Текст книги "Опасности прекрасный лик"

Автор книги: Уинслоу Элиот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)

Ванна была длинной и глубокой, вода покрывала ее полностью – не то, что дома в мелкой и усеянной пятнами лохани. Пенни, наслаждаясь, полулежала в пене, смывая с себя отвращение самой собой. Она вспомнила, как села рядом с Грумом, когда он сказал ей сделать это. Нужно было тогда же уйти.

Выпрыгнув из ванны, Пенни изо всех сил принялась тереть себя полотенцем, большим, как одеяло. Она нещадно растирала себя, наблюдая в высоком зеркале на двери ванной комнаты, как ее тело светится розовым светом. Потом, начав с рук, втерла в кожу ароматный лосьон для тела. Наконец, чувствуя себя посвежевшей и опять чистой, Пенни вернулась в роскошную спальню. Там стояли две двойные кровати с большими, ослепительно белыми подушками и шелковыми покрывалами. Перед низким столиком располагался диван, с которого она могла смотреть в окно на продолжавший шуметь город. Он был полон огней и движения. Пенни взяла щетку, чтобы расчесаться.

Осторожно она рассказала Сьюзан, что Джастин Грум заставил ее почувствовать себя неловко.

– Он думает, что я принадлежу ему, – сказала она.

– Он думает, что ему принадлежат все, – отозвалась Сьюзан. – Мне кажется, тебе не стоит об этом беспокоиться.

– Не думаю, что он мне нравится.

Но Сьюзан лишь засмеялась.

– Пока ты не имеешь права голоса, Джастина совсем не беспокоит, нравится он тебе или нет. Ему нравятся только люди, которых можно использовать.

– Но почему вы дружите?

– Он был другом моего мужа, – объяснила Сьюзан. – Они вместе учились на юридическом факультете в Гарварде и в одно и то же время начали заниматься политикой в Вашингтоне. Это было в начале пятидесятых.

Пенни присела на край ее кровати. На ней была новая фланелевая ночная рубашка персикового цвета – еще один подарок Сьюзан.

– Что произошло с вашим мужем? – спросила она с любопытством. – Вы никогда не рассказывали о нем.

– Он умер, ответила Сьюзан; взгляд ее был устремлен вдаль. – Я очень тоскую по нему.

– Разумеется.

– Не все тоскуют по мужьям, – сухо сказала Сьюзан. – Но я по своему действительно тоскую. У меня не было достаточно денег, чтобы содержать сыновей. Именно поэтому я занялась бизнесом. Я никогда не добилась бы такого успеха, если бы не помощь Джастина. Он поддерживал меня и морально, и материально. Я всегда буду в долгу перед ним.

– А я уверена, что вы добились бы такого же успеха и без его помощи, – сказала Пенни. – Наверное, он просто заставляет вас думать, что вы ему многим обязаны.

– Во мне никогда не было почти ничего от деловой женщины. Джастин заставил меня поверить в мои способности сделать что-то совершенно новое и непохожее ни на что другое. Он может убедить кого угодно и в чем угодно.

– М-м.

– Ты ему очень нравишься, Пенни. Он видит в тебе нечто вроде дочери.

На лице у Пенни отразилось страдание. – В чем дело? – спросила Сьюзан.

– Ни в чем.

– Ты очень тоскуешь по отцу?

– Иногда.

– Тебе хочется поговорить о нем?

Пенни не ответила.

– Дом сказал, что ты не плакала, когда он умер, да и я ни разу не видела, чтобы ты плакала. Почему бы не поплакать, Пенни? Я чувствую, будто у тебя внутри все еще живет ужасная боль.

Пенни пожала плечами.

– Я плакала очень долго и горько, когда умерла мама. С тех пор я не могу плакать. Правда, смешно?

Глаза Сьюзан были полны слез.

– Тебе ведь было только семь лет.

Пенни забралась в постель.

– Сегодня был чудесный день, – сказала она Сьюзан, перед тем как выключить свет. – Спасибо за все.

– У меня тоже был чудесный день. И я счастлива иметь такую дочь, как ты.

ГЛАВА 11

Предрождественскую неделю Джонни и Эмми опять проводили на Восточном побережье. Эмми отправилась на Догвудскую ферму, оставив Джонни в Нью-Йорке. Ее утомили навязчивые идеи мужа относительно его нового фильма.

Перед ее отъездом они опять повздорили. По предложению Дома Джонни договорился о встрече с еще одним продюсером, которого Эмми терпеть не могла.

– Перри сам не имеет никакой работы! Как, черт побери, он может помочь тебе?

– Он, может быть, знает кое-кого или слышал о ком-то…

– Если он сам безработный, то и тебе места не предоставит.

– Мне не нужно место. Мне нужны деньги.

– Кое-кто работает, чтобы получить эти самые деньги.

– Я не против того, чтобы заработать деньги. Но я работаю на своих, а не на чьих-то условиях. Я не пойду служить.

– Это неразумно. Нам нужны деньги, чтобы жить, а не для того, чтобы снимать кино.

– Да пошло все!..

Покой и безмятежность Догвудской фермы ус покоили Эмми. Сьюзан и Пенни украсили комнаты гирляндами из сосновых веток, повесили украшенный лентами венок над входной дверью. Пенни выбрала самую пушистую елку в местном питомнике, а Сьюзан помогла дотащить ее до дома.

Из старого сундука Сьюзан достала разноцветные елочные шары и игрушки.

– Некоторые из них у меня еще с тех пор, когда я была девочкой, – сказала она.

У Пенни не было никаких игрушек, которые можно было бы добавить к убранству елки, но она вызвалась изготовить звезду для украшения верхушки. Потом приехал Дом и привез гирлянду крохотных белых лампочек. Вместе с Тони они сложили под елкой целую кучу подарков. Джонни, который приехал вместе с Домом и Тони, настоял, что для украшения дома требуется больше зеленых веток, и потому они вместе с Эмми отправились в магазин и вернулись нагруженные ветками остролиста и белой омелы.

Покупка омелы дала Джонни право целовать всех подряд.

В канун Рождества он напился. Эмми рано отправилась спать. Она попыталась читать детектив, но заснула почти сразу же, и ей приснилось, что они с Джонни находятся на тонущем корабле посреди бурного моря, огромные волны грозят смыть их в океанскую пучину. Эмми начала кричать, однако Джонни все говорил: «Не кричи, Эм. Думай об этом как о забавном приключении».

Другой сон: Эмми рассказывала детям, которых у них не было, о происшедшем кораблекрушении. Джонни был с ними, но был он седым и сгорбленным от старости. Потом он пошел к своей машине – золотистому «порше» – и уехал. Эмми обняла детей старыми сморщенными руками.

– Несмотря на то, – сказала она, что постоянно случаются и будут случаться кораблекрушения, люди продолжают строить корабли.

Она говорила о любви.

Глаза ее открылись. Была еще ночь. Свет горел, и она была одна в уютной комнате для гостей. Снизу то громче, то тише доносились голоса, главным образом голос Джонни.

Иногда она задавалась вопросом, сколько еще она сможет прожить с ним.

Они познакомились семь лет назад. Выезжая со стоянки, он своим «порше» поцарапал крыло ее старенькой «хонды». Она в это время была где-то по делам. Когда вернулась, то обнаружила на ветровом стекле записку, в которой он просил связаться с ним, с тем чтобы он смог оплатить ремонт ее машины.

Встретились они ветреным и очень сухим днем в ресторане «Мортс» в Пасификс-Палисейдс. Он опоздал. Она дожидалась его за большим деревянным столом, где сидели еще какие-то люди, и пощипывала ржаной хлеб, размышляя о том, почему же она думает, что он вообще появится, но все равно ждала. Когда Джонни наконец стремительно ворвался в ресторан и рассыпался перед ней в извинениях, она, к своему удивлению, увидела в его глазах то, что он будто бы сразу узнал ее.

Позже Джонни рассказал ей, что первым чувством, охватившим его, когда он увидел ее, было ошеломление. Это была не просто любовь с первого взгляда, это было волшебное ощущение того, что наконец-то он нашел того, кого искал все время, сколько помнил себя.

У Эмми было такое же ощущение. Они долго сидели в ресторане, пили кофе, разговаривали, разговаривали, как будто хотели выговориться за все те годы, что не могли встретиться, наверстать упущенное время.

Джонни был режиссером, она видела все его фильмы. Он был дважды разведен. Она была свободной журналисткой.

Позже он отвез ее к себе домой, и они любили друг друга: целых три дня почти не выходили из спальни.

Его дом в Пасифик-Палисейдс стоял на краю скалы из красного железняка, и из его окон открывался вид на Лос-Анджелес и Тихий океан. Сад, круто спускавшийся вниз от белого, выстроенного в испанском стиле дома, был полон цветов. Они росли повсюду: огромные кусты пуансетии с ярко-алыми цветами, длинными и заостренными, словно накрашенные ногти рук. Они были совсем не похожи на маленькие растения в горшках, к которым она привыкла. Они были большими, как деревья.

Еще там росли жасмин и распространявшие приятный аромат розовые кусты с крупными тяжелыми цветками – мечта парфюмера. Вдоль дорожки, которая вела к передней террасе, цвели мальвы цвета свежих персиков. Их лепестки добросовестно подметались садовником, едва они успевали упасть на землю. За окном ее росло лимонное дерево с плодами размером с папайю. Апельсиновые деревья и лаймы вносили свою лепту в буйство красок и запахов. Бабочки данаиды с большими, золотисто-оранжевыми с черной каймой бархатными крыльями, сделавшие остановку на своем долгом пути в Мексику, грациозно порхали в саду, словно цветы в свободном полете.

Вдоль выложенных камнем дорожек тянулись декоративные кусты высотой в полметра. Каждый уголок украшали кустики, подстриженные в виде шаров. Не обращая внимания на Эмми, когда она в одиночестве бродила по саду, в кустах сновали птицы. Они были так близко, что Эмми было видно, как ветерок перебирает мягкие короткие перышки на их округлых брюшках.

Когда не было работы, Эмми могла часами бродить по этому раю. Ничего другого ей не оставалось: горничная-мексиканка содержала дом в безупречной чистоте, а садовник не упускал из виду ни одного опавшего листа, ни одной выросшей не там, где нужно, травинки, которую и она могла бы вырвать. Эмми не говорила по-испански, а работники по-английски, поэтому их общение сводилось к тому, что они нерешительно улыбались друг другу и смущенно отворачивались.

Она ходила плавать в находившийся в нижнем конце сада бассейн с подогревавшейся водой. Это был искрящийся аквамарин, драгоценный камень, словно уроненный среди произраставшего на склоне горы буйства цветов. Сверху бассейн прикрывали ветви гигантского эвкалипта, серебристые листья которого тихо шуршали при дуновении ветерка, но обычно оставались неподвижными под лучами жаркого калифорнийского солнца. Иногда Эмми думала, что плеск воды в бассейне, когда там кто-то купался, – это самый одинокий из всех звуков, какие только можно было представить.

Еще в саду был фонтан. Эмми слышала, как вода падает на золотых рыбок, резвящихся в нефритовой зелени прудика, весь долгий день… и всю долгую ночь. Как и купание в бассейне, звук падавшей в фонтане воды заставлял ее грудь сжиматься от одиночества.

Иногда, когда она загорала на траве перед домом, из глубины прохладного особняка доносились словно отраженные от чего-то тихие, едва слышные голоса давно уже умерших людей. Она вскакивала и взбегала по терракотовым ступеням в дом, чтобы посмотреть, кто это. Однако всегда оказывалось, что голоса принадлежали горничной и садовнику: они разговаривали между собой.

Эмми ничего не имела против того, чтобы долго оставаться одной, потому что по природе своей любила одиночество. Она жила одна много лет, прежде чем вышла замуж за Джонни. Распорядок ее работы не изменился: она по-прежнему получала редакционные задания, собирала материал, писала статьи, по-прежнему навещала друзей.

Нет, вовсе не одиночество было невыносимо. Невыносим был сам Джонни. Она не могла больше терпеть его сумасбродство, распущенность, самомнение, пьянство. Но больше всего она не терпела его дело, которым он занимался.

Однако после всех этих лет ей все же трудно было осознать, что она не может больше терпеть человека, которого так любила.

ГЛАВА 12

Тони и Дом пошли наверх вскоре после ухода Эмми. Джонни оставался внизу вместе со Сьюзан, Пенни и несколькими засидевшимися гостями. Пока Тони раздевалась. Дом развел в их спальне огонь. Украдкой он посматривал на нее. Ему всегда доставляло удовольствие видеть, что она носила под одеждой. Сегодня это были прозрачный красно-черный, отделанный кружевами бюстгальтер, красные трусики, красный пояс с резинками и прозрачные черные чулки, которые, казалось, идут до самой спины.

– Брр… холодно… – Она улыбнулась ему.

– Через минуту согреешься. – Но он с неохотой отдал ей свой бордовый халат, чтобы она не замерзла, пока они пьют шампанское. Тони, которая была ниже среднего роста, почти совсем исчезла в мягком махровом одеянии и свернулась клубочком в большом кресле.

– Вот… открой, пока я развожу огонь, – сказал Дом, передавай ей бутылку.

Тони умело справилась с пробкой.

– У меня есть новости, – сказал Дом, доставая фужеры. – От АПГ поступило приглашение относительно работы, о которой я тебе рассказывал. В январе я отправлюсь в Лос-Анджелес.

Тони ждала, что он скажет дальше, и не наливала шампанское.

– Я не могу отказаться. Это просто сказочное продвижение по службе.

– Зачем же тебе от него отказываться? – холодно сказала она.

Он колебался.

– Из-за нас.

– Что из-за нас?

– Очень трудно поддерживать отношения на расстоянии, – сказал он, – но думаю, у нас это получится.

Тони была слишком разочарована, чтобы что-нибудь сказать. Она поставила бутылку.

– В чем дело?

– Дом, мне уже почти тридцать!

– Ну и что?

– Мне не нужны отношения с тобой на расстоянии.

– Но… я люблю тебя.

Она глубоко вздохнула.

– Ты любишь меня не настолько сильно, чтобы жениться на мне. – Ну вот, наконец-то она это сказала.

Дом помолчал.

– В последнее время столько всего происходит. Я просто не чувствую себя готовым к этому.

– Мы знаем друг друга вот уже три года. Если ты не готов сейчас, то не будешь готов никогда.

Она смахнула слезы, сбросила его халат и стала одеваться.

– Что ты делаешь?

– Я уезжаю.

– Куда? Ведь завтра Рождество.

Она надела через голову короткое черное бархатное платье.

– Ну и что? Я и так все ждала и ждала…

– Тони, давай все обсудим спокойно…

– Перестань. Все это время я ждала, что в конце концов ты захочешь жениться на мне. Думаешь мнехотелось заводить об этом разговор, да?

Она надела туфли на высоких каблуках.

– Ради Бога, не будь ты такой импульсивной!

– Извинись за меня перед своей матерью, ладно? Я чувствую, она поймет…

– Хотя бы скажи мне, куда ты направляешься!

– К своим родителям. Я знаю, что они-то поймут. – И ушла.

Внизу Джонни что-то с серьезным видом рассказывал Пенни. Пенни зевала, но слушала с интересом. Все остальные уже отправились спать. Тони достала из стенного шкафа в холле свою норковую шубу.

– Собираешься на полуночное богослужение? – спросил Джонни, поднимая глаза.

– Уже далеко за полночь. Не пора ли вам, ребята, спать?

– А что, Рождество уже закончилось?

– Да, вполне определенно закончилось. Счастливо, Пенни.

– Пока, – откликнула Пенни.

Они услышали, как машина Тони проревела по заснеженной дорожке.

– Бедная Тони, – сказал Джонни, снова наливая себе виски и добавляя немного вода. – Ты когда-нибудь слышала, что если пить только виски с водой, то никогда не будет похмелья?

– Конечно, – сказала Пенни. – Именно поэтому с тех пор, как вы приехали сюда, вы не можете встать раньше обеда. Почему вы сказали «бедная Тони»?

– Потому что она влюбилась в такого кретина, как мой братец.

– Он вовсе не кретин! – вспыхнула Пенни.

Джонни шутливо застонал.

– Ты что, хочешь сказать, что тоже в него влюбилась? И почему девчонки всегда сходят с ума по кретинам?

– Почему вы так его называете?

– Потому что ему вполне по силам помочь мне раздобыть деньги для съемок «Пылающего леса», а он ничего не сделал.

– Может быть, он считает, что этот фильм того не стоит.

– А почему ты защищаешь его? Мама говорила, он и к тебе относится довольно плохо.

– А вот и нет! Он просто заботился о матери, а я услышала кое-что, что мне совсем не следовало слышать.

– Спасибо за понимание. – Дом стоял в дверях с открытой бутылкой шампанского в руке. Он посмотрел на Джонни. – Слушай, не злись на меня из-за того, что Перри оказался безработным. Я же все говорил тебе еще до того, как ты назначил встречу.

Джонни беззаботно махнул рукой.

– Да я знаю.

– Поможете мне справиться с этим? – спросил Дом, ставя на стол полную бутылку. – У нас с Тони ничего не получилось.

– Разумеется, – ответил Джонни.

– Конечно, – сказала Пенни, никогда не пившая прежде шампанского.

Дом сел. Джонни взял чистые стаканы и наполнил их.

– Куда уехала Тони? – спросила Пенни, наслаждаясь шампанским. – Она выглядела такой расстроенной.

– Тебя следовало бы научить быть более тактичной, – заметил Джонни, прежде чем Дом успел ответить.

– Но я хочу знать. Вы, должно быть, поссорились. – Она невинно посмотрела на Дома.

– Оставь его в покое, – сказал Джонни. – Расскажи нам лучше о своих дружках. Кто такой этот Грэм, о котором говорила мама?

– А никто. – Пенни махнула рукой, словно отбрасывая вопрос о Грэме, несколько смущенная тем, что речь зашла о ее друзьях.

Дом положил подбородок себе на ладони и со странной улыбкой посмотрел на Пенни.

– А у тебя есть характер. У нее есть характер, правда, Джонни?

– Конечно. А откуда у тебя столько веснушек?

Пенни ненавидела свои веснушки.

– А как получилось, что вы двое так не любите друг друга?

– Мы любим друг друга, – ответил Дом. – Просто не можем ужиться.

– Ох! – Пенни почувствовала, что у нее кружится голова.

– Мне жаль, что так получилось с Тони, – сказал Джонни.

Дом просто кивнул.

– Может быть, тебе стоит решиться и пойти на это, – сказал Джонни.

– На что? – спросила Пенни.

Они оставили ее вопрос без внимания.

– Как получается, что ты всегда в курсе того, что происходит, даже когда полностью поглощен собой? – улыбнулся Дом брату.

– Это еще не конец света.

– Что не конец света? – настаивала Пенни.

Они, как и прежде, словно не слышали ее.

– В январе я переезжаю в Лос-Анджелес, – сказал Дом. – АПГ предложила мне работу.

– Поздравляю. А она поедет?

– Без бумаги с подписью нет.

– Какой бумаги? – спросила Пенни. – О чем вы, парни, говорите?

– Это говорит человек, который сам дважды развелся.

– Я совсем не понимаю, о чем вы тут говорите, – пожаловалась Пенни.

– О женитьбе, – сказал Джонни, все еще глядя на Дома. – Мы говорим о женитьбе.

Пенни отказалась выпить еще шампанского.

ГЛАВА 13

Двумя днями позже Дом отправился с Джонни в единственный ювелирный магазин в Норткилле. Джонни выбрал кольцо с огромным прямоугольным изумрудом, обрамленным крохотными бриллиантами.

– Она никогда и не узнает, что это не из магазина Гарри Уинстона.

– Да какая ей разница, откуда! Что это означает – вот что для нее важно.

– Поздравляю с возвращением на землю, – подначил Дома Джонни. – Возможно, тебе понравится то, что она будет рядом. И еще дети.

– Она мне очень нравится, – сказал Дом. – Может быть, я люблю ее. Но женитьба? – Он угрюмо посмотрел на кольцо. Продавец, вдохновляя их на покупку, подставил кольцо под проникавшее в магазинное окно холодные лучи зимнего солнца.

– Практически все по крайней мере пытаются попробовать, что это такое, – утешил Джонни. – Может быть, тебе понравится.

После обеда Дом поехал к родителям Тони в Коннектикут. Небо было низким, серым, гнетущим. Что ж такое есть в женщинах, что заставляет их отравлять какими-то обязанностями совершенно прекрасные отношения? И все же он решил идти до конца и сделать все так, как положено.

Тони открыла ему дверь. В черных обтягивающих брюках и широком белом свитере из ангоры она выглядела потрясающе.

– Входи. – Голос ее звучал все еще прохладно.

– Нет, ты выходи, – улыбнулся ей Дом. – Пойдем погуляем.

– Разве ты не хочешь поздороваться с моими родителями?

– Поздороваюсь, когда вернемся. Пойдем, скоро стемнеет.

Он подождал ее на улице.

– Куда пойдем? – спросил он, когда она появилась в меховых сапогах и шубе.

Она повела его по широкому полю, вверх к возвышавшемуся в отдалении холму, с которого был виден поселок Миддлтон. Из-за снегопада на улицах почти не было машин. Поднимавшиеся из снега обшитые белыми досками дома выглядели, как призраки: белое на белом. Белый церковный шпиль вонзался в почти такое же белое небо.

Дом неловко откашлялся.

– Вот мой рождественский подарок.

Это была однотонная бежевая бархатная коробочка. Сердце у Тони бешено забилось, когда она увидела ее.

– Ох, Дом, – выдохнула она.

Она открыла коробочку и, широко раскрыв глаза, смотрела на кольцо. Тони остро ощутила, как мерзнут ноги и ветер дует в лицо. Воздух был наполнен бодрящим запахом снега и сосен. Тони знала, что запомнит эти ощущения навсегда. Они звенели в ней, переполняли ее.

Дом неправильно понял ее молчание.

– Я прошу тебя выйти за меня замуж совсем не из-за ссоры той ночью. Я решил, что действительно хочу этого.

Он взял кольцо из коробочки и надел его ей на средний палец. Тони прижалась к нему. Дом поцеловал ее в щеку, в закрытые глаза, в брови. Их губы встретились, потом коснулись друг друга языки.

– Я люблю тебя, – прошептала Тони.

Руки Дома проникли к ней под шубу, под свитер, под атласный лифчик.

– Мы здесь ничего не сможем сделать, – прошептала она.

– Почему же нет?

Они возвышались над всем миром и были совсем одни. Спустились сумерки. Тони прижалась к Дому, волны радости пробегали по ней от кончиков грудей вниз, к животу, и еще ниже, к бедрам. Она почувствовала, как Дом прижимается к ней. Его настойчивость взволновала ее. Они были любовниками почти три года, и все же никогда еще она не желала его так сильно.

Они упали прямо в мягкий сухой снег. Тони все еще была в шубе. Шуба согревала ее, в то время как Дом стягивал с ее бедер обтягивающие брюки. Через несколько секунд он уже был на ней, поэтому она почти не ощущала холода. Груди ее были обнажены, но их согревали его руки. Его губы опять нашли ее губы.

– Ты моя, – прошептал он, – вся моя…

– Вся твоя.

Он вздрогнул.

– Тони… Я не могу поверить, что это все с нами…

Но и она была охвачена теми же чувствами. Ее широко раскрытые глаза безотрывно смотрели в его глаза, они раскачивались в снегу все сильнее и сильнее.

– Слава Богу, что на мне шуба, – простонала она. – Дом…

– Я знаю…

И вот настал этот момент, обжигающий холодом, обдающий жаром, влажный, яростный, яркий и темный. Дом лежал на ней, тяжело дыша.

– Я никогда не забуду этого, – сказал он наконец.

Смеясь, они привели в порядок одежду. Может быть, это не так уж и плохо – жениться на Тони.