Текст книги "Естественно, магия (СИ)"

Автор книги: Валентин Искварин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 45 страниц)

Наставница странно замялась:

– Н-не обязательно.

Классный сон! Как экскурсия… даже не на Луну, а в другой мир, где студент-филолог вдруг становится магом, приложив минимум усилий.

– Теперь урок окончен. Мне нужно лишь заблокировать твои способности.

– Какие способности? Швырять туман во сне?

– Ты – маг, Виктор, – в голосе наставницы звучали умиление и печальная серьёзность. С такой интонацией говорят: «Ты, сынок, уже взрослый – паспорт получил. А родители, знаешь ли, не вечны – пора уже самому начинать банки грабить». – И после пробуждения твои способности никуда не денутся.

– Я стану профессиональным метателем тумана?

– Ты всё узнаешь со временем, – с лёгким нажимом прервала его Лира. – У нас впереди ещё много занятий. А сейчас ты должен помолчать и постоять смирно, чтобы блокировка наложилась правильно и безболезненно!

– Безболе…

Воздух застрял в лёгких, мышцы одеревенели. Только сердце бешено колотилось где-то в районе глотки. И другой женский голос зазвучал прямо в голове, словно маленькие наушники-затычки запихнули значительно глубже, чем положено: «Слушайся старших, ученик! Те, кто слишком торопятся, влетают лбом в стену, – приятный такой, почти игривый голос девчонки-сверстницы. – Ты уж извини, но спеленать тебя всё-таки надо». Правда, паралич сводил на нет всякую приятность.

Ещё одна волшебница? И ей явно мозги отморозило в здешней холодрыге!

«Можно и так сказать, – мысленная весёлая усмешка довершила образ, рождённый паникой. – Но не здесь и не от холода».

Наставница же воспользовалась моментом: под ногами Виктора родилось изумрудно-зелёное свечение и брызнуло в стороны дюжиной двухметровых лучей. По лучам прошла рябь, и из того же центра побежала спиральная нить, стала подтягивать, загибать зелёные подрагивающие струны. Она добралась до конца струн и продолжила обжимать зелёную конструкцию до контуров замершего тела.

Всё сон! И эта мерзостная, пугающая зелень, которая того и гляди прилипнет к телу, нужна для того, чтобы придать убедительность иллюзорной блокировке! Надо перетерпеть эти капризы подсознания, но запомнить, что происходило, чтобы в обычном мире уверить себя в нереальности этой зелёной дряни!

«Интересный ход мысли, юный ученик! – девушка-невидимка засмеялась. – Хоть ты и ошибаешься. У тебя завидная подготовка по ментальным техникам. Может потому заклинание тебя и вытянуло? Хм! Я это обдумаю! Кстати, а что, если окажется, что сон более реален, чем ты полагаешь? А?»

Паралич отпустил. Виктор дёрнулся в своей уменьшающейся тюрьме, ощутил жёсткость прутьев, и остановился. Фразы, переданные безумной девчонкой, ввинтились в разум и неожиданно пригасили панику: она явно знает, о чём говорит, и её скупая информация к размышлению кажется исключительно важной! А что, если и она сама более реальна, чем он полагает? Как?

2. Дым без огня

Виктор проснулся и резко сел на кровати. Мышцы вспомнили последние секунды странного сна, и тихо заныли хором. Ступни радовались тому, что больше не надо ходить по холодному, плохо отёсанному камню. Сердце выказывало лёгкое недовольство. Правое колено, оказавшееся в тепле, обнаружило небольшую ссадину и попыталось привлечь к себе особое внимание.

Ничего себе – сон! Мало того, что он оставил после себя вполне ощутимые последствия, так ещё и, как большинство снов, стремится ускользнуть в глубины памяти, подлец!

– «Тело не живёт без мозга», – процитировал Виктор фразу из «Матрицы».

Пару минут он ещё пытался задержать в мыслях детали сновидения, но спас немногое. Он как-то появился… где-то в большом зале, вырубленном, видимо, в скале под ледником… Он слышал голоса каких-то женщин, мёрз, бросил кусок тумана, и попал им в зелёную крестовину – это застряло в памяти вплоть ощущений твердеющего в руке тумана. Потом его спеленали.

Бумажный дракоша-скелетоша под потолком еле поворачивался в чуть живом сквозняке. Виктор дунул на свою поделку, и через секунду ящер послушно замахал крыльями. Здравствуй, мир без волшебства, со всеми твоими простыми и привычными законами! Но магия – это всё же здорово. Хорошо бы она всё-таки жила в мире! Или не хорошо?

Виктор почувствовал, как разум радостно хватается за повод для размышлений, и почти сразу начинает захлёбываться в рождающихся противоречиях, в бездне возможностей, в необходимых ограничениях. Он потряс головой.

– Ma raison est si… si…* – пробормотал он, и, не припомнив верного слова, пошёл завтракать.

* 'Мой разум такой… такой…' (фран.)

Медленно жуя бутерброд с ветчиной, Виктор смотрел в окно. Помимо осколков прожитого сна, что-то ещё внушало беспокойство. Он закрыл глаза, но всматривание в свои ощущения не помогло: голова ещё переваривала разодранные впечатления, но ничего опасного не родила, а тело ныло не более чем после какой-нибудь внезапной тренировки. Странно, конечно, вставать в таком состоянии поутру, но то – мелочи. Нечто другое, глобальное и не связанное с внутренним миром, будоражило синапсы!

Не обязательно вставать столбом, медитируя о каждом падающем листе, но уж о том, что касается тебя самого, глупо не поразмыслить! И если какая-то мысль завелась и настойчиво сверлит сознание, её необходимо обдумать. Чувства воспринимают лишь ограниченный двух-трёхмерный срез этого мира. Так что уж если одно из чувств обеспокоилось, надо дать ему высказаться. И Виктор открыл глаза.

Туман за окном! Туман – в конце мая? При солнце, выползшем чуть не три часа назад? В эту безумную весну, в которую дожди забыли дорогу на Среднюю Волгу? Равномерный и выше пятиэтажного дома? И что эта дымка делает в доме!?

Виктор положил остатки бутерброда и бросился к плите, быстро оглядел соединения газовой трубы и понюхал конфорки. Но ни запаха газа, ни дыма нет. Кинулся в санузел, в комнату, даже открыл дверь на лестницу: не горит ли что в подъезде…

Чисто. Совсем ничего особенного. Не коротнуло старую железно-алюминиевую проводку, не сломался холодильник, с компьютером, чуть слышно посапывающим в спящем режиме, тоже всё в порядке. Тихо, как на погосте.

Даже тише! Он бывал на кладбищах: там птички каркают-чирикают, ветер шумит, кузнечики стрекочут. Разве что люди разговаривают тише обычного, как правило. Но хрущёвка оставалась почти постоянным источником звуков! Разговоры за тощими панельными стенами, музыка, плач, крики, за окном – птицы, ясени и карагач на ветру.

Но сейчас всё истончилось и истлело, будто квартиру обили ватой! Или, как минимум, забили ею уши. А на глаза водрузили самодельные очки из старой пластиковой бутылки.

И ведь не обыгрался вчера до целеуказателя перед глазами! И температуры нет, и сонливости. Как будто слуховые и глазные нервы пересохли! С чего бы? Даже воображение скорее увядшее, чем воспалённое.

Прихватив недоеденный завтрак, Виктор уселся к компьютеру. Блёклость красок раздражала, и, пытаясь снова понять, что же не так, Виктор особо пристально огляделся по сторонам. Выцветшие охристые с зелёными узорами обои – никак не мерило для восприятия. Деревья за окном – тоже…

Он поднёс руку к лицу, внимательно осмотрев свои не особенно красивые, чуть узловатые пальцы. Вдруг, совсем близко от лица, стало отчётливо видно: на левом указательном два шрама с тыльной стороны, а ногти чуть ребристы, словно шиферная крыша. То есть, глаза обрели некую непостоянную близорукость!

А со слухом что? Виктор закрыл глаза, откинулся на спинку стула и щёлкнул пальцами у правого уха.

– Да японский даэдрот*! – вскрикнул он, рухнув от неожиданности на пол вместе со стулом. Щелчок получился громче, чем крик прямо в ухо, словно источник звука заперли в резонаторной камере! Запястье и левое плечо болели от падения. «Потираясь тут и там», Виктор встал и поставил стул на место. – Не, ну какого чё-о-орта? – досадливо проныл он, нянча болезную руку. – Оно же не должно было «наделать столько шума»! А если так?

* Один из монстров демонического мира в компьютерных играх серии 'The Elder Scrolls'

Экспериментатор на всякий случай сел на кровать. А вот щелчок на расстоянии вытянутой руки звучит глухо, как из-под воды. Что с пространством творится? Даже вата в ушах не должна вести себя так! Этой ночью он подхватил ещё и близоухость?

И близорукость какая-то противоестественная. Виктор потратил некоторое время, чтобы определить границу, за которой резко заканчивается чёткость восприятия. Где-то на ладонь от носа, от ушей, от глаз.

Бывает, что встанешь не с той ноги, злой, как пиранья. Нечасто, но случается. Бывает – «как птица, крылатой пружиной на взводе». Но – чтобы проснуться «человеком в футляре»? Это точно связано со сном!

Он лёг на диван и принялся вспоминать. Вот, он рыбачил, потом начал падать…

Нет, больше ничего. Только мысли путаются, да клонит в сон. А сегодня надо бабушку проведать, так что – подъём!

Но привычного радостного подскока не случилось. Тело слушалось, да только быстро двигаться отказывалось, как после изнурительной трудовой недели. Но ведь не с чего! И всё-таки – факт.

И к Сашке с Маринкой собирался заскочить вечерком. Однако даже при мысли о том, чтобы куда-то идти, не говоря о том, чтоб ещё и ехать, наваливалась бледно-салатовая тоска. Чайку что ли покрепче хлебнуть?

Через полчаса Виктор сдался: не помог ни чаёк, ни попытки сделать зарядку. Осталось только позвонить бабушке да как-нибудь сообщить о недомогании, чтобы не вызвать особого беспокойства.

Телефон лёг на руку. Простенький, без модных наворотов: можно позвонить, можно послушать музыку или радио, можно сфоткать в еле-еле удовлетворительном качестве объявление на доске у деканата. Зато – неубиваем и на ощупь приятен бархатистостью даже через год использования. Дед выбирал подарочек внуку на день рождения.

Славный дедушка – мастер на все руки и маньяк-рыбак. Вот, например, два года назад Виктор узнал, что картина, точная копия Шишкинских «Мишек в лесу» – работа дедули. Как и фантастической реалистичности лилово-бордовые розы на той же стене, смотрящие свысока на лаконично меблированный и всегда изумительно чистый зал в однокомнатной сталинке.

Такая страсть к чистоте казалась патологичной: слишком много времени убивается на наведение порядка. Впрочем, отчасти помогало, что вещей было не так много, их ценили в советские времена, аккуратно ремонтировали и подновляли вместо того, чтобы, как сейчас, покупать новое, дублировать, создавать никчёмный хлам. Не у всех, правда, руки были золотые.

Но это же так приятно – восстанавливать что-нибудь, а то и делать новое! Особенно с хорошими инструментами, которых у деда, слесаря шестого разряда, было в достатке.

Виктор выбрал первый номер из быстрого набора. Хорошо бы дед ответил: бабушка замучается причитать да выспрашивать.

– Здравствуй!

– Привет, дедуля! Я…

– Ты не приедешь, я понял, – он усмехнулся. – Маруся на рынок пошла.

– А на следующей неделе в деревню поедете?

– Она не хочет, – дед явно досадовал: – по такой жаре, говорит, только протаскаешься до умопомрачения, а толку никакого!

– Да уж, не знает она, в чём толк! – Виктор рассмеялся.

– Ага, совсем вредная стала! – притворно рассердился старик. – Давай уж хоть на следующую пятницу спланируй себе – да под белы рученьки нашу домоседку и дотащим до деревни-то, а?!

– План хорош! Я постараюсь, – очень честно пообещал внук.

– Ладно, де-елай свои дела, я уж придумаю, что Марусе сказать. И главное: думай, что делаешь!

– Дед, ты всегда это повторяешь! – Виктор снова, было, расхохотался, но в левое ухо потёкла такая вязкая и сильная волна звука, что он тут же замолчал.

– Что-то шум какой-то в трубке…

– Есть такое, – в полголоса ответил внук, опасаясь, что громкий звук снова «заведёт» микрофон в аппарате. – Я ж вроде глупостей особо и не делаю.

– Вот и не делай! – дед тоже рассмеялся. – Но я к тому тебе это долблю, чтобы ты сам себе потом повторял. Всегда. Что-то собрался сделать – сначала представь, что дальше будет. И пока всё в голове не успокоится – лучше не дёргаться.

– А если война? – Виктор хмыкнул, – Или дерево падает, или ещё что-то внезапное?

– Во-от, не помнишь! А я тебе отвечал, между прочим.

– Да-да, – внук вздохнул. – «На тех, кто думает, беды не валятся».

– Ага, – весело подтвердил дед. – Неожиданностей не бывает, есть неподготовленность. Ну да ладно! Как-нибудь справишься уж.

– Конечно, дедуль!

– Давай, звони, как будет досуг.

– Вот и поговорили, – произнёс Виктор, слушая гудки.

Умеет дедушка жить. Умеет говорить, наставлять. Любит всё предусмотреть.

Только в последние годы Виктор стал замечать тихие нотки горечи в голосе деда, стоило зайти разговору про мать. Тяжело, когда дочь становится самым большим фиаско. И вот, она выгоняет мужа. Вот, гонится за заработками, всё чаще оставляя растущего внука на попечение деда и бабки. Вот, улетает в дальнюю страну, устраивает свою жизнь там, словно всё оставленное здесь – одна огромная ошибка юности.

Да, дедуля, твой внук будет осторожен. Он не будет рассчитывать на везение.

И сейчас, живя в съёмной однокомнатной хрущёвке, Виктор никуда не торопится. Свобода – это возможность жить своим умом, а не своей дурью, своими переменчивыми желаньями. Тогда не будет тех поступков, о которых придётся жалеть на следующий день, в следующий месяц, год. И ошибки эти придётся исправлять долго и мучительно. Не, жизнь слишком коротка для глупостей.

Виктор поднял голову с подушки. Сон приполз незаметно, но отправил в небытие надолго – до шести вечера. Похоже, что за это время тоже произошло нечто, и состояние «в футляре» перестало так докучать и волновать. Видимо, организм, мозг приспособился. Или с утра всё ощущалось острее, чем должно бы, а на самом деле то была лишь «флуктуация», незначительное последствием недосыпа?

Но опыт со щелчком под ухом Виктор повторять не стал. Лишь добавил громкости колонкам, а монитору – яркости и контрастности.

Что-то пропало из непрерывности сознания. Нечто, без чего попытки понять настоящее становятся бесполезными. Виктор ещё раз дёрнулся пробежаться по воспоминаниям, в поисках того, что ускользает от осознания.

И откуда-то из глубины подсознания выползала фраза, собираясь по букве, по звуку: «Мудрые альвы, лысы и злобны». Похоже на «Старшую Эдду», читанную по «толкиенутому» интересу в школе. Слепая старушка ещё перечисляла имена карликов, среди которых Виктор без особого удивления нашёл пачку спутников Торина. И тогда же задался вопросом: как же эти альвы выглядели? И, что, наверное, не слишком странно, ответа не нашёл.

Сейчас, задав поисковику, несколько лет последовательно вкапывающемуся корнями во всемирную паутину, фразу, всплывшую в памяти, молодой филолог пару секунд созерцал роспись великого Г в своей беспомощности. Исключения разных слов дали массу результатов, но ни одного удовлетворительного.

Жаль. Но откуда-то она должна была появиться…

Подумав ещё несколько минут над этой загадкой, Виктор всё же махнул рукой, и на четыре часа засел за игру. Порой приятно даже не безделье, а то, что ты можешь себе его позволить. Ты – гений планирования и предусмотрительности. Здорово ведь!

3. Волнения и решения

Ледяные щупальца в животе Лиры растаяли окончательно. К вечеру надо будет запасти заклинание заново, а пока…

– Ну – как? – Элеонора насилу дождалась пробуждения подруги. И прибавила: – Прости, что так наседаю, но мы же так долго ничего не делали, и ты так металась, пока была в Пещере, что я даже верёвок навязала – тебя удерживать! Сейчас развяжу!

Она хлопотала с затянувшимися узлами, а Лира медленно приходила в себя.

Ничто не прошло, как обычно! Безумная идея Альфреда осуществилась – со слепящим блеском. О, Дева-Хранительница! Неужто они столько лет всё делали неправильно, и только этой ночью твой давний замысел начал воплощаться!?

Наконец, Лира смогла сесть.

– Ну! рассказывай! – взмолилась подруга. И затараторила сама: – Тебя долго не было, значит урок состоялся, это понятно! Но я по лицу твоему вижу, что что-то не так! Он не хочет учиться? У него ничего не получается? Слабая координация, плохая дикция?

Лира жестом остановила поток вопросов.

– Ты не поверишь. У него всё получается, всё! – С чего бы начать перечисление аномалий этого неимоверно удачливого умника? – Во-первых, ему не нужны слова. Он выкрикнул какую-то ерунду, но на самом деле с заклинанием это никак не было связано!

– Он сумел сделать заклинание!? – Элли восторгается, как всегда, бурно. – Значит, Ал был прав!!!

То же чувство она придавливала в себе на этом первом уроке: не положено наставнице, высшей волшебнице, вести себя подобно пятнадцатилетней девчонке, сколь бы ни хотелось визжать и скакать на одной ножке от радости. Сейчас, когда нет больше причин сдерживаться, в голову лезет непрошенными думами боязнь и растерянность.

– Да, видимо… – Нет! Нельзя такое держать в себе! Нужен совет, нужна поддержка, хотя бы чувство, что твою обеспокоенность разделяют… – Элли! Он не заготавливал заклинаний. Вместо этого он задавал вопросы, на которые я не могла ответить! Затем отвечал на них самостоятельно. Я не понимаю ничего, Элли!

Милая, суетливая и бесконечно добрая подруга опешила. Глаза забегали, пальцы поднесённых к губам рук сплелись в замок. Да, моя дорогая! Пока не столкнёшься с реальностью, с необходимостью отвечать, можно вечность кружить вокруг правильных вопросов. Но когда мальчишка, впервые прикоснувшийся к магии, вдруг спрашивает о том, от чего десятки и сотни коллег отмахивались десятилетиями, не надеясь найти ответ…

И она стала перечислять:

– Что такое магия, из чего мы её творим? Обязательно ли произнесение звуков? Кого и как выбирает заклинание поиска? И ведь мы сами далеко не обо всём задумывались!

– Но есть же заклинания, есть обучение и есть рост сил, мы – высшие маги… – Элеонора замолчала в растерянности.

– Элли! Это – не ответы, а то, почему мы перестали их искать! Мы почти ничего не знаем о том, чем занимаемся! – припечатала Лира. – Мне пришлось изворачиваться с умным видом. И хорошо, что он не настаивал, потому что ответов у меня нет! И нет их ни у кого в Гильдии: мы совсем перестали их искать! Мы ничего не понимаем, ничего не знаем! Мы и живём, и колдуем – по накатанной.

– Так… может, и ученику твоему не стоит вот сразу углубляться?

– Нет, думаю, тут дело в другом, – Лира вздохнула. – Если он уже в поиске ответов, его не получится остановить. Как можно запретить ему думать? А если его запугать, он может попросту оставить обучение. Или того хуже…

– Ты о самородках? – забеспокоилась Элли. – Но он же под блокировкой. Он не сможет ничего исследовать, а значит, и не погибнет от своих экспериментов!

– Не знаю, дорогая, не знаю. Может, поговоришь с Альфредом? Это же была его идея – дать ученику свободу. Вдруг у него найдётся решение?

– Давай, я его сюда позову, и вместе обсудим! – обрадовалась подруга и собралась уже бежать к своему возлюбленному.

– Нет! Не надо! – Да будут прокляты все страхи, интриги, неверие, медлительность и бездействие! – Мы раньше собирались втроём, когда начинали вызовы. Если кто-то заметит, что Ал спускается к нам, всё сразу дойдёт до Аристарха и тогда…

– Да-да-да! – спохватилась Элеонора. – Я что-то чуть не забыла о нём… – и щёки её покраснели.

– Беги, – Лира улыбнулась. – Я посплю пока…

Лира проснулась через четыре часа. Подруга ещё не вернулась, можно откашляться.

Наверху, десятью метрами выше комнаты Альфреда, волны несут на себе печать прошедшей грозы. Наверное.

Завтра её дежурство. Нелегко придётся после ночной работы. То есть, пришлось бы лет пять назад. Да, что-то меняется и в Гильдии, меняется к лучшему. Но… неправильно это! Они здесь, как огурцы в банке: вот, ёмкость стала побольше, крышка надёжней – а что толку? Какой смысл? Сделать соленья вкусней? Не дать им взорваться?

Аристарх. Соль Гильдии, её главный консерватор. Зачем запрещать их прожект? Рассуждая зло и цинично, можно сказать, что когда придёт время, Виктора нельзя будет связать с действиями Гильдии, он своим существованием никак не укажет не их подводное убежище. Даже если…

Нет! Этого не будет! Она сама вырастит и наставит этого талантливого мальчика, укажет ему – возможно, даже в начале осени – путь в его новый дом, и здесь всё обязательно изменится. Если не верить в это, то… всё зря. Всё бессмысленно. Чёрная пневмония пожрёт остатки их сонного царства и…

Лиру снова скрутил кашель. Через три минуты обессиленная волшебница повалилась на кровать.

Как скоро человек смиряется со смертью? Почти три сотни лет эта недобрая гостья обходила стороной келью двух подруг. Но вот, она уже у порога, готова войти и забрать с собою в вечный холод и забвение.

От тихого скрипа тяжёлой двери Лира вздрогнула. Но это всего лишь долгожданная подруга, опять словно помолодевшая на сто лет.

– Ты уже проснулась! Хорошо, а то я боялась тебя разбудить, – она подтащила колченогий стул и села у кровати. – Знаешь, что сказал Ал?

Лира улыбнулась и помотала головой. Который десяток лет эта Эллина манера продолжает умилять. Элеонора хихикнула, прикрыв рот ладошкой.

– Он говорит, надо дать ученику Письмо!

– Как!? – Лира села на постели, опершись на правую руку. – Он же только первое заклинание освоил!

– И я точно так спросила! – продолжила скороговоркой подруга. – А Альфред говорит: «Не освоил, а сотворил». Говорит, что мы ему теперь не помощницы, мы лишь направляем, расширяем кругозор. А учить его будет сам Великий!

– Лекарь, – Лира усмехнулась. – В них появляется мистическая нотка или они с рождения такие?

– Может, потому и становятся лекарями, что сами уже немного мистики? – Элеонора улыбнулась.

– А знаешь… – Лира потёрла ладонью левый висок, будто это могло помочь собрать разрозненные образы. – У меня такое чувство, будто я с этим Виктором давно знакома.

– Ну, они вообще все похожие в чём-то… – Элли на секунду прикрыла глаза. – Помнишь, Ал подметил, что все они приблизительно одного роста?

– Возможно, кстати, и веса. – Память о первом уроке нового ученика всегда особенно крепка. Это потом сложно бывает отличить одного от другого: обучение их уравнивает, и различия можно кое-как заметить скорее по номерам уроков. Но только прибывший пришелец из другого мира уникален. Закрыв глаза, можно вспомнить, как юноша появляется на полу, как поднимается, встаёт, озирается, произносит что-нибудь удивлённое, испуганное или восторженное. В этот раз она так и не дождалась, начала разговор первой. Но в остальном… – У всех серые или карие глаза, все брюнеты…

– Миша не брюнет, – возразила подруга. – А Паша зеленоглазый.

– Да… А ещё фехтование…

– Но Димка, например, вообще железо в руки взять боялся. И мастерить не любил… – Элеонора примолкла, и продолжила уже тихо и задумчиво: – В отличие от остальных.

– И ни одного кудрявого… – медленно продолжила сопоставлять Лира, – или горбоносого, или лопоухого, или азиата.

– Но и не красавцы, кстати…

– … все.

– Хочешь сказать… – Элли вдруг осенило. – Хочешь сказать, что твой Виктор – серо-кареглазый брюнет, ростом пять футов восемь дюймов…

– Да. Сам делает кольчугу, мастерит какие-то другие поделки, возможно фехтует, наверняка говорит по-французски. На лицо – обычный такой. Может, и есть какие отличия, но он словно вобрал все средние черты других учеников. Ещё спокойный, уравновешенный, скрытный немного.

– Только никто из них не создавал заклинаний, – напомнила подруга. – Но тут мы сами решились изменить…

– И не ошиблись. Пока… – Лира снова потёрла висок. – Может всё же не стоит торопиться с Письмом? Его же обычно позволено читать не менее чем средним магам! Мы и так достаточно отклонились.

– Ал говорит, что твой Виктор уже на этом пути, – подруга развела руками. – Первый знак – сотворение заклинаний, второй – бессловесные заклинания. Он сделал оба разом. Значит, Письмо ему будет только в помощь. Альфред ещё сказал, что хорошо бы оно стало вознаграждением за усердие.

– Вы многое успели обсудить, – Лира тепло улыбнулась.

– Да, – ответила Элли и покраснела.

– Ладно. Будем надеяться. Надо заготовить заклинание урока.

– Я могу подменить тебя завтра на дежурстве.

– Не стоит. Я справлюсь… – Лира вздохнула. – Почему Аристарх заставляет нас действовать тайком?

Элеонора пожала плечами. Да, они не знают, почему. Но догадки скверные, пахнущие недоверием и презрением.