Текст книги "Записки одиноких сердец, или Дневник красной туфельки"

Автор книги: Татьяна Гилберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

– У вас ещё какие-то вопросы? – поторопила Хейворт учителя.

Он явно был погружен в свои мысли. Алексия отметила, что у него на редкость задумчивый вид.

Хотелось прекратить этот разговор, как можно скорее, чтобы не чувствовать себя лягушкой, которую вот-вот начнут препарировать. Причем, лягушка эта не помещена в формалин, и потому прекрасно понимает, что сейчас случится нечто ужасное, но сделать ничего не может.

– Да. И немало.

– Тогда, пожалуйста, не молчите. Уроки никто не отменял. Я не хочу опоздать.

– Этот ключик... Тебе, действительно, подарил его Локруа?

– Почему вас это волнует?

– Тебе сложно ответить?

– Не хочу откровенничать.

– А почему?

– Вы не тот человек, которому я могу открыть душу.

– А он – тот?

– Кто именно?

– Ты прекрасно знаешь, о ком я.

– Локруа? – невинно поинтересовалась Алексия.

– Да, Локруа.

– Он больше, чем просто слушатель.

– Неужели?

– Кристально-чистая правда. Он для меня значит намного больше, что кто-либо другой. После мамы, конечно.

– И ты его любишь?

– Послушайте, что за допрос? Вас не касается моя личная жизнь.

– Почему же? Я вполне мог стать твоим отчимом, и тогда нам пришлось бы жить под одной крышей. Неизбежно пересекаться в течение дня и даже время от времени разговаривать, чтобы не расстраивать Викторию.

– Но это время в прошлом. Сейчас подобная перспектива перед нами не стоит.

– Так ключик подарил тебе Локруа?

– Да, – бросила Алексия гневно. – Естественно. Он – единственный человек, от которого я могу принять столь ценный подарок. И, предвосхищая следующий вопрос... Да, я люблю Патрика. Но не из-за подарков и материальных ценностей. Он может мне вообще ничего не дарить, но я буду любить его. Довольны? Это хотели услышать?

– Нет, – честно признался Кингстон, поднимаясь с места.

– А какого ответа ожидали?

Алексия замерла, когда учитель остановился напротив нее и осторожно убрал несколько прядей волос, выбившихся из прически. При этом ладонь его задержалась на щеке девушки. А вторая рука скользнула на талию.

– Что вы делаете? – грубо спросила Алексия, убирая от себя чужие руки.

– Ты ведь спросила, доволен ли я твоим ответом. И я честно говорю, что нет. Мне неприятно слышать о любви к Локруа. К тому же, это неправда. Я не верю в искренность твоих чувств к нему. Да и что он может тебе дать? Хотя... Да, понимаю. Он может подарить тебе роскошную жизнь. Вот этот ключик – первый шаг на пути к светлому будущему. Ведь, если говорить Локруа о своей любви постоянно, он может поверить. И подаренный ключик – только начало. Он может подарить ещё множество украшений...

– Что за чушь вы несёте? – прошипела Хейворт. – Если хотите оскорбить, оскорбляйте открытым текстом, а не пытайтесь донести до меня свои мысли иносказаниями. Намекаете на то, что я продаюсь Патрику? Так вот, смею вас заверить, что ничего подобного и в помине нет. Я, действительно, люблю его. Безумно. Так, как никогда прежде не любила.

– Тогда ты сбежала к нему?

– А должна была остаться с вами?

– Должна была.

– Вы – псих, – нервно засмеялась Алексия.

Она схватила сумку со стола и собиралась покинуть кабинет, когда почувствовала, как её вновь хватают за руку. Кингстон дернул девушку за руку. Не удержав равновесие, Алексия всё же оказалась в его объятиях, вновь почувствовала чужое дыхание на своей коже. Услышала шепот у самого уха:

– Прости. В тот раз я был излишне груб... И меня взбесило, что ты идёшь к Локруа.

– С чего бы это?

– Может, ревность? – предположил Томас.

Алексия вытаращила глаза. Такого ответа она не ожидала.

– На что вы намекаете?

– Хочу, чтобы ты принадлежала мне.

– Но я не вещь. Я никому не принадлежу.

– Я просто неправильно выразился, – тут же пошел на попятный мистер Кингстон. – Я хочу быть с тобой. Ты такая... Даже не знаю, как сказать, чтобы не скатиться в банальность.

– Если не находите нужных слов, значит, я – банальная, – произнесла Алексия, стараясь высвободиться из чужих объятий. – И, подтверждая этот статус, я сейчас поступлю вполне предсказуемо. Скажу, что вы мне отвратительны. Хотя бы потому, что столько времени обманывали мою мать, старательно рассказывая ей о своей неземной любви, которой не было.

– Виктория мила, но с тобой всё равно не сравнится.

– Отпустите меня, а то закричу.

– Не закричишь.

– Вы сомневались, что я вас ударю, но я ударила. И сейчас отчего-то сомневаетесь, а ведь я закричу.

– Кричи, – усмехнулся он.

Алексия открыла рот, чтобы закричать, но в тот же момент Кингстон прижался к её губам своими губами.

И вновь с головой накрыло отвращение. На сей раз это был только поцелуй, ничего больше, но Хейворт все равно чувствовала себя отвратительно. У неё сам человек вызывал отторжение.

Сильнее сжав ручки сумки, он оттолкнула от себя Кингстона, вырвалась из его объятий и выскочила в коридор. Она знала, что никто её не догоняет, но все равно бежала. Только не останавливаться. Не останавливаться. Потому что стоит только притормозить, как отвращение ко всему происходящему и к самой себе зашкалит, и хорошо, если прямо сейчас её не вырвет.

Алексия проскочила мимо нужного кабинета и рванула в туалет. Её всё-таки стошнило. Именно от отвращения...

Она сидела на полу, на холодном кафеле, нелепо поджав ноги. Прислонившись спиной к перегородке, она пыталась восстановить сбившееся дыхание, которое то и дело срывалось то в хрипы, как у больного, мучающегося с легкими, то в свист. Никак не получалось взять себя в руки. Хоть пощечину самой себе отвешивай.

Удивительное дело. Всего один разговор, и хорошего настроения, как ни бывало. Всего одно прикосновение, и, кажется, что жизнь сломана. Все вновь приняло гротескные формы, мир потерял свою привлекательность, а страх стал основой всего. Как тогда, так и сейчас. Алексия ничего не могла с собой поделать, не могла успокоиться. У нее начиналась самая настоящая истерика, и в таком виде показываться кому-либо на глаза – не самая лучшая идея. Хейворт не хотелось заставлять нервничать своих друзей и близких. И в то же время отчаянно хотелось получить подтверждение тому, что она – не одна. Есть рядом люди, способные оградить её от неприятностей.

Но она не могла себя заставить даже подняться, дойти до кабинета и с невозмутимым видом занять своё место. Её трясло и колотило, и слова совсем не давались. Алексия даже двух слов связать не могла. Не говоря уже о том, чтобы рассказать всё обстоятельно, в подробностях. Шок и отвращение. Отвращение и шок – вот всё, что она чувствовала на тот момент. Девушка обхватила себя руками и прикусила губу.

Она же сильная. Она многое может пережить. Со многими проблемами справиться. Так почему же сейчас ведет себя так нелепо, как неразумное дитя? Почему оправдания её звучат так глупо? Почему её никто не слушает и, главное, не слышит? Почему полоса только-только начавшегося счастья вновь омрачается?

Хотелось закричать во все горло. Так, чтобы у самой уши заложило от этого крика. Дать выход своим эмоциям. Разреветься и одновременно захохотать от абсурдности той ситуации, в которой она оказалась, но Алексия ничего подобного не сделала.

В голове вдруг образовался вакуум. Сплошная пустота, ни одной дельной мысли. И только голос Кингстона в ушах, не позволявший забыть о недавних событиях. Он ревнует. Он не равнодушен к ней. Он хотел бы отношений с ней... Выходит, одноклассницы, говорившие о симпатии Кингстона к ней – не ошиблись. Они разгадали ту загадку на самой ранней стадии, не требуя подсказок. А она, глупая, считала, что это всё выдумки.

И сама себе внушала мысль об ответном чувстве. Из разряда: "а что, если...". Она никогда не думала, что может влюбиться во взрослого мужчину. И, на самом деле, не влюбилась. Лишь внушила себе мысль, что любит. Заставила себя поверить в придуманную сказку, не имеющую ничего общего с реальностью.

Теперь-то Алексия ясно понимала, под влиянием каких факторов вбила себе в голову мысль о влюбленности в учителя. Услышала пару раз от одноклассниц о его симпатии, решила мысленно развить эту ситуацию, и незаметно для себя втянулась, не подумав о последствиях. В настоящее время Хейворт знала, что прежней её любви – грош цена в базарный день. Когда любишь одного человека, ни за что не влюбишься в другого. Сильная любовь не приемлет треугольников и прочих геометрических фигур. Она бывает лишь одна, настоящая. Когда влюбленностей много – все они несерьёзные. Так, забава...

Но иногда шутки оборачиваются серьезными проблемами. И, кажется, сейчас именно такой случай.

С трудом Хейворт заставила себя подняться, выйти из кабинки и направиться к умывальнику. Прополоскав рот и смыв всю косметику, она посмотрела на свое отражение. Зеркало отразило нечто своеобразное. Алексию по-прежнему от одного своего вида передергивало. Отвращение никуда не делось. Видеть себя было противно. Встрепанная, растерянная...

Девушка стянула с волос резинку. Причесалась и вновь собрала волосы в хвост, стараясь придать себе более или менее презентабельный вид. Заново краситься уже не хотелось. Забросив расческу в сумку, Алексия вышла из туалета и направилась к классу. Звонок давно прозвенел. Она безбожно опоздала. Да и, в общем-то, не было никакого желания идти в класс. Хотелось сбежать подальше отсюда. На край земли, где никто не найдёт.

И, вполне возможно, она претворила бы задуманное в жизнь, если бы не стала свидетельницей разговора, заставившего её притормозить, прирасти к месту и, затаив дыхание, ловить каждое слово.

* * *

Патрик видел, как девушка пробежала мимо кабинета. Вид у нее при этом был немногим лучше, чем в рождественский вечер. Локруа хотел направиться вслед за Алексией, но потом подумал и решил, что сначала поговорит с Кингстоном, и только потом отправится успокаивать Алексию. Конечно, ей сейчас очень плохо, и это понятно. Но Алексия из разряда тех людей, что предпочитают неприятности переживать в одиночку, а тех, кто пытается их успокоить в итоге ещё во всем и обвинит. Ей следует немного побыть в одиночестве, немного успокоиться, привести мысли в порядок, и только потом они поговорят с глазу на глаз, без свидетелей, проявляющих излишнее любопытство.

Он схватил сумку со школьными принадлежностями, и, ничего не объясняя, направился к выходу из кабинета.

– Локруа, куда ты собрался? – окрикнул его Брент.

Патрик на время притормозил, оглянулся назад и обратил свой взгляд в сторону собеседника. Правда, взгляд его был задумчивым, но одновременно с этим – рассеянным. Он смотрел как будто мимо Клейтона.

Поведение Патрика насторожило Брента ещё на уроке математики. В противостоянии ученика и учителя виделось нечто большее, чем просто спор на обыденную тему. Судя по всему, между ними назревал конфликт, и каковы будут итоги этого конфликта – известно одному Богу. Все может разрешиться небольшим спором, а может перерасти в кровопролитную войну с непредсказуемым финалом.

– Мне нужно проветрить голову, – произнес Локруа медленно. – Слишком много дурацких мыслей в последнее время в нее лезет.

Дверь захлопнулась за его спиной. Миранда задумчиво прикусила кончик карандаша, который всё это время сжимала в руках.

– Что он задумал? – пробормотала.

– Мне кажется, или сейчас будет что-то такое, от чего вздрогнет вся школа? – произнес Брент, особо ни к кому не обращаясь, но надеясь, что Миранда поддержит разговор.

– Мне тоже кажется, что так просто всё не разрешится, – поддакнула Блейк.

– Локруа ревнует.

– Но у него нет повода...

– Ты считаешь?

– Считаю. Алексия ведет себя вполне целомудренно.

– Алексия – да. А мистер Кингстон? Он держит себя в руках?

– Ты считаешь, он способен на что-либо?

– Я в этом уверен. Видела, что было на его уроке? Локруа чуть прямо там на него с кулаками не набросился.

– И что ты предлагаешь?

– Ничего.

– Ты не хочешь ему помочь?

– Хочу, но едва ли могу.

– Почему?

– Пойми, Миранда, благими намерениями вымощена дорога в ад. Мы хотим помочь, но не знаем, как. Любое наше действие может спровоцировать ещё большую катастрофу. Так что не стоит лезть туда, куда не просят. Что-то мне подсказывает, что в этой ситуации мы многого не знаем, потому можем угодить нечаянно под горячую руку и наломать столько дров, что на три сарая хватит.

– Предлагаешь сидеть и бездействовать?

– До тех пор, пока у нас не попросят помощи – да.

– Они не попросят.

– Думаешь?

– Они оба слишком гордые, чтобы просит о чём-то. К тому же, оба привыкли самостоятельно разбираться со своими проблемами.

Надо сказать, Брент в своих характеристиках не ошибался. Его предположения были правдивы на все сто процентов. Алексия и Патрик хотели разобраться со своими проблемами вместе, но без вмешательства посторонних.

Локруа вообще не хотел придавать огласке все, что произошло в их жизни в отсутствии друзей. Это слишком личное, интимное. Никого, кроме них не касающееся. Конечно, есть такой тип мужчин, что хуже девушек – только и могут, что чесать языками, обсуждая свои проблемы в кругу друзей, но с места не сдвинутся для того, чтобы что-то в судьбе изменить. Они лишь ноют и жалуются. Постоянно сетуют на судьбу, обвиняют окружающих в своих неудачах, а сделать шаг вперёд не могут. Да, на самом деле, и не хотят. Их устраивает такое положение вещей, им нравится играть роль жертвы. Потому что жертва для них – это не роль. Это стиль жизни. Маска, со временем сросшаяся с лицом так крепко, что одним движением уже не снять.

Но себя Патрик к такому типу людей не относил. Он считал себя бойцом, способным ломать обстоятельства, подстраивать их под себя, а не действовать так, как хочется окружающим, в ущерб себе. Частично в этом он видел заслугу Алексии. Она та, кто пробудил в нем жажду жизни. Вновь зажег в нём искру, заново научил мечтать. И теперь просто так отдать её кому-то другому – это просто бред. Бред, которому он не позволит стать реальностью. Пусть даже его соперником станет взрослый, опытный мужчина... Его это противостояние не заставит опустить руки. Оно лишь сильнее подстегнёт желание бороться и побеждать. Кто там говорил, что главное – не победа, а участие? Он жестоко ошибался. Вступать в игру, не желая победы, глупо.

Локруа не из тех, кто играет лишь ради участия. Они хотят побеждать. И они побеждают. Так учила его с детства мать, так учил отец. А он стал достойным учеником и продолжателем семейного дела.

Патрик сбежал вниз по лестнице, прошел по коридору и толкнул дверь в кабинет математики, откуда ушёл недавно. Кингстон сидел за столом, как всегда, невозмутимый. На его лице не отражалось никаких эмоций. Как бездушная кукла. Собранный и совершенно спокойный. Мужчина просматривал тесты, которые раздавал на уроке.

Ученик окинул его презрительным взглядом. Надо же, как обманчива внешность! По виду обыкновенный плюшевый мишка. Типичный представитель поколения средних лет. Нет, конечно, внешне он лучше многих своих сверстников, но и ничего особо примечательного. Классическая стрижка, классическая одежда, очки в той же классической оправе, сползшие на кончик носа. И как можно было в этом человеке увидеть рокового соблазнителя? Да ещё и влюбиться в него? Хотя, к чему вопросы? Ответ всегда один. Любовь слепа. И редко с ней случается чудо прозрения.

Радовало то, что Алексия всё-таки вырвалась из рук Томаса. Не радовало лишь то, в каком состоянии она была. Патрик чувствовал Алексию на расстоянии, и способен был без лишних вопросов определить, как она себя чувствует. Сейчас Хейворт явно была не в лучшем состоянии. Локруа вновь подумал о том, что нужно было наплевать на просьбы Алексии и не оставлять её наедине с Томасом. Тогда всё могло быть иначе... Сейчас же время назад не отмотать.

Кингстон, поняв, что в его одиночество бесцеремонно вмешался посторонний, повернулся к двери, снял очки, устало протер переносицу и произнес с улыбкой:

– Почему я не удивлен твоему визиту, Локруа?

– И почему? – несколько наглым тоном откликнулся Патрик, сокращая расстояние.

Он отбросил сумку на стол, и сам приземлился на парту, стоявшую прямо напротив учителя. При этом ещё совершенно бесцеремонно закинул ноги на край учительского стола. Патрик в своём поступке не видел ничего особенного. Да, он будет вести себя нагло с этим человеком, потому как Кингстон лучшего отношения не заслужил.

– Туфли чистые? – поинтересовался Томас миролюбиво.

– Чище, чем мысли и поступки некоторых, – отозвался Локруа.

– Некоторых?

В голосе Кингстона проскальзывало недоумение. По актерскому мастерству ему без промедления можно было ставить отлично. В лице Томаса Кингстона мировой кинематограф потерял гениального актера, способного с блеском исполнить любую роль, будь то заботливый герой-любовник или же абсолютно беспринципный герой.

– Ваши.

– Мои поступки, значит, – протянул мужчина.

– Именно, – кивнул Локруа.

– И что с ними не так?

– У вас и хочу спросить.

– А именно?

– Именно? – Патрик изогнул губы в ехидной ухмылке. Спрыгнув со стола, он подошел близко-близко к столу Кингстона, нагнулся, ухватил учителя за галстук и прошипел по-змеиному. – Какого хрена вы лезете к Алексии? Рождество... Сегодняшний день... И она снова в слезах. Оставьте её в покое, или я вас с лица земли сотру.

–Ты?

– Я.

– Мне казалось, маленькие детки не способны на решительные поступки.

– Если по вашим меркам я – маленький ребенок, то, получается, Алексия тоже. Какие следует сделать выводы? К маленьким детям приставать нельзя, иначе начнутся проблемы с законом. Вы этого не знали, мистер Кингстон?

Патрик всё же соизволил выпустить вещь учителя из рук. Слишком высок был соблазн затянуть узел потуже и ненароком придушить мерзкого собеседника.

– Знал.

– И?

– И ничего. Доказательств у вас всё равно нет. А словам никто не поверит. Ведь известно, что Алексия относилась ко мне не слишком хорошо. Быть может, она меня оклеветала специально, чтобы поссорить с матерью.

– Разумеется, – проникновенным голосом произнес Патрик. – Естественно, так всё и было. Кто бы сомневался, только не я. И синяки на теле она сама себе поставила, и платье сама рвала. И сегодня просто так заплакала, из-за того, что настроение вдруг испортилось. Настораживает лишь то, что она заплакала после разговора с вами.

– Стыдно стало за свой поступок?

– Неужели? И что за поступок?

– Предположим, она сама ко мне приставала? Сама повисла у меня на шее, и это я ей отказал. Она обиделась и решила отомстить столь примитивным способом. Взяла и обвинила меня в домогательствах.

Локруа засмеялся.

– Чушь.

– Почему? Ты веришь ей потому, что она тебе нравится. И некий рыцарский кодекс подсказывает тебе, что единственное правильное решение принять точку зрения своей девушки. Её друзья – твои друзья. Её враги – твои враги. Не так ли?

– Нет, не так.

– То есть, мои доводы прошли мимо твоих ушей?

– Зачем вам это, мистер Кингстон? – спросил Локруа, вновь садясь на парту.

– Что именно?

– Вы знаете. И не делайте вид, что не догадываетесь. Не поверю.

– И всё-таки?

– Зачем вы портите Алексии жизнь?

– Ты ошибаешься. Я хочу сделать её счастливой.

– Интересно, как? Доведя до сумасшествия?

– Нет. Подведя к мысли, что ей будет лучше со мной, нежели с кем-то другим.

– Значит, я не ошибся, – произнес Патрик, как можно спокойнее. – Вы, действительно, имеете виды на Алексию.

– И уже давно.

– И почему же раньше не решались действовать?

– Раньше она не давала поводов для ревности.

– Да? – вскинул брови Локруа. – Неужели?

– Тебе не кажется, что тобой она даже не увлечена? Просто использует, чтобы вызвать у меня ревность.

– Нет, – честно ответил школьник. – Я знаю, что Алексия меня любит.

Разумеется, случались иногда в его жизни моменты, когда душу подтачивал червячок сомнения, но упаднические настроения быстро улетучивались. Алексия любит его. Он знал это, наверняка. Он научился отличать любовь истинную от любви выдуманной, и потому в правдивости слов Алексии не сомневался. Да, именно с ней каждая минуту, как маленькая жизнь, а без нее, как маленькая смерть. Почти зависимость друг от друга. Когда никто другой не нужен.

– Или тебе так кажется?

– Чего вы хотите добиться своими словами?

– Хочу, чтобы ты бросил Хейворт.

– А иначе?

– Пока не придумал. Но обязательно придумаю, – вновь ухмыльнулся Кингстон.

И Локруа вновь сжал кулаки, мысленно представляя, как кулак впечатывается в ненавистное лицо, и слышен хруст костей. По лицу врага течет кровь, а он вновь и вновь бьёт, стараясь стереть эту паршивую ухмылку, этот мерзкий оскал. Такой насмешливый, оставляющий гадкий осадок в душе.

– То есть, подводите меня к мысли, что миром это противостояние не разрешить?

– Почему же? Я уже назвал возможный вариант. Мы можем даже не начинать боевые действия, если ты откажешься от Хейворт.

– Ни за что, – вкрадчиво произнес Патрик. – Этого вы от меня точно не дождётесь. Я не брошу Алексию. Никогда.

– И уже заранее начинаешь покупать её внимание...

– В каком смысле?

– Тот ключик, что висит у неё на шее? Сколько он стоит?

– Какая разница? – удивился Патрик.

– Да можешь не отвечать. Я и так знаю цену. Несколько десятков тысяч евро. Не так ли? Не простая безделушка, а коллекционная вещь.

– Не имейте дурной привычки – считать чужие деньги, – процедил Локруа сквозь зубы.

– Но я же не ошибся? Это, действительно, коллекционная вещь?

– Да. Но я не вижу ничего предосудительного в таком подарке. По вашему я должен был преподнести Алексии коробку просроченного шоколада и оправдаться словами: "Дорог не подарок, а внимание?". Так?

– Не передергивай.

– Я лишь предположил, – пожал плечами Патрик.

– При этом попытался меня унизить.

– А вы дарите своим девушкам просроченный шоколад? – вновь усмехнулся Локруа. – Простите, не знал. В следующий раз буду избирательнее в выборе примеров, чтобы ненароком не задеть тонкие струны вашей души.

– Я не дарю девушкам просроченный шоколад.

– Тогда не вижу проблемы.

– Ты откровенно нарываешься на грубость.

– Ничего подобного, – замахал руками Патрик. – Я всего лишь пытаюсь соответствовать своему собеседнику. Разве это так плохо? Да, я понимаю, вы старше, а потому считаете, что, несомненно, умнее меня. Ни в коем случае, не оспариваю ваше право старшинства. Естественно, у вас за плечами большой жизненный опыт. И всё-то вы знаете, и во всем разбираетесь, не то, что я. Но, возможно, я удивлю вас... Не всегда количество прожитых лет соизмеримо с умственными способностями. Можно и в сорок лет оставаться идиотом, а можно в двадцать неплохо разбираться в жизни и с блеском выходить из многих ситуаций.

– И снова откровенное издевательство.

– Вам сорок лет? – вновь изобразил удивление Локруа. – Отлично выглядите, должен сказать.

– Мне не сорок.

– В таком случае, не воспринимайте все мои слова на свой счёт. Я говорю в общем. Абстрактно, не приводя конкретных примеров.

– Локруа, а чего ты от меня добиваешься?

– Пытаюсь добиться откровенного признания.

– О чём?

– Чего мне ждать от вас? Мы же соперники, правильно?

– Допустим, – кивнул Кингстон. – Но в таком случае, ты мог бы догадаться, что я не стану открывать перед тобой все карты. Мне нет резона это делать. Если ты будешь знать все мои возможные ходы, я проиграю. Нужен эффект внезапности.

– При этом сами говорите, что я ребенок, – протянул Локруа. – А детей обижать нельзя. Иначе придут разозленные родители, и всё с ног на голову поставят.

– Родители? А как же решение проблемы по-мужски, по-взрослому? Ты втянешь в наше противостояние своих родителей?

– Я этого не говорил. Выразился образно. Разумеется, я не стану прибегать к их помощи. Но лишь до тех пор, пока не посчитаю нужным. Это игра на любовь, а любовь мало отличается от войны. Здесь хороши любые методы.

– Ты пытаешься мне угрожать? – прищурился Томас.

– Нет-нет. Как вы могли подумать?! – Патрик даже всплеснул руками.

Ему нравилось ломать комедию в присутствии учителя. Играть роль этого простачка с тараканами в голове, говорить ерунду, при этом время от времени отпуская шпильки в адрес противника. Кингстон понимал, что над ним смеются, но ничего не мог сделать, приходилось глотать обиды и продолжать придерживаться своей роли. Он же душа компании, добрый и милый человек, способный принять учеников такими, какие они есть. Понять, выслушать и попытаться найти компромиссы в ситуации, даже, если изначально она кажется безвыходной.

На самом деле, Кингстону было не так легко держать себя в руках. Он сам хотел бы уничтожить Локруа. Стереть с лица земли, как сказал Патрик. Но приходилось улыбаться и даже пытаться шутить в ответ на наглые заявления ученика.

– Обыкновенно.

– Вы плохо обо мне думаете. Мы так душевно разговариваем, а вы ищете в моих словах подвох. Напрасно. Я и сам не любитель военных действий. Мне было бы приятнее разрешить все разногласия миром. Но, увы, вы сами сказали, что ничего не получится. Это повод задуматься для меня.

– Душевно?

– А разве нет? По-моему беседа вполне мирно протекает. Вы придерживаетесь иного мнения?

– Нет, – коротко ответил Кингстон.

Алексия, уже по привычке подслушивая чужой разговор, прикидывала, куда может завести противоборствующие стороны эта беседа, и ответа не находила.

Она прекрасно понимала, что Локруа дурачится. Его поведение нельзя назвать серьезным. Хотелось лишь понять: почему он так делает. Специально преуменьшает свои умственные способности или, на самом деле, решил добиться какого-то результата с помощью разговора. Нет, вряд ли... Алексия знала, каким Патрик может быть в гневе, когда его переполняют эмоции. В такие моменты он ведет себя иначе. Не так, как сейчас. В настоящий момент он, скорее всего, дурачится. Пытается обвести Кингстона вокруг пальца, запудрить мозги. Он играет с ним, как кошка с мышкой, но когти не выпускает, старается казаться безобидным и доброжелательным.

Выходит, он всё же догадался о том, что произошло в кабинете, и решил во всем разобраться. Что ж, сомнений не осталось. Кингстон открытым текстом заявил, что хочет быть с Алексией. Признание прозвучало, догадок строить не нужно. Подозрения Локруа получили подтверждение. И что теперь делать?

Алексия не видела выхода из этой ситуации. В самый неподходящий момент девушка начала паниковать, и все рациональные мысли исчезли. В голове осталась лишь какая-то неудобоваримая каша. Она понимала, что кроме Патрика ей никто не нужен, но, в то же время осознавала: Кингстон будет вмешиваться в их жизнь. Стараться как-то навредить. И неизвестно, как далеко он способен зайти в своих действиях.

Паника. Единственное чувство, оставшееся рядом с Алексией в этот момент.

В кабинете, тем временем, продолжалась беседа.

– Вот и отлично, – произнес Локруа, выхватывая из рук учителя очередной лист с тестом.

– Что ты себе позволяешь? – прошипел Кингстон, которого фамильярность ученика порядком достала.

Первоначальные выходки он готов был терпеть, но, чем дольше они общались тет-а-тет, тем меньше терпения оставалось. Лимит был почти полностью исчерпан.

Локруа же продолжал играть на чужих нервах.

Он схватил со стола все тестовые задания, подбросил их вверх и пока Кингстон с удивлением наблюдал за тех, как ворох листов падает на пол, подцепил за ручки сумку со школьными принадлежностями и рванул к выходу из кабинета. Но у двери притормозил на время и произнес уже не дурашливым, а серьезным тоном:

– Это всего лишь бумага. Простые листочки. Но видели их полёт? Будете лезть в нашу с Алексией жизнь, полетите в пропасть. Только ваш полёт не будет так же красив, как парение этих листков. На всякий случай добавлю, что это не угроза. Это так... Дружеское предупреждение. И да, несмотря на то, что беседа была душевной, я всё-таки объявляю вам войну.

Не дожидаясь ответной реплики, он пнул дверь ногой и выскочил в коридор, лишь чудом не задев Алексию. Девушка успела отскочить в сторону.

Патрик заметил Алексию и удивленно вскинул бровь.

– Давно ты здесь?

– С тех пор, как услышала твой голос. Я не могла не остановиться.

– Знаешь, по-моему, это не лучшее место для разговоров, – произнес Локруа. – Пойдем отсюда?

– Далеко?

– Куда угодно, – улыбнулся он, и Алексия не смогла сдержать ответную улыбку.

Она протянула ему руку. И они побежали к лестнице, не опасаясь того, что их заметят, остановят и отправят в кабинет директору. После дурацкой выходки Патрику вообще было на все наплевать. Ему и море сейчас было бы по колено.

Кингстон, поняв, что Алексия была свидетельницей его разговора с Локруа, ожесточенно ударил носком ботинка свой стол. Не отпустило. На душе по-прежнему, было мерзко. И желание уничтожить Локруа лишь возрастало с каждой минутой.

– Щенок, – прошипел Томас зло. – Шутить он вздумал. Смотри, сам от своих шуточек не пострадай.

Он выглянул в окно и увидел, как Алексия с Патриком идут через школьный двор.

Влюбленная парочка вновь вела себя целомудренно. Они не стремились показать свои чувства всем и каждому. Не пытались задеть Кингстона. Наверняка, знали, что проходят мимо окна его кабинета, но не стали останавливаться и обниматься под окном. Нет. Они просто шли, взявшись за руки. И со стороны казалось, что их никто и никогда не сможет разлучить. Не заставит разжать ладони и разойтись в разные стороны... А, может, и не казалось. Всё так и было, на самом деле.

Глава 14. Ход конем, или Тайное сделать явным.

Алексия крутилась перед зеркалом, не без удовольствия глядя на своё отражение. Немного раскрасневшиеся от мороза щеки, горящие глаза и совершенно счастливая улыбка, появившаяся, несмотря на то, что несколько часов назад ничто не предвещало радости. Сейчас всё казалось далеким, а вплывающие в голове время от времени мыслишки, девушка старательно от себя отгоняла, стараясь не погружаться с головой в пучину депрессии. Жизнь и так слишком коротка, чтобы заниматься самоуничижением.

Стянув с рук перчатки, она положила их на столик в прихожей, сняла пальто и берет. На несколько секунд задержалась, когда снимала шарф. Не могла отказать себе в удовольствии вновь вдохнуть любимый запах, состоящий из нот терпкого мужского одеколона, сигарет, кофе и лосьона после бритья с освежающими нотками мяты. Запах Локруа, как называла его девушка про себя. И этот запах нравился ей безумно.

Сбежав из школы, они так и не вернулись на занятия. Телефоны отключили, и на время решили оторваться от окружающего мира, оставшись наедине. Им обоим это нужно было. Сначала бродили по оживленным улочкам, ни о чем особенно не разговаривая. Молчание вдвоём. То самое средство, которым иногда принято проверять прочность отношений, их не угнетало, и не было какого-то давящего ощущения, будто чего-то не хватает. Всё было правильно, так, как надо. И эта прогулка, и этот человек рядом, и полное отсутствие мыслей о недавнем событии в голове. Алексия чувствовала, как крепко сжимает Локруа её ладонь, и сама так же сильно сжимала его ладонь в ответ.