Текст книги "Из собрания детективов «Радуги». Том 2"

Автор книги: Вилли Корсари

Соавторы: Франко Лучентини,Карло Фруттеро
сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 34 страниц)

Синьора Табуссо невольно стиснула челюсти и сжала пальцы в кулак.

– Да, вы засмеялись ему в лицо. Тогда Гарроне объяснил, что смеяться тут не над чем. Если вы не примете его так называемый проект – потом можете его хоть в огонь бросить, – он знает способ, как задержать, и надолго, настоящий проект фирмы «Трессо и Кампана» и помешать таким образом продаже вашего участка земли. Не переставая смеяться, синьора выгнала его вон. Но потом… – Де Пальма не спеша закурил, – проходит месяц, два, а разрешения воспользоваться проектом фирмы «Трессо и Кампана» синьора так и не получает… Почему? Где он застрял?

– В Отделе санитарно-технического надзора. Там, где проверяют наличие всех необходимых условий, – сказал Сантамария.

– Ах вот как! – воскликнул Де Пальма, пустив к потолку струю дыма. – Но ведь условий этих сотни, тысячи. Из-за какого именно проекту не дают хода, синьора не знает. Трессо и Кампана тоже не знают. Этого не знает никто.

– А вот Гарроне знает, – сказал Сантамария.

– И Гарроне вскоре снова объявляется, опять вам звонит. И на этот раз синьора уже не смеется ему в лицо. Скорее ей хочется разбить ему лицо в кровь. Не так ли, синьора?

Синьора Табуссо с преувеличенным хладнокровием несколько раз тщательно разгладила складки на шелковом платье, в котором она ходила к мессе.

– Синьора поняла, что недооценила Гарроне. Его слова оказались не блефом, не пустой угрозой и не хвастливой болтовней вымогателя, который утверждает, будто он друг депутата парламента или кардинала. Нет, Гарроне действительно знает кого-то, кто может похоронить навсегда проект, если синьора не раскошелится. Это был шантаж, но шантаж серьезный. – Де Пальма снова глубоко затянулся. – Вероятно, вы вступили с ним в переговоры, споры, унизились до просьбы помочь. Но теперь уже Гарроне смеется вам в лицо. Вы даже готовы дать ему небольшую сумму отступных. Но Гарроне не уступает ни лиры. Он даже поднял цену, не так ли, синьора? Проходит еще несколько недель, месяцев, а проект фирмы «Трессо и Кампана» где-то прочно застрял, а где именно и почему – никто не знает. Синьора связана по рукам и ногам, она не решается прямо потребовать объяснений у городских властей, боясь публичного скандала. К тому же она знает, что это весьма сложно и опасно. А главное, Гарроне пригрозил, что, если синьора официально обратится в соответствующие инстанции, он погубит все дело, и навсегда. И тут синьора, – заключил Де Пальма, отыскивая еще одно ее уязвимое место, – которая прежде недооценила Гарроне, совершает новую ошибку: принимает его теперь слишком всерьез, переоценивает.

Де Пальма дружелюбно ей улыбнулся, но синьора Табуссо не поддалась на его уловку, не поверила, что архитектора можно было и не убивать. Она лишь быстро подняла голову.

– Гарроне в самом деле, фигурально выражаясь, грозил вам ножом, – продолжал Де Пальма. – Но это был всего лишь перочинный ножик. Не знаю, что он вам наговорил, синьора, но мы-то знаем, что препятствие было просто надуманным. Не правда ли, Сантамария?

– Как мне сообщили, не было почти никаких препятствий для продажи «Ле буне пере», – ответил Сантамария.

– Значит, какое-то препятствие все-таки существовало, но его легко было устранить? – спросил Де Пальма у Сантамарии.

– В этом нет никаких сомнений. Если действовать согласно букве закона, то осуществление проекта можно было на некоторое время задержать. Но фактически это было крючкотворством, уловкой: достаточно было вам, синьора, потребовать проверки на месте, и, несмотря на наши бюрократические препоны, вы сразу получили бы нужное разрешение. Конечно, – добавил он, – для этого надо было знать, в чем заключается препятствие.

Сантамария понимал, что для синьоры Табуссо это сущая пытка, она уже почти сломлена. Чтобы не спросить, захлебнувшись криком, в чем же заключается «препятствие» – причина всех ее бед, – она резко поднялась, подошла к окну и опустила шторы.

– Слишком много света, – сказала она, чтобы только не молчать дальше. – Мне это мешает, а вам?

И все-таки она еще держалась: закурила сигарету и снова спокойно села в кресло. Но уж слишком спокойно и в другое кресло, не в то, где сидела раньше. Де Пальма лениво, не торопясь, также пересел в другое кресло.

– Итак, оставалось одно: убрать Гарроне. – Де Пальма повернулся к Сантамарии. – Заметь, это единственное, что заставило меня усомниться в дальновидности и уме синьоры.

– Ты считаешь, что можно было иным путем обойти препятствие?

– Нет, нет. Но, даже убив Гарроне, синьора не получила никаких гарантий, что проект Трессо и Кампаны будет утвержден.

– Такие гарантии ей давал Гарроне. Вероятно, он сказал, что все зависит только от него, – сказал Сантамария.

– Да, и сделал глупость. Ведь Гарроне и был глупцом. А вот то, что вы, синьора, этому поверили, меня удивляет. А если бы потом, получив деньги, он сказал, что препятствие осталось? От шантажистов, один раз им уступив, уже не избавишься. Это даже малым детям ясно. Вы платите несколько миллионов, думаете, что теперь все уладилось, а месяц спустя шантажист появляется вновь и снова требует денег.

– Но о каких миллионах вы говорите?! – воскликнула Табуссо.

Она уже не могла сдерживаться. Больше, чем страх за судьбу сестры, и даже больше, чем нестерпимое желание узнать, что же это было за препятствие, на нее подействовал намек Де Пальмы на то, что Гарроне обвел ее вокруг пальца. Гордость синьоры Табуссо была уязвлена.

Де Пальма постарался расширить брешь.

– Вы правы, – с улыбкой сказал он. – Гарроне вы не дали ни лиры. На виа Мадзини вы отправились в парике и в дешевой одежде. Так что на убийство Гарроне вы потратили совсем немного. Если Гарроне сказал вам правду, то, убрав его, вы сделали весьма выгодное дело. Ну а если у него есть сообщники? Там видно будет. Вы ведь так решили, не правда ли, синьора?… – Де Пальма погасил в пепельнице окурок, прежде чем нанести новый сильнейший удар. – Но чтобы вы несколько успокоились, скажу вам сразу: вы не ошиблись, единственным препятствием был Гарроне. Как только его не стало, было дано разрешение на продажу вашего участка. Сантамария видел это письменное разрешение сегодня утром.

– В пятницу. Разрешение было дано в пятницу, три дня спустя после гибели Гарроне.

– Как жаль, что оно запоздало, не правда ли, синьора?

Синьора Табуссо отряхнулась, как отряхиваются птицы после дождя, тоже погасила в пепельнице свой окурок. Удар явно пришелся в цель. Быть может, это нокаут, с надеждой подумал Сантамария. И в тот же миг синьора Табуссо заговорила.

– Молодцы, ну просто молодцы. – Она произнесла это таким тоном, словно ей надоело выслушивать уговоры двух продавцов энциклопедий в рассрочку. – А теперь разрешите мне сказать все, что я думаю об этой истории? Уж простите за такое сравнение, но вы напомнили мне сборщиков налогов. Они умеют из мухи сделать слона. За вот такой крохотный, – она показала большим пальцем на кончик мизинца, – участок они способны потребовать уплаты абсолютно несуразного, огромного налога. Обвинения нужно доказать, дорогие мои! Нельзя обвинять человека в тягчайшем преступлении только потому, что он хочет продать «луг» и у него в доме нашли парик!

– А также сумку с вышитой звездой, плащ и оранжевые брюки.

– Сумку, плащ и брюки вы нашли, простите, не в моем доме.

– Но на вашем участке.

– А кто вам помог их найти? – возмутилась синьора Табуссо. – Если бы это были мои вещи и я надела их, как вы утверждаете, чтобы поехать на виа Мадзини, я бы не стала прятать их на лугу! Не такая уж я, простите, дура, чтобы потом самой прийти в полицию и пригласить вас к себе на охоту. И если бы вы, обманув Вирджинию, не выманили у нее парик…

– Стоп, – сказал Де Пальма, подняв руку, словно он хотел остановить машину. – Тут все дело в дорожной полиции.

– Какой еще полиции?

– Вам пришлось явиться в полицию и рассказать о сумке с вышитой морской звездой. И не мешкая, прежде чем до этого додумалась бы ваша служанка, которая в такой нежной дружбе с дорожными полицейскими.

– При чем здесь Пальмира? Может, вы и собаку к этой истории приплетете?

– Пальмира была при разговоре, когда ваша сестра рассказала о сумке со звездой, – ответил Сантамария.

– Крупное невезение, – сказал Де Пальма. – Но не единственное. На вашу беду, Вирджиния в ту ночь гуляла по лугу. Иначе все получилось бы у вас как нельзя лучше. Вы, как всегда, легли спать рано. Но в десять вечера вы встали, оделись, как проститутка, и сели в машину… Где вы ее оставили днем? Скорее всего, за домом, чтобы можно было спуститься с холма, не включая мотора. Гарроне уже ждал вас, чтобы получить деньги или чтобы еще раз обсудить условия сделки. Об этом вы нам потом сами расскажете. В сумку с вышитой на ней морской звездой вы положили орудие убийства, молоток или свинцовую трубку. Понятно, с той целью, чтобы нанести Гарроне смертельный удар по голове. Типичный случай предумышленного убийства. Когда вы вошли в мастерскую Гарроне, то увидели чудесный каменный фаллос и решили им воспользоваться. Ведь это была превосходная «палица» с удобной ручкой… Гарроне повернулся лицом к книжной полке, возможно, чтобы взять злосчастный проект, и вы… бам!

– Бам! – с нескрываемым сарказмом повторила синьора Табуссо. – Словно это баби.

– Баби? – не понял Де Пальма.

– На диалекте это означает «жаба», – пояснил Сантамария Де Пальме.

– Жаба или архитектор, но только вы укокошили Гарроне первым же ударом. Затем схватили проект и быстро вернулись к себе домой. И снова, чтобы Вирджиния и Пальмира ничего не услышали и не проснулись, вы оставили машину не во дворе и не в гараже, а внизу, на площадке у самого поворота. А домой вы возвратились через «луг», который облюбовали проститутки. Вы торопились и потому со свернутым в трубку проектом стали карабкаться по склону, и тут вас увидела Вирджиния.

– А вы, к своему несчастью, свою сестру не заметили, – сказал Сантамария.

– Да, вам в третий раз не повезло, – подхватил Де Пальма. – Ведь если бы вы ее увидели, то смогли бы придумать какую-нибудь причину, почему вы вдруг переоделись. Во всяком случае, нашли бы способ заставить сестру молчать. Увы, Инес не увидела Вирджинию, а Вирджиния не увидела Инес. Перед нею на несколько секунд предстала проститутка, которая карабкается наверх с трубой в руке. Бедная Вирджиния перепугалась до смерти. Но когда она прочитала в газете о преступлении на виа Мадзини и о сумке с вышитой на ней звездой, то сразу связала воедино оба факта и рассказала о своей ужасной ночной встрече вам и Пальмире.

– Сколько раз вам надо повторять? На моем «лугу» всегда полно шлюх. Я видела их и днем – в брюках и даже без!

– Вот это и навело вас на мысль о переодевании, синьора. Пойдем дальше. Так как полиция вначале считала, а вы узнали об этом из газет, что Гарроне был убит именно «шлюхой», вы решили подкинуть нам еще одно тому доказательство – положили одежду, в которой вас видел Баукьеро, под камень у бывшей общественной прачечной. Таким образом вы не только парировали удар, невзначай нанесенный Вирджинией, но даже извлекли из всего этого выгоду… Недурная идея, совсем недурная.

Синьора Табуссо закусила губу и захлопала ресницами, выражая этим полнейшее недоумение.

– Видно, я совсем из ума выжила – ничего больше не понимаю, – сказала она. – Вы что же, задались целью перечислить, сколько раз мне не повезло, либо описать безупречное убийство, какие показывают по телевизору?

– Да, безупречное, и даже слишком, – парировал Сантамария. – Иначе бы мы не были сейчас здесь. Но чтобы добыть доказательства, нам, естественно, пришлось потрудиться.

Де Пальма по тону догадался, что Сантамария, кроме парика, нашел достаточно убедительные вещественные доказательства, и даже глаз на него не поднял. А вот синьора Табуссо взглянула на Сантамарию спокойно и добродушно.

– Ну, и где же все те тузы, о которых говорил ваш коллега? – с невинным видом спросила она.

– Да, нелегко будет найти того, кто продал вам сумку и все остальное, – нехотя признал Де Пальма. – Что же до Баукьеро и вашей сестры, то можно будет устроить «проверку» в аналогичных условиях, ночью… Но вряд ли из этого что-либо получится.

– Еще бы! – радостно воскликнула синьора Табуссо. – Уж простите, но надень вы парик, и вас нетрудно было бы принять за проститутку с трубки в руке.

Она громко засмеялась.

– Вполне может быть, – с кривой усмешкой согласился Де Пальма. – Никто не сможет с уверенностью подтвердить, что видел именно вас. С этой стороны вы неуязвимы. Что же касается трубы… – Он взял со стола свернутый трубкой проект и стал постукивать им о ладонь. Затем обратился к Сантамарии так, точно они были в комнате одни: – Трубу она почти наверняка уничтожила, ведь только это доказывало ее связь с Гарроне. Синьора, бесспорно, слишком осторожна, чтобы написать Гарроне хоть коротенькую записку. В разговоре с Трессо и Кампаной она упомянула о трудностях, но, надо думать, весьма туманно, не называя имен. Во всяком случае, мы допросим и их.

– Допрашивайте сколько угодно, – невозмутимо сказала синьора Табуссо. – Трессо и Кампана подтвердят вам слово в слово все, что вы от меня услышали. Что я хотела продать «луг» по частям, обратилась к ним и они составили этот проект…

Де Пальма резко к ней повернулся.

– Какой проект?

– Ну, тот… что вы держите в руке. Разве это не копия того проекта, который они отправили в городское управление?

Де Пальма молчал, и тогда синьора Табуссо с растерянным видом обратилась к Сантамарии, словно тот был третейским судьей:

– Разве вы сами не сказали, что видели сегодня утром разрешение?

– Видел, – подтвердил Сантамария. – Но оно было связано не с этим проектом. – Он протянул руку, и Де Пальма отдал ему свернутую в трубку бумагу. – Понимаете, синьора, это не копия проекта фирмы «Трессо и Кампана»… – Он стал неторопливо разворачивать трубку. – Это копия того клочка бумаги, за который Гарроне требовал с вас миллионы лир. Это копия той самой трубы.

Он подошел к синьоре Табуссо и, крепко держа лист бумаги обеими руками, показал и прочел: «"Ле буне пере", владение синьоры Табуссо. Автор проекта: Архитектор Ламберто Гарроне».

Синьора Табуссо не пошевельнулась, лишь крепко закусила губу. Молчание длилось долго, бесконечно долго. Внезапно с «луга» донесся яростный лай собаки и голос Вирджинии, которая негромко ее звала.

– «Собака, которая лает, не кусает», «Плохой прачке и хорошие камни не помогут», «Слово – серебро, а молчание – золото». Прямо-таки дом сплошных пословиц, – задумчиво сказал Де Пальма.

– Чего вы от меня добиваетесь? – взорвалась Табуссо. – Чтобы я сказала, что ничего подобного не ожидала? Ну так вот, я ничего подобного не ожидала!

Лишь теперь Сантамария понял, что она этого ожидала. Должно быть, едва увидев в руках у Де Пальмы «трубку», она сообразила, что это копия проекта Гарроне, который полиция где-то раздобыла и уж потом добралась до нее. С этого момента она принялась лихорадочно обдумывать способ зашиты, который изберет, когда ей нанесут и этот удар. Сантамарии было ее жаль, но он не мог не восхищаться ее самообладанием и находчивостью.

– Что прикажете делать, если какому-то ненормальному взбрело в голову составить проект! – воскликнула синьора Табуссо. – Может, этому Гарроне заказало проект агентство по купле и продаже земли, а может, ему он понадобился для конкурса на вакантное место, а может, проект его попросили сделать городские власти. Откуда мне знать? Теперь с нами делают все, что хотят, даже не спросив разрешения. Мы, землевладельцы, – последняя спица в колеснице, враги народа и цивилизации, это мы виноваты во всех бедах города! Существует, наверно, еще с десяток таких же проектов. Прежде чем приходить и оскорблять человека в его собственном доме, проверили бы сначала в Техническом управлении. Мой «луг» очень удобен для застройки. Так мне сказали и Трессо с Кампаной. Такой участок земли многие с охотой купят. «Сложный по рельефу, но вполне пригодный для застройки», – с гордостью процитировала она заключение фирмы «Трессо и Кампана». – А нынешние архитекторы, они все полоумные. Разве это не видно по домам, которые они строят.

Сантамария и Де Пальма переглянулись. Синьора Табуссо защищалась стойко и смело, даже слишком стойко, – настало время выложить главные козыри. Охота приближалась к концу.

Сантамария медленно, словно нехотя, подошел к пианино, на котором стояли два медных канделябра без свечей. Эта часть работы – последний удар – нравилась ему меньше всего.

Де Пальма поднялся, словно собираясь распрощаться с хозяйкой.

– Простите, синьора, что мы на вас так насели.

– Вот-вот, я как раз хотела сказать! – воскликнула синьора Табуссо. – Приходите и устраиваете мне тут кино, да вдобавок в воскресенье, только потому, что нашли неизвестно где кусок бумаги, к тому же мною не подписанный. Разве так поступают?

– Вы меня неверно поняли, синьора, – совсем другим, ледяным тоном сказал Де Пальма. – Мы не располагаем доказательствами того, что это вы убили Гарроне. И мы пришли сюда не по делу Гарроне.

Сантамария поднял крышку пианино и прошелся указательным пальцем по пожелтевшим клавишам. Сделал он это без всякого умысла, но внезапные звуки музыки застали синьору Табуссо врасплох. Она испуганно вздрогнула и резко повернулась к нему.

– Зачем же вы тогда пришли? – упавшим голосом спросила она.

Когда человек так долго и так успешно защищался и считал, что победа уже близка, а потом вдруг все рушится, сил для дальнейшей борьбы уже не остается.

– Поговорить о другом. О белокуром молодом человеке, – ответил Де Пальма. – И тут уж вам, синьора, не отвертеться, слишком много есть свидетелей. И доказательств.

– Да еще Вирджиния, – подал реплику Сантамария, резко ударив по клавишам.

– Ривьера пришел к вам в пятницу, между часом и тремя часами, – продолжал Де Пальма. – У нас есть свидетели. Вы попытались выиграть время, назначив ему встречу на понедельник. У нас есть свидетели. Но потом вы, синьора, от страха потеряли голову – решили, что это сообщник Гарроне либо такой же вымогатель, а может, и просто доморощенный «следователь». Но и в этом случае, если он начнет говорить об этом деле в городском управлении то с одним, то с другим, вся история с Гарроне может выплыть наружу. И вы решили действовать без промедления. В тот же день пополудни вы примчались и стали караулить его возле работы, а потом ехали за ним до самого его дома. У нас есть свидетели. Затем поднялись по лестнице и постучали в дверь его квартиры, чтобы убрать его сразу же. У нас есть свидетели. На другой день утром…

– То есть вчера утром, – подхватил Сантамария.

– Так вот, вчера синьора встала очень рано, одержимая одной мыслью: Ривьеру надо устранить как можно скорее, непременно до понедельника, раньше, чем он успеет поговорить с кем-нибудь об этом деле. Но вам снова необходимо было переодеться, и, хотя в вашем распоряжении оставалось мало времени, вы додумались до очень хитрого трюка.

Сантамария закрыл крышку пианино и подошел к столу.

– Наверху, в вашей бывшей спальне, в шкафу, где собраны всякие дорогие вам вещи, висело ваше траурное платье, – продолжал он. – Вы, синьора, оделись, как женщина, соблюдающая траур, и спрятали лицо под короткой вуалью. А для большей надежности… – Сантамария открыл картонку, вынул оттуда сумку и открыл ее, – надели вот эти темные очки…

Он отвел дужки и, поднеся очки к глазам, посмотрел сквозь овальные стекла на синьору Табуссо. Она бессильно поникла в кресле, сгорбилась (сколько ей лет – пятьдесят, пятьдесят пять?). Состарилась буквально на глазах.

– В таком наряде синьора села в машину, – продолжал Сантамария.

– Какая у вас, синьора, машина? Синий «фиат-124»? – прервал его Де Пальма.

Синьора Табуссо наклонила голову.

– Она недавно была в ремонте?

Синьора Табуссо снова наклонила голову.

– В этом синем «фиате», который из-за поврежденного бампера легко узнать и который многие запомнили, – возобновил свой рассказ Сантамария, – синьора вновь приехала к дому Ривьеры. В сумке у вас лежал молоток или другое тупое орудие. И, зная, насколько вы, синьора, умны, я не могу не предположить, что для полноты камуфляжа вы не забыли купить и цветы.

– Однако никто не видел в руках у синьоры цветы, – уточнил Де Пальма.

– Да, но мы еще не допросили всех свидетелей, – ответил Сантамария. – Кто-нибудь наверняка вспомнит и эту деталь.

Теперь это было все равно что добивать раздавленную машиной кошку. Но они не имели права проявить сейчас жалость.

– Увы, Ривьера уже ушел. Но к счастью, он оставил в двери записку для друга. Синьора немедля помчалась на своей машине в «Балун».

– И там, – вступил Де Пальма, – синьора поставила машину в запрещенном для стоянки месте, за что полицейский приклеил к стеклу извещение о штрафе. Но только на этот раз синьоре не удалось вовремя аннулировать его с помощью знакомого дорожного полицейского. – Он вынул извещение и поднес его прямо к лицу Табуссо. – Тут даже отмечено время, видите?

Синьора Табуссо непроизвольно закрыла глаза.

– Затем, – продолжал Сантамария, – синьора стала рыскать по «Балуну» в поисках Ривьеры. Она вне себя – а вдруг этот блондин уже все рассказал кому-нибудь. А может, еще не успел, и его удастся заблаговременно убрать. Синьора готова пойти на любой риск, убить Ривьеру прямо в «Балуне», днем. Когда она наконец его увидела, то стала тенью следовать за ним. У нас есть свидетели.

– А так как мы рабы привычек, – вступил Де Пальма, – синьора по ходу дела стянула с прилавка каменный пестик. После того как с Гарроне все вышло как нельзя лучше, зачем же менять орудие убийства, не так ли, синьора?

– Вот уже почти час дня, почти все покупатели ушли или собираются уходить, – снова сменил Де Пальму Сантамария. – Синьора уже потеряла было последнюю надежду, как вдруг ей представилась на редкость благоприятная возможность: блондин остается наконец в полном одиночестве. Вот он вошел в пустой склад. Синьора неотступно следует за ним, держа руку в сумке, – Сантамария сунул руку в сумку, – и крепко сжимая пестик. Подкрадывается к блондину сзади, когда тот остановился в темном углу, вскидывает каменный пестик и…

Сантамария быстро вынул из сумки руку, в которой держал трамвайный билет, и положил его на стол.

– В сумке синьоры лежали два старых трамвайных билета, оставшихся еще с тех времен, когда у синьоры не было своей машины. Билеты датированы пятьдесят третьим годом. Тогда синьора каждую среду ездила на кладбище на трамвае номер двенадцать. Ездила на могилу мужа. Иногда одна, а иногда…

– С Вирджинией! – сказал Де Пальма.

Сантамария вынул из бумажника второй билет, взял со столика первый и стал их сравнивать.

– Одинаковые. Оба куплены в 1953 году. Оба – в один и тот же день. В двенадцатом номере трамвая. Номера серий – сто двадцать четыре и сто двадцать пять.

Синьора Табуссо подняла голову и, словно загипнотизированная, уставилась на билеты.

– Вам многое придется нам объяснить, синьора. Начнем хотя бы со следующего: нам очень хотелось бы знать, почему один билет я недавно нашел в вашей сумке, а другой мы нашли вчера утром в «Балуне», на складе. Он валялся рядом с трупом Ривьеры.

Воцарилось мучительное молчание. На «лугу» слышалось пение птиц, лай собаки, которая, видно, гонялась за мячом, ветер доносил запах цветов, и от всего этого обстановка в комнате казалась еще более мрачной и трагичной.

Но вот синьора Табуссо выпрямилась, расправила плечи, подняла глаза и посмотрела на Сантамарию, потом перевела взгляд на Де Пальму.

А ведь у нее очень красивые глаза, с изумлением подумал Сантамария.

– Ну хорошо, – сказала синьора Табуссо. – Я вас попрошу лишь о двух вещах. – Голос ее звучал твердо, спокойно. – Оставьте в покое Вирджинию, она ничего не знает. – Она тяжко вздохнула, но тут же снова взяла себя в руки. – И скажите мне, что же это было за препятствие.

– Это старое правило, – ответил Сантамария. – Кажется, оно было введено в 1824 году, во времена Карла-Феликса.

– Что это было за препятствие? В чем оно заключалось, черт возьми! – закричала синьора Табуссо.

– Общественная прачечная, синьора, – ответил Сантамария. – «Ле буне пере».

Сидя совершенно неподвижно, с каменным лицом и держа руки на коленях, синьора Табуссо беззвучно заплакала.

7

– От ярости, бедняжка.

– От всего понемногу, надо думать.

– Нет, я уверена, что от ярости. Она уже решила, что худшее позади, и вдруг… Я бы на ее месте тоже заплакала. Куда делась зажигалка?

– Вот она.

– А, спасибо… И потом она во всем призналась?

– Да, призналась.

– Вы отвезли ее в префектуру?

– Да, ее отвезли в префектуру, посадили там в комнате для допросов, она стала обо всем откровенно рассказывать, не испытывая ни малейших угрызений совести. Она снова обрела всю свою наглость и все свое острословие. На этот раз не для того, чтобы защищаться и отрицать, но чтобы навсегда стереть из памяти, смахнуть со своего стола крошки, которыми были для нее Гарроне и Ривьера, первый – негодяй, – второй педераст, два извращенца и дегенерата, которые другого конца и не заслуживали.

– Значит, она одержимая? Типа Савонаролы?

– Ну конечно, фанатизм в ней есть, – ответил Сантамария. Полицейский-секретарь (продиктовать свое признание на магнитофон она не пожелала; ей на эту бездушную машину даже смотреть противно, заявила она) едва успевал записывать поток проклятий и жалоб. Но не на полицейского, а на ненавистную жизнь обрушила она свои проклятия и жалобы. Что за времена настали! На владельцев, словно стая собак, накинулись и сборщики налогов, и городские власти, грозящие отнять большую часть земли. У нее, коренной туринки, вода подошла к горлу, она больше не в силах была бороться со всеми этими новыми законами и гнусными нравами и приспособиться к новым людям и условиям. Типичная философия собственника, не желающего ничем поступиться.

– Все-таки мне ее жаль.

– Она убила двух человек. И в конечном счете из-за денег.

– Это считается преступлением по низменным мотивам?

– Думаю, что да.

– Но я убеждена, что многие совершают преступления по куда более низменным мотивам. Где же эта чертова пепельница?

– Вот тут.

– А, спасибо!… Но ведь она не собиралась красть чужие деньги, а только не хотела отдавать свои. А это разные вещи. По-моему, смягчающие вину обстоятельства у нее есть.

Сантамария и сам думал об этом, возвращаясь домой.

Он ушел, когда синьора Табуссо еще продолжала давать показания и возмущаться. Дослушать ее, а затем, отобрав основное и главное, обобщить, составить протокол и написать официальный отчет входило в обязанности Де Пальмы. Ему же полагалось сделать заявление для печати, что, впрочем, было много приятнее.

Сантамария ушел из душной комнаты в полдень, кивнув на прощанье Де Пальме, а тот в ответ помахал ему рукой. Сантамария знал, что в этот момент Де Пальма завидует ему. Тому, что он вернется в свою прохладную квартиру, примет душ, переоденется, вынет из холодильника бутылку кока-колы и с наслаждением ее выпьет.

Сантамария так и сделал, а затем с удовольствием растянулся на постели. И в эту минуту раздался звонок в дверь.

– Я позвонила в префектуру. Возможно, я выбрала неподходящее время, но я сгорала от нетерпения и желания узнать…

Она просто умирала от желания. И Сантамария тоже… Потом они вместе пили кока-колу, Анна Карла беспрестанно курила, теряла зажигалку и задавала вопрос за вопросом.

Но в общем, она все-таки не потребовала рассказать всю историю до малейших подробностей. И это уже хорошо, подумал Сантамария.

– Который, однако, час?

Улица была узкая, темная, и сквозь жалюзи в комнату на рассвете и на закате проникал лишь слабый, ровный свет. Менялся только шум, и по нему можно было определить, какое сейчас время суток. Но сегодня было воскресенье и никто не шумел; воскресный июньский день в старом центре города, куда не доносился грохот возвращающихся из-за города машин. Турин словно замкнулся в своих стенах, надежных, непробиваемых. Хотя, может быть, и они стали теперь непрочными, и у старого центра больше нет будущего.

Сантамария зажег свет, взглянул на часы:

– Двадцать минут восьмого.

– О боже, как поздно! Бедная я, бедная, – с улыбкой воскликнула Анна Карла.

Она легко соскочила с кровати и начала торопливо одеваться.