Текст книги "Варька (СИ)"

Автор книги: Владимир Канюка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

– Это где, недалеко? – спросил Дед Чапай.

– Не могу точно сказать. Дорога в том месте в низину спускается, как раз промеж двух высот, а в низине земля рыхлая, топкая. Лейтенант пушки с двух сторон расставить приказал. Немцы как втянулись в низину – танки, броневики, машины – так мы по ним и дали из всего, что было. Им-то с дороги никуда не деться! Два танка пытались съехать с дороги, да днищами в грязь сели! Разнесли колонну в пух-прах! Ни одна тварь не ушла! – со злостью сказал Адам и перевёл дух, – Всех до одного постреляли. Жалко снарядов больше не осталось. Пушки лейтенант приказал привести в негодность. Панорамы мы, конечно, забрали с собой, – вроде как указание есть, прицелы сохранять, – а замки в болотину выбросили.

– Молодец твой лейтенант, да и вы тоже, молодцы. По вражеским тылам с орудиями много не погуляешь, а до наших, нынче, далеко, – сказал дед Чапай, – На-ка, испей моего нектару, Адам, – дед Чапай вынул из-под мешковины бутылку, – Далеко фронт укатился. Только ночью слышно.

Адам сделал несколько больших глотков.

– Крепка, зараза, но хороша! – сдавленно сказал он. Дед Чапай дал ему папиросу.

– Посидел бы с тобой Адам, да некогда нам с тобой мёд распивать. Немцы в Посёлке быстро освоились. Показали, кто теперь в доме хозяин. Уж больно хитёр комендант. Если б не форма... замашки у него, словно всю жизнь допросы чинил. По-русски лучше нас с тобой говорит, разве что не стихами. Чую, задумал он что-то.

– Может, посоветуешь что?

– Ты пока побудь тут, на часах, а я до дому съезжу. Как обратно поеду, ты сразу иди на хутор. В сарае найдёте топоры, гвозди и верёвки. Ещё с прошлого года от стройки казённое имущество осталось. Постройте плоты и вон с полуострова, пока вас здесь не накрыли, и меня вместе с вами. Чтоб больше по лесам не плутать, возьми карту. Она в комнате на стене висит. И германцам не достанется, и вам пригодиться. На ней вырубка обозначена, красным. Брёвен тридцать там, в штабеле, есть. Времянку можете на доски разобрать. Уходите вдоль берега, по воде. Как выйдете к устью, то по берегу налево, на восток...

– Василий Иваныч, так на хуторе целый лейтенант имеется. Проще ему объяснить, что да как, – сказал Адам.

– А раньше не мог сказать, умник? Замотался я совсем. Голова кругом идёт, – сказал дед Чапай.

– Медовуха у тебя что надо. Соображения заметно прибавляет.

– Да иди ты! – сдерживая смех, сказал дед Чапай. Он цыкнул на кобылу и поспешил на хутор.

 

 

16.

 

Бабка Матрёна, кряхтя, выбралась из коляски и пошла в дом. Дед Чапай отпустил уставшую за день кобылу на луг перед домом, а сам, прихватив бутылку с медовухой, направился к речке. Нагретая за день земля отдавала тепло, как печка. Заголосили цикады. В красной от заката воде заплескалась рыбёшка. Глядя на привычную глазу красоту, дед Чапай никак не мог смириться с тем, что минувший сумасшедший день – явь. Он сделал глоток и закурил папиросу. Дым нехотя поплыл в неподвижном воздухе.

Дед Чапай не сразу заметил силуэт, плывущий против течения. Он спрятал в кулак огонёк папиросы, вглядываясь в силуэт. В сердцах отбросил папиросу и крикнул:

– Ты какого дьявола тут удумала?! Я кому приказал сидеть на болоте и не высовываться?!

– Мне за вас стало страшно,– ответила из лодки Варька, – сам бы попробовал усидеть на болоте, когда такое творится, – она вылезла из лодки и предстала перед ним во всей красе.

– Тоже мне, воительница! Валькирия, твою мать! Ишь, нацепила на себя доспехи! – не унимался дед Чапай.

– Да не стану я в зимовке отсиживаться. Не для того приехала, – твердо сказала она.

– Я только что старое ружьё сдал, чтоб от нас беду отвести, а ты с целым арсеналом припёрлась! На площади приказы развешены, а в каждом приказе, за невыполнение, одна мера наказания – расстрел!

– Долго войска в Посёлке стоять будут?

– Ты, вообще, меня хорошо слышишь? Причём тут войска? Новая власть в Посёлке. Войска уйдут, а власть останется.

– А что же наши? – спросила Варька.

– По лесам к фронту топают. Да только фронт далеко укатился. Обратно не скоро покатится. Люди лишний раз на улицу не выходят. Особенно девчата. По району дивизия расквартировалась. Народ из домов повыгоняли. Кто по сараям ютится, а кто в лес подался. Рассказывали, мужик эсэсовца топором по голове рубанул, за то, что тот к дочке его полез. Так они всю семью убили, а дом сожгли! Ясь, паскуда, в холуи подался. Он теперь в полиции, при комендатуре.

– Ты его видел?

– Евдокия рассказала. Тобой, кстати, в комендатуре интересовались. Скорый у нас народ на доклад. Пока за ружьём ездил, кто-то успел шепнуть, – зло сказал дед Чапай.

– Ясь постарался. Больше некому, – уверенно сказала Варька.

– Нет, не он. У Яся к нам другой интерес. Он к тебе неровно дышит и делить ни с кем не собирается. В комендатуре я сказал, что отправил тебя домой, в город. Как войну объявили, так и отправил, от греха подальше. Может и поверили. Кто их знает. А вот Ясь точно не поверил, хоть я ещё раньше сказал Евдокии, что ты уехала.

– У Яся дом вплотную к дубняку стоит...

– Ты в своём уме? Он, может, только этого и ждёт! Он мог в первый же день германцев на хутор навести, но не навёл, потому что тебя, глупая, как на живца, взять хочет, а ты сама на крючок лезешь, – сказал дед Чапай и глотнул медовухи, – Ну и денёк! Сначала комендатура, потом окруженцы, затем опять комендатура! Присел отдохнуть на бережку, так тебя нелёгкая принесла! А всего лишь хотел к Евдокии зайти, новости узнать. Она мне сказала, что у Яся приезжие полицаи в постояльцах. Их, вместе с Ясем, пятеро.

– Ладно, дед, не ворчи. Неужели ты думаешь, что я бы на рожон полезла? А наши где?

– На вырубку отправил, плоты строить, от греха подальше. Я вот что думаю: германцы не догадываются, что отряд на полуострове прячется. Какой идиот добровольно в западню полезет? Я бы, на месте германцев, так же думал. Откуда им знать, что у наших нет карты, и поэтому они заблудились? Типичный пример превосходства нашего бардака над ихним порядком. Ещё Бисмарк предупреждал, что нехрен к нам соваться! – со значением сказал дед Чапай и глотнул медовухи, – Комендант обещал завтра вечером на хутор приехать, – добавил он морщась, – Комендант, между прочим, по нашему хорошо говорит, как твой попутчик. Может он и есть? – дед Чапай засмеялся, – Во! был бы номер! Сразу три кавалера! Милиционер, полицай и эсэсовец! Умеешь ты женихов подбирать.

– А про Ваню ничего не известно? – робко спросила Варька.

– Откуда ж я знаю? Или я у коменданта должен был спросить? Тебе сейчас в пору о себе подумать, а Иван – мужик крепкий, за себя постоит. Пошли в дом. Завтра, если никто с утра не нагрянет, баньку истоплю. Помоешься, и чтоб духу твоего на хуторе не было. И ночевать в баньку иди. Там тепло. Бабка днём стирала.

 

 

Соловьиные трели шилом впивались в мозг. Ясь разлепил глаза, но они вновь слиплись. Рука нащупала кружку на подоконнике. Ясь сделал глоток, намочил ладонь и протёр глаза. К горлу подступила тошнота.

Стол был усыпан крошками. На доске плавились кусочки сала. Бутылки стояли на столе, на полу, а несколько раскатились по комнате. Яс с трудом поднялся и вышел в сени. Ящик пустовал. Вчера они выпили всё подчистую. Матери нигде не было. С тех пор, как он пустил к себе жить новых друзей, мать стала уходить к соседке. Ясь надел френч, повесил на плечо винтовку и побрёл к Евдокии.

– Что припёрся, ирод? – недовольно спросила Евдокия, – всё упиться не можешь? Всё самогону тебе мало? Сдохнешь когда-нибудь под забором!

– А это уже не твоя забота, – ответил Ясь.

– Вон как ты заговорил! Думаешь, если берданку нацепил, так теперь тебе всё дозволено? Дружки твои, между прочим, у меня уже не одну четверть взяли. Кто-то взамен мне сала обещал? Не помнишь, кто?

– Принесём тебе сала. Обещаю.

– Вот сала принесёшь, тогда и самогону дам. И не тычь в меня своей берданкой. Немцы, и те что-нибудь да принесут на обмен. Смотри, нажалуюсь на тебя. Между прочим, господа офицеры моими настойками очень даже не брезгуют.

– Ну, ладно, ладно, – примирительно сказал Ясь. Он поставил винтовку в угол и присел на табурет, – Налей хоть чуть-чуть. Сала я тебе лично добуду. И за себя, и за них.

Вздохнув, мол, послал Бог племянника, Евдокия принесла ему штоф, заткнутый деревянной пробкой. Ясь глянул на свет сквозь тёмно-зелёное стекло, как младенца, обнял рукой заполненный на две трети штоф и пошёл к двери.

– Для немцев-то угольком чистишь, – проворчал он.

– Берданку не забудь, вояка. Принесёшь сала – дам чистого, двойной перегонки, – насмешливо ответила ему Евдокия. Ясь вернулся, левой рукой закинул винтовку за плечо, вышел на двор и, пошатываясь, побрёл огородами к дому.

Родители Яся наотрез отказались вступить в колхоз. Они так и остались единоличниками. Из-за этого у отца были постоянные конфликты с активистами, приехавшими из города поднимать колхоз. Отца бесило, что люди абсолютно не разбирающиеся в крестьянском хозяйстве, приехали учить крестьян жизни. Он подрался с ними и обещал перестрелять. Дело кончилось для отца тюрьмой. Оставшись без отца, Ясь затаил на всех злобу, и злоба нет-нет, да выплёскивалась наружу. Поэтому, когда пришли немцы, все его враги получили сполна.

 

Компанию Ясю подобрали, что надо. С первого дня службы Ясь ни одного дня не был трезвым, за исключением утренних часов, когда надо было явиться в комендатуру. Вечером, как правило, все были пьяны. В пьяном угаре он не понимал, что немцы могут его расстрелять или отправить в лагерь за такое отношение к службе. Удивляясь пьяной тупости племянника, Евдокия пыталась его образумить, но не смогла.

Утро у Яся было расписано: сейчас он дома похмелится, позавтракает и по объездной дороге поедет на торфяник. Петро с компанией уехал туда ещё ночью. Все планы рухнули, когда он увидел возле своего дома угловатый серый бронетранспортёр. Ясь мысленно похвалил себя за то, что пошёл огородами. Он прокрался за сарай и сунул бесценный осьмериковый штоф в сено.

– Что ты здесь делаешь? – раздался за спиной голос. Ясь оглянулся и вмиг протрезвел. Сверху вниз на него смотрел Леманн. Чуть поодаль, за его спиной, стояли солдаты. Леманн, сжав губы, колебался. Его рука легла на кобуру. Ещё секунда и он бы пристрелил стоящего на коленях Яся, но сдержался, вспомнив, что к нему есть вопросы.

– Ты добровольно пошёл служить в полицию, а значит служить Фюреру и Великой Германии, но при этом ведёшь себя как свинья. Впрочем, ты свинья и есть, – сказал Леманн и повернулся к солдатам. Повинуясь немому приказа, солдаты отошли в сторону.

– Встань, – приказал Леманн. Ясь встал и тут же получил кулаком под глаз.

– Это тебе за хутор. За то, что утаил. Ничего не хочешь мне рассказать? Поговаривают, внучка лесника сделала из тебя борова? – спросил Леманн. Ясь побагровел.

– Что ты там спрятал, в сене? – спросил Леманн. Ясь достал из сена штоф. Леманн забрал у него бутылку и передал солдату. Ясь тоскливо посмотрел на уплывающий от него самогон. Леманн перехватил его взгляд и вынул из кобуры парабеллум.

– Хочешь выпить? – выпей, но затем я тебя пристрелю. Пристрелю как собаку.

– А я и так сдохну, если не выпью, – обречённо сказал Ясь, уверенный, что его в любом случае расстреляют. Тупая головная боль, сильная тошнота, страх захлестнули его. Он понял, что задыхается. Сердце куда-то провалилось, и его затрясло.

– Нет, вы слышали? – обратился Леманн к солдатам, – Я ему говорю, что пристрелю, если он выпьет, а он отвечает, что всё равно сдохнет, если не выпьет!

– К чему столько возни, господин оберштурмфюрер? Не хотите руки марать, – я его сам кончу, за забором, – предложил один из солдат и двинулся на Яся. Леманн жестом остановил его.

– Успеем, Фенрих. Немного цирка мне сегодня не помешает.

– Господин оберштурмфюрер, он действительно сейчас сдохнет. И патроны тратить не надо, – сказал Фенрих, увидев, что Ясь осел на землю. Леманн выхватил у Фенриха бутылку и сунул горлышко в рот бешено трясущемуся Ясю. Ясь, близкий к припадку, судорожно впился в горлышко. Через пару минут он перестал трястись.

К дому подъехал второй бронетранспортёр. Офицер, приказав солдатам оставаться на месте, пошёл за дом, к Леманну.

– Карл, что за балаган ты здесь устроил? Это что за чучело? – спросил оберлейтенант Элерт.

– Ты уже приехал? Доброе утро. Это твой проводник Вилли, – ответил Леманн.

– Издеваешься? Он же пьян вдрызг!

– Хотел дать тебе проводника. Он часто бывал на хуторе, – объяснил Леманн.

– Я возьму его, но до хутора он не доедет. Странно, что он у тебя ещё жив. Что в нём такого? В любимчики записал? – спросил Элерт, равнодушно глядя на помятого и взъерошенного Яся. Брезгливо сплюнув, Элерт достал из кармана фляжку и подал её Леманну.

– Будешь? Меня от одного его вида выворачивает, – сказал Элерт, кивнув в сторону Яся, – Перебрали мы вчера.

– Ром? С утра? Чем мы тогда лучше его?

– С каких пор ты ставишь животных рядом с нами? Ты не сказал, почему он до сих пор жив?

– У меня есть к нему кое-какие вопросы – это раз. Во-вторых, его ненависть к Советам так велика, что ещё неизвестно, кто их больше ненавидит: мы, или он. Он пришёл к нам по убеждениям. В конце концов, мне с ним не так скучно, – ответил Леманн.

– Ну, ты загнул! Сказал бы, что просто решил обзавестись шутом! Оставь его при себе. Мы сами справимся.

– Хозяин – барин, – сказал Леманн по-русски.

 

Приказ прочесать лес вдоль болота Леманну передал комбат штурмбаннфюрер СС Макс Кеплер. Вместе с приказом, чуть позже, в его распоряжение прибыли два взвода пехоты на бронетранспортёрах и грузовиках. В Посёлке пехоты не было, только танкисты. Переполох был связан недавним разгромом моторизованной колонны на шоссе. Леманн никак не думал, что на полуострове, у него под боком, могут прятаться окруженцы. Он снял полицаев с охраны торфяника и приказал им ждать дальнейших распоряжений в комендатуре. Если бы Ясь не поленился и не остался дома, он не оказался на грани жизни и смерти. Элерт наводил на него ужас. Что сказал Элерт, он понял спинным мозгом.

– Приглашай гостей в дом, хозяин, – сказал ему Леманн.

Идя впереди немцев, Ясь живо представил загаженный стол, бутылки и спёртый похмельный дух, но в дверях его встретила мать. В доме было светло и чисто. Вымытый пол источал приятный, влажный запах дерева.

Элерт разложил карту на столе.

– Ты можешь показать на карте, где находится хутор? – спросил Леманн. Ясь шагнул к столу. К удивлению немцев, он уверенно ткнул пальцем в карту и сказал:

– Здесь.

– Однако. Обучался топографии? – спросил Леманн.

– Отец привёз карту с войны. На ней такие-же обозначения, как на вашей.

– Она сохранилась?

– На чердаке лежит.

– Неси, – приказал Леманн.

Ясь забрался на чердак по приставной лестнице, снял с полки отцовский фибровый чемодан, ножом отщёлкнул замки и взял пожелтевшую свёрнутую в рулон карту. Отец хранил в чемодане библию, подписанную настоятелем и попечителем церковно-приходской школы, и иконы. Здесь же хранились привезённые с войны посуда, серебро, монеты и отцовское письмо, написанное отцом в тюрьме перед тем, как его увезли неизвестно куда. Ясь сунул его в карман. После «похода» в магазин за водкой отцовский револьвер он положил обратно, в чемодан. Ясь не разбирался в оружии, но было понятно, что револьвер иностранный. Он выглядел очень изящно с накладками из слоновой кости на рукоятке и клеймом: «L. GASSER PATENT WIEN». В то лихое время, после двух войн, много оружия гуляло по рукам. Ясю вдруг захотелось перестрелять немцев, взять ценные вещи и уйти куда глаза глядят. Если раньше он ненавидел большевиков, то теперь он возненавидел и немцев, понимая, что если при старой власти, даже оставшись единоличником, он был свободен, то при новой власти он сразу почувствовал на себе ошейник, как его старый пёс, доживающий свои дни в будке. Да только псу было всё равно, кто его хозяин... Резкий окрик заставил его вздрогнуть. Он вернул чемодан на полку и спустился вниз.

 

– Похоже, карта австрийская, – сказал Элерт.

– Река Сан. Где-то в районе Перемышля, – добавил Леманн. Он вернул Ясю карту и спросил:

– Отец, что ли, воевал?

Ясь кивнул. Леманн обратился к Элерту:

– Выдвигайтесь к хутору, но к болоту не приближайтесь. Ждите нас. Просто осмотритесь вокруг. На хуторе должны быть лодки. Если русские добрались до них, то наверняка ушли по воде. Как мы этот хутор просмотрели?!

 

 

17.

 

 

Бронетранспортёр тихо, малым ходом, полз по колее. Элерт приказал водителю остановиться и ждать сигнала. Спешившись, Элерт и пять солдат быстро побежали к дому.

– Фенрих, Штарк, осмотритесь за домом, – тихо приказал Элерт. Ещё одному солдату он указал на сарай. Элерт хотел войти в дом, но на крыльцо вышел дед Чапай с двумя Георгиевскими крестами на груди. Следом за ним вышла бабка Матрёна.

– Что угодно, господину офицеру? – спросил дед Чапай по-немецки. Говорил он плохо, но понятно.

– Говоришь по-немецки? Это хорошо! Где выучился?

– Полтора года был у вас в плену. Так что вам угодно, господин офицер? – ещё раз, с достоинством, спросил дед Чапай.