Текст книги "Моя прекрасная убийца [Сборник]"

Автор книги: Тобиас Уэллс

Соавторы: Дафна Дюморье,Хансйорг Мартин,Уильям Гарнер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

9

Когда они доехали до Пакриджа, Джаггер свернул с шоссе на неширокую дорогу на Брогинг. Выехав на проселок, остановился.

– Самое время немного вздремнуть.

Только сейчас Брайони обратила внимание на его правую руку. И даже вскрикнула. Он смущенно спрятал изуродованный палец.

– Не обращайте внимания. Нечего обо мне беспокоиться.

Он тут же пожалел, что оказался так невежлив, но не нашел в себе сил извиниться. Только отвернулся и закрыл глаза. Через секунду он уже спал.

Девушка сидела неподвижно и разглядывала его. На виске она видела то место, куда пришелся удар Тримбла. Да. Даже ни словом не обмолвился, что с ним произошло. Она поняла только одно: его схватили, пытали, но ему удалось убежать.

О катастрофе самолета он тоже не рассказывал. Она знала, что он ездил в аэропорт, но не улетел. И хотя это показалось ей довольно странным, она чувствовала, что пойдет за ним не раздумывая хоть на край света. Она сама удивлялась, потому что это было так на нее непохоже. Скорее всего, действует какой-то примитивный материнский инстинкт, сердито подумала она. Сколько на свете симпатичных нормальных мужчин. Угораздило же ее выбрать именно этого!

Брайони вспомнила, о чем накануне вечером говорила с Максом Абрахамсом. Рэйчел готовила ужин, а они сидели в библиотеке. Макс читал, а она глядела в окно. Наконец, он оторвался от книги и улыбнулся ей.

– Ну, признавайтесь, о чем размышляете?

– Что вы знаете о Майкле Джаггере?

– Много чего, – ответил Макс. – Кое-что рассказывал он сам, а кое о чем я догадался и без него.

– Может, расскажете? Я очень хочу понять, что он за человек.

Макс снова улыбнулся.

– Родители его умерли. Мать – уже давно, а отец – не очень. Отец был… необычным человеком. Просто невероятно богатым. Состояние сколотил каким-то нелегальным путем. Думаю, на темных операциях с алмазами, но точно не уверен.

Во всяком случае, дела были явно нечистые. Даже погибло несколько человек. Чтобы достигнуть вершин в таком бизнесе, надо быть жестким и не останавливаться ни перед чем. А отец Майкла это умел.

Они с сыном не понимали друг друга. Доходило до крупных ссор.

Однажды Майкл ушел из дома. Он считал отца просто гангстером. Молодые люди всегда отличаются поспешностью суждений. Для них существует только черное и белое. Майкл поступил в армию и стал впоследствии офицером. Потом сделался агентом секретной службы.

Когда в корейскую войну его забросили в тыл врага, он попал в плен. Я не знаю точно, что они с ним делали, но ему там тяжко пришлось. Потом Майкла обменяли. Он долгое время провел в лазарете, но выздоровел быстрей, чем ожидалось. Коллеги забрали его, и он снова стал агентом, только уже в штатском.

Об этом периоде его жизни я не знаю почти ничего. Он работал за границей, главным образом в Италии. Потом умер его отец.

Наши отцы были в давней дружбе. Мой был адвокатом и работал для его отца. Друг друга они уважали. Правда, мой отец считал старшего Джаггера изрядным плутом.

Странно, но факт: хоть Майкл и ушел от отца, старик по-прежнему любил сына. Может, потому и любил, что тот выбрал свою дорогу в жизни и сам встал на ноги. Умирая, Джаггер-старик завещал все свои деньги сыну.

Мой отец приложил немало трудов, чтобы найти Майкла.

Потом мой отец умер, и я взял на себя его работу…

Макс наполнил «шерри» два бокала и аккуратно закрыл пробкой великолепный хрустальный графин.

– Как вы, наверное, догадываетесь, Майкл вначале и знать не хотел обо всех этих деньгах. В конце концов мне удалось уговорить его брать хотя бы небольшую сумму в месяц. Майкл очень много помогал другим. Особенно – детям.

А потом – совсем недавно – что-то, видимо, не заладилось у него на службе. Он был все время злой и какой-то несчастный. Иногда у меня возникало такое ощущение, будто он борется со своей судьбой. И, наверное, борется уже давно…

– Не только со своей судьбой… – начала было Брай-они, но тут же осеклась.

Макс улыбнулся.

– Не бойтесь, я не хочу знать ничего лишнего. Но увидите – я прав. Убедитесь сами. Я хотел бы сказать вам еще только одно.

Он замялся, а потом заговорил, тщательно подбирая слова.

– Вы могли заметить, что мы очень, очень любим его. После моей жены, Майкл из всех людей на свете мне самый близкий.

Но он – человек опасный. Не забывайте этого. Он опасен, потому что никого не подпускает к себе близко. Он – типичный одиночка в жизни. Единственный, кто может быть опасен для него – это он сам.

Его фамилия – Джаггер. Охотник. Он – охотник за смертью. Поскольку сейчас он никого не любит и никто не любит его, он не дорожит своей жизнью.

Только теперь Брайони поняла, наконец, что же происходило у нее в душе.

– Я, наверное, могла бы что-то дать ему, ничего не ожидая взамен, – сказала она и сама удивилась своим словам.

Но для Макса ее слова вовсе не были неожиданностью.

– Может, оно и так, – проговорил он, – но только вам ни за что не удастся убедить его, что вам действительно ничего от него не надо. А коли так, он все время будет думать, что вы чего-то ждете, и не примет от вас никакой помощи.

– И все-таки я попытаюсь, – сказала она.

Макс кивнул, и в глазах его Брайони прочла одновременно и признательность, и сочувствие.

– Да, вы можете попытаться. И даже должны.

И вот сейчас, наблюдая, как начинает светать, она вспомнила об этом своем решении. Вспомнила – и тут же заснула.

А когда проснулась, в небе сияло солнце. Она повернулась к Джаггеру. Тот еще спал, запрокинув голову. Небритое лицо его осунулось и побледнело.

Брайони тихо тронула Джаггера за плечо. Он тут же приоткрыл глаза и глянул на нее. Во взгляде его мелькнуло что-то похожее на страх и звериную настороженность. Но он тут же пришел в себя и стал просто усталым небритым мужчиной.

Брайони сообщила ему, который час, и он сразу завел мотор. Когда машина выезжала с проселка, Джаггер, не поворачивая головы, улыбнулся девушке уголком рта и произнес:

– Вы провели со мной ночь. Теперь вам придется выйти за меня замуж.

Это была настолько явная шутка, что у нее даже сердце защемило.

Они без приключений достигли Кембриджа и теперь проезжали один за другим роскошные колледжи местного университета. После событий минувшей ночи сам их вид крайне благотворно действовал на нервную систему.

Им повезло – удалось снять два номера в «Голубом борове». Потом Джаггер позвонил Джоселину Круксшан-ку. Того не оказалось дома. Ожидался только к вечеру.

Джаггер купил газету.

Сообщения о катастрофе «боинга» все еще не сходили с первой полосы. Но не было никаких упоминаний о таинственном пассажире, который покинул самолет в последнюю минуту перед вылетом. Брайони это тоже показалось странным. Она забеспокоилась.

– Не понимаю, почему они не сообщили в полицию? И почему грозились сообщить?

– Надеются снова поймать меня, – ответил Джаггер. – А потому хотят, чтобы я успокоился и потерял бдительность. Может, просто хотят сбить с толку. Может, пытаются удержать, чтобы я не отправился в полицию сам. Ясно одно – они хотят лишить меня всякой помощи. Откуда бы то ни было.

– И что же нам делать теперь?

– Будем ждать, когда придет домой Джое, а пока прикинемся обычными туристами.

Они взяли напрокат лодку и заплыли в тихую заводь. Здесь Джаггер снова вздремнул, расслабившись при этом значительно больше, чем утром. Они почти не говорили друг с другом. Только раз Брайони спросила:

– Зачем вам все это?

Джаггер шлепнул рукой по воде. Взлетели зеленоватые брызги.

– Неужели для всего должна быть причина? – ответил он вопросом на вопрос. – Только, ради бога, не воображайте, будто я рыцарь без страха и упрека, который вознамерился сражаться за торжество справедливости и добра в этом мире. Я воюю ради самой войны. Меня увлекает сам процесс. Вот и вся причина. Никакой другой нет.

И он стал грести к берегу.

10

Наконец трубку телефона взял Джоселин Круксшанк. Он разразился криками бурного воодушевления. Видимо, эти крики были частью той роли, которую он сейчас столь охотно играл.

– Ах, Джаггер! – вопил он. – Ты в Кембридже! Какой сюрприз! Просто праздник! Когда ты приехал, милый мой мальчик? И почему? Ты ведь хотел просто позвонить. Еще дал мне время все разведать и сказал, что позвонишь позже. Но уж теперь-то выкладывай, в чем, собственно, дело.

Джаггер дал излиться этому словесному потоку, не пытаясь его остановить.

– К сожалению, Джонс, многого я не могу тебе объяснить, – сказал он наконец. – Мне нужны сведения о Сплидж-Бинне, вот и все.

– Ах да, конечно. Опять твоя засекреченная контора. Сплошные тайны. Понимаю. Все еще работаешь у них?

Джаггер секунду поколебался и сказал:

– Да.

Потом вкратце изложил Джоселину события последних дней. Тот даже присвистнул.

– Хватит, хватит! Все понятно. Ты, я вижу, опять влип. Ну ничего. Из таких заварушек ты всегда выбирался целым и невредимым. Сделаю, что могу. О, черт! Только что вспомнил… Мне ведь нужно на партифон.

– Куда тебе нужно? – переспросил Джаггер.

– На партифон. Это такой очень большой прием. Древняя традиция у нас в Кембридже. Мне придется сидеть за президентским столом и выполнять свои обязанности. Господи, да ты, верно, не понимаешь ни слова из того, что я говорю. Ну, да все равно. В университетской жизни предостаточно странных вещей. А почему бы тебе тоже не пойти? Это можно устроить без проблем.

Джаггер терпеливо ответил:

– Не думаю, что этот партифон – достаточно хорошее место, где бы мы могли поговорить.

– Разумеется, нет, – согласился Джоселин. – Но после него можно отправиться в «Бэф» поужинать. Я приглашу с собой одного деятеля, который выложит тебе про Силидж-Бинна все без остатка. Ты ничего не имеешь против, если мы посидим втроем?

– Вчетвером, – поправил Джаггер.

– Прекрасно, приводи его с собой! – воодушевленно воскликнул Джоселин. – О, да это не он, а она! Тем лучше, тем лучше! Тогда в семь. Ты же знаешь, где это.

Он положил трубку.

Им не потребовалось долго искать этот партифон. Бородатый молодой человек, у которого они спросили дорогу, заглядевшись на Брайони, вызвался их проводить.

Когда они открыли дверь в большой зал, их чуть было не оглушило. Шум множества голосов перекрывали два оркестра, состоявшие, кажется, только из скрипок и литавр.

Кто-то сунул в руки Джаггеру грязноватый стакан с какой-то теплой жидкостью. Джаггер с опаской понюхал. Содержимое стакана запахом отдаленно напоминало виски.

Пока Джаггер раздумывал, следует ли из вежливости все-таки выпить эту бурду, мимо, отчаянно толкаясь, пронеслась целая орава и расплескала все из его стакана. Большая часть жидкости при этом попала на высокую девицу в узких брюках и пуловере, на который свободно ниспадали пышные волосы. Остаток пришелся на молодого человека рядом с ней в кожаной кепке и кричаще яркой шелковой рубашке. Оба стояли спиной и, казалось, ничего не заметили.

Джаггер тронул молодого человека за плечо, желая извиниться. Тот обернулся… – и оказался девушкой с нежным и милым личиком. У длинноволосой девицы же на щеках красовалась двухдневная щетина, да и к тому же был сломан нос – видимо, в одной из схваток на боксерском ринге.

В шуме и гаме никто не разобрал слов извинения, но юноша с боксерским носом вежливо кивнул, положил Джаггеру на затылок свою громадную лапу и, чуть ли не толкая, повел его сквозь толпу к лестнице. Девушка в кепочке при этом улыбнулась от всей души. Объяснения были бесполезны, и Джаггер не сопротивляясь поднялся наверх.

Этажом выше была еще большая толчея. Получить какую-нибудь выпивку казалось совершенно невозможным. Но вот кто-то организовал живую цепочку, по которой передавали пластмассовые стакашки с жидкостью, напоминавшей пиво. Джаггер решил подняться еще на этаж.

Там он обнаружил коридор с тремя дверями. На одной какой-то шутник каракулями написал: «Мужской и (или) женский туалет. Скидка для семейных пар – по согласованию с дирекцией». За дверью кого-то выворачивало наизнанку.

Вторая дверь была заперта.

Джаггер смотрел на третью дверь и размышлял, куда могла подеваться Брайони. Джоселина он еще вообще не видел.

Он собрался подергать за ручку третьей двери, но тут чья-то рука стальной хваткой сдавила его горло.

Джаггер среагировал чисто рефлекторно. Одной рукой схватил нападавшего сзади за локоть, другой – за запястье. Резкий рывок – и он освободился от хватки.

В ту же секунду он услышал крик Брайони:

– Майкл, стойте! Не надо!

Он круто повернулся… и лицо его расплылось в улыбке. Перед ним стояли Джоселин и Брайони.

С делапым страхом Круксшанк поднял руки.

– Сдаюсь! – засмеялся он. – Как это было неосмотрительно с моей стороны… Одно могу сказать и даже подтвердить письменно – с годами у тебя силы не убавилось. Твоя девушка подбила меня на эту безумную выходку, – добавил он извиняющимся тоном.

– Ну, если честно, это не совсем соответствует истине, – уточнила Брайони. – Майкл говорил, что вы были таким великим мастером рукопашного боя, что я просто не могла не…

– Верно, был, – кивнул Джоселин. – Но Майкл почему-то не сказал вам, что он был еще лучшим мастером, чем я.

Он довольно засмеялся и протянул Джаггеру руку. Блондин со скуластым лицом, он напоминал примерного мальчика.

– Как дела, Джаггер? Мы ведь целую вечность не виделись…

Они пожали друг другу руки, причем Джаггер проявил при этом некоторую осторожность. Джоселин не сразу понял, почему, а потом так и уставился на руку Джаггера.

– Боже правый! Как это тебя угораздило?

– Прищемил дверцей машины. Довольно неосторожно с моей стороны, хочешь сказать?

Джоселин по-прежнему не сводил глаз с его пальца.

– Да, – ответил он наконец. – Тут ты прав. Довольно неосторожно с твоей стороны. Или с чьей-то другой.

Он оглянулся, потому что снизу донесся взрыв шума.

– По-моему, с нас уже достаточно. Пойдем-ка ужинать.

Когда они выходили, сзади раздался отчаянный вопль. Джаггер обернулся и узнал молодого бородача, который таким образом безуспешно пытался привлечь внимание Брайони. К удивлению девушки, Джаггер взял ее за локоть и повлек сквозь толпу.

Дверь за ними захлопнулась.

Джоселин поболтал коньяк в рюмке и понюхал его. Нос у него был длинный, аристократический.

– Не понимаю, где бродит этот Биджизус! – воскликнул он. – Обычно он – сама пунктуальность. Собирался с нами ужинать, но потом позвонил и сказал, чтобы мы начинали без него. И вот его до сих пор нет.

– А кто это – Биджизус? – спросила Брайони.

Джоселин не ответил. Он сделал знак официанту, чтобы тот нес кофе. Когда чашечки с кофе уже стояли перед ними, он откинулся на спинку кресла, закурил сигару и стал сосать ее, как ребенок леденец.

– Итак, поговорим наконец о достопочтенном Силидж-Бинне. Начнем с того, что он сын Доры Силидж. Тебе это известно?

Джоселин обвел их вопросительным взглядом. Брайони всплеснула руками.

– Не может быть! – воскликнула она. – Дора Силидж! Настоящая красавица и синий чулок! Ну конечно же! Это ведь она предложила Бернарду Шоу зачать с ней новую расу сверхлюдей.

– Точно, – сказал Джоселин. – Дора Силидж к тому же обладала высоким интеллектом. Она просто родилась слишком рано – в эпоху, которая не ценила интеллект даже у мужчин, а тем более у женщин.

– Но потом она все-таки вышла за кого-то замуж, – припоминала Брайони, наморщив лоб. – Вроде, за какого-то альпиниста или ученого. Я читала об этом, но сейчас уже точно не помню.

– Отлично! – сказал Джоселин. – Он в самом деле был ученым. Но замуж она за него не вышла. Эта история тогда наделала много шума. Когда Бернард Шоу отшил Дору, она обратила свои взоры на некоего Бинна. Альфреда Гордона Бинна. Он организовывал экспедиции, но главным его достоинством все же была не голова, а физическая сила.

Вначале он отправился в Индию – поработать на чайных плантациях в Ассаме. А остаток своей жизни положил на то, чтобы исследовать пограничные области Индии, Непал, Сикким и Бутан.

Круксшанк стряхнул пепел со своей сигары.

– Прекрасная Дора встретила глупого Альфреда, а результатом оказался милый профессор. Она думала, что ее умственных способностей будет достаточно для новой расы. Чего ей не хватало, так это мужества, выносливости и упорства. Обеспечить их и был призван Альфред. После этого он вернулся в Индию, потому что собирался исследовать новый путь через Тибет. С ним все обстояло так же, как со многими великими исследователями: все говорили, что он зашел в тупик и заблуждается. В отличие от действительно великих исследователей, он и в самом деле зашел в тупик и заблудился. Он отправился в свою экспедицию, и никто его с тех пор больше не видел… Еще по рюмочке коньяку?

Он и Джаггер заказали себе выпить. Брайони нетерпеливо взирала на них.

– Дальше, – поторопила она. – Что же стало с Си-лидж-Бинном?

– Об этом я как раз и собираюсь рассказать, – с упреком произнес Джоселин. – Так на чем я остановился? Ах, да. Итак, его мамочка была достаточно разочарована, когда выяснилось, что малыш получился на редкость безобразным, да еще и глуповатым. В конце концов она помешалась на этой почве и в тысяча девятьсот тридцать девятом году покончила с собой. А милый сыночек даже не удосужился приехать на похороны. Силидж-Бинн учился здесь в Кембридже и до тысяча девятьсот двадцать восьмого года занимался научной работой. Потом затеял своего рода исследовательскую экспедицию, главным образом в память о своем несчастном отце, которого он совершенно не знал.

Брайони хотела было перебить, но Круксшанк быстро добавил:

– В тысяча девятьсот сорок четвертом году он, наконец, вернулся в Кембридж, где получил кафедру экспериментальной микологии. В тысяча девятьсот пятьдесят втором удалился на покой.

– Микология? – спросила Брайони. – Что это такое?

– Наука о грибах, – пояснил Джоселин. – По крайней мере, мне так кажется. Я вообще-то археолог.

– О грибах? – переспросила она. – И замешан в скандале? Ума не приложу, какой уж там может быть скандал из-за грибов.

Джоселин не успел ответить – у двери показался человек и помахал им. Он быстро подошел и поздоровался. Среднего роста, в очках без оправы, он был просто необычайно любезен. Розовые щечки, по мнению Джаггера, делали его похожим на женщину. Пришедший одарил всех лучезарной улыбкой, вытер лицо краем белоснежной скатерти и упал в кресло, еле переводя дух.

– Тысяча извинений, но я, к сожалению, никак не мог освободиться раньше. Пришлось улаживать одно срочное дело.

– Ни к чему извиняться, – сказал Джоселин. – Нам просто жаль, что вы лишились такого вкусного ужина.

Тут он театрально хлопнул себя по лбу.

– Ну что у меня за манеры! Ведь я же так и не представил вас друг другу. Мисс Гаджон, позвольте представить моего дорогого друга Биджизуса, известного также как Би-Джи. Официально он именуется – доктор Биддл-Джонс. Алистер Биддл-Джонс.

11

Биддл-Джонс снова лучезарно улыбнулся и протянул руку. Джаггер пожал ее и рискнул украдкой взглянуть на Брайони. Но та не отреагировала на его взгляд.

Джаггер вежливо пожелал Биддл-Джонсу приятного вечера и чуть было не добавил, что выглядит он, Биддл-Джонс, сейчас значительно лучше, чем во время их последней встречи. А Биддл-Джонс все продолжал объяснять, какое такое срочное дело не позволило ему в этот раз проявить пунктуальность.

– Может, я ошибаюсь, – сказал Джаггер, когда Биддл-Джонс закончил, – но ваша фамилия у меня ассоциируется почему-то с неким Фармило.

Биддл-Джонс рассмеялся.

– Ничуть не ошибаетесь. Я вижу, вы тут копаетесь в прошлом Силидж-Бинна. Мы все работали когда-то с ним вместе. Были, так сказать, одной научной командой: Фармило, Бариш, Гадд и Хартли. Мы приложили много трудов, чтобы удержать Силидж-Бинна в университете, но после скандала это оказалось невозможным.

Он поглядел на часы.

Перед мысленным взором Джаггера появилась полка с кассетами, а на кассетах – фамилии. Он кашлянул, надеясь тем самым предупредить Брайони, чтоб она не сказала лишнего.

– Фармило ведь умер, не правда ли? – спросил он.

Биддл-Джонс ошарашенно поглядел на него, потом рассмеялся.

– Надеюсь, что нет, – ответил он. – Разве что это случилось час назад. Я виделся с ним после обеда, и он был еще вполне живой.

– Значит, я его с кем-то путаю, – сказал Джаггер.

– Би-Джи очень скромен, – вступил в разговор Джоселин. – Он не говорит, что сам тогда замял этот скандал с Винном, причем уладил все наилучшим образом.

Биддл-Джонс умоляюще поднял руки.

– Ради бога, не надо. Вы должны знать, – обратился он к Джаггеру, – что я был у Силидж-Бинна ближайшим помощником. Я всегда восхищался им и не хочу, чтобы его имя мешали с грязью.

– А что, собственно, произошло? – осведомился Джаггер.

Биддл-Джонс отпил глоток кофе и посмотрел на Джаггера поверх чашечки.

– Довольно удивительно, что вы с профессором встретились, – сказал он. – Я-то думал, он совсем не появляется в обществе. Но вы, наверное, говорили с ним и о его работе?

Он с любопытством глядел на Джаггера.

– Только самую малость. Однако вы хотели мне рассказать, почему ему пришлось покинуть Кембридж.

Биддл-Джонс поставил чашечку и осторожно промокнул платком рот. Снова посмотрел на часы, затем поднял рюмку с коньяком.

– Простите меня за любопытство, – извинился он. – Я так мало слышу о своем старом учителе, что, естественно, пользуюсь любой возможностью что-нибудь узнать о нем.

– И что же вы хотите узнать? – спросил Джаггер.

– Когда я пришел в ассистенты к профессору, он как раз начал большую программу по исследованию базидиомицетов. У него была определенная концепция…

Джоселин перебил его:

– Стоп, стоп, стоп! Это какая-то китайская грамота.

Я не понимаю ни слова. Еще раз – над чем он работал?

Биддл-Джонс улыбнулся, сплел руки на животе и назидательно произнес:

– Как должно быть известно любому образованному человеку, существует четыре группы грибов – Phycomycetes, Ascomycetes, Basidiomycetes и Fungi Imperfecti, которые включают примерно четыре тысячи видов.

Профессор Силидж-Бинн обратил свое внимание на базидиомицеты, а позднее, в последний год работы в Кембридже – также на Puccinia graminis tritici, который…

Джоселин вздохнул.

– Хватит, хватит! Вы не могли бы выражаться попроще?

– Но мистер Джаггер наверняка информирован обо всем.

Биддл-Джонс вопросительно поглядел на Джаггера, но тот только покачал головой.

– Я не в курсе, – сказал он – Продолжайте, пожалуйста.

Биддл-Джонс продолжил:

– Профессор Силидж-Бинн посвятил последние годы работы в Кембридже исследованиям одного грибка, который представляет собой особый вред для растений. Он-то и называется Puccinia graminis tritici. Профессору удалось культивировать этот гриб в лаборатории, исследовать условия его роста и способ борьбы с ним. Это было действительно великое научное достижение.

Биддл-Джонс в третий раз посмотрел на часы.

– Вы оказали бы мне большую честь, если б согласились перенести этот разговор в мою квартиру на Фицуилльям-стрит, – сказал он. – Джоселину все равно скоро уходить, а я буду рад видеть вас в гостях.

Джаггер и Брайони с благодарностью приняли предложение. Девушка только попросила разрешения ненадолго отлучиться, чтобы припудрить нос. Джаггер тоже извинился и направился к телефону. Биддл-Джонс тут же стал предлагать позвонить от него, но Джаггер поблагодарил и отказался.

Он позвонил в Лондон. Ответил мужчина.

– Это ты, Ричард? Говорит Джаггер. Слушай, ты уже посмотрел то, что я тебе прислал?

– Как можно быть таким нетерпеливым?! – ответил ему человек на другом конце провода. – Ты же знаешь, нам больше не разрешают выполнять твои задания.

– Знаю, – сказал Джаггер. – И все же – ты посмотрел?

Его собеседник засмеялся.

– Нет, это ж надо! Ну хорошо, посмотрел. Хочу подчеркнуть особо – в личное свободное время. Знал, что ты все равно не оставишь меня в покое.

– И что же ты установил? – осведомился Джаггер.

– Ты на всякий случай сядь-ка, а то упадешь, когда услышишь, – сказал Ричард с наслаждением. – Думаешь, что я установил? Что этот твой ящик сделан из чистого золота и доверху набит героином?

– Не исключено. А что, и в самом деле?

– Как же! Такие уж все пессимисты. Вам обязательно надо верить в худшее. Если вам скажут – это бронза, вы непременно заподозрите, что на самом деле это плутоний, а пригоршня обычной грязи покажется вам бог весть какой ценностью.

Джаггер кивнул. Он увидел, как возвращается Брай-они.

– Значит, кассета бронзовая, а внутри просто грязь в пакетике?

– Причем, смею заверить, первоклассная бронза и первоклассная грязь – с примесью извести и компоста из листьев. Очень хороша для выращивания рододендронов.

– Премного благодарен. Ящик можешь оставить себе. Будешь туда класть на ночь свою вставную челюсть. Землицу высыпь в свои горшочки с цветами. У меня больше нет времени беседовать. Спасибо и до свидания.

– Хочу сказать тебе еще только одно. Больше ничего не присылай мне. Ты уже не работаешь в нашей конторе. Хоть я исследовал твою посылочку в личное свободное время, пришлось использовать при этом лабораторию правительственного учреждения. Того и гляди, останусь из-за тебя без пенсии. Ясно?

– Ясно, – холодно ответил Джаггер.

– Раз так, до свидания. И не делай глупостей, – сказал Ричард и положил трубку.

Биддл-Джонс жил на Фицуилльям-стрит на втором этаже большой виллы с балконом и коваными решетками на окнах.

Чем ближе они подходили к era дому, тем радостней делался Биддл-Джонс – будто моряк, возвращающийся в родной порт после долгого плаванья.

Они расположились в уютной гостиной, обставленной очень хорошо, но немного на женский лад.

Биддл-Джонс позаботился, чтобы бокалы не пустовали, и продолжал свой рассказ:

– Профессор Силидж-Бинн всегда был слегка эксцентричным. Наверное, это идет от воспитания. Когда я только начал работать у него ассистентом, эти странности доставляли мне немало неприятностей. Так, например, он все время ходил в каком-то желтом облачении – словно буддийский монах. И даже по улицам!

Все, что напоминало о западной культуре, он с презрением отвергал. Из-за этого, естественно, нажил массу врагов. К своей исследовательской работе относился с каким-то благоговением. Когда он публиковал какие-нибудь результаты и торжественно заявлял, что нашел способ культивировать этот гриб в лаборатории и получать споры, многие просто смеялись над ним.

Постепенно он все больше и больше сходил с ума. Буквально помешался на своей работе. К тем, кто его критиковал, стал питать такую ненависть, что это переходило все границы. Видимо, он и в самом деле уже был душевнобольным.

Биддл-Джонс снова налил всем выпить, посмотрел на часы и удобно расположился в кресле.

– К этому времени, – продолжал он, – я начал замечать у профессора признаки самой настоящей мании преследования Иногда он вел себя вполне разумно, потом опять становился ранимым и восприимчивым, как мимоза. Показательнее всего, однако, было то, что он начал избегать всяких контактов с людьми. Тогда же принялся развивать свои странные теории. Доказывал, что западный мир не выполнил задачи, стоявшей перед ним. Мы, дескать, забыли о своем долге перед слаборазвитыми странами, причем Силидж-Бинн имел в виду как раз свой страстно любимый Восток. По его словам выходило, что забота о будущем человечества – отныне дело исключительно Востока. Как-то, помню…

Теперь на часы поглядел уже Джоселин.

– Мне просто невероятно жаль, – перебил он рассказчика, – но я прямо сейчас должен уйти. Не могли бы вы рассказывать покороче? Я тоже хотел бы дослушать конец этой истории.

Биддл-Джонс виновато поглядел на него.

– Простите, – пробормотал он, – вы совершенно правы. Это такой противоречивый и яркий человек, что за пять минут его просто не опишешь. Но я попытаюсь изложить главное. Однажды он испросил права прочитать открытую лекцию. Такое у нас всегда бывает большим событием. Слушать открытую лекцию приходит весь цвет университетской науки. Самое скверное было то, что профессор заранее размножил текст своей лекции и позаботился, чтобы он окольным путем попал в газеты.

Джоселин так и подался вперед.

– Вот, значит, в чем было дело! – сказал он. – Я из недомолвок и не понял тогда – что же он затевал?! Но мне так никто толком и не объяснил. Все как в рот воды набрали.

– Вас это удивляет? – осведомился Биддл-Джонс. – Действительно, мог выйти просто отвратительный скандал. Потому и не рассказывали, чтоб не афишировать.

Он повернулся к Джаггеру и Брайони.

– Представьте себе, Силидж-Бинн собирался обвинить всех сколько-нибудь именитых ученых университета в том, что они присвоили результаты его исследований. Самое страшное обвинение, которое только можно бросить ученому! Но это еще не все… Он собирал всякие слухи, ненароком сказанные слова и прочую чепуху, а потом по-своему интерпретировал и создавал искаженную картину.

– У вас, случайно, не сохранился текст этой лекции? – спросил Джоселин.

Биддл-Джонс снял очки, тщательно протер стекла и близоруко сощурился.

– Нет. По счастью, я вовремя заметил, что он затевает. Я собрал Фармило и других посоветоваться, как нам поступить. Затем мы поставили в известность ректорат. Лекцию решено было перенести. Объявили, что это сделано по причине внезапного нездоровья профессора, а потом ее и вовсе отменили.

А тем временем мы показали старика врачам. Разумеется, он наотрез отрицал, что имел намерение прочитать такую лекцию, говорил, что в первый раз видит текст, переданный в газетах. И все же ему пришлось оставить университет и удалиться на покой.

Биддл-Джонс снова водрузил на нос очки и обвел всех взглядом, как будто желал удостовериться, что за это время никто не исчез.

– Вероятно, правильнее будет сказать так: это я посоветовал ему уйти в отставку, – продолжил он. – Я убедил его, что вокруг – одни враги, которые только и смотрят, как бы украсть его открытия, а его самого дискредитировать. Правда, убедить его в этом не составило особого труда. Он очень кстати получил как раз в это время премию от одного американского научного общества. Так что в финансовом отношении был обеспечен. Кроме того, мне кажется, что одной премией дело не ограничилось. Он по-прежнему получает от них какие-то деньги.

Словом, он уединился и зажил своей особой жизнью. Продолжает ли он свои исследования и с каким успехом– я вам сказать не могу. Он подался куда-то в Суссекс, а вскоре я получил от него столь бесстыдное письмо, что могу хоть сейчас подать на него в суд. Но ведь этот человек просто болен.

Биддл-Джонс уставился на стол перед собой, и на лиде его появилось какое-то загадочное выражение. Наконец он улыбнулся.

– Боюсь, что сейчас он считает меня своим злейшим врагом. И предпочел бы видеть меня мертвым.

Воцарилось молчание Потом Джаггер спросил:

– А Фармило и другие? Их он тоже предпочел бы видеть мертвыми?

– Без сомнения, – кивнул Биддл-Джонс, тяжело и скорбно вздохнув. – Действительно, жаль эту умную голову, – добавил он несколько сентиментально. – Нынешние его работы уже не будут опубликованы.