Текст книги "Моя прекрасная убийца [Сборник]"

Автор книги: Тобиас Уэллс

Соавторы: Дафна Дюморье,Хансйорг Мартин,Уильям Гарнер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 31 страниц)

Я поспешил ретироваться. Возле дома мне встретился плотник Вилли, который походил скорее на быка, чем на лебедя. Впрочем, едва ли он имел представление о том, кто такая Леда.

Два следующих визита, которые я нанес в этот вечер, ничем не отличались от первого. Ну разве что отсутствием плотника. Истории, услышанные мной, были похожи, как две капли воды. Правда, одна из дам, подписывавшая свои письма и фотографии псевдонимом «Ягненочек», пыталась убедить меня в неотразимости своих прелестей и в непереносимости одиночества, приглашая провести с ней ночь. Другая же предложила погадать на картах с целью выяснения, кто убил Ладике.

Четвертой не оказалось дома. На табличке у двери я прочел фамилию, которой в моем списке не было. Ее соседка, удивительно похожая на курицу привычкой наклонять голову набок, сообщила, что она с мужем и ребенком вторую неделю гостит у родителей недалеко от Касселя. Да, ей известна девичья фамилия соседки, как она и значилась в моем списке. Ее письмо было отправлено Ладике шестнадцать месяцев назад. Замужем она уже ровно год. Из списка я ее вычеркнул.

Было полдесятого вечера, когда я добрался наконец до дома. Добропорядочный бюргер, который всегда дремлет во мне, проснулся и порадовался идеальному порядку в квартире.

Женщину, убиравшую у меня, я предупредил заранее о своем возвращении; она вытерла пыль, полила цветы и все прибрала. В холодильнике я нашел яйца, свежее масло, сыр, мою любимую чесночную колбасу, тарелку салата, три хорошо охлажденных бутылки пива и запотевшую бутылку шнапса.

Я устроил себе настоящий пир. Поскольку я не люблю пить в одиночестве, пришлось поставить прибор перед зеркалом и чокаться со своим отражением. К концу ужина в столь приятном обществе мое настроение было намного лучше, чем вчера в спальном вагоне.

Экспертиза, выявившая группу крови по пятнам на платке, казалась мне валуном посреди бурной реки. Мне требовалось найти еще пару-тройку таких валунов, чтобы добраться до другого берега – доказать, что Франциска невиновна.

Съев пятый бутерброд и третье яйцо, выпив две бутылки пива и четыре рюмки водки, я подумал, что завтра непременно найду еще один валун. И тут же уснул, поскольку давно уже клевал носом.

На следующее утро я отправился в универмаг «Вайн-геймер».

– Ужасно! – встретил меня начальник отдела кадров доктор Тютер. – Кто бы мог такое предположить? Как можно так ошибаться в людях! Ведь за фройляйн Янсен я готов был дать на отсечение обе руки…

– Понимаю вас, господин доктор, – сочувственно покивал я. – Впрочем, знание человеческой натуры – искусство тонкое.

Вошел Штракмайер-старший. Разумеется, вахтер известил его о моем появлении. Дело свое он знал.

– Здравствуйте, господин Клипп! – произнес босс и протянул мне влажную руку, на которой красовалось кольцо с бриллиантом величиной со сливу.

– Что новенького? – осведомился он и тут же, не ожидая ответа, залопотал: – Не правда ли, ужасная история? Знали бы вы, что писали в газетах! Просто не знаю, удастся ли нам и дальше скрывать, что все произошло у нас в универмаге… В некоторых газетах уже были такие откровенные намеки… Я полностью…

Я не стал выслушивать, что он там полностью, а перебил:

– Вам что-нибудь известно об отношениях между супругами Цирот? Я имею в виду дома, не на работе. Или, может быть, вы укажете кого-нибудь, кто знает о них.

– Мне ничего не известно, – пожал плечами Штрак-майер. – Когда у тебя триста сорок три человека персонала, сами понимаете, невозможно знать все о каждом…

– А вы? – я посмотрел на покрасневшего Тютера.

– Весьма… сожалею, – покачал тот головой и бросил на меня такой умоляющий взгляд, на какой способна не всякая побитая собака.

– Ну, тогда, пользуясь вашим прежним разрешением, пройдусь по универмагу и поговорю со служащими, – объявил я, отвесил глубокий поклон и вышел.

Хорошие манеры всегда уместны, независимо от того, чем продиктована ваша вежливость – робостью или презрением.

Я пошел в секцию Б, где работал Цирот. Этот отдел, как мне объяснили, ведал всей торговлей продовольственными товарами, от мятных конфет в киоске у входа до жареных куриц в огромном отделе самообслуживания.

Заведующего отделом, к которому я обратился со своими вопросам, звали Кох. Как я выяснил, он был пекарем по специальности, но напоминал скорее мясника.

– Садитесь, комиссар! – предложил он и потер руки. – Чему обязан?

– Расскажите, пожалуйста, как и когда вы узнали о смерти Ладике, а потом и о смерти фрау Цирот. Что вы обо всем этом думаете?

– Почему вы спрашиваете именно меня? – поинтересовался он.

– Вы знали Ладике, ведь как-никак он был вашим коллегой. Вы знаете Цирота – это ваш помощник, насколько мне известно. И фрау Цирот вы знали, не так ли?

– Да, – кивнул он, – она здесь тоже работала, раньше…

Кох поразмыслил, закурил не спеша черную сигару и наконец сказал:

– Могу я быть с вами откровенным?

Я кивнул, заинтригованный, ожидая, что за этим последует.

– Так вот, – продолжал он, – когда я позавчера узнал об ужасной смерти фрау Цирот, я подумал: «Этого следовало ожидать!», потому что я… только не смейтесь, господин комиссар, ну, немного суеверный. Когда в прошлый понедельник это случилось с Ладике, сюда пришел Цирот… И вы бы видели, с каким злорадством он рассказывал обо всем. Я еще подумал: «Смотри, бог тебя накажет. Нельзя так говорить о мертвых, даже если ты и ненавидел убитого».

– Минутку, – перебил я, – минутку, господин Кох. Итак, вы утверждаете, что Цирот ненавидел Ладике?

– Ну да, – простосердечно ответил пекарь Кох, похожий на мясника. – Жили как кошка с собакой. Да что там кошка с собакой – хуже! До драки дело, правда, не доходило, но ненавидел он Ладике страшно!

– А за что? – спросил я.

– Наверное, ревновал. Кажется, у фрау Цирот с Ладике что-то было. Ну, и потом, Цирот вообще завистник. Сам карьерист и завидует всем, кто выше его по службе.

– И вам тоже?

– А что, возможно, – сказал Кох, равнодушно махнув рукой. – Но как работнику я отдаю ему должное: очень исполнителен и аккуратен. Все делает так, что комар носа не подточит, господин комиссар!

– Да, – сказал я, вставая. – Это точно, аккуратист.

Аккуратность господина Цирота стоила мне нескольких часов беготни по универмагу и массы допросов, а результат был столь незначительным, что к вечеру, ошалев окончательно, я сидел в столовой универмага, пытался прожевать холодный бифштекс и чувствовал себя, словно мышь, упавшая в ведро.

Это ведро, в котором я бегал и бегал по кругу, представлял универмаг с его затхлой атмосферой мелких служебных интриг.

Подобная атмосфера настолько мне опротивела, что я предпочел бы присутствовать при убийстве ножницами– по крайней мере, это было бы более честное и откровенное проявление человеческих чувств. Ханжество и злопыхательство, которыми был пронизан универмаг, произвели на меня тяжкое впечатление и, чтобы отвлечься, я с некоторым интересом, мне обычно не свойственным, проводил взглядом обтянутые сатином бедра официантки, которая принесла кофе.

Желая сменить обстановку – впрочем, о свежем воздухе в центре большого города все равно нельзя было и мечтать, – я покинул кафе в империи господина Штрак-майера и быстрым шагом прошел пару кварталов до туристического бюро, где Франциска Янсен заказывала билеты и отель. В витрине у входа красовался плакат «Проведите солнечные дни в Далматин!» Под надписью загорелый, узкобедрый и широкоплечий юноша-атлет, облокотившись на живописную скалу, махал девушке, столь же образцовой – загорелой и полногрудой, которая плескалась в средиземноморских волнах, не забывая ослепительно улыбаться.

Художники, создающие подобные рекламные шедевры, равно как и те, кто их заказывает, всегда казались мне поразительно бессовестными людьми. Нужно быть особенно толстокожим, чтобы спокойно спать по ночам, одурачив такое несметное множество людей. Но это так, к слову.

К счастью, в бюро путешествий было прохладно, а у девушки за стойкой оказались такие большие черные глаза, что у меня сразу поднялось настроение.

– Я хотел бы посоветоваться с вами, – сказал я девушке.

– Пожалуйста, слушаю вас! – ответила она и одарила меня профессиональной улыбкой, которой нужно специально учиться, чтобы продавать жидкое мыло, масляные кремы, картины или путевки на курорт. И учиться хорошенько, чтобы никто не догадался, насколько безразличны тебе и покупатель, и товар.

– Вы хотели бы отправиться в путешествие уже в этом году? – спросила столь хорошо умевшая улыбаться девушка.

– Да, – кивнул я. – Лучше всего – на следующей неделе. Можно это устроить?

– У нас все возможно.

Дальше я услышал то, что примерно и ожидал.

– Цены у нас разные. Можете, к примеру, заказать кругосветное путешествие за 10 тысяч марок и более. А можете всего за 200 марок, включая расходы на лечение, провести две недели в Люнебургской Пустоши. И то, и другое – реально, и оба путешествия укладываются в двухнедельный отпуск, – с полной серьезностью принялось объяснять мне прекрасное дитя.

– Гм, – сказал я и задумчиво почесал подбородок, как бы прикидывая, выбрать первое или второе.

– А куда бы хотели поехать вы сами, можно спросить? – осведомился я.

Девушка покраснела, что меня даже напугало – настолько я отвык видеть краснеющих девушек. Они стали такой же редкостью, как извозчичьи дрожки, гражданское мужестве и цилиндры.

– В Венецию, – сказала она смущенно, – но только не сейчас. В конце сентября…

Я сопоставил выбор маршрута со способностью краснеть и решил, что эта девушка получила консервативное семейное воспитание.

– Вот оно как, – сказал я. – Тогда, конечно, другое дело – свадебное путешествие! Заранее поздравляю!

Девушка улыбнулась уже не по долгу службы, а от души.

– Спасибо! – сказала она.

– Да. Свадебное путешествие – это прекрасно. Но что, спрашивается, делать в Венеции такому одинокому холостяку, как я? Нет, лучше мне двинуть на юг. Что вы мне сможете предложить?

– Если вы хотите поехать на юг один, это тоже возможно. Но тут будет сложнее, поскольку одноместных номеров вообще меньше. Я должна посмотреть, сможем ли мы в ближайшее время что-нибудь для вас сделать.

– Одна моя сотрудница сейчас отдыхает в Югославии, – сказал я. – На острове в Адриатике. Сняла одноместный номер. Остров называется Хвар, или что-то в этом роде. Там, должно быть, очень хорошо.

– Минуточку, – сказала девушка, достала с полки толстую книгу и принялась листать.

Я вспомнил Хвар под серым дождливым небом, мокрые камни на ночной дороге, сломанный «дворник» на машине Степановича. Потом вспомнил Франциску, которая сейчас пребывала где-то в тюрьме Сплита. Что с ней? Допрашивали ли ее? Разрешили ли ей оставить у себя акулий зуб? Не призналась ли она, отчаявшись, в убийстве?

– Вот Хвар, – сказала консервативная девушка и повернула толстую книгу так, чтобы я смог разглядеть фотографии. – Когда бы вы хотели туда поехать?

– Чем скорее, тем лучше, – ответил я.

– Подождите минуточку! – Девушка взяла толстую книгу и направилась к господину в очках с золотой оправой, который сидел за столом и разговаривал по телефону. Господин был неопределенного возраста. Ему можно было дать и тридцать, и сорок пять. Как видно, его телефонный собеседник был персоной значительной. Господин старательно делал серьезное лицо, постоянно кивал, даже кланялся перед телефоном, то и дело приговаривая:

– Разумеется! Конечно, сегодня же!

И тому подобное.

Девушка почтительно стояла перед ним с толстой книгой и терпеливо ждала.

Недалеко от меня, за стойкой, другая сотрудница бюро уговаривала пожилую супружескую пару. Муж хотел в горы, а жена – на озера. Требовалось достигнуть компромисса, чтобы на период отпуска в семье воцарился мир и покой. На стене висела чертова уйма плакатов. Куда они только не зазывали! В Индию! Бог мой, в Индию! Как я хочу в Индию! В Мексику! Солнечная Малайзия приглашала к себе: «Курорт даст вам новые силы!» Чайки, сосны, фонтаны, замки, самолеты, пароходы! А в промежутках– обнаженные наполовину, и даже на три четверти красотки – всех цветов кожи.

Вернулась черноглазая мечтательница о свадебном путешествии. Ее сопровождал господин без возраста. После разговора с высоким начальством над верхней губой у него выступили крупные капли пота. Но со мной он был необычайно любезен. Хотя и глядел чуть свысока– он-то стоял за барьером! Я смело могу рекомендовать всем это бюро путешествий. Там вас обслужат по первому разряду!

Он невнятно представился, я тоже.

– Хвар? – спросил он.

– Вполне вероятно! – сказал я.

– Десять дней назад у нас уже был срочный заказ на отдых в Йелсе – так называется городишко на одном из островов. Клиенты хотели отправиться туда немедленно. Это было не так-то просто. В это время года, как вы сами понимаете, гостиницы на юге переполнены. Но нам удалось все устроить. Только вот как там с одноместными номерами?

Он задумчиво покачал головой, закатил глаза и поднял брови.

– Это, случайно, не супруги Цирот? – спросил я наудачу, еще не веря своему счастью.

– Цирот? – недоуменно переспросил он.

– Фамилия клиентов, о которых вы говорите.

– Да… По-моему, да, – ответил он удивленно. – Цирот… да! А вы что, знакомы?

Я обрадованно кивнул.

– Какое счастливое совпадение! Так, значит, Цироты обратились к вам только десять дней назад? Выходит, они должны быть сейчас там?

– Я могу уточнить, чтобы доставить вам удовольствие, – сказал он.

– Пожалуйста! – попросил я.

Он достал папку, в которой хранились копии счетов, и принялся их просматривать.

– Вот! – наконец сказал он. – Да, это было ровно десять дней назад. Супруги Цирот. Они настаивали на отдыхе в Иелсе. Ничто другое их не интересовало. Сейчас припоминаю, они назвали даже совершенно конкретный отель. Кажется, «Венеция». Но это было невозможно. Мы потратили почти 30 марок на переговоры по телефону. Еле удалось убедить клиентов поселиться в отеле «Метрополь». Да, они сейчас там. Собирались пробыть там всего десять дней. Слишком расточительно, позволю себе заметить. Так много денег тратить на билеты, так долго добираться, а отдыхать – всего ничего. Ну, да ладно… Нам, во всяком случае, удалось помочь им. Чем могу быть вам полезен?

– Мне надо все обдумать! – сказал я. – Поехать туда было бы просто здорово. Я позвоню вам или зайду еще разок. На днях. Огромное спасибо!

– Пожалуйста! – сказали они одновременно с плохо скрываемым разочарованием.

Я вышел.

Из личного дела Цирота я выписал адрес и поехал туда без особой цели, просто так, из любопытства. Разумеется, мои тайные надежды на очередной счастливый случай обманули меня.

Не было никакой соседки, которая бы, волнуясь, подмигивая и кокетливо прикрывая рукой рот, поведала об интимных делах и семейных скандалах Циротов. Я ничего не нашел, ничего не узнал.

Квартира была в прекрасном месте, с видом на садик в несколько квадратных метров. Через щель для почты я разглядел в темной передней на ковровой дорожке кипу газет. Жалюзи с южной стороны дома были опущены. Забытая маленькая аралия тихо умирала на подоконнике. Когда я позвонил в соседнюю квартиру, мне никто не открыл. Из квартиры этажом выше раздался мощный рев проигрывателя.

Я слишком стар, чтобы приходить от этого в экстаз. Поэтому я не стал слушать и наслаждаться, а позвонил. Звук моего звонка потонул в грохоте за дверью, словно слезинка в Эльбе. Я повторил попытку.

Дверь открыл женоподобный юноша. Или мужеподобная девушка. Грохот сделался непереносимым.

– Что надо? – спросило существо.

Судя по голосу, существо было скорее мужского пола. Вернее, на пути к тому.

– Вы не знаете случайно, – закричал я, – ваши соседи снизу в отъезде?

– Нет, – закричало существо в ответ и, как мне показалось, посмотрело на меня сквозь свисающие со лба волосы. – Я их вообще не знаю!

– Спасибо! – крикнул я.

Дверь закрылась.

Из квартиры напротив вышла женщина с маленьким ребенком на руках. Она знала из газет, что фрау Цирот убита в Югославии, во время отпуска.

– Ужасно, правда? – сказала она. – Бедный муж!

– Вы близко знакомы с ним? – спросил я.

– Как вы могли такое подумать! – сказала она возмущенно. – Ведь он на десять лет моложе меня.

Я совсем не это имел в виду.

– Извините, – сказал я и удалился.

Я поехал на службу. Шел шестой час. Мои трудолюбивые коллеги давно уже ушли домой. Только в отделе по борьбе с кражами все еще беседовали с компанией школьников, замеченных в неверном понимании слова «самообслуживание» в гастрономе.

На моем столе лежала записка: «Господин Хелебау, страховое агентство «Мирное кольцо», телефон 342192, абонент 210, просит позвонить до 17.30 или завтра утром после 9! По поводу дела Янсен – Цирот!»

Какая удача! Еще двадцать пять минут шестого. Я сел, закурил сигарету, набрал номер и попросил девушку, пропевшую мне мелодичным голосом «Страховое агентство», соединить меня с абонентом 210. Что-то щелкнуло. Подошел господин Хелебау.

– Хелебау! – отрекомендовался он. Ни должности, ни имени. Только фамилия.

– Криминальная полиция, отдел по расследованию убийств, Клипп! – сказал я.

Мне показалось, я услышал, как он вздрогнул при слове «убийств».

– Вы хотели со мной поговорить?

– Да, – сказал он, – спасибо, что позвонили. Мы узнали о… э-э… трагической гибели, которая… э-э… произошла в Югославии.

Пауза.

– Ну, и?.. – спросил я.

– Могу я по этому поводу… э-э… задать вам несколько вопросов?

– Зачем?

Мне не очень-то по душе люди, перемежающие свою речь постоянными «э-э-э». Черт возьми, нужно учиться говорить связно.

– Дело в том, – сказал он, – что Цироты наши клиенты, и мы заинтересованы… э-э… в знании… э-э… всех обстоятельств, которые…

– Понимаю, – сказал я. – О каких видах страховки идет речь: против болезни, несчастного случая, тюремного заключения, поездки куда-либо?

– Если позволите, – проговорил господин Хелебау сдержанно, – я бы хотел поговорить с вами… э-э… лично, господин комиссар. Дело в том, что… э-э… мы не даем справок по телефону, и во-вторых…

– Минуточку, – прервал я его, – мне вовсе не нужны ваши справки, уважаемый. Если я верно понял, это вы хотите получить какие-то справки от меня, не так ли? Но вам не повезло. Я тоже по телефону справок не даю. Более того, мне это прямо запрещено по службе! Всего хорошего!

С этими словами я швырнул трубку на рычаг.

Признаюсь, в тот вечер я был не совсем в форме. Иначе сразу бы насторожился при одном упоминании о страховом агентстве. Но бывают дни, когда за деревьями не видишь леса, потому что упорно ищешь фиалки.

К счастью, страховая компания оказалась настойчивой, поскольку боролась за свои деньги. Страховые компании, вообще говоря, проявляют незаурядную смекалку, когда требуется выплатить страховку, и употребяют эту смекалку на изобретение проволочек, затяжек, препон, барьеров и прочего крючкотворства.

Именно по этой причине телефон зазвонил снова через три минуты. Господин Хелебау.

– Тысячу извинений, господин Клипп, я… э-э… не совсем правильно выразился. Прошу вас, давайте встретимся в спокойной обстановке… Не мог бы я посетить вас?

– Где вы находитесь? – спросил я.

Он назвал улицу, на которой располагалась центральная контора страховой компании «Мирное кольцо». Я ездил по этой улице домой.

– Через пятнадцать минут буду у вас! – сказал я.

– Большое спасибо! – ответил он с облегчением.

Судя по размерам и обстановке его офиса, по виду элегантной и сдержанной секретарши, господин Хелебау занимал видный пост в области страхования. В кабинете наличествовал ковер, стояли кресла, обитые черной кожей, стол красного дерева, серебристо-серый телефон с устройством, позволяющим слушать разговор, а также роскошный филодендрон. Ко всему прочему, мой собеседник оказался отнюдь не таким противным, как можно было предположить из телефонного разговора. Только вот проклятое «э-э-э» по-прежнему действовало мне на нервы.

Впрочем, коньяк, которым он меня угостил, настроил меня на более благодушный лад. Коньяк был замечательный. Хорошо выдержанный, родом из Франции, куда я тоже с удовольствием съездил бы в командировку.

– Около четырех месяцев назад господин Цирот заключил с нами договор, вернее, два договора страхования жизни.

– Так, так, – сказал я. – А при чем здесь, собственно, смерть его жены?

– По второму договору была застрахована ее жизнь! – сказал Хелебау, слегка досадуя, что я слишком туго соображаю. – Оба договора заключены на сумму 75 тысяч марок, – продолжал он. – Если происходит несчастный случай, сумма удваивается Поэтому сейчас мы… э-э… обязаны выплатить господину Цироту 150 тысяч марок, потому что убийство у нас проходит как «несчастный случай».

– Черт возьми! – сказал я, потому что меня, наконец, озарило. – Черт возьми!

На следующее утро я явился на работу ни свет ни заря в надежде попасть на прием к шефу. Фрау Кибиц была уже на месте. Такие бесценные секретарши всегда приходят за полчаса до начала работы, чтобы украсить письменный стол шефа живыми цветами или оставить на нем записку «Розенбауму из IV отдела сегодня исполняется 50 лет!» или что-нибудь в этом духе.

– Доброе утро, дорогая фрау Кибиц! – сказал я, чувствуя себя просто превосходно. Я хорошо выспался, великолепно побрился, принял душ, вкусно позавтракал и почти решил все загадки в деле Франциски Янсен. Остался сущий пустяк – выяснить, почему был убит Лади-ке… Тут все мои версии хромали на обе ноги, как футболист сборной, промазавший по воротам.

– Что это вы в такую рань? – спросила фрау Кибиц, сняла на мгновение очки и пригладила волосы. – Есть что-нибудь новенькое?

– Да, – сказал я. – Новости самые разнообразные. И я просто мечтаю поговорить с шефом. Как только он придет, и у него появится десять минут свободного времени, умоляю, устройте мне аудиенцию. За это на всех наших праздничных вечерах в управлении я буду танцевать с вами все медленные танцы и каждый второй быстрый!

– Что-то слишком уж бесхитростны ваши предложения, Лео Клипп! – сказала она, но улыбнулась и что-то пометила у себя в блокноте. – Ладно, приходите в половине девятого, но только на пятнадцать минут. Если что-нибудь изменится, я вам позвоню. Позднее никак не получится.

– Спасибо! – сказал я. – Вы просто ангел!

– Чепуха, – рассмеялась она, – у ангелов не бывает детей.

– Почему же? – спросил я. – Они не могут или им запрещено?

– Вон! – сказала она.

В половине девятого я уже сидел в кабинете шефа и излагал свою версию. Когда я закончил, он минуты три задумчиво теребил свой галстук. Наконец он сказал:

– Все это просто замечательные догадки, господин Клипп. Замечательные, но весьма шаткие. Вы так не считаете? И, как вы сами понимаете, к делу их не пришьешь. Ни один суд к рассмотрению их не примет.

Я, разумеется, понимал. Вчера вечером мне все казалось куда убедительнее, чем сейчас, когда я рассказал это профессионалу.

– Да, – сказал я.

Затем набрал воздуха и продолжал, как бросился в холодную воду:

– Поэтому было бы неплохо съездить еще раз в Сплит и в Йелсу. Ведь сейчас у меня больше материала, и я смог бы задать Янсен и Цироту вполне конкретные вопросы, не правда ли?

– Вам что. так там понравилось? – спросил шеф.

– Как сказать, – ответил я. – Сначала стояла жара, потом сразу похолодало, и все сделалось мокрым и серым. И все получилось так… так… Словом, бог знает как.

– А как Янсен? – осведомился он.

– Очень мила, – ответил я без колебаний. – Славная, умная и красивая девушка.

– А Цирот?

– Он… так, среднестатистический мужчина, каких множество: среднего роста, неопределенного цвета волосы, не худой, не толстый, серые глаза, серый цвет лица и серый костюм. Единственное, что его красит – его жена.

– Что, красивая женщина? – поинтересовался он.

– Скорее такая… пикантная… На мужчин она оказывала просто гипнотическое воздействие.

Шеф погрузился в молчание.

Я терпеливо ждал.

– Вам нет нужды туда ехать, – наконец сказал он. – Обе интересующие нас персоны будут сегодня вечером здесь.

Это было так неожиданно, что я в замешательстве переспросил:

– Здесь? Кто?

– Янсен югославские власти выслали из страны. Они не хотят там судебного процесса над убийцей. Речь, возможно, зашла бы о противостоянии между странами с различными социальными системами. Такая идеологическая шумиха не пошла бы на пользу стране, живущей за счет туризма. Так что для начала Янсен предстанет перед судом здесь, по делу Ладике.

– Она призналась?

– Нет. Точнее, я пока не знаю. Сегодня наши люди встречают ее на границе в Куфштайне. Она будет здесь в половине одиннадцатого вечера. Этим же поездом, как значится в телеграмме, из Югославии прибывает Цирот. Разумеется, не под конвоем. Ты не смог бы последить за ним дня три-четыре? Посадить его… Он ведь застрахован и на этот случай тоже. Так бы и я сел с превеликим удовольствием.

– Понятно, – ответил я.

Когда я подъезжал к вокзалу, накрапывал дождь. Я люблю бывать на вокзале. Признаюсь, я иногда приезжаю сюда просто так, без всякого дела, и смотрю, как приходят и уходят поезда, как встречаются и прощаются самые разные люди: сентиментальные, нервные, флегматичные, влюбленные, ревнивые… тысячи разных лиц, разных голосов. А над всем этим – грохочущий голос из динамика, произносящий названия, от которых голова идет кругом: Париж – Рим – Вена – Цюрих– Стокгольм – Лондон, и тут же стук молотков по осям вагонов и сигнал к отправлению… Я люблю вокзал. Но в этот вечер мне было не до романтики. Я стоял за тумбой, обклеенной плакатами, рекламирующими, разумеется, универмаг «Вайнгеймер», а мимо меня шли и шли пассажиры со скорого из Белграда. Мне хотелось увидеть Франциску раньше, чем покажется Цирот, но я вспомнил, что существует предписание, обязывающее выводить арестованных из вагона только тогда, когда перрон уже опустеет, чтобы не привлекать любопытных, а также исключить возможность побега.

Появился Цирот.

Не было заметно, что ему пришлось пережить трагедию. На подобных физиономиях признаки волнения обнаружить крайне трудно. Он прошел мимо, не заметив меня, поднялся по лестнице и исчез. Я так и не пошел за ним следом. Я понимал, что нарушаю служебный долг, но мне было на все наплевать. Мне хотелось увидеть Франциску.

Уже заканчивалась разгрузка багажного вагона, когда она, наконец, показалась. Измученная, бледная, осунувшаяся, она шла между двумя полицейскими. Когда она поравнялась с тележками, доверху нагруженными чемоданами, коробками и узлами, из багажного вагона вынесли гроб. Цинковый. Грузчики вшестером едва подняли его на электрокар. Спереди на гроб, как на чемодан, был наклеен багажный ярлык с надписью «Сплит». Без сомнения, в гробу покоились останки фрау Цирот. Увидев гроб, Франциска закрыла глаза рукой и тут же споткнулась. Я бросился было поддержать ее, но один из полицейских опередил меня. Он взял Франциску под руку и повел дальше. Их увезла машина, поджидавшая у бокового входа в вокзал.

Я поехал к дому Цирота. Мое душевное состояние было непередаваемо. На сердце лежал огромный камень. Я представления не имел, как от него избавиться. Напиться, что ли?

В окнах квартиры Цирота не было света. Видимо, он еще не успел приехать. Если, конечно, он не взял такси или свою машину на платной стоянке у вокзала.

Я припарковался метрах в тридцати от дома под липой, тень от которой скрыла машину, и закурил. Три сигареты спустя приехал Цирот. Он вошел в дом. Одно за другим осветились окна его квартиры. Ждать еще чего-то было абсолютно бессмысленно. Но я ждал. Дождусь, когда Цирот ляжет спать, поеду и напьюсь со спокойной совестью.

Через полчаса окна его квартиры погасли. Но только я собрался уехать, открылась дверь подъезда. Цирот вышел, направился к «опелю», стоящему рядом с домом на частной стоянке, уселся в него и, ловко развернувшись, уехал.

Была половина двенадцатого.

Я поехал вслед за ним. Все еще накрапывал дождь. Мое страстное желание напиться сменилось охотничьим азартом.

Цирот ехал на запад, удаляясь от центра города. С довольно приличной скоростью. Я старался не терять его из виду, но и не приближаться особенно, чтобы он меня не заметил, поскольку машин на улицах было немного. Я допускал, что мой азарт совершенно беспочвенный. Куда мог ехать Цирот? Да куда угодно. Он только что овдовел и, естественно, ему тяжело оставаться в доме, где все напоминает о покойной жене. Наверное, поехал к родителям или к друзьям. Странно… Оставил свой «опель» на стоянке и зачем-то взял такси. Я продолжал следовать за ним. Такси привезло его на самую окраину города. Около одного из домиков Цирот вышел. Я остановился метрах в ста, вылез из машины, поднял воротник, надвинул на лоб шляпу и двинулся следом.

Такси отъехало.

Цирот открыл калитку в заборе перед домиком, прошел через маленький сад и позвонил в дверь. На пороге появилась женщина, значительно моложе его. Она раскрыла объятия и бросилась Цироту на шею.

– Милый! – воскликнула она.

«Милый!» – все еще звучало у меня в ушах, когда я возвращался к машине, проследив, как Цирот исчез в доме радушной незнакомки.

Я запомнил номер дома. Подойти к двери и прочитать фамилию на почтовом ящике я не решился. «Милый!» – едва ли этими словами встречают брата или просто приятеля. Я поехал домой. Была половина первого. Франциска сейчас лежит на койке в камере предварительного заключения. Хорошо бы, если бы она могла заснуть. Ночь в тюрьме – это, должно быть, самое ужасное. Желание напиться у меня пропало…

Первое, что я сделал на следующий день – это заказал пропуск в тюрьму. Но прежде чем поехать туда, раз пять набрал помер Цирота. К телефону никто не подходил. Потом позвонил и узнал, что тело фрау Цирот могут забирать родственники. Завтра должна состояться кремация.

Я выяснил, что в доме на Дроссельвег, 26, где Цироту вчера оказали такой сердечный прием, проживает некая Эльвира Фибих, 32 лет, два года назад овдовевшая. Муж ее, финансовый инспектор, погиб в своей машине, столкнувшись с товарным составом. Получая за него пенсию, фрау Фибих подрабатывала переводами. Она знала английский и испанский, до замужества работала зарубежным корреспондентом одной из газет. Домашний телефон у нее был, но звонить по нему я не стал. Зато позвонил в страховое агентство «Мировое кольцо» и попросил даму с мелодичным голосом, ответившую мне, соединить меня с господином Хелебау.

– Цирот не объявлялся? – спросил я, обменявшись обычными приветствиями.

– Нет, – сказал Хелебау, – я распорядился, чтобы в этом случае меня позвали немедленно.

– Хорошо, – сказал я, хотя выставлять оценки господину Хелебау не входило в мою' компетенцию. – Но когда он придет, вам придется выплатить ему деньги?

– Да, – ответил он, и в его голосе прозвучало сожаление всех сотрудников страхового агентства, вместе взятых. – Вот если бы Цирот, скажем… э-э… был взят под стражу по подозрению в убийстве… А так у нас нет основания… э-э… задерживать или препятствовать выдаче страховки.