Текст книги "Наступление"

Автор книги: Величко Нешков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

Глава восьмая

Письмо из штаба советской воинской части было кратким и предельно ясным: к ним направляется пойманный болгарский полицейский в немецкой форме, присоединившийся к гитлеровцам в начале сентября, чтобы уйти от справедливого народного возмездия.

Костов и Чугун почти одновременно начали свою карьеру. Чугун, пытливый деревенский паренек, часто попадал в полицию, когда Костов, молодой и еще неопытный полицейский агент, только начинал свое восхождение по служебной лестнице, по спинам своих истерзанных жертв.

Теперь Костов в чужой форме стоял перед столом Чугуна. Осмотрев его с головы до пят, Чугун тихо сказал:

– Да, это вполне естественно. Простые болгары всегда были чужды вам, потому вы и заканчиваете свой жизненный путь в чужой одежде.

– Одна сторона должна была пасть, выпало нам, – с легким вздохом ответил Костов, видимо примирившийся со своей судьбой. Лицо его выражало лишь усталость и равнодушие.

Над столицей давно сгустились сумерки. Один за другим гасли огни в окнах управления милиции. Только окно Чугуна на третьем этаже продолжало светиться.

Пепельница была переполнена. В последнее время Чугун пристрастился к курению. В комнате было сильно накурено. Но сознание оставалось совершенно ясным. Внимательно и сосредоточенно он слушал Костова, который с мельчайшими подробностями рассказывал о своей работе в полиции, о провалах в партийных организациях, в работе которых Чугун принимал непосредственное участие.

Было уже за полночь. Последний трамвай с шумом возвращался в депо. А Костов рассказал еще так мало. Чугун начал терять терпение.

– Костов, скажите мне, что вы знаете об убийстве Румена?

– Я как раз хотел об этом рассказать. Но прошу вас, скажите мне, где Цено Ангелов. Он жив?

– Да, – солгал ему Чугун.

– Значит, не сумел скрыться? – спросил Костов, не отрывая от лица Чугуна своих синих, увлажнившихся от возбуждения глаз.

– Его схватили недалеко от турецкой границы. Он признался во всем, – прибегнул к хитрости Чугун.

– Значит, он вам все рассказал, – продолжал Костов еле слышно.

– Конечно, но я хочу услышать, что скажете вы, потому что он всю вину пытался свалить на вас.

– Видно, думал, что я больше не вернусь назад?

– Похоже, что так.

– Наивно с моей стороны, но я все же попытаюсь… Дайте мне хотя бы слабую надежду на то, что сохраните жизнь, я буду делать самую грязную работу, чтобы быть полезным людям.

– Что вы имеете в виду? – спросил Чугун.

– Я знаю, что это почти невозможно, но… как бы это вам сказать… у меня нет никакого намерения перекладывать свою ответственность на других, но я не позволю другим сваливать на меня свою вину. Я не знаю, что признал и что отрицал Цено Ангелов, но…

В это время неожиданно зазвонил телефон. Чугун поднял трубку, слегка прикрыл ладонью микрофон. В его ухе прозвучал знакомый голос. Это был Данчо Данев.

– А, это ты, Данев… Нет, не один. Просто не было никакой возможности ни вчера, ни сегодня… Не торопитесь ли вы с этим памятником? Они тоже находят этот срок недостаточным… Они сомневаются, будет ли он готов к годовщине расстрела… Данчо, давай спокойнее… Ясно… Ясно… Что у вас нового? Передай всем привет! – Чугун положил трубку и закурил сигарету. Внимательно посмотрел в лицо и на руки Костова. Нет, он не ошибся: Костов дрожал, с трудом владел собой. Чугун кивнул ему головой: – Продолжим…

– С кем вы говорили сейчас, неужели с Данчо Даневым? – спросил Костов и жадно глотнул, как будто в горле у него пересохло.

– Да, ваш старый клиент.

– Но разве Цено Ангелов еще…

– Что еще? – удивленно прервал его Чугун, и нехорошее предчувствие обожгло ему сердце.

– На этот раз я буду играть в открытую и прошу: дайте мне за это хоть маленькую надежду на жизнь, если это возможно. Но если вы не хитрите, то тогда… – Он повел плечами, и его руки перестали дрожать.

– Что? – Чугун не спускал с него глаз.

– Цено Ангелов и теперь продолжает вас обманывать.

– На основании чего вы делаете такое заключение?

– Цено Ангелов был далеко не самым способным человеком в областном управлении. Он брал взятки, был ненасытно алчен, однако начальство терпело его и поддерживало, потому что в их глазах он был специалистом по вербовке…

– И не терпел провалов, не так ли? – прервал его Чугун.

– Так.

Сердце Чугуна было готово выскочить из груди. Как он ни старался сохранить спокойствие и остаться равнодушным, но в конце концов не удержался и нетерпеливо потребовал:

– Хватит крутить, говорите прямо!

Костов помолчал, словно припоминая что-то, потом поднял голову, оглядел комнату и сказал:

– Цено Ангелов очень рассчитывал на одного вашего человека. Это был большой успех, и мы все старались уберечь этого человека от каких бы то ни было подозрений… Неужели Цено Ангелов все еще молчит? – спросил Костов, и его лицо будто окаменело в удивлении.

Сигарета в руке Чугуна запрыгала. По телу разлился жар, как будто кто-то вылил ему на спину кастрюлю кипятка. Но он тут же овладел собой.

– Костов, довольно о Цено Ангелове, говорите о себе.

– Разрешите мне спросить? Только что вы говорили с Данчо Даневым?

– Да.

– Речь идет о Данчо Даневе из вашего отряда, не так ли?

– Да, а почему это вас удивляет?

– Значит, – вздохнул Костов, – Цено не все вам рассказал.

– Что же, по-вашему, он еще скрывает?

Костов замолчал и потом с болью промолвил:

– Данчо был нашим сотрудником…

Чугун не поверил своим ушам. Опытным и наметанным глазом Костов сразу заметил, что Чугун потрясен его словами.

– Правильно ли я вас понял? – спросил Чугун. – Вы сказали, что…

– Да. Данев был, как бы вам сказать, нашим главным козырем, хотя лично я вначале не очень-то ему доверял.

– Почему?

– С тех пор прошло много времени, и я едва ли теперь смогу вам что-нибудь объяснить. У Цено Ангелова в этом отношении был очень наметанный глаз. Он оценивал свои жертвы, как перекупщик скота.

– Говорите конкретно о Даневе, – напомнил ему Чугун.

– Насколько я припоминаю, Данев вошел в нашу игру случайно. Мы получили сведения, что какой-то унтер-офицер из пехотного полка привез пистолеты и продал их. В то время Данчо был фельдфебелем в полку, командиром этого унтер-офицера. Он взял пистолет и не заплатил за него унтер-офицеру. Узнав об этом, Цено сразу же понял, что может извлечь из этой истории какую-то пользу для себя. Цено предположил, что этот пистолет попал к подпольщикам.

– Но не был в этом уверен?

– Нет, он только предполагал, что это так. В это время Данчо крутил любовь с женой одного молодого торговца. Время от времени он приезжал из села в город и в отсутствие торговца забавлялся с его женой. Как я сейчас припоминаю, было это в феврале. Два дня Данчо провел с женой торговца. Вечером, когда он ехал в село, мы арестовали его на станции. Почти сутки продержали его без допроса. Вначале он был очень спокойным и уверенным, ему казалось, что этот арест вызван каким-то мелким недоразумением. Однако Цено умел запутать и прибрать к рукам свою жертву. Он спросил Данева, где пистолет, который он взял у унтер-офицера Кочо. Знаете, это тот самый унтер-офицер, которого ваши люди ликвидировали летом в лесу между Лозеном и Долни-Сеновцом.

– Ясно, продолжайте, – нетерпеливо подстегивал его Чугун.

– Цено спросил Данева, где пистолет унтер-офицера. Данев стал отрицать, говорил, что не знает, о каком пистолете идет речь.

Тогда мы устроили ему очную ставку, и Данчо признался. Цено поставил перед ним условие вернуть оружие или сказать, где оно находится, тогда его освободят. Здесь-то Данчо и запутался. Признался, что отдал пистолет Илие Велеву. Понимаете, это была серьезная улика. Теперь его можно было обвинить в антигосударственной деятельности, в связи с подпольщиками, Данева выпустили на свободу, но при условии, что он будет держать Цено в курсе главных событий в жизни села.

– И он оказался послушным?

– Более того, он превзошел все ожидания Цено. Вы, может быть, помните, что летом того же года Данчо был арестован?

– Да, припоминаю, – кивнул головой Чугун.

– По дороге в город он «сбежал» с поезда на станции Камено-Поле.

– Это вы устроили ему «побег»?

– Да. Вся его семья была арестована. Был приказ об их высылке, но, конечно, все это было, так сказать, ширмой. В это время мы знали, где он прячется…

– Где же? – прервал его Чугун.

– На складе кооперации. Ведь так было? Предполагаю, что вас об этом информировали.

– Это не имеет значения! Говорите дальше!

– Насколько помню, именно тогда вы взяли его в отряд. Оттуда он редко давал о себе знать, но всегда держал нас в курсе всех ваших дел.

Чугун закурил, предложил сигарету и Костову. Он никак не мог прийти в себя. Все это звучало для него как какая-то кошмарная, фантастическая сказка. Но нет, здесь обмана не было. И речи не могло быть о каком-нибудь шантаже. У него была достаточно хорошая память, чтобы не подвергать сомнению показания Костова. Все, связанное с побегом Данчо, именно так и выглядело.

На всякий случай Чугун спросил:

– Костов, а если Данев будет все отрицать?

– И что же?

– Как вы докажете?

– Устройте нам очную ставку с Цено и с ним. Это возможно?

– Ну предположим, – неопределенно ответил Чугун. – А как обстояло дело с пистолетом?

– Прежде всего он попал к Илие Велеву.

– А как устроили «побег» Данчо со станции?

– Очень просто. Полицейские ничего не знали о наших планах. Для вашего сведения, по приказу Цено я лично должен был «доставить» Данева.

– И вы помогли ему бежать?

– Да. Помните, вас ранили зимой сорок третьего года?

– Конечно.

– Тогда вы были с Данчо Даневым, верно?

– Да, и он всю ночь тащил меня на спине. До этой минуты я уверен, что остался жив только благодаря его трогательной заботе обо мне.

– Вы живы, потому что Цено не торопился жертвовать Даневым только ради вашей головы. Он поставил перед собой задачу схватить весь окружной комитет и одним ударом обезглавить всю вашу организацию. Может быть, вы не поверите, что это была наша основная задача. Тогда припомню вам еще кое-что. Вы были ранены и два дня находились в каком-то сарае около Сиде-Бырдо, так?

– Да.

– Но вы даже и не предполагали, что в это время Данчо встретился с Цено, что он сделал отчаянную попытку выйти на связь с Розовым, но тот не явился на встречу после перестрелки, которая завязалась где-то между Сине-Бырдо и Лозеном. В связи с этим случаем сообщу еще кое-что: по донесениям Данчо, и главным образом по его наущению, вы осудили на смерть одного своего товарища из Сине-Бырдо; может быть, вы вспомните его имя, я позабыл.

– Разве он не совершил предательства?

– Нет. На засаду вы нарвались случайно. Но Данчо испугался, он заподозрил, что этот человек узнал о его встрече с Цено Ангеловым.

– А вы почему сами не ликвидировали этого человека?

– Да потому что вы бы потом выяснили, кто из ваших его предал. Мы знали обо всех встречах, обо всей деятельности Илии Велева…

– А имена людей из Камено-Поля тоже Данев назвал? – прервал его Чугун.

– Да.

– А Румена?

– Тогда Цено Ангелов делал ставку на ликвидацию штаба вашей зоны. Мы даже упрекали Ангелова в том, что его увлеченность похожа на маниакальность, так как он любой ценой решил доказать министру и регентам, что борьбу с вами, коммунистами, нужно вести умнее.

– А как обстояло дело с подпоручиком Слановским?

– Кто это такой и где служил?

– В роте, расквартированной в Лозене…

– А, вспомнил! Был там один дурак, поручик Игнатов, сын какого-то фельдфебеля. Так вот он попытался сам что-то сделать. Но этот парень ни в чем не виноват. Если сейчас его арестовали, то напрасно, он невиновен…

Чугун посмотрел на часы. Времени было около трех часов ночи. Он приказал отвести Костова в камеру, принести ему еду, воду, сигареты и бумагу. Может быть, он захочет что-нибудь написать…

* * *

Чугун позвонил по телефону Данчо Даневу, чтобы тот немедленно выезжал в столицу. Данчо взглянул на часы – до отправления поезда оставалось еще примерно полчаса. Санди находился на заседании в областном комитете партии, поэтому Данев оставил ему записку, что уезжает и сразу же вернется, как только закончит дела.

В отделе Чугуна было два предложения, как задержать Данева: одно – арестовать сразу же на вокзале, а другое – подождать, когда он сам явится в управление милиции. Остановились на втором варианте, при этом Чугун сохранил право первым встретиться с Даневым.

Поезд опоздал на полтора часа. Данчо с трудом пробрался через толпу. Он кое-как одной ногой ступил на подножку трамвая и так поехал к центру города. В гостинице свободных мест не оказалось. Данев не был уверен, что Чугун в это время находится в управлении, поэтому он направился в третий участок милиции, где в дежурной комнате всегда была свободная кровать.

Выспавшись и отдохнув, Дапчо рано утром направился к Чугуну, по дороге быстро просмотрел кое-какие газеты. В милиции его знали хорошо. Из бюро пропусков управления он позвонил Чугуну, и тот приказал немедленно его пропустить. Данчо, не подозревая ничего плохого, медленно поднялся по ступенькам на третий этаж.

И когда он остановился в дверях, широко расставив ноги и улыбаясь, Чугун встал со своего места и, пробормотав что-то неразборчивое, снова сел.

– Что с тобой, ты не болен? – сочувственно спросил Данев.

– Нет.

– Ты, наверное, не спал? – расспрашивал его Данев, снимая пальто.

– Почти не сомкнул глаз.

– Так нельзя! – Данев пододвинул стул к радиатору под окном, достал пачку сигарет, предложил Чугуну и продолжал все тем же беззаботным тоном: – Вчера вечером поезд опоздал. Ломал голову, звонить тебе или не звонить, но в конце концов заскочил к Илийке в третий участок. Если будем спать, как раньше, по два-три часа в сутки, нас не хватит надолго.

– Насколько хватит, – равнодушно ответил Чугун.

Данчо продолжал:

– Конечно выдюжим, у нас старая партизанская закалка. У меня работают товарищи, которые провели по семь-восемь лет в тюрьме, так вот даже они не выдерживают ни голода, ни бессонницы. Мы другой породы. Знаешь, нашей идеей загорелись и остальные села. В Сине-Бырдо собираются поставить памятник в два раза больше нашего.

В глазах у Чугуна потемнело. Огромным усилием воли он сдержал себя, чтобы не ударить Данева кулаком в лицо, и только чуть поднял руку. «Какая гадина, прикидывался до сих пор! А мы ему верили! Как слепые! Небось насмехался над нашей доверчивостью! Но какие же у него должны быть нервы! Да-а, это настоящий артист!» – думал Чугун, не понимая, почему его так унижают хорошее самочувствие и самоуверенность Данчо Данева.

– Что с тобой? Почему ты такой кислый с утра? – спросил Данчо Данев, и какая-то неясная тревога охватила его.

Чугун с трудом вымолвил:

– Есть приказ начальника управления при входе в здание сдавать оружие в бюро пропусков.

– Что это за новости? – удивленно спросил Данчо, и тревога еще более усилилась. «Уж не подозревают ли чего, может быть, кто-нибудь оклеветал меня?»

– Приказ издан позавчера. Если ты не оставил свой пистолет внизу… – медленно и с трудом проговорил Чугун.

– Никто его не спросил, – пожал плечами Данев.

– Оставь его на столе, чтобы не было неприятностей при проверке.

– Конечно, мы должны подавать личный пример. – Данев вытащил свой пистолет и положил его на стол около чернильницы Чугуна.

Наступило короткое молчание.

– Ну как дела с памятником в Камено-Поле?

– Да тянут художники, может, ты их поторопишь…

– За что-нибудь зацепились? – Этот вопрос Чугуна был совсем неожиданным.

– В связи с чем? – вздрогнув, спросил Данев.

– Да в связи с провалами в нашем крае.

– Что за вопрос? Я думаю, что… – Воздух застрял в груди Дансва, а сердце, казалось, вот-вот выскочит из нее.

– Ты что же думаешь, мы все дураки? – Чугун поднял телефонную трубку. – Приведите ко мне задержанного! – приказал он глухим голосом и пододвинул пистолет Данева к себе.

– Что это значит? – спросил Данчо дрожащим голосом. – Разве я…

В дверь постучали.

– Войдите, – отозвался Чугун.

Костов вошел впереди милиционера, слегка поклонился, поздоровался и, отойдя от двери, встал у вешалки. Одну-две секунды Данев изумленно всматривался в Костова. Узнав его, он едва не упал со стула. Чугун смотрел то на одного, то на другого.

– Вы знакомы? – одновременно обратился он к обоим.

Костов тяжело вздохнул и сказал:

– Мне нечего добавить к тому, что я вам уже рассказал.

– Данчо Данев, – стиснул зубы Чугун, и глаза его налились кровью, – понимаешь ли ты, о чем идет речь?

– Погоди, брат, я ничего не понимаю.

– Скотина! – закричал Чугун. Он размахнулся и, не владея собой, ударил Данева по щеке. И в ту же минуту почувствовал, как, точно обручем, сжало сердце.

Чугун надавил кнопку звонка. В дверях появился милиционер. Чугун показал ему глазами на Костова:

– Проводите его вниз.

Костов молча вышел. Данев почесал покрасневшую скулу, исподлобья глянул на Чугуна и снова опустил глаза.

Прошли минуты две тягостного молчания.

– Испачкал о тебя руки, гад, – медленно сказал Чугун. – Какие прекрасные люди погибли, а ты все это время насмехался над нами. Теперь мне стало ясно, почему Цено Ангелов «покончил с собой», почему генерал Янев «повесился» в тюрьме! – И снова сердце сжало, словно обручем. Чугун встал из-за стола, обошел его и сделал шаг вперед. Данчо, лучше других зная, на что способен Чугун в подобные минуты, упал перед ним на колени.

– Прошу тебя, не убивай меня! Если бы ты знал, что было со мной… – цеплялся он за ноги Чугуна.

– Не дотрагивайся до меня, мерзавец! – Чугун оттолкнул его и открыл дверь. Из коридора быстро вбежал милиционер.

– Обыскать его и посадить в одиночку…

* * *

Когда Матейчо узнал эту потрясающую новость о Данчо Даневе, он растерялся. Он был не в состоянии сразу понять, что произошло, и оцепить это событие. Даже те из товарищей и знакомых Данева, которые не раз расходились с ним во мнениях, все еще не решались заявить твердо и определенно: «Вот видите, мы давно уже не доверяем этому человеку, и теперь наши предположения подтвердились». Растерянность Матейчо сменилась лихорадочно-возбужденным состоянием. Ему не сиделось на месте. Он заскочил в общину. Делая вид, что это его совсем не касается, он искал случая, чтобы высказать свои подозрения.

– Не знаю, не мое это дело, но говорят, он был не один.

– С кем же? – шутливо допытывался Калыч.

– Узнаем…

– Ах ты, сукин сын! – сжал кулак Калыч. – Ты еще вчера таскался за ним по пятам, как прихвостень, а теперь торопишься отречься от него, как Иуда!

– Ты же сам знаешь, кто сводил со мной счеты, кто собирался вышвырнуть меня из участка, – намекнул Матейчо на свои плохие отношения с Даневым в последнее время.

– Да, если ты будешь продолжать так же все делать, то и без Данчо не удержишься в участке, – предупредил его Калыч.

Настроение Матейчо в этот вечер было серьезно испорчено. В последнее время он приходил домой рано. Во дворе его радостным лаем встречала собака, которую он на ночь оставлял на цепи у самой двери. Еще со двора он услышал громкий разговор в доме и удивился: к ним почти никто не заходил, ни соседи, ни родные. «Кого еще принесла нелегкая? – подумал он. – Опять будут досаждать всякими просьбами».

Матей остановился у дверей и прислушался.

– Ну скажи ему, Венка, разве я не права? Каждый пусть отвечает за свои поступки. Когда ему пришлось туго, враз вспомнил, что у него есть брат и сноха!

Венка промямлила что-то, а злой и гнусавый голос продолжал:

– Погляди-ка в зенки его, пусть скажет, хоть какие-нибудь плохонькие бусы он мне прислал, пока был на службе? Чего только люди не натащили оттуда, а он по шантанам все деньги просадил. Вот пусть туда и идет, чтоб ему добра не было!

«Э-э, – понял Матейчо, – да это жена Шишмани! Как бы этот разбойник не закатился к ним. Вот влип так влип».

А женский голос тем временем продолжал:

– Я ему сказала: пустишь в дом – ноги моей тут не будет. Он того и гляди и нас как-нибудь ночью прирежет! Так нет же, не верит тому, что бабы рассказывают у колодца: животы беременным женщинам вспарывал, детей ножом резал на куски, человеческую кровь пил, – врала она теперь, преувеличивая слухи о своем девере.

– Оно конечно, но ведь он мне брат родной, – робко подал голос Шишманя. – Это же грех. Они его все равно поймают, но пусть не у нас в доме. Зачем брать грех на душу, сватья, вот о чем я думаю. А жалости у меня к нему никакой. Да и песенка его уже спета.

«Ну и нашли у кого просить совета, – злорадно подумал Матейчо, – моя курица все поставит с ног на голову». Он нарочно кашлянул и медленно вошел в дом.

– На то и есть умные люди, чтобы нас исправлять. Вот сват Матей, он свое дело знает, – встал Шишманя и снял с головы замызганный картуз. Моргая маленькими серыми глазками, он переступал с ноги на ногу и, хотя на руках у него не было грязи, бессознательно вытирал ладони о полу сильно изношенного и давно потерявшего цвет заячьего полушубка.

Матейчо снял шинель. Молча подал ее Венке и, осмотрев еще раз гостей сердитым и недружелюбным взглядом, строго сказал:

– Если пришли по служебному делу, то для этого есть канцелярия.

– Сват Матей, такое дело на нас свалилось, что лучше бы его не было! – запричитала жена Шишмани.

Матейчо прервал женщину:

– Наконец-то вспомнили, что мы сваты, а весной, когда деверь твой мне на шею веревку накинул, вам и в голову не пришло подумать обо мне.

– Да ведь из-за него мы и пожаловали к вам в такое время, чтоб ему пусто было! – указала она на своего мужа. – Только начинаю ему говорить, как он тут же ерепенится, мол, избавиться от него хочешь, чтобы долю его к рукам прибрать. Сдалась она мне, эта доля! Я ему уже говорю: из-за брата своего троих детей на меня одну оставишь.

– Это я уже понял, – ответил Матейчо. – Зачем пожаловали?

– Ну, ты опять за свое! Чего спрашиваешь, – подала голос Венка, – как-никак свои ведь…

– Ты давай занимайся своим делом, а в мои служебные дела свой нос не суй.

Шишманя жадно глотнул воздуху, как будто что-то застряло у него в горле, и, сделав над собой усилие, заикаясь, начал говорить:

– Сват, не знаю, что и сказать бедному человеку…

– Петр, хватит в сватья мне набиваться! Вы что, хотите разозлить меня этим дурацким родством?

– Ну да, господин старший, – окончательно запутался Шишманя.

– Матей, – вмешалась жена Шишмани, – мы пришли к тебе из-за его брата Христо. А он, ты видишь, язык проглотил, – показала она на мужа, поправила платок на голове и по привычке провела ладонью по продолговатому загорелому лицу.

– А почему вы ищете его у меня в доме, я его пасу, что ли? – все так же зло спросил ее Матейчо. Ему пришло в голову, что соседи, если увидят его с ними, могут подумать что угодно.

– Знаю, что не пасешь, – не осталась в долгу жена Шишмани, явно задетая поведением Матейчо, – но кто же, кроме тебя, поможет нам? Пусть он тебе скажет, – снова указала она на мужа, – что нашел на днях в своей торбе.

– Ну-ну… да говорите же, – нетерпеливо развел руками Матейчо, – изведете, пока от вас добьешься слова путного.

– Позавчера, значит, установилась хорошая погода, – начал Шишманя. – А у нас осталась незасеянной полоска. В полдень погнал я коров к Осыму на водопой. Когда вернулся, запряг их. Ну, думаю, надо браться за дело, потому как работы невпроворот. Часа через два почувствовал, что проголодался…

– Давай по существу, – прервал его Матейчо. Слова «по существу» очень нравились ему. Он их услышал, когда был на допросе у военного следователя, и теперь с удовольствием вставил в разговор.

– Слушай, Матей, слушай внимательно, – обратила его внимание жена Шишмани.

– Я не глухой, слушаю, – скривился Матейчо.

– Так вот, лезу я в торбу, а хлеба, лука, соли и перца – нету. Ну, думаю, хорошо ж мне насолила какая-то двуногая собака.

– Ни дна ему ни покрышки, этому псу голодному! – запричитала его жена.

Матейчо строго глянул на нее:

– Погоди, говорить будешь, когда тебя спросят, не мешай!..

– Так вот, – продолжал Шишманя, – стало быть, думаю я: если это собака, то почему торбу не унесла? Заглянул в торбу, вижу, там что-то лежит…

– Что? – подался вперед Матейчо.

Шишманя достал грязный платок и начал медленно развязывать узел.

– А вот что нашел. – И он протянул клочок бумаги от пачки сигарет.

Матейчо взял записку и стал внимательно вглядываться в написанные на ней слова. Потом начал медленно читать:

– «Брат, я жив и здоров. Вечером, когда стемнеет, приходи на наше поле к Янкову вязу. Жду тебя. Принеси мне хлеба и сигарет. Если скажешь кому-нибудь обо мне, пеняй на себя. Твой брат Ристо».

– Та-ак, – испуганно оглянулся Матейчо. – И ты носил ему хлеб, да?

– Как бы не так! Подавится он нашим хлебом! – опять вместо Шишмани подала голос его жена.

– Нет, не носил, что правда, то правда…

– А почему ты только сейчас об этом сообщаешь? – Матейчо принял строгий и важный вид. – Ты что, не мог мне сразу сказать об этом, чтобы я сам ему отнес хлеб к Янкову вязу, а? Что, ума не хватило? Эх, нет предела глупости! Ты что же, забыл, о чем я тебя предупредил? Выходит, тебя можно призвать к ответу как соучастника.

– Господин старший, я думал и прикидывал так и эдак. Не хотелось греха на душу брать, ведь одна кровь-то. Верно, он грабил, опозорил нас…

– Опозорил, говоришь? А ты что же, не понял, что в такие времена, как нынешние, когда полным ходом идет революция, нет ни братьев, ни сестер? Да, это факт, ты допустил большой прокол. Кроме вас двоих, кто еще знает, что Ристо здесь? – посмотрел он на Шишманю и его жену.

– Никто, – ответила она.

– Вы только не крутите, говорите правду, иначе с вами дела иметь не буду.

– Оно, конечно, что так, то так, – смущенно подал голос Шишманя.

– Что-то мне не верится, – обратился Матейчо к его жене, – чтобы ты со своим языком да не проболталась.

– Ох, Матей, что ты говоришь! Да чтоб мне лопнуть, чтоб мне с места не сойти, если я подумала кому-нибудь сказать…

В это время Венка на цыпочках вошла в комнату. Матейчо бросил на нее свирепый взгляд:

– Говорим по служебному делу, ступай на кухню и не мельтеши перед глазами.

Венка все так же молча вышла из комнаты. Матейчо с высоты своего положения спросил:

– Ей сказали, зачем пожаловали?

– Ну так ведь она жена твоя, ты же не станешь от нее скрывать? – наивно проговорила жена Шишмани.

– Ц-ц-ц, – сердито зацокал языком Матейчо, – с сотнями умных людей за полчаса обо всем можно договориться, а с двумя дуралеями вроде вас и за десять лет не управишься. А еще лопочете тут, что никому не рассказывали. Это же государственное дело, а не что-нибудь!

Я отвечаю, с меня начальство отчета потребует. С врагами народной власти надо держать ухо востро. Иначе они живо расправятся с вами. Вас может спасти только одно, – он предупредительно поднял палец, – чтобы с сегодняшнего дня никому ни слова. Кто бы вас ни спрашивал, кто бы он ни был, пусть даже сам министр, молчите как рыбы. С этой минуты вы оба как бы служебные лица. Если упустим вашего разбойника, то и вы будете отвечать…

– Так ведь затем тебе и говорим, чтобы поймали его, – прервала его жена Шишмани.

– «Поймали его»! – попытался передразнить ее Матейчо. – Поймаем, не убежит, но и вы должны нам помочь. Петр, слушай теперь. Как только он опять за хлебом придет, значит, как только пожалует к вам, – Матейчо понизил голос, как будто Шишманя уже залег где-то за воротами и оставалось только схватить его, – веди себя как ни в чем не бывало, будто ничего не произошло.! Приглашай его домой, а сам или она, – указал он на его жену, – сразу же бегите ко мне. А там уже мое дело…

Еще долго после ухода Шишмани и его жены Матейчо неподвижно стоял у окна. «Ну и денек сегодня, – подумал он тревожно, – только этого бандита мне не хватало! Идиот, да и только! Нет ему другого места во всей Болгарии. Иди куда хочешь, так нет же, сюда его тянет, а у меня из-за него голова должна болеть. Ну и жизнь настала, ночью и носа на улицу показать нельзя. Только и я не дурак, на рожон не полезу, – решил он и порвал записку Шишмани, – пусть его ловит тот, кому этого очень хочется. Жизнь на дороге не валяется, зачем ею рисковать? Надо бежать из этого проклятого села. Найду себе какое-нибудь теплое местечко в городе. Если бы Данчо был большим начальником, может, это мне и помешало бы, а так с меня взятки гладки… И откуда взялся этот бандит?»

Матейчо вышел во двор. Поежился от сырости. Прислушался. Где-то в дальнем конце села остервенело лаяли собаки. Матейчо машинально ощупал пистолет на поясе и быстро юркнул в дом. Жене сказал:

– Если только ночью собака залает, сразу же буди меня… Я первым пущу кровь этому бандюге.