Текст книги "Собрание сочинений. Том 2"
Автор книги: Валентин Овечкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 36 страниц)
Четвертая картина
Дом Насти. Вечерние сумерки. Настя, вернувшись из района, лежит, не зажигая огня, накрывшись шалью, на диване в прихожей. Столик, за которым сидела Люба, отодвинут к стене. Посреди комнаты валяется стул.
Стук в дверь. Входит Черных.
Черных. Можно войти?
Настя, чуть пошевелившись, что-то невнятно отвечает ему.
Темно… Кто-то будто есть. Хозяйка дома?
Настя. Дома.
Черных(подходит). Здравствуй еще раз. Чего лежишь? Захворала?
Настя. Нет…
Черных. С вечера спать легла… Свет зажечь? (Находит выключатель. На секунду комната освещается.)
Настя. Не надо…
Черных (гасит свет, поднимает стул, садится). А я к вам в колхоз приехал.
Настя. Правление – рядом.
Черных. Знаю я, где ваше правление. Там никого нет… Давно вернулась? Ты сразу из райкома домой поехала?
Настя. Да… (Помолчала). А Шаврова хата – напротив, за колодцем.
Черных(удивленно). Гонишь? Не вовремя зашел?
Настя. Устала я сегодня. Люди, люди, разговоры…
Черных. Хорошо, я уйду. (Встает.) А может, ты обиделась на меня, что не заступился в райкоме?
Настя. Кто я вам такая, чтоб за меня заступаться. И не ждала от вас защиты. Сама себе защита.
Черных(немного смущенно). Не ждала? Ну, конечно… (Делает шаг к двери.)
Настя приподнимается.
Настя. Чего мне так холодно?.. Что там на дворе?
Черных. На дворе тепло.
Настя. А меня знобит.
Черных. Перенервничала.
Настя. Ну, мои нервы ко всему привычны… Что это вы за кличку мне придумали: «вечный передовик»?
Черных. А… Я не в насмешку сказал. (Садится.) Неужели тебе нравится, что другие из года в год отстают?
Настя. Я не возражаю – пусть обгоняют.
Черных. Опять не то говоришь! Помоги другим с тобою поравняться, а сама – дальше вперед, если не хочешь потерять славы. Больше жизни было бы! Больше тебе беспокойства!
Настя(усмехнувшись). Вот чего вы мне желаете.
Черных. Самого лучшего!.. А разве от того, что ты успокоилась – легче тебе?
Настя. Успокоилась?..
Черных. Вожаком была ты, Настя, за то и любили тебя… Что ты сказала, помнишь, в ту ночь, когда я пришел: с кем строить?..
Настя. Я не про всех сказала – про наш колхоз.
Черных. Чем же ваш колхоз хуже других?
Настя. Не знаю… Может, я сама хуже стала… Я ли не хотела хорошей жизни всем на свете?..
Черных(оглядел комнату). Одна живешь? Никого больше нет у тебя?
Настя. Одна… Сестренка была со мною в эвакуации, на Урале, – замуж вышла там… Ох, война! Верите, Василий Павлович, за войну и за эти годы, чувствую, будто на двадцать лет постарела.
Черных. Еще бы! Что пережили…
Настя. Устала я. И поддержки нет.
Черных. Ну, это неправда! Сегодня тебе хотели от души помочь. Зачем убежала? Куда? В пустую хату. Стены тебе помогут здесь?
Настя. Стены… Насмотрюсь еще на них за зиму… Пока работы в поле – редко бываю дома. А вот зима придет, холодная, снег белый, вьюги…
Черных. Устала?.. Мы в первых рядах идем. И слава нам, и тяжесть – все на наши плечи… Но так уж мы привыкли строить, что без этого жить не можем.
Настя. Это верно, не можем… Может быть, я что-то перестала понимать… Бабы, бабы. Нам бы человека посильнее нас. Трудно нам!.. Вас Тимошин прислал со мною поговорить?
Черных. Нет… Я бы и сам приехал… Знаешь, что Тимошин еще сказал о тебе, когда ты ушла?
Настя. Что?
Черных. Что ты заболела чистоплюйством.
Настя. Что?.. (Засмеялась.) Это еще что такое?
Черных. Это… как бы тебе сказать… ну, не прощаешь другим их недостатки. А сама тоже была когда-то такой.
Настя. Нет! Никогда я против колхоза и в мыслях плохого не подумала!.. Мой муж рвался отсюда в город, нравилось ему, как рабочие живут культурно, дружно. А я ему говорила: уехать – легче всего. Надо сделать, чтоб и здесь было все, как в городе!
Черных. Тимошину тоже, конечно, не все равно, как ты дальше будешь…
Настя. Работать?
Черных. И работать, и жить… Если бы ты просто зазналась – ну что ж, пустой человек. Не так жалко было бы.
Настя. А вам меня жалко?
Черных(помолчав). Я, Настя, давно в партии. Это всегда было главным нашим делом – собирать лучших людей. Беспокойных, настойчивых. Как золотые самородки искали мы их. Случалось – ошибались. Блеснет что-то красивое в человеке, рассмотришь – нет, не золото. Настойчивость тоже разная бывает – чего и как добиваться…
Настя. Может, в вашем колхозе иначе относились к стахановцам. А у нас… В район поедешь – почет тебе, выбирают в президиум, все такое, в области тоже душевно принимают, в Москве – еще лучше. А дома, где каждый день трудишься, – и сплетни, и злоба, и насмешки. От тех самых, для которых трудишься!..
Черных. Не много чести передовикам, если бы им легко было.
Настя. Не то трудно, что трудно, а то трудно, что… (Улыбнулась.) Наговорила!.. Ну, почему бы не понять всем, всем: сегодня больше поработаем – скорее наступит то время, когда всем нам легче станет!
Черных. Все, может быть, еще не поняли, а многие – поняли. Что сказала Голубова: «Чтоб никогда больше никакой враг не пришел на нашу землю!» Это – клятва, верь таким словам!.. А об усталости ты мне не говори. Я тоже будто одну жизнь уже прожил… Поддался было горю, чуть оно меня не сломило. Не хотел на родину возвращаться. А потом посмотрел, как людям трудно. Не мне одному. Нет, поддаваться нельзя!..
Песня на улице. Настя встает, раскрывает окно.
Настя(слушает песню). Мои девчата. С поля идут… Без меня сегодня работали.
Черных. Хорошо поют…
Настя. Раньше всех на работу, позже всех домой. Сколько лет уже я с ними!.. (Срывает с куста под окном веточку сирени.)
Черных. Что это?
Настя. Сирень.
Черных. Почему она в это время цветет?
Настя. Второй раз в нынешнем году зацвели у меня эти кусты. Бывает так… Осенний цвет.
Песня приближается.
(Распахивает все окна). А луна какая! Все видно, как днем. Вон на речке гуси белые спят… Вот поют! (Оборачивается к Черных.) Загулять, что ли, товарищ Черных?
Черных. По какому случаю?
Настя. Но случаю, что не заслужила Героя. Русские люди зовут к столу и на именины и на поминки… Да просто так – вечер хороший. (Кричит в окно.) Эй, девчата! Наташа! Поди сюда!
К окну подходит Наталья.
Чего распелись на улице? Заходите в хату. Тут у меня гость скучает, послушал бы вас.
Наталья(вглядывается). Кто? А мы смотрим, у тебя света нет, думали – спишь.
Настя. Василий Павлович! Зажгите свет.
Черных зажигает свет.
Наталья. Здравствуйте, товарищ Черных.
Черных. Здравствуйте.
Настя. Где были?
Наталья. За большой дорогой.
Настя. Кончили?
Наталья. Кончили.
Настя(дает Наталье деньги). Беги в лавку. Если уже закрыто – со двора пройди, постучи.
Наталья. Зачем в лавку?.. А-а… Да мы еще и дома не были… На все?
Настя. На все. Федосью позови. Шаврова… Кого встретишь – всех зови!
Наталья уходит. Настя начинает наводить порядок в комнате, застилает стол, ставит посуду.
Верно, невежа я какая! Отсылаю гостя к председателю, будто уполномоченного какого-то по контрактации телят.
Входят Ксюша, Мария, Луша, Люба.
Ксюша. Здравствуйте, Василий Павлович… Куда ж это Наташка побежала?.. О, тут вот что затевается! Хлеб-соль на столе.
Мария. Здравствуйте… Не на сговоры ли позвала нас?
Черных. Песни ваши послушать захотелось ей. Хорошо поете.
Мария. Наши-то песни она каждый день слышит!..
Луша. А что? Давайте, девчата, споем. Какую еще?
Ксюша. Погоди, отдохни. От твоего голоса тут стекла посыпятся, как от бомбежки.
Все принимаются помогать Насте собирать на стол. Настя говорит что-то шепотом женщинам – речь идет о добавке к ужину. Женщины уходят, через некоторое время возвращаются, неся кто помидоры в фартуке, кто арбуз, кто блюдо, накрытое полотенцем.
Настя. Люба! Давай подвинем стол на середину. Убери книжки на полку.
Люба. Стульев еще надо.
Настя. Принеси лавку со двора.
Наталья(входит). Ваше приказание выполнила! (Ставит на стол бутылки, консервные банки.) В аккурат подогнала, без сдачи. Народу много придет. Игнат с Фроськой придут, Федосья, Шавров обещал.
Ксюша. А верно – с чего это ты, Никитишна, надумала?
Наталья. Да, да, с какой радости? Может, хорошее известие из района привезла?..
Входит Дуня – рослая, медлительная, спокойная в движениях девушка, – деловито несет на ремне через плечо баян.
Люба. Вот и гости!
Дуня. Добрый вечер!
Наталья(к Черных, указывает на Дунин баян). Перешли на самообслуживание, Василий Павлович. Баянистов еще не хватает, а попеть, потанцевать девушкам хочется.
Луша. Теперь под баян споем. Давай, Дуня! Дуня. Я еще не все умею, только учусь.
Садится, начинает перебирать басы баяна, наконец, берет правильно и громко аккорды, играет «Вишню». Женщины поют:
На горе белым-бела
Утром вишня расцвела.
Полюбила я парнишку,
А открыться не могла.
Я по улице хожу,
Об одном о нем тужу,
Но ни разу он не спросит,
Что на сердце я ношу.
Только спросит – как живу,
Скоро ль в гости позову…
На пороге – Федосья Голубова, Дарья, Алена, Марфа Семеновна. Пауза. Дарья и Алена, переглянувшись, подхватывают затихшую при их появлении песню:
Не желает он, наверно,
Говорить по существу.
Настя. Люба! Давай еще тот столик. Приставь сюда. Наташа! Принимай гостей, будь За хозяйку. (Села за стол, задумалась.)
Наталья(рассаживает гостей). Кто хочет сыт быть – садись ближе к хозяйке, кто выпить хочет – к хозяину… А хозяина-то и нет… Василий Павлович! А ну-ка – за хозяина! Разливайте. Девчатам вот в эти, маленькие!
Луша. Вот попали вы, товарищ Черных, в женскую компанию!
Черных. Хоть бы пришел кто-нибудь на помощь.
Наталья. Придет парень. Вы его знаете, воевали вместе.
Черных. Кто?
Наталья. Да я уж говорила: Игнат Седов.
Черных. Седов?.. Командиром отделения у меня был. Так он мне писал, что до сих пор служит в оккупационных войсках.
Наталья. Пришел недавно, на прошлой неделе.
Ксюша. Настя! Так за что выпьем?
Луша. Тише! Чапай думает…
Федосья. Мы-то званые пришли на ваш пир или нет? Наталья говорит: «Идите вон туда, где огонь светится». А может, по другому делу?
Настя(поднимает голову). Званые… За ваши успехи, Василий Павлович!
Черных. А за ваши?
Луша. Дойдет черед и до наших.
Настя. Закусывайте, Ксюша! Передай хлеб на тот край… Ой, соль рассыпала!
Марфа Семеновна. Кинь щепотку через левое плечо!
Настя. Зачем?
Марфа. А то поругаешься с кем-то.
Настя. Еще поругаюсь?..
Федосья. Может, теперь, бог даст, с кем нужно…
Входят Игнат Седов и Фрося.
Игнат. Разрешите присутствовать?
Наталья. Пожалуйста. Только тут мы вас разлучим. Фрося! Садись к девушкам. А ты, Игнат Трофимыч, сюда, к своему командиру.
Черных(встает). Сержант Седов!
Игнат. Никак нет – гвардии лейтенант.
Целуются.
Товарищ капитан!.. Василий Павлович!
Черных. Майор… Где же ты потом воевал?
Игнат. О, до самой Эльбы!
Черных. Долго тебя продержали в армии!
Игнат. По молодости. Тебе, холостому, говорят, не к кому домой спешить.
Отходят от стола, разговаривают.
Дуня. Пусть поговорят. Фронтовые друзья встретились. А мне что делать? Я дома ужинала… Ну, я вам сыграю. Кушайте, как в ресторане, под музыку.
Играет вальс.
Федосья. Выпьем, Настя?..
Дуня перестает играть. Настя, молча взглянув на Федосью, наливает ей.
Ты такой была, как эти (на Фросю) девчата, когда колхоз зачинался. Нам, пожилым, труднее от старого отвыкать. Молодая да бедовая была… Мириться будем или браниться?
Фрося(вскакивает). Не миритесь!
Настя(удивленно). Почему?
Фрося. Да вот вы, тетя Настя, и с председателем нашим мирно стали жить, а нам-то от этого какая польза?
Настя(смеется). Занозистая девчонка!
Федосья. И ты такой была.
Настя(серьезно). За что ты меня, Фрося, не любишь?
Фрося. Я – не люблю?
Настя. Да.
Фрося. Как сказать… (Подошла к Насте).
Настя. Ну-ну, за что не любишь?
Фрося. За то, что загордились своею славой. К вам и на козе не подъедешь, такие всегда важные да сердитые.
Настя. Загордилась? Врешь… А любишь за что?
Фрося. Тетя Настя! У меня матери нет. Папанька на фронте погиб. А сестра ушла из колхоза, на станции в буфете квасом торгует. Легкой работы ищет. Разве она меня научит как жить? Я бы к вам пришла, как к сестре старшей, за помощью, за лаской…
Настя молча обнимает Фросю.
Наталья(к Черных, который, разговаривая с Игнатом, прислушивается и к разговору Насти с Фросей). Василий Павлович, что ж вы ушли? Садитесь за стол. Не в эмтээс ли сманываете Игната Трофимыча? Не надо! Нам такие офицеры и в колхозе нужны.
Игнат(идет с Черных к столу). Нет, я хочу в колхозе остаться… А все же – трудное мое положение!
Черных. Почему?
Игнат. Сразу из десятилетки на фронт пошел. Воевать научился, а больше никакой специальности не приобрел. Полгода только после школы поработал помощником машиниста на мельнице… Но я ведь на фронте последнее время ротой командовал. Вот с такими бородами были у меня бойцы-сибиряки. Слушались.
Черных. Да вижу (указывает на орденские колодки Игната), что слушались… Коммунист?
Игнат. Да. В армии вступил.
Черных. Хорошо! Одним членом партии в колхозе прибавится.
Игнат. Хотел вот еще с Настасьей Никитишной посоветоваться. Здесь в третьей бригаде с дисциплиной плохо. Бригадир добровольно мне должность уступает. Говорит: «Просись на мое место, а я по инвалидности – на покой». Как-то неудобно самому набиваться. Доверят мне бригаду?.. Настасья Никитишна!
Федосья. А ты не ее одну спрашивай. Как народ скажет на собрании.
Игнат. Да… (Принял намек.) Вот военные уставы знаю, а колхозные – забыл… Подметил я в себе такое. Все вспоминается: какие города брал, какие реки форсировал, где бои были, за что награды получал. Очень люблю рассказывать про войну. И даже страшно стало, как подумал: может, еще пятьдесят лет проживу и все буду эти четыре военных года вспоминать? И ничего больше видного не сделаю?..
Черных(с удовольствием слушает молодого ветерана). Посиди, присмотрись, что здесь происходит.
Игнат. За ваше здоровье, Настасья Никитишна! (Чокается с Настей). Пол-России после этой войны с чинами, с орденами. Если каждый подумает: «Всё! Достиг своего!» – так и жизнь остановится.
Настя. Прости, Игнат Трофимыч. С тобою мы всегда поговорим. А людей-то я собрала зачем?..
Большая пауза.
Наталья(видя, что Настя еще не собралась с мыслями). Давайте станцуем что-нибудь. Дуня, сыграй!
Дуня играет вальс, женщины танцуют. Настя отошла, стоит у окна. На минуту гаснет свет. Музыка – тише. Поворот круга в темноте. Когда свет зажигается – Игнат и Фрося одни во дворе у крыльца Настиного дома. Видны два освещенных окна, из них доносится музыка.
Игнат. Фрося!.. Я что-то хочу сказать тебе.
Фрося. Что?
Игнат(берет Фросю за руку). Почему я тебя совсем не помню до войны?
Фрося. Гм… Не помнишь? А мы далеко от вас жили, на том краю, за школой вторая хата. Нашу хату немцы спалили, теперь я у тетки живу.
Игнат. Отца-то вашего я знал. Неужели у Степана Ильича Любченко была такая дочка?
Фрося. Вот – была…
Игнат. Нет, не помню!
Фрося. Так я была маленькая.
Игнат. Ты и сейчас маленькая.
Фрося. Мне сейчас девятнадцать, а тогда было двенадцать… А я тебя помню. Ты большой был, да…
Игнат. Ну-ну, какой, говори.
Фрося. Глупый. Тебя девушки не любили. Приглашают тебя потанцевать, а ты говоришь: «Работайте ногами, кто головой неспособен». Зачем ты так говорил?
Игнат. Да я стеснялся тогда девушек.
Фрося. А на меня ты и не смотрел. Конечно, не помнишь!.. Ты мотористом на мельнице работал. Важный такой ходил, как… индюк. Меня мама послала в кочегарку горячей воды набрать на стирку, а ты поймал меня за косичку, говоришь: «Будешь еще, выдра курносая, лазить сюда?» – и хотел мне на наждачном точиле нос подточить. Я испугалась!
Игнат. А, вспоминаю!.. Бегала к нам девчонка рыжая, такая оторвиголова! С мальчишками дралась. Это, значит, ты была?
Фрося. Я.
Игнат. Ничего похожего! Конопатая, рыжая, ноги худенькие, как палочки. И такая стала хорошенькая!
Фрося. А, не обманывай! Хорошенькая!..
Игнат. Верно, Фрося. Ты лучше всех девушек.
Фрося. Скажешь!.. Вот ты – какой стал! Офицер. Раненый был. Бедненький!.. Зачем ты погоны снял? Тебе с ними красивее.
Игнат. Не положено в запасе носить.
Фрося. И ордена не надел… Мне девчата завидуют, что ты все со мною гуляешь. Я тебя издали слышу, когда проходишь вечером по нашему переулку: идешь – и медали звенят.
Игнат. Фрося!..
Фрося. Что?..
Игнат обнимает ее, хочет поцеловать.
Ой, не надо! (Вытирает быстро рукавом губы.) Увидят. (Оглядывается на окна).
Игнат. Не увидят.
Фрося. Еще придет кто-нибудь сюда…
Игнат. Пока придет… (Целует Фросю.)
Фрося(после поцелуя, растерянно). Спасибо… Игнат. Что?.. (Рассмеялся.) Что ты сказала? Фрося. Не надо, не смейся!.. Игнат! Я еще никогда ни с кем не целовалась. Я не знаю, что надо…
Игнат нежно привлекает к себе Фросю и еще раз целует ее. Гаснет свет. Поворот круга. Свет. Дом Насти. Дуня играет, женщины танцуют. Игнат с Фросей стоят у двери. Настя делает знак Дуне, чтоб перестала играть, возвращается от окна к столу.
Настя. Ну, вот что, бабы! Я вас не на девишник позвала… Василий Павлович! Что на фронте делают, когда войско неудачу потерпело?
Черных. Командир сначала садится, берется за голову руками и думает. Ты это уже сделала.
Игнат. Подсчитывает убитых и раненых.
Луша. Ну, у нас все живы-здоровы.
Федосья. Одна Фроська с Игнатом собираются, кажется, опять пропасть без вести.
Фрося. Нет, тетя Федосья, мы не уходим!
Черных. А перед новым наступлением в штабе разрабатывается план.
Настя. Вот! Думайте, бабы, думайте!
Алена. Кому думать-то? Вам или нам?
Мария. Погоди, не чуди.
Федосья. Тут дело серьезное. Всем надо подумать.
Настя. Сегодня меня в райком вызывали… Не будет нашему звену в этом году наград.
Наталья. Почему?
Настя. Не выполнил колхоз плана урожайности.
Наталья. Ну, и как теперь?
Настя. Ну, и нам – ничего… Сказал товарищ Тимошин спасибо за наши труды… Досталось мне за то, что колхоз плана урожайности не выполнил. (Усмехнулась.) Вот как пришлось! На других лютовала, что на поводке надо их тянуть вперед, а и меня самое легонько подтолкнули в шею. Так легонько, что в глазах потемнело. Ну, ничего, мы к нежностям и непривычны.
Ксюша. О, бабы, что ж это такое выходит?
Мария. Стало быть, не с радости решила кутнуть?
Настя. Да и не с горя!..
Луша. Значит – за всех мы в ответе?
Настя. За всех… А что же нужно сделать, чтоб колхоз поднять?..
Наталья. Как же заставить всех по-нашему работать? Свои руки всем не приделаешь.
Черных. У рук есть помощники – машины. Надо такую агротехнику показывать людям, чтоб на всех полях можно было ее применить. Думаю об урожаях, но забывать о машинах, это все равно как, ну вот на фронте, – поставить задачу только пехоте и забыть об артиллерии, «катюшах», танках.
Фрося чихнула.
Игнат. Правильно!
Все смеются.
Дарья. Эх, Василий Павлович! «Не сама машина ходит, человек машину водит». Есть у нас такие людишки, что – ни так, ни этак. Хоть в мягком кресле поедет с сеялкой по полю – все равно наделает огрехов. Давно надо перед всем народом ответа от них потребовать: как они думают дальше жить с нами?
Луша. А кто им дал послабление? Сам председатель.
Фрося. И нашим и вашим! Всем угодить хочет!
Настя. Насчет Шаврова я вам так скажу, бабы: надо нам, не надеясь на него, самим во все вмешаться.
Федосья. Давно, Настя, ждем мы от тебя этих слов!..
Входит Шавров.
Шавров. Хлеб-соль!
Наталья. Милости просим к нам!
Шавров. Чего это вы загуляли?.. (Кланяется Черных.) Василию Павловичу! (Садится на диван, подзывает Настю. Вид у него озабоченный.) Слышь, Настасья Никитишна! Звонил мне сейчас Тимошин. Нашумел, накричал!..
Настя. За что?
Шавров. Говорит: «Наступила осень, люди в это время уже наперед планы составляют. У нас, хлеборобов, говорит, год с осени начинается. Какой у тебя генеральный план борьбы за урожай в будущем году?..» Да… А какой он, генеральный?.. «Ну о чем, говорит, ты, председатель, лично думаешь сейчас, когда зябь пашешь, озимку сеешь?» – «Да много, говорю, всяких мыслей в голову лезет…»
На пороге – Иван Гаврилович.
Иван Гаврилович. Нашел, у кого мысли спрашивать! У Прокопа нынче одна мысля: кому бы негодный мотор с крупорушки продать.
Шавров. А, помолчи, дед!..
Иван Гаврилович. Почтение женскому синоду!
Марфа Семеновна. Садись, Иван Гаврилыч! Желанный гость! Садись!..
Шавров. Напиши, Настя, Тимошину. Обмозгуй чего-нибудь. Какую там опыляцию сможем будущим летом во всех бригадах сделать? А?
Настя. Много кой-чего можно уже во всех бригадах делать, да кто заставит их?..
Федосья. «Настя, обмозгуй». Ничего больше умного не скажешь нам?
Алена. Прокопыч! Отвечай: наш колхоз передовой или нет?
Шавров. У отсталых полмиллиона доходу не бывает.
Ксюша. Вот ты как понимаешь!.. А почему плана урожайности не выполнили?
Шавров. Да вы что? Отчета требуете прежде срока? Хоть до нового года подождите. Болячка на мою голову! Нету нигде спасения! Я думал, они меня выпить-закусить позвали.
Наталья. Дадим еще и выпить, и закусить!
Марфа Семеновна. Садись, Прокопыч, к столу. Вот тебе местечко.
Луша. Посовестился бы! Прибежал: «Настя, обмозгуй!»
Люба. Барышами хвалитесь, а куда ни глянь – прорехи да упущения!
Дуня. Клуба хорошего до сих пор не построили!
Фрося. Кировцы звуковое кино уже купили. Артисты из города к ним приезжают. А нам и передвижку некуда пустить!
Алена. Полмиллиона! Похвалился!.. А мы вот давеча читали про один сибирский колхоз «Заря коммунизма». Пять миллионов доходу. Урожай на всех полях такой, как у нас одна Настя собирает. Электричеством пашут. Водопровод в каждый дом провели!
Шавров. Еще чего? Водопровода захотели! Да сами же и пожалеете. Посмотришь утром, как сойдетесь возле колодца – целый час языки чешете, все новости друг дружке перескажете. А как потечет вода прямо в горшки в хате – и с соседкой за целый день не повидаешься!
Женщины смеются.
Федосья. Ой, трудно будет нам с тобою, Прокопыч, двигаться дальше вперед!..
Шавров(сел за стол). Так, так… (К Насте). Тебе тоже досталось сегодня от Тимошина? Аварию потерпела? Слыхал… Так по какому случаю вы тут собрались? (К Насте и Федосье). Мировую, что ли, пьете? Поладили?.. Теперь я вам неугоден стал?.. Ну-ну, наступайте общими силами!.. Председателя переизбираете? Кого же наметили?.. Тебя, что ли, Настя?
Настя. О перевыборах пока речи не было.
Шавров(на Черных). Этот – при месте. А может, тебя, Игнат? Не выдюжишь! У вас, фронтовиков, нервы потрепанные. Тут, знаешь, как нужно держать оборону против этих лиходеек? На три сажени в землю закопаться и бронею сверху покрыться!..
Иван Гаврилович. А ежели не на мужчин, а на женщин глаз кинуть? Может, из женского полу есть подходящая кандидатура?.. (Поглядел на Федосью.)
Настя. Легче было бы нам с тобой договориться, Прокопыч, если бы ты сам свою отсталость сознавал.
Дуня. Опыляция!.. Как же вы людей заставите по-научному за урожай бороться, когда сами не знаете, что и как? Гибридизацию от стратификации не отличаете!
Дарья. Мы-то поможем таким, что отстают. Придем, посоветуем чего-нибудь, пристыдим. А все же мы люди маленькие. Ежели нету в колхозе головы-ы!..
Шавров. Да вы что – всерьез?
Луша. Всерьез, Прокопыч.
Шавров(встает). Так, так… Надоел? Намозолил глаза за восемь лет? Перемены захотелось?.. За что же вы меня будете снимать? За пьянство, за буянство? А?.. А может, лодырь я? За что – старика?.. Может, припомните такой случай, хоть раз, чтоб меня, председателя, солнышко в постели застало?
Мария. Такого не было, ты не лежебока, знаем…
Шавров. А может, перед ревизией когда-нибудь хоть на копейку не отчитался?
Алена. Лишнего не скажем про тебя, Прокопыч.
Шавров. Коров давали колхозникам, которые в войну хозяйства лишились, – себе последним взял, телочку маленькую…
Марфа Семеновна смахнула со щеки слезу. И Наталья с Дарьей готовы расплакаться.
Хату мою спалили. Приехал с Урала – в землянке жил до последнего дня, пока всем новые хаты построили… А может, лишний пуд зерна себе выписал, когда с хлебом было плохо?..
Федосья. Знаем! Все знаем мы, Прокопыч! Еще больше, может, хорошего про тебя знаем, чем ты сам рассказал. Не грубиян, не безобразник. И за хозяйством болеешь, как можешь. Да, видишь ли, моготы твоей по нынешним временам – недостаточно. Мы хотим свой колхоз так поднять, чтоб вот тот колхоз «Заря коммунизма», про который Алена говорила, приезжал к нам поучиться!.. Кабы втрое больше урожая собирали – кому хуже! И государству польза, и нам. Вон молодежь, слышь, чего требует? Им и театры подай, и радио в каждую хату. А ты спокойной жизнью прожить хочешь. Нашел середину, где и за отсталость не бьют, и похвалиться вроде есть чем. Так ведь не для того колхозы, чтоб председателям удобно и покойно было жить. Нам серединки мало!
Иван Гаврилович. Мало, Прокопыч!..
Зазвонил телефон. Настя ушла к нему.
Настя. Слушаю… Слушаю! Здравствуйте, Денис Григорьич!.. Да, виделись уже сегодня. Сегодня день большой… Осердилась? Нет, только начинаю… Товарищ Черных? У меня. Позвать? Василий Павлович! Тимошин вас зовет.
Шавров. Ага! Еще одному, может, за что-нибудь всыпет!..
Черных(в трубку). Я слушаю, Денис Григорьич!.. Ваша машина? Нет, не было. За мною послали?.. Да, на моей агроном уехал на селекционную станцию… Этой ночью?.. Поезд в три с минутами. Успею, конечно… А, вон что… Хорошо, поеду…
Пока Черных, с большими паузами, говорит по телефону, Шавров делает последнюю попытку разрядить шуткой напряженную атмосферу.
Шавров(к Ивану Гавриловичу, громко). Планы, планы, комплексы!.. Оттого, дед, и трудно работать в сельском хозяйстве, что не угадаешь наперед, что случится. Надумал, скажем, скирдовать, утром встаешь – дождь обложной, погода такая, что только сидеть в хате да чай пить. Пошлешь в лавку – нету ни четвертинки, не завезли с базы. В другой раз – и завезли, и компания хорошая собралась, только сядешь за стол – бежит рассыльный с телефонограммой: «Езжай немедленно в район с отчетом по мобилизации средств». Вот тут и планируй!.. От климата зависим. Можно и по пятьдесят центнеров наобещать, да возьмешь ли столько? Как климат дозволит.
Иван Гаврилович. Ну, давай по одной. Пока климат дозволяет…
Женщины смеются.
Черных(в трубку). Хорошо, хорошо… Заехать к вам? В райкоме будете?.. Хорошо, заеду. Расскажу. (Положил трубку.) Вызывают меня в Москву.
Настя. Зачем?
Черных. Завтра начинаются там испытания тракторов новых марок, что выпустила наша промышленность. И новых прицепных орудий. Принимать их будет комиссия. В той комиссии несколько директоров МТС. Меня тоже включили. Не знаю, кто включил, вероятно, обком. Надо ехать.
Настя. Так срочно? Сейчас на станцию?..
Черных. К двенадцати дня надо быть в министерстве. (Садится.) Посижу еще немного, пока машина придет… Ну что придумала, Настасья Никитишна?..
Настя. Ох, целый день думаю – мало придумала… Бабы! Вот что нам нужно сделать. Мы тут, в своем передовом звене, верно, вроде как святые от грешных в монастырь отделились. Собрались все ретивые на работу, по характеру схожие, душа в душу. А других кто будет подтягивать?.. Наташа! Ксюша! Мария! Десять лет вместе работаем, не хотелось бы разлучаться, а может, пришло время разойтись нам?..
Наталья. Разойтись?..
Настя. Да еще, может, по разным бригадам. Вот и дадим свои руки всем!.. А я себе наберу новеньких. Я этих новеньких буду учить, а вы там – других.
Иван Гаврилович. Вот и случится, Прокопыч, чего боялся – двадцать будет таких, как Настя.
Шавров. Шуток не понимаешь…
Черных. Самое дорогое отдаешь? Девчат своих?.. (Ко всем.) В субботу к вам приедет Денис Григорьич. Он просил продолжать обсуждение вашего (шутливо) генерального плана. А в воскресенье он хочет созвать у вас общее собрание. Придется тебе, товарищ Шавров, отчитаться перед колхозниками, не дожидаясь нового года. Слышишь?
Шавров. Слышу. Отчитаемся… (Подает руку Черных.) Ну, что ж, Василий Павлович, поезжай в Москву, в министерство. А я пойду на элеватор, в пожарную охрану наниматься. Пока вакансия есть. У них вчера старший пожарник помер… Либо на амбары – сторожем… Настя! Я ли тебе не помогал?
Настя. Помогал, Прокопыч, так, что лучше бы и не надо. От нашего согласия колхозу пользы было мало.
Шавров. Эх, бабы, бабы!.. (Собрался уходить, надел кепку.)
Марфа Семеновна. Да куда ж ты уходишь, Прокопыч? Посиди с нами, нехорошо! В кои века собрались!
Черных. Погоди, товарищ Шавров. Денис Григорьич просил передать тебе: решено послать тебя на курсы. В школу председателей. На три года. Вот сейчас сказал мне по телефону.
Шавров. Чего-о? В школу?..
Фрося. Правильно! Поучиться вам нужно, дядя Прокоп!
Шавров. На три года?!
Иван Гаврилович. Не возражай, Прокоп. Без позору, по-хорошему – не снимают, на учебу посылают.
Шавров. Возраст мой не тот, чтоб за парту садиться. Своих школьников дома полно.
Черных. Ну не старик!.. Сколько меньшому, которого я за внука твоего принял?
Шавров. Восемь месяцев… Васька Ненашев из «Красного Октября» учился на этих курсах. Говорит: столько предметов проходят, и по политике, и по грамматике!..
Иван Гаврилович. Как раз то самое, чего тебе не хватает.
Наталья. Одну книжку прочитал за эти годы, и то забыл как называется. Шолохова сочинение, говорит, «Поднятая зябь».
Шавров. До книжек ли мне было? Что принял после оккупации? Три лошадиных хвоста! Сами знаете, чем сеяли, как убирали? Эх!.. Да там, на этих курсах, может, и пища такая, что мое деревенское брюхо не выдержит?..
Луша. А ты возьми из дому мешок сала, яичек побольше, бидон меду – не отощаешь.
Наталья. Передачу будем возить тебе, по старой дружбе.
Иван Гаврилович. Соглашайся, Прокоп, не отказывайся!.. Сдашь экзамен на пятерки – вернешься профессором!
Шавров(озлившись). А что, пятерка такая уж недостижимая цифра?.. (Снял кепку, сел опять за стол.) Ежели на то пошло – нажму на науку!..
Смех, молодежь аплодирует Шаврову.
Марфа Семеновна. Ух!.. (Перекрестилась.) Ну, слава богу!.. Поучись, Прокопыч, еще возьмешь свое! А то такое сгородил – в сторожа! Ходить мимо амбаров да плакать, на тебя глядя?..
Гудок машины на улице.
Дуня. Машина пришла.
Настя. В такую минуту нас покидаете…
Иван Гаврилович. Я думал – посидим, поговорим с тобою… Посошок на дорогу, Вася! (Шаврову.) Наливай, студент!..
Черных. (Насте). Так решила – отдать девчат, набрать новеньких?.. Нет, думаю, этого тебе мало – сызнова начинать на десяти гектарах. Бригаду тебе надо бы взять.
Настя. Бригаду?.. Хорошо, пусть мне дадут бригаду… Вот Федосью Андреевну выберем председателем…
Федосья. Что ты, Настя?..
Дарья. А мы уж давно решили, Федосья: как будет собрание, тебя будем кричать!
Фрося. Вас, тетя Федосья, вас!
Настя. Что ты – не поведешь за собою людей? Не сможешь доказать, что хорошо, что плохо?.. Тому трудно доказывать, у кого у самого за душою ничего нет.
Федосья. Меня – в председатели?.. Настя! Ты это как говоришь? С чистым сердцем?..
Настя. Даю тебе слово, Федосья Андреевна, вот при людях: буду помогать. Колхоз – наш дом, нам с тобою в нем жить… Ты двух сыновей отдала за нашу победу.
