Текст книги "Наступление"

Автор книги: Величко Нешков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)

Игнатов беспомощно пожал плечами, насупил брови, обдумывая ответ, и наконец сказал:

– До нас вообще не доходят никакие слухи, у солдат нет контактов с гражданскими.

– Сомневаюсь, поручик Игнатов! Не забывайте, что болгарин по своей природе политикан. Порой он не умеет застегивать штаны, но готов давать советы, как управлять миром.

– Господин полковник, доверенные мне люди пока ничего не слышали, поэтому и не донесли мне.

– Тем хуже для них, – кисло сморщился Додев. – Враг прибегает к очень подлым и коварным приемам, чтобы подорвать спокойствие народа и боевой дух армии.

– Виноват, господин полковник! – вскочил Игнатов и с глупым видом уставился на аксельбанты полковника.

Додев, снова махнув ему рукой на стул, продолжал:

– Зачем распускаются слухи о том, что между нашим правительством и русскими якобы ведутся переговоры о военных базах на Черноморском побережье, что обсуждается кандидатура коммуниста на должность главы дирекции полиции, что ожидается поворот в политике, и о многом другом? Вы понимаете, поручик Игнатов?

– Так точно, господин полковник! – опять вскочил с места Игнатов.

– Конечно, все это басни! – Додев поправил аксельбанты. – Мы остаемся до конца верны союзу с рейхом. Судьба Германии – это и наша судьба. Нельзя забывать, что только великая Германия готова гарантировать нам национальное объединение. Чтобы поднять дух населения и солдат, разъясняйте, что очень скоро наступит коренной поворот на фронтах. Будет пущено в ход новое тайное оружие, которое за два дня сметет весь русский сброд. Вам ясно, Игнатов?

– Так точно, господин полковник!

– Поэтому борьба с коммунистами не должна ослабевать, наоборот, она должна усиливаться. Будем их гнать и преследовать до тех пор, пока не уничтожим всех до единого.

Раз пять или шесть Игнатов выпячивал грудь в знак полной готовности выполнить любой приказ своего командира полка. Со своей стороны Додев не сомневался в преданности Игнатова. Он знал, что на достаточно запачканного кровью Игнатова он мог рассчитывать в любом случае, мог использовать его даже для самой черной и неблагодарной работы. Но Додев был достаточно хитрым, ему не хотелось особенно расхваливать Игнатова. Он хорошо знал, что такие люди, как Игнатов, имеют склонность к переоценке своих возможностей и любят предъявлять всевозможные служебные претензии. Поэтому Додев всегда держал Игнатова на значительном расстоянии от себя.

– Как общественная охрана здесь, оказывает ли вам содействие? – продолжал интересоваться Додев.

– Не особенно, господин полковник.

– Почему?

– Кажется мне, что не доверяют они нам.

– А вы какое содействие оказываете им? – стрельнул в него Додев.

– Согласно предписанию нам следовало создать боевые группы.

– Ну и что? – прервал его Додев.

– Ну и все еще не могут собраться, потому что постоянно заняты в поле.

– Что же они думают? – нервно спросил полковник. – До каких пор мы будем им жандармами? Надо быть более настойчивым. И никаких оправданий занятостью на полевых работах. Эта работа никогда не кончится… Потом вызовите ко мне старосту. Я заставлю его немного попотеть.

Когда вышли во двор, солдаты обедали в тени дерева ореха. Додев медленно прошел между ними и остановился около Кутулы, который дожевывал последний кусок и скреб ложкой в пустом котелке.

– Как, герой, еда вкусная? – спросил Додев, заглядывая в пустой котелок.

– Ничего, господин полковник, – вытер ладонью губы Кутула, – только дома-то она вкуснее, хотя там иногда только соль да перец.

Этот ответ не понравился Додеву. Он сердито нахмурил брови.

– Какого года рождения?

– Тысяча девятьсот семнадцатого.

– Откуда ты, из какого села?

– Из Камено-Поля, господин полковник, – с едва заметной вызывающей ноткой ответил Кутула.

– А-а, из партизанского села, вот ты откуда! – И полковник скривил губы в недовольной гримасе.

– Так точно!

– И ты говоришь это так, как будто этим гордишься? Почему не побрит? Посмотри, на кого ты похож!

Кутула испуганно моргал глазами, глядя то на свой пустой котелок, то на аксельбанты полковника.

– Поручик Игнатов, не кажется ли вам, что этот тип похож на заключенного?

– Виноват, недоглядел, господин полковник, – смущенно ответил Игнатов.

– Накажите его сами, или я накажу вас… Значит, тебе не нравится здесь? – снова обратился Додев к Кутуле. – К тому ж ты из запаса! Какой пример ты подаешь молодым солдатам? Сколько у тебя земли?

– Двадцать пять декаров [1]1
  Декар – 0,1 га. – Прим. ред.


[Закрыть], – все так же спокойно ответил Кутула.

– Кто ее сейчас обрабатывает?

– Жена и мать.

– Отец где?

– Убит во время войны.

– Он погиб за царя и отечество, а ты, шалопай, для чего живешь? Какую помощь получаешь от общины?

– Почти что нищенскую, господин полковник, – отвечал Кутула, понимая, что Додев кипит от гнева. А почему бы и не припереть к стене полковника, тем более перед всей ротой? Другой, более удобный случай вряд ли представится.

– Что, что? Ну-ка повтори, – прищурился Додев. – Разве сельская управа не дает тебе бесплатно людей? Письма из дому получаешь?

– Получай не получай, дело ясное. Каждый о себе думает!

– Ты что, ненормальный или только прикидываешься дураком? Что же, из управы так и не оказали никакой помощи твоей семье?

– Господин полковник, да ведь ни староста, ни писарь из управы, ни поп никогда не жали хлеб на полях крестьян.

Где-то сзади стали хихикать. Додев сделал вид, что ничего не слышит. И если вначале он, хотя и с трудом, все же сдерживал себя, то теперь вышел за рамки приличия, которые предопределялись его служебным положением. Ухватив темляк сабли, он раза два дернул подбородком, словно воротник давил его шею, и закричал, брызгая слюной на щеку Кутулы:

– Кто позволил тебе говорить так безответственно? Ты лжешь… ты разлагаешь… Да знаешь ли ты, какие есть указания правительства? Манев, – обернулся он к офицеру разведки, – взять на заметку! Напиши старосте в Камено-Поле. Пусть сообщат, какую помощь оказали семье этого чурбана. Тогда увидим, как он у нас попляшет. Ну а ты что скажешь, молодой человек, нравится ли тебе жизнь здесь? – остановился Додев около Луканче.

– Так точно, нравится, господин полковник! – выкрикнул Луканче.

– Ну а ты? – обернулся Додев к Геце. – Что скажешь о тех, которые в лес подались?

– Они не болгары, господин полковник.

– Почему? – с явным удовольствием задал вопрос Додев.

– Потому что продались за деньги нашим врагам!

– Да. Совершенно верно. Вы слышите, что говорит ваш товарищ? – Додев с довольным выражением на лице обернулся к молчавшей роте. – Очень хорошо, молодец! – с удовлетворением вскинул он голову.

– Рад стараться, господин полковник, – еще громче ответил Геца.

– Этот из моей разведки, парень что надо, – прошептал Игнатов на ухо Додеву.

Додев прошел еще несколько шагов между столами, довольный ответом Гецы, окинул взглядом солдат и решил, что должен им что-то сказать. Битый час они были вынуждены с досадой слушать давно известные вещи. Они ругались про себя, переминались с ноги на ногу. И облегченно вздохнули, когда Додев их освободил.

* * *

Додев зашел в сельскую управу и около часа держал там на ногах лозенского старосту. Ругал его за беспорядки, за слабое содействие, оказываемое Игнатову, в конце припугнул его областным начальником полиции. К двум часам дня машина Додева остановилась у ворот дома Николы Бейского, где его ждали на обед.

Бейский, с расстегнутым воротом и в жилетке, из карманчика которой свешивалась золотая цепочка от часов, появился на широкой асфальтовой дорожке и протянул руку Додеву.

– Добро пожаловать, господин полковник! О, вы совсем не стареете! Вы все тот же, каким я вас давно знаю.

Польщенный вниманием, Додев усмехнулся себе в усы:

– Господин Бейский, вы заставляете и меня ответить вам тем же. Вижу, вы здесь хорошо устроились, – окинул он взглядом дом и балкон наверху.

– Слава богу, господин полковник, не могу пожаловаться, пока у меня есть все: и здоровье, и достаток. Только бы все это сберечь. Я уж подумал, что вы не приедете. – Бейский вдруг сразу переменил тему разговора и обернулся к служанке, которая стояла у порога и ожидала распоряжений своего господина: – Марийка, угости ракией, неси закуски!

Додев снял фуражку, хотел повесить ее на гвоздь, вбитый в крайний кол, поддерживающий виноградник, но Манев фуражку у него взял.

Бейский за столом жестом показал девушке, что надо налить рюмки. Рука девушки дрожала от волнения, вызванного присутствием незнакомых людей. Бейский взглянул на нее из-под бровей:

– Дай сюда бутылку да позови Милко, пусть спускается. И сбегай к софиянцу, передай, чтобы сразу же шел сюда. Не забудь сказать, что другие гости уже прибыли.

– Мы запоздали, бай Кольо, вероятно, заставили и ваших гостей ждать больше, чем надо, – извинился Додев.

– Ничего, господин полковник, мой гость – свой человек. А-а, вот и инженер! – повернулся Бейский к дверям дома, в которых показался молодой полный мужчина, который медлительной походкой подошел к ним. – Милко, познакомься с гостями.

Милко Бейский подошел к столу, низко поклонился и с подчеркнутым достоинством представился Додеву.

– Две недели назад вернулся из Германии, – поспешил объяснить Никола Бейский, – там учится на инженера. Если все будет хорошо, на будущий год закончит.

– Ну, тогда можем надеяться, что узнаем много интересного о Германии от господина инженера, – заинтересованно проговорил Додев.

Польщенный вниманием к его внуку, Бейский взял рюмку и, подняв ее на уровень глаз, предложил:

– Выпьем, господин полковник, за ваш приезд, пусть в самые тяжелые времена нам будет так, как сейчас.

– Дал бы бог, бай Кольо, – ответил Додев. Он отпил из своей рюмки и ахнул от восторга: – О, это что-то особенное!

– Это ракия, настоянная на травах, господин полковник, – усмехнулся польщенный Бейскпй. – Ее рецепт знал только один человек – игумен Троянского монастыря, спаси бог его душу. Держу ее только для самых дорогих гостей.

Маленькая собачонка с лаем бросилась к калитке, где появился Банков, в белом костюме, в расстегнутой синей шелковой рубашке, с веселым и самодовольным выражением лица.

– Пожалуйте, господин Банков, – приподнялся Бейский, освобождая ему место между Додевым и Игнатовым.

С лица Банкова не сходила наигранная профессиональная улыбка.

– Хорошо, господин полковник, что вы решили нас навестить! Как видите, у нас все есть, – указал он на накрытый стол. И сразу же стал центром внимания, потому что обладал редким, качеством легко заводить знакомства и одновременно располагать других к себе.

Начался обед. Сначала разговор шел о том, о сем, но после первых бокалов вина традиция не была нарушена: все окунулись в глубокий омут политики.

– Каково положение в Германии, господин инженер? – задал тон разговору Додев.

Сначала Милко не мог понять, не насмехаются ли над ним, называя его инженером. Он учился в Мюнхенском политехническом институте, и ему оставалось еще сдать много экзаменов, поэтому он и сам не знал, когда закончит институт. Но по выражению лица Додева он понял, что собравшиеся действительно проявляют интерес к положению в Германии.

– Как вам сказать, – заговорил он таким тоном, как будто необходимые немцам секреты были в его руках, – Гитлер будет вести войну до полной победы.

– И народ поддерживает его, не так ли? – спросил Додев.

– Конечно, немцы – прирожденные солдаты.

Додев самодовольно откинулся назад и добавил:

– Благослови бог их оружие! Их судьба и наша связаны кровью.

– Не только бог, но и немецкие ученые сделают много для окончательной победы, – важно ответил Милко Бейский. – С позавчерашнего дня на Лондон обрушен смертоносный огонь.

– А я не верю, – лукаво усмехнулся Банков.

Игнатов приблизил к себе бокал, затем аккуратно отодвинул его к середине стола, украдкой наблюдая, как Додев прореагирует на слова Банкова. Он был готов одним ударом свалить Банкова под стол. Но Додев спокойно возразил:

– Господин Банков, верить этому не обязательно, но факт остается фактом: «Фау-2» сровняют Лондон с землей.

– Я не знаю, каким вы себе представляете Лондон, – ответил Банков. – Не забывайте, что население его больше, чем население всей нашей страны. Чтобы превратить Лондон в пепелище, как вам этого хочется, немцам годами придется бомбить его.

– Извините, господин Банков, я видел Берлин, видел Гамбург и имею представление о разрушениях, но не об этом хочу с вами спорить, – сказал Милко.

– А о чем? – с готовностью спросил Банков.

– Что выиграем мы, болгары, от возможного поражения немцев? – саркастически спросил Милко с явной целью уязвить и загнать в угол Банкова.

– Почему вы задаете этот вопрос мне? Даже регентам, царским советникам и министрам еще не все ясно.

Додев недоумевал. Он не понимал, как этот человек оказался в их среде.

– Господин Банков, как, по вашему мнению, должны развиваться события? – Он язвительно поджал губы.

– Господин полковник, позвольте мне быть абсолютно откровенным, – ответил ему в свою очередь Банков.

– Как вам угодно.

– Господин полковник, я интересуюсь политикой, и по всем подобного рода вопросам у меня есть своя, определенная точка зрения. Господин полковник, теперь и детям ясно, что Гитлер проиграл войну. Немцы не отступают по стратегическим и тактическим соображениям, а просто-напросто бегут. С запада их также прижимают. Они смогут оказывать сопротивление еще, скажем, год, но это будет означать, что из нации будут выжаты последние жизненные соки. В таком случае я вас спрашиваю, зачем нам тонуть вместе с кораблем Гитлера?

Додев слушал, и сердце его сжималось. Впервые за долгие годы в его присутствии говорили так откровенно. Его ум еще не мог привыкнуть к мысли, что немцам не избежать поражения. При других обстоятельствах он бы обругал Банкова, приказал бы его арестовать, как смутьяна и пораженца, а теперь чувствовал себя смущенным и сомневающимся. С некоторого времени его преследовала страшная мысль: что будет с ними, если немцы проиграют войну? Ведь еще два часа назад он убеждал солдат в близкой победе немцев. Но те слушали его равнодушно, а солдат с бородой даже говорил с ним дерзко и вызывающе. А может быть, Банков прав? Чтобы не попасть в еще более неудобное положение, Додев спросил:

– Господин Банков, вы абсолютно уверены в поражении Германии, не так ли я должен понимать ваши слова?

– Да, – кивнул Банков, глядя ему прямо в глаза.

– Следовательно, нам остается пасть на колени перед коммунистами?

Банков усмехнулся. Закурил сигарету, отпил из бокала и поставил его перед собой, не спуская глаз с озадаченного Додева.

– Необходимы решительные меры, чтобы избежать коммунистической угрозы. Должен вам признаться, что я одинаково ненавижу как коммунистов, так и гитлеровцев.

– Я вас не понимаю, – промолвил Додев, еще более заинтригованный.

– Все очень просто, господин полковник, – продолжал Банков, – в эти решающие для судеб страны часы все умные люди не имеют права стоять в стороне. Необходима гибкая государственная дальновидность.

Додев прервал его:

– Предлагаете снова вернуть партии?

– Может быть, это уже поздно. Боюсь, что двенадцатый час пробил, а мы все мудрствуем.

– Двенадцатый час! – отчаянно закачал головой Додев. – Вы, гражданские, плохо понимаете нас, военных. Я вас спрашиваю, господин Банков, как мы отвернемся от Германии? Так поступали только коварные союзники.

– Господин полковник, – с иронией ответил Банков, – когда дело касается судьбы и будущего народа, в политике нет и не должно быть места какой, бы то ни было сентиментальности.

– Господин Банков, как вы думаете, нужно ли учитывать известные обстоятельства и последствия подобных мер?

– В каком смысле? – спросил Банков.

– В том смысле, – дополнил Додев, – что по стратегическим соображениям главная штаб-квартира фюрера примет соответствующие меры.

– Что будет означать оккупацию Болгарии, – заметил Милко Бейский.

Банков иронически усмехнулся, оглядел сотрапезников, на какое-то мгновение задумался, а потом махнул рукой:

– Впрочем, здесь все свои! Можем себе позволить такую роскошь, чтобы поговорить совсем откровенно. Разве мы еще не оккупированная страна?

– Господин Банков, неужели вы говорите серьезно? – спросил Додев.

– Да, да, вполне серьезно, господин полковник…

Игнатов вмешался в разговор:

– Вы даже вражескую пропаганду используете вполне серьезно.

– Банков, скажи-ка мне, с кем дружбаши [2]2
  Дружбаши – разговорно-пренебрежительное название земледельцев – членов Болгарского земледельческого народного союза (БЗНС). – Прим. ред.


[Закрыть]? С Россией или с Англией? Скажи прямо, без обиняков, – нетерпеливо вмешался в разговор старый Бейский.

– Эх, бай Кольо, я бы мог сказать тебе свое личное мнение, а оно совпадает с мнением большой части моих друзей. Мы смотрим с недоверием на Отечественный фронт.

– Что это еще за Отечественный фронт, разве мы против отечества? Что это за демагогия, боже мой?! – с отчаянием спросил Додев.

– Господин полковник, история свидетельствует, что самые большие преступления по отношению к народу и отечеству совершались всегда во имя отечества и от его имени. Настало время, когда все борются за власть, но до нее доберутся самые ловкие и самые прозорливые.

– В том числе и коммунисты, не так ли? – язвительно заметил Милко.

– К вашему сведению, они очень рассчитывают на крестьян, чтобы добраться до власти.

– Не понимаю, как вы их остановите? – раздраженно спросил Додев.

– Очень просто, господин полковник. Чем раньше мы порвем с немцами, тем больше у нас шансов для спасения от коммунистов.

– Вот это да! – озадаченно развел руками Додев. – Мы едва удерживаем положение теперь, когда немцы еще здесь, а что будет потом?

– Анархия, – раздраженно добавил Игнатов.

– Прошу вас, господа, – поднял руку Банков, – не хочу, чтобы вы остались с убеждением, будто я враг государственного строя. Сохрани меня бог от подобного греха. Если я говорю, что необходимо незамедлительно порвать с Германией, то имею в виду прежде всего будущее нашего строя. В создавшейся обстановке мы можем ожидать помощи только от союзников.

– А гарантируют ли они нам наши нынешние границы? – прервал его Додев.

– Из двух зол выберем наименьшее.

– Боже мой, – схватился за голову Додев, – ведь за наше объединение, за наши национальные идеалы пролиты потоки крови!

– Господин полковник, лично я предпочитаю небольшую Болгарию, чем великую.

В течение всего разговора Игнатов испытывал какой-то почти детский, беспомощный стыд за себя и за своего командира полка. Даже если бы Банков имел полное право и основание, следовало ли ему говорить все это с таким вызовом и циничной откровенностью? Игнатов не вытерпел и, используя краткую паузу, пока Додев ломал голову над тем, как возразить Банкову, с вызовом выкрикнул:

– Все до одного умрем, но сюда, на нашу священную землю, никогда не ступит нога большевика!

На лице Банкова заиграла снисходительно-саркастическая улыбка.

– Господин поручик, если вы в состоянии выполнить свое обещание, то я сейчас же перед вашим командиром дам клятву, что до конца жизни буду у вас ординарцем.

– Мы умеем расправляться с врагами отечества! – ударил кулаком по столу Игнатов.

– Да, да, мое вам почтение, – все так же желчно усмехнулся Банков, – но не забывайте, что от добрых намерений до их осуществления огромная дистанция.

– Ох, не знаю, что и сказать! – тяжело вздохнул Никола Бейский. – У соседа занялось, того и гляди к тебе перекинется огонь.

В калитке показался почтальон в выгоревшей кепке с измятым козырьком, с высохшим загорелым лицом, на котором лукаво блестели живые и хитрые глазки.

– Господин Банков, вам приглашение на срочный телефонный разговор! – крикнул он, не сходя с места.

Банков извинился перед офицерами и ушел.

Манев, Игнатов и Милко Бейский все время испытывали какую-то досаду от разговора. Уход Банкова они использовали, чтобы немного поразмяться.

За столом остались только Бейский и Додев. Уставшие от беседы, отяжелевшие от еды и вина, они дремали, но тем не менее чувствовали взаимную потребность друг в друге, чтобы успокоиться и воспрянуть духом. Бейский сосал большой мундштук и, прижавшись коленом к лампасу Додева, озабоченно шептал ему на ухо:

– Пропали, господин полковник! Если бы ты знал, как мы живем! Ты видишь, я смеюсь, болтаю, а что у меня на душе! И сердце трепыхается! Разве это жизнь? Дверь хлопнет, чужой голос услышишь – все внутри так и обрывается, того и гляди, накинут веревку на шею. И кто такой этот Чугун, чтоб ему пусто было! Где он изучил такие науки, что столько войска, такая сила выступает против него, а он хоть бы что? Я его отца знал. Мастер был, ничего не скажешь, золотые руки. Люди говорят, что его сын собрал тысячи три разного рода оборванцев.

– Преувеличивают, бай Кольо, ведь знаешь, у страха глаза велики, – досадливо поморщился Додев.

– Ну, пусть хоть и полторы тысячи, разве этого мало? Примерно столько напало на Камено-Поле, слышал это от верного человека.

– Врут…

– Кто врет, не знаю, – снова вздохнул Бейский. – Газеты-то с каких пор войну все заканчивают. Еще когда писали, что взяли Москву, а вот поди ж ты, она стоит себе, как стояла, а нам того и гляди скоро туго придется. Часто я думаю своим нехитрым умом: английская дипломатия спасла бы нас, что ли? Настоящие немцы хороши, солдаты – каждый двоих стоит, не наглядишься и не нарадуешься на них, только добро наше, шкура своя нам дороже и милее, чем они.

Пьяную дремоту Додева как рукой сняло.

– Это опасный человек, – указал он на дверь, за которой недавно скрылся Банков.

– Для себя он человек хороший, господин полковник. Он зять Колибарова. У них денег и богатства столько, что не сосчитать.

Служебное честолюбие Додева было глубоко задето. У него, полковника Додева, командира полка, не было даже крыши над головой, а он верил сам и был вынужден убеждать других в окончательной победе. А какие-то там Банков и Бейский ради своего богатства готовы первыми бросить его и первыми запустить в него камень. Да и сколько их еще!

– Значит, бай Кольо, – поднял голову Додев и протер глаза, – ты все плачешься, живешь как мышь, страх перед партизанами не покидает тебя даже во сне…

– Правда, – прервал его Бейский.

– Правда, – повторил за ним Додев, – но никого не интересует, почему мы не разделаемся с ними. Ты сам стоишь в стороне, твой внук занимается своим делом, господин Банков ждет англичан, а кто же нас спасет от страшной внутренней опасности? Мои люди? Но ведь и они не из стали сделаны. И они такие же, как мы, живые люди, им тоже нужны награды и признательность.

– Они получают зарплату…

– Этого недостаточно, – раздраженно продолжал Додев. – Кто из вас, имущих людей, подбросил им что-нибудь, чтобы и они знали, за кого борются, за кого идут на смерть?

Бейский нахмурил густые брови, нависшие над покрасневшими, пьяными глазами, сердито стал отгонять от себя табачный дым и подавился в хриплом кашле.

– Нет у меня денег, господин полковник! Тяжелые годы были, засуха, град, реквизиции. Если бы было что дать, другое дело… Игнатов живет в доме бесплатно, ни одного лева с него не взял. Если бы было что дать, другое дело, – повторил он, торопясь отмести даже намек на какую-то денежную помощь, словно Додев уже посягал на его кошелек.

Додев продолжал глухо:

– Оставь, бай Кольо! Такие вот авантюристы, как этот адвокат, оставят нас в дураках. Гитлер нам поднес на блюдечке великую Болгарию, а мы все думаем, как бы оплевать и национальные идеалы, и все…

Остатки обеда засыхали на столе. Над землей навис ленивый послеобеденный зной, было тихо, только одна курица все кудахтала под сараем большого чорбаджийского [3]3
  Чорбаджня – богач. – Прим. ред.


[Закрыть]двора.