Текст книги "Браслет"

Автор книги: Владимир Плахотин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

– Как, мать? Чего молчишь?

– Да я чё?.. – растерялась тётка, не ожидавшая от меня такого вольномыслия. – Дело ваше...

– «Ваше!», «Ваше!» – огрызнулся тот. – Давай, ставь на стол! В кои веки племяш угощает! Я щас!

И он живо нырнул в ванную смывать рабочую грязь. Предвкушение выпивки придало ему сил.

Тётка только головой покачала:

– Ишь, запрыгал!..

*****

Пока Толь Ванч не уговорил две посудины сотворённого мною «напитка», он и не подумал «ползти» в сторону кровати.

– Ох и хорош! – добродушно покрякивал он, опрокидывая в себя рюмки, казавшиеся в его лапище напёрстками. – Сам гонишь? Али как?

– Куды мне, грешному! – переглянулся я с Настей, которая поначалу тоже, как и тётка, была немало удивлена, когда я взялся активно «помогать» Толь Ванчу опустошать стеклотару, но потом, видя, что я ни в одном глазу, заподозрила неладное.

– А ну-ка... – она взяла у меня из руки рюмку и, осторожно понюхав, пригубила.

«Ах ты жулик!» – озорно сверкнула она вмиг подобревшими глазами и вернула мне сосуд. – А я уж было подумала..".

– А чё так м-мало? – спросил Толь Ванч, уже изрядно осоловевший, и налил в пустующую Настину рюмку. – Ты п-пей! С-сён-дня можно!..

– Батька! – Тётка тревожно посмотрела на будущую сноху, но та, как ни в чём ни бывало, улыбнулась, пригубила и протянула ей:

– Попробуйте!

Я с улыбкой наблюдал за ними.

– А ты думаешь, у меня не такая? – нервно отозвалась тётка, которой эта внезапная попойка была сильно не по душе. Она взяла свою рюмку и от одного запаха её своротило: – Гадость!

– Но-но! – Толь Ванч погрозил ей и опрокинул ещё одну порцию. – Н-не опи... ж-жай! Я тах-хого с-сам... гону ни в жисть не... п-про... бовал!.. Да и т-ты... т-т... оже! – Он поднял почти пустую бутылку к глазам и, глядя на меня сквозь неё, промямлил: – Н-н... что, п-племяш?.. Я эт-то... Пшёл?.. Над-да, п-пынима-ишь ты?.. – Он многозначительно понял указательный палец к потолку и повертел им, будто собирался просверлить дырку.

Я с большой охотой закивал.

– Нищ-щего ты... н-не п-пыни... маишь... – Он поставил бутылку, встал, и, сильно качаясь, пошёл к двери. Уцепившись за косяк, он обернулся: – А ты это... м-моло... дес! Уважил... И деваха твоя... Во! – Он отклеился от опоры и хотел было показать большой палец, но его сильно качнуло назад. Хорошо, тётка вовремя подскочила.

– Ладно-ладно! – Она взяла его за плечи. – Пошли, ценитель! – Его качнуло в сторону кухни. – Да не туда!

– Сам з-зна... ю! – отмахнулся он и, после нескольких попыток коррекции траектории, исчез в спальне.

Некоторое время оттуда слышалось его недовольное бормотание, потом он затих.

– Ты зачем его так напоил? – шёпотом спросила Настя.

– Чтоб не мешался! – так же шёпотом ответил я.

– Так ведь он и так собирался отдыхать.

– Зато теперь будет отдыхать более качественно.

Появилась обескураженная тётка:

– Не пойму, c чего это его так развезло?

– Устал, наверное? – посочувствовал я.

Она серьёзно посмотрела на меня:

– Но ведь ты тоже не отставал? А по тебе не скажешь... Вообще-то, я до сих пор думала, что ты ещё держишь марку...

– Да вы попробуйте, чего он пьёт! – опять протянула Настя ей свою рюмку.

– Чай, не слепая: с одной же бутылки!

– Попробуйте-попробуйте! – настаивала Настя с хитрой улыбкой.

– Да чего там... Тётка недовольно взяла рюмку из Настиной руки и опасливо принюхалась. Не почувствовав специфического запаха, она пригубила содержимое и подняла удивлённый взгляд: – Не поняла: вода, что ли?

– «Ачалуки», – улыбнулся я.

Глядя мне в глаза она несколько секунд соображала, потом вынесла вердикт:

– Значит, пока я его укладывала...

– Да нет же! – Настя схватила бутылку, из которой «подзаряжался» Толь Ванч, вылила оставшуюся жидкость в свободную рюмку и протянула ей: – Проверьте!

– Вода... – недоумённо произнесла та, пригубив напиток.

– Вот именно! – торжествующе произнесла Настя. – Потому-то он и трезв, как стёклышко!

– Да чего вы мне голову морочите?! – наконец возмутилась тётка. – С чего ж тогда батька окосел?

– От водки, – честно сказал я.

– Но здесь же вода!

– А это фокус такой! – улыбнулся я. – Раз! – водка, раз! – вода!

Она задумчиво осмотрела нас и махнула устало:

– Ладно... Пусть будет так. – И усмехнулась: – Фокусник!

*****

Не дожидаясь, пока явятся остальные члены семейства, наш отряд под предводительством тётки выступила в направлении детского садика номер три, как нам было объявлено. По дороге женская половина ныряла в каждый магазин, благо, их было по десятку на каждом метре, а мужская, то бишь я, терпеливо следовала в её фарватере, а то и просто скучала, подпирая двери очередного собрания симпатичных ненужностей. Выходили они оттуда обе довольные и сияющие, и я уже точно знал, что сумки, которыми они снабдили меня в начале пути, опять прибавят в весе. И, чем лучше становилось их настроение, тем ощутимее сумки оттягивали мне руки. Наконец я не вытерпел:

– Милые женщины! Вы не за были о цели нашего путешествия?

Они удивлённо воззрились на меня в четыре глаза:

– А куда ты так торопишься?

Я бухнул сумки возле лужи поменьше и предложил:

– Давайте так! Вы будете стаскивать сюда со всех окрестных магазинов всё, что закупите, а потом мы поймаем что-нибудь на колёсах и отвезём это домой.

– Ой, да ладно тебе! – снисходительно улыбнулась Настя. – Давай уж помогу! – Она попробовала приподнять одну из сумок, но улыбка тут же исчезла с её лица: – И вправду тяжело! А вроде ничего и не брали...

– Конечно не брали! – съязвил я. – Это я вон там, за углом, кирпичей насовал! Послушай! – зашипел я ей на ухо, хотя мог прекрасно обойтись мыслепередачей. – Я понимаю, ты хочешь понравиться тётке и я, конечно, приветствую это. Но зачем ты всё это покупаешь в магазине?! Я тебе такого добра сколь хошь настрогаю!

– А это образцы, по которым ты будешь копии «строгать»! – озорно сверкнула она глазами, чмокнула меня в щёку и нырнула следом за тёткой в людской поток, заглатываемый раскрытым зевом магазина, возле которого мы так содержательно беседовали.

Наконец, мы добрались до цели нашего путешествия. Женская половина так и не выказала сочувствия к моим страданиям, если не считать той жалкой попытки Насти помочь мне.

Здание садика произвело на меня самое благоприятное впечатление. Лишь только оно вынырнуло из-за последних сосен, закрывавших обзор, моё воображение тут же разыгралось. Очень мне понравился его фасад: такая огромная и пустая стена! Туда так и просилась какая-нибудь цветасто-глазастая симпатичная картинка. На всю стену! Её будет хорошо видно издалека.

Я не замедлил сообщить об этом тётке.

– Во-во-во! – закивала она с довольным видом. – Я знала, что это безобразие не оставит тебя равнодушным! А вот сюда посмотри, – она указала на уютные навесы, под которыми копошилась детвора в сопровождении молоденьких, и не очень, воспитательниц. – Видишь эти пустые простенки? Как тебе?

Тётка знала меня, как облупленного! Я в предвкушении даже слюну пустил. Но на этот раз кистями махать мы не будем, решил я, а опробуем новый способ творческого самовыражения. Как это там?.. «Материализация ментальных конструкций»!

Гм! Формулировочка ещё та!

Правда, принародно заниматься этим я не собирался. Во избежание, так сказать, лишних вопросов. А пока решил просто продумать, что и куда мы разместим. В том, что у меня всё получится самым наилучшим образом, я и не сомневался. Однако, как говорится, человек предполагает, а вот Бог...

Женщины мои растаяли где-то в глубине садика, оставив меня на растерзание моему же воображению. И только у меня потекла мысля, как от этого приятного занятия меня отвлёк чей-то ангельский голосок:

– Дядь! А дядь!

Я обернулся, но на уровне своего роста не нашёл никого. Опустив очи долу, я обнаружил рядом с собой существо лет трёх-четырёх. Оно держало в руках куклу, у которой была оторвана голова.

– Тебе чего, мальчик? – рискнул я определить принадлежность ребёнка к какому-нибудь полу.

– Я не мальчик! Я девочка! – довольно грубо отрезало существо и сердито надуло губки.

– А-а... Ну извини, – я присел, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. – Как тебя зовут?

– Таня! – ответила девочка, словно отмахнулась, и деловито распорядилась, протягивая мне покалеченную куклу: – Сделай!

Я взял куклу из её рук, вставил голову на место и спросил:

– Зачем же ты её поломала? Ей же больно.

Девчушка постучала мне по лбу кулачком и произнесла назидательным тоном:

– Дядя, ты что? Это же игрушка!

Меня слегка покоробило от такой бесцеремонности и я решил немного проучить её. Кукла в моих руках зашевелилась и села, свесив с ладони ноги. Потом она постучала себе по лбу своим крошечным кулачком, копируя хозяйку, и пропищала:

– А ты думаешь, игрушкам больно не бывает?

– Ой! Машка! – взвизгнула поражённая девчушка и выхватила куклу у меня из рук. – Ты разговаривать умеешь?! – Казалось, её глазёнки сейчас выпрыгнут из орбит.

– А чем я хуже тебя? – пропищала кукла в ответ и вызывающе подбоченилась. – Я всё умею! Только тебе не показываю! – И она выразительно посмотрела на свою растерявшуюся хозяйку.

– А почему?! – изумилась та. Ей уже было не до меня.

– Потому что ты противная и злая! – И кукла показала обалдевшей девчонке свой крошечный язычок.

– Вот и неправда! – Глаза Танюши подозрительно заблестели.

– А вот и правда! – Кукла дрыгнула ногой, будто хотела ею топнуть. – А кто мне голову оторвал? А?

– Это не я! – По щекам Тани уже уже катились крупные капли. – Это Васька! Ну скажите ей! – вспомнила она о моём присутствии.

Я улыбнулся:

– Кукла, наверное, лучше знает...

– А почему я такая грязная? – продолжала изгаляться пигалица. – Ты последний раз когда мне платье меняла? А?

Девочка растерянно посмотрела сквозь слёзы на куклу и прошептала:

– Не знаю...

Кукла вывернулась из её рук, шлёпнулась на землю, встала, деловито отряхнула своё видавшее виды платьице и сделала ручкой:

– Пойду поищу девочку получше тебя!

Несчастная Танюша плюхнулась на четвереньки, стараясь схватить ловко уворачивающуюся строптивую игрушку.

– Машенька! Ну Машенька! Ну не надо! – навзрыд верещала она, ползая по асфальту. – Машка-а-а! – наконец не выдержала она и, усевшись на бордюр, громко заревела: – У меня больше никогда не будет такой куклы-ы-ы!!!

Я подошёл, погладил её по кудряшкам и посоветовал:

– А ты попроси у неё прощения. Может, она и вернётся к тебе? – Я поманил куклу пальцем: – Ну-ка, подойди, Танечка хочет тебе чего-то сказать.

Цок-цок-цок! Пластмассовые ножки протопали по асфальту и остановились возле мгновенно притихшей девчушки.

– Ну, – пропищала она, подбоченясь и вызывающе отставив ножку. – Я слушаю!

– Машенька... – плаксивым голосом стала канючить Танечка. – Я больше никогда не буду... – Она всхлипнула. – Обижать тебя... Вернись ко мне... Ну пожалуйста...

Кукла сделала выразительный жест своей крохотной ручкой:

– Ладно уж! Что с тобой поделаешь?

Она высоко подпрыгнула и угодила прямо в распростёртые объятия заплаканной хозяйки. Та сразу крепко прижала её и, гладя по капроновым волосам, тихо пробормотала:

– Никому тебя не отдам!

Кукла молчала и не шевелилась.

Вся эта сцена осталась никем не замеченной, поскольку кустарник, растущий вдоль тротуара, закрывал обзор, и внимание воспитателей, пасших неподалёку своих маленьких подопечных, привлёк только громкий плач девочки.

– Танюша! – раздался женский голос у меня за спиной и из-за кустов показалась голова воспитательницы. – Ты что тут делаешь? Здравствуйте, – сказала она, увидев, что Танюша не одна.

Я ответил на приветствие, а Танюша просопела, всё так же прижимая к груди драгоценную куклу:

– Мы с Машенькой помирились!

Воспитательница понимающе улыбнулась и поманила её к себе:

– Пойдём. – И уже издалека я услышал: – А что это за дядя с тобой разговаривал?

– Волшебник! – уверенно ответило дитя.

Вот так. Ни больше, ни меньше. Безо всякой там научной зауми. Устами младенца, как говорится...

Эксперимент мне понравился. Бесёнок внутри меня толкал вытворить ещё что-нибудь в этом роде. Но мои поползновения так и остались в этот раз нереализованными, поскольку на горизонте нарисовались мои женщины в сопровождении седоволосой матроны с довольно суровым взглядом.

– Вот, пожалуйста! Прошу любить и жаловать! – высветила меня тётка. – Племянничек мой. Собственной персоной.

Взгляд заведующей (а это была именно она) чуть потеплел и опять принял прежнее, видимо, обычное для неё, выражение. Мне стало смешно и в то же время неуютно: с таким лицом заведовать только колонией строгого режима, а не детским садиком!

Заведующая сразу взяла быка за рога:

– Если я правильно поняла, вы намерены помочь нам с художественным оформлением?

Я развёл руками:

– Какой разговор?

Она мне сразу не понравилась, и, если бы не зависимое от неё положение тётки, я бы с удовольствием ей нахамил. За одно только выражение лица.

– Тогда пойдёмте, я посвящу вас в свои планы! – провозгласила она и, величественно развернувшись, возглавила шествие.

Она долго водила нас по территории садика, нудно объясняя своим гортанным голосом, где, сколько и в какой позе какого зайца надо изобразить. Меня этот спектакль и смешил и раздражал. Неужели нельзя было просто сказать: «Сделайте так, чтобы детям было интересно»?

Особенно резало слух по делу и без дела употребляемое ею словечко «однозначно»:

– Зайчик здесь должен сидеть на пеньке и держать в лапах морковь. Это – однозначно!

И всё в таком вот духе.

Пока продолжалась эта познавательная пытка, за нами неотступно следовали тётка с Настей. И каждая из них испытывала свои, далеко не однозначные чувства относительно монолога заведующей. Я буквально слышал распиравший Настю смех после каждого припечатывания означенным словечком. Тётка же, напротив, относилась к речи завы со вниманием и уважением. Только всё время опасалась, как бы я не ляпнул чего неподобающего.

Наконец, зава решила, что клиент готов и высокомерно поинтересовалась:

– Что потребуется от нас?

– Только одно, – вежливо скривился я, стараясь изобразить улыбку. – Не мешать.

Старая грымза, видать, привыкла совать свой нос в каждую дырку и мой ответ ей, конечно, не понравился. Но виду она не подала и только спросила:

– И сколько времени займёт у вас эта работа?

Надо было видеть, какое выражение появилось на её и без того не симпатичном лице, когда я, не подумавши, брякнул:

– Завтра всё будет готово!

Она оглядела меня с головы до ног, потом не очень ласково зыркнула на тётку, тоже не испытавшую большой радости от моего необдуманного ответа, и разочарованно проскрежетала:

– Молодой человек, это, по меньшей мере, несерьёзно!

Однако я был невозмутим:

– Утро вечера мудренее!

Она невидящим взглядом пронзила меня и сухо сказала:

– Я полагала, что мы нашли общий язык. Как видно, я ошибалась. Всего хорошего!

Она важно развернула себя на сто восемьдесят градусов и, гордо подняв голову, удалилась, олицетворяя собой оскорблённое царское достоинство.

– Ну и что теперь? – Голос тётки тоже не предвещал ничего хорошего.

Я пожал плечами:

– Не вижу проблемы.

В ответ она разразилась длинным истерическим монологом, основным содержанием которого было, конечно, обсуждение моего неблаговидного поступка, окончательно разрушившего мой, так долго создаваемый ею, имидж.

Я внимательно выслушал её и заметил, что ещё не утро.

– Да будет тебе дурака-то валять! – вконец разозлилась моя тётка и обратилась к притихшей Насте: – Может быть ты объяснишь, что это такое с ним сделалось? Совсем я его не узнаю! Корчит из себя невесть что!

Настя испуганно посмотрела на меня и просигналила:

«Чего сказать-то?»

Тут уж я не выдержал.

– Ах, так? Ну тогда – смотрите!

Я отвернулся от раскрасневшейся тётки к фасаду здания, возле которого всё и происходило, и в тот же миг прямо на голых кирпичах стал проявляться рисунок, который я обмозговывал незадолго до появления маленькой Танюши. Огромная ромашка, на лепесках которой появились смеющиеся детские физиономии, заняла собой почти всю стену высотой в два этажа. Цвета получились изумительные – яркие, сочные! Я, будто дирижёр, стоял с простёртыми к стене руками и мысленно направлял художественную деятельность Сезама. Там притенить, здесь высветлить... В сердцевине ромашки всеми цветами радуги заиграла надпись: "Детский сад «ОГОНЁК».

Вся работа заняла не более двух-трёх минут. Со счастливым от упоения лицом я повернулся к своим притихшим женщинам и вдруг обнаружил, что зрителей у нас заметно прибавилось: сбежались, похоже, не только обитатели детского садика, но и жители соседней пятиэтажки.

Всё ещё затуманенным взором я окинул толпу, облепившую садиковскую ограду, и обратился к потерявшей дар речи тётке:

– Что вы скажете тперь? Трепло я? Или как?

Она медленно перевела зачарованный взгляд со стены на меня и смогла только прошептать:

– Вовка-а-а...

В толпе за оградой послышались насмешливые голоса:

– Эй, мужик! А ты только детей умеешь рисовать?

– А как насчёт червонца?

– А если пару тыщ? Слабо?

Я усмехнулся и крикнул им:

– Чего ж так мелко? Давай уж по-крупному!

– Ты глянь! – послышалось в ответ. – Он ещё и издевается! Деньгу-то, небось, слабо изобразить?

– Ну, паразиты! – загорелся я. – Держитесь!

– Володь, не надо... – услышал я тихий голос Насти. – Не связывайся...

Но было уже поздно. С неба посыпался дождь из банкнот различного достоинства: от червонца до сотенной.

Что тут началось, я думаю, вы можете представить!

– Опять ты всё испортил! – с досадой сказала Настя. – Теперь надо уносить отсюда ноги!

– Это что ж такое делается?! – подала голос чуть живая от удивления тётка, но я в это время уже заталкивал её в открывшееся чрево Сезама, на заднем плане которого высветилась её квартира.

Конечно же, за этим последовало долгое и уже порядком надоевшее мне пересказывание всего, случившегося со мной. Многие детали я, естественно, опускал, оставляя чисто конспективную суть.

Реакцию тётки вы, конечно, тоже можете себе представить. После многочисленных препирательств, уточнений и заверений, мы стали собираться домой.

– А как же заказ завы? – расстроилась тётка. – Мне ж теперь житья не будет...

– Ну как вы могли такое подумать! – успокоил я её. – Всё уже готово. Я же обещал.

– Это когда ж ты успел? – недоверчиво посмотрела она на меня.

– А вот, пока мы тут... объяснялись.

– Правда-правда! – закивала Настя. – Я всё слышала! Вот здесь! – она постучала себе по голове. – Он же у меня, как на ладони! – весело заявила она и прижалась к моему плечу.

– Ну, дети... – Вздохнула тётка и покачала головой. – Как бы там ни было, а я, всё-таки, рада за вас. Хоть вы и набузили здесь и мне теперь расхлёбывать придётся... Ну да ладно, не впервой. Чего-нибудь да придумаем.

– Но ведь заказ-то выполнен! Чего ж выкручиваться-то?

– И он ещё спрашивает! – всплеснула тётка руками. – Ну вот скажи, как нормальному человеку объяснить, каким это образом в мгновение ока заурядный садик превратился в Третьяковскую галерею?.. Ты бы хоть думал, прежде чем рот открывать!

– Дельное замечание! – поддержала Настя. – Неплохо бы и прислушаться. А то из-за своего языка уже столько всего натворил!

Я хитро прищурился:

– Вы ещё не всё знаете! – И вкратце пересказал историю с Танюшей.

– Это ладно! – отмахнулась тётка. – Дитю только на пользу пойдёт. А вот крупного разговора мне не избежать. – Она улыбнулась: – Это «однозначно»!

*****

Во время перехода что-то произошло. Будто мазнули по лицу чем-то чёрным и мохнатым. Браслет, присутствие которого на руке я практически не замечал, стал вдруг мертвенно-холодной и тяжёлой железякой. Тонкий писк повис в комнате, мгновенно породив нехорошее предчувствие.

Я удивлённо оглянулся. Экран почему-то схлопнулся раньше, чем Настя успела переступить его порог.

«Что за дела?» – возмутился я самодеятельностью Сезама и собрался было дать команду на обратный ход, но в голове вдруг прозвучал громоподобный голос:

– ЗРЯ СТАРАЕШЬСЯ!!!

Я вздрогнул и непроизвольно схватился за голову. Потом огляделся по сторонам и не обнаружил источника: квартира была пуста.

– ДА ЗДЕСЬ Я!!! ЗДЕСЬ!!! У ОКНА!!!

Голос (его нельзя было назвать мыслью, хоть и звучал он внутри головы) буквально раздирал мой мозг.

Приглядевшись, я действительно заметил на фоне колеблющейся от сквозняка занавески какой-то размытый тускло мерцающий силуэт, в серой дымке которого при известной доле фантазии можно было угадать очертания человеческого тела.

«Вот только привидений мне сейчас и не хватало!» – подумал я, а вслух спросил:

– Кто здесь?

В ответ прогрохотало:

– НАЗЫВАЙ МЕНЯ – ПОВЕЛИТЕЛЬ!!!

Блин! То Мессия, то Повелитель! И все на мою голову! Я болезненно поморщился от громкости раздиравшего черепушку звука и сказал:

– «Повелитель», мать твою! Потише нельзя? Это во-первых...

– КАКИЕ МЫ НЕЖНЫЕ!!! – оглушительно расхохотался призрак.

– А во-вторых, – продолжил я с расстановкой, хотя давалось мне это с трудом: голова буквально раскалывалась на части. – Во-вторых, с какого бодуна?

– КАКИЕ МЫ САМОСТОЯТЕЛЬНЫЕ!!! – Мне даже показалось, что силуэт подбоченился. Но я мог и ошибаться.

– Слушайте, вы!!! – перешёл я наконец в атаку. – Что за идиотизм?! Где Настя?! И вообще... – Я сделал неопределённый жест рукой. – Как насчёт того, чтобы избрать более удобную для общения форму?!

Призрак хмыкнул, заклубился мутным, с цветными разводами, дымом, потом налился чернотой и резко уменьшился в размерах. Теперь на сиденье кресла стоял, гордо выпрямившись и скрестив короткие ручки на груди, маленький, сантиметров сорок, не больше, плюгавенький человечек со злющей физиономией. Своими глазками-буравчиками он тут же принялся сверлить меня из-под насупленных кустистых бровей, сросшихся на переносице. От неё же начинался непомерно большой для такой тщедушной фигурки хищный орлиный нос, едва не касавшийся выступающего вперёд надменно выпяченного подбородка.

Одну ногу «Повелитель» поставил на подлокотник кресла и нервно притопывал ею. Из его неприязненно сжатых тоненьких губ раздался уже совершенно другой голос, больше походивший на скрип несмазанных дверных петель:

– Настя, говоришь? – При этом он безобразно осклабился: – Немного поигрались и довольно! Пора и за дело!

И тут я его узнал. Да это же та самая рожа, что красовалась на моей так и не законченной картине! Чёрт! Собственной персоной! Только без рогов. Обломали, видать, рога-то. Насчёт копыт не знаю, в сапожках не видать, а хвоста, по-моему, точно нет. Но рожа – та самая! Это что – самопроизвольная материализация моих... как там?.. ментальных конструкций?!

– Это почему же «довольно»? – хмыкнул я. – Только во вкус начал входить!

Он нервно крутанулся, взмахнул карикатурными, непомерно большими для такого обладателя, руками и брякнулся в кресло:

– Некогда мне тут с тобой шутки шутить! Я по делу!

– Что-то я не совсем понимаю, – начал я, поглаживая совсем заледеневший браслет, – кто здесь гость, а кто хозяин?

Узрев мои манипуляции, он злорадно осклабился:

– Не трудись, эта игрушка в моём присутствии не работает! Денежки, девочки – это она умеет. Ну, ещё там... пару-другую фокусов. И всё! Но только, – он помахал указательным пальцем, – не со мной тягаться!

При этом грудь его ещё больше выпятилась. Казалось, он сейчас лопнет от чувства собственной значимости.

Браслет и впрямь не отзывался на мои призывы раскатать в лепёшку незваного гостя, и мне ничего не оставалось, как только держать форс. Я невесело усмехнулся и процедил сквозь зубы:

– Мелковат что-то!..

Его буквально подбросило:

– Мелковат?! Ну тогда смотри!!!

В театральном порыве он воздел руки к потолку и прямо на глазах его тщедушное тельце стало разбухать, как на дрожжах, приобретая очертания доисторического ящера о четырёх ногах и длинном хвосте, густо утыканном копьевидными шипами. Быстро, прямо-таки катастрофически увеличиваясь в размерах и заставляя меня отступать в угол комнаты, он наконец упёрся в потолок. Шипами, которых у него и на спине было предостаточно, он сорвал люстру, необъёмной задницей ободрал хороший кусок обоев со стены, мощным хвостом с треском выдавил оконную раму и свесил его на улицу. Далеко внизу раздался удар, зазвенели стёкла и даже, по-моему, донёсся чей-то приглушённый вскрик. В обезображенную комнату ворвался холодный воздух с улицы. Занавески радостно вспорхнули и тут же запутались в шипах экзотического посетителя.

В довершение разгрома не выдержал книжный шкаф и комната наполнилась ужасающим треском дерева, звоном и хрустом битого стекла. Дедовы фолианты, вперемешку с остальными книгами, посыпались на пол прямо под безжалостные слоноподобные ноги чудовища, с которого впридачу стекала какая-то грязно-зелёная слизь. Треск разрываемых корешков и втаптываемых в грязную жижу бесценных страниц поверг меня в панику.

«Боже мой!!! Что он творит, гад?!!»

Морда зверя, чуть поменьше микроавтобуса, оказалась в полуметре от меня.

– НУ?!! КАК Я ТЕБЕ?!! – взревел он мне прямо в лицо. Болотный смрад, источаемый его пастью, буквально оглушил меня несусветной вонью.

– Да, знаешь ли... – поёжился я. – В первом варианте оно было как-то... того... сподручнее...

– ХА!!! ХА!!! ХА-А-А!!! – довольно заревел он и с последним звуком, будто проколотый воздушный шарик, стал уменьшаться в размерах, в обратном порядке повторяя все метаморфозы, пока, наконец, не предстал передо мной в прежнем обличье маленького негодяя.

– Так! Достаточно! Представление окончено! Теперь слушай меня! – продолжил он своим трескучим голосом с непередаваемо высокомерным выражением на своей бандитской роже, но я перебил его, сделав к нему один-единственный шаг:

– Нет, мил друг, это ты послушай...

Договорить я не успел. Острая боль жгучим хлыстом опоясала моё тело и я оказался не в состоянии не то что говорить, но даже соображать что-либо, и только дико взвыл от нестерпимой боли!

– Своего повелителя надо любить и уважать! – назидательно проскрежетал «милый друг». – И рот открывать только для того, чтобы выразить своё почтение и согласие! Ты понял? – Он подошёл и снизу заглянул мне в глаза, потому как голова моя сама собой оказалась в области колен: тело скрючило от безумной боли. – Ты – мой раб! А я – твой Повелитель! И теперь ты будешь делать только то, что скажу тебе я!

Боль была всеобъемлющей, жгла насквозь, не давая пошевелиться или дыхнуть, застилала сознание мутной пеленой.

«Сезам... Где же ты... со своей хвалёной защитой?.». – вымученно подумалось где-то на задворках. Но ответа я не получил. Сезам был в полной отключке. Как и его хозяин.

А новоявленный тиран продолжал распинаться, прохаживаясь передо мной с надменным видом.

– Я собираю команду, – говорил он, криво ухмыляясь, – из такой вот шушеры, как ты. Однако, здесь, на вашей поганой планетке, улов меня разочаровал. Вас тут по пальцам можно перечесть. Даже не интересно.

– М-м-м! – промычал я, не в силах больше терпеть. Мне было глубоко начхать, чего он там заливал. Информация усваивалась очень смутно и избирательно. Лютая боль заполнила всю Вселенную!

А он, не обращая внимания, что-то скрежетал о какой-то то ли планете, то ли галактике, где происходили события, жутко его не устраивающие, и он очень желал повернуть их течение в русло своих амбиций. Но при чём здесь я, до моего раскалённого сознания не доходило. Хоть я и догадывался, что причиной нашей «задушевной» беседы был браслет, в данную минуту оказавшийся совершенно бесполезным.

Не могу сказать, сколько продолжалась эта пытка. Может, час, а, может, и несколько минут. Но внезапно всё кончилось, и я в изнеможении рухнул на пол. Сознание не отключилось, но телом управлять я был не в состоянии, ощущая себя, как выжатый лимон. Лёжа в самой неудобной позе, я медленно приходил в себя и пытался осмыслить, что произошло.

Вместе с болью исчез и её источник. И только в ушах всё ещё звучал, как эхо, его последний выкрик:

– Запомни, что я тебе сказал и не пытайся смыться! С того света достану!

Я вяло усмехнулся: «запомни»! А если я вообще ничего не услышал?

Нечего сказать, приятная форма общения. Весьма.

Похоже, с исчезновением дражайшего Повелителя очухался и мой Сезам. Я понял это по живительным струйкам, бежавшим по рукам и ногам. Это он взялся за восстановление нормального функционирования моего организма.

Ну, спасибо! Вовремя!

Спина была ещё не моя, но конечности мало-помалу стали отходить. С их помощью я кое-как приподнялся и сел, опершись на обезображенную стену. Комната, конечно, благоухала. Если бы не высаженая «с мясом» рама, то запах монстра, в которого изволил превращаться мой властолюбивый гость, удушил бы меня. А так только волнами накатывал мерзкий духан, сравнимый разве с ароматом застарелой канализации. По стенам медленно сползали куски слизи, которой был обильно смазан ящер. Они приятно дополняли картину тотального разгрома.

Глядя на растерзанные книги, перемешанные с вонючей гадостью, сердце кровью обливалось.

«Увидеть бы лица людей в тот момент, когда из окна пятого этажа вывалился хвост диковинного зверя, – подумал я и хмуро улыбнулся. – Везёт же мне на разные катаклизмы с тех самых пор, как с Настей познакомился..».

И вдруг меня как током ударило: «Настя!!!»

Я резко дёрнулся, собираясь тут же кинуться на её поиски, но моя, ещё не отремонтированная, спина вернула меня в исходное положение.

Я до крови закусил губу и грохнул кулаком в пол:

– Сезам!!! Твою мать!!!

Передо мной услужливо загорелась празднично-красная надпись:

«Слушаю».

– Слушает он! Где ж ты был, защитничек, когда эта сволочь гнула меня в дугу?!

Надпись резво сменилась:

«Энергетика перпендикулярной Вселенной корректировке не подлежит».

– Как у тебя всё гладко и обтекаемо! – дрыгнул я ногой и взвыл от выстрела в спине. – «Не подлежит»! Где Настя?!

Браслет ответил не сразу. А когда появился текст: «В обозримой части Вселенной местонахождение объекта „Настя“ не наблюдается», меня охватила паника.

– Да ты можешь мне нормально сказать, где она?!!

После непродолжительной паузы браслет высветил ту же фразу.

Тут уж я не выдержал и подскочил, не взирая на сопротивление истерзанных внутренностей.

– Ну-ка, ты! Грамотей! Давай-ка, живо показывай мне тёткину квартиру!

Браслет невозмутимо высветил прихожую, откуда несколько минут назад я переступил светящийся порог. Тётки там не было. Я прислушался. Бубнящий звук телевизора доносился из-за прикрытой двери в комнату. Я сунулся туда. Тётка сидела на диване и задумчиво смотрела на телевизор, видимо, не вникая в смысл. При моём появлении она вздрогнула:

– О, господи! Что опять случилось?

Я не придал значения этому «опять» и спросил:

– Настя где?

– Как «где»? – выпучила она глаза. – С тобой ушла!

Я насторожился:

– Вы ничего не путаете?