Текст книги "Варька (СИ)"

Автор книги: Владимир Канюка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

– От тебя пахнет дымом, мхом и солнцем. Видно, что давно на болоте прячешься.

– Давно, как война началась, – подтвердила Варька.

Авгия приблизилась к ней, стянула с головы косынку и уставилась на белые, рассыпавшиеся по плечам волосы. Она взяла локон и поднесла к Варькиным глазам. Варька увидела, что кончики волос поседели. Авгия закивала и таинственно произнесла:

– Приняли тебя наши края. Кого не примут – тот сгинет. Давно приняли. Сразу, как ты появилось здесь. А теперь ты им принадлежишь. Метка на тебе.

Варьке от её слов стало страшно.

– Жалко мне деда твоего. Жалко мне твоих стариков, – прошептала Авгия.

Ї Они мне ничего про вас не рассказывали,Ї сказала Варька.

Ї Всему своё время. Потому не рассказывал. Привозил он тебя ко мне, да ты не помнишь. Маленькая была. Но раз ты одна осталась, значит, беда с ними приключилась. Да и редко он у меня бывал. Ко мне не так-то просто добраться. Скажи честно, ведь ты не сама приплыла? Как ты здесь оказалась?

Варька не удержалась и рассказала про своё ночное видение. Боялась, что Авгия будет смеяться. Но Авгия и не думала смеяться. Она приблизилась к её лицу, посмотрела в глаза и вновь потрогала кончики волос. Затем молча вернулась на табурет и, как ни в чём ни бывало, принялась за картошку.

– Челн собаки помогут перетащить. Одна ты его за полверсты через лес не упрёшь. Ты, милая, отдохнёшь, а я с собачками челноком займусь. Обратно тебе хода нет. Вечером поплывёшь по ручью на восток, а как выплывешь по ручью из леса, забирай к югу. Там и попадёшь на свою речку. Впрочем, я тебе потом подробнее объясню, как и куда тебе плыть, – сказала Авгия. Она ещё налила бальзама Варьке и себе, – Пей. Не бойся, сильно не захмелеешь. От трав только польза одна. Это тебе не поганая водка, которой нынче торгуют.

– А где ваши собаки? Почему они не лаяли на меня?

– Так здесь, рядом. Не станут они лаять попусту.

– Давно вы одна живёте? – спросила Варька.

– Очень давно. С тех пор как мою деревню разорили поляки, а меня взяли в плен. Правда, мне повезло. Приглянулась я их главному. Не знаю, что было бы со мной, если б не сбежала. Зато прихватила с собой мушкет и золотые украшения, – улыбнувшись, сказала Авгия. Она встала и вытащила из-за печки завёрнутый в ткань мушкет.

Варька взяла в руки мушкет с красивой гравировкой на металлических частях и резьбой на деревянной ложе и прикладе.

– Когда ж это было? Мушкету – лет триста! – Воскликнула Варька. Она видела похожий в музее.

– Давно, очень давно, – загадочно сказала Авгия, – Охотилась я с ним когда-то, пока порох и пули были. А теперь он мне ни к чему. А ты, я смотрю, прям воительница. В оружии разбираешься. Что это у тебя такое? – Авгия указала рукой на МП-40.

– Пистолет-пулемёт. Стреляет пистолетными патронами, но как пулемёт. Понимаете?

– Как не понять. Всякого за свою жизнь повидала. У немцев его одолжила? Поэтому они облаву на тебя устроили? Ладно, можешь не объяснять. И так вижу, что много их убила. От тебя смертью пахнет. Черно вокруг тебя. Но те, что идут за тобой, во сто крат хуже, – сказала Авгия и вздохнула. Она пристально посмотрела на Варьку и продолжила, – Мужики должны воевать, а не ты. Нельзя тебе к людям, пока война не кончится. Пока ты здесь, на болотах, – ты под защитой. Пойдёшь опять мстить – много людей погубишь, и себя погубишь, – Авгия говорила монотонно, без выражения, словно была в трансе. Замолчав, она сунула руку под безрукавку и выложила на стол завязанный узелком платок.

– Здесь золото. Кольца, серьги, брошь с бриллиантами. Больших денег стоят. Ни к чему мне панские «подарки», а тебе в самый раз будут. Пригодятся после войны.

Вы могли их продать и жить среди людей, а живёте здесь. Почему? – спросила Варька.

– Жить среди людей мне с тех пор расхотелось. Мне больше нравится в лесу. Когда долго живёшь среди деревьев, трав, зверей и птиц, начинаешь их понимать. Если научишься разговаривать с природой, она откроет тебе все свои секреты. Так что здесь мне лучше, чем среди людей. А красных твоих вообще терпеть не могу. Не по душе мне новые порядки.

– Зачем тогда мне помогаете? Ничего я не возьму и не стану прятаться. Немцы на меня охотятся, а я на них, – твёрдо ответила Варька. Она рассердилась на Авгию.

– Не сердись. Тебе помогаю, потому что вижу, кто ты. А ты себя не видишь. Ослепили тебя, но не искалечили. За что ж мне любить их? Я тебя люблю. А тех, – Авгия махнула рукой в сторону болота, – тем более не терплю. Много от них крови будет – реки крови. Отдохнуть тебе надо, – сказала Авгия.

Варька внимательно разглядывала её, но как только Авгия посмотрела на неё, отвела взгляд.

– Кто вы? – спросила Варька и смело глянула в пронзительно голубе глаза.

– Хочешь знать, кто я? Уверена?

– Да, – твёрдо ответила Варька.

 

 

9.

 

 

В вековом лесу сумрачно и тихо. Воздух так насыщен кислородом, что у любого с непривычки пойдёт кругом голова. Дурман захлестнёт её. Волнистый зелёный ковёр глушит все звуки. Босыми ногами ступала она по мху, и ноги утопали в нём по колени. Чтобы не намочить платье она высоко держала руками подол, обнажив смуглые стройные ноги. Чёрные длинные косы с вплетёнными в них красными лентами она перебросила на грудь. Здесь, в лесу, она была дома. Рождённая смуглой, она резко отличалась от своих белокожих и светловолосых сородичей. Чувствуя их неприязнь и отчуждённость, она с детства пряталась в лесу, убегала сюда при любой возможности. Только мать любила её и защищала от отцовского гнева, от злобы соседей. Отец, подстёгиваемый разговорами, что дочь его – не его дочь, а дьявола, наказывал её за любую провинность. Но в последнюю студёную зиму мать умерла, оставив один на один с отцом. Мать рожала её тяжело, и больше в их семье детей не было. Отец во всём винил дочь. Теперь жизнь её повисла на волоске. В лесу, где водились дикие звери, он чувствовала в большей безопасности. Не раз она встречала волков и медведей. Свирепые хищники не трогали её никогда. Она перестала их бояться. Однажды она нашла в лесу волчат. Рискуя навлечь на себя беду, она тайком подкармливала их. Сначала носила им молоко, а потом стала воровать для них кур и уток у соседей. Но однажды волчата исчезли. Что стало с ними, она не знала. Но с некоторых пор стала чувствовать, что в лесу её кто-то провожает, она не видела, но ощущала чьё-то присутствие. Оно не пугало её, а придавало уверенности, словно кто-то невидимый оберегает её здесь, в дремучем лесу.

Всё изменилось внезапно. Сегодня, идя по лесу, она почувствовала беспокойство и страх, чего с ней здесь давно не случалось. Страх накатывал всё сильней и сильней. Она не выдержала и побежала. Выскочив на освещённую солнцем опушку, она не сразу привыкла к свету, к бьющему в глаза солнцу.

Из её деревни доносился шум и крики. Между домами и вокруг неё носились всадники. Передовой отряд польско-литовского войска, что втягивалось по лесной дороге в зелёную долину, расчерченную квадратами полей и садов, напал на деревню. Она была ближе к лесу, но чёрные вереницы всадников уже мчались к соседним деревням. Войску нужна была еда и всё, что нужно уставшим и голодным воинам. Вслед за войском шли обозы. К вечеру цветущая долина превратилась в Ад.

Застывшая от ужаса, она не заметила грозящей ей опасности. На неё накинули петлю, скрутили и бросили за спину всадника в красном жупане и стальном шлеме с пером. Вонь от всадника и его лошади ударила в нос. Подгоняемая шпорами лошадь понесла её в деревню. Здесь всадник скинул её на изуродованную сотнями копыт траву. Её, под одобрительные крики и хохот сотен пёстро одетых пехотинцев, гусар, казаков, подняли с земли и поставили на ноги. Рука в перчатке с металлическими бляхами рванула на её груди платье, обнажив смуглую, точёную грудь. Наступила тишина. Поляк в бордовом узорчатом жупане, высоких жёлто-коричневых сапогах с высокими каблуками и украшенной пером собольей шапке. Он взял её за подбородок, крепко сжал его и посмотрел в пронзительно голубые глаза смуглянки.

– Кто ты? – спросил он.

– Авгия.

– Тебя поймали в лесу. Куда ты шла и откуда?

– Я никуда не шла. Я живу здесь.

– Зачем ты мне лжёшь? Ты не похожа на этих крестьян. Ты скорее похожа на турчанку. Кто ты?

Не дождавшись ответа, он приказал привести кого-нибудь из крестьян. Авгия не узнала, кого привели, потому что лицо несчастного распухло от ударов латными перчатками. Он не мог говорить. Поляк схватил его за волосы и спросил:

– Ты её знаешь? Если не можешь говорить – дай знак! Ты знаешь её?!

Он посмотрел единственным уцелевшим глазом на Авгию и кивнул.

– Да, – едва выдавил он из распухшего рта.

Поляк, по всему видно, из знати, махнул рукой и солдат в голубом жупане и мегерке принёс подбитую красным шёлком бурку. Он развязал ей руки, накинул на плечи бурку и повернулся к командиру.

– Отведёшь её в мой шатёр. И прикажи накормить. Найди ей приличное платье в обозе. Интересно, кто её родители, – сказал поляк. Он посмотрел на Авгию и спросил: – Если ты местная, то у тебя должна быть родня.

– Только отец, – сказала Авгия, боясь поднять глаза.

Поляк повернулся к горстке уцелевших после бойни мужчин и крикнул:

– Кто из вас её отец?!

Никто не шелохнулся. Поляк вопросительно глянул на Авгию. Она с презрением смотрела не на него, а на отца, который, когда нужно было подтвердить её слова, не захотел ей помочь. И сейчас он стоял опустив голову. Авгия вдруг почувствовала к нему жалость и презрение. Отец за любую мелочь мог её ударить, а теперь стоял как овечка перед вооружёнными людьми. Он трясся от страха. Авгия так не боялась поляков, как отец. Ей почему-то стало всё равно, что ждёт её впереди. Она всегда боялась, что односельчане её либо прогонят из деревни, либо просто убьют. Она осознала, что видит их в последний раз. Поляк поймал её взгляд и направил коня к пленникам. Саблей он зарубил первого попавшегося под руку.

– Выходи, или я перебью вас всех до одного, – сказал он.

Отец молча вышел. Поляк рубанул его саблей и вернулся к Авгии.

– Похоже, отец не шибко жаловал тебя. Почему?

– Они все считают меня ведьмой, – тихо сказала Авгия.

– Мы тоже ведьм не жалуем. Может, ты и вправду ведьма? – спросил поляк, но в голосе его уже не было угрозы.

Авгия от страха не почувствовала иронии.

– Я не знаю. Я просто другая.

– Что ты делала в лесу?

– Мне там лучше.

– А звери? Ты не боишься волков? В этом году их много.

– Звери меня не трогают, – ответила Авгия.

– Посмотри на меня, – приказал поляк.

Авгия подняла глаза.

– Вижу, ты не особо расстроена смертью родителя. Из-за них, – поляк кивнул на пленников, – ты всю жизнь прожила в страхе. Хочешь, я прикажу, и мои гусары перебьют их всех? – внезапно спросил поляк.

И мужчины, и женщины, и дети, услышав его слова, жались друг к другу, с ужасом глядя на Авгию.

– Прошу вас, не надо больше никого убивать, – тихо сказала Авгия и опустилась на колени.

– Встань! Это не тебе решать, но я ценю благородство. Впрочем, ты уже взрослая и понимаешь, что тебя ждёт. Если ты с покорностью принимаешь свою участь, то я пощажу их. Интересно, кто этот воин, чья кровь течёт в твоих жилах? – спросил он, обращаясь скорее к себе, чем к ней. Солдату, принёсшему бурку, он жестом приказал увести Авгию.

– Повезло тебе, басурманка. Пан ротмистр на удивление добр сегодня. Приглянулась ты ему.

Авгия молчала, но ей и не надо было отвечать. Солдат продолжал говорить, а она шла впереди и совершенно не слышала его. Её прошлое, нереальное как туман, как страшный сон, осталось позади. Будущее же не оставляло никаких иллюзий. Её достоинство растоптали, сорвав с неё платье, лишили чести, а главное, лишили свободы. С этими мыслями она шла, пока не очнулась от шума. То, что она увидела, было похоже на смесь цыганского табора с базаром. Здесь были военные, торговцы, пёстро одетые женщины, которые с любопытством разглядывая её, перешёптывались. Здесь были все те, кто присасывается к войску, как пиявка, и обеспечивает всем, в чём нуждается разношёрстное войско от спесивых, разодетых гусар до ополченцев. Здесь дурно пахло лошадиным потом, навозом, и ещё неизвестно чем. Авгия никогда не бывала в городах, где люди живут в тесноте, и её дыхание, привыкшее к хрустальной чистоте лесного воздуха, спёрло. К счастью, они прошли мимо ужасного места. Солдат привёл её в большой палатке. Здесь уже было чисто и никого кроме военных.

В палатке солдат зажёг пару свечей и ушёл. Вскоре он вернулся с охапкой одежды и с одной из тех пёстро одетых женщин, что провожали Авгию взглядами и перешёптывались.

– Она тебе поможет одеться, – сказал он Авгии и ушёл.

– Как тебя зовут, дитя? – спросила женщина.

– Авгия.

– А я – Анна. Снимай с себя это рваньё, – сказала Анна, – пан Тадеуш умеет выбирать женщин. Ты – девица?

Авгия кивнула. Да, пан Тадеуш не промах. Если бы ты не шевелилась и не разговаривала, я бы подумала, что ты статуя.

– А что это – статуя?

– Вот же дикарка! Хотя, чему удивляться. Янек говорит, тебя в лесу поймали.

– Янек?

– Солдат, что тебя привёл. Ладно, повернись-ка. Вот так, хорошо, – приговаривала Анна, изучая тело Авгии, – Глаз у меня намётанный, не ошиблась. Платья тебе подойдут, но сначала вымыть тебя надо.

Солдаты принесли в палатку большую бочку и натаскали в неё тёплой воды. Анна помогла Авгии вымыться, надеть нижнюю юбку, а поверх юбки – неудобное тесное платье. Зато мягкие сапожки Авгии понравились.

Анна отошла в сторону. Критически оглядев подопечную, она удовлетворённо хмыкнула.

– Пойду, принесу тебе что-нибудь из еды. Ты когда-нибудь пила вино? – спросила она.

– Мёд, – коротко ответила Авгия.

– Вот и славно. Я принесу тебе мяса и хорошего вина. Когда придёт пан Тадеуш, тебе будет не так страшно, когда он овладеет тобой. Главное, не перечь ему и не сопротивляйся. Тогда он будет добр и ласков. Если ты вздумаешь брыкаться, он возьмёт тебя силой, а потом отдаст солдатам.

– Я обещала ему быть покорной, чтобы он больше никого не убивал в деревне.

– Надо же! – изумлённо воскликнула Анна, – Если так, то у тебя есть шанс не закончить свою жизнь, раздвигая ноги перед простыми солдатами, которые не то, что никогда не моются, они даже слова такого не знают. Страшнее всего, конечно, попасть к татарам. Я сама их боюсь.

 

Пана Тадеуша не было две недели. Две недели Авгия ехала в обозе вслед за невидимым войском, идущим где-то впереди, и смотрела на разорённую землю. Она возненавидела этих людей, сеющих повсюду смерть. Они шли по чужой земле, грабили, убивали, а вечерами, у костров, как ни в чём ни бывало, ели, пили, шутили и смеялись, как обычные люди. С омерзением она смотрела на мародёров, подбирающих все, что осталось после войска.

Авгия уже не хотела быть покорной рабыней. Она за эти дни насмотрелась на участь захваченных в плен женщин. Единственная, кто была близка её сердцу – Анна. Анна всегда была рядом, опекала её, как мать. Авгия привязалась к ней. Это был единственный человек, которого она полюбила после матери.

Через две недели приехал пан Тадеуш. На одежде и доспехах его была засохшая бурая кровь. Авгия с содроганием почувствовала, как ей придётся быть рядом с этим человеком. Её будут трогать руки, которые убили сотни невинных людей. От страха и ненависти её затрясло, а он только улыбнулся, увидев свою пленницу в красивом платье. Авгия вспомнила, как он хладнокровно зарубил саблей отца, и не испытывала к отцу презрения и жалости. Она почувствовала стыд за то, отчасти была рада видеть отца слабым и испуганным. По сравнению с прошлой жизнью, две недели в обозе казались Адом.

Когда пан Тадеуш вошёл в палатку, он уже не выглядел таким страшным. Он был в просторной рубахе, шароварах и сапогах. За расшитый пояс был заткнут большой кривой нож. Он присел рядом с Авгией на подушки и налил себе вина. Выпив, он посмотрел на неё и спросил:

– С тобой хорошо обращались?

– Хорошо, – робко ответила Авгия.

Он налил в серебряный кубок вина и подал ей.

– Пей, – коротко сказал он.

Авгия выпила вино залпом. Вино сразу ударило ей в голову. Какая-то неизвестная сила поднялась в её груди, ей почудился далёкий волчий вой, но когда пан Тадеуш вздрогнул, насторожился, она поняла, что вой реален. Пан Тадеуш отвернул голову, глядя в сторону невидимого леса, когда рука Авгии выхватила из-за его пояса кривой нож и вонзила ему в шею. Кровь хлынула на его рубаху и тёплой волной окатила руку Авгии. Она почувствовала дурноту, но в то же мгновение ей захотелось его крови. Глядя на неё изумлённым взглядом, он, хрипя и булькая, осел на накрытый к ужину стол.

Опомнившись, она вскочила, не зная, что делать. Снаружи никто ничего не услышал. Никто не побеспокоит начальника уединившегося с пленницей. Авгия скинула с себя ненавистное платье и впервые вздохнула полной грудью. В такой одежде по лесу много не побегаешь. Она выпотрошила три сундука и, наконец, нашла то, что ей нужно. Шаровары были из ткани, какой она отродясь не видела, чёрной и блестящей. Они оказались ей велики, но это лучше, чем платье. Она надела на себя льняную рубаху заправила её в шаровары и затянулась вокруг поясницы длинным широким поясом. Она подсмотрела, как одеваются солдаты в лагере и расспросила Анну, что и как. Анна была маркитанткой и хорошо разбиралась не только в своём ремесле, но и в оружии. Не подозревая, что задумала её подопечная, Анна показала ей, как обращаться с мушкетом. Благо, с мушкетёрами, разодетыми на европейский манер, Анна была на короткой ноге. Авгию их шляпы только смешили.

Авгия взяла короткий мушкет, золотые монеты, золотые украшения немного мяса и хлеба. Сложив припасы в мешок, она накинула на плечи бурку и выглянула из палатки. Факела прогорели. Лагерь спал. Поляки, литовцы и татары спали сном победителей. Кое-где ещё горели огни, да слышались голоса. Авгия вышла наружу и направилась к спасительному лесу. Шаги её были бесшумны, но сердце билось так, что казалось, этот стук слышат во всём лагере. Она чуть не столкнулась с дозором, обходящим лагерь по периметру.