Текст книги "Ольвия (ЛП)"

Автор книги: Валентин Чемерис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)

Ольвия тихо ехала, все еще размышляя, в какую сторону ей повернуть коня и где искать скифов. Скорее всего, на востоке. Или у Борисфена… Она оглянулась. Слева неподалеку вздымался высокий курган.

«Въеду на него и осмотрю горизонт», – подумала она и только двинулась, как пронзительно вскрикнула птица.

И внезапно стихла…

Она долго прислушивалась, и конь дрожал, насторожив уши, но повсюду было безмолвно. Все же ей показалось, что где-то неподалеку фыркнул конь, звякнули удила… Сердце беспокойно забилось. Скифы?.. Нет, нет, мелькнула другая мысль, с чего бы скифам прятаться в своих степях? А может, это прячутся те, кто пустил всаднику стрелу в спину?

Заподозрив беду, Ольвия хотела было повернуть на восток и мчаться прочь от этого тревожного места, но было уже поздно…

Внезапно с гиком и свистом из-за кургана вылетели всадники.

Не успела она и опомниться, как нападавшие схватили ее коня. Ольвия шарахнулась в сторону, но неизвестные, оскалив зубы, приставили копье к ее груди и к Ликте на груди. Что-то крикнули на чужом, непонятном языке.

«Предостерегал же всадник, – только и подумала она с запоздалым раскаянием. – Почему же я мешкала?..»

Острый наконечник копья слегка покачивался сверху вниз. Сделай она хоть одно движение – и он пронзит Ликту и ее насквозь… Она скосила глаза и увидела на ребре наконечника бурые, словно ржавчина, старые пятна… Засохшая кровь прошлых жертв!

Вздрогнув, она подняла глаза на всадников, уверенная, что перед ней скифы. Теперь они либо прикончат беглянку, либо отвезут к Тапуру на расправу. Но знают ли они, что с запада в скифские степи ползет большая беда?

Но каково же было ее удивление, когда она увидела перед собой чужеземных воинов в войлочных круглых шапках, с железной чешуей на рукавах, с большими щитами на груди…

…Вот так Ольвия, негаданно для самой себя, и встретилась с чужеземцами. Теперь она понимала, чьи это дымы за Истром. Но откуда они взялись, персы, уже в который раз подумала она, не понимая, как себя с ними вести и кто они ей: друзья или враги?

– Откуда вы? – спросила она.

Чернобородый всадник гордо воскликнул:

– Мы – персы, сыны персов, непобедимые воины великого царя, царя царей, царя Востока и Запада!

Она подумала, знают ли о персах скифы?

– Удивляешься, что далеко залетело копье славного персидского мужа? – воскликнул чернобородый. – Бог ветра принес нас сюда, а бог грома выковал наше копье!

Острый наконечник копья все еще покачивался у ее груди.

– Ты кто такая? – спросил чернобородый. – Ты скиф? Да? Нам нужен один живой скиф.

Ольвия не успела ничего ответить, потому что Ликта в своем гнездышке у нее на груди зашлась визгом.

Всадники от неожиданности даже подскочили и отвели от нее ужасное копье. Таращили глаза на такую необычную женщину, что мчалась верхом по пустынной дороге с младенцем на груди, и пораженно качали головами: ну и пташку же поймали!

Пока Ольвия убаюкивала ребенка, персы гудели между собой: советовались или спорили… Не разберешь.

Наконец расхохотались:

– Га-га-га-а-а…

Словно гуси загоготали.

Качались в седлах и хихикали, сверкая зубами и белками больших глаз, потому что смешно им стало, что они вдесятером, с боевым кличем, кинулись на мать с ребенком.

Но вот чернобородый что-то сердито гаркнул на них, и хохотунам зажало рот. Ольвия настороженно ждала, что будет дальше. Старательно подбирая слова, чернобородый заговорил:

– Ты не видела всадника… скифа… со стрелой в спине?

– Нет.

– Ты неправду говоришь, – криво усмехнулся чернобородый. – Под тобой его конь. О, перс лишь раз увидит коня и на всю жизнь запомнит его… Ибо у каждого коня свое лицо. Ты пересела на коня того всадника. Где он?

– Там лежит со стрелой в спине, – махнула она на ковыль.

– Хорошо. Он не успел сообщить скифам… Хорошо. Но мы хотим знать, кто ты есть?

– Гречанка.

Чернобородый подозрительно осмотрел ее с ног до головы, отрицательно покрутил головой.

– Ты скифянка. На тебе скифский башлык и куртка. Ты только говоришь по-гречески.

– Но я вправду не скифянка.

– Не бойся, женщина, одетая по-скифски. Мы не тронем тебя и твоего ребенка. Но ты должна поехать в наш лагерь.

– Почему я должна ехать с вами?

Оскалив зубы, чернобородый недобро сказал:

– Перс всегда рад красивый женщина.

– Но красивый женщина не всегда рад персам! – передразнивая его произношение, ответила Ольвия. – Отпустите моего коня. Я спешу к Гостеприимному морю и никуда не сверну со своего пути. А если вам нужны скифы, ищите их сами!

Чернобородый хвастливо воскликнул:

– О, не уедешь на своем коне, поедешь на персидском копье!

И поднес острый кончик копья к лицу Ольвии.

– Выбирай!

Пришлось подчиниться.

Окружив пленницу со всех сторон горячими конями, персы круто повернули на запад, к реке Истр, что поблескивала на горизонте широкой, словно оловянной, полосой. Повернули навстречу тем дымам, что круто вздымались по ту сторону реки до самого неба, и Ольвия терялась в догадках: куда и для чего ее везут и знают ли о приходе персов скифы? Что нужно персам в скифских степях?.. Неужели война?..

Глава тринадцатая
Спитамен кшатра[25]25
  Спитамен кшатра – осиянный храбростью и мужеством царь (древнеперс.).


[Закрыть]

Когда наконец добрались до Истра, был уже полдень. Оба берега реки – скифский и противоположный, фракийский, – кишели, как муравейники. Тысячи и тысячи человеческих фигурок суетились по обоим берегам, туда и сюда сновали лодки, плоты. А через всю ширь реки, с небольшими промежутками для пропуска воды, выстроились в ряд триеры на якорях. Триеры были большие, морские, видно, пришли сюда из Понта, поднявшись вверх по реке. Ольвия поняла, что на реке идет строительство моста или переправы для персидской орды.

По крутому спуску они съехали вниз и остановились у толстых дубовых свай, забитых в твердый грунт берега. На фракийской стороне тоже были забиты в твердый материковый грунт дубовые сваи, а между ними от берега до берега, поверх заякоренных триер, уже были натянуты восемь толстых льняных канатов, к которым привязывали поперечные балки.

Разноязыкие рабы (это было понятно по их выкрикам), белые, смуглые и совсем черные, нагие, в одних лишь набедренных повязках или коротких юбчонках, под щелканье кнутов надсмотрщиков с трудом вращали тяжелые вороты, натягивая толстые канаты.

Чернобородый что-то сказал; двое всадников из его отряда спешились, побежали по берегу к лодочникам, а чернобородый снова повернулся к строителям моста. Скрипели лебедки, кричали надсмотрщики и хлестали нагих рабов, и те все крутили и крутили вороты. Канаты поверх триер хоть и медленно, но натягивались и натягивались, пока не зазвенели, как струны, и не легли на ряд триер, которые отныне будут поддерживать мост вместо свай.

Тем временем подбежал один из всадников, что-то сказал чернобородому, и тот кивнул Ольвии, веля следовать за ним. Они спустились к воде, где их уже ждала немалая лодка – вернее, две, сбитые досками. В одну всадники завели коней, а в другую вошли чернобородый, Ольвия и еще какие-то люди, видимо, строители, которым нужно было как раз на тот берег. Ольвия присела, а чернобородый стоял возле нее и смотрел на тот берег. Гребцы поплевали на ладони, крякнули, опустили длинные весла в воду, потянули их на себя, и обе лодки стремительно отошли от берега.

На середине реки вода бурлила, билась о борта преграждавших ей путь триер, пенилась и с шумом и ревом неслась в проходы между судами. Из лодки триеры казались огромными, и где-то там, над ними, наверху, строился мост. [26]26
  Как полагают ученые, мост на Дунае (Истре) был сооружен, очевидно, где-то на участке между современными городами Тулча и Рени, ширина реки там 1 км, глубина до 7 м. Наиболее вероятным местом строительства моста является местность у сел Исакча (на правом берегу реки) и Орловка (на левом). Путь от тогдашней столицы Персии Суз до Дуная (Истра) советский ученый Б. А. Рыбаков определил в 2300 км.


[Закрыть]

На фракийском берегу уже настилали на натянутые поверх триер канаты прочные бревна по ширине будущего моста и крепко привязывали их к поперечным балкам. И тотчас же засыпали их землей, которую на носилках, почти бегом, под ударами кнутов, таскали рабы. Одни носили землю, другие разравнивали ее, а третьи трамбовали толстыми обрубками бревен. Одновременно с земляной насыпью с обеих сторон тянули перила.

Сидя в лодке, Ольвия видела, что строительство моста идет быстрыми темпами, персы торопились. И тогда она подумала о Тапуре. Знает ли он и его владыка Иданфирс, что персы уже строят мост на скифскую землю?.. Дней через десять они закончат мост, и по нему лавиной хлынет персидская орда… Как предостеречь скифов, как передать им весть об этом мосте? Подумала, и на душе стало тяжело: а выпустят ли персы ее из своего лагеря? Ох, вряд ли. И убежать от них – тоже не убежишь. И от осознания того, что она знает о враге, о его намерениях, но не может предупредить скифов, ей было больно, и она словно чувствовала за собой какую-то вину.

Лодка причалила к фракийскому берегу, ткнулась носом в песок; гребцы, разогнув спины, отдувались. Чернобородый кивнул Ольвии, и она сошла за ним на берег… Уже не скифский, а чужой. Из второй лодки выводили коней и тут же садились в седла. Села и Ольвия, и по знаку чернобородого они двинулись. На фракийском берегу людей было больше, они сновали так густо, что между ними трудно было проехать. Все это были строители моста: носили землю, пилили и тесали бревна для настила.

Отряд чернобородого круто повернул в степь, и, когда они поднялись на возвышенность, Ольвия увидела далеко внизу гигантский военный лагерь, над которым вздымались дымы от тысяч и тысяч костров. Вся персидская орда поместилась в той долине, а может, лишь часть ее – неведомо, но долина была до отказа забита людьми и животными. На горизонте носились всадники, слева и справа от дороги скакали отряды, на возвышенностях стояли дозорные посты, и чернобородый что-то кричал им – видимо, пароль.

Ржали кони, ревел скот, скрипели повозки, и гул человеческих голосов доносился из долины, словно морской прибой.

– Наши кони затопчут вашу степь и выпьют ваши воды, – обращаясь к Ольвии, хвастливо воскликнул чернобородый.

– Вы еще не знаете, что такое скифские степи, – ответила Ольвия.

– О, ты не знаешь, что такое войско царя царей! – буркнул чернобородый и умолк. Они спустились вниз. Повсюду паслись оседланные кони, между ними спали всадники в панцирях и шлемах, еще дальше ревел скот, стадами двигались верблюды, волы.

Сам лагерь был защищен тремя рядами повозок. Отряд, пленивший Ольвию, проехал через три ряда повозок после того, как чернобородый сказал дозорным тайное слово. Петляли по узким проходам, словно в густом лесу. Повсюду спали пехотинцы, прикрывшись от солнца большими плетеными щитами; спали, хотя гул над лагерем стоял невообразимый. Там и тут на ветру трепетали шатры и палатки, но по большей части воины лежали прямо под открытым небом. Блестели шлемы, панцири, кольчуги. Многие воины были в войлочных колпаках, в шерстяных накидках. И гул, гул, такой, что, казалось, гигантская река ворочает камни в бездонной пропасти. Пленник, попав в такой лагерь, глох и слеп, терял волю и рассудок, и был уже не способен ни сопротивляться, ни тем более держаться с достоинством.

Всадники чернобородого вертелись вьюнами, чтобы не наступать воинам на головы, и медленно двигались по лагерю. То тут, то там стучали молоты: походные кузнецы чинили оружие; ревели верблюды, ржали кони, кричали люди, и невозможно было что-либо понять или разобрать. Ольвии казалось, что она попала в потусторонний мир. И только думала: как? Как скифы одолеют такую орду, что вползала в их степи?

Середина лагеря, которую охраняли «бессмертные», имела свою дополнительную защиту и была окружена тремя внутренними рядами повозок, над которыми на копьях развевались конские хвосты. А за повозками на просторном месте стоял огромный розовый шатер, над которым распростер крылья золотой орел. Ольвия догадалась, что здесь находится персидский царь.

У входа в шатер неподвижно застыли с копьями, щитами и мечами на поясах шестеро здоровяков в сияющих шлемах и латах. Они стояли, словно каменные идолы, даже не шелохнулись, когда отряд спешился у шатра. Лишь когда прибывшие сделали шаг вперед, копья качнулись, сверкнули на солнце и преградили им дорогу.

Всадники, пленившие Ольвию, разом притихли и присмирели, придерживая мечи на поясах, чтобы те не звякнули, осторожно спешились, выстроились в линию и замерли, будто их и не было. Чернобородый застыл впереди.

Стояли долго, не смея даже поднять глаз, только время от времени моргали. Ольвия в конце концов не выдержала:

– И долго мы будем молиться на этот шатер? Я спешу домой, к Гостеприимному мо…

Чернобородый бесшумно метнулся к ней, зажал ей рот широкой, твердой как камень ладонью… А отняв ладонь, яростно взглянул на пленницу и провел ребром своей руки у себя по горлу. Ольвия все поняла и затихла.

Из шатра высунулась продолговатая, желтая, как тыква, голова без единого волоска и шевельнула рыжими бровями. Чернобородый что-то шепотом доложил ей, голова кивнула и скрылась. Снова потянулись минуты невыносимого ожидания. Чернобородый не сводил глаз со входа в шатер, и руки его были молитвенно сложены на груди.

Из шатра вышел толстый, дородный перс в панцире и шлеме и, положив руки на кожаный пояс, туго впивавшийся ему в живот, что-то тихо сказал чернобородому. Тот угодливо кивнул и, повернувшись к пленнице, движением руки показал ей, что нужно идти. Едва Ольвия сделала шаг-другой, как откуда-то невидимые руки подхватили ее, и она мигом очутилась в шатре. Испуганно прижимая к себе ребенка, она сделала несколько шагов между двумя рядами воинов с обнаженными короткими мечами и оказалась под сводами шатра.

Внутри шатер был необычайно просторен, весь в парче и позолоте. На пышных коврах, на подушках, чинно восседали в шлемах, с короткими мечами на поясах, стратеги и военачальники.

Тишина в шатре стояла такая, что слышно было, как звенит в собственных ушах. Ни единого движения, ни единого взгляда… Словно сидели не живые, а какие-то диковинные мертвецы…

Ольвия скользнула взглядом дальше, и у священного огня, горевшего в большой бронзовой чаше на треножнике, под противоположной стеной шатра, на которой висел герб Персии – соколиные перья, а внутри – стрелок, натягивающий лук, – по-восточному скрестив ноги, сидел на подушках сам Дарий в золотой шлемовидной тиаре, с искусно завитой бородой. Был он в розовом сияющем одеянии, подпоясанный широким кожаным поясом с золотой пряжкой в форме крылатого колеса и с коротким мечом в позолоченных ножнах.

Он равнодушно смотрел на пленницу, сузив тяжелые, отекшие веки. Сонная апатия, мертвенный холод окутывали его сухое, резкое лицо с тяжелым подбородком. Но даже сквозь эту сонливость проступали черты волевого, жестокого и властного царя, царя царей, как величали себя все персидские владыки из рода Ахеменидов.

– Я пришла, великий царь, – сказала Ольвия, и от первых же звуков ее голоса стратеги качнулись от изумления: еще не бывало, чтобы какая-то пленница смела первой заговорить с тем, кто был воплощением бога на земле.

– Я крайне удивлена и возмущена, – в мертвой, зловещей тишине продолжала пленница. – У тебя, великий царь, войска столько, что взглядом не окинуть, так зачем было хватать женщину с ребенком на руках? Разве я в силах причинить зло твоей орде, великий царь?

Не успела Ольвия и закончить, как откуда-то неслышно, словно летучие мыши, метнулись к ней тени, зажали ей рот, схватили за плечи и стали гнуть к земле, пытаясь бросить пленницу на ковер, к ногам царя. Ольвия изо всех сил рванулась, выпрямилась.

– Падай! – шипели позади нее. – Варварка, ты находишься перед самим Дарьяваушем [27]27
  Дарьявауш – староперсидская форма имени Дария.


[Закрыть], царем великим, царем царей! Ты находишься перед солнцем всей земли! Спитамен кшатра удостоил тебя великой чести, дабы ты поцеловала край ковра в его божественном шатре. Перед ним простые смертные лежат и бородами землю метут!

– А я – женщина! – звонко воскликнула Ольвия. – Я выросла в вольном городе, где людей так не унижали!

Брови Дария слегка дрогнули, тени отскочили от Ольвии.

И снова в шатре воцарилась тревожная тишина.

Дарий шевельнул сухими, потрескавшимися от степного ветра губами, сонная апатия начала сползать с его лица, глаза полураскрылись. Тихо, но властно царь царей спросил пленницу:

– Кто ты, красавица?

Невидимый толмач быстро перевел вопрос для пленницы по-гречески.

– Ольвия, – ответила та.

В уголках уст царя царей мелькнула ироничная усмешка.

Он спросил с едва скрытым смехом:

– Выходит, ты так знаменита, что достаточно одного твоего имени? Но мы о тебе раньше ничего не слышали.

– Я дочь архонта Ольвии и жена скифского вождя Тапура!

Стратеги переглянулись и снова замерли.

– Почему же дочь архонта и жена скифского вождя в одиночестве ехала по степи? – мягко спросил Дарий.

– Я бежала от гнева своего мужа, – ответила Ольвия правду. – Он бывает добрым, но бывает злым, как Мегера. Ему нужен сын, продолжатель рода, сын-орел, о котором бы заговорили степи, а я… – Женщина тяжело и печально вздохнула. – А я родила ему дочь. Ярость пленила его и ослепила. Пришлось бежать ночью на коне, потому что под горячую руку Тапур способен на все. Он как дикий конь, что не терпит узды. Его невозможно укротить, пока он сам не опомнится.

Лицо царя царей сделалось сочувствующим и добрым.

– Какой жестокий у тебя муж, – слегка покачал он головой. – Но тебе, несчастная женщина, повезло. Убегая от своего, как ты говоришь, необузданного мужа, ты попала под надежную защиту. И теперь имеешь возможность отомстить вероломному Тапуру. Ведь ты не виновата, что родила дочь, а не сына.

– Да, великий царь, я не виновата, – согласилась Ольвия. – Боги тому свидетели, что я очень хотела родить сына.

– Все в воле богов, – мягко промолвил Дарий и в тот миг начал даже нравиться Ольвии. – Сын – хорошо, но и дочь – тоже хорошо. Девушки, что со временем становятся женами мужей, нам очень нужны, ведь без них не будет детей, не будет воинов. – И добавил, слегка улыбнувшись: – Меня ведь тоже когда-то родила женщина, и я благодарен ей, ибо мой отец, славный Виштасп, никогда бы на такое не сподобился.

Царь был доволен собственным остроумием; полководцы тоже улыбнулись, но тут же сжали губы, как только царь погасил свою скупую усмешку.

Дарий заговорил, как и прежде, тихо и мягко:

– Радуйся, красавица! Я веду непобедимое войско персов против непокорных и своенравных скифов. И меня, и мое войско осеняет сам бог неба, великий Ахурамазда. Скифам отныне больше нет места на земле. Воспользуйся случаем и отомсти своим обидчикам. Более того, я повелю, и ты станешь женой будущего сатрапа Скифии, которого я поставлю и который во всем будет слушаться меня.

Ольвия молчала.

– Радость отняла у тебя дар речи? – ласково спросил царь царей.

– Быть предательницей – невелика радость, – ответила Ольвия.

Брови Дария дрогнули.

– Как понимать дочь архонта и жену скифского вождя?

– Я не держу зла на скифов, ибо они ничего дурного мне не сделали, – пленница взглянула в холодные глаза царя царей. – Нет у меня гнева и на Тапура. Ему нужен сын.

– Так в чем же тогда суть?

– Суть вот в чем, великий царь. – Ольвия подождала, пока переведет толмач, и дальше говорила уже медленнее: – Все, что случилось, – это наше с Тапуром дело. Скифы тут ни при чем.

Черная тень легла на сухое лицо Дария.

– Я хочу сделать тебе добро.

– Если ты, великий царь, добр – вели отпустить меня домой, к Гостеприимному морю, – резко сказала Ольвия. – А мстить Тапуру я не буду. Я люблю его. Он отец моего ребенка. Что между нами произошло, то между нами и останется!

Дарий дернулся, но сдержался и сказал с угрозой:

– Я велю отпустить тебя к твоему отцу, хоть ты и остроязыкая, и непочтительная. Но после того, как ты кратчайшим путем поведешь мою конницу в Скифию. О, это займет у тебя совсем немного времени. И потом ты свободна, как птица в небе. Я щедро тебя награжу, дам богатую повозку, слуг и рабов, чтобы дочь архонта больше не носилась в одиночестве по степям. И ты вернешься домой с невиданными дарами.

– Если владыка так всемогущ, то пусть сам и ищет скифов! – не ведая, что говорит, воскликнула Ольвия. – У него много воинов. Если они чего-то стоят, то царь царей обойдется и без женского предательства.

Дарий потемнел лицом.

– Смотри, как бы твой длинный язык не повредил твоей нежной шее! – тихо, но властно промолвил владыка. – Таких слов, какие только что слетели с твоих уст, я никому не прощаю. Я заставляю такие уста умолкнуть. Но тебя помилую, взирая на твою молодость и красоту. Дочь греческого архонта просто не думает, что говорит!

Глава четырнадцатая
В белой юрте

После разговора с персидским царем пленницу почтительно проводили в белую юрту, чистую и опрятную. Сопровождавшие ее воины относились к ней как будто с уважением, по крайней мере, держались довольно вежливо.

Ольвия не могла понять, кто она: гостья или пленница?

Владыка всех людей от восхода и до заката солнца, царь царей с большим уважением отнесся к дочери греческого архонта, объяснили ей через толмача. Ведь в белую походную юрту поселяют только избранных гостей… Правда, добавили, и пленница уловила в голосе нескрываемую иронию, время военное, а вокруг дикие степи, в которых рыщут скифы. А возможно, и сам Тапур ее ищет, чтобы покарать за дочь, а потому, дабы с дорогой гостьей ничего дурного не случилось, у входа в юрту будет неотлучно стоять стража…

Ольвия устало опустилась на ковер. Внутри юрта была устлана несколькими слоями ковров, в которых тонули ноги, и оттого было тихо, а вдоль стен лежали бархатные подушечки. В юрте было уютно и тихо – толстый войлок гасил лагерный гомон.

Не успела она собраться с мыслями, как в юрту неслышно вошел раб с бритой головой и большим кольцом в носу. Словно не вошел он, а вплыл, как диковинная рыба. Внутри кольца висел маленький колокольчик и позвякивал, пока раб, кланяясь, ставил еду. Пятясь и позвякивая, раб беззвучно выплыл из юрты, а Ольвии еще долго чудился его звон.

В деревянном корытце лежало красное вареное мясо, рядом стоял кувшин с водой, а на деревянном блюде горкой вздымались фисташки. Не чувствуя ни вкуса, ни тем более голода, пленница механически пожевала немного твердого и безвкусного мяса, с жадностью напилась, покормила дочь, что уже начала капризничать, перепеленала ее и, качая, тяжело вздохнула.

Что же дальше? Где выход из этой юрты? Да и есть ли он вообще? Ох, Тапур, безумный и своевольный, знаешь ли ты хоть, какая беда вползает в твои степи? И как вырваться из этой уютной белой юрты с мягкими коврами, чтобы предупредить тебя?

Персы ждут от нее согласия, требуют, чтобы она стала предательницей и отомстила тебе, Тапур. Персы спешат выиграть время, чтобы застать скифов врасплох, а для этого нужно кратчайшим путем, не блуждая в безводных степях, проникнуть в Скифию и разбить ее главные силы. Так, может, отомстить тебе, Тапур? Чтобы знал, как угрожать рабством?

Во сне вскрикнула дочь…

Ольвия встрепенулась, испуганно взглянула на Ликту: у нее было такое чувство, будто только что вскрикнул сам Тапур.

– Не кричи, Тапур, – шепотом сказала Ольвия. – Я не предам тебя, я не поведу в твои степи персов, что бы они со мной ни сделали.

От голоса дочери на душе немного полегчало. Улыбаясь сама себе, она с тоской подумала, что все еще любит своевольного вождя. Любит и ничего не может с собой поделать.

И даже зла в душе на него не держит.

Разве что обиду…

– Тапур, Тапур… – прошептала она, глядя на дочь. – Что же теперь будет? Я словно меж Сциллой и Харибдой – ты грозишь мне рабством, а персы – смертью…

Несмело звякнул колокольчик, и в юрту, согнувшись, вплыл раб с кольцом в носу.

– Сгинь, наваждение! – крикнула Ольвия, и раб, звякнув колокольчиком, и впрямь исчез, а в ушах ее еще долго звенело.

Она присела, опершись на бархатные подушечки, вздохнула, задумалась… Что же теперь?.. Голова вот-вот расколется, будто кто-то по вискам бьет мелкими и острыми камушками… Где выход? Где? И есть ли он вообще, этот выход? О боги, чем я вас прогневила, что вы послали мне такие тяжкие испытания? Неужели я никогда не была счастливой и беззаботной, как чайка морская?

И показалось ей, что она дома, в легком светлом хитоне бежит по берегу моря, и над ней носятся белые чайки… И теплый морской ветер овевает ее лицо, треплет волосы… А она смеется и бежит вдоль моря… Нет, не бежит, а словно летит, раскинув руки, летит солнечная, легкая, беззаботная, смеющаяся… И не знает она, что такое горе и беда, и не нужно ей думать и искать выход из трудностей, ибо жизнь ее беззаботна, юна, вечна…

О боги, неужели она когда-то была такой счастливой? Неужели была такой, когда не нужно было ни о чем думать, не принимать никаких решений, а лишь порхать, летать над морем белоснежной чайкой…

Чья-то тень упала на ее лицо. Она тихо вскрикнула и вскочила, настороженная и дрожащая.

– Кто здесь?!

В юрте сидел (откуда он взялся? когда вошел?), скрестив под собой ноги, старик с вытянутым лицом и редкой, словно льняной, бородой, в белой войлочной шапке, похожей на царскую тиару; на плечах белела накидка.

Он смотрел на нее прищуренными добрыми глазами, гладил свою редкую бороду сухой, морщинистой рукой и ласково улыбался. И показался он Ольвии добрым-добрым богом, святым ее спасителем.

– Ты… кто такой, дедушка? – спросила Ольвия с надеждой на спасение и даже подошла к нему ближе.

– Я тот, кто успокаивает людские сердца и указывает путь разуму, – ласково молвил он. – Я помогу тебе, голубка, попавшая в тяжкие силки.

– Ты… ты жрец? – догадалась она.

– Да, я служу богам, – тихо ответил он. – Но богам служу во имя людей. Я открою тебе глаза, я покажу тебе сейчас твое счастливое завтра. Сядь и успокойся.

Ольвия покорилась ему и села, но успокоиться не могла.

– Пусть твоя дочь спит, а ты слушай меня, и твое сердце исполнится мудрости, и ты примешь единственно верное решение, и увидишь светлый луч, что выведет тебя из царства тьмы в твое солнечное завтра.

– Как ты догадался, старик?.. – прошептала Ольвия. – Я – во тьме, во мраке, в безысходности…

Старик в белой шапке и белой накидке слегка покачивался в такт своему рассказу:

– Выход из тьмы в светлое завтра дано найти не каждому. Люди слепы, ибо действуют по велению сердца, а не разума, не твердого и точного расчета. И гибнут, блуждая во мраке, рядом со своим светлым завтра. Ибо сердце – слепо. Зряч только разум. Слушай меня, голубка, и ты увидишь сейчас тот светлый луч, что выведет тебя на широкую, светлую дорогу в твое беззаботное, и богатое, и знатное счастье.

Он воздел свои длинные, тонкие и костлявые руки, провел ими в воздухе, словно что-то разгребая, и закричал:

– Вижу… За мраком вижу все, все! Вижу известную на весь мир славную столицу Ахеменидов, достославную Парсастахру [28]28
  Парсастахра – древнее название столицы Ахеменидов, означающее «сила персов». В греческой передаче – Персеполь.


[Закрыть], что значит «сила персов». Вижу на каменной возвышенности несравненный диво-дворец царя царей. В день весеннего равноденствия в честь Ноуруза [29]29
  Ноуруз – Новый год по иранскому солярному (солнечному) календарю.


[Закрыть] со всех концов Персиды съехались сатрапы всех областей, стран и племен, везущие царю царей славные дары… Раннее утро. Гости идут мимо двух огромных статуй-стражей врат, через разные покои попадают в святая святых дворца – в зал, где за завесой находится царь царей. По знаку астролога завеса открывается, и на троне в утренних сумерках, совершенно невидимый, сидит царь царей, живое воплощение самого бога на земле. Первый луч восходящего солнца пробивается сквозь маленькое оконце в стене, отражается в воде святого колодца и падает точно на царский трон, и в утренних сумерках зажигает царскую корону… Не всем смертным дано это увидеть, а только лучшим из лучших, достойным из достойных, сильным из сильных, знатным из знатных… В трепетном молчании все прибывшие идут в открытый двор, где происходит церемония подношения даров. Во главе дароносцев выступают правители стран и племен. Вижу, как несут дары из только что покоренной Вавилонии, несут из Мидии, Египта, вижу, как идут эфиопы и индийцы, греки из Малой Азии и арабы, бактрийцы, согдийцы, саки… И все несут дорогие дары, ведут диковинных коней с расчесанными гривами, в золотых уздечках… Вижу…

– Старик… – вздохнув, перебила его Ольвия, – хоть и приятно тебя слушать, но к чему все это? Меня не интересует, кто и какие дары подносит вашему царю. Я не знаю, что со мной будет сегодня, завтра, в это мгновение.

– Смотри разумом, а не сердцем! – крикнул старик и затрясся. – И ты увидишь тогда то, что будет с тобой завтра. А я уже вижу… Вижу!.. – закричал он и затрясся, как в лихорадке. – Вижу скифов. Идут скифы с Борисфена, идут со своим сатрапом, коней золотистых ведут, мечи несут… А еще я вижу сатрапа Скифии. Он твой муж, Ольвия!.. Вижу тебя женой всесильного правителя Скифии, которого поставил царь царей, великий Дарий. Вижу тебя царицей Скифии, вижу твое светлое и счастливое завтра, дочь греческого архонта! Вижу!.. Вижу!.. Взгляни и ты на свое царское завтра. Не сердцем смотри, которое слепо, а – разумом. Разумом смотри и твори свою судьбу, твори, пока боги тебе помогают!

Ольвия молчала, разочарованная и оттого уставшая. Она думала, она понадеялась на этого старика, как на чудо какое, как на доброго-доброго бога, а он оказался обыкновенным уговорщиком… Он вскочил. Простер к ней костлявые дрожащие руки.

– Колеблешься?.. В промедлении – твоя погибель! Лови свое счастье! Хватай его! Я бросил тебе луч света, беги за ним, лети, он выведет тебя из мрака в солнечное завтра. Спеши! Последний миг наступает, и лучик угаснет. Навсегда! Навеки! Спеши за ним! Иди! Лети! Торопись! К солнцу, к счастью, к царскому уважению и милости!

И исчез…

Словно растаял в сумерках юрты.

Словно вылетел в верхнее отверстие для дыма…

Вскрикнула Ольвия:

– Колдун!..

Безмолвная тишина.

Ольвия стояла, понурив голову и беспомощно опустив руки, стояла, словно в каком-то сне, и видела внутренним взором богатую и славную столицу персов, и солнечный луч, зажегший корону царя, и богатые дары, что подносили живому богу покоренные народы.

Только скифских даров там не было.

– Старик?! Колдун!! – вдруг громко крикнула Ольвия. – Где ты, злой вещун? Ты не все увидел! Ибо ты ослеплен своим царем. Скифы преподнесут дары твоему царю не в вашей столице, а в своей степи! И среди тех, кто преподнесет дары, будет и мой Тапур. Слышишь, злой вещун? Мой Тапур будет преподносить в степях Скифии дары своему богу!.. А теперь… теперь поступайте… делайте со мной что хотите!

И в то же мгновение тяжелые и твердые руки легли ей на плечи, сдавили их так, что едва не хрустнули кости, и стали ее гнуть, ставить на колени, но она, из последних сил рванувшись, гордо выпрямилась…