Текст книги "Классическая русская литература в свете Христовой правды"
Автор книги: Вера Еремина
Жанр:
Культурология
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 56 страниц)
Лекция 21.
Федор Михайлович Достоевский.
Начало пути [Голгофа].
В 80-х годах вышла книга покойного Юрия Ивановича Селезнёва (†1984) в серии ЖЗЛ о Федоре Михайловиче Достоевском. Это – одна из редчайших хороших книг. Эта книга создана – тоже как бы в предчувствии, что та эпоха, когда она писалась, пошла трещинами и вот-вот рухнет. Её Селезнёв тоже начал с Голгофы. Голгофа как бы предваряет, как бы служит эпиграфом к жизни, к пути во Христе и к творчеству Достоевского. Что касается самого Достоевского, то он, можно сказать, мгновенно стал взрослым.
Не только XX-й век, но и XIX-й век многих располагал к инфантилизму, к тому инфантилизму, который формулировал Блок своей бессмертной строкой о людях, «которым в жизнь до смерти рано» («Возмездие»).
Для Достоевского его рубеж – это последние мгновения сознания, когда он был приговорен к смерти в числе прочих петрашевцев, а помилование им было объявлено только на эшафоте.
Император Николай Павлович не подумал о том, что люди могут сойти с ума, как это бывало. Во всяком случае, однако, из этой группы и с ума никто не сошел, но и покаялись далеко не все.
Но последние мгновения сознания, понимание, что вот ещё немного и я перестану дышать, что жизнь здешняя кончена, а что впереди – абсолютно не понятно (Достоевскому это было глубоко не понятно), эта «вечность на аршине пространства» – это будет позднее склоняться Достоевским на все лады.
Федор Михайлович Достоевский родился 30 октября (ст.ст.) [94]94
Это день памяти четверых Апостолов от 70-ти: Тертия, Марка (другого Марка – не Евангелиста), Иуста и Артемы.
[Закрыть] 1821 года, а скончался на Ефрема Сирина 1881 года, то есть 28 января (ст.ст.). Конец Достоевского понятен: и что на Ефрема Сирина, и что жена его Анна Григорьевна была рада, что он не дожил до 1 марта (т.е. до убийства императора Александра II) и много всяких других вещей. То есть Достоевский умер как бы в последние месяцы и недели – перед обвалом.
Для Достоевского очень важно, что – как бы вечность позади и вечность впереди. Что у Достоевского позади? Он внимательно относился к этому и у него никогда не было вот этого ощущения – что до меня был потоп.
По старинным документам можно восстановить, что родословная Достоевского восходит к младшей ветви бояр Ртищевых и, видимо, там было несколько неравных браков и поэтому их стали именовать Достоевскими (от села Достоева Пинского уезда – это западная Белоруссия, которая очень долго была под Польшей. Польско-русская граница в XVI-м – начале XVII-го веков проходила по Орловской и Курской областям.
Отец Достоевского на портрете выглядит как поляк; то есть род Достоевских успел за два столетия ополячиться и был в родстве со Свидригайлами (в русской огласовке Швидригайлы). Один их таких Свидригайло был агентом по уходу в эмиграцию князя Курбкого. Во время присоединения западной Белоруссии при Екатерине II род Достоевских утратил дворянство, и оно вновь было заработано отцом писателя в 1828 году (Достоевскому было 7 лет).
Мать Достоевского – купеческого рода и звания, из купцов Нечаевых, которые были в свойстве с крупными коммерческими деятелями Куманиными. Тетка Достоевского Александра Федоровна Куманина, которая оставит ему крупное наследство, явно повлияла на фигуру Антониды Васильевны Тарасевичевой, то есть той самой «ля-бабуленька» (la baboulinka) из романа «Игрок».
Семья Достоевских большая: старший брат Михаил, второй Федор, потом Андрей, оставивший подробные воспоминания о родителях, о родстве и так далее, затем несколько сестер, любимая сестра Вера (по мужу Иванова), сестра Варвара (по мужу Карепина). Мать скончалась в 1837 году, а в 1839 году отец Достоевского на деньги жены купил именье («Чермашня» – это тоже с оглядкой на название именья Достоевских).
В 1839 году отец Достоевского был убит крестьянами; и только в литературной энциклопедии пишут, что убит за жестокое обращение с крестьянами. Но ведь жестоко обращалась и Салтычиха – и даже ее не тронули. Дело в том, что Федор Павлович Карамазов был написан с Достоевского-отца, а после смерти жены он окончательно разгулялся. И он был убит, так сказать, не в порядке возмездия, а в порядке казни, как шкодливый пёс.
Таким образом, в 1839 году 18-ти лет Достоевский остаётся круглым сиротой, но в это время он уже учится и живет в пансионе военно-инженерного училища, которое было всегда под покровительством великого князя. В это время под покровительством великого князя Михаила Павловича, а до этого – Николая. Это же Петербургское военно-инженерное училище окончил и Брянчанинов и Чихачев. (Брянчанинов был архиереем без образовательного ценза, так как не имел специального богословского образования и учился самоучкой).
Лесковский «Кадетский монастырь» и его же «Инженеры-бессребреники» – там как раз описано то учебное заведение, в котором Достоевский воспитывался. Именно по «Кадетскому монастырю» видно, что это заведение – далеко не худшее, по сравнению с юнкерской школой, где учился Лермонтов,– это на два порядка выше. Так как в училище была традиция, чтобы воспитанники регулярно говели, хотя бы раз в год, стало быть, и исповедовались и причащались, то, естественно, в училище ни для кого религиозность не была смешной.
Когда инспектор училища докладывал Николаю Павловичу, но его запрос: каков по характеру мой пансионер (о Брянчанинове) – то отвечали, что он «очень религиозен и отличной нравственности». Если ребенок очень религиозен и отличной нравственности, то это считалось примерным, а не смешным. Поэтому Достоевский, когда вышел из училища, мог совершенно искренне считать себя верующим человеком.
Мать, как многие в купеческих благочестивых домах, была очень верующей и без сентиментальностей, то есть верующей «по-шмелёвски». («Лето Господне» Шмелева показывает, что такое традиционная московская религиозность).
Пока дети были маленькие, их водили в Кремль, по соборам, показывали, где гробницы царей; правда, это само по себе ещё не есть религиозное воспитание, хотя, оно, конечно, позволяет ребенку прикоснуться к истории страны (всё-таки какие-то исторические корни).
Достоевский вышел из училища в звании инженер-поручика в 1843 году, то есть где-то в середине царствования Николая I. И уже после каторги, после того, как стало ясно, что Достоевский стал великим писателем русской земли, он никогда не стыдился подписываться по чину – отставной инженер-поручик Достоевский.
Первый казус, который может показаться смешным, заключается в том, что Николай I в1844 году, хотя и не курировал училище, но любил инженерные дела курировать сам, наткнувшись на один из чертежей, где что-то было напутано, спросил – какой дурак делал этот чертёж? Чертёж делал Достоевский. После этого ему стало ясно, что надо подавать в отставку, и его никто не удерживал.
В 1844 году Достоевский подает в отставку и получает ее и в том же году, то есть в 23 года (как и Раскольников в «Преступлении и наказании»), он выпускает свое первое печатное произведение. Это печатное произведение, до сих пор не устаревшее, был перевод с французского романа Бальзака «Евгения Гранде». Это произведение «Эжени Гранде» Достоевский представляет российскому читателю – это был первый перевод на ту пору.
В 1845 году начинается самостоятельная литературная деятельность Достоевского.
Незадолго перед тем, в 1842 году, вышли «Мертвые души» Гоголя и Гоголь – на вершине славы, Достоевский впоследствии скажет, что все мы вышли из рукава Гоголевской «Шинели»; и Гоголь остается для Достоевского не просто вершиной, а учителем.
Гоголевские словечки (потом уже сам Достоевский будет их называть «словечками») – они же рассыпаны по всем его произведениям, включая зрелые.
Например, блуждание по Петербургу Свидригайлова, после того, как он отпустил Дунечку. Вот он связался с какими-то непонятными личностями из-за того, что у них носы у обоих торчали набок, но в разные стороны. Это – Гоголь. В другом месте, в трактире сидит мужичонка, которому хочется чихнуть, но у него никак не получается, это опять – Гоголь.
Макар Девушкин в «Бедных людях» похож отчасти на Поприщина и еще больше на Акакия Акакиевича. И эти словца, словечки, вкус к слову – то, что потом будет называться «редуцированный смех», то есть как бы зажатый в повествование, не явный, который нужно открыть. Весь капитан Лебядкин – это гоголевский сюжет. Но если у Гоголя, скажем, Ноздрёв – это бес весёлый, то бесы Достоевского всегда мрачноватые, даже когда Лебядкин пишет стихи, и даже мадригальные, посвященные Лизе Тушиной.
(Влияние Достоевского огромно, только оно на львиную долю внелитературно, так как это – влияние на души. Например, последнее произведение Шостаковича – это как раз музыка на стихи капитана Лебядкина.
И можно себе представить душевное состояние человека, когда он пишет музыку на стихи:
Жил на свете таракан, таракан из детства,
И попался он в стакан, полный мухоедства…
И тут же вступает проза, что «таракан – это я», – так и чувствуется, что бедный Дмитрий Дмитриевич как-то вживается в это первое лицо. И тоже чувствует себя в стакане, полном мухоедства).
В 40-е годы Достоевский изучает как бы третий-четвертый «этаж» художественной системы Гоголя, где начинаются его упыри, болотные огоньки, где заплясала нечисть.
Достоевский всегда потешался над версией для сентиментальной публики, что Гоголь сжег вторую часть «Мертвых душ», видите ли, не то в приступе отчаяния, не то на грани безумия. У Достоевского, начиная с «Преступления и наказания», не было вещи, которую бы он не сжигал. Он считал, что это – наиболее надежный творческий метод, то есть написать до конца или, по крайней мере, когда будет виден конец, затем – всё в огонь и начать всё заново. Таким образом, формируется уже великий писатель, который ещё ничего не написал. Как потом кто-то заметит (возможно, М.М. Бахтин), что Достоевский был не только гениальным писателем, но и гениальным читателем.
В 1846 году выходит первое расхваленное произведение Достоевского «Бедные люди», которые были сразу замечены, взяты на щит, подняты как знамя – это всё с подачи Белинского. Все литературные критики, вся литературная среда, конечно, Белинского, то есть западничество – все задействовано. Достоевский сразу принят в литературном мире и, притом, в самом передовом: и в этом мире обласкан.
Одновременно его пытается приласкать другой литературный круг. Всем было ясно, что «неистовый Виссарион» (Белинский) уже свое слово сказал, что Достоевский имеет успех среди оголтелой студенческой публики. Но, например, граф Соллогуб Владимир Александрович, тот самый, который когда-то чуть не попал в секунданты к Пушкину, в 40-е годы организовал своеобразный салон Соллогуба. В этот салон приглашают писателей-разночинцев, добившихся успеха, а гостиная, столовая, дом – высокой аристократии, но только, так сказать, с проверенными людьми; дам, допущенных туда, всего четыре.
В салон вхожи были, в частности, Аврора Демидова (урожденная Шернваль), будущая Карамзина, Евдокия Растопчина, то есть, литературные дамы, за которых «не стыдно». Весь салон негласно называется «зверинец», то есть дворянскую публику приглашают смотреть зверей.
Достоевского тоже пригласили в качестве зверя, но ему был всегда свойственен бесспорный такт, как бы по ангельскому вразумлению. Писатель полу-застенчиво, полу-деликатно отказывается и говорит, что «я, граф, не бываю в большом свете» (а тот приглашает его запросто пообедать). Граф говорит – «да что Вы, любезный Федор Михайлович, я и жена (урожденная Виельгорская, то есть по матери правнучка Бирона, и из того дома, где пытался ухаживать Гоголь за Анной Михайловной Виельгорской) принадлежим к высшему свету, но мы же его к себе не пускаем». Достоевский отказывается от лестного предложения и вся его великосветская карьера на этом оборвалась; а когда она восстановится, то уже совсем на другом уровне. Достоевский будет приглашен во дворец (по личному приглашению императора Александра II) для бесед с великими князьями Сергеем и Павлом, также будет приходить и цесаревна Мария Федоровна, супруга будущего императора Александра III и мать Николая II, пережившая революцию, и КР (великий князь Константин Константинович, поэт).
В 1847 году вышло печально известное письмо Белинского к Гоголю; и Гоголь на него отвечал, но отвечал с большой деликатностью, как отвечают сумасшедшему.
Незадолго до выхода этого письма Достоевский входит кружок петрашевцев. Кружок петрашевцев был почти безобидным, но с далеко идущими планами. Наиболее радикален в кружке был Спешнев и он вынашивал планы поджечь Петербург с четырех сторон, чтобы внести панику и в этой панике что-то такое произвести.
(В 1863 году Достоевский свяжется с Аполлинарией Сусловой: Апполинария ему изменит; будет брошена своим любовником и, в результате, будет вынашивать планы об убийстве – царя! Причем тут царь? – просто восстановление своего «я».)
Достоевский-то и покажет, чего стоит наше революционерство: в революцию идут, как в начале 70-х годов XX‑го века шли в науку, то есть – «от унизительных свиданий, от не родившихся детей». То есть, в революцию уходят по причинам совершенно личного свойства и никак не политического, в революцию уходят, чтобы «состояться», то есть для самоутверждения. И Ленин, если бы был более талантлив как адвокат, он бы, возможно, так и остался; но он был современником Урусова и Плевако, людей большого яркого дарования.
Спешнев – из самых радикальных, а из людей мало радикальных среди петрашевцев был Алексей Николаевич Плещеев. «Травка зеленеет, солнышко блестит», но одновременно, «вперед без страха и сомненья». При рассмотрении дела петрашевцев Плещеева оставили в покое, так как он, как его называли товарищи по кружку – «блондин во всём». Почему-то даже вся его внешность была такая, что никто не верил, чтобы с его стороны было бы что-нибудь серьёзное. Поэтому и было негласно решено, что Плещеев пришел пить чай и читать стишки и попал на облаву.
Достоевский также попал в эту облаву и читал пресловутое письмо Белинского к Гоголю. Впоследствии в его деле так и фигурировало – содействовал распространению возмутительного письма Белинского к Гоголю. Этим и заканчивается внутренняя связь Достоевского с Белинским, то есть Белинский поднимает Достоевского на щит и, в то же время, служит косвенной причиной для важнейшего перелома в жизни. Достоевский совершенно серьёзно утверждал, что провокатором, или виной его первого безбожного периода (1843-1847) был Белинский. Достоевский зря никого не обвиняет. Скорее всего, у Достоевского в это время была «детская вера», то есть религиозный инфантилизм, который не выдерживает даже малейшего укола от шипов действительности.
В «Дневнике писателя» за 1873 год есть очерк «Старые люди». Старые люди в отличие от, так называемых, новых людей, то есть, шестидесятников и семидесятников. (Начало 70-х – это уже нечаевцы, а вторая половина 40-х – это Белинский).
«Дневник писателя» начинается с 1873 года, и только что прошел процесс Нечаева и, конечно, по отношению к началу 70-х – все те люди (поколения Белинского) были старыми.
Белинский в этом очерке представлен уничижительно; но особенно важен тон. Тон очень сильно похож на тон пушкинского очерка «А.Н. Радищев»; именно с такими выражениями, с такой безусловностью, с такой беспощадностью ниспровергаются старые кумиры; и так же, как Пушкин ниспровергает Радищева – так же ниспровергает старого кумира Достоевский.
Других свидетельств о «потере веры» нет, поэтому приходится цитировать самого Достоевского. Достоевский проникся пропагандой Белинского, который говорил, что «если бы Христос жил в наше время, то Он бы был рядовым, маленьким человеком и так бы и стушевался перед нынешней наукой и перед нынешними двигателями человечества». Этих речей «неистового Виссариона» оказалось достаточно, чтобы Достоевский почувствовал, что веры у него нет и никогда не было. (Двигатели человечества у Белинского – это Жорж Санд, начинающий тогда Прудон, забытый теперь Кабе и так далее – всё французы).
Оказалось, что он, Достоевский, – религиозно невежествен. Позднее, уже после ссылки, Достоевский будет постоянно требовать книг и в числе их – труды Василия Великого. (Нечто подобное наблюдалось и у Льва Толстого, который говорил, что как же мне не исправлять Евангелия, если Христос жил две тысячи лет назад, а с тех пор вся ситуация изменилась).
Общество 40-х годов – глубоко безбожно. О боговоплощении, об искуплении рода человеческого как-то никто не слышал всерьез не принимал; и уж тем более о Вознесении и Втором Пришествии. Христос рассматривается только как историческая личность – и всё; и, конечно, никого и никогда не могущая искупить – моральный учитель человечества. И Достоевскому в своей жизни придется иметь дело с этим безбожным обществом; но вначале ему придется этот «дух 40-х допустить в своё сердце и там сотворить с ним брань».
Вслед за этим приходит «малая голгофа» Достоевского: писатель стоит на эшафоте и считает мгновения, он понимает, что это – последние мгновения его на земле.
После помилования у Достоевского остается на всю жизнь рубец – не просто пережитого стресса, а особого духовного состояния, о котором пишет апостол Павел – «как бы приговорённый к смерти» (ср.: 1Кор.4,9). Достоевский после этого не будет смерти бояться никогда.
Дальше начинается новая жизнь – жизнь взрослого человека. Писатель идёт по этапу в Сибирь, где ему предстоит каторга; он встречает её, как новую страницу в своей жизни, некоторым, может быть, ангельским явлением, и понимает, что попадает в иное бытие, которого в других условиях никогда бы не узнал.
Достоевский до казни написал повесть «Бедные люди» и, пока шло следствие, выходит в печати «Неточка Незванова», правда, анонимно; и два маленьких произведения: «Хозяйка», «Двойник».
Много позднее, уже в конце 1866 года, писателю «сосватают» стенографистку для диктовки романа «Игрок» – Анну Григорьевну Сниткину. Достоевский был любимым писателем её отца, а её любимая повесть – «Неточка Незванова», поскольку «Неточка» – это Анна (Анетта), и в отрочестве Анну Григорьевну звали Неточкой.
Но это – в будущем. А пока Достоевский идет по этапу и наблюдает; и это то, чего долго не доставало Солженицыну, а потом он стал призывать к этому всех: знай языки, знай людей и, главное, наблюдай, наблюдай – запоминай, внутренне, так сказать, в себя записывай; пусть это всё будет и это – твоё, и этого у тебя уже никто не отнимет.
Достоевский в первый раз в жизни принимает милостыню и сам об этом рассказывает. Вот, говорит, когда вели партию арестантов, то какая-то нарядная девочка, хорошенькая, как ангелочек, догнала нашу партию и сунула мне копеечку со словами «На, несчастный».
Это «несчастный» осталось у Достоевского навсегда; и, главное, он испытал какое-то совершенно особое ощущение. (Писатель всю жизнь был глубоким врагом петровщины, но это была еще одна капля, так как Пётр I запретил подавать милостыню лично, а только путем перечисления средств, приказывал ловить нищих и сечь (указ 1718 года), деньги отбирать, а подающих милостыню подвергать штрафу).
Достоевский принимает милостыню и понимает, какое это изумительное чувство. И, наконец, он внутренне ощущает, что он действительно несчастен; и не потому, что попался, а потому, что он отторгнут от некоей большой правды; и вот, эту большую правду ему надо восстановить.
Впоследствии, когда Достоевский пишет эпилог к «Преступлению и наказанию», то этот эпилог (по всем аксессуарам, по фону, по деталям – арестантский быт) взят с его собственной каторги. Достоевским привнесено только говение Раскольникова. (По сюжету романа «Преступление и наказание» Раскольников вместе со всеми говел и причащался, но так, что окружающие увидели в нём полное отторжение от Господа и ни проблеска упования на Божию милость; и даже хотели убить его как безбожника).
Следующий как бы судьбоносный момент – это встреча той же партии заключённых двумя декабристками, то есть Прасковьей Егоровной Анненковой и Натальей Дмитриевной Фонвизиной. Позднее к ним прибавилась Ольга Ивановна Анненкова – дочь Прасковьи Егоровны, по мужу Иванова. Женщины встретили партию заключённых, чтобы раздать Евангелие, ободрить, утешить (каторжное Евангелие Достоевский хранил всю жизнь).
Каторжные будни описаны в «Записках из мёртвого дома». Но читать их может только специалист («Гулаг» Солженицына – гораздо более выразителен).
После каторги – вольное поселение. На вольном поселении можно было крестьянствовать и можно было поступить в армию рядовым. Так как Достоевский всё-таки имел военное образование, то он поступил в армию рядовым в батальон линейный, то есть в батальон пограничных войск. Солдатская лямка совершенно не угнетала Достоевского, так как к этому времени он совершенно понимает, что слава Богу, что именно так сложилась и его жизнь.
И здесь начинается его новый судьбоносный момент – это новая встреча. Достоевскому в Сибири встречается чиновник Александр Иванович Исаев, слабенького характера (впоследствии с оглядкой на него будет написан Мармеладов). Жена Александра Ивановича – Мария Дмитриевна, урождённая Констант, дочь пленного французского офицера, и, хотя все пленные были отпущены, но некоторые задержались, тем более что её отец был из мамелюков, то есть из наполеоновской арабской конницы (в его дочери чувствовалась эта измаилитская кровь). Мария Дмитриевна произвела некоторое впечатление на Достоевского, так как в положении, в котором тогда находился ссыльный писатель, была важна – не то чтобы ласка, но как бы незаученное женское внимание.
Мария Дмитриевна была верной женой, но житейские обстоятельства их семьи очень сильно пошли под уклон. Муж, человек слабенький, по пьянству потерял место, пришлось мытариться (вся история Катерины Ивановны Мармеладовой написана с оглядкой на неё); в конце концов она овдовела, и Достоевский предложил ей свою руку.
Сразу же можно сопоставить с рассказом Мармеладова, что когда Катерина Ивановна после первого мужа осталась вдовой, родные отступили, «да и горда была, чересчур горда», то Мармеладов тоже предложил руку Катерине Ивановне, чтобы спасти её от нищеты.
Конечно, деваться-то ей было некуда, но, в конце концов, она могла выйти замуж и иначе (за учителя, например), но Достоевский написал ей письмо с серьёзными намерениями и, так как через некоторое время его произвели в офицеры по выслуге, она согласилась.
Через некоторое время новый император в связи с коронацией объявляет политическую амнистию, которая коснулась и декабристов, и петрашевцев, и Достоевскому разрешен въезд в обе столицы.
Достоевский, служивший тогда в районе Семипалатинска, переезжает в Тверь, родные ждут его. Писатель переезжает затем в Петербург с женой и пасынком. Пасынок Паша (Исаев) зовёт его отцом и впоследствии этот Павел Александрович будет бессмертно выведен в повести «Вечный муж» – Александр Лобов.
Что это за фигура (Павел Александрович) – определить трудно, так как он известен из описания двух, но не беспристрастных свидетелей: это сам Достоевский, когда Пашу уже без доклада в дом не пускали, и Анна Григорьевна Достоевская, которая его терпеть не могла. Несчастье Паши было в том, что он – пасынок Достоевского; это примерно такое же несчастье, что и у Льва Сергеевича Пушкина – он брат Пушкина. Этим всё сказано.
Так или иначе, Достоевские вскоре же водворяются в Петербурге. Из значительных вещей, написанных в это время это «Дядюшкин сон».
«Дядюшкин сон» – свидетельство того, как писатель снова набирает силы. Повесть интересна только в том смысле, чтобы «проследить», что ли, как «разгоняется рука», «разгоняется перо» (тбк это называется). Сам Достоевский свидетельствует, что в ней ничего интересного, кроме князя К., то есть кроме самого «дядюшки». (Достоевский к своим творениям был беспощаден, что очень редко достаётся писателям.)
Вскоре, примерно к 1858 году, завершена следующая серьёзная повесть: «Село Степанчиково и его обитатели».
В «Селе Степанчикове» главная фигура – это Фома Фомич Опискин, а всё остальное – это всё с оглядкой на пушкинскую прозу. Если сюжет «Дядюшкина сна» немножко с оглядкой на «Евгения Онегина», на Татьяну, то «Село Степанчиково» уже с оглядкой на пушкинскую прозу: и только Фома Фомич – это фигура настоящего Достоевского. Это уже человек, не равный (не адекватный) самому себе; это человек, который распадается на несколько личин, и уже перестаёт замечать сам себя, то есть перестаёт самоотождествляться. Фома Фомич – человек, у которого самотождество давно утрачено.
У человека, утратившего цельность личности, какие могут быть нравственные категории? – он весь и перед всеми – актёр, только выступает в разных ролях.
У него есть и благородные роли, когда Фома Фомич соединяет полковника с Настенькой. Самая распространённая роль – домашнего тирана, роль клоуна, где он перекапывает взошедшую капусту на огороде – мол, «вы меня не уважаете, так я буду землю копать».
Поэт Николай Глазков писал:
Я поэт или клоун?
Я серьёзен иль нет? —
Посмотреть если в корень,
Клоун – тоже поэт.
Актёр – это человек, которому его роль дана, он ее выучил. Клоун должен быть поэтом, потому что он сам создаёт ситуации и них выступает.
У Глазкова эта мысль есть.
Он серьёзно смышлён,
Потому он и клоун,
Потому и смешон.
Заканчивается
И усвоив страницы
Со счастливым концом
Так легко притвориться
Дураку мудрецом.
Актёр всегда гримируется, так как всегда должен «выглядеть», а клоун должен выглядеть смешным , но не смехотворным. Клоуну требуется довольно много присутствия духа и, вообще говоря, клоун должен быть талантливее, чем актёр. (Фактически это бывает не всегда). Главная опасность клоуна – это выйти на цирковую арену, не приготовив и не получив некоего заряда вдохновения. Актёру проще, так как он не выдумывает сценария, а выучивает роль и задача актёра – эту роль донести.
Фома тиранит домашних; но дело все в том, что люди поддаются этому тиранству (ситуация Тартюфа). Если в Фоме и есть бес, то сам Фома его не замечает. В отличие, например, от Свидригайлова, который понимает, что он окружен духами зла и духами злобы. Фома Фомич – это мелкий шут. Но ведь большинство шутов (у Достоевского целая галерея шутов, вплоть до Федора Павловича Карамазова) понимало, чту с ними. Карамазов говорит, что я де – квартира плохонькая (куда вселиться бесу), поэтому я – жилище для беса мелкого. То есть, Федор Павлович гораздо умнее, чем Фома.
В то же время, что-то заставляло огромное количество людей жалеть Фому. После смерти генеральши он, например, пытается покончить с собой – и долго, долго у него отнимают иглу, которую он пытается проглотить. После того, как в доме хозяином становится полковник, а мать уходит в задние комнаты, то роль Фомы, как домашнего деспота, несколько снижается и Фома как бы получает новую роль – фаворитного приживалы.
Почему этот характер Достоевскому нужен? Дело в том, что в это время писатель работает с понятием личности; рассматривает, как личность определяет себя в обществе, в мире, среди окружающих и перед лицом вечной правды, во Христе; то есть изучает самосознание личности.
В это же время Достоевский мучительно пытается определить и себя во Христе и оказывается, что он ещё страшно далеко от Христовой правды, но, к счастью, он умеет за собой наблюдать – редко, кто из больных наблюдает сам за собой.
В одном письме 1858 года он так и пишет, что если мне докажут, что истина вне Христа, то я скорее согласен остаться со Христом, нежели с истиной. То есть, Христос для Достоевского пока, всё ещё, – моральный авторитет и моральная высота.
Лекция 22.
Фёдор Михайлович Достоевский. Схождение во ад.
Михаил Михайлович Достоевский (его брат) вспоминает, что припадки эпилепсии мучили Фёдора Михайловича и до каторги, но усилились после возвращения.
Но нельзя сказать, что припадки усилились в результате тяжелых условий и так далее. Как правило, эпилепсия не у всех начинаются с младенчества, но природа этого явления хорошо известна и известна она из Евангелия от Луки.
Лк.9.38-42.
38 Вдруг некто из народа воскликнул: Учитель! умоляю Тебя взглянуть на сына моего, он один у меня: 39 его схватывает дух, и он внезапно вскрикивает, и терзает его, так что он испускает пену; и насилу отступает от него, измучив его. 40 Я просил учеников Твоих изгнать его, и они не могли. 41 Иисус же, отвечая, сказал: о, род неверный и развращенный! доколе буду с вами и буду терпеть вас? приведи сюда сына твоего. 42 Когда же тот еще шел, бес поверг его и стал бить; но Иисус запретил нечистому духу, и исцелил отрока, и отдал его отцу его.
Евангелие от Марка даёт ещё некоторые дополнительные подробности того же явления (Мк.9.17-29).
17 Один из народа сказал в ответ: Учитель! я привел к Тебе сына моего, одержимого духом немым: 18 где ни схватывает его, повергает его на землю, и он испускает пену, и скрежещет зубами своими, и цепенеет. Говорил я ученикам Твоим, чтобы изгнали его, и они не могли. 19 Отвечая ему, Иисус сказал: о, род неверный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? Приведите его ко Мне. 20 И привели его к Нему. Как скоро бесноватый увидел Его, дух сотряс его; он упал на землю и валялся, испуская пену. 21 И спросил Иисус отца его: как давно это сделалось с ним? Он сказал: с детства; 22 и многократно дух бросал его и в огонь и в воду, чтобы погубить его; но, если что можешь, сжалься над нами и помоги нам. 23 Иисус сказал ему: если сколько-нибудь можешь веровать, всё возможно верующему. 24 И тотчас отец отрока воскликнул со слезами: верую, Господи! помоги моему неверию. 25 Иисус, видя, что сбегается народ, запретил духу нечистому, сказав ему: дух немой и глухой! Я повелеваю тебе, выйди из него и впредь не входи в него. 26 И, вскрикнув и сильно сотрясши его, вышел; и он сделался, как мертвый, так что многие говорили, что он умер. 27 Но Иисус, взяв его за руку, поднял его; и он встал. 28 И как вошел Иисус в дом, ученики Его спрашивали Его наедине: почему мы не могли изгнать его? 29 И сказал им: сей род не может выйти иначе, как от молитвы и поста.
Дух глухой и немой борол Достоевского многие десятилетия.
Самому Достоевскому в 1858 году было напомнено, что дух сей не может выйти иначе, как от молитвы и поста. Богочеловечество Сына и Спасителя было ему явлено, но только от противного; и тут не осталось никакого места ни для какого гуманизма.
Писателя и по ночам, и во время дневного сна постоянно мучили кошмары. Мария Дмитриевна не могла заниматься никем, кроме как собой и Пашей. А Анна Григорьевна, разумеется, об этом знала, но делала вид, что все хорошо. Во всяком случае, Достоевскому довелось знать эту инфернальную область, то есть ад, и ему пришлось знать это во всей конкретике, в больших подробностях и самому. Демонология ему была не нужна – он ее созерцал. Да, приходилось скрежетать зубами, – но на земле, а не после отшествия, где тоже будет плач и скрежет зубов.
