Текст книги "Наследники по прямой.Трилогия (СИ)"

Автор книги: Вадим Давыдов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 57 (всего у книги 91 страниц)

– Я всётаки совсем не понимаю…

– Это чудесно, Мэгги, – ласково сказал Гурьев. – И вы оба, и Карлуччо, – никогда не сможете рассказать того, чего не понимаете и не знаете. Вам и не нужно этого знать, потому что я дал слово. Слово моё такое – все получат свои деньги и своих любимых, и все хорошие ребята останутся живы, а Чезаре Карлуччо со своими плохишами отправится прямо в ад. И на этот раз – действительно всё, ребята. За дело. У нас ещё масса работы по организации технических деталей.

И только когда Гурьев решил, что всё готово, Карлуччо, до того по его указанию всеми правдами и неправдами затягивавший операцию, дал отмашку на старт.

НьюЙорк. Февраль 1934 г

Джованни выполнил свою часть работы безукоризненно. Похищение прошло гладко, Расселы не пострадали, – Гурьев с Рранкаром убедились в этом лично. Оставалось ждать развития событий.

Около суток ушло на всевозможные приготовления. В воскресенье рано утром аккредитивы были доставлены в контору Хоука в сопровождении целой когорты полицейских. Вооружённый до зубов эскорт вокруг портфеля, который легко мог унести ребёнок, выглядел довольно комично, хотя всем было и не до смеха. Начальники полиции Манхэттена и НьюЙорка тоже прибыли сюда, по мере сил мешая всем, до кого могли дотянуться, и внося такую необходимую Гурьеву сумятицу и неразбериху в действия своих подчинённых. Недавно потрясшее страну похищение сына авиатора Линдберга, ^[199]закончившееся гибелью малыша, ужасным фантомом маячило у всех перед глазами. Никто не был готов идти на риск дразнить похитителей затяжкой переговоров и прочими уловками, тем более что сам Рассел сразу же согласился заплатить всю сумму без каких бы то ни было условий. У Хоука при взгляде на миллионера, который старался бодриться, сердце сжималось от жалости, но он понимал, что единственный шанс снова увидеть миссис Рассел и мальчиков живыми – это неукоснительно выполнять указания Гурьева. Детектив пустил в ход весь свой дар убеждения для того, чтобы внушить эту мысль и Расселу, и всем остальным.

Получив записку от миссис Рассел с требованиями похитителей, кризисный штаб принялся за тщательную подготовку передачи выкупа.

* * *

Полицейские положили потрёпанный дорожный саквояж с аккредитивами возле мусорного контейнера в глухом переулке Чайнатауна – всё точности, как и было велено – и, отойдя на безопасное расстояние, стали ждать появления курьеров. Минуту спустя они, оторопев, увидели, как огромный, совершенно невероятных размеров орёл, приземлившись около саквояжа, придержал его лапой, открыл клювом и заглянул внутрь. Подняв голову, орёл внимательно окинул полицейских, впавших в совершенную прострацию, безмятежным взглядом золотых глаз и снова нырнул головой внутрь саквояжа. Видимо, удовлетворив своё любопытство, орёл сгрёб добычу когтями и, рассекая воздух чёрнокоричневыми крыльями, издававшими низкий, леденящий душу свист, со скоростью пушечного снаряда взмыл в небо. Через несколько секунд он уже превратился в точку в зените.

– Чтооооо?!? – рёв начальника полиции Манхэттена легко заглушил бы брачные вопли стада бегемотов. В конторе Хоука было не так уж много места, что ещё более усилило эффект разорвавшейся звуковой бомбы. – Какой орёл, ослодыры?!? Какого дерьма вы наглотались с утра, пингвины беременные?!? Где деньги?!? Где эти чёртовы деньги, я вас спрашиваю?!?

В панике, поднявшейся после известия о том, что аккредитивы исчезли, всем стало не до Хоука. Поэтому ещё одного исчезновения – на этот раз самого детектива – никто просто не заметил. Ввинчивая автомобиль в поток городского транспорта, Хоук пытался понять, что же произошло на самом деле. Разумеется, у него ровным счётом ничего не выходило.

НьюЙорк. Февраль 1934 г

Конечно же, Гурьев не ошибся. Куски мяса с пушками – разного размера и калибра, – оказались одинаково слабо подготовленными к встрече с таким персонажем, как Гурьев. Он их не убивал – отключал, как и договорился с Джованни. Через полминуты путь был свободен. Удостоверившись, что всё вокруг спокойно, Гурьев тихо приоткрыл дверь и вошёл.

Миссис Рассел и мальчики лежали на кровати связанные, но не верёвками, а широкими бинтами – насчёт этой детали Гурьев проинструктировал Карлуччо особым образом. Глаза у всех троих были завязаны, а рты заклеены пластырем. Гурьев снял с глаз женщины повязку и улыбнулся:

– Здравствуйте, Эйприл. Могу я снять пластырь, вы ведь не станете кричать?

Она, подумав, качнула отрицательно головой. Гурьев кивнул:

– Замечательно. Только потерпите – будет немного неприятно.

Он взялся за конец липкой ленты и резко дёрнул. Эйприл зашипела от острой боли.

– Всё, всё, дорогая. Сейчас я вас распутаю.

– Как… Как вы…

– Эйприл. Вот ну ни секунды времени нет на объяснения. Потом, хорошо?

– Хорошо.

Гурьев разрезал на ней бинты и вручил женщине перочинный ножик, после чего они вдвоём освободили мальчиков. Увидев Гурьева, оба мальчугана воспряли духом: они ещё помнили его «подвиг» в парке.

– Выходим. Молча и очень быстро.

– Куда?

– Туда, где вы будете в безопасности.

– Но…

– Эйприл. Я на вашей стороне. Просто ещё ничего не закончено, поэтому вам придётся потерпеть. Осталось совсем немного, дорогая. Ещё буквально пару часов, и всё будет позади. Обещаю. Давайте, я помогу.

Они вышли из дома и нырнули в автомобиль, за рулём которого сидел Хоук. Усадив Расселов на заднее сиденье, Гурьев сказал:

– Слушайте внимательно, Эйприл. Сейчас детектив Хоук увезёт вас в охотничий домик в НьюДжерси. Оттуда мистер Хоук свяжется со своей помощницей и подтвердит, что вы с детьми в полном порядке, и вы сможете поговорить с мистером Расселом. Пока все будут переваривать эту потрясающую новость, я займусь синьором Карлуччо. В НьюДжерси вы будете находиться до тех пор, пока я не появлюсь. Это будет означать, что всё прошло как надо, и вы сможете наконец вернуться к мужу. Даю слово, что я появлюсь и что вам никто не причинит никакого вреда. Поверьте, всё, что сейчас делается, делается ради вашей безопасности. Не сиюминутной, а вообще безопасности, в более широком смысле. Вы сейчас ничего не понимаете, а я не имею ни времени, ни возможности объяснять. Потом. Просто не делайте глупостей, Эйприл. Это сейчас самое главное. Хорошо?

– Хорошо.

– Пообещайте мне не делать глупостей, Эйприл, – Гурьев мгновенно стёр улыбку с лица.

– Обещаю… Джейк.

– Отлично, – он успокаивающе улыбнулся снова и выбрался наружу.

Гурьев хлопнул ладонью по металлу дверцы, и машина умчалась. Гурьев вернулся в дом, забрал сумку и, выйдя через чёрный ход, минуту спустя был уже в переулке, где в автомобиле изнывал от нетерпения Джованни Карлуччо.

– Твои деньги здесь, – Гурьев втолкнул сумку на заднее сиденье автомобиля. – Будешь пересчитывать?

– Очень смешно, – скривился Карлуччо. – Что дальше?

– Как договаривались. Я отправляюсь в гости к дядюшке Чезаре, а ты можешь делать, что хочешь.

– Я пристрою «капусту» и проверю, как у тебя продвигается.

– Валяй, – милостиво разрешил Гурьев и дотронулся двумя пальцами до полей своего кофейного «стетсона» из первоклассного фетра. Карлуччо моргнул и в недоумении завертел головой: Гурьев как сквозь землю провалился. Не веря своим глазам, Карлуччо выбрался из машины и огляделся. Переулок был пуст. Карлуччо мог бы поклясться, что не слышал ни звука и не видел даже тени. Чёртов проклятый призрак, подумал он. Постояв ещё минуту, Карлуччо сплюнул в сердцах на асфальт и сел за руль. Времени было в обрез.

НьюЙорк. Февраль 1934 г

В дом к Чезаре Гурьев вошёл так же легко, как входил всюду, куда ему требовалось войти. Неважно, хотели ему помешать при этом или нет. Гурьева с некоторых пор мало занимали жалкие попытки ему помешать. Ну, разве из любопытства он иногда интересовался.

Никто из находившихся в комнате – ни сам Чезаре, ни его «быки» – не поняли, как этот… этот… как он здесь очутился, в общем. Даже удивиться не успели – разлеглись на ковре в странно неудобных позах. Только Карлуччо остался стоять у стола, сжимая в руке «кольт».

– Аааа!!! – взвыл Карлуччо, вскинул ствол и надавил на спусковой крючок.

Выстрела не последовало. Странное ощущение, похожее на ожог, в районе кисти, – и Карлуччо увидел, как его рука с зажатым в ней револьвером падает на пол. И это было последнее, что он увидел. И ничего узнать и понять он тоже не успел, – Гурьев не собирался, следуя шаблонам гангстерских боевиков, стоять над Карлуччо, добрых полчаса пересказывать синопсис и, кривя в торжествующей усмешке губы, напыщенно разглагольствовать о собственном моральноэтическом, интеллектуальном и военном превосходстве. Он просто взмахнул ещё раз одним из мечей. Тело Карлуччо, нелепо подогнув ноги, осело и повалилось набок. Голова откатилась к стене и уставилась на происходящее лицом, так и не утратившим злобноудивлённого выражения. А Гурьев, подчиняясь воле Близнецов, властно, хотя и едва ощутимо дрогнувших в ладони теплом рукоятей, нанёс третий удар.

То, что оставалось от души Чезаре Карлуччо, то, что он не успел сжечь, бестрепетно рассыпая горе, слёзы и смерть пригоршнями вокруг себя много лет подряд, то, что попыталось ускользнуть от Близнецов, утечь, взвиться, удрать – перестало быть. Это нельзя было отпускать туда, куда оно рвалось, и Гурьев не отпустил. Он ещё не знал, почему. И куда. Сейчас у него не было времени на то, чтобы выяснять. Позже. Не здесь и не сейчас.

Пару секунд мелко подёргавшись, труп Карлуччо застыл, как и голова на полу.

Ты проиграл, Чезаре, грустно подумал Гурьев. На этот раз проиграл. Ты просто не предполагал, кто твой настоящий противник. В этом всё дело. Извини. Ничего личного. Или – всётаки личное?

Несколькими секундами позже в комнату влетел с револьвером в вытянутой руке Джованни. Увидев разделанную тушу дядюшки Чезаре в окружении живописно располосованных трупов остальных приближённых старого дона, он, повинуясь властному движению руки Гурьева, сжимавшей одного из Близнецов, медленно опустил ствол.

– Эй, парень, – едва сдерживая неотвратимо подступающую тошноту, прохрипел гангстер. – Ты что же, стрелять не умеешь?

– Я боюсь рикошетов, – усмехнулся Гурьев.

Он ритуальным синхронным движением встряхнул Близнецов, сгоняя кровь с клинков. От этого жеста у Джованни похолодели конечности и взмокли подмышки.

– Тибури, – тихо проговорил Гурьев. – Это называется – тибури. По следу тибури можно определить школу меча, Джованни. Только нужно учиться. Долгодолго.

Улыбаясь, Гурьев смотрел на гангстера. Едва слышно щёлкнул фиксатор. Несколько капель крови упали с потолка, запятнали воротник рубашки младшего Карлуччо, обожгли ему ухо и щёку. Он вздрогнул, тупо отметив краем сознания, что так и не увидел, когда этот дьявол успел спрятать свои жуткие – ножи, мечи? Сладкий запах крови дурманил сознание. Крови было – много. Повсюду. Куда больше, чем обычно.

– Я выполнил свою часть договора, Джованни. Тебе нравится?

– Неплохо, – всё ещё сражаясь с тошнотой, пробормотал Карлуччо. – Давай, проваливай поскорей. Чтобы я тебя больше никогда в жизни не видел.

– Ты мне тоже безумно дорог, Джованни, – усмехнулся Гурьев. – Не забудь сообщить тем, кто захочет снова потревожить мистера Рассела и его семью, что я не советую им этого делать.

– Да уж будь спокоен, – Карлуччомладший, глядя в мёртвые глаза своего предшественника, громко сглотнул.

– Ну, вот и славно, – кивнул Гурьев, и, видя, что Карлуччо всё ещё «плывёт», задумчиво проговорил: – Когдато на родине моего учителя существовал милый обычай: новый клинок пробовали на прочность и остроту, убивая случайного прохожегопростолюдина. Пока меч не отведал живой крови человека, он не может стать настоящим вместилищем души самурая.

Гурьев вдруг повернулся лицом к Карлуччо и отвесил тому изысканный поклон. Выпрямившись, он произнёс:

– Я, Сумихарано Тагэясуно Мишима Якугуро, даймё ^[200]Таэсино Ками Сацумото, воин Пути, благодарю тебя, акунин ^[201]Карлуччо Джованни, за предоставленную возможность исполнить ритуал испытания мечей по имени Близнецы в соответствии с законами, правилами и обычаями Бусидо. В награду за эту услугу я дарю жизнь тебе и твоей семье. Впредь будь осторожен и знай: ты поступил мудро и дальновидно, решив не стоять у меня на пути. Моё слово, данное тебе, защищает тебя лишь до тех пор, пока ты держишь своё. Помни об этом все дни твоей жизни, акунин Карлуччо Джованни. Прощай.

Джованни затряс головой и зажмурился: Гурьев натурально исчез. Опять. Только что стоял перед ним с этими своими жуткими – что же это такое былото, святые угодники?! – в руках, и вот – его нет, словно и вправду его черти отсюда выдернули!

Торопливо спрятав револьвер, Карлуччо, шепча молитву Пречистой Деве, трижды осенил себя крестным знамением – всей ладонью, как принято у католиков с острова Сицилия, похожего на песчаную треуголку, брошенную в синезелёное тёплое море.

НьюЙорк. Февраль 1934 г

Когда Гурьев вошёл в охотничий домик, детектив уже начинал нервничать. Увидев Гурьева, живого, невредимого и даже не запыхавшегося, он только хрюкнул и покрутил головой. Гурьев жестом успокоил его, распахнул дверь и шагнул в комнату, где находилась Эйприл с детьми.

– Ну, вот, – проговорил он и улыбнулся. – Теперь всё закончилось. Мальчики спят?

– Да. Они так устали, и…

– Конечно. Всё, Эйприл. Сейчас вы поедете домой. Мистер Хоук, который помогал мне заботиться о вашей безопасности, отвезёт вас с детьми к мужу.

– Это правда? – молодая женщина, проведя несколько часов в обществе крайне расположенного к ней Хоука, да ещё и поговорив с мужем, почти совсем успокоилась.

– Разумеется.

– Но не вся.

– Не вся. Всей правды никто никогда не знает. Да и зачем? Я только должен коечто спросить у вас, Эйприл.

– Я… Пожалуйста. Если я смогу ответить.

– Очень надеюсь. Не бойтесь, уже всё позади. Постарайтесь выслушать меня внимательно, Эйприл, – мягко проговорил Гурьев. – Прежде, чем вы отправитесь домой, вы должны взглянуть на одну вещь. Я понимаю, что сейчас, вероятнее всего, не время, но это очень, очень для меня важно. Попытайтесь сосредоточиться, хорошо?

Женщина кивнула и проглотила комок в горле. Гурьев достал рисунок кольца и протянул ей:

– Постарайтесь вспомнить. Может быть, вы когданибудь видели это?

Эйприл долго рассматривала изображение. Потом, вернув его Гурьеву, подняла взгляд:

– Какой удивительный рисунок. Нет. Я не видела никогда этого украшения.

– Ваш супруг не мог… спрятать его?

– От меня? – Эйприл покровительственно улыбнулась и с сомнением покачала головой: – Не думаю. Разве что он хотел сделать мне сюрприз?

– Эта вещь пропала шесть – почти семь – лет назад. В России.

– Нет. Так долго?! Нет. В России? вы – русский?!

– Это кольцо принадлежит моей семье. Я должен его вернуть.

– Понимаю.

– Вряд ли, – усмехнулся Гурьев. – Но это неважно.

– Вся эта история с похищением…

– Нет, Эйприл. Просто совпадение. Я мог бы ему помешать, но это, скорее всего, привело бы к последствиям, ещё менее предсказуемым.

– То есть, вы всётаки знали?!

– Знал. Видите, я с вами вполне откровенен. Знал. Но я знал и ещё коечто. Если бы я помешал Карлуччо до похищения, он не оставил бы этой идеи. Мне нужно уехать, и в моё отсутствие это могло закончиться настоящей трагедией. Я также знал, что в любом случае вытащу вас с детьми совершенно невредимыми. Как видите, всё произошло именно так, как я и рассчитывал. Вы живы, здоровы и свободны, а Карлуччо больше нет. И все теперь знают, что так вести себя, как он, опасно для жизни.

– Вы…

– Я его устранил. Незаконным способом, но это вторично.

– Устранили? То есть… вы… убили его?!

– Конечно, – Гурьев пожал плечами.

– Вот как… У меня возникло ощущение, что всё както… особенно, когда увидела, что с нами обращаются так…

– Как?

– Как будто боятся когото. А когда увидела вас… снова, то поняла. Поняла, кого они боялись.

– Ну, и отлично, что боялись. Правильно боялись, кстати, – Гурьев улыбнулся и выдержал некоторую паузу, чтобы до миссис Рассел полностью дошёл смысл сказанного. И произнёс уже обыденно: – Давайте вернёмся к нашей теме, Эйприл. Потому что, вопреки очевидному, я всётаки хороший парень.

– Мне очень помог ваш совет, – Эйприл вдруг улыбнулась. – Тот, насчёт скольжения между обстоятельств. И насчет равновесия. Вы ведь не случайно дали мне его, да ещё таким способом?

– Нет, конечно.

– Покажите мне рисунок ещё раз, пожалуйста.

Снова посмотрев на изображение кольца, миссис Рассел проговорила:

– Оливер купил у большевиков много ценностей. Я знаю, наверное, многие русские, и вы, возможно, в том числе, считаете его мерзавцем. Это несправедливо по отношению к нему. Он просто не хочет, чтобы эти сокровища разлетелись по свету так, что их невозможно будет потом отыскать! Мы ведь не вечны, Джейк. Когданибудь…

– Это всего лишь отговорка, Эйприл, – Гурьев чуть наклонился к ней, сложив кончики больших и указательных пальцев рук, но не сводя вместе ладоней. – Ваш муж, может быть, и не мерзавец. Но точно глупец. Разве можно покупать то, что не принадлежит продавцу? Это называется не покупка, а скупка. Скупка краденого. И, кроме того, – разве он не понимает, куда направляются те средства, которые получают большевики с его помощью?

– Куда же?

– Чтобы учредить новый мировой порядок, Эйприл, при котором вашего мужа пристрелят из револьвера в затылок, всё, что у вас есть, заберут, а вас с детьми – в одном варианте – отправят в северные районы СССР, туда, где, забросанные коекак осколками промёрзшей на глубину нескольких метров земли, человеческие останки не разлагаются, а высыхают, превращаясь в мумии. А в другом варианте – шлёпнут, как они любят говорить, несколькими часами позже в том же самом подвале. Как вам это нравится?

– Вы… сумасшедший, – Эйприл побледнела до синевы. Сейчас, после всего только что пережитого, слова Гурьева подействовали на неё, как глоток серной кислоты.

– Нет, Эйприл. Сумасшедшие – они. Сумасшедшие бандиты, во много раз страшнее, беспринципнее и беспощаднее всяких Карлуччо. А я – я всего лишь коечто знаю. И я ведь, в отличие от вашего супруга, имел счастье наблюдать их в естественной среде обитания. Я просто не хочу, чтобы чтото подобное произошло. Ни с вами, ни с вашим мужем, ни с кемнибудь ещё. Между этих обстоятельств вам точно не удастся проскользнуть. Никому не удастся. И это непременно случится, если вы не одумаетесь.

– Это… Это ведь просто бизнес… – жалобно прошептала миссис Рассел.

– Нет, – покачал головой Гурьев. – К сожалению, это не так. Вот совершенно. Танк Кристи. ^[202]Тракторные заводы. Химическая промышленность. В иных условиях от этого не было бы вреда. Но не в случае с коминтерновской бандой. Они рвутся заполучить оружие. То самое оружие, с помощью которого будут убивать вас и ваших детей, Эйприл. Вы этого не знаете, но знаю я. Сейчас в секретных лабораториях в Крыму учёные под руководством чекистов пытаются скрестить обезьяну с человеком, чтобы вывести породу безмозглых и покорных солдат для коминтерновских армий. А сами чекисты широко ставят оккультные опыты, надеясь получить в союзники самого дьявола. И пускай я не верю, что у них это выйдет, но не думать об этом я не имею права.

– Господи Иисусе, Джейк, что вы говорите?! – отшатнулась Эйприл. – Этого просто не может быть! Ради всего святого!

– И рад бы соврать, да не могу, Эйприл. Слишком надёжны мои источники. Ещё вождь «комми» – Ленин – говорил о таких, как ваш муж: буржуи сами продадут нам верёвку, на которой мы их повесим. Поверьте, он знал, что говорил.

– Откуда… Откуда вам это известно?

– Есть те, кто хочет знать и те, кто не хочет.

– Что же будет… из всего этого… если…

– Будет война, Эйприл. Ужасная война, в которой погибнет во много раз больше людей, чем в мировую войну. А потом, когда победят эти – погибнут ещё сотни. Сотни миллионов, я имею ввиду. А самое страшное – даже не это. Самое страшное – то, что если весь мир объединится, – хотя это маловероятно, но в принципе возможно, – моей страны, России, не станет. И будет новая война, и не одна. И погибнут в ней – сотни миллионов. Нужна третья сила, которая остановит всё это. Это я, Эйприл. Не один, разумеется. с вами вместе. С сотнями и тысячами таких, как вы. Подумайте, Эйприл.

Молодая женщина, прищурившись, словно близорукий без очков, разглядывала Гурьева. Если бы ктонибудь другой сказал ей такое, она… Наверное, это прозвучало бы смешно, глупо, напыщенно. Но этот… Он… Сейчас, когда все её чувства и, в первую очередь, материнский инстинкт, инстинкт самосохранения, были обострены до предела, – сейчас она поверила. Поверила безоговорочно. Поверила, потому что здесь и сейчас никто не стал бы говорить ей такие вещи без веских на то оснований. Или крайней необходимости. Или – того и другого вместе.

– Вы оставите выкуп себе? – спросила она после некоторого молчания.

– О каком выкупе вы говорите? – улыбнулся Гурьев.

– Я написала записку с требованиями гангстеров. Речь шла о пяти миллионах. Вы не можете не знать.

– Я знаю.

– Оливер… не заплатил?!

– Мистер Рассел заплатил. Всё до последнего гроша. Он не торговался и не сомневался ни одной секунды, Эйприл. Ваш муж любит вас, и для него нет ничего дороже вашей жизни и жизни ваших детей. Я могу засвидетельствовать это под присягой, а мистер Хоук подтвердит мои слова. Вы ведь именно это хотели услышать, не правда ли?

– Мне… очень приятно это слышать, – Эйприл опустила на мгновение взгляд. – Не могу сказать, что я сомневалась… Но… Где же, в таком случае, деньги?

– Они исчезли, Эйприл. Испарились. Их нет. Эти деньги ваш муж получил с помощью большевиков. Значит, вы не имеете на них никакого права. Никто не имеет на них права. И поэтому их больше нет.

– Я бы предпочла, чтобы они достались вам.

– Почему?

– Мне кажется, вы сумели бы ими распорядиться, как следует. Просто… вы не похожи на человека, который тратит деньги на удовольствия и купается в роскоши.

– Я ни на кого не похож, – усмехнулся Гурьев. – Но вы угадали. Я не стремлюсь к богатству, в отличие от мистера Рассела. Очень немногие знают, как правильно распорядиться богатством. В русском языке есть другое слово для обозначения цели, ради которой нормальный человек стремится заработать деньги. Достаток. Не богатство. Достаток возможно создать, оставаясь честным человеком, но богатство – никогда. Богатство – громадное искушение, Эйприл. Оно позволяет менять мир. Нарушать Равновесие. Кто обладает должными необходимыми знаниями, чтобы делать это правильно, помогая людям? Очень, очень немногие. Единицы.

– А вы?

– Я? Сложно сказать однозначно, – Гурьев вздохнул. – Во всяком случае, Карлуччо наворотил бы с вашими деньгами такую кучу дерьма, что полАмерики могло бы задохнуться от её аромата. Хорошо, что они ему не достались.

– Карлуччо – преступник. Бог с ним. Но… Ведь прогресс немыслим без богатства? Без капитала?

– В чём прогресс, Эйприл? Больше вещей? Разве в этом прогресс? Это его результат, но никак не смысл. А богатство – оно ведь не берётся из воздуха, не так ли? Я не стану повторять пропагандистских штампов о том, что богатые, становясь богаче, делают бедных беднее. Не совсем так, а иногда – совсем не так. Но за богатство всё же приходится расплачиваться, Эйприл. Самым ценным, что есть у человека – душевным равновесием, временем и любовью к близким. И вам, Эйприл, очень, очень хорошо это известно.

На этот раз миссис Рассел умолкла надолго.

– Я сумею сделать так, чтобы у вас не было неприятностей с этими деньгами, – тихо проговорила она, поднимая на Гурьева взгляд. – Неприятностей вообще, – если…

– Если – что?

– Если всё, что вы говорили мне о большевиках, правда.

– Это правда, Эйприл. Мне жаль. Что же касается денег – то, как я уже сказал, их больше не существует.

– Для меня – безусловно, – кивнула Эйприл. – И мне вовсе не жаль. Скорее, наоборот. Скажите, Джейк… Сколько денег вам нужно?

– Не думаю, что у вас найдётся достаточно их для меня, – пожал плечами Гурьев. – Кроме того, я вовсе не собираюсь вас разорять.

– Жизнь дороже любых денег.

– Честь, Эйприл. Честь и долг.

– Да. Конечно. Просто вы сумасшедший. И если вам чтонибудь потребуется здесь, в Америке, вы можете смело на меня рассчитывать.

– Не думаю, что мистер Рассел будет в восторге от вашей решимости.

– Мне всё равно, что подумает в этом случае Оливер. Я управлюсь какнибудь с этим, не беспокойтесь. Дайте мне рисунок. Если кольцо всётаки у нас, вы его получите. Клянусь моими детьми.

– Спасибо, Эйприл, – Гурьев встал. – Вы – отважная и великодушная женщина. Кажется, вашему мужу везёт не только в делах.

– У вас есть бумага и ручка?

– Не нужно. Я запомню.

Эйприл продиктовала Гурьеву номер телефона:

– Позвоните мне… через пару дней. Это мой личный аппарат, никто другой не снимет трубку. Я узнаю всё, что можно, об этом кольце.

– Как я смогу отблагодарить вас?

– Это я обязана вам жизнью, Джейк, – в упор посмотрела на него Эйприл. – И не только своей. У меня много недостатков, но неблагодарность среди них не числится.

– Недостатков? – приподнял брови Гурьев. – Ну, скажете тоже. Вам пора.

НьюЙорк. Февраль 1934 г

Как и было условлено, он позвонил миссис Рассел через день из автомата.

– Эйприл Рассел, – сказал женский голос.

– Здравствуйте, Эйприл. Рад вас слышать. Ваш голос звучит почти весело, и меня это радует ещё больше.

– Кто это?

– Это Джейк.

– Это… в самом деле вы?

– Да. Голос изменён, это просто необходимая мера предосторожности.

– Вот как… Хорошо. Я… тоже рада вас слышать. У вас всё в порядке?

– Да. Всё отлично.

– Судя по тому, что рассказали полицейские, вы устроили жуткую бойню.

– Ну, что вы. Полицейские безбожно врут в погоне за славой. Как всегда. Просто набивают себе цену.

– Хорошо, что мальчики этого не видели, – вздохнула Эйприл.

– Конечно. Они ещё увидят в жизни достаточно крови и мерзости. Спешить некуда, это верно. Вот совершенно.

– Ужасный вы всётаки тип, Джейк… Ну, ладно. Я навела справки. У Оливера нет того, что вы ищете, Джейк. Он сказал мне, что оно, скорее всего, в Англии. Большинство ювелирных украшений у большевиков покупают в Лондоне. У них какието связи в банке «Бристольский кредит». У меня есть несколько понастоящему хороших знакомых в Лондоне, несколько подруг, которым я могла бы вас порекомендовать, и…

– Не нужно, Эйприл, – остановил её Гурьев. – Вы и так очень мне помогли. Спасибо.

– Это вам спасибо, Джейк. Вряд ли моя жизнь будет похожа на прежнюю, – после всего, что случилось. Но, как ни странно, я даже рада.

Надеюсь, это пройдёт, подумал Гурьев.

– Что вы собираетесь делать дальше?

– Поеду в Лондон, – Гурьев вздохнул.

– Вам потребуется помощь. Я очень хочу вам помочь, Джейк. Я… должна.

– О чём это вы, Эйприл?

– Давайте встретимся. Я поменяю вам деньги на фунты и британские ценные бумаги.

– Зачем?

– Зачем – что?

– Зачем вы хотите мне помочь?

– Тому есть, как минимум, несколько причин. Вы действительно хороший парень, не смотря ни на что. Вы спасли жизнь моим детям и мне. И, похоже, вовсе не собираетесь останавливаться на достигнутом. Меня страшно напугали ваши слова насчёт большевиков, Джейк. Я много думала над этим, и прочла коечто, чего раньше не знала, или, вернее, как вы правильно заметили, не хотела знать. И мы крупно побеседовали с Оливером. О результатах этой беседы вы, надеюсь, узнаете потом, хотя вряд ли это случится слишком быстро. Но это непременно случится, иначе я перестану быть миссис Рассел.

– Зачем вы мне это рассказываете, Эйприл?

– Я чувствую, что вы надолго, если не навсегда, вошли в мою жизнь, Джейк. Не знаю, правильно ли это. Но я всегда была и желаю и впредь оставаться хорошей христианкой. И поэтому тоже. Повторяю, вы можете на меня рассчитывать.

– Спасибо, Эйприл, но, право же, не стоит. Вопроса с деньгами не существует. Как и самих денег. Вам лучше поверить в это окончательно. Но в любом случае – спасибо.

– Если вы опасаетесь, что я… что Оливер…

– Я ничего не опасаюсь, Эйприл, – ласково перебил её Гурьев, – потому что мне нечего опасаться. Как и вам, кстати. Не только вы и ваши дети, но ваши внуки и правнуки смогут гулять, где им заблагорассудится, в этом городе. Вас никто никогда не посмеет больше здесь тронуть.

– Почему?

– Потому что, как вы сами только что совершенно верно сказали, вы теперь навсегда – внутри моего личного пространства, Эйприл. Удивительно, как быстро и чётко вы поняли это. И я рад, что мне не пришлось практически ничего вам объяснять – вы сами приняли и почувствовали всё, что нужно.

– Не уверена, что это так уж замечательно, – вздохнула молодая женщина. – Однако выбора у нас, как я понимаю, нет?

– Увы. Ваш муж определённо будет в ярости.

– Я улажу с Оливером всё, что нужно, Джейк. Об этом вам не стоит беспокоиться.

– Вы меня удивляете, Эйприл. И мне это нравится. Во всяком случае, самое главное своё богатство ваш муж нашёл. А всё остальное – такие мелочи, ейбогу.

– Спасибо.

– Спасибо вам, Эйприл, – повторил он. – Прощайте. И берегите ваших мальчиков. Всех троих.

– До свидания, Джейк, – Гурьеву показалось, что он увидел улыбку миссис Рассел.

Эта улыбка стоит того, чтобы на неё смотреть, подумал он. И тоже улыбнулся.

НьюЙорк. Февраль 1934 г

Он сидел в отеле и ждал Мэгги, чтобы отдать ей деньги, размышляя над тем, свидетелем чего стал в момент расправы над старым доном Чезаре. Свои способности видетьГурьев никогда не прекращал совершенствовать, но… Похоже, я видел его душу, подумал Гурьев. Как интересно. Странная это была душа. Нет, нет, я правильно сделал, что не позволил ей уйти. Я не позволил? Или Близнецы? Или мы вместе? Чтото меняется в мире, подумал Гурьев. И в мире, и во мне.

Он довольно давно научился убивать так, как учил его Мишима – с холодным умом и спящим сердцем. Неужели сэнсэй тоже был способен видеть такое? И если да, то почему никогда ни единым словом не обмолвился об этом? Ни он, ни Хироёсиосэнсэй?

От раздумий его отвлекло сообщение портье о прибытии посетителя:

– К вам мистер Шон Хоук, сэр.

– Отлично. Я жду его, благодарю вас.

Хоук вошёл в номер и недоумённо завертел головой, не понимая, куда делся хозяин. Наверное, решил не оставлять Мэгги наедине со мной, про себя усмехнулся Гурьев. Ну что ж, не самая глупая мысль из тех, что посещали тебя, дружище. Он бесшумно покинул своё укрытие за портьерой и вырос перед Шоном. Детектив вздрогнул и отпрянул, а Гурьев ухмыльнулся:

– Привет, Шон. Отлично выглядишь.

– А ты так вовсе сверкаешь, как новенький квортер. ^[203]Рассказывай!

– Что ты хочешь услышать?

– Скажи, как тебе это удалось?

– Что?

– Перестань придуриваться. Ты прекрасно знаешь, о чём я.

– Ладно, не буду тебя больше мучить.

Жестом фокусника Гурьев извлёк изпод столика у кровати и протянул Хоуку маленький саквояж. Шон кивнул, поставил его на стол, раскрыл и с минуту любовался новенькими пачками двадцати– и пятидесятидолларовых банкнот. Потом вздохнул, вытащил пять пачек двадцаток и рассовал их по карманам, после чего аккуратно защёлкнул замок и откинулся на спинку стула.