была их последняя встреча, так как времени уже не оставалось: вот-вот должен был появиться Иуда со стражниками, чтобы схватить Иисуса. Многочасовыми беседами Никодим уже был подготовлен и потому не особенно удивился, когда Учитель открыл ему всю правду об истинной причине своего пребывания на Земле. Он сообщил ему, что является посланником одной из древнейших могущественных цивилизаций, несущих по Вселенной миссию Добра и Справедливости – Учение о Всеобщей Любви...

Слушавший деда с вежливой рассеянностью, в этот момент я моментально навострил уши. И вопрос выскочил у меня совершенно неожиданно. Даже Настя надавила мне на ногу с опозданием: вопрос уже прозвучал.

– А откуда вы можете это знать? – На слове «вы» я сделал особый акцент. Спросил и испугался: вдруг деда опять кондрашка скрутит?

Но его реакция оказалась на удивление спокойной. Он со значением усмехнулся и медленно проговорил:

– А вы как думаете?

– Ну, мало ли? – хмыкнул я и предположил: – Из книг. Вон их сколько у вас!..

– Нет, молодой человек, не угадали, – устало вздохнул дед. – Просто тринадцатый апостол, – он чуть наклонил голову и пронзительно посмотрел мне в глаза, – ваш покорный слуга!

– Вы?! – задохнулся я. – Не может быть!

– Может, – вежливо улыбнулся он. – Откуда бы я всё это знал? Ведь об этом событии не осталось никакого свидетельства. А апостолы, я извиняюсь, продрыхли и переврали потом всё на свой лад. К тому же сам Иисус просил оставить в тайне наш с ним разговор.

– Но чем вы докажете? – не унимался я, уже не обращая внимания, что Настя вовсю сигналила мне ногой под столом: я был серьёзно задет за живое.

– Доказательство? – презрительно хмыкнул дед, вскидывая брови. – Так я вам его уже предъявлял.

– Что? Вот этот ваш... ремешок?

Дед снисходительно улыбнулся:

– «Ре-ме-шок»! Да будет вам известно, дорогой вы мой, что этот, как вы изволите выражаться, «ремешок» заключает в себе титанические силы, способные устроить в одночасье конец света на Земле. Или облагодетельствовать всё человечество, в зависимости от того, кто этим «ремешком» обладает.

– И вы хотите сказать...

– Я хочу сказать, – перебил он меня, – что этот браслет я получил от Иисуса в ту роковую ночь в Гефсиманском саду, пока апостолы спали безмятежным сном у подножия горы Елеонской.

– Постойте-постойте! – затряс я головой и поднёс руки к вискам. – Не так быстро... Это что же... на полном серьёзе?

– Молодой человек, – холодно промолвил старик. – Наберитесь терпения и не делайте скоропалительных выводов! – Он обиженно поджал губы, опустил глаза и, выдержав паузу, продолжил: – Ну так вот... Как я уже имел честь вам доложить, милостивый государь, Иисус передал мне этот браслет, дающий его обладателю неограниченные возможности. О возможностях – чуть позже, а пока – о том, какую миссию возложил на меня Учитель. Если определить её в двух словах, то это звучит приблизительно так: перераспределение материальных благ по справедливости, естественно, руководствуясь Учением самого Христа. Основным направлением моей деятельности с момента получения браслета становилась такая зыбкая сфера человеческих взаимоотношений, как благотворительность. Но благотворительность адресная, избирательная. Объектом особой моей заботы становились действительно достойные: униженные, оскорблённые, но не потерявшие человеческий облик, какой бы трудной ни была их жизнь.

Если выразиться ещё проще, всё сводилось к тому, чтобы материальные средства богатых и бездарных распределять среди неимущих, но талантливых: художников, музыкантов, поэтов, писателей, изобретателей, которые, как вам должно быть хорошо известно, всегда, за редким исключением, нуждались и нуждаются в финансовой поддержке. Короче говоря, поддерживать интеллектуальный потенциал планеты.

Вот возьмём, к примеру, вас. – При этом дед хитро прищурился. – Бог дал вам определённые способности: вы хорошо рисуете. Я видел ваши работы. Есть в них и искра Божья, и какая-то, я бы сказал, сумасшедшинка. – При этих его словах я покраснел от удовольствия. – И, судя по всему, вы могли бы на этом поприще преуспеть. Но! – резко выбросил он кверху указательный палец. – Но! Что вам мешает сделать головокружительную карьеру? Ответьте, по возможности, честно.

Я смутился:

– Какая там «карьера»!.. Не до жиру...

– Вот именно! – Палец деда описал дугу и нацелился в меня. – Вот именно! Ещё ваш Фёдор Михайлович говаривал, что Муза испокон веку сидела голодной на чердаке.

– Фёдор Михайлович? – оторопело переспросил я. – Достоевский, что ли?

– Он самый, батенька! Читывали, небось?

– Доводилось, – скромно потупился я, не распространяясь, что перечитал, и не единожды, многие, если не все, крупные его произведения. – Но почему «ваш»?

– Да потому, что он до корней волос своих – русский, как и вы. А я-то кто? Иудей! Моя родина – Израиль. Однако, – небрежно махнул он ладошкой, – с тех пор много воды утекло, всего было-перебывало, так что уж это и не существенно, не стоит на данном вопросе заострять внимание. Чай, в России уж две сотни лет – обрусел давно. М-да... Так о чём это я? Ах, да! – всплеснул он своими игрушечными ручками. – Так вот, милостивый государь, с тех самых пор всю свою утомительно долгую жизнь я добросовестно и, заметьте, довольно успешно выполнял завет, данный мне Христом. – Он шумно вздохнул и почему-то печально посмотрел на меня. Это было тем более удивительно, что последовавший за этим рассказ никак не соответствовал этой секундной перемене его настроения. – Знали бы вы, молодой человек, какое это счастье, – продолжал он, – дарить людям радость, видеть эти сияющие глаза! Особенно, когда после долгих поисков вдруг обнаружишь талант, как бриллиант в куче золы, который бьётся всю жизнь в беспросветной нужде, зарабатывает копейки, и все-то силушки у него уходят только на то, чтобы хоть как-то содержать свою семью. А ведь в нём горит искра Божья! – патетически возвысился голос деда. – Но о каком творчестве может идти речь, если материальные проблемы постоянно выходят на передний план, назойливо и горько напоминая о себе? Плачут голодные дети, жена пилит неудачника и клянёт тот день, когда решила с ним связать свою судьбу. И вот тут-то самое время на сцене появиться мне: я всегда выдавал себя за богатого мецената и почитателя именно его таланта. Заказ за заказом следовал отныне беспрерывно, за ценой я не стоял никогда, оплачивал вдохновенный труд даже с лихвой. И вот глядишь – и жёнушка любит его без памяти, и детки их сыты и веселы. Мир и покой снизошли на семью! Искра Божья пламенем разгорается, талант не угас, а цветёт и благоухает! Благое дело сделано...

Но бывало и по другому, чего греха таить? Поддержишь человечка-то, подсыплешь ему деньжат, а он с ними – в кабак! Тут уж приходилось ставить вопрос иначе: исцелять его от пагубного пристрастия. – Голос деда сделался мурлыкающим – по всему было видно, что ему приятны эти воспоминания.

Однако у меня накопилась куча вопросов, и она, прямо-таки, выплеснулась из меня:

– Извините меня, ради Бога, но как всё это возможно?! Деньги, помощь, сострадание – это мне близко и понятно. Была бы возможность, и я бы, ни минуты не раздумывая, не уклонился. Но скажите мне другое: как вы сохранились?! Ведь с тех пор прошла уйма времени! Или вы хотите мне сказать, что вам сейчас две тысячи лет?

– Именно так, милостивый государь! – гордо заулыбался дед и усы его победоносно встопорщились. – Именно две тысячи!

– Не понимаю... Время, что, не властно над вашим организмом?

– Браслет! В нём всё дело. Это – сложнейшее устройство, выполняющее очень многие функции. И одна из них – биологическая стабилизация. По-теперешнему – гомеостаз. При постоянном ношении браслета организм полностью оздоравливается, а потом фиксируется в таком состоянии. Так что с его помощью не то что две, а двадцать раз по две тысячи лет можно прожить, не претерпевая изменений.

– Невероятно!.. – прошептал я поражённо.

– Да, и это ещё не всё, – довольно продолжал дед. – Далеко не всё. Давайте сейчас проведём эксперимент. Вот, возьмите, – он взял с подноса кухонный нож и протянул его мне: – Попытайтесь нанести мне удар.

У меня перехватило дыхание. Это уже не влезало ни в какие ворота! Ладно там, спорить, не соглашаться, но – кидаться с ножом на хозяина?!

– Нет уж, увольте... – Я совсем растерялся и затряс головой: – Н-не могу...

Дед кивнул:

– Дело понятное. На такое не всякий решится. – И он протянул нож Насте: – Ну-ка, внучка, объясни молодому человеку суть проблемы.

Настя совершенно спокойно приняла нож, отошла к окну и, размахнувшись, с силой метнула его в деда!

Буквально до последнего мгновения я полагал, что это просто дурная шутка эксцентричного старика, и нож останется в руке у Насти. Но когда он вырвался и полетел в деда, я невольно вскрикнул и зажмурился.

– Не извольте беспокоиться! – услышал я насмешливый голос «пострадавшего». – Ничего страшного не произошло!

Я открыл глаза. Дед, живой и невредимый, сидел всё в той же позе, а нож, только что стрелой летевший ему прямо в голову, безобидно покоился возле него на диване.

– Меня окружает силовое поле, – спокойно продолжал он. – И поэтому со мной ничегошеньки не может случиться, пусть в меня даже атомную бомбу бросают. Она взорвётся от меня в двух шагах, а я останусь целёхоньким и здоровёхоньким. Конечно, до такого дело не доходило, – дед с улыбкой развёл руками. – Не сподобился.

Я смотрел, не в силах вымолвить ни слова, а он, довольный произведённым эффектом, продолжал разливаться соловьём:

– Возможно, вы обратили внимание, когда я сказал, что это устройство выполняет многие функции? – Он сделал ударение на слове «многие». – Я кивнул. – Ну, так вот, – он с довольным видом потёр ладошки одна о другую. – О двух я уже упомянул и – хе-хе! – продемонстрировал! Впечатляет, не правда ли? – Я, как заведённая кукла, опять кивнул, в тот момент не способный ни на какую иную реакцию. – Уверяю вас, друг мой, следующая поразит вас ничуть не меньше! Но, прежде, чем приступить к её демонстрации, я должен посвятить вас в один маленький секрет. Собственно, из-за него вы и приглашены сюда в этот знаменательный вечер... Кстати, вы напрасно иронизировали, когда Настенька вам сказала, что сегодняшний вечер – переломный в вашей биографии. Это не красивые слова, как вы изволили выразиться. Это действительно так!

«Ну и семейка! – мелькнуло в голове. – Никаких секретов».

– Речь идёт о том, – раздельно и со значением произнёс дед, – что вы – мой преемник!

– Как вас понимать?.. – едва слышно просипел я.

– Это означает, что именно вы станете следующим обладателем браслета.

– Я?!!

У меня, что называется, отвисла челюсть. Такого оборота я вообще не ожидал.

– Да-да, именно вы, мой друг, не извольте сомневаться! – торжественно заключил дед.

Я не верил своим ушам!

– А... А... – не находя слов, я проскрипел первое, что пришло в голову: – Можно узнать... чем обязан такой... э-э... чести?

– Можно, – дед грустно улыбнулся. Его настроение вдруг опять претерпело существенную трансформацию, едва он сообщил мне эту сногсшибательную новость. Он стал смиренно-печальным, будто с последними словами из него выпустили весь его боевой задор. – Конечно можно, – молвил он, ласково гладя по голове незаметно подсевшую к нему Настю и смотря в окно, где ночь уже давно вступила в свои права. – Наберитесь терпения: об этом мы поговорим немного позже. А пока – продолжим... – Дед задумчиво потёр лоб пятернёй и, когда опустил руку, в его глазах появился озорной огонёк. – Я хочу задать вам один вопрос: вы когда-нибудь слышали такое слово – «телепортация»?

– Само собой! – оживился я. – Это мгновенный перенос материального объекта на сколь угодно далёкое расстояние из одной точки пространства в другую.

– Отлично! – Дед даже в ладоши захлопал. – Тогда вам будет легче понять меня!

– Уж не хотите ли вы сказать...

– Да-да, именно это я и хочу сказать! Сей «ре-ме-шок», – насмешливо произнёс он, – наделён и такой фантастической способностью. Способностью в мгновение ока переносить его обладателя в любую точку Вселенной. Я подчёркиваю: именно Вселенной, а не только Земли!

– Не может быть!.. – вытаращив глаза, прошептал я едва слышно.

– Может! – уверенно припечатал дед. – И в этом вы убедитесь в самое ближайшее время!

*****

Дед наступил мне на любимую мозоль. Знал, стервец, куда бить! Ведь всё, что касалось дел космических, было моей неизбывной страстью, тайной и ненасытимой! О космосе я мечтал с малых лет, с трепетом душевным прислушивался к торжественным и высокопарным сообщениям советской и зарубежной космонавтики. К науке астрономии у меня вообще было интимное отношение: вид ночного звёздного неба зачаровывал меня до изнеможения, и я всей душой стремился знать о нём как можно больше, собирая информацию буквально по крохам. Мечтал стать астрономом, видел себя бдящим ночи напролёт в холодной обсерватории высоко в горах подле гигантского телескопа, уносящего моё воображение в сокровенные глубины Вселенной. Стать космонавтом я не жаждал, как многие мальчишки моего поколения. Возможности современной мне космонавтики оскорбляли моё воображение, свободно порхавшее среди вселенских просторов от галактики к галактике, а самые совершенные земные таратайки пугливо жались к матушке Земле, изредка делая пробные забросы в направлении ближайших соседей по Солнечной системе. Утолить, хоть отчасти, жажду моих космических мечтаний в какой-то мере могла только литература фантастического жанра, страстным поклонником которой я оставался всю свою читательскую жизнь.

Увлечение фантастикой, астрономией, а чуть позже – астрологией, привели меня однажды к одному невероятному случаю, к которому у меня до сих пор сохранилось двоякое отношение, и о котором я хочу сейчас рассказать, поскольку потом для этого и места, да и времени уже не будет.

Произошло это однажды летом, где-то во втором часу ночи. Я тогда работал слесарем в локомотивном депо. Вторая смена закончилась, и я шёл домой. В то время ради потехи, да и вообще, в силу своей любви ко всему живому, я держал сирийских хомячков. Есть на свете такие забавные зверушки, от которых дети без ума, да и я, несмотря на возраст, от них не так далеко ушёл... Ну так вот, у меня к тому времени стало привычкой: в каждое своё ночное возвращение со смены я останавливался на углу возле соседнего дома под абрикосовым деревом и рвал для своих любимцев охапку молодых сочных листьев. Хомячки обожали их, а так как они – зверьки ночные, то пик их активности приходился как раз на время моего возвращения с работы. И надо было видеть, какую весёлую возню они затевали, когда я вываливал им в клетку очередную порцию сладких клейких листочков! Это всегда меня ужасно забавляло.

Вот и в ту ночь я, не изменяя своей привычке, остановился под тем самым деревом. И только я поднял руки к нижней ветке, как вдруг почувствовал себя не в своей тарелке. Вроде как из меня вынули стержень, и я сразу превратился в безвольную тряпичную куклу. Вдобавок сильно село зрение, чего со мной отродясь не бывало. Но я не испугался. У меня даже на это сил не осталось. Руки мои безвольно опустились и я краем глаза – не то, чтобы увидел, а буквально ощутил – присутствие рядом с собой какого-то тёмного силуэта, возникшего ниоткуда, поскольку за секунду до этого я оглянулся: нет ли кого поблизости? Я всегда это делал чисто рефлекторно, поскольку боялся, что хозяева дерева застукают меня за таким занятием и по головке не погладят. Так вот, за секунду до этого в пределах прямой видимости никого не было! Хоть и стояла глубокая ночь, но, вследствие того, что наш городок являлся узловой станцией, вся территория прилегающего к ней участка железнодорожной паутины ярко освещалась прожекторами, видимость была, как днём. А дерево стояло чуть в стороне от железнодорожного полотна.

«Нам надо задать тебе несколько вопросов», – прозвучало у меня в голове. Мысль была явно не моей.

Меня чуть приподняло над землёй и неизвестная сила, лишив мои подошвы контакта с земной поверхностью, развернула меня параллельно ей, и я, всё так же держа руки по швам, вплыл головой вперёд внутрь дисковидного аппарата метров пяти в диаметре, по периметру которого пульсировало голубое сияние. Сам аппарат, тоже непонятно откуда взявшийся за моей спиной, двоился и троился в моих разом ослабевших глазах, о его форме и размерах я догадался, лишь чуть прикрыв один глаз – это единственное, на что у меня в тот момент хватило сил.

Дальнейшее я помню, как в сумбурном сне. Не знаю, сколько продолжалось моё пребывание внутри аппарата, но запомнилась мне лишь страшная усталость от «нескольких», как выразился силуэт, вопросов. Усталость и крайнее раздражение. Вопросы шли лавиной. Не успевал я ответить на один, как задавался следующий. Я открывал рот, чтобы ответить на него, но уже звучал другой. И так – до бесконечности. Казалось, что меня допрашивали несколько суток подряд, при этом ужасно раздражало, что ответы-то мои, по сути дела никому не были нужны, хотя сами вопросы звучали требовательно и настойчиво. Да и самих спрашивавших я не видел, всё плыло в изумрудном тумане, сновали какие-то расплывчатые тени, безусловно, имеющие человеческие очертания. Глаз, чтобы осмотреться, я повернуть не мог, а сами силуэты явно старались не попадать в поле моего искажённого зрения.

Что самое обидное, я не запомнил ни одного вопроса из тех, что мне были заданы, осталось только ощущение, что их интересовали всё какие-то пустяки, наподобие: «С какой стороны затачивается лезвие?» или «Что мягче – курица или стог сена?» Я не ручаюсь, что задавались именно эти вопросы, но совершенно чётко запомнился мне ответ, прозвучавший на мой единственный вопрос, который я успел задать, лишь только ужасный допрос был окончен. Я спросил: «Где я?», на что получил короткий ответ: «За Луной». И моё сознание тут же отключили.

Очнулся я от холода, лёжа в высокой траве, мокрой от росы. Стуча зубами, я сел и огляделся.

Кругом расстилалось бескрайнее поле, дул довольно свежий ветер и гнул траву. Одежда моя промокла и чувствовал я себя довольно неуютно. Я попытался подняться и зацепился за что-то ногой. Этим «чем-то» оказался доверху набитый рюкзак, при внимательном осмотре оказавшийся моим собственным. «Что за ерунда?» – подумал я и заглянул вовнутрь. Содержимое рюкзака оказалось ещё более странным, чем его загадочное появление: три буханки хлеба, две пачки соли, десяток магнитофонных кассет, штук двадцать коробков спичек, два набора цветных карандашей и тёплое шерстяное покрывало.

Покрывало оказалось очень кстати, я сразу же в него закутался. Стало теплее и я уже не чувствовал себя таким несчастным и брошенным.

Пока я возился с покрывалом, под ногой что-то звякнуло. Я наклонился и вытащил из густой травы длинную ребристую арматурину, расплющенную с одного конца на манер копья.

– Бред собачий! – сказал я и зашвырнул «копьё» подальше. Из травы испуганно вспорхнула стайка птиц.

Я снова огляделся. Равнина вспучивалась едва заметными холмами. Вдалеке, у горизонта, по правую руку виднелась тёмная полоса. Я мучительно напрягал зрение, которое, кстати сказать, вновь обрело своё обычное состояние, пытаясь разглядеть, что из себя представляет эта полоса, когда мои сомнения развеял свисток тепловоза, и я сообразил, что это железнодорожная насыпь. В подтверждение появилась длинная вереница вагонов во главе с тепловозом, издалека казавшиеся игрушечными.

– Господи, куда же это меня занесло?! – воскликнул я и тут же сообразил, что самым разумным в моём положении будет двигать поближе к железной дороге. Рано или поздно попадётся кто-нибудь и можно будет всё выяснить.

Местность была мне незнакомой. Это угадывалось с первого взгляда, так как в нашем городке и его окрестностях, куда ни пойди, отовсюду видны горы, а здесь равнина разнообразилась лишь лёгкими возвышениями, которые и холмами-то назвать язык не поворачивался. Меня занесло явно куда-то севернее. Это было ясно, как день. Но вот куда?

Солнце лениво простирало лучи из-за горизонта, утро только занималось, и определить направление на юг можно было лишь приблизительно. Да и что бы мне это дало? Требовалось срочно определяться в пространстве.

Завязав рюкзак и кое-как взвалив его на спину, чему очень мешало согревавшее меня покрывало, я направился в сторону железнодорожного полотна. Что интересно, я даже не задался вопросом, откуда у меня эта несуразная ноша? Он у меня возник, лишь когда рюкзак основательно доконал меня. Я прошёл только половину пути, а сил тащить его уже не осталось. Но не выбрасывать же? Ладно, в крайнем случае, выбросить можно спички (хотя, в теперешнем моём положении это просто глупость), ладно – соль (да и это тоже не показатель великого ума), в конце концов, хлеб подъестся (голод-то – не тётка!), но что делать с кассетами? На кой чёрт (и, главное, – когда?) я их складывал в рюкзак?! Если даже я и сам собирался в это путешествие. Во что я ни капли не верю: уж не настолько я тупой, чтоб так бездарно экипироваться!

Ну, то, что меня «почтили» своим вниманием ребята-инопланетята, это я сразу усёк. Ещё в самом начале. Кто у нас ещё на «тарелках» разъезжает и запанибрата с гравитацией? Но почему меня не положили туда, где взяли? Промашка вышла? Или злой умысел? Хорошо бы побыстрее выяснить, насколько они «промахнулись»?

Я вздохнул и стал сворачивать ставшее уже ненужным покрывало. Солнце к тому времени поднялось высоко и порядком припекало. Взвалив рюкзак на загривок, я продолжил путь к намеченной цели.

Через час, обливаясь потом и поминая «ласковыми» словами организаторов моего вынужденного марш-броска, я, наконец, дополз до железной дороги. За это время в обе стороны проследовали три товарных поезда и один пассажирский. Я стоял на рельсах и прикидывал, в какую же сторону податься? Солнце уже позволяло определить южное направление и я тронулся в путь. Не буду описывать, чего мне это стоило, скажу лишь, что ближайшего населённого пункта я достиг часа через два. Прыгнуть на подножку обгонявшего меня попутного товарняка я не решился: скорость его для меня была всё же велика, а насчёт своей ловкости я иллюзий не питал. Рюкзак уже мотал меня из стороны в сторону, и я бы точно промахнулся и угодил под колёса.

Населённый пункт носил ничего не говорящее мне название «Трусово», и, после осторожных расспросов малоразговорчивых и подозрительных путейцев, я выяснил, что это где-то под Астраханью.

«Ну ничего себе! – ужаснулся я про себя. – Меткие, однако, эти ребята – инопланетяне!»

Всласть поплевавшись в их адрес, я стал подыскивать попутный товарняк. Теперь я чётко представлял своё местонахождение по карте, благо, мои познания по географии прекрасно сохранились ещё со школы.

А в это время дома, пока я совершал свой «круиз», моя матушка подняла на уши всю милицию – подала во Всесоюзный розыск! А поводом к тому явилось не писанное мною, но оказавшееся неоспоримым фактом моего «помешательства», письмо, столь же нелепое, как и рюкзак с «копьём». Когда я мог его написать? Ума не приложу. Точно как и не знаю, когда это я так бестолково собирался в дорогу?

В этом, якобы писанном мною письме (почерк – мой на все сто!), я в самых радостных выражениях сообщал матушке, что вот, мол, мечта всей моей жизни исполнилась, сподобился, наконец-таки, узреть инопланетян, что, мол, вот они, стоят за моей спиной, ждут, когда допишу своё послание, и что они приглашают меня в гости на некоторое время. Короче, не волнуйся, мама, скоро буду. Число и подпись. Шутники, мать вашу!..

Ничего не подозревая о «своих» проделках, я, усталый, злой и голодный, добрался на следующее утро до дому и, едва коснувшись подушки, уснул, как убитый.

Что было потом?

А потом был поход в милицию, враньё, что, мол, уехал на рыбалку, а письмом решил подшутить над матерью (хороши шутки, не правда ли?).

Была толпа обеспокоенных родственников, сочувствующих и рассерженных, которые, выслушав отчёт о полёте на Луну, за моей спиной крутили пальцем у виска.

Был поход к психиатру по инициативе администрации депо – опять-таки с рассказом о «весёлой» рыбалке.

Было, в конце концов, увольнение с работы «по собственному желанию» с условием не возвращаться более никогда. Был ажиотаж вокруг моего имени по всему городку и слухи, один другого нелепее.

Была прочно прилипшая ко мне кличка «Космонавт», доводившая меня до белого каления.

И был Санька Другов, воистину оправдывавший свою фамилию. Он оказался единственным, кто поверил мне от первого до последнего слова. Он по-своему объяснил выбор инопланетян: «Небось, Ваху какого-нибудь не взяли...»

Так эта история и увяла, оставив в моей душе незаживающую рану столь неожиданного и неудачного прикосновения к космосу...

И вот теперь этот неказистый дедок тычет мне в нос каким-то невзрачным ремешком от часов и утверждает, что именно с его помощью Вселенная якобы ляжет у моих ног!

Вы бы поверили?

Вот и я тоже.

Хоть и очень хотелось.

Я сидел, оглушённый обилием информации, свалившейся на мою бедную голову за один этот вечер, а в мозгу, как заезженная пластинка, елозила одна и та же мысль, высказанная Настей по дороге сюда: «Переломный момент в твоей жизни... Переломный момент...» Я, кажется, уже достиг того уровня, когда утомлённое донельзя сознание воздвигает на пути новой информации своеобразный барьер из пустяков, чтобы ненароком «пробки» не повылетали. Очень уж быстро всё раскручивалось. Не привык я так. Я медлителен и основателен по своей сути. Всё должен пропустить через себя и что-то принять, а что-то (если есть чего) и отвергнуть. Но на анализ возникавших ситуаций совсем не хватало времени. Ведь каких-то три-четыре часа назад, когда я дал утащить себя на дискотеку, ни о чём таком я и помышлять не мог! А теперь? То ли влип, то ли счастье подвалило? Я никак не мог выработать своего отношения к происходящему. Над событиями я уже был не властен, они неумолимо вовлекали меняв свой водоворот. Моего согласия и не спрашивали, полагая заранее, что никуда я не денусь.

Конечно же, я вполне мог встать, вот, прямо сейчас, извиниться и сказать, что я, мол, в такие игры не играю.

Конечно, я мог бы.

Но не хотел.

У меня просто не хватило сил отказаться досмотреть этот интригующий спектакль до конца. Даже если всё окажется банальным розыгрышем, в чём я вообще не видел смысла. Да и к чему отказываться? Что я терял? Если всё – обман (во что, повторяю, не хотелось верить), так я первый же посмеюсь над своей наивностью. А если нет, так тут и без слов понятно: надо быть последним дураком, чтобы упустить такой шанс!

*****

– Ну-с, уважаемый преемник, – прервал дед мои размышления, – приступим к практической части? За оставшееся время, – он опять посмотрел на часы, – я должен научить вас пользоваться этим – хе-хе! – «ремешком». – Словечко ему явно понравилось.

– Вы, вероятно, куда-то спешите? – смутился я. – Тогда, может, на сегодня отложим?

– Дорогой вы мой! – дед резво соскочил с дивана и дружески потрепал меня по плечу. – Никаких «отложим»! Вы неправильно истолковали то, что я всё время поглядываю на часы. Я, действительно, должен уйти, но... Но об этом потом... – По его лицу скользнула тень, но он быстро справился с собой и преувеличенно бодро продолжил: – Итак, взгляните сюда, – он приподнял рукав рубахи, а я весь подался вперёд и жадно впился глазами в браслет. – Вот эти два камушка, которые вы ошибочно приняли за украшения, являются управителями... э-э... потока времени. С их помощью вы можете перемещаться во времени назад, – он указал на один из камешков, – или вперёд, – его палец сместился к другому камню. – Но, обращаю ваше внимание, перемещение происходит только визуально. Вы увидите только немое кино.

– Это ещё и машина времени?! – пробормотал я в шоке.

– А разве я не... Ах, да! – хлопнул он себя по лбу. – Я ещё не успел об этом... Ну да ладно, эксперименты со временем оставим «на потом». Откровенно говоря, я пользовался этой возможностью не так часто, как это может показаться. И одна из многих причин – невозможность вмешаться, когда на твоих глазах гибнут невинные. Иное дело – работа с настоящим. Здесь вам предоставляется полная свобода действий. Надобно заметить, что браслет – страшная сила! В недостойных руках она может натворить много бед. Потому так тщательно выбирается его обладатель. – Дед выразительно посмотрел на меня. – Снять его с руки может только сам хозяин, никому другому это сделать не под силу, разве что с рукой, да и то не представляется возможным: браслет – верный страж своему хозяину. В этом вы уже успели убедиться, не так ли? Да вы и сами не захотите его снимать. Стоит вам только подключить его к своему организму (а именно это и происходит при надевании браслета на руку), вы сразу ощутите небывалую лёгкость во всём теле, подъём чувств, эйфорию. А всё потому, что браслет оказывает самое благотворное воздействие на организм.

Ну так вот. Управление им просто до примитивности. Как только вы надеваете его на руку, он становится частью вас самого. И остаётся только отдавать команды. Мысленно или вслух – это как вам будет угодно. Ничего крутить или переключать не надо. Да в нём, собственно, и не предусмотрено никаких органов управления, кроме вот этих генераторов временного потока.

Когда у вас возникает необходимость перенестись в какую-либо точку пространства, то есть воспользоваться функцией телепортации, надо произнести одно-единственное слово: «Сезам!»

Не успел дед закрыть рот, как на фоне противоположной стены в двух шагах от нас прямо в воздухе вспыхнула светящаяся ярко-голубым цветом рамка. Где-то два на два метра. В ширину и высоту. Сантиметрах в тридцати от пола.

Я ошарашенно посмотрел на деда. Он хитро улыбнулся:

– Это то самое окошко, через которое вы попадёте, куда душа пожелает. А пока просто прокатимся. Вперёд!

Слово возымело магическое действие: часть стены, очерченная светящейся рамкой, двинулась на нас и растаяла, открыв на секунду обстановку соседней квартиры, но следующая стена так же наехала на нас, коснулась плоскости экрана и мы оказались на мгновение уже в другом помещении, которое тут же сменилось третьим, четвёртым... Экран выхватывал на долю секунды подробности быта соседских квартир, они замелькали, как в калейдоскопе и вдруг он заполнился чернотой. Я сообразил, что мы выбрались за пределы пятиэтажки. На дворе уже давно была ночь и, кроме мелькавших внизу уличных фонарей, да редких окон соседних домов, ничего не было видно. Огни быстро уплывали за края экрана, уступая место новым, резво выныривавшим из темноты, отчего возникало ощущение полёта.