Текст книги "Записки одиноких сердец, или Дневник красной туфельки"
Автор книги: Татьяна Гилберт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)
– Как мило с вашей стороны, мистер Кингстон? Слов уже недостаточно? – с усмешкой произнес Патрик.
– Что ты себе позволяешь? – прошипел Томас, не отпуская ворот, а лишь сильнее сжимая его в кулаке.
– Не понимаю, о чём вы.
– Ты всё прекрасно понимаешь.
Кингстон чеканил каждое слово. Видимо, хотел произвести впечатление и запугать Патрика, но тот продолжал играть роль местного клоуна, которому море по колено. Любая неприятность – ещё один повод посмеяться.
– Увы! – Локруа развел руками. – Я не в курсе того, что могло вас так разозлить. И, кроме того... – он деликатно кашлянул. – Вы нарушаете границы, допустимые этикетом. Уберите свои руки. Ваши поступки, по меньшей мере, неприличны.
Кингстон скривился так, словно глотнул неразбавленного уксуса, но руки всё-таки разжал. Патрик тут же всё свое внимание обратил в сторону одежды, словно собеседник его был пустым местом.
– Зачем ты написал это?
– Зачем вы оскорбляли меня? Если бы вы не пытались выставить меня посмешищем перед всеми, я не отплатил бы вам той же монетой. Так что винить, кроме себя, некого. Понимаете, мистер Кингстон?
– Око за око?
– Именно, – с достоинством ответил Локруа.
Томас не стал это никак комментировать, только усмехнулся раз, два... И захохотал, как ненормальный. Патрик наблюдал за происходящим без особого интереса, скептически приподняв бровь.
– С вами всё хорошо, мистер Кингстон?
– Скажи мне, Локруа... А почему ты так её защищаешь?
– Алексию?
Кингстон кивнул.
– Сами не догадываетесь?
– Догадываюсь, но не понимаю тебя. Разве эта девчонка стоит чего-то? На мой взгляд, она дешевка, которая не умеет объективно оценивать свои способности. Считает, что быть рядом с ней – счастье для любого мужчины, и именно она выбирает, а не её выбирают. Никогда не замечал ничего подобного?
– Зачем вы говорите мне об этом? Считаете, что открываете мне глаза на правду? В таком случае, вы заблуждаетесь. Я знаю об Алексии больше вашего.
– И?
– Ничего, – пожал плечами Патрик. – Я не буду пытаться переубеждать вас, потому как понимаю: каждый из нас всё равно останется при своем мнении...
* * *
– Насколько я понимаю, разговор у вас шел не на повышенных тонах. Так почему он потом в драку вылился? – удивилась Алексия.
– Всегда бывают обстоятельства, которые способны изменить настроение обоих участников спора. В данном случае, достаточно было одного слова.
– Страшно подумать, что это за слово.
– Вот и не думай, – хмыкнул Патрик. – Подозреваю, что ты уже догадалась обо всём.
– Разумеется, он меня оскорбил, а ты не придумал ничего лучше, чем ввязаться в драку.
– Ну, да, – кивнул Локруа. – Так всё и было.
– И на какой результат ты рассчитывал?
– Ну...
– Локруа, не тяни кота за хвост. Я хочу знать, чем всё закончилось.
– Увольнением.
– Что? – Хейворт приоткрыла рот и удивленно посмотрела на Патрика. – Его уволили? Правда, уволили?
– Скажем так, он написал заявление по собственному желанию.
– Неожиданный поворот, – пробормотала девушка. – Но это не отменяет того факта, что новость потрясающая. Если, конечно, это не твоя глупая шутка.
– Не шутка, – покачал головой Локруа. – Даже в мыслях не было шутить подобным образом.
* * *
Они сидели в кабинете директора и старались не смотреть друг на друга. Патрик активно вживался в роль пострадавшей стороны, поэтому большую часть времени смотрел в пол, словно ему было стыдно за своё поведение. Выбирая между ипостасями охотника и жертвы, он остановился на втором, и теперь с блеском справлялся с поставленной задачей.
Кингстон правила игры знал, потому прикидываться второй жертвой не стал, понимая, что при любом раскладе останется в проигрыше. Потому-то и решил применить тактику нападения, провозглашенного лучшей защитой на все времена.
Он смотрел на директрису с вызовом, но она этих взглядов не замечала. Смотрела прямо перед собой и говорила совершенно обезличенным тоном. Однако Локруа сразу понял, что это особая тактика. На самом деле, директриса человек жесткий, возможно, даже жестокий, потому всё на своих местах не оставит.
Женщина старательно поддерживала образ железной леди, даже во внешнем виде не позволяла она себе никаких вольностей. Идеальная укладка – пучок, закрепленный шпильками, строгий костюм и никаких украшений, кроме тонкого ободка обручального кольца. Ни сережек, ни браслета, ни даже самого простого кулона. Невольно Патрик сравнивал директрису со своей матерью, та тоже питала страсть к строгим костюмам, но вместе с тем и аксессуарами не брезговала. Она их любила, а потому могла потратить немало времени, подбирая себе шляпку или перчатки. Размышляя о матери, Патрик старался отвлечься от того, что происходило в кабинете. Лицо у него было задумчивым и со стороны казалось, что он испытывает муки совести за свои поступки, но на деле ничего такого не было.
Он как будто наблюдал за происходящим со стороны, а не был непосредственным участником событий.
Из общего контекста он выделял лишь отдельные моменты. Ситуация форс-мажорная. Репутация школы, которая сейчас под угрозой, а допустить такое невозможно. И замять ситуацию не получится, при всём желании. Закрыть глаза на проступки персонала невозможно. Как бы прекрасны не были преподавательские качества, в коллективе подобный человек не задержится. Фактически, госпожа директор указывала Томасу Кингстону на дверь.
– Я не могу вас уволить, ведь в данном случае придётся обнародовать причину увольнения, а это нанесет удар по репутации нашей школы. Вы же понимаете, что это совсем не то, чего я хочу?
– Понимаю, – согласился Кингстон.
– В таком случае, для вас не станут откровением мои следующие слова. Не могу сказать, что это приказ. Скорее, просьба с моей стороны, которая...
– Тем не менее, не подлежит обсуждению и обязательна для выполнения?
– Именно так.
– И чего же вы от меня хотите?
– Думаю, вы сами уже догадались, мистер Кингстон. Я хочу, чтобы вы написали заявление по собственному желанию.
– И кого же вы найдете на замену?
Женщина посерьезнела.
– Не скрою, ваше увольнение приносит некие неудобства, но, когда речь идёт о вопросе престижа, которым противопоставлена такая мелочь, я, не задумываясь, выберу первое. И это не подлежит обсуждению. Понимаете, мистер Кингстон?
– Понимаю, – вновь кивнул он.
– В таком случае, к концу учебного дня я хочу увидеть на своем рабочем столе ваше заявление.
– Хорошо, – не стал возражать Томас. – К концу дня вы получите требуемое. А сейчас я могу идти?
– Да, конечно, – не стала задерживать его директриса. – Сейчас, насколько мне известно, у вас занятия. Экстренно подобрать вам замену я не могу, так что сделайте доброе дело, проведите урок.
Кингстон поднялся из-за стола, и, не произнося больше ни слова, направился к двери. Патрик проводил его взглядом, думая, что соперник, наверняка, взгляд этот почувствует, но не обернется. И оказался прав на сто процентов. Томас чувствовал на себе пристальный взгляд, но отвечать на него не стал. Зачем? Он не видел ответа на этот вопрос, да, в общем-то, и не нуждался в нем.
– Мне тоже можно идти? – подал голос Патрик.
– Нет, Локруа. С вами я хочу поговорить.
– Почему?
Теперь, когда они остались тет-а-тет, Патрик перестал примерять на себя образ затравленной жертвы и позволил себе посмотреть на собеседницу.
Она молчала, внимательно разглядывая ученика своей школы.
– Вы думаете, что это я во всем виноват?
– Естественно, я так не думаю, – всё тем же вкрадчивым тоном произнесла женщина. – Я прекрасно знаю, что драки на пустом месте не возникают, да и, в принципе, её всегда провоцируют двое, но в этом случае, инициатива мистера Кингстона наказуема.
– И? – растерянно пробормотал Патрик.
Он не знал, что сказать. Растерялся, не понимая, к чему идет разговор, а разговор приобретал неожиданное направление. Признаться, с самого начала Локруа рассчитывал, как можно быстрее выбраться из кабинета директора, чтобы не чувствовать себя зверем, загнанным в ловушку, вздохнуть полной грудью и расслабиться. Но вместо этого он почему-то напрягался ещё сильнее. Как бы банально это не звучало, виной тому оказались непредвиденные обстоятельства.
– Расскажи, что произошло, на самом деле?
– Но вы же слышали...
– Я не верю тому, что вы подрались просто так, практически на пустом месте.
– Ну, действительно, были нюансы...
– И что это за нюансы.
– Я не могу вам этого рассказать.
– Почему же?
– Понимаете, это очень личное. И касается только меня. Я бы поведал вам обо всём, но при других обстоятельствах.
– Получается, всё ещё серьёзнее, чем я думала?
– Да, это очень серьёзно, но я полагаю, что в этой ситуации лучше разбираться мне, а не посторонним людям.
– Хорошо, – согласно кивнула женщина. – Я поняла. В таком случае, ты тоже можешь идти. Но, если передумаешь...
– Нет, я не передумаю, – отозвался Локруа.
– Что ж, поступай, как знаешь, – впервые за время их разговора директриса улыбнулась.
Патрик только кивнул согласно, подхватил свою школьную сумку и вышел из кабинета. Разговор с директрисой получился более, чем странный.
* * *
– Он, правда, оказался таким... немного размытым? Или ты чего-то не договариваешь?
– Да нет, – пожал плечами Патрик. – Всё именно так.
– И ты до сих пор не знаешь, почему всё так?
– Догадаться довольно просто. Наверное, причина кроется или в моей тёте, или в моих родителях. У тёти множество знакомых, которые обнаруживаются в самых неожиданных местах, а родители обладают некой властью. Я не хвастаю, ни в коем случае. Просто строю логическую цепочку.
– Ты не знаешь, знакома ли твоя тётя лично с директрисой? Как такое может быть?
– У Лиз столько знакомых, что на втором десятке я теряюсь. Никогда не горел желанием узнавать, есть ли среди них директриса нашей школы.
– Тем не менее...
– Я обязательно спрошу у нее, когда будет возможность. Но, думаю, это произойдёт не сегодня.
– Ты останешься ночевать у нас?
– Ты этому не рада?
– Рада, конечно, – улыбнулась Алексия. – Давай ещё о чём-нибудь поболтаем? Мы не виделись всего неделю, но, кажется, что наша разлука длилась намного дольше.
– Давай поболтаем, – легко согласился Патрик. – Хочешь, я расскажу тебе сказку?
– Сказку? – удивилась Хейворт. – Правда?
– Да.
– И что за сказка?
– Импровизация. Буду сочинять прямо сейчас.
– Я вся внимание.
– Итак, сказка. Жила-была на свете принцесса по имени Недотрога...
Глава 17. Предчувствия её не обманули.
С самого начала я знала, что сказка о принцессе Недотроге – это посвящение мне, и я выступаю в роли главной героини. Конечно, я не ошиблась. Патрик обещал рассказать сказку, но, на самом деле, просто пересказывал историю наших отношений, а я слушала затаив дыхание, боясь перебить его и разрушить всю магию момента. На многое я теперь смотрела иначе, у меня появилась возможность узнать всё о его чувствах, мыслях и переживаниях, которые раньше оставались в секрете. Он позволил мне заглянуть в его душу, приоткрыл завесу тайны. То, чего я раньше не понимала, теперь перестало вызывать недоумение. У нас в отношениях появилось, наконец-то, доверие, которое раньше бродило рядом, но так и не решилось подойти ближе. Даже не знаю, что нам мешало, но сейчас все преграды остались в прошлом, и я могу сказать с уверенностью, что я счастлива. Наверное, многие посчитают меня глупенькой девочкой, не способной отличить свои мечты от реальности... Ну и пусть. Мне не жалко. Если в итоге окажется, что они правы, не буду отчаиваться, просто улыбнусь.
Почему-то мне кажется, что я стала взрослее, и теперь действую не только под влиянием эмоций, как было раньше. Я не стала совершенством, но что-то во мне изменилось в лучшую сторону, однозначно.
Немного пугает тот факт, что я стала слишком сентиментальной. Впрочем, это свойственно многим влюбленным. Я не одинока в этом плане. Возможно, со временем та нерастраченная нежность, что есть во мне, постоянно рвущаяся на свободу, станет не так явно проявляться. Я стану спокойнее, сдержаннее. Не такой порывистой, как сейчас. Тем не менее, я не хочу, чтобы у меня остался лишь голый рассудок, заглушающий все душевные порывы. Мне хочется чего-то нереального. Именно в чувствах. Я даже знаю, чего. Не хочу, чтобы любовь умирала, разбивалась о быт, превращалась в привычку. Хочу быть всегда влюбленной в своего мужчину, и хочу, чтобы он тоже был влюблен в меня, как сейчас... Да, я хочу провести с Локруа всю жизнь. Я идеалистка, мечтательница и любительница носить розовые очки. Такая я – Алексия Хейворт.
Вот сейчас, я смотрю на него спящего и глупо улыбаюсь. Я люблю его. Остальное – не важно. Я просто люблю его.
* * *
Школьная жизнь вошла в привычное русло. Ничего не напоминало о былом противостоянии, а потому можно было выдохнуть спокойно. С исчезновением Кингстона испарилось то напряжение, которое не давало Алексии жить.
Казалось, жизнь снова стала прежней, но Хейворт чувствовала себя не в своей тарелке. На людях она старалась вести себя так, как обычно. Веселилась, смеялась, но, оставшись наедине с собой, снимала привычную маску и становилась самой собой. Несмотря на то, что с Томасом она больше не пересекалась, осталось какое-то странное чувство в груди, больше всего напоминавшее страх.
Иногда Алексия ловила себя на мысли, что всё не может разрешиться так просто. Кингстон лишь на время ушел в тень и планирует ударить в тот момент, когда она, окончательно расслабившись, не будет ждать нападения.
А она ждала. Постоянно.
Ей не давало покоя прошлое. Воспоминание о рождественском вечере до сих пор были слишком яркими, слишком омерзительными. Несмотря на любовь и заботу, коей её окружили, она так ничего и не позабыла. Ощущения мерзости происходящего часто напоминали о себе во сне, и Алексия просыпалась в холодном поту. Снова заснуть ей удавалось лишь под утро, а до того она сидела, обхватив себя руками и пыталась саму себя убедить в том, что всё хорошо, и прошлое не вернется. Исчезнет, как страшный сон.
Уговоры оказывали лишь кратковременный эффект.
Миранда убежала с Брентом на киносеанс, у Патрика намечалось очередное занятие в баскетбольном клубе, а потому девушке пришлось идти домой в одиночестве. Хейворт никому не говорила об этом, но ходить по улицам в одиночестве в последнее время было страшно. Ей казалось, что кто-то постоянно ходит за ней по пятам, выслеживает. И неудивительно, что роль преследователя в мыслях Алексии отводилась, неизменно, Томасу Кингстону.
Дойдя до остановки, Алексия осмотрелась по сторонам и невольно поёжилась. Снова это чувство, будто за ней наблюдают. Не просто случайный взгляд со стороны, а целенаправленный, уничтожающий.
– Ты сходишь с ума, детка, – проворчала она себе под нос, заходя в автобус. – У тебя развивается паранойя. И, если так будет продолжаться, к концу года ты превратишься в истеричку с манией преследования. А в худшем случае загремишь в клинику неврозов. Впрочем, и первые перспективы не особенно радуют.
Зарывшись носом в воротник своего полупальто, Алексия пробралась в самый конец автобуса, прижала сумку к себе, как можно крепче, и прикрыла глаза.
Неужели это, на самом деле, лишь выдумка разыгравшегося воображения? Быть может, ничего этого нет? Она сама накручивает себя, не понимая, что есть у людей более важные занятия, чем слежка за ней? Но, если это её выдумки, почему так неспокойно на душе? Раньше она была уверена в себе, ничего не боялась, а теперь готова закричать от любого шороха.
Выйдя из автобуса, Алексия вновь замерла на время, прислушиваясь к себе. Сердце билось, как сумасшедшее, где-то в горле. Ощущение, что за ней всё-таки наблюдают, не оставляло. Ей хотелось закричать прямо посреди улицы, чтобы высвободить тот страх, что стал её постоянным спутником. Так закричать, чтобы уши заложило, но она понимала, что со стороны будет выглядеть ужасно глупо, потому не стала этого делать. Зашагала домой по знакомой дороге, надеясь, что и в этот раз ей повезёт.
Но... не повезло.
Стоило только свернуть за угол, как она почувствовала, что кто-то хватает её за рукав. Собиралась закричать, но рот тут же закрыли рукой.
– Ты ведь ждала меня? – раздался шепот.
Она и так знала, кто это. Голос, который она услышала, лишь подтвердил подозрения, оказавшиеся не такими уж безосновательными. Предчувствия не обманули её. Кингстон, на самом деле, не оставил всё так, как есть. Ему хотелось мести.
Девушка пыталась вырваться, но у неё ничего не получалось.
– Не дергайся, а то хуже будет, – прошипел Кингстон.
Алексия услышала тихий щелчок, перевела взгляд чуть в бок. В руке у несостоявшегося отчима был нож. Хейворт вздрогнула. Лезвие было прижато к её боку и, стоило сделать одно неосторожное движение, как оно прошло бы сквозь ткань, а потом...
О том, что может случиться потом – думать совершенно не хотелось.
– Будешь хорошей девочкой? – поинтересовался Томас.
Алексия активно закивала.
– Вот и отлично, – усмехнулся собеседник, убирая ладонь ото рта Алексии, но перехватывая её за рукав, чтобы не могла убежать.
Хейворт и не думала этого делать, прекрасно понимая, что в любом случае, далеко не убежит. Обувь на каблуках не очень-то способствовала бегу. О беге по обледеневшим улицам и речи не шло. Она рисковала свернуть себе шею раньше, чем доберется до дома.
Кингстон затолкал Алексию в машину, хлопнул дверью и тут же отрезал все пути к отступлению, заблокировав дверь.
Алексия остервенело дергала ручку, прекрасно понимая, что никакого эффекта своими действиями не добьется, лишь сильнее разозлит Кингстона, но все равно не могла перешагнуть через себя и превратиться в примерную пай-девочку.
– Больной ублюдок, – рявкнула она, поняв, что выбраться не получится.
За что тотчас же отхватила пощечину. Настолько сильную, что на время опешила и даже не обратила внимания на то, что по подбородку стекает тонкая струйка крови из прикушенной губы. Конечно, она не думала, что разговор с Кингстоном пройдет в уютной обстановке и разойдутся они по разным сторонам довольные друг другом, но и такого обращения не ждала.
– Закрой рот, мерзавка, – ответил Томас.
– За что вы меня ненавидите? – спросила Алексия, доставая из сумки упаковку влажных салфеток.
Она вытащила одну из упаковки и уверенным движением провела по лицу, стирая кровь.
– Тебе не понять.
– Неужели? Думаете, я совсем дура.
– Если не поняла раньше, то и теперь точно не поймёшь.
– Прошу прощения, что не научилась читать мысли на расстоянии, – ухмыльнулась Алексия. – Я не знаю, в чем причина вашей ненависти.
– Ты сама виновата...
– В чём? В том, что существую?
– В том, что бросила меня...
– Бросила? – Хейворт широко распахнула глаза. – Что вы несёте?
– Не говори, что не помнишь, как бросила меня, Элли, – произнес он и повернулся к Алексии.
Девушка невольно отпрянула. В глазах Кингстона было лишь безумие. Он видел перед собой не Алексию Хейворт, а какую-то Элли.
– Я ненавижу тебя, – произнес он. – И в то же время безумно люблю. Ведь я же понимаю, что ты, на самом деле, тоже меня любишь. Любишь же?
– Нет, – пролепетала девушка, вызвав ещё большую волну гнева.
Кингстон свернул в какую-то подворотню и резко ударил по тормозам. Машина замерла на месте, а Алексия поймала себя на мысли, что сейчас, когда они не несутся по улице на сумасшедшей скорости, а стоят в этом мрачном переулке, ей не легче. Наоборот, ей намного страшнее, чем раньше.
– Зачем же ты врала раньше? – прошипел Томас.
– Я?
– Ты. Именно ты. Ты говорила, что любишь только меня, а теперь...
– Мистер Кингстон, – попыталась воззвать к нему Алексия. – Вы путаете меня с кем-то. Я никогда не говорила вам ничего подобного...
Она не успела договорить, потому что уже в следующий момент Томас схватил её за горло, перекрыв доступ кислорода. Алексия открыла рот, пытаясь поймать воздух, но эффект, как и ожидалось, был нулевой. Девушка задыхалась, но Кингстон не торопился освобождать её. Наоборот, сдавливал горло сильнее. Хейворт старалась разжать его руки, но лишь беспомощно расцарапывала кожу. Её противник на эти жалкие попытки сопротивления никакого внимания не обращал. Ему нравилось видеть страх в глазах жертвы, упиваться им и беспомощностью.
Таким образом он мстил. Мстил за свою разбитую любовь.
* * *
Элли Лаветт была самой красивой девочкой в школе. На нее заглядывались все мальчишки, а она не обращала на них внимания, считая, что рядом с ней должен быть самый достойный. Человека, способного составить ей достойную пару, девушка в своем окружении не видела, потому и оставалась одна.
Впрочем, никто долго её выходки не терпел. Постепенно, одного за другим, она растеряла всех своих поклонников. Несмотря на то, что местная принцесса нравилась многим, тратить время на длительные ухаживания, никто из школьников не стал. Они находили себе другие, более доступные, не столь привередливые варианты и выглядели вполне счастливыми. Элли, живущая в своём, выдуманном мире, всё никак не могла понять, что идеалов не бывает, а потому, перебирая, она может остаться одна.
В школе она одна и осталась. На выпускном вечере, когда все пришли на торжество, разбившись по парочкам, она в гордом одиночестве стояла у стены и смотрела на то, как менее разборчивые подружки танцуют со своими кавалерами. У всех на лицах цвели улыбки, и только Лаветт была чернее тучи.
Как же так? Она достойна самого лучшего. Она должна быть окружена вниманием. Что же происходит на деле? На самом деле, она стоит зале и едва сдерживается, чтобы не заплакать от злости и зависти, смешанных в равных пропорциях и украшенных сверху вишенкой бессилия. Ведь, по сути, ей некого винить в своих проблемах. Она сама виновата в том, что осталась в одиночестве в столь важный для себя день.
О чем девушка точно не задумывалась, так это о том, что стоит немного снизить планку, и тогда поиски будут успешнее. Она не готова была повиснуть на шее у первого встречного только потому, что хочется быть с кем-то, а не в одиночестве.
Поступив в университет, она продолжала придерживаться всё той же линии поведения, что и в школе. Разборчивая невеста, которая мечтает получить самое лучшее, а на меньшее просто не согласна. Она рождена для того, чтобы жить в королевской роскоши, а не для того, чтобы поджаривать тосты на завтрак мужу, стоя в какой-нибудь убогой кухне.
Однако судьбе было угодно распорядиться иначе. Жизнь не спрашивала, чего хочет девушка, она сразу же подхватила её, как ураган подхватил тезку Лаветт из сказки "Волшебник страны Оз", и бросила в самое пекло. Что по поводу происходящего думает сама Элли, никого особенно не волновало. Её просто поставили перед фактом.
Она училась не на самом престижном факультете, какой только можно представить. Изучала литературу и уж кого-кого, а своего принца в университете встретить не ожидала. О каком принце речь, если тут одни девушки. Редко среди них встречаются представители сильного пола, да и те давно приватизированы более пробивными, не гоняющимися за идеалами.
Она же продолжала ждать принца на белом коне.
Сколько Элли себя помнила, столько мечтала она об одном – богатстве, которое никак не желало идти к ней руки. У нее был ум, красота, но не было средств для того, чтобы обеспечить бриллианту достойную оправу. Никто не знал, сколько усилий ей приходится прилагать для того, чтобы держаться особняком, идти по жизни с гордо выпрямленной спиной, когда единственное желание расплакаться. Горько-горько, навзрыд. Причем причина для слёз всегда одна – зависть. Кому-то купили новое платье или туфельки? Конечно, они могут себе позволить такую роскошь, в то время как она, Элли, вынуждена донашивать обноски за своей старшей сестрой. И вещи переходят к ней в таком виде, когда на них уже смотреть больно, настолько они затасканные. Впрочем, Элли не отчаивалась. Она чем-то напоминала себе Скарлетт О? Хара, готовую ради обеспеченного будущего пойти на что угодно. Гордость – это прекрасно, но, умирая от голода, вряд ли захочется продолжать кичиться этим качеством. Иногда приходится поступиться принципами.
Нередко она повторяла фразу своей любимой героини. Сжав руки в кулаки, она лежала на кровати в студенческом общежитии и, как заклинание, повторяла:
– Видит Бог, я никогда не буду голодать.
Неудивительно, что при таком раскладе Элли мечтала найти себе богатого ухажера. Но богатые мальчики не смотрели в сторону красивой, но нищей девчонки. Большинство предпочитала держаться рядом с равными себе, а те, кто решался подойти к Элли, обычно оказывались не слишком хороши в её понимании. Она готова была продать свою гордость и честь, но не за мизерные подачки. Не за обед в дешевой забегаловке и пару фунтов в кошельке. Нет, если продаваться, то только по высшему классу, когда деньги, выданные "на булавки" могут обеспечить безбедную жизнь.
– Я не буду любовницей, я буду женой, – часто говорила она, а однокурсницы смеялись.
Они пребывали в твердой уверенности, что рано или поздно найдется тот человек, который заставит Лаветт отказаться от своих глупых мечтаний. Какой-нибудь сердцеед разобьет ей сердце и покажет изнанку жизни, доказав, что на таких, как она не женятся. Такие, как она, чаще становятся именно любовницами. Игрушками на время, развлечением для взрослых мальчиков, которые предпочитают живых кукол.
Элли отмахивалась от них, показывала язык и снова погружалась в учебу с головой.
Помимо жизни любовницы ей пророчили и ещё один вариант развития событий, казавшийся ещё более нереальным, чем предыдущий. Ей пророчили влюбленность, ради которой она забудет о планах по соблазнению миллионера и оценит правдивость фразы о том, что с милым рай в шалаше. Слыша такие заявления, Элли смеялась ещё заразительнее, чем раньше.
– Глупости. Я никогда не влюблюсь в человека, у которого нет ничего за душой, – говорила она.
– Это ты сейчас так говоришь.
– Ничего подобного. Я хочу, чтобы мой мужчин водил меня по шикарным ресторанам, покупал одежду и аксессуары в бутиках, дарил мне украшения и при этом ещё и наличные деньги мне давал. Вот такого я смогу полюбить. А какой смысл любить нищего?
– Ты любишь только деньги, – качала головой очередная собеседница.
– Да. И я этого не скрываю.
– И ты будешь любить человека даже, если он будет старым и уродливым?
– Если у него будут деньги, несомненно.
– Ты дура.
– Да нет. Дуры как раз большинство девушек. Какой смысл любить человека, не способного обеспечить достойный уровень жизни? Представь себе такую картину. У тебя красивый, молодой и очень-очень бедный муж, не способный дать вам ничего, кроме своей красоты. Да, каждый день ты любуешься его лицом, слушаешь его рассказы о том, какой он замечательный, но не понятый обществом, а потому бедный. Живешь с ним в квартирке с обшарпанными стенами, краны подтекают, электричество вы экономите, потому даже телевизор смотрите раз в неделю, а по выходным выбираетесь разве что в парк, потому что ни в кино, ни в кафе сходить не можете. Да и в парке чувствуете себя обделенными, ведь то тут, то там проходят дети со сладкой ватой или мороженным в руках, а вы и этого себе не позволяете. Одежда на вас старая, ведь новую купить не на что, зато парень, идущий рядом, любимый и единственный. И это вроде бы должно перечеркивать все недостатки. Но не для меня. Я не представляю себе такой жизни. Я не хочу, глядя по ночам в потолок, глотать слёзы, думая о том, что есть нам нечего, белье на кровати несколько раз заштопанное, занавески на окнах слова доброго не стоят. Не хочу. Я знаю такую жизнь, потому что всю жизнь я жила так. Моя мама клюнула на одного красавчика с пустым кошельком. И мое детство было мало похоже на сказку, в которых живут принцессы. А я – принцесса. Я хочу одеваться в бутиках, ездить на дорогом автомобиле, носить бриллианты и ужинать в дорогих ресторанах. Я хочу роскошную жизнь, а не существование. Не желаю знать, сколько стоит литр молока или пачка печенья. Желаю лишь сорить деньгами направо и налево, не задумываясь о том, сколько у меня осталось, потому что каждый потраченный фунт для меня будет незначительной тратой. Понимаете?
Вопреки ожиданиям, влюбилась Элли Лаветт именно в такого парня. Нищего, но красивого. Без особых перспектив на будущее, но ставшего дорогим и любимым. Несложно догадаться, что этого парня звали Том Кингстон.
* * *
Они познакомились на одной из студенческих вечеринок. Ничего особенного, все стандартно. Атмосфера вседозволенности, дешевый алкоголь, лившийся рекой, громкая музыка, дым сигарет. Такой густой, что едва ли можно разглядеть лица друг друга за этой завесой. Тем не менее, они смогли найти друг друга в толпе.
Темноволосую черноглазую девушку Томас заметил ещё в самом начале вечера, хотел подойти к ней, но друзья, пришедшие вместе с ним, отговаривали. О причудах Элли знали все, потому прекрасно понимали, она не станет знакомиться с ними. А, если снизойдет до них, то все равно будет вести себя не как с ровней, а как королева с подданными. На время Томас сделал вид, что внял советам, но, тем не менее, так и не отказался от идеи познакомиться с красавицей. Несколько раз взгляды их пересекались, но первый шаг никто делать не спешил, они так и продолжали играть в гляделки.
Кингстон в этот день пил очень мало, большую часть его времени занимало наблюдение за недоступной красавицей. Попутно он отметил, что девушка тоже не особенно прикладывается к алкоголю, лишь создает видимость причастности к общему веселью. Она весь вечер ходила с пластиковым стаканчиком в руках, в котором плескалось немного шампанского. Время шло, а горячительное так и не исчезало. Все активно наполняли и не менее активно опустошали свои стаканы, а Элли даже глоточка не сделала. Когда большинство уже дошло до состояния "дерево", Лаветт поставила свой, всё ещё полный стакан на стол и направилась к выходу. Том, к которому активно ластилась какая-то девица, имени которой он не помнил, а, может, не хотел помнить, оттолкнул неприятную собеседницу и последовал за Элли. Вслед ему неслись обвинения и несправедливые упреки, но он этого не слышал.
Важнее прекрасной незнакомки для него сейчас ничего не было.
Долго за ней идти не пришлось. Лаветт сидела на подоконнике, копалась в сумке в поисках пачки сигарет. Достала, наконец, искомое, вытянула сигарету и попыталась прикурить. Безуспешно. Девушка посмотрела на пустую зажигалку, ругнулась коротко и запустила ненужную вещицу в открытое окно.
– Вот так всегда, – проворчала она.
Обернулась и увидела Тома, приближающегося к ней. Он поднес зажигалку к её сигарете.
– Это ты, – усмехнулась девушка. – Мне кажется, или ты весь вечер только и делал, что наблюдал за мной.
– Тебе не кажется.
– Значит, правда, наблюдал?
