Текст книги "Ольвия (ЛП)"

Автор книги: Валентин Чемерис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)

Глава тринадцатая
Где ваша сила, скифы?

И настал тот день, когда Дарий произнес одно лишь слово: «Всё!» И воцарилось гнетущее молчание, и полководцы испуганно смотрели на своего владыку. И Дарий тогда выдавил из себя еще несколько слов: «Хватит гоняться за скифами, пора поворачивать коней к Истру».

Нет, он не сказал, даже самому себе не сказал, что пора бежать… А сказал лишь, что пора поворачивать коней к Истру.

Но на запад дорога была нелегкой, а войско полностью измождено, и Дарий велел стать на день лагерем в долине.

А сам с Гобрием, которому особенно доверял и с мнением которого всегда считался, помчался к ближайшему кургану, что возвышался над всей равниной. Гобрий успел крикнуть тысячнику из гвардии «бессмертных», и тот со своей тысячей помчался за ними. Дарий с Гобрием на конях поднялись на курган, а тысяча гвардейцев, ощетинившись копьями, окружила курган внизу сплошным кольцом коней и копий. С высокого кургана было видно во все стороны. Сперва Дарий посмотрел на запад, туда, где за степями и долами должен был быть Истр. На западе было черным-черно от скифских всадников, они носились туда-сюда, а из-за горизонта выныривали все новые и новые отряды.

– Какое до них расстояние? – спросил он Гобрия.

– Полагаю, где-то около дневного перехода, – ответил Гобрий. – Они всегда держатся от нас на расстоянии дневного перехода.

– Нет, – возразил царь, – на этот раз они держатся на расстоянии полудневного перехода. Что это значит? Неужели скифы так осмелели, что стали подходить к нам ближе?

– И все равно они бросятся бежать, как только ты велишь войску идти на них.

Царь промолчал и повернул коня на восток. Взглянул поверх своего войска, запрудившего всю долину, на горизонт. Там тоже туда-сюда сновали всадники, и было их много.

Дарий нахмурился.

– До сих пор они держались только впереди, и мы все время их гнали. Теперь же они решили зайти нам еще и в тыл.

Поскольку царь не обратился к Гобрию с прямым вопросом, тот промолчал, помня, что чем меньше высказываешь владыке свои мысли, тем дольше проживешь.

Дарий повернул коня на юг и тотчас же – на север. И на юге, и на севере тоже носились скифские всадники.

– Похоже, кочевники вознамерились нас окружить. Как ты полагаешь, Гобрий, им это удастся?

– Скифы потому и бегут от твоего войска, великий царь, что их меньше, – осторожно начал Гобрий. – А раз их меньше, то как они смогут окружить тех, кого больше?

– Это так, – согласился Дарий, – у них не хватит сил взять в кольцо мою орду. И все же они с четырех сторон света окружают долину.

– Владыка! Я думаю, что главные их силы находятся на западе и востоке. А на юге и севере – небольшие разведывательные отряды, которые просто наблюдают за нами.

– Гм… – Дарий молчал, что-то обдумывая. – Пусть будет по-твоему. И все же немедля вели окружить лагерь тремя рядами повозок.

– Слушаюсь, великий царь.

– Мне говорили, что скифские кони никогда прежде не видели ослов и мулов, и потому боятся их крика.

– Да, их кони шарахаются, заслышав ослиный крик.

– Тогда привяжите мулов и ослов к повозкам и не давайте им есть. Пусть они кричат и криком отпугивают скифских коней.

– Слушаюсь, великий царь.

– Возьми несколько сотен «бессмертных» и раздобудьте мне одного живого скифа. Если мое войско не может поймать всю Скифию, то поймайте хотя бы одного скифа. Я посмотрю, что это за народ и стоит ли с ним дальше воевать.

– Слушаюсь, великий царь! – Гобрий повернул коня и съехал с кургана. Гвардейцы внизу расступились, разорвав кольцо, выпустили Гобрия и снова сомкнули его вокруг кургана.

А Дарий, оставшись один, снова посмотрел на все четыре стороны света и больше не сомневался в том, что скифы пытаются его окружить в долине. Но для чего? Держать его в осаде у них не хватит сил, да и он легко разорвет любую осаду. К тому же и скифский царь не так прост, чтобы распылять свое войско по всей долине. Гобрий правильно рассудил, что главные силы кочевников на востоке и частично на западе. А на юге и севере – просто отдельные дозорные отряды. Но для чего скифы сосредоточили свои силы на востоке и западе? Неужели они решили в этой долине дать ему решающий бой? Тот бой, которого он жаждал с первого дня похода в эти степи? И которого меньше всего хотел бы сейчас, когда войско ослаблено блужданиями по степям…

«Но ничто так не поднимает дух воинов, как битва», – подумал он и пустил коня с кургана. Гвардейцы расступились перед ним, он промчался проходом к полководцам, которые уже ждали его.

– Готовьте войско, – сказал он им, – в этой долине скифы на собственных шеях познают мощь персидского меча и руки, что его держит…

***

В тот же день тысяча царских гвардейцев, напав на скифский разведывательный отряд, в стычке ценою двух десятков «бессмертных» захватила одного скифа.

Пленного пригнали в персидский лагерь на аркане, и все сбежались поглазеть на степняка, как на диво дивное, ибо всем хотелось вблизи посмотреть, а какой же он, скиф? Бежали смотреть в надежде увидеть нечто необычное, если не человека с рогами, то по крайней мере богатыря, а расходились с разочарованием. Скиф оказался мелким на вид, самый обыкновенный пастух, и ничего в нем не было такого… необычного, как то уже говорили в войске о скифах. Одним словом, не на что было и смотреть. И все думали: а может, это и не скифа поймали?

С пленного сняли аркан и по знаку Гобрия завели в царский шатер, предварительно обыскав и куртку его, и пояс, и штаны.

И только пленник очутился в шатре и взглянул на царя царей, восседавшего на походном троне, как гвардейцы зашипели на него:

– Падай!.. На брюхе ползи к царю царей, дикарь!

Но скиф ответил с легкой насмешкой:

– Разве персы не ведают, что добрый бог для стояния на земле дал скифу целых две ноги?

– Мерзавец!.. – яростно прошептал ему Гобрий. – За непочтение к великому владыке ты поплатишься головой!

– Головой – так головой, – беззаботно ответил скиф. – Я торговаться не люблю. Да и к тому же я ваш гость.

Левый уголок губ царя дернулся, и он шевельнул бровью. От пленника все отскочили: и Гобрий, и гвардейцы. Царь пристальным, не без любопытства, взглядом рассматривал своего «гостя» и скептически кривился. Удивляться было нечему. Перед ним стоял низкорослый, даже несколько щуплый, узкоплечий, костлявый человечек. Мелкий, невзрачный, незнатный и, уж верно, небогатый. Ношеная куртка в нескольких местах прожжена огнем, на локтях дыры, засаленные штаны с истрепанными штанинами, сафьянцы в дырках. Бородка жидкая, рыжая, глаза беззаботные, веселые. На носу и щеках – веснушки. Как у женщин. Одного уха нет, только дыра…

– Где уха лишился? – несколько добродушно спросил Дарий.

– Хозяйский жеребец отгрыз, – так же добродушно, даже беззаботно ответил скиф. – Ох и лютый же! Всем жеребцам жеребец.

– Раз лютый, значит, настоящий конь, – отвечал царь. – Я люблю лютых коней за то, что они… лютые.

– Мы и лютых коней укрощаем! – глядя царю в глаза, ответил пленный, и это Дарию не понравилось.

Спросил сухо:

– Ты кто?

– Скиф, – охотно ответил пленный и в свою очередь поинтересовался: – А ты кто?

– Перс!!! – не удержавшись, крикнул Дарий, ибо его уже начинало раздражать такое поведение этого невзрачного человечка. – Перс я! Сын перса!

– Перс – так перс, – пожал плечами пленный. – Только чего кричать? Я же не кричу на тебя, что я скиф.

Дарию на миг перехватило дыхание, но силой воли он сдержал себя и процедил сквозь зубы:

– Я очень рад, что ты скиф!

– Так ты, верно, от радости и бегаешь за нами по степям? – усмехнулся пленный. – Всю траву своей ордой вытоптал.

– Ты откуда такой… веселый?

– Из Скифии, царь.

– Знаю, что из Скифии. Где твое кочевье?

– Там, на западе, – махнул скиф рукой. – На берегу Маленькой речки, что течет через выгон со старыми ивами.

– На берегу Маленькой речки, говоришь? – молвил царь. – Оно и по тебе видно, сам ты маленький.

– Мал, – охотно согласился пленный. – Не удался ростом. Но наша Маленькая речка впадает в очень Большую реку. Так и я… Сам-то я мал, а народ мой велик.

– Ты, я вижу, разговорчив, – медленно тянет царь. – Все знаешь.

– Верно, кое-что знаю.

– Тогда скажи, где начало и где край вашим степям?

– Там, где восходит солнце, – начало, а там, где оно заходит, – край. – И, помолчав, добавляет: – Только не ходи, царь, на край, ибо не вернешься назад. Мы не любим незваных гостей.

– Не любите, так сражайтесь! Вы – трусы. Вы бежите от персидских мужей, как псы от волков.

– Мы убегаем, а вы бегаете за нами, – невинно улыбается скиф, и глаза его полны насмешки. – А ты, царь, попробуй нас догнать.

– Вы коварно воюете с нами! – не сдержавшись, кричит царь. – Вы подло отравляете воду в колодцах!

– Воюем, как умеем, а что воду отравляем, так… не пей. Мы тебя в гости не звали.

Дарий совсем свирепеет и хватается за рукоять меча, хотя через мгновение и жалеет об этом своем жесте.

– Дай и мне меч, чтобы и мне было за что хвататься, – вдруг говорит одноухий скиф.

– Ты и так погибнешь от персидского меча!

– Но, казнив меня, ты все равно не одолеешь Скифии.

– Кто ваш царь? – уже спокойно спрашивает Дарий, пытаясь подавить в себе вспышки гнева.

– Иданфирс.

– Не слыхал о таком.

– Не слыхал, а отныне будешь знать.

И Дарий мысленно соглашается, что отныне он будет знать, кто такой Иданфирс, – старая хитрая лиса.

– Что ж, скиф с Малой речки, жить хочешь?

– Жила бы Скифия, а я себе место и на том свете найду.

– Похвально, – соглашается Дарий. – Ответ, достойный воина. Как тебя звать, неказистый с виду, но мужественный духом скиф?

– Спаниф. Пастух я.

– Тогда скажи, пастух Спаниф, где ваша сила?

– Наша сила?.. – Скиф скребет пальцем свою рыжую бородку. – Как бы тебе растолковать… – И решительно добавляет: – Так тому и быть. Дай мне меч или хотя бы акинак, и я покажу тебе, где наша сила.

Гвардейцы, стоявшие позади скифа, взялись за рукояти мечей.

– Не бойся, царь, – насмешливо бросает пленный. – Один я не в силах справиться с твоим войском. Ибо оно у тебя не только велико, но и, правду сказать, отважно.

– Гм… – Дарий поворачивается к Гобрию: – Ну-ка, брось ему свой меч, посмотрим, умеет ли он хотя бы его в руках держать.

Гобрий выхватил свой меч из ножен и с презрительным жестом бросил его пленному. Тот поймал его на лету, попробовал лезвие на ноготь и остался доволен.

– Добрый у тебя меч, знатный перс, – сказал он. – И острый, сам в тело лезет. Я всю жизнь мечтал иметь свой меч, но так и не добыл его.

И внезапно, что-то резко выкрикнув, Спаниф взмахнул мечом и вонзил его себе в живот.

Персидские военачальники оцепенели, гвардейцы рванулись вперед и застыли, пораженные.

Спаниф стоял перед Дарием, слегка согнувшись, и в его глазах клокотала такая ненависть, что Дарий содрогнулся.

«Падай!.. – подумал он. – Падай же…» И еще подумал, что этот скиф очень похож на того сака с берегов Яксарта…

Скиф шевельнул окровавленными губами, и из уголка его рта потекла красная струйка.

– Ты, царь, хотел знать, где наша сила? – захрипел он, тяжело дыша, и, выдернув меч, бросил его под ноги царю. – Вот где наша сила. Убирайся прочь, чужеземный царь, если хочешь живым вернуться в свою Персиду. А меч… меч у вас, персы, хороший… Всю жизнь мечтал иметь такой меч…

Пошатнувшись, скиф шагнул было к царю, но ноги его подломились, и он тяжело рухнул на правый бок.

– В мужестве этому малому скифу не откажешь, – сказал Дарий и перевел взгляд на тело. Тот лежал на боку, чуть подогнув под себя левую ногу, а правую руку выбросил далеко вперед, словно хотел достать царя. И смотрел на персов открытыми, застывшими глазами.

– Теперь я понял, кто такие скифы. Они очень похожи на саков, – сказал Дарий и кивнул на труп. – А этого… малого скифа с Малой речки похороните с воинскими почестями.

Персидским воинам стоило бы брать пример с этого неказистого и невзрачного на вид скифа, как нужно быть мужественным.

И было исполнено, как велел персидский царь, и малого скифа с Маленькой речки, что впадает в Большую реку, похоронили со всеми воинскими почестями.

Глава четырнадцатая
Если скифы гоняются за зайцем…

Ни свет ни заря, когда Дарий еще лежал, укрывшись теплым шерстяным плащом, его разбудил Гобрий. В шатре было полутемно, только тускло мерцали медные светильники, в которых в жиру плавали фитили. Несмотря на ранний час, в лагере стоял шум, слышались крики, ржали кони, ревели ослы и мулы, выли верблюды.

– Великий царь! – Гобрий – а только он один мог так рано разбудить царя – опустился у неподвижного Дария на одно колено. – Не гневайся, что посмел потревожить тебя так рано – новые вести.

– Знатный Гобрий хотел сказать: дурные вести? – чистым голосом, словно и не спал, переспросил царь, не глядя на Гобрия и не вставая. – С тех пор как мы перешли Истр, я уже привык к дурным вестям. Говори, я слушаю.

– К востоку от лагеря обнаружено большое скопление скифов – конных и пеших. – Гобрий помолчал, ожидая, какова будет реакция царя, но царь молчал, и Гобрий, вздохнув, продолжал: – Конница кочевников выстраивается в боевые ряды.

Царь молчал и не отзывался из-под шерстяного плаща.

Гобрий помолчал и в конце концов деликатно и осторожно кашлянул, чтобы напомнить о себе.

– Ты меня слишком рано разбудил, Гобрий, – недовольно отозвался Дарий. – Чего хотят скифы?

– Они прислали своего вестника, который и крикнул нашим дозорным следующее: «Персы! Ваш царь просил у нашего царя битвы. Передайте своему царю, что мы готовы сейчас дать ему то, чего он просил у нас».

– Ах, какая радость, – иронично пробурчал из-под шерстяного плаща царь царей. – Мы просили, кочевники наконец смилостивились… Хотите битвы – пожалуйста… Ах, какой щедрый жест!

Гобрий, ничего не понимая, встревоженно прислушивался к бормотанию царя… Что это с ним?.. Неужели и на него подействовали эти проклятые степи так же, как на воинов, – те совсем пали духом и, завидев в степях скифов, повесили носы…

Гобрий помолчал и сказал, чтобы напомнить о себе:

– Их вестник ждет ответа.

Дарий зевнул и перевернулся на другой бок.

«Что с владыкой?» – встревоженно подумал Гобрий.

– Скажи их посланнику, – внезапно отозвался царь, – вот что: наш царь просил его так рано не беспокоить. Он, мол, живет не в степи и потому привык спать, пока не взойдет солнце.

– О великий царь! Такой остроумный ответ ошеломит и напугает диких кочевников! – пылко воскликнул Гобрий. – Стоит им услышать, что ты спокойно спишь на виду у всего их войска, как их дух падет, а дух твоего войска тотчас же поднимется.

– Меня не интересует их дух, я хочу спать! – несколько сердито отвечал царь. – И еще объяви в лагере, чтобы мои воины не шумели, пока их царь изволит утром отдыхать. Меня же разбудишь, когда взойдет солнце.

И натянул шерстяной плащ до самой головы.

***

За всю минувшую ночь Дарий так и не сомкнул век.

Ни разу!

Не спал и тогда, когда ни свет ни заря в шатер вошел Гобрий с вестью, что скифы строятся в боевые порядки. Не заснул он и тогда, когда Гобрий вышел из шатра и огромный лагерь затих, ожидая, пока взойдет солнце. Не до сна было ни ночью, ни, тем более, утром, когда Гобрий сообщил о скифском вестнике.

Всю ночь и перед рассветом лежал он под шерстяным плащом с открытыми глазами и думал об одном и том же: как, не унизив своей чести, выпутаться из неудачного скифского похода? Войско изнурено до предела, настроение у воинов совсем никудышное, погоня за скифами, их опустошительные ежедневные набеги совершенно выбили у его воинов веру в победу. Когда он перешел Истр, его воины готовы были одолеть любого врага, но теперь, после стольких изнурительных дней блужданий, после голода и жажды, когда в лагере столько раненых и ослабевших, когда на пехоту уже нельзя положиться, битва и вовсе нежелательна. Без веры в свою победу воины уже не воины.

Потерял веру в победу и он, царь царей.

Еще день назад, еще два дня назад он верил, что стоит догнать трусливых кочевников, как он их разобьет наголову, уничтожит, сотрет с лица земли… Еще день, еще два дня назад он так верил. Еще день, еще два дня назад все его желания и помыслы сходились к одному: догнать кочевников. Во что бы то ни стало догнать кочевников и навязать им бой, тот бой, после которого им уже не воскреснуть никогда.

Так он думал, этим он жил еще день, еще два дня назад. А когда увидел вблизи одного скифа, когда поговорил с одним живым скифом, с тем малорослым пастухом Спанифом с берегов Малой речки, что впадает в Большую, то понял, что скифов ему не одолеть. А не одолеть потому, что скиф тот, Спаниф, очень похож на сака Сирака с берегов Яксарта. Все они, скифы, одинаковы, все они, скифы, такие же, как и саки, – коварны, и хитры, и отважны. Ибо все они – порождения темных и злых сил Ангро-Манью. И всех бы их истребить до единого! Срубить под корень! Чтобы ни одна ветвь ни сакского, ни скифского родов больше не зеленела и не приносила плодов.

Он переворачивался под шерстяным плащом, что-то бормотал себе под нос и никак не мог заснуть. Чем больше старался не думать ни о саках, ни о скифах, тем больше о них думал… О, как тот скиф Спаниф похож на сака Сирака! Оба низкорослые, оба худородные, незнатные, оба бедняки из бедняков, оба – пыль на ветру… Дунь – и нет их. А вишь ты… Оба – ничто в сравнении со знатными и сильными мира сего, а вишь ты… Ему бы побольше таких воинов, он бы еще полмира завоевал!

Он переворачивался с боку на бок и все думал: как тот скиф похож на того сака! Старался не думать и думал. Тогда, чтобы избавиться от этих мыслей, начал повторять молитвы из Ясны, фаргард 12, стих 1: «Проклинаю дайвов. Признаю себя приверженцем Мазды, зороастрийцем, врагом дайвов, последователем Ахуры, тем, кто славословит Амшаспандов, тем, кто молится Амшаспандам…»

Повторял заученно, как повторял не раз и не два, но желанного успокоения молитва не приносила ему. Ибо молился, а думал о том, как тот скиф похож на того сака! Неужели он, царь царей, властитель такого войска, утратил веру в победу над какими-то там дикими кочевниками? А что если об этом узнает войско?

И когда Гобрий ни свет ни заря сказал о скифском вестнике, Дарий неожиданно для самого себя и решил поднять дух воинства. И это ему блестяще удалось. Когда глашатаи помчались во все концы гигантского лагеря со словами: «Царь царей изволит почивать и просит своих воинов не шуметь, пока не взойдет солнце», лагерь пораженно притих. Когда же пронесся слух, что Гобрий передал скифскому вестнику слова Дария не беспокоить его так рано, персидское войско ожило. Воины едва ли не впервые за последние дни заулыбались. Если их царь на виду у чужеземного войска спит и просит рано его не беспокоить и в лагере не шуметь, значит, он верит в победу, и сами боги, конечно, вдохнули в него такое спокойствие и уверенность.

Так в то утро у персидских воинов появилась надежда и вера в победу.

У Дария же ее не было, и он, ворочаясь с боку на бок под шерстяным плащом, с тревогой думал: как оторваться от скифов, избежать битвы и быстро, не плутая, добраться до Истра?

Думал и не находил ответа.

***

Когда Иданфирсу передали слова Дария не беспокоить его, пока он отдыхает, Иданфирс только головой покачал и прицокнул языком:

– Ловко!.. Не иначе, как воины Дария уже утратили боевой дух, и царь хочет его поднять своим вымышленным спокойствием… Ах, как ловко придумал персидский царь со своим сном!.. Даю голову на отсечение, что он не спал всю ночь и сейчас не спит. Но хитрость эта ему удалась, и в его лагере сейчас царит оживление. Оказывается, Дарий не так уж и прямолинеен, как я думал. Но и мы не лыком шиты. Царь поднял дух своим воинам, а мы этот дух и собьем. И тоже хитро и ловко!..

И скифы сбили персам боевой дух и впрямь ловко, хитро и просто.

Вот как рассказывает об этом Геродот в своей «Истории» (Книга четвертая. «Мельпомена»):

«Когда скифы уже стояли в боевом строю, сквозь их ряды прошмыгнул заяц. Увидев зайца, скифы тотчас же бросились за ним. Когда ряды скифов смешались и в их стане поднялся крик, Дарий спросил, что означает этот шум у противника. Узнав, что скифы гоняются за зайцем, Дарий сказал своим приближенным: „Эти люди глубоко презирают нас, и мне теперь ясно, что Гобрий правильно растолковал скифские дары. Я сам вижу, в каком положении наши дела“».

***

И было так, что Дарий поднял своему воинству дух, а скифский заяц в один миг его сбил.

И выстроились скифы на равнине в боевые шеренги, и уже их горластые забияки стали брать на смех противника:

– Эй вы, персы! Выспался ли ваш царь? Если выспался, пусть выходит. Он просил у нас битвы, мы пришли дать вам битву! Как пожелаете, так мы вас и расколошматим! Ибо чужие просьбы мы всегда исполняем!

Затрубили трубы, в нескольких местах персы раздвинули повозки, которыми был защищен лагерь, и конница начала волна за волной выплескиваться из лагеря и становиться боевыми рядами напротив скифской.

Выехал и встал на возвышенности Дарий со своими приближенными.

– И вправду их царь выспался! – голосят скифские задиры. – Дома, видно, мешали ему, так он к нам пришел спать.

– Ой, смотрите, персы, а то многие из вас сегодня заснут вечным сном!

Вот уже обе стороны выстроились на равнине, можно и начинать. Но скифы почему-то не спешат нападать первыми. Дарий тоже медлит подать сигнал. За ним стоят ровными рядами гвардейцы-«бессмертные», и для них через весь лагерь на запад уже приготовлен широкий выход. Это на случай бегства. Конница – лучники и копьеносцы – будет прикрывать, а «бессмертные» будут бежать с царем, если придется туго…

Трубачи, вскинув медные трубы, ждут взмаха царской руки. Дарий уже поднимает руку, как внезапно на противоположной стороне начинается веселая суматоха… Передние всадники, сломав строй, носятся туда-сюда, свистят, хохочут…

Игру какую затеяли, что ли? Дарий медленно опустил руку, и трубачи чуть расслабились, перевели дух.

Что случилось? Почему скифы, сломав боевой строй, носятся туда-сюда? Но вот к возвышенности, на которой стоит царь, мчится начальник левого крыла конницы, и на лице у него растерянность, удивление.

– Что там?.. – быстро спрашивает царь. – Они сошли с ума? Или перестраивают свои ряды?

– Заяц, великий царь! – кричит начальник конницы.

– Какой заяц? – не верит Дарий.

– Обычный… скифский.

– Я спрашиваю, в чем дело?! – уже кричит царь. – Кого ловят кочевники на наших глазах?

– Скифы гоняются за зайцем, великий царь, – объясняют уже приближенные царя. – Они увидели зайца между своими рядами и решили его, пока не начался бой, поймать.

Скифы, гоняясь за зайцем, хохотали, свистели, улюлюкали… На персов даже не смотрели, будто тех уже и не было.

Потемнел лицом Дарий, ничего не сказал, а молча повернул своего коня в лагерь. Военачальники переглянулись между собой, и никто из них не решился подать сигнал к началу битвы.

Скифы с хохотом ловили зайца, а персы, подбодренные в то утро своим царем, в один миг так пали духом, что, сломав строй и не дожидаясь команды, повернули в лагерь.

Скифы даже не преследовали их.

В этом уже не было нужды.

– Зачем?.. – хитро улыбался Иданфирс во главе своего войска и щурил лучистые глаза. – Заяц все сделал, что было нужно.

***

В тот день, увидев, как скифы с шумом и беззаботностью, словно дети, ловят на глазах у его войска зайца, Дарий понял, что поход он проиграл. И проиграл без решающего боя, если не считать мелких стычек.

Еще день назад, хоть и собирался он поворачивать коней к Истру, но нет-нет, да и колебался, на что-то надеялся, на чудо, в конце концов, – то теперь он уже и не колебался, и не надеялся ни на что! Ясно было одно: эти скифы очень похожи на саков, а потому нужно поскорее отходить к Истру! Но как это незаметно сделать на глазах у всей скифской орды? Ведь стоит ему сделать хоть один шаг на запад, как кочевники крикнут:

«Персы бегут!..» – и тогда начнется… Нет, не бой, а резня. Но бежать надо, и бежать по возможности незаметно.

Утвердившись в этой мысли, он вызвал Гобрия и сказал:

– Мне нужен надежный совет, как нам безопаснее вернуться домой. Говори, Гобрий, ты всегда отличался смекалкой.

– Царь мой! – Гобрий решил говорить всю правду. – Я и раньше слышал о неуязвимости этого народа, а здесь я еще больше убедился в этом, видя, как они издеваются над нами.

– Да, – согласился царь. – Когда они ловили зайца на наших глазах, они издевались над нами.

– Этот народ нельзя поработить, – Гобрий не подбирал слов. – Нам нужно идти к Истру. И идти немедленно. Сегодня же. Например, ночью. И идти быстро, чтобы скифы нас не опередили и не уничтожили мост на Истре. Этот мост – единственное наше спасение.

– Но как незаметно выйти из лагеря?

Гобрий на миг задумался.

– Надо по всему лагерю разжечь большие костры, ослов и мулов бросить привязанными и голодными. Они всю ночь будут кричать, и скифы будут думать, что мы в лагере. А мы тем временем к утру будем далеко отсюда.

– На скорость движения надеяться не приходится, – сказал с сожалением царь. – У нас много пехоты, кроме того, раненые и ослабевшие… Таких наберется немало. Как быть, Гобрий?

И Гобрий понял, что царь уже давно надумал, как быть, а спрашивает лишь для того, чтобы на чьи-то плечи переложить последствия своих поступков. Но скорость – гарантия жизни, и Гобрий решил моральную сторону взять на себя.

– Великий царь! Спасая раненых и ослабевших, ты рискуешь потерять и гордость свою – гвардию «бессмертных» и конницу. Без них возвращаться в Персию нельзя. А разные там пешие племена, что есть в твоем войске, можно оставить. Дома скажем, что они пали во славу персидского меча!

И сказал Дарий:

– Быть по-твоему! До сих пор твои советы, мудрый муж, меня выручали, думаю, они выручат меня и на этот раз. Раненых и ослабевших воинов, а также пеших, потеря которых для нас ничего не стоит, оставить в лагере. Им сказать: царь с отборным войском догонит скифов, разобьет их и тогда вернется за ними в лагерь… А они пусть поддерживают всю ночь костры.

Он бежал, бежал, бросая на произвол судьбы ослабевших и раненых. Бежал, но даже сам себе в этом не признавался. «Я не бегу, – говорил он сам себе. – Я спасаю свое войско. Я бросаю несколько тысяч ни на что уже не годных людей, чтобы спасти десятки и десятки прекрасных воинов, которые мне еще понадобятся в Персии».

«Я проиграл этот поход, – говорил он сам себе, – но это не значит, что я слабее скифского царя. Просто обстоятельства сложились не в мою пользу. Ахурамазда далеко отсюда, он в Персии, потому и не смог мне помочь. А здесь, над Скифией, носятся темные силы Ангро-Манью, здесь – обитель дайвов [35]35
  Дайвы – божки злого мира.


[Закрыть]. Они мне и навредили. Нет такого полководца, который бы хоть раз, да не проиграл битву. Я не проиграл битвы, я спасаю свое войско…»

Но на душе было тяжело. Он снова и снова думал: а разве ему было когда-нибудь легко? Никогда, за все годы царствования не было ему легко, ведь каждый год то одна страна восставала против него, то другая, то по нескольку сразу. И он с неизменным успехом их подавлял, зачинщиков брал в плен, отрезал им носы и уши и сажал их на колья. Как то было с Фравартишем, который восстал в Мидии, или с Чиссатахмой, который восстал в Асагартии, или как то было с Вахиаздатом, который восстал в Персии, как то было с десятками других, кто восставал против него.

Ему тогда было тяжело, но он – побеждал. Ему и теперь тяжело, но победа от него далека, и потому ему сейчас так тяжело, как еще никогда не было. И Ахурамазда далеко от него, и не спасает, как спасал прежде, а повсюду – дайвы, дайвы, злые, коварные, мстительные… Уйти отсюда прочь, поскорее уйти отсюда! Пусть остаются в лагере ослабевшие и раненые. Он не бежит, он спасает свое войско, которое еще ему понадобится в Персии. Уйти отсюда – и ни единого упоминания о скифском походе: ни в камне, ни на глине, ни на пергаменте, ни на коже. Не было такого похода, а были другие, те, где он побеждал.