Текст книги "Собрание сочинений. Том 2"
Автор книги: Валентин Овечкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 36 страниц)
– Самый передовой элемент! – засмеялся бригадир Бережной. – Ничего не имел, ни о чем не жалеет! С вещевым мешком за плечами, без лишнего груза – за партией, куда поведет! Солдат революции!..
– Кабы у нас в «Красном пахаре» в правлении такие руководители были, как Демьян Опёнкин, – с обидой в голосе закончил дед Ступаков, – я бы этими руками вдесятеро больше сделал для колхоза! Никуда бы не рыпался из родного села, не искал бы лучшего на стороне. Меня даже летуном называли. За что? Кто называл? Те, кто колхозу не давал хода своим разгильдяйством!.. Да я бы работал – во как! Кабы знал, что мой труд – хозяйству в прибыль. И что мое заработанное не пропадет!..
– А вот будет у вас отчетно-выборное собрание – подумайте, хозяева, кого выбрать в правление, чтоб и ваш колхоз стал передовым. Сам приеду к вам на собрание.
Мартынову пришлось долго и обстоятельно разъяснять Тихону Андроновичу, что и в совхозах не делается все само собою, и там по-всякому бывает, и там нужны умные директора, честные бригадиры, дельные парторги, иначе совхоз будет приносить убытки и его хлеб обойдется государству очень дорого; что колхозы могут дать нам, если приложить ума и сил, изобилие продуктов, и к новым формам в сельском хозяйстве, к единому государственному сектору мы придем через изобилие, а не потому, что не сумели чего-то доделать в колхозах.
– Значит, – покашлял в кулак дед Ступаков, – это у меня, по-вашему сказать, левацкий заскок?
– Да, похоже немножко… Хорошо, что сам припомнил, как оно называется.
Все засмеялись.
Мартынов перевел разговор на другое:
– Как это все будет в дальнейшем – переход к единому госсектору, – этого сейчас точно, в подробностях никто себе еще ясно не представляет. Поживем – увидим. Давайте подумаем о том, как нам сегодня вытянуть отстающие колхозы? Вы валите вот всю вину на председателей. Да, от председателя многое зависит. И наша тут вина, райкома, что не помогли колхозникам до сих пор выбрать всюду хороших руководителей. Но оглянитесь-ка и на себя. Кто пашет, засевает колхозные поля? Вы, работники МТС, механизаторы. Как пашете, как засеваете? Да так, что вас кое-где колхозники стали уже называть «махинизаторами». Стыдно, товарищи! Вот об этом давайте и поговорим… Три дня ездили мы с вашим директором по колхозам, отчитывался он о выполнении договоров. Сколько жалоб на вас, сколько чертей вам насулили колхозники за ваши простои, за бракодельство! Ну, почему вы работаете как подрядчики, а не как хозяева, которым каждый лишний колосок дорог?..
– Не все работают как подрядчики! Не обижайте нас, товарищ Мартынов! – зашумели трактористы.
– А во «Власти Советов» у Демьяна Богатого двадцать два центнера был урожай. Кто его вырастил? Не трактористы?
– А в «Октябре», в «Заре»? Тоже почти по двадцать центнеров вышло.
– Нас обвинить – проще всего. А вы войдите в наше положение – в каких условиях мы работаем!
– Ремонт хотя бы взять. На снегу машины собираем!
– Лучше бы ремонтировали трактора – меньше было бы простоев.
– Так разве в таких условиях отремонтируешь хорошо?
– Хотите разобраться, что нам мешает работать лучше, – расскажем всё!..
…Мартынов, поглядывая на дремавшего Глотова, злился: «Какие люди, какие мысли, а он дрыхнет! Флегматик окаянный!»
– Проснись! – не выдержав, толкнул он в плечо директора.
– А? Что? – открыл глаза Глотов.
– Послушай, что ребята говорят.
– Слушал-слушал, и в сон бросило…
– Нет, верно, Петр Илларионыч, – говорил Юрчик Маслов, – два-три года можно не давать нам новых машин. Обойдемся теми тракторами, что есть. Хватит их по нашей посевной площади. Бывают ведь дни, когда дизелям просто делать нечего, стоят на приколе. Давали бы лучше нам побольше денег на строительство!
– Неладно как-то получается у нас, товарищ Мартынов, – сказал Григорьев-отец. – Дают в деревню миллиарды – в каждой МТС сколько машин, да машины какие дорогие! – и недодают каких-то там тысяч, которых как раз и не хватает, чтобы эти миллиарды работали на урожай в полную силу.
– Как в евангелии сказано: давай правой рукой так, чтоб левая не ведала, – вставил дед Ступаков. – Один министр дает комбайны, а другой министр не дает денег построить сараи для тех комбайнов, чтоб не зимовали в сугробах.
– Может, бюджет у нас очень строго рассчитан, так вот я говорю, – продолжал Маслов, – можно продать те трактора, что нам планировали, другим государствам – вот и деньги.
– Слышишь? – толкнул Мартынов Глотова.
– Слышу.
– Как твое мнение?
– А что, я согласен с Масловым… Хватит нам пока машин, надо довести до ума то, что есть. Без новых тракторов года два я обойдусь, а без хорошей мастерской – зарез! Что за ремонт, когда на дворе машины разбираем, собираем? Повозись-ка на морозе с железом! Да вот в такую погодку! Покрутятся ребята час возле трактора – два часа в кочегарке отогреваются. На пять машин всего места в мастерской. И зарабатывают они поэтому на зимнем ремонте – копейки! – Глотов оживился: – А станки наши видел, Петр Илларионыч? Старье! Барахло!.. Я уж сколько раз думал: почему у нас при такой великолепной, дорогой технике нет хорошей ремонтной базы? Все равно как бы пожалеть купить хорошую упряжь на орловского рысака-призовика. Выехали на бега, а уздечка из мочала.
– Согласен, значит, с Масловым?.. Почему же не написал в министерство: так и так, мол, отказываемся временно от пополнения тракторного парка, но просим взамен то-то и то-то: большую мастерскую, станки, хорошие общежития для трактористов, инвентарные сараи?..
– А что ж там, в министерстве, не догадываются, не знают наши нужды?
– Знают, знают… Знает цыган дорогу, а спрашивает, – проворчал дед Ступаков.
– Можно мне слово сказать, Петр Илларионыч? – поднялся бригадир Николай Бережной. – По другому вопросу. Вы вот рассказали про того парня из Олешенской МТС, Костю Ершова. Разъяснил он вам правильно: почему у нас на хорошем хлебе тракторист меньше трудодней зарабатывает. Верно, надо бы как-то иначе начислять нам трудодни. Не только за выработку, но и за урожай. И надо дать директору МТС права больше повышать нормы горючего, где нужно, смотря по земле, по урожаю. А то ведь и так бывает: поневоле человек начинает хитрить, мелко пашет, потому что перед этим у него получился большой перерасход на другом участке, на тяжелой земле, где никак не уложишься в норму. Или на таком хлебе погорел, где на четверть хедера косили. Но я вот скажу еще и про тех работников МТС, которые на зарплате. Главный агроном, главный инженер, участковые агрономы, разъездные механики, да и сам директор – они ведь тоже за урожай отвечают.
– Не тоже, а в первую голову!.. Что, Иван Трофимыч, – спросил Мартынов, – никаких нет у вас поощрений по зарплате за высокий урожай?
– Никаких, – ответил Глотов. – Только за диплом и за выслугу лет – надбавка.
– Значит, если у одного директора – выслуга лет и диплом, а урожай так себе, а у другого нет диплома и выслуги лет, но прекрасный урожай, первый директор получит больше зарплаты?
– Больше, конечно.
– Да-а… Ну, тут тоже можно что-то придумать, – сказал Мартынов. – Может быть, так сделать? Вырастили в среднем по колхозам МТС десять центнеров – получай, директор, тысячу рублей в месяц или там тысячу триста. Вышел урожай пятнадцать центнеров – получай две тысячи. Двадцать центнеров – две с половиной тысячи или три. А за диплом и выслугу лет – само собою. Основное – за урожай. Так же для агрономов, механиков. Как, Иван Трофимыч? Скажем, получал ты весь год зарплату по минимуму. А потом, как убрали хлеб, подсчитали урожай – вышло двадцать центнеров. Давай-ка, министр, еще разницы тысчонок десять. А?
Глотов усмехнулся:
– Чего спрашиваешь? Конечно, больше бы старались, лучше бы работали… Бытие определяет сознание.
– Материалисты!..
Мартынов поднялся с нар, подошел к черному окну, за которым бушевала метель, постоял немного, поскреб ногтем лед на стекле.
– С какого года работаешь на тракторе, Николай Петрович? – обернулся он к Бережному.
– Да с того года, как появились у нас в товариществах первые «фордзоны». С двадцать пятого.
– Двадцать семь лет?
– Без четырех. Четыре года – на танке.
– Офицер?
– Офицер.
– И не стал после демобилизации подыскивать работу почище? Вернулся в свою бригаду?
– Та работа и есть чистая, которая тебе нравится. Люблю я это дело, Петр Илларионыч! И землю люблю – крестьянин я, хлебороб, – и к рабочему классу душа рвется. Вот так, не уезжая из родного села, через МТС, и войдешь в рабочий класс. А по должности меня не понизили. И тут у меня – пять машин.
– Да, интересная фигура у нас в селе – тракторист, – сказал задумчиво Мартынов. – Он и колхозник, он уже и рабочий…
– И председатель колхоза нас ругает, и директор МТС ругает! – засмеялся один тракторист. – И в хвост и в гриву достается нам от двух хозяев!..
– Вот это-то нас и выручает, товарищ Мартынов, что мы колхозники, – сказал Василий Шатохин. – Вроде бы и нет нам особого расчета бороться за высокий урожай, но как подумаешь: да я же сам член этого колхоза, семья моя там, жена, дети, вся родня. Свое, кровное. Как же не порадеть?..
– Мы и без вас тут, Петр Илларионыч, – продолжал Бережной, – вечером, бывает, надоест в шашки играть, заводим разговор о том, как сделать, чтоб колхозам больше было пользы от нашей работы. Полежали бы вы с нами тут на нарах ночку-две, чего-чего только не наслушались бы!.. Мы вчера вот о чем говорили. Надо бы как-то так сделать, чтоб МТС и за фактический урожай отвечала. За тот урожай, что в амбар попал. Ведь у нас в руках – вся техника. Не то время, когда на коровах пахали. На восемьдесят процентов полевые работы механизировали. Значит, теперь больше мы должны отвечать за колхозный урожай! А как у нас делается? Определяют урожайность на корню. Как его называют, «биологический» урожай. Отсюда и все расчеты с колхозами по натуроплате. Учли на корню четырнадцать центнеров. Неплохая пшеница. Стали убирать. Убираем опять же мы, трактористы, комбайнеры. Убрали, скажем, плохо, с потерями. Упустили сухую погоду, пошли дожди, хлеб полег – чисто уже не уберешь. Из четырнадцати попало в амбар только десять центнеров. Но группа урожайности та же, никаких поправок. А устанавливают эти группы по тем данным, что инспектора по определению урожайности представляют. Ничем больше эти инспектора не занимаются. Ни зябь, ни осенний сев, ни зимовка скота – ничто их не интересует. Какой будет в следующем году урожай – опять же их не касается. И наказывают их за ошибки только в одну сторону: если занизят группу. А если завысят так, что хоть и уберем мы хорошо, без потерь, а все же у колхоза после хлебопоставок концы с концами не сойдутся – за это не наказывают.
– Ну, если на то пошло! – вторично и окончательно проснувшись, встал Глотов. – Если мне и за амбарный урожай отвечать!.. Это арифметика, что ты тут подсчитывал, Бережной: восемьдесят процентов механизации, стало быть, мы на восемьдесят процентов и за урожай отвечаем, – это филькина грамота! Что ж, по-твоему, у колхоза только двадцать процентов ответственности остается? А ты знаешь поговорку, что ложкой дегтя можно испортить бочку меда? То-то же!.. Как бы мы хорошо ни вспахали, ни засеяли, а если поле не унавожено – в нашей местности, по нашим тощим почвам урожая с этого поля не жди! А кто должен навоз возить? Колхоз. А минеральные удобрения? А подкормки? А на свекле сколько еще осталось ручного труда?.. Согласен отвечать за все: и за «биологический» урожай и за фактический. Но в таком случае – дайте мне широкие права!
– Какие – широкие права? – усмехнулся Мартынов. – В холодную сажать председателей колхозов, если не вывезут навоз?
– Нет, ты, Петр Илларионыч, не смейся. Поставь себя на мое место!
– На твоем месте, Иван Трофимыч, – сказал Мартынов, – я бы так поступил. Выработали вместе с правлением колхоза агропроизводственный план на год. Я, директор МТС, обязуюсь сделать то-то и то-то, в такие-то сроки. И сделаю, если я коммунист. Но и тебе, товарищ председатель, спуску не дам! И ты выполняй свои обязательства – точка в точку!..
– Опять Америку открываешь! – развел руками Глотов. – Есть такой договор. Называется типовой договор МТС с колхозом. В первых строках написано: договор имеет силу закона.
– Силу закона… Это значит, при нарушениях составляй по каждому пункту акт – и в суд? Где искать директора МТС, председателей колхозов? Да в суде, судятся… Нет, слышишь, что ребята говорят? К этому договору чего-то не хватает. Такого, чтобы очень заинтересовало всех вас в высоком урожае. И тебя и председателя колхоза. Так заинтересовало, чтобы некогда было вам жалобы друг на друга прокурору строчить. Потрачу полдня на жалобу, а за это время много потеряю!..
Метель утихла. Решили ехать дальше в село – ближе на несколько километров к райцентру.
Дед Ступаков сказал на прощанье Мартынову:
– Хоть ночь не поспали, зато время неплохо провели. В прошлом году у нас в колхозе за зиму двадцать лекторов перебывало. И всё рассказывали нам: из чего произошла земля, да как началась жизнь на земле… А вот как сделать, чтоб порядку было больше на земле – ни с кем так, как с вами, на эту тему не поговорили!..
– Скажите нам, Петр Илларионыч, если это не секрет, – спросил Василий Шатохин, – за что Борзова сняли?
– А вы же читали в газете, – ответил Мартынов, надевая тулуп.
– Да в газете-то было вкратце написано: за зажим критики.
– За зажим критики.
– Мы тут слышали такое: выступил один коммунист на партактиве против него, а Борзов на другой день будто звонит в милицию: «Нет ли у вас какого-нибудь хоть паршивенького дела на него? Если нет, то заведите!»
– Был такой случай.
– Ишь ты, как зарвался человек!..
– Значит, если бы не дошел он до такого безобразия, может, и до сих пор секретарствовал у нас? – сказал Шатохин. – Не за то сняли, что неправильно районом руководил?
– Плохо, что вот так у нас бывает, – сказал Григорьев, – когда уж совсем до какой-то невыносимой подлости дойдет ответственный работник – тогда только снимают его. А может, он вообще не годился в руководители, не теми методами действовал, народа чуждался, не думал, как сделать, чтоб народу было лучше, о своей лишь шкуре думал?..
– Помню, – усмехнулся Бережной, – приехал как-то Борзов ночью в нашу бригаду. Зябь пахали. Все машины на ходу, работают. Я сплю в вагончике. Как раскричался он: «Какой ты бригадир! Трактора работают, а ты спишь!» Я говорю: «Товарищ Борзов! А что ж мне делать, когда все трактора работают? Бегать вокруг них по загонкам, высунув язык? Если все машины в борозде, ни одна не простаивает – стало быть, я, бригадир, потрудился возле них, наладил их. Могу теперь и отдохнуть». Покричал-покричал – уехал. Только и слышали мы от него: «Лодыри! Саботажники!»
– Жесткий был человек, – сказал Василий Шатохин. – Недружелюбный. Три года проработал он у нас, и нечем нам хорошим вспомнить его. Мотался по полям, как объездчик. Увидит председателя – подъедет, отведет его в сторону, поговорит с ним о чем-то по секрету, а больше – ни с кем ни слова.
– Не довели с ним дела до конца! – махнул рукой Юрчик Маслов. – Если бы вынесли вот такое решение, подробно: за что сняли, почему сняли? – и колхозникам бы все было ясно, и тем, кто после Борзова будет работать в райкоме, – наука!..
– Это теперь очень близко нас касается, товарищ Мартынов, – кто нами руководит, – сказал дед Ступаков. – Время-то ведь какое. Не то время, когда каждый сидел в своем углу, как таракан за печкой. При царе Николае нам начальства век бы не видать! Приезжали в село только затем, чтоб недоимку из нас выколотить. Приехал и уехал – скорее бы уехал! – а жизнь своим чередом идет. Своя земля, ежели она есть, своя лошадь, опять же, ежели имеешь, свои семена: как посеял, как убрал – никому дела нет. А нынче – колхозы. Дело общее. Без вас, без партии, как же нам это общее дело-то строить? Без вас мы – ни шагу. Нынче мы очень интересуемся начальством – что за человека нам бог послал? Какой у нас, скажем, секретарь райкома или председатель исполкома? Надолго ли приехал к нам или погостить? Горячая ли душа или так себе, тепленькая? Речи от него слышим правильные, а умеет ли и дело делать? Веселый ли, смелый ли? С веселым – и нам веселее. Если смелый – опять же неплохо. Когда командир не робеет – солдаты за ним в огонь и в воду пойдут!..
Дня через три Глотов был у Мартынова в райкоме.
– Почему я от рядовых трактористов больше узнал о ваших неурядицах, чем от тебя, директора МТС? – говорил Мартынов, стоя у стола, с неприязнью поглядывая сверху на сидящего в кресле Глотова, на его седую лобастую голову, багровую шею, отечные мешки под маленькими, глубоко запавшими глазами. – Не волнует это тебя, что ли? Привык к роли подрядчика, другой роли и не хочешь играть? На второстепенной роли спокойнее?.. Обо многом я еще передумал, товарищ Глотов, после разговора с трактористами. Конечно, чтобы укрепить МТС, нужны большие капиталовложения, многое нужно. Но вот еще чего не хватает ко всему: хороших директоров! Отобрать бы лучших коммунистов на эту должность! Авторитетные, образованные, хорошо знающие сельское хозяйство и, конечно, глубоко партийные, болеющие за дело люди – такими я представляю себе директоров МТС. И вот, как будут у нас настоящие директора, боюсь я, Иван Трофимыч, за тебя. Ты не выдержишь соревнования с ними. Как бы не пришлось уступить тебе свое место более подвижному человеку. Очень уж ты спокоен. Флегматик ты!
– Таков характер у меня, что поделаешь, – ответил Глотов.
– Характер? А что такое – характер? Это и есть – сам человек… Один, скажем, меланхолик. Другой – флегматик. Отчего этот меланхолик загрустил? Может быть, всем недоволен, не верит ни в свои силы, ни в силы народа? А другой равнодушен ко всему, живет по принципу: «Моя хата с краю», «Не лезь поперед батька в пекло», «Выше головы не прыгнешь».
– На твою власть – ты бы флегматиков и меланхоликов и в партию не принимал? Заглянул бы в анкету: «Вопрос: темперамент? Ответ: спокойный». Не надо таких!..
– Видишь ли, товарищ Глотов, твое спокойствие – просто политическая пассивность. Давай уж найдем этому точное название. За целый год не услышал от тебя живого слова: как улучшить работу МТС?.. А читаешь, изучаешь решения Девятнадцатого съезда! Устав партии изучаешь, обязанности и права члена партии!..
Глотов усмехнулся.
– Пассивность… А я слышал, Петр Илларионыч, как ты с трактористами разговаривал, и удивлялся твоей активности: «Что еще, по вашему мнению, нужно поправить? Что еще нужно изменить?» – будто от тебя это все зависит: завтра же последуют нужные решения, и пойдут у нас дела как по маслу. Слушал я тебя и, по правде сказать, посмеивался в душе.
– Напрасно посмеивался! Не в наших правах изменять законы, издавать новые указы, да. Но мы обязаны доводить до сведения наших руководителей все, что слышим в народе, думы народа. Твои трактористы – люди государственного ума. Они понимают, что здесь – передний край борьбы за урожай. Они думают о своей МТС и колхозах не только в служебное время, как некоторые из нас. Мы в колхоз приехали и уехали, по трудодням нам в колхозе не получать. А для них это дом. Колхоз – это вся их жизнь, настоящая и будущая. Днем и ночью думают они о своей жизни!..
В кабинет вошла Марья Сергеевна Борзова.
– Не помешаю? – спросила она, приостановившись у порога.
– Нет, не помешаешь. Заходи. Садись.
Марья Сергеевна села на стул у окна, небрежно причесанная, какая-то осунувшаяся, с красными пятнами на щеках, будто недавно плакала. Мартынов внимательно посмотрел на нее.
– Вот женщина мучается не на своем месте, – сказал Мартынов, достав из ящика стола пачку папирос и закуривая. – Семенной конторой заведует. А бывшая трактористка. Да какая трактористка! С Пашей Ангелиной соревновалась!.. Слушай, Марья Сергеевна! Пойдешь к нему, – кивнул на Глотова, – замполитом? У них есть замполит, хороший парень, но больной, инвалид, ездить по бригадам ему тяжело. Найдем ему работу полегче. Это же твое любимое: степь, трактористы, машины!
– Что ты говоришь! – Глотов удивился. – Ее к нам замполитом? Так Виктора Семеныча-то послали в другой район… Куда его, Марья Сергеевна?
– Не послали, – ответила Борзова. – Он сам уехал. В Борисовку. Преподавателем истории в среднюю школу поступает.
– Я не знал, что он уехал, – сказал Мартынов. – Мы предлагали ему здесь работу, в сельхозснабе… Давно уехал?
– Позавчера.
– Вот, как же так? – пожал плечами Глотов. – Муж будет работать в Борисовке, а она – здесь? Это для нее неподходяще.
Борзова молчала.
– Он еще не снимался с учета, – сказал Мартынов. – Может быть, передумает?..
– Петр Илларионыч! – Борзова посмотрела на Мартынова. – Я пришла к тебе посоветоваться по очень важному делу… Для меня важному… Если ты занят, я позже зайду.
Глотов встал.
– Я пойду. Мы кончили, Петр Илларионыч?
– Нет, не кончили. Характер тебе придется менять.
– Попробуем… Если возможны в природе такие вещи.
– Бывает, бывает, Иван Трофимыч: с возрастом меняется характер у человека. Посиди там немного. В два – бюро.
Глотов вышел.
– Что случилось, Марья Сергеевна? – обойдя стол и остановившись у окна, спросил Мартынов.
Борзова отвернулась к окну, губы у нее задрожали. Вместо ответа она припала лбом к спинке стула и горько заплакала. Мартынов растерянно налил из графина воды в стакан, поставил его на подоконник возле Борзовой.
– Не хочу я ехать с ним в Борисовку, Петр Илларионыч, – справившись с собою, заговорила Борзова. – Как мне трудно! Что мне делать?.. Я бы осталась здесь. В МТС я бы пошла. Я сама хотела просить у тебя другую работу. Но как же мне быть?.. Я с ним не хочу жить. Не могу! Как с ним тяжело. Я ни одному его слову не верю… С кем я прожила двенадцать лет? Дура, почему не ушла раньше? А теперь стыдно. Пока был на высоком посту, жила с ним, примирялась, а в трудную минуту, когда ему плохо, бросить? А дети? Двое у нас. Я их не брошу! И ему не отдам!.. Кого он из них воспитает? Таких эгоистов, как сам? Не отдам! Что мне делать?..
Мартынов долго молчал. Часы пробили два раза.
– Прости, Марья Сергеевна. Сейчас ко мне придет народ. У нас в два часа бюро. Если хочешь со мною поговорить об этом, я приду завтра сюда пораньше, часов в восемь. Хорошо? Приходи, поговорим.
Борзова встала.
– Нет, не уходи, посиди. Сегодня у нас на повестке вопрос: о работе МТС. Разошлем всех проводить партийные собрания. Может быть, и ты поедешь? А?
Вошли председатель райисполкома Иван Фомич Руденко, второй секретарь райкома Медведев, редактор районной газеты Посохов, Глотов, директор Олешенской МТС Никифоров, секретарь парторганизации этой же МТС разъездной механик Гришин, директор третьей МТС Зарубин. Мартынов хмуро поздоровался с ними, расстроенный слезами Марьи Сергеевны, помолчал несколько минут, собираясь с мыслями. Сел за стол, нажал кнопку звонка.
– Зови всех, – сказал он заглянувшему в дверь помощнику. – Кого еще нет?.. Товарищи члены бюро! Мы хотели сегодня заслушать доклады директоров и секретарей парторганизаций МТС. Но я думаю, давайте мы перед этим сделаем так: разъедемся по МТС и проведем там партийные собрания. Поговорим с коммунистами на месте. Пригласим коммунистов и из колхозов. Там мы больше выясним – в чем причины плохой работы наших МТС? Все выясним – где наши недоработки, что мы сами в силах преодолеть, а в чем нужно просить помощи у областных организаций и у Москвы. Только надо приехать не за полчаса до собрания, а пожить там, по крайней мере, денек-другой. Походить, поговорить с людьми, подумать. А?.. Ну, давайте решим: кто куда поедет?..
1953
