Текст книги "Собрание сочинений. Том 2"
Автор книги: Валентин Овечкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 36 страниц)
Шубин. Не знаю, как с этим Днем тракториста… Нет же Указа Верховного Совета насчет такого праздника.
Соловьев. Указа нет, но здесь люди сами издавна начали его проводить. Во всех МТС. Мы с тобой люди новые, а тут это уже в традицию вошло. Праздник проводят на вольном воздухе, в роще, на берегу реки. Выезжают туда машинами, пищепром вывозит мороженое, безалкогольные напитки. Самодеятельность выступает.
Шубин. В прошлом году тут, говорят, в День железнодорожника двое пьяных в речке утонуло.
Соловьев. Ну что ж, теперь из-за двух пьяных все праздники прикрыть? Ничего, Павел Арефьич, все будет аккуратно, беру ответственность на себя. Поговорим с бригадирами, с коммунистами. Жены трактористов приедут, тут же будут, с мужьями, присмотрят за порядком.
Шубин. Какая жена, а то еще больше мужа выпьет…
Соловьев. Нет, нет, нельзя, надо провести! Обидятся люди.
Шубин. Если проводить такой праздник, то надо бы как-то отметить на нем передовиков весеннего сева. Я-то вообще не против. Это, конечно, поднимает дух. Премии бы дать ребятам, подарочки хорошие, кому часы, кому велосипед. Но денег на это дело у нас, кажется, ни гроша. Сейчас узнаем. (Открывает дверь в соседнюю комнату, зовет.) Татьяна Ивановна! Зайдите на минутку!
Входит Татьяна Ивановна, бухгалтер МТС.
Татьяна Ивановна. Слушаю вас, Павел Арефьич.
Шубин. Татьяна Ивановна! Будем проводить День механизатора.
Татьяна Ивановна. Очень хорошо! Я в прошлом году выступала на этом празднике в самодеятельности. Кажется, имела успех. Подготовлю новый репертуар.
Шубин. Вот и прекрасно. А деньжата на премии у нас найдутся?
Татьяна Ивановна. Деньжата?.. Нет ничего.
Шубин. Директорский?..
Татьяна Ивановна. Пусто.
Шубин. Я вчера договорился с райпотребсоюзом. Они покупают у нас…
Татьяна Ивановна. Что бы они ни купили у нас, Павел Орехович, все такие суммы поступают на соответствующие счета, и на премии оттуда мы не можем взять ни копейки.
Шубин. Какой я вам Орехович?
Татьяна Ивановна. Простите, пожалуйста! Слышу часто, как вас другие называют, и сама обмолвилась.
Шубин. Но у нас же есть всякие экономии! Неужели нельзя там несколько тысчонок выкроить? Для святого дела! Для премирования передовиков весеннего сева и вспашки паров!
Татьяна Ивановна. Перечисления из статьи в статью категорически воспрещены.
Шубин. А я вот возьму у вас под отчет пять тысяч, куплю подарки передовикам, а вы потом в какую хотите статью заносите их!
Татьяна Ивановна. Ну что ж, это уже будет уголовная статья. Растрата.
Шубин. Ушлю вас в отпуск, без вас сделаю. С Иваном Никифоровичем!
Татьяна Ивановна. Только через мой труп.
Шубин. Да… Тяжелая вы женщина, Татьяна Ивановна!
Татьяна Ивановна. Вы хотели сказать – тяжелый у меня характер?
Шубин. Да, да! Именно – характер!
Татьяна Ивановна. (пожала плечами). Какой есть.
Соловьев. Но можно у вас взять хотя бы диван из бухгалтерии для этого кабинета?
Татьяна Ивановна. Пожалуйста! С удовольствием отдам. Только обейте его заново. Его так замаслили трактористы своими стеганками. Я на него никогда не сажусь… Можно идти?
Шубин. Можно.
Татьяна Ивановна уходит.
Все ясно. Кремень! Ни копейки из нее не выжмешь!..
Соловьев. Ну, ничего, Павел Арефьич, и без премий проведем. Отметишь передовиков в приказе, объявишь им благодарность, отпечатаем в типографии грамоты, вручим их принародно. Знаешь, есть пословица: не дорого пиво, дорого диво. Наши механизаторы не так уж мало зарабатывают, что им стоит самим купить те часы. Важно внимание проявить к людям!
Шубин. Ну ладно, договорились. Посмотри по календарю, какой там будет подходящий день, в конце месяца.
Соловьев. Да вот не помню, куда я девал календарь. (Ищет календарь между книгами на столе, открывает ящик стола, находит бумажку.) Да! Вот еще дело!.. Поступило заявление в партбюро, Павел Арефьич, на нашего молодого инженера, на Глебова.
Шубин. Какое заявление? О чем?
Соловьев. Разлагает массы, ведет агитацию…
Шубин. Что? Какую агитацию?..
Соловьев. Агитацию против МТС. Короче сказать, завел в одной тракторной бригаде разговор с трактористами о том, что МТС не нужны и что надо бы продать наши трактора колхозам. А заявление на него написал при сем присутствовавший товарищ Лошаков.
Шубин. Лошаков! Он везде присутствует! Ну-ка, дай заявление. (Прочитал заявление, повертел его в руках, положил на стол.) Да, продать трактора колхозам… Не знаю, как бы оно получилось… Конечно, колхозы наши выросли, есть уже такие, что справятся с этой техникой не хуже нас. Умному председателю дай машины в руки – он с ними еще больше поумнеет. А дай машины дураку!.. Все же есть у нас еще председатели, которые потому только и держатся, что кто-то за них пашет, сеет, убирает хлеб. Да вот взять по нашей зоне… (Задумывается, перебирает в уме). Семь колхозов таких, что можно смело продать им машины, и это им пойдет только на пользу. А три колхоза – я не знаю, там надо что-то делать. Вот этот наш знаменитый очковтиратель, передовик по взятым обязательствам товарищ Бубликов. Это же барышник, шибай, а не председатель! Он будет на тракторах картошку в Донбасс возить продавать! Или – Сидоркин. Называется – тридцатитысячник! Приехал поднимать колхоз «своими руками», а с первого дня поглядывает, как бы «своими ногами» назад удрать!.. Если передавать машины колхозам, то надо тогда еще раз пересмотреть кадры председателей. Тут уж нельзя нигде оставлять разгильдяев или таких, что ни рыба, ни мясо, ни богу свечка…
Соловьев. Погоди, Павел Арефьич, ты вроде как уж всерьез начал обсуждать предложение Андрея. Не в этом же дело. Тут о самом Андрее речь. Надо что-то решать.
Шубин. А что – об Андрее?
Соловьев. Вот те и раз! Да вот же – заявление на него!
Шубин. Не знаю, что тут решать…
Входит Лошаков с кипой книг под мышкой. Из книг торчат длинные закладки.
Лошаков. Здравствуйте, товарищи!
Шубин. День добрый… Вот счастливый человек! В бессрочном отпуску! Я бы на твоем месте, Григорий Софроныч, справил ружьишко, удочки, сети и целыми днями из речки не вылезал! Погода-то какая стоит! А сомята, говорят, как берутся сейчас на подпуска!
Соловьев. Между прочим, Григорий Софроныч, наш рабочком открыл лодочную станцию на реке. Три лодки там у них, двухвесельные. Они, правда, за деньги дают их, напрокат, по рублю за час, что ли, но тебе, как почетному пенсионеру, можно и бесплатно. Мы договоримся. Бери лодку хоть на целый день и плыви куда-нибудь подальше!..
Лошаков. Как – подальше?
Соловьев. Ну – по реке туда, к самым красивым местам, под Гремячее или под Любимовку. Вот там-то, Павел Арефьич, и сомят берут – под Любимовкой, где белая гора. Знаешь то место? Возле парома. Да не сомят, а сомов! Вот таких! (Показывает.) По пуду!
Лошаков. Я этими делами не занимаюсь.
Шубин. Не любишь природу? Зря! Переночевал бы хоть раз у лесного озера или на речке, у костра, послушал бы, как птицы восход солнца встречают, как под утренним ветерком лес просыпается, травка на полянах шелестит. Это, знаешь, так очищает душу!..
Лошаков. Я восход солнца каждый день в своем дворе вижу. И птиц у нас хватает на тополях, грачей особенно. Чуть станет рассветать – орут, проклятые, спать не дают… Заявление мое еще не разбирали?
Соловьев. Да нет еще. Бюро было три дня назад, а партсобрание по плану двадцать девятого.
Лошаков(кладет книги на стол). Вот я здесь подобрал все решения о машинно-тракторных станциях, начиная с первой МТС, что была организована у нас в Советском Союзе в 1928 году. Шевченковская МТС Одесской области. Слыхали про такую? (Раскрывает книги перед Соловьевым.) Вот одно решение. Вот другое решение. Вот третье развернутое решение. Вот еще. Вот еще. Везде, где закладки, это об МТС. И во всех решениях подчеркивается, что МТС являются не только хозяйственными организациями, но и политическими. Им принадлежит организующая, направляющая роль. Я оставлю все это у вас. Прочтите внимательно.
Соловьев. Зачем? У меня есть все эти сборники. Я только не привел еще в порядок библиотеку.
Лошаков. Ничего, ничего. Там вы будете искать, а здесь я уже все нашел и отметил. Прочтите. Вот, пожалуйста. (Читает.) «Машинно-тракторные станции осуществляют организующую роль и являются крупными государственными предприятиями…» А вот как сказано: «МТС – это важнейшие опорные пункты в руководстве колхозами со стороны Советского государства». Понятно? И после этого говорить, что МТС нам не нужны, что их надо ликвидировать, а трактора продать колхозам! Это же оппортунизм!
Шубин. Я пошел, товарищи! Меня ждут во дворе. Посылаю машины на станцию за шифером.
Соловьев. Павел Орехович!.. Тьфу, прости… ради бога! Если увидишь там Андрея, скажи ему – пусть зайдет сюда.
Шубин. Скажу. (Раскрывает дверь в бухгалтерию.) Уже увидел. Вот он сам пришел. (Пропускает Андрея в дверь.) Заходи, ты… ликвидатор!
Андрей входит, Шубин уходит.
Андрей. Вы звали меня, Виктор Петрович?
Соловьев. Да. Садись.
Андрей и Лошаков сидят, Соловьев продолжает развешивать плакаты и диаграммы.
Что ты там натворил, Андрей Николаич?
Андрей. Где? Чего натворил?
Соловьев. А вон возьми (указывает на заявление, лежащее на столе), прочти.
Андрей взял заявление, прочитал, поглядел на Лошакова, пожал плечами.
Андрей. Да, был такой разговор с трактористами.
Соловьев. Не отрицаешь?
Андрей. Чего ж отрицать, если было.
Соловьев. Как же ты до этого додумался? Почему ты считаешь, что МТС не справляются со своими задачами? И что их нужно ликвидировать?
Андрей. Не то что не справляются. Но все же много у нас неладного… С первых дней, как стал работать в МТС, я все время, Виктор Петрович, об этом думаю. Ведь фактически мы, работники МТС, держим в своих руках судьбу колхозного урожая. Но если мы вырастили плохой урожай, плохо пахали, плохо убирали хлеб – кто от этого страдает? Только колхоз. Ни с вас не вычтут из зарплаты ни копейки, ни с меня, ни с тракториста. А у колхозников трудодень – лопнул!.. Тракторист с гектара вспашки получает, а не от центнера урожая. Это все равно, как если бы на заводе рабочему платили за количество оборотов его станка, а не за продукцию, что он выпустил на этом станке… Работники МТС обрабатывают колхозные поля, и оказывается, что они меньше всего заинтересованы материально в повышении урожайности! Что же это такое? Так же нельзя дальше жить! Все время думаю об этом.
Лошаков. Он думает! А больше об этом некому подумать? Вы приехали сюда работать, товарищ, Глебов, а не думать!
Андрей. Человек так устроен, что у него есть голова. Вот он ею и думает.
Соловьев. Что-то ты не то сказал, Григорий Софроныч. Работать – значит не думать, что ли?..
Лошаков. О какой заинтересованности вы говорите, товарищ Глебов? Вы считаете, что наших людей можно увлечь только рублем на достижение новых побед в социалистическом строительстве? Этот только вид заинтересованности признаете – брюхо? Вы забываете, что все наши трактористы – советские люди, и им колхозные интересы должны быть дороги, как свои собственные! И мыс вами обязаны не покладая рук трудиться над воспитанием коммунистического сознания у наших механизаторов, вести среди них упорную, повседневную, кропотливую массовую работу!.. Но если мне память не изменяет, в тракторной бригаде не об этом был разговор – не о материальной заинтересованности. Вы что-то начинаете тут крутить!
Андрей. Одно с другим связано. Я и об этом думал: если уж оставлять МТС, то надо как-то перестраивать зарплату механизаторов.
Лошаков. «Думал», «думал»! Мыслитель какой! Сократ!.. Да кому нужны ваши политически вредные путаные мысли? Предлагает от государственной собственности идти назад, к кустарщине. Если у вас зашевелилась там какая-то недозрелая мыслишка – совсем не обязательно выносить ее в массы. Держите ее при себе! (Встает, расхаживает по кабинету, потом, увлекшись, садится по-хозяйски на секретарское место за стол, продолжая разговор, машинально переставляет по-своему на столе чернильный прибор, пепельницу, графин, складывает книги одна на другую.) Ваш разговор в тракторной бригаде – это, по существу, выступление против решений партии! Вы отдавали отчет своим словам? Ликвидировать МТС! Вот, смотрите, что партия говорит об МТС! (Резким жестом подвигает к Андрею через стол стопу книг.) Вам знакомы эти книги? Или только по обложкам?..
Андрей берет книгу, раскрывает на закладке.
Чему вас учили там, в институте! Монпонсапом, вероятно, зачитывались, а решения партии и правительства не изучали!..
Соловьев, кончив прибивать плакат, обернулся, увидел Лошакова на своем месте, усмехнувшись, переглянулся с Андреем. Лошаков не спеша поднялся с кресла, отошел от стола.
Соловьев. Григорий Софроныч! Мне все ясно. Ты оставь заявление, а когда у нас будет бюро или собрание, я тебя, конечно, извещу. Без тебя не будем разбирать. Там расскажешь все, что имеешь сообщить по этому делу. Идет? Что у тебя еще ко мне?.. Ты просил у Шубина машину, дров привезти из лесу. Давали тебе машину? Привез?
Лошаков. Привез.
Соловьев. Очень хорошо!
Лошаков вынимает из полевой сумки бумагу.
А это что у тебя? (Берет бумагу.) А, итоги проверки соцсоревнования бригад на весеннем севе. Я уже имею эти сведения, наш рабочий комитет проводил проверку. И ты тоже провел? По собственной инициативе? Ну ничего, маслом каши не испортишь. Оставь мне. (Посмотрел цифры.) У Полякова пережог больше тонны. Но это не по их вине, там их этот старый дизель подводит. Гроб – не машина. Верно, Андрей Николаич?
Андрей. В этот дизель на восстановительный ремонт надо всадить столько денег, сколько и новая машина не стоит. Его давно пора выбраковать.
Соловьев. Не знаю, разрешат ли нам его выбраковать, а норму горючего для него надо пересмотреть обязательно, иначе у тракториста и зарплаты не хватит за пережог рассчитаться. Я поговорю с Шубиным… Ну, все?
Лошаков. Пока все. (На книги.) Оставить?
Соловьев. Нет, не надо.
Лошаков забирает книги, уходит. Соловьев идет за ним к двери, плотно ее прикрывает, возвращается на середину комнаты, берется за живот, хохочет.
«Монпонсаном зачитывались!» Ой, не могу!..
Андрей. Вам смешно, Виктор Петрович, а мне не очень… Будете обсуждать меня на партсобрании?
Соловьев. Ну, раз уж поступило такое заявление, то не подошьешь же его просто к делу. Придется разобрать. Ты, конечно, сделал глупость. У тебя могут быть всякие личные соображения насчет структуры МТС и наших взаимоотношений с колхозами, но зачем высказывать их трактористам? Ты не учел, что являешься представителем дирекции МТС и должен всячески укреплять у наших сотрудников чувство любви к своей МТС и ответственности за свой участок работы. Не с трактористами, конечно, обсуждать такие проблематичные вопросы.
Андрей. Почему же не с трактористами? Кто больше тракториста знает о всех наших неурядицах?
Соловьев. Ну, ладно. Я могу быть не согласен с тобою, могу и буду спорить по самому существу вопроса – о передаче тракторов, но я, в общем, не считаю, что ты сделал большое преступление и что тебя надо казнить. Ничего, как-нибудь отпишемся. Но впредь – будь осторожнее.
Во дворе загудел трактор. Стучат топоры на строительстве новой мастерской, вызванивают молотки в кузнице – шум рабочего дня на усадьбе МТС. В окно со двора заглядывает Шубин.
Шубин. Андрей!
Андрей. Что, Павел Арефьич?
Шубин. Ты собирался в Любимовку ехать? Машина сейчас отправляется.
Андрей. Еду, еду! Пусть подождет минутку!
Шубин отходит от окна.
Соловьев. Ты – к Максимову?
Андрей. Да. Он звонил утром. Два дня как взяли трактор из ремонта и – планетарка полетела.
Соловьев. Для таких случаев у нас есть разъездные механики.
Андрей. Нет, я сам хочу проверить, кто тут виноват: мастерская или трактористы. Это у Максимова при мне уже вторая авария.
Соловьев. Поеду и я с тобой! А здесь вечером порядок наведу. (Свертывает в трубку оставшиеся плакаты, складывает книги в одну кучу в угол.) Вчера в райкоме целый день продержали, позавчера с этими сведениями по кадрам возился – три дня в поле не был.
Соловьев и Андрей идут к двери. Соловьев хлопает Андрея по спине, хохочет.
«Кому нужны ваши недозрелые мысли, товарищ Глебов? Вы приехали сюда работать, а не думать!..»
Андрей у порога пропускает Соловьева вперед, сам на минуту задерживается. В окно заглядывает Вера.
Вера. Андрюша! Зачем они тебя вызывали сюда? Чего Лошаков приходил?
Андрей. Приехала?.. (Подошел к окну.) Здравствуй!
Вера. Здравствуй! Приехала на совещание. Всех агрономов из колхозов вызвали. По севооборотам. А у вас что тут было?
Андрей. Лошаков написал на меня заявление. Вера. Написал-таки? Вот видишь! Я же тебе говорила!.. Ну и что теперь?
Андрей. Не знаю. Будут обсуждать.
Вера. Вот тип! Какой противный!.. А Соловьев что сказал?
Андрей. Соловьев смеется.
Вера. Ну, смеется – это ничего!
Голос Шубина из соседней комнаты: «Андрей!»
Андрей. Сейчас, одну минутку!
Вера. Ты уезжаешь, Андрей? (Села на подоконник.) Как неудачно! Я могла бы сегодня остаться здесь, в колхоз поеду утром. Погуляли бы вечером в парке…
Андрей. Оставайся, Вера! Я скоро вернусь. Посмотрю аварийный трактор в бригаде и к вечеру вернусь.
Вера. Взять билеты в кино?
Андрей. А тебе очень хочется в кино?
Вера. Нет, не очень. Там плохая картина идет.
Андрей. Просто походим, погуляем. А? Сегодня ночь будет хорошая, луна. К старой мельнице пойдем.
Вера. Где девушки на троицу венки по воде пускали? Пойдем!
Андрей. А где я тебя найду вечером?
Вера. Я остановилась у подруги. Их дом напротив почты. Угловой, под красной черепицей. Запомнишь?
Андрей(повторяет). Угловой, под красной черепицей.
Вера. Постучи в то окошко, что с переулка. Во двор не заходи, у них злые собаки.
Андрей. Меня собаки не рвут. Любого цепняка отвяжу, и он будет ласкаться, пойдет за мной, как щенок.
Вера. Не хвали сам себя! Я где-то читала: хорошего человека любят женщины, дети и собаки.
Андрей. Не знаю, не читал такого. Значит, я нехороший. Девушки меня не любят.
Вера. Много ты понимаешь в девушках!.. Ты хочешь, чтобы девушка первая тебе сказала?..
Андрей. Вера!.. (Взял ее за плечи, повернул лицом к себе).
Входит Шубин.
Шубин. Андрей! Ох!.. (Отворачивается.) Да ты едешь или нет? Сколько может машина ждать?
Вера исчезает.
Андрей. Еду, еду! (Бежит к двери.)
Занавес.
Действие второеКартина третья
Сельская улица. Светлая лунная ночь. За сценой шум подъезжающих и отъезжающих машин, голоса, песни, музыка – трактористы, колхозники возвращаются с гулянья, что было где-то за селом в роще по случаю Дня механизатора.
Прошли улицей девушки и парни – с баяном, с песнями. Спустя некоторое время идут Соловьев, Шубин, Татьяна Ивановна, Федор, Степан Романович, трактористы, девушки.
Соловьев. Ну вот и отметили День тракториста!
Шубин. Повеселились! Хорошо прошел праздник!.. А ночь какая! И домой идти не хочется. Степан Романыч! Где наши двадцать лет!..
Степан Романович. Эх, кабы вернулись наши двадцать лет!
Шубин. Я парнем был здоровый, как битюг, выносливый! Прогуляешь ночь до рассвета, доберешься до постели, чуть вздремнешь – отец будит: вставай, запрягай пахать. Пашешь, еле ноги по борозде волочишь, думаешь: ну, будь оно неладно, эту ночь отосплюсь. А как услышал вечером: гармошка заиграла – пошел опять к девчатам! Неделями без сна – как на фронте!.. Ишь ты, слушай, баянист что выделывает! С переборами! Ноги на месте не стоят!
Соловьев. Понравилась тебе наша самодеятельность?
Шубин. Понравилась! Хорошо, молодцы! Не знал я, что у нас столько талантов! Ты, Федя, на баяне лучше даже, чем на тракторе, откалываешь. И «Теркина» хорошо декламировал, сам Твардовский остался бы доволен. Артист!.. Но лучше всех Татьяна Ивановна спела! Вот бы никогда не подумал! Не ожидал!
Татьяна Ивановна. Чего не ожидали?
Шубин. Что у вас такой чудесный голос. И что вообще вы способны…
Татьяна Ивановна. А мне рассказывали, как вы на Первое мая в парке лазили на макушку дуба и достали грачиные яйца из гнезда. Тоже никогда бы не подумала.
Шубин(смутившись). То меня там раззадорили. Не поверили, что я в тридцать восьмом году на паруснике «Товарищ» плавал фок-марсовым.
Федор. Матросом были? По мачтам лазили?
Шубин. Не по мачтам, а по вантам.
Федор(оглядел тучную фигуру Шубина). Не верится что-то.
Татьяна Ивановна. Не верится, Павел Арефьич!
Девушки. Не верится, не верится!
Шубин. Бросьте! Тут нет такого дуба.
Федор. Татьяна Ивановна! Когда вы пели, я лег под кустом на спину, закрыл глаза, и мне представилось, что я не на земле, а где-то на небесах. Какой голосок! Это же ангел божий пел, а не человек!.. (К трактористам.) Но попробуйте вы у этого ангела выпросить аванс, когда у вас не сойдутся концы с концами!
Трактористы. Да, выпросишь, как нее! Держи карман пошире!
Татьяна Ивановна. Дорогой Федор Алексеевич! Авансы очень вредное явление в нашей жизни и финансовой политике. Не стройте свое благополучие на авансах. Бюджет каждого трудящегося должен быть рассчитан так, чтобы не прибегать к авансам. Ведь и вам самим неприятно, когда в получку остается только расписаться за то, что было получено раньше.
Федор. Ой-ой-ой! Что я слышу! Те же уста, тот же голос и такие слова!..
Шубин. Да, ребята, если бы не эта… не этот ангел, вы бы получили сегодня по случаю Дня механизатора еще кое-что, кроме похвальных грамот.
Татьяна Ивановна. Павел Арефьич! Это нечестно – выдавать наши деловые секреты! Мало ли чего не бывает у нас в конторе! Жалуйтесь на меня на производственном совещании, но не здесь!
Шубин. Да не сердитесь! Вас хвалят, а вы ерепенитесь! Молодец! Прекрасно пели! Можно вас за это поцеловать в щечку?
Татьяна Ивановна. Нельзя. У вас жена есть.
Шубин. Ну нельзя, так нельзя… Жена в гости уехала к родным в Ленинград.
Федор уходит с девушками и парнями, подхватив под руку Татьяну Ивановну.
Степан Романович. Ваша жена в Ленинграде, а моя жена куда девалась? (Оглядывается.) Где ж это она отстала? Ехали на одной машине, а как слезли возле моста, больше я ее и не видел. Ох, и заводная она у меня! Выпьет полстопочки и пошла куролесить, гляди да гляди за нею!.. И кума нет.
Шубин. Какого кума?
Степан Романович. Да Семена Ильича, почтальона нашего. Он тоже с нами был в роще. (Прислушивается к песне женщин за сценой.) Вроде ее голос.
Все слушают песню, присев на лавочке у забора.
Шубин. Хорошо поют!..
Идет Лошаков, на минуту задерживается возле сидящих.
Лошаков. Отдыхаете? Ну, отдыхайте, отдыхайте. Спокойной ночи!
Шубин. Спокойной ночи.
Лошаков ушел в переулок.
Степан Романович. Тоже был на гулянье.
Шубин. За порядком наблюдал.
Соловьев. Испортил мне этот Лошаков весь праздник!
Шубин. Про статью говоришь?
Соловьев. Ну да. Ведь сказал я ему: двадцать девятого партсобрание, разберем ваше заявление на Глебова. Так не дождался собрания, еще и в газету послал статейку!
Шубин. Разрисовал он тебя там!
Соловьев. Разрисовал. Главный инженер ведет агитацию против МТС, а секретарь партбюро не борется с его антигосударственными выпадами. Попустительство, укрывательство, гнилой либерализм!
Степан Романович. Ну ты, Виктор Петрович, человек бывалый, выпутаешься. А вот этого молодого парня жалко! Говорил я ему, Андрею Николаичу: бойся этого Лошакова, обязательно какую-нибудь пакость сотворит!
Соловьев. С Андреем – дело хуже. Еще поступил на него материал.
Степан Романович. Ну-у? Какой материал? Откуда?
Соловьев. Письмо пришло вчера на партком. Павел Арефьич знает. Анонимное, правда. Но когда ехали утром в рощу на праздник, я показал его Андрею – не отрицает. Пишет о нем кто-то из Каменевского района, что его исключали из института; что он строгий выговор имел, когда работал на практике в Каменевской МТС, и что он бросил девушку с ребенком. Там, где учился в институте. Только ребенка не признает Андрей, а об остальном сказал: было.
Степан Романович. Что ты говоришь! Из института исключали?..
Подходят трактористы и женщины, среди них Дарья Мироновна и баянист.
Шубин. Да, брат, Виктор Петрович, какая ерунда получается. Я поначалу не придал значения, а, видно, придется все это разбирать.
Степан Романович. Ага! Вот моя отставшая супруга.
Дарья Мироновна. Куда ж ты запропал? Я думала, ты той улицей домой пошел. Я тебя там искала.
Степан Романович. Вот, вот! Я запропал! Чего б это я давал такого кругу по то-о-ой улице? Я прямо домой пошел. А Семена Ильича где потеряли? Не остался в роще?
Дарья Мироновна. Доедет! Он на своем велосипеде.
Степан Романович. Не очень-то доедет. Он там малость лишку хватил.
Женщина(к Шубину и Соловьеву). Ну чего вы тут загрустили? Опять про какие-то дела разговаривают! А мы не догуляли! Нам еще попеть, потанцевать хочется!
Вторая женщина. День тракториста раз в году бывает!
Заиграл баянист.
Женщина(поет и пританцовывает).
Сколько раз я зарекалась
Под гармошку песни петь.
Как гармошка заиграет,
Разве сердцу утерпеть?
Дарья Мироновна.
Пойду подою
Черную коровушку;
Молоко – теленочку,
Сливочки – миленочку.
Степан Романович. Какому миленочку? Мне, что ли, или кому другому?
Дарья Мироновна. Тебе, тебе, Степа!
Женщины обступают Степана Романовича.
Женщина. Вам, Степан Романович, вам!
Степан Романович(на женщин). Это, Павел Арефьич, моя бывшая женская непобедимая тракторная бригада. Кроме жены. Жена не работала трактористкой.
Женщина. Да, да, наш бригадир!
Вторая женщина. Старый наш бригадир, Степан Романыч! Дядя Степа!
Степан Романович. Старый? Это теперь он старый стал, а тогда был еще ничего!.. Вот с ними я тут, Павел Арефьич, после немцев мэтэес восстанавливал. Натерпелся лиха!..
Третья женщина. Слышите? Лиха с нами, говорит, натерпелся!
Степан Романович. Пришел я домой по ранению в сорок четвертом, а военкомат меня – на бронь: иди на старое место, бригадиром в мэтэес. И подсудобили мне бригадку – семь девчат. Как в песне поется: семь девок, один я. Все только с курсов, да и курсы-то были какие – месяц всего поучились… Машины – утильсырье, из выбракованных деталей собраны. Один трактор там остановится, за три километра, другой там – еще дальше. Язык на плечо, и бегаешь по всему полю, ни днем, ни ночью тебе отдыха. Она ж сама и мотор не заведет, и ручку ту с места не стронет, и случись какая-нибудь ерунда, свеча забарахлит, уже ревет: «Ой, машину поломала!..» Слабосердная команда! Хлебнул я горя с ними!
Женщина. Кто – с кем…
Степан Романович. Чего?..
Третья женщина. А мы не водили тебя, немощного, под руки по полям? Как разболятся у него раны, скрючит его всего!.. Без нас он бы пропал!
Вторая женщина. Носили его от вагончика к трактору, чтобы только посмотрел, в чем там причина, почему мотор заглох.
Степан Романович. Было, было!.. Вот так и работали. На карачках! А все же за весну семьсот гектаров весновспашки подняли. Три колхоза на ноги поставили!.. Вот эти все девчата у меня в бригаде были. Зина была, Настя была, Мария была. Это, Павел Арефьич, учтите, всё – трактористки. А потом повыходили замуж, детишки у них пошли – побросали машины. Теперь у них мужья зарабатывают, а они, как барыни. И на колхозную работу не ходят.
Женщины зашумели: «Не все! Которые не ходят, а которые и ходят!», «Это ты брось, Степан Романыч, на нас наговаривать!», «Когда по двадцать копеек на трудодень платили, тогда не ходили, а теперь ходим!», «У нас только одна Кузьменчиха не работает, так у нее справки от врачей!».
(Схватился за голову.) Затронул! Застрекотали, как сороки!.. Вот так, Павел Арефьич, я с ними и работал! Им – слово, а они тебе – двадцать! Да мне за то время, что я с ними мучился, за сорок четвертый год, надо бы все ордена, какие есть в Советском Союзе, присудить!..
Тракторист. Сейчас смеемся, а тогда не до смеху было. Я в другой бригаде работал. Хуже было, чем на передовой. У нас тракторист – Миша Скворцов – с фронта пришел живой, а дома на мине подорвался. Трактор – в куски, и ему два осколка вот сюда, в грудь. Насмерть…
Второй тракторист. А читал, Степан Романыч, в газете про нашего главного инженера Глебова? Пишут, что он будто выступал против мэтэес? Не нужны, мол, теперь мэтэес, без них колхозам лучше будет.
Степан Романович. Читал, знаю. Как раз в моей бригаде он это говорил… Конечно, сейчас время другое, колхозы уже не те. А тогда, после немцев, на голой земле! Что бы они сделали, колхозы, без нас? Хоть и мало было тракторов, а все же помогли всем колхозам! Всюду наши советские люди, все хотят жить! Без мэтэес не вылезли бы из разрухи. Где и коров немцы угнали до единой – там чем пахали бы землю?.. Теперь-то, конечно, не то…
Шубин. Теперь – не то…
Степан Романович. Пусть нам, кто это все зачинал, поставят памятник вот такой, от земли до неба! А потом можно и колхозам отдать трактора.
Выходит из-за угла Лошаков в пиджаке внакидку и пижамных штанах.
Соловьев. И этот туда же – отдать трактора! Оглянись! (Кивает на Лошакова).
Степан Романович(увидел Лошакова). Ох, мать честная! Черт его поднес! Не спит, ходит. Он в той хате живет на квартире.
Заиграл баянист.
Женщина(поет и пляшет).
Я иду, а трактор пашет,
Тракторист платочком машет.
Ты платочком не маши,
Ты поглубже зябь паши!
Лошаков. Товарищи! А не пора ли расходиться по домам? До самого утра, что ли, будет шум на улице?
Дарья Мироновна. Так праздник же сегодня, товарищ Лошаков.
Лошаков. Праздник был вчера, в воскресенье. (Посмотрел на часы.) А сейчас уже времени – час тридцать четыре минуты. Уже другой день пошел, понедельник.
Тракторист. Точно, как на железной дороге.
Подходят еще два парня.
Парень(поет).
Председатель блины пек,
Бригадир подмазывал,
Второй парень(поет).
Кладовщик муку таскал,
Счетовод не сказывал.
Лошаков. Что за песни у вас? Кто это сочинил? К чему такие слова?
Парень. А в нашем колхозе, товарищ Лошаков, точно так и было, пока другого председателя не выбрали.
Дарья Мироновна (к женщинам). Вот есть люди: как войдет в хату, поведет глазами – и молоко в кувшинах скисает.
Лошаков. Улица – это общественное место, товарищи. Довольно вам тут глотки драть. В каждом доме живут трудящиеся люди, которым ночью надо отдохнуть.
Дарья Мироновна. Никто там сейчас еще не отдыхает! Все были с нами на гулянье.
Лошаков. Вот вы уже не молоденькая женщина, а кричите громче всех. Это вам даже как-то неприлично.
Дарья Мироновна. А разве только молодым повеселиться хочется? (Поет и пляшет.)
Ой, пол, провались,
Потолок, обвались!
На доске остануся,
С милым не расстануся!
Женщина. Вот это любовь! (Повторяет.)
На доске остануся,
С милым не расстануся!
Девушка(к Лошакову).
Лягу спать, глаза закрою,
Ох, не дает любовь покою!
Вторая девушка (к первой девушке).
Болит сердце – так и надо,
Не люби, кого не надо.
Третья женщина. Пойдемте, бабы! Ну его!.. Вон там, возле моей хаты, посидим еще. Оттуда не прогонит!
Женщины, трактористы, баянист уходят в одну сторону, Соловьев, Шубин и Лошаков направились в другую сторону, в переулок. Дарья Мироновна хотела было идти с женщинами – Степан Романович удержал ее.
