Текст книги "Опасности прекрасный лик"

Автор книги: Уинслоу Элиот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)

– Да, знаю.

– Больше я тебе ничем не могу помочь. А ты, – нерешительно спросил Дом, – ты случайно не знаешь, где Пенни, а? Она-то как раз и могла бы тебе вое рассказать.

Эмми рассмеялась.

– Она уже рассказала. Я просто пытаюсь сейчас выяснить подробности, все проверить, ну и так далее. Мне важно выслушать версию Джонни.

– Ты разговаривала с Пенни?! – воскликнул Дом. – Но когда? Где?

– Несколько недель назад. Понятия не имею, откуда она звонила. И не назвала себя. Я только догадываюсь, что это она.

Дом глубоко вздохнул.

– Значит, она жива.

– Если ты случайно встретишься с Джонни, скажи ему, пожалуйста, что мне необходимо с ним связаться, ладно? Я оставлю тебе номер своего телефона.

Дом записал номер и попрощался. Положив трубку, уставился на телефонный аппарат, а потом вспомнил, что он в офисе не один. Телефон зазвонил в самый разгар дискуссии. Он поднял глаза и встретился со взглядом Ларк.

– Извини, я отвлекся, – сказал он.

Ларк откашлялась.

– Ничего.

– У тебя все в порядке?

– Просто прекрасно.

Дом поднялся.

– Может быть, закончим завтра после обеда? Наверное, я сейчас не смогу сосредоточиться. На данный момент у тебя достаточно материала для того, чтобы продолжить работу, не так ли?

– Да, но завтра у меня до четырех совещание. Давай утром в четверг?

Дом автоматически посмотрел в свой деловой календарь, коротко кивнул и снова потянулся к телефону.

– Тогда до встречи.

Ларк буквально вылетела из его кабинета.

ГЛАВА 51

После долгого дня в офисе Эмми вернулась домой поздно. Весенний вечер был необычайно теплым и душным. Ее квартира находилась на Перри-стрит в четырехэтажном здании из коричневого камня, в котором Эмми принадлежали два верхних этажа. Самый верхний этаж Эмми оборудовала под гостиную и кухню. Через небольшую застекленную крышу виднелся небоскреб Эмпайр-стейт-билдинг. Ее спальня, офис и спальня для гостей находились у Эмми на нижнем этаже.

Открыв все окна и переодевшись в шорты и тенниску, Эмми прошла в кухню, чтобы приготовить кофе и бутерброд с тунцом. В тот момент, когда закипела вода, раздался звонок в дверь.

– Кто там? – спросила Эмми по домофону.

– Джонни.

Эмми хотела спросить: «Какой Джонни?», но вместо этого нажала кнопку входного замка.

Через несколько секунд он уже стоял в дверях, глядя на Эмми с таким выражением, которое она раньше никогда не видела в его глазах, – неуверенности.

Джонни криво улыбнулся.

– Я думал, что ты спросишь: «Какой Джонни?»

– Я и хотела. – Она отступила в сторону, пропуская его в квартиру.

Джонни стянул мятую куртку. Только тут до Эмми дошло, как он похудел и осунулся, под глазами багровые мешки.

– Хорошее местечко, – произнес Джонни, осматриваясь вокруг.

– У тебя жуткий вид. Хочешь перекусить?

– Конечно.

– Будешь бутерброд с тунцом?

– Эмми, Эмми, – он покачал головой, – неужели ты по-прежнему ешь тунца? Неужели у тебя нет никакого сострадания к бедным дельфинам.

– Не волнуйся, это альбакор. Кофе будешь?

Джонни кивнул. Когда Эмми вернулась в гостиную с бутербродом, Джонни лежал на диване. Он поднялся, и вид у него был виноватый.

– Устал больше, чем думал, – промолвил он. – Я только что был у матери.

– Как у нее дела? – Эмми протянула ему тарелку.

– У нее все в порядке. Она сказала, что ты хотела связаться со мной.

– Хотела.

– Она говорила, что ты пишешь статью о Джастине Груме.

– Совершенно верно.

Джонни посерьезнел.

– Я бы на твоем месте не стал этого делать.

– Я тоже думаю, что не стал бы.

– Он человек беспощадный.

Эмми покачала головой.

– Я не боюсь его.

Джонни покрутил бутерброд в руке.

– Вообще-то я не голоден. Как странно видеть тебя снова.

Прошло два года, как Эмми ушла от него.

– Странно видеть тебя.

– Я скучал по тебе.

– Правда? – Неужели он снова пытается заморочить ей голову? – Ты не против, если я задам тебе несколько вопросов о том вечере, когда погибла Вайолит? Мне нужно проверить кое-какие вещи, о которых мне рассказали.

Джонни устало потер глаза.

– Мне уже поздно менять свою версию, – произнес он.

– А я и не жду этого. Тем не менее ты постоянно намекал, что не говоришь всю правду о том вечере. У меня такое чувство, что Джастин Грум, вероятно, предостерег тебя насчет этого.

Джонни посмотрел на нее.

Эмми пошарила в сумочке и вытащила блокнот.

– Давай поступим иначе, – предложила она. – Я расскажу тебе, как я вижу события того вечера. А тебе будет достаточно подтвердить или опровергнуть. Разве это не справедливо? И, разумеется, я не буду упоминать в статье твое имя. Но мне надо подтвердить данные своего источника.

Джонни медленно кивнул.

– Прекрасно. – Эмми уселась и оживленно заговорила: – Как я понимаю, случилось следующее. По какому-то поводу Джастин Грум и Вайолит Самнер поссорились. Вы с Пенни их подслушали. Из спора Пенни сделала вывод, что Вайолит шантажирует Джастина. Возможно, он изнасиловал ее – или соблазнил, называй это, как хочешь, – когда она была моложе. Она угрожала сообщить об этом прессе, если он не откупится от нее.

Вы с Пенни быстро ушли, не желая больше ничего слушать. Ты напился – ах, кто бы мог подумать! Пенни тоже пила. Вдруг Джастин нашел вас. Казалось, его привело в ярость то, что вы вместе. Он схватил Пенни, а ты вскочил, чтобы защитить ее. Он ударил тебя.

Вайолит закричала, Джастин снова схватил Пенни. Ты пытался образумить его. Он снова тебя ударил. Пенни упала на тебя сверху, чтобы прикрыть. Тогда Грум вытащил пистолет и застрелил Вайолит.

– Этого я уже на самом деле не видел, – медленно выговорил Джонни.

– Нет, поскольку Пенни собой закрыла тебя. Собака прыгнула, чтобы защитить ее. Грум застрелил собаку.

– Откуда тебе все это известно?

– Значит, это правда?

– Ты разговаривала с Пенни. Наверняка разговаривала. Где она?

– Это правда. Почему ты ничего не сказал раньше, Джонни? Почему ты позволил, чтобы обвинили девочку?

– Ты знаешь почему.

Эмми грустно посмотрела на него. Она по-прежнему любила его – своего трусоватого, честолюбивого бывшего мужа. Грум угрожал раскрыть какую-то грязную историю из его прошлого, если он скажет правду? И Джонни, отчаянно нуждавшемуся в деньгах, чтобы творить свои «шедевры», пришлось выбирать между собственной карьерой и судьбой молоденькой девушки, которую он едва знал.

– Он бы убил меня, – сказал Джонни.

– Съешь-ка ты бутерброд.

Он откусил еще кусочек.

– Ты разговаривала с Пенни?

– Я не знаю, где она, если ты имеешь в виду это.

– Да в общем-то нет. Я просто хотел узнать… все ли у нее в порядке. Грум так вмазал ей по красивому личику. Ей, должно быть, было ужасно больно.

– Да уж наверняка.

Они помолчали.

– Что ж… – наконец сказал Джонни.

– Что ж… – сказала Эмми.

– Так неожиданно было увидеться с тобой. У тебя все в порядке?

– Да, действительно все в порядке, – ответила Эмми.

– Ну, хорошо.

– Ты где остановился?

– Сегодня вечером? Не знаю.

– Потому что мне необходимо выспаться.

– Да… Я понимаю…

– Можешь устроиться в гостиной внизу, если хочешь.

Они посмотрели друг на друга.

– Хорошо, так и сделаю. Спасибо.

Эмми отнесла его тарелку и чашку обратно на кухню.

Говорят, время лечит. Однако это всего лишь поговорка. Если позволишь себе восстановить в памяти подробности розового начала своего романа, а потом позволишь себе переключиться на воспоминания о тусклой агонии его конца, то вроде и не лечит. Если вспомнишь смех, который, казалось, будет звучать вечно, а затем вспомнишь, как он почти незаметно перешел в злобные крики и обвинения и наконец в ледяное отчуждение, то вроде и не лечит. Если подумаешь о том, какое счастье и успех обещала искрометная жизнь в Голливуде, а затем припомнишь ее бесконечную скуку и предательства, то нет, оказывается, что ничего не излечилось, когда подумаешь обо всем этом.

Эмми не хотела, чтобы Джонни вернулся в ее жизнь – даже на короткое время. Даже если бы он пообещал ей стабильность, надежность, семью – те вещи, ради которых несколько лет назад она отдала бы все на свете, – то она все равно никогда не позволила бы ему вернуться в свою жизнь.

Эмми прошла обратно в гостиную. Джонни был там же, где она его оставила.

– Спокойной ночи, – сказала Эмми.

ГЛАВА 52

Вернувшись в Нью-Йорк, Тони попыталась вести прежнюю жизнь. Однако стремительная светская жизнь, которая, как она помнила, так возбуждала ее, казалась теперь дикой. Вечера, но которым она так скучала, теперь удручали. Оказалось трудно доверять прежним друзьям, как это было раньше. Даже поездка к родителям в Коннектикут не доставила прежнего удовольствия. Они настоятельно требовали, чтобы она вернулась к мужу.

Однако Дом даже не пытался вернуть Тони.

Джастин Грум был рад вновь увидеть ее. Он посочувствовал ей по поводу ее ухода от Дома и внушил надежды на будущее. После нескольких великолепных обедов, на которых он выразил ей свою поддержку, Тони стало стыдно за то, что однажды она назвала Джастина «барракудой в аквариуме с золотыми рыбками».

– Как насчет того, чтобы вернуться на прежнюю работу? – предложил Джастин.

– Сомневаюсь, что это понравится Марианне.

– Между нами, Марианна не способна управляться с этой работой так, как ты. Я уже говорил Сьюзан о том, что подыскиваю новую фирму, которая вела бы мою сенаторскую предвыборную кампанию.

– Шутишь?

– Разумеется, Сьюзан расстроилась. Но если ты решишь вернуться на старую работу, то я наверняка передумаю. Почему бы тебе не позвонить Сьюзан? Поговори с ней об этом.

– Я подумаю, – сказала Тони.

Джастин выглядел озабоченным.

– Сьюзан в последнее время избегает меня. Я не встречаюсь с ней так часто, как раньше. Полагаю, она обиделась, и в этом-то, по-моему, и заключается причина. Если ты поговоришь с ней, то, может быть, узнаешь еще что-нибудь.

Тони позвонила Сьюзан в тот же день после обеда.

– Тони, дорогая, как приятно слышать тебя. Где ты?

– В Нью-Йорке.

– Дом с тобой?

Тони была приятно удивлена, что Дом не рассказал Сьюзан о том, что они разошлись. Неужели он считает, что она передумает?

– Мы с Домом живем порознь. Разве он тебе не говорил?

– Нет, не говорил ни слова. Я даже представления об этом не имела. – Сьюзан расстроилась. – Как же это случилось?

Тони ответила сухо:

– Я еще сама пытаюсь в этом разобраться.

– Моя дорогая!

– Сьюзан, мне надо поговорить с тобой об «Уитфилд коммьюникейшнз».

– Если ты хочешь вернуться на прежнюю работу, я буду рада. Мне кажется, что и Марианна обрадуется. Мы слишком рано отдали в ее руки бразды правления.

Тони облегченно вздохнула.

– Спасибо. Мне нужно какое-то дело.

– Хорошо. Пожалуй, я приеду в город на следующей неделе, и мы встретимся все втроем. Надо проинформировать тебя о состоянии дел.

Тони не упомянула, что Джастин говорил о сдержанном отношении Сьюзан к нему. Тони часто виделась с ним. Особенно после того, как вновь была принята на свою прежнюю должность директора «Уитфилд коммьюникейшнз». Джастин убедил Тони, что не сможет успешно вести свою кампанию без нее. Такая высокая оценка ее помощи придала Тони уверенности в своих силах, но не смягчила чувство душевной опустошенности. Тони не плакала, как тогда, в Калифорнии, однако массу времени, больше чем когда бы то ни было, проводила в одиночестве.

– Тебе нужно завести роман, – посоветовала ей Марианна.

Они ели бутерброды в Пейли-парке на 53-й улице, поскольку стоял теплый весенний день. Тони была очарована этим миниатюрным оазисом и часто там обедала. Ей нравился маленький водопад, гладкая стена воды, стекающая по камням, только что распустившиеся деревья, ощущение отгороженности от всего мира.

– Не думаю, – ответила она Марианне. – Я считаю, что мне нужно полностью обновить свою квартиру. Я должна начинать все по-новому.

– Разве ты не вернешься в Лос-Анджелес?

Тони не знала. Вернется ли она, если за ней приедет Дом? Если в один прекрасный вечер он позвонит в ее дверь и с порога скажет: «Я не могу жить без тебя, Тони. Вернись ко мне», что она сделает? Тони закрыла глаза и представила себе эту картину. На какое-то мгновение ее сердце забилось сильнее.

Однако Дом никогда не поступит так. Он будет ждать, пока она вернется к нему, а не наоборот.

– Вряд ли.

– Извини. Развод – вещь тяжелая.

Развод.

– Давай не будем говорить об этом. Поговорим о том, что мне делать с моим жильем. Там требуется масса работы.

– Я знаю подрядчика, который занимался домом моего брата. Он работает прекрасно. Дать тебе его номер?

– Конечно. Думаю, для начала я выложу ванную мрамором.

– Мраморная ванна! Чудо!

– Я всегда мечтала о встроенных полках в гостиной. У нее будет вид настоящей библиотеки. Мне бы хотелось еще чего-то необычного, может быть, сделать полки под мрамор.

– Это дорого встанет, – предупредила Марианна.

Тони пожала плечами.

– Последние два года я почти не тратила деньги. Теперь можно дать себе волю.

Она созвонилась с подрядчиком. Договорились начать с книжных полок в гостиной. Тони отдала подрядчику ключ, а сама поехала на несколько дней в Коннектикут навестить родителей. Вернувшись в следующий понедельник, Тони обнаружила разгромленную гостиную. Мебель в чехлах была придвинута к стенам. Посреди комнаты стоял рабочий стол, и голый по пояс покрытый пылью мужчина работал с электропилой. Она визжала, как бормашина, только в десять раз громче.

Тони застонала. Плотник посмотрел на нее, равнодушно кивнул, но ножовку не выключил. У него было узкое темное лицо, и он почему-то напомнил Тони волка. Мужчина продолжал свою работу, не обращая на Тони внимания. Его черная, как смоль, спина блестела от пота.

Тони пробралась мимо него в спальню. Сняв куртку, бросила ее на кровать, после чего пошла в ванную.

Вой пилы стих. Когда Тони вышла вновь, мужчина укладывал инструменты. Тони с несчастным видом указала на гостиную.

– Когда вы закончите?

Мужчина пожал плечами.

– Я приду завтра. Может, еще пару недель.

Это были его первые слова, и Тони поразилась музыкальному звучанию его голоса. Говорил он с сильным французским акцентом. Тони посмотрела на него более внимательно. Его черные руки походили на стволы деревьев, бедра в обтягивающих джинсах были узкими и мускулистыми. Тони захотелось продолжить с ним разговор.

– Когда вы придете завтра?

– Утром.

Он закончил укладывать инструменты. Его безразличие задело Тони.

– Выпьете пива перед уходом? – предложила она.

Мужчина посмотрел на нее с чуть большим интересом, однако произнес:

– Нет, спасибо. Я лучше пойду.

– Как вас зовут?

– Пьер.

– Меня зовут Тони. Вы откуда?

– С Гаити. – Пьер наконец улыбнулся ей. – Может быть, я увижу вас завтра?

Тони кивнула. Когда дверь за ним захлопнулась, она пошла на кухню и налила себе выпить. Она снова наладит свою жизнь, поклялась себе Тони. Без Дома. А через секунду разрыдалась.

ГЛАВА 53

Джонни оставался у Эмми месяц. Он подхватил грипп, что помешало ему уехать. Когда ему стало лучше, он все говорил, что уезжает в Лос-Анджелес. Но выглядел он так, будто у него не было сил.

Лето в тот год выдалось раннее: уже в мае стояли жаркие, влажные дни. Как-то в воскресенье они с Эмми сели на электричку до Кони-Айленд, сошли там и заторопились через жаркий, переполненный отдыхающими парк с аттракционами на пляж, словно, поспешив, они могли вернуться на семь лет назад к золотой полоске солнца и песка на пляже в Малибу.

Было так жарко, что они тут же отправились купаться. Лениво покачиваясь на ласковых волнах, Джонни закрыл глаза и стал рисовать перед глазами всевозможные картины, чтобы отогнать навязчивые мысли о спиртном. Самой яркой картиной предстал их роскошный сад в Пасифик-Палисейдс. Джонни буквально вдыхал аромат цветущих апельсиновых деревьев. Он плавал в бассейне, а Эмми ласково махала ему с веранды. Он вспомнил, как она, пританцовывая, спускалась, бывало, по выложенным красной плиткой ступеням к лужайке, вспомнил блеск каштановых волос, сияющие от масла и солнца загорелые ноги. Они занимались любовью в бассейне до захода солнца. Эмми смеялась каким-то его словам. Тогда она постоянно смеялась. Они занимались любовью повсюду. На лужайке. На балконе. На полу в кухне: он ложился на спину, белый кафель всегда сверкал чистотою. Кожа Эмми, когда она сверху прижималась к нему, была такой же прохладной, как кафель под ним. «Ужин готов», – говорила она, когда наступал момент. Иногда, если у них останавливались друзья или служанка была наверху в спальне, он нежно прикрывал ей рот рукою, чтобы приглушить ее крик. Как приятно было наблюдать за ней в эти минуты.

– Почему ты не сказал мне, что АПГ аннулировала договор на съемки «Пылающего леса»? – Эмми лежала на спине, болтая ногами в ласковых волнах.

– Я об этом услышал в тот день, когда ты ушла. Мне казалось, что тебе все равно.

– Да, наверное, так и было, – согласилась Эмми.

После того как они расстались, в Эмми произошли изменения, которые смущали его. Джонни хотелось, чтобы вместо строгого черного купальника на ней были полоски золотистой ткани, которые она с трудом натягивала на все нужные места. Ему хотелось, чтобы она больше смеялась. Ему хотелось, чтобы они любили друг друга.

– Ты когда-нибудь вспоминаешь дом? – внезапно спросил Джонни.

– В Пасифик-Палисейдс?

– Да. Какое было прекрасное время!

Эмми закрыла глаза.

– Странно, – произнесла она. – Я почти не помню тебя там.

– В каком смысле? Я же был там почти все время.

– Нет, не был. Ты там никогда не был. – Но тут же добавила, почти извиняясь: – А вообще-то дом был роскошным. Дому там нравится?

Она открыла глаза и увидела, что Джонни с удивлением уставился на нее.

– Что значит – я никогда там не был?

– Я совершенно не помню тебя там. Ну не странно ли? Потому что ты был там, наверное, наездами.

– Чаще.

– Разве? Смешно, но я не помню. Я помню, что была там одинока.

Через минуту Джонни сказал:

– Я так и не понял, почему тебя так расстроил мой роман с Жаннет. Знаешь же, что это не первый роман.

– Знаю. Романы тебе нужны, как воздух.

– Почти, – пошутил Джонни.

Эмми стала нырять в волнах, которые выглядели дружелюбно.

– Я помню первый день, когда мне в голову пришла мысль уйти от тебя, – сказала она, переводя дыхание. – Тебе не нравился цвет волос Жаннет в одной из твоих картин. В доме у нас были несколько человек из съемочной группы. Ты вывел их на улицу, показал свой новый «порше» и сказал, что ее волосы должны быть точно такого же золотистого цвета.

Джонни рассмеялся.

– Меня поражает не то, что ты развелась со мной, а в первую очередь то, что ты вышла за меня замуж.

Эмми снова нырнула и сделала под водой медленный переворот.

– Это правда, Эм? – спросил Джонни, когда она вынырнула.

– Что?

– Что ты вышла за меня замуж потому, что я был великим режиссером?

– А ты был великим режиссером?

– Ты не ответила на мой вопрос.

– Если сказать тебе, что вышла замуж по любви, ты все равно не поймешь. Для тебя любить людей то же самое, что извлекать из них пользу.

– Я любил тебя, когда просил твоей руки.

– Именно об этом я и говорю.

– Не понимаю.

Она пожала плечами.

– Ты имеешь в виду, что я использовал тебя, а ты меня – нет?

– Ничего более банального придумать нельзя. Возможно, и я использовала тебя. Возможно, любят только тех, от кого есть польза. Кто знает?

– И какая же мне от тебя была польза?

Теперь настала ее очередь смеяться.

– Я помню, как я любил тебя, – рассудительно ответил Джонни. – Я помню, как мы занимались любовью и как я был влюблен. У меня были романы, но я никого не любил так, как тебя.

Эмми поплыла к берегу, Джонни за ней.

– Наверное, ты очень расстроена, – сказал он.

– Чем?

– Мною. Тем, каким я стал.

– Да не очень.

– А, значит, ты рада. Отомстила.

– Нет, дело не в этом.

Он помолчал, затем произнес:

– Я все тот же, каким ты помнишь меня. У меня те же мечты и амбиции, что и в восемнадцать лет. Но в пятьдесят они кажутся смехотворными. Почему это так? Когда мне было восемнадцать, все превозносили меня, как черт знает что, хотя я ничего еще не достиг. А теперь я считаюсь неудачником только потому, что я не пеку каждый год, как блины, грандиозные фильмы.

– Если я и расстроена, то из-за тебя, а не из-за себя. Стыдно, что тебе так не везет, потому что ты сам виноват – из-за своего пьянства и всего остального.

Джонни притворился, что не услышал ее. Они вытерлись и легли рядышком на песок.

– А ты знаешь художника, который мог бы непрестанно выдавать шедевры, всю свою жизнь, с восемнадцати до восьмидесяти лет? – спросил Джонни. – Неизбежны периоды – мгновения, месяцы, а то и годы, – когда им приходится выбираться из творческих тупиков, бороться с нищетой, болезнями, отчаянием… скукой. Неужели общество не может простить им эти периоды? Никто не может быть великим постоянно. Это противно природе человека. Но, Господи, это же не означает, что человек – неудачник. Дайте мне шанс, и я создам величайшее творение своей жизни. Я знаю, что смогу это сделать. Но никто мне этого шанса давать не собирается. Если ты художник и у тебя все пошло наперекосяк, перед тобой закрыты все двери.

– Таков Голливуд.

– И не только Голливуд. Общество вообще.

– Ну, общество создавалось не художниками или для художников. Оно создано политиками для масс.

– А они очень разные, – промолвил Джонни.

– Отнюдь, – ответила Эмми, снова, как подумал Джонни, не поняв его. – В политике перед людьми встают те же проблемы. И в бизнесе тоже. А в спорте – и того хуже. Ты настолько хорош, насколько хорош твой последний фильм. Общество оценивает каждого по его последним достижениям или неудачам. Почему же художник должен иметь особое к себе отношение?

Джонни вздохнул и поднялся. Когда-то он жалел ее за то, что она не была творческой личностью и не разбиралась в искусстве. Особенно – в его искусстве.

– Жизнь – это такая мерзость, – заявил Джонни.

– А мне кажется, все нормально.

Пролетающая тарелочка «фрисби» чуть было не лишила его головы. Джонни поймал ее и с радостным видом бросил обратно трем девочкам, которые играли у воды.

– Мерзость, – сказал он и снова лег.

– Ладно, значит, норма – это мерзость. – Эмми, закрыв глаза, повернулась к солнцу и стала слушать крики чаек.

Странно, что жизнь кажется ей нормальной, подумал Джонни. Иногда ему было так мерзко, что хотелось тут же открутить себе голову и водрузить ее обратно должным образом. Идея ему понравилась. Можно попробовать в какой-нибудь сцене. Это вызовет смех.

– Я работаю над новым сценарием, – сказал Джонни.

– Вот как?

– Я вижу, что ты больше не веришь в меня?

– Конечно, верю.

– Тебе, наверное, кажется, что все слишком мрачно, чтобы писать сценарий. Но шутки получаются что надо.

– Знаю: я от твоих шуток всегда плакала, – отозвалась Эмми.

Вид у Джонни был довольный.

– Это лучшая шутка.

Они ели жареных моллюсков и пили колу, хотя оба предпочли бы пиво. Гуляли по широкой дощатой набережной. Потом Эмми еще раз поплавала. Когда она шла, бедра ее соблазнительно покачивались, длинные ноги были бледными и гладкими. Джонни улегся на живот, чтобы не было заметно его эрекции. Однако ему было жаль Эмми. Люди обычно жалеют только тех, от кого им есть польза, подумалось ему. Если она права относительно того, что она сказала о нем, то значит, он жалел и тех, кого любил.

– На этой неделе я уезжаю, – сказал Джонни, когда она вернулась.

– Хорошо.

– Я на самом деле очень благодарен тебе за то, что ты позволила мне остановиться у тебя так надолго.

– Ерунда.

Он протянул руку, Эмми взяла ее.

– Ты так холодна ко мне, – тихо произнес он.

– Я защищаюсь, – ответила Эмми, – вот и все.

Солнце опустилось в мутную дымку на краю моря, и народ начал укладывать свои пожитки, чтобы идти домой. Эмми и Джонни не уходили. Почти не разговаривая, они смотрели в темнеющее море. Каждый гадал, о чем думает другой, но ни о чем не спрашивали, так как ответы были уже им известны.

Джонни хотел, чтобы она попросила его остаться. А Эмми не собиралась этого делать ни под каким видом.