Текст книги "Варька (СИ)"

Автор книги: Владимир Канюка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)

– Элерт был не только моим подчинённым, но и другом, ещё с Гитлерюгенда. Я не хочу, чтобы кто-то узнал, как он погиб, – твёрдо сказал Дирс.

Леманн прошёлся туда-сюда и замер, глядя в пустоту.

– В предбаннике лежит полупустой магазин. Она перезарядила оружие перед тем, как идти к дому. Но стреляла она всё-таки из ППД. Я бы поступил так же. В диске семьдесят патронов, плюс высокая скорострельность. Она их просто изрешетила. Мне непонятно, почему никто из них не попытался спастись. Такое впечатление, что она стреляла не по живым людям, а по мешкам. Они и лежат как мешки, кучей. От кормы бронетранспортёра она стреляла ещё в кого-то.

– Невероятно. Всё правильно, всё логично, но невероятно. Может, всё-таки, это была не женщина? – неуверенно спросил Дирс.

– Тогда зачем Штарку понадобилось снимать брюки? Попахивает содомией, Алекс, – сказал Леман, – Вот, смотри, – он показал Дирсу белые волоски, которые бережно держал кончиками пальцев, – в группе Элерта ни у кого нет белых длинных волос. А эти я нашёл в предбаннике. Они застряли в трещине, в половой доске. Раз волосы застряли в половой доске, значит, Штарк повалил её на пол, где и получил гвоздём в глаз. Непонятно, почему он решил с ней развлечься при убитом товарище?

– Если это была женщина, то Штарк кроме голых сисек ничего не видел. Даже если дверь в парную была открыта, то они её могли закрыть, когда боролись...

– Господин оберштурмфюрер, нашёлся Голенок, – доложил связист.

– Жив?

– Жив, но ранен, в задницу, – сказал связист, сдерживая смех.

– Допросить сможем?

– Сможете. Ранение касательное, царапина. Уже везут, – опередил связист вопрос Леманна.

– Отлично. Пошли в дом, Алекс. Хочется присесть и поесть.

– Что со стариками делать, Карл? – спросил Дирс.

– У деда два Георгиевских креста. Прикажи похоронить их.

 

 

– Господин оберштурмфюрер, Голенок, по вашему приказу, доставлен, – доложил солдат и подтолкнул Яся к столу. Револьвер, патроны и отцовское письмо, которое Ясь носил в кармане, как талисман, солдат отдал Леманну, – Бумагу нашли у него в кармане, – добавил он.

Леманн развернул письмо...

– А у тебя заботливый отец. Оставил тебе деньги, оружие. «Раст-Гассер» интересный и, по-своему, уникальный револьвер. Он наверняка принадлежал австрийскому или венгерскому офицеру. В отличие от отца, ты не достоин такого оружия. Это его трофей, а не твой. Ты должен был его сдать, когда поступал на службу. Что касается монет, то придётся тебе их пожертвовать. Мы ведём большую войну, для которой нужны большие деньги, а твой вклад тебе же и зачтётся. В конце концов, мы платим тебе жалование. Но перейдём к делу. Рассказывай, как так случилось, что ты остался жив? Судя по ранению, ты особо не геройствовал, а здесь мы нашли только трупы, обобранные до нитки?

– Ничего не могу сказать, господин оберштурмфюрер. На подъезде к хутору меня ранили.

– Тогда почему ты прятался в лесу? – спросил Леманн. Ему пришлось одновременно допрашивать и вкратце переводить разговор Дирсу.

– Я вылетел из седла и ударился головой об дерево, – объяснил Ясь. Он показал ссадину на голове.

– Он не врёт, господин оберштурмфюрер, – вмешался в допрос солдат, – когда мы его нашли, он едва стоял на ногах. Об дерево он крепко приложился. Жеребцу пуля попала в переднюю ногу. Тоже царапина. Повезло красавцу. Интересно, откуда он у этого голодранца?

– Я не особо разбираюсь в лошадях, но твой жеребец явно из породистых. Где взял, украл у кого-нибудь? – спросил Леманн Яся.

– На конезаводе забраковали, а мы с отцом его выходили, Ярым назвали, – ответил Ясь.

Леманн стукнул кулаком по столу. Казалось, надежда на то, что Ясь прояснит ситуацию, таяла, но интуитивно он чувствовал – Ясь лжёт, и припас ещё один аргумент. Было интересно, почему он так упорно пытается скрыть всё, что касается хутора.

– Расскажи, как она побила тебя, здорового мужика? Догадываешься, о ком я говорю.

Ясь мялся на месте. Он достаточно натерпелся за это утро и не хотел ещё раз выводить Леманна из себя, лихорадочно соображая, что стоит сказать, а что – нет. Леманн смотрел на него как удав, видел, что он в замешательстве.

– Что ж, попробую освежить твою память. Завтра на торфяник прибывает первая партия рабочих, пленных. Они тебе будут очень рады, когда узнают, кто ты, – равнодушно сказал Леманн.

– Она каждое лето приезжала сюда на каникулы. Этим летом я видел её всего один раз...

– После чего загремел на больничную койку! Как она выглядит, какого цвета волосы, глаза? Раз ты за ней ухаживал, то, наверно рассмотрел?

– Глаза у неё разные...

– Что значит, разные? Косая как ты, что ли? – перебил его Леманн, – Ладно, ладно, не обижайся, – внезапно смягчился Леманн. Дирс с любопытством посмотрел на него, но пока промолчал.

– Никакая она не косая. Нормальные у неё глаза... красивые, разноцветные, а волосы – белые.

– Крашеные?

– Что? Кто крашеный? – недоумевающе спросил Ясь.

– Сколько ей лет? – спросил Леманн.

– Школу, вроде как, закончила.

– Как она с тобой справилась? Ты ведь здоровый деревенский мужик?

– А она тоже не из слабаков. Не всякий мужик её одолеет, – ответил Ясь.

– Никак ею гордишься! Ты уверен, что она уехала?

– Не знаю. Я её больше не видел, – ответил Ясь.

– Сними правый сапог, – приказал Леманн, – Снимай, снимай.

Ясь стянул сапог и удивлённо посмотрел на Леманна. Дирс удивился не меньше. Наблюдая за Леманном, он не понимал смены его настроения. С чего вдруг тот повеселел? Зачем заставил Голенка снять сапог? И почему он перестал переводить допрос на немецкий?

Леманн закурил. Он не отрывал взгляд от блестящей зажигалки на подоконнике, рядом с пачкой папирос. Сердце его готово было выскочить из груди. Её слова звучали в голове, как пророчество. Они встретились на войне и стали врагами. Мало того, пусть и косвенно, он стал убийцей её родных. Радость сменилась тоской.

– В ягоднике, ты прятался? – медленно и тяжело спросил Леманн. Ясь кивнул, ругая себя за то, что рискнул обмануть Леманна.

– Значит, не пойдём в кусты сапог примерять? Говори, сволочь, пока я тебя, действительно, в лагерь не отправил. Ты по минутам, по секундам, расскажешь мне, что ты видел из кустов! – крикнул Леманн и тихо добавил:

– Дальше меня это всё равно не пойдёт, иначе вынужден буду тебя расстрелять, идиот.

Ясь выложил ему всё, как на духу. Естественно он ничего не сказал про баню, но его рассказ стал последним мазком на картине.

Леманн устало махнул рукой.

– Пошёл вон!

– Можешь идти, Маркус, – обратился к солдату Дирс.

Пауза затянулась, но Дирс терпеливо ждал, когда Леманн заговорит сам.

– Помнишь, я рассказывал о своей попутчице? – спросил Леманн.

– Думаешь, она?

– Можешь не сомневаться, – сказал Леманн и указал пальцем на подоконник, – Эту зажигалку я ей подарил в поезде.

– Расскажи лучше, зачем ты его заставил снять сапог? – спросил Дирс.

– Это всё ерунда. Намного интереснее то, что фройляйн Варя проломила череп Фенриху, заколола гвоздём Штарка, а затем расстреляла Элерта и четырёх солдат, будучи обнажённой. Представляешь, что будет, если кто-нибудь, кроме нас, об этом узнает? Да над нами будут смеяться от России до Франции. «Реклама» нам точно не нужна.

– Резонно. Так этот, Голенок, он её голой видел? А я думаю, что он тебе такое рассказал, что у тебя лицо пятнами пошло. Ты уверен, что он никому больше не разболтает?

Вряд ли. Я первым об этом позабочусь. Бессмысленная потеря бронетранспортёра с экипажем и десантом – мало нам не покажется. Какого чёрта Элерт убил хозяев? Ему было приказано взять под контроль хутор, а не проводить карательную акцию! В итоге, благодаря Элерту, вляпались в дерьмо, даже не начав!

– Мой промах, – признался Дирс, – Надо было самому ехать сюда, а Элерта оставить при тебе. Во Франции ещё ладно, а в Польше и здесь его словно подменили. Я согласен с тем, что славяне отличаются от нас не в лучшую сторону, но убивать их направо и налево тоже не выход. Теперь пойди, разберись. Лопаты понадобятся, говно разгребать. Да и Штарк, тот ещё бабник. Зря Элерт его прикрывал... да не прикрыл.

– Идиоты! – подытожил Леманн.

В комнату вошёл Кеплер.

– Господин штурмбаннфюрер, потерян бронетранспортёр с экипажем... – начал доклад Леманн.

– Я бы хотел узнать, Карл, зачем ты вынудил меня пригнать сюда полбатальона? – перебил его Кеплер, – Чтобы воевать с голой девицей?

– Откуда вам это известно, господин штурмбаннфюрер? – изумлённо спросил Леманн, – мы сами только что узнали?

– У тебя окно открыто. На улице очень хорошо слышно. Если так пойдёт дальше, то об этом нелепом случае скоро будут знать в ОКВ! Готовый анекдот! Я бы кино снял! – сказал Кеплер и уселся за стол. Он снял пилотку, посмотрел на Леманна, а затем на Дирса.

– Что встали столбами? – садитесь!

Выслушав доклад Ленманна, Кеплер сказал только одно слово:

– Идиоты!

Леманн и Дирс переглянулись.

– Может, господин оберлейтенант подскажет нам что-нибудь толковое? Дирс, ведь ваши люди погибли? Вы же не думаете, что у меня хватит ума рассказать обо всех этих пикантных подробностях в штабе дивизии? Что скажете? – с издёвкой спросил Кеплер.

– Удачно провести операцию, – ответил Дирс.

– В таком случае, должно быть много убитых русских, – сказал Кеплер,– Надеюсь, мне будет, что доложить наверх. И главное: нас попросили притормозить зачистку. Очень большая площадь прочёсывания. К вечеру прибудут два эскадрона из 1-го полка.

 

 

Часть 2.

 

 

1.

 

 

Речка кончилась. Началось заболоченное озеро с топкими берегами, заросшими осокой и тростником. Варька пересекла его и по узкой протоке выплыла в следующее озеро. Бескрайний лабиринт из речек, озер и проток перемежался трясинными полями, грядами и островами леса. В этом лабиринте, среди множества больших и малых островов, пряталась зимовка деда Чапая.

Варька налегла на вёсла. Подплыв к толстой коряге, она нащупала привязанную к ней верёвку. При помощи верёвки она подтянула лодку к острову через проход в тростнике. Груз она перенесла под навес. Лодку по воде перевела в затон и затолкала её в кусты. И вовремя. Над островом пронёсся лёгкий немецкий самолёт «Физелер Шторх». Сделав большой круг над болотом, он улетел.

Две керосиновые лампы осветили зимовку. Варька набрала в ведро древесного угля, растопила печку и разогрела на плите трофейную тушёнку. Она взяла саквояж офицера и достала из него початую бутылку рома. Открыла, понюхала, попробовала на язык. Ром был крепким, но вкус ей понравился. Она сделала большой глоток и зажмурилась. Приятное тепло разлилось по уставшему напряжённому телу, и она расплакалась.

 

Слёзы высохли. Она поставила на полку фотографию, икону и зажгла свечку. Бабка Матрёна ездила в райцентр в церковь на воскресные службы и привозила домой свечки и воду. Вспомнив, как бабка Матрёна как-то взяла её с собой на поминки, Варька протёрла полотенцем стопки, налила в них медовухи, положила сверху кусочки хлеба и поставила на полку...

 

Погода испортилась. С юга, от далёкой реки, небо заполняли тучи, подул влажный тёплый ветер. Он принёс первую водяную пыль. В ненастье можно смело топить печь дровами, не боясь того, что кто-то заметит дым. Зимовку нужно было хорошо протопить. Набив печку дровами, она вспомнила про тушёнку. Немного поев, она легла на сенник и незаметно провалилась в сон.

 

Ответ на вопрос «что делать?» решился сам собой. Варька проснулась – словно в затылок кто-то толкнул. Она вышла за дверь: на полуострове, за низко стелющимся туманом, шёл бой. Варька вспомнила о рации, оставленной под навесом, развернула антенну и щёлкнула тумблером. Рация ожила. Из наушников послышались ругань и стрельба. Для Варьки они были лучше всякой музыки. Немцам явно приходилось не сладко. Радист просил поддержку огнём. И действительно, вдалеке загрохотали взрывы. После нескольких залпов, стрельба стихла. Звучали только отдельные выстрелы. Варька со злостью стукнула по рации кулаком и выключила её.

 

Она ещё долго стояла, глубоко вдыхая влажный прохладный воздух, прислушиваясь к тишине. Вспомнился сосед по купе. «Нет, не может быть, просто совпадение»,– прошептала она. Один из голосов в рации показался ей знакомым.

 

 

Заморосил дождь. Варька вернулась в избушку и посмотрела на часы. Было раннее утро. До темноты она успевала подойти к берегу, укрыться на ближайшем острове и осмотреться. Судя по звукам, бой шёл примерно в километре от хутора. Варька сложила в ранец пистолеты, патроны для карабина, три банки тушёнки и сухари. Наполнила водой две фляжки. Прихватила с собой и бутылку с дедовым зельем от комаров. Он варил его из трав. Оно сильно пахло валерьянкой, но на пару часов о комарах можно было забыть. Вывела лодку из укрытия. Вооружившись автоматом и карабином, она погрузила в лодку ранец и отчалила.

Видимость была отвратительной, но по компасу и вешкам она сумела выплыть по сложному извилистому маршруту к устью речки и повернула вдоль берега полуострова направо. Бесшумно погружая весла в воду и держась подальше от берега, Варька взяла курс на остров. Как только берег становился видимым, она сразу уходила в сторону, прячась в мелкой взвеси дождя. Эта смертельная игра казалась бесконечно долгой. Она со страхом ждала выстрелов...

 

Лодка с хрустом врезалась в песок. Варька настолько обессилела от нервного напряжения и гребли, что с трудом выбралась на берег. Темнело. Воздух наполнился комариным звоном. Лягушачий хор вторил ему.

Остров – песчаная гряда, лес, зажатый со всех сторон вездесущим лозняком, – вытянулся вдоль берега метров на двести. И если кто-то сумел уйти от немцев, то только сюда, прямиком в мышеловку. Утром, если туман рассеется, немцы всё поймут и прочешут остров. С этими мыслями Варька заставила себя встать. Бесшумно ступая по песку, она двинулась вдоль кромки воды.

Сначала она решила, что ей почудилось, но звук становился всё громче. Варьке одновременно стало и смешно, и страшно. В темноте кто-то храпел. Временами так громко, что его вполне могли услышать немцы. Найти его источник не составило труда. Боец спал сидя на лапнике, прислонившись спиной к дереву. Винтовку он обнимал руками. Она же помогала ему поддерживать равновесие. Варька, взяв винтовку за ствол, потянула её к себе. Боец во сне нахмурился и ещё крепче вцепился в оружие. Он что-то пробормотал, прижимаясь щекой к винтовке. Варька едва сдержалась, чтобы его не стукнуть.

– Эй, – шёпотом позвала его Варька и сильно тряхнула за плечо.

Увидев Варькино лицо, он вытаращил глаза. Варька ткнула ему ствол пистолета в нос.

– Тихо. Свои, – сказала она.

– Ты кто?

– Аркадия Гайдара в детстве читал? У него рассказ есть про часового? – спросила Варька.

– Какого ещё Гайдара?! Ты кто?!

Горе-часовой опомнился, оттолкнул Варьку, вскочил и наставил на неё винтовку.

– Руки – вверх!

– Не буду я ничего поднимать. Мы не на физкультуре. Я тебя могла десять раз кокнуть, спящего, а ты мне в лицо винтовку суёшь, – сказала Варька.

– Давай, давай! Руки – в гору! Пальну ведь! – пригрозил он.

– А ты пальни, попробуй. На курок нажать много ума не надо. Немцы тебе спасибо за помощь скажут. Вмиг нас минометами с говном смешают. Приведи лучше старшего. Пусть узнает, как ты на посту спишь. Патроны-то хоть есть в винтовке?

Боец растерялся, не зная, что делать. Он был молод, чуть старше её. В его винтовке остался один патрон.

– Ишь ты, раскомандовалась тут! – уже не так уверенно сказал он, – Что это у тебя за форма такая? Первый раз такую вижу, – он с любопытством разглядывал немецкий камуфляж. Опустив винтовку, он попятился и скрылся в кустах. Варька села на песок, вытянув уставшие ноги.

Прибежал лейтенант и наставил на неё наган.

– А ну, встать! Кто такая?! Документы! – потребовал он.