Текст книги "Украли солнце"

Автор книги: Татьяна Успенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 34 страниц)

Глава тринадцатая

– Я сказал Джулю, что он сын графа и внук графа.

Они сидят у неё в комнате. И, как это часто бывает, когда люди долго не видятся, нет слов. Спрашивать, рассказывать… что, с чего начать? Гиша начал.

– А об Адрюше тоже сказал? – Она держит брата за руку, ей в ладонь бьёт его пульс.

– Нет.

Она хочет спросить, почему не сказал. И не спрашивает: что можно сейчас изменить? Если бы сказал, Джуль не предал бы Адрюшу? Или всё равно предал бы?

– Бур задумал что-то страшное, – говорит Гиша. – Я чувствую. Но что это может быть?

– Он совсем потерял в себе графа?

Брат кивнул.

– Ты не хочешь поделиться?

Григорий покачал головой.

– Пока не могу. Я спал и во сне всё думал: хорошо, что я сплю.

– В каком состоянии мальчик?

– Не в себе. Стихов больше не пишет. Рифмует, да, но это не стихи. Он не помнит своих стихов. Он ничего не помнит. У него в глазах – пустота. То, что он делает или сделает сейчас, это не он. – Григорий удивлённо говорит: – Я так любил солнце, так любил вкусно поесть, ты знаешь. А сейчас…

– При чём тут солнце?

– Физическая жизнь. Бур шагнул вперёд в своём развитии. Раньше он раздирал кошек и птиц, а теперь очень ловко изымает из человека душу, выхолащивает его.

– При чём тут солнце?

– Живи физической жизнью… Муравей, сухая ветка… – И он заплакал. Крупные слёзы катились по тощим щекам, а она вытирала их.

– Ты, наверное, там есть перестал. – Он кивнул. – Ты такой бледный, как мы здесь.

– Я, когда понял, что случилось со мной, взбунтовался и решил попробовать сохранить себя: перестал выходить под солнце, перестал есть. И всё трогал себя здесь, – он ткнул в грудь, – остался ещё я или сдох?

– Остался, – невольно улыбнулась она. И на мгновение перестала думать, что сейчас происходит с Адрюшей, где Алина.

– А ведь я в самом деле приготовился к смерти! И так жалко стало себя, Сашу, тебя. Ведь и жизни-то у нас всех было совсем немного: пока граф и о. Пётр жили. А потом – утробный страх: как спасти тех, кого любишь?

Они сидели, прижавшись друг к другу, взявшись за руки, дети-сироты, не знающие, как жить дальше.

– Скорее, мать, – влетела в комнату Гуля, – там Лера рожает. Она просит тебя быть с ней.

Магдалина побежала следом за Гулей.

Это второй ребёнок в их подземном царстве.

Жора кричал тонким голосом на Веру, чтобы быстрее подавала инструменты, хотя Вера и так предугадывала его приказания. С Лерой он говорил чуть не шёпотом: «Ну, пожалуйста, тужься, девочка, тужься, помоги ему, малышка! Пожалей его, тужься. Я же тебе показывал как». Был Жора красный, потный, а глаза – очень голубые.

Магдалина держала Леру за руку и повторяла вслед за Жорой: «Ну, пожалуйста, тужься, девочка…» Она помнила ощущения схваток и радости. И сейчас шептала: «Человека рожаешь, девочка, не слушай боль, слушай радость, помоги ему!»

В ту минуту, как показалась головка ребёнка, Магдалина вдруг ощутила острый удар в сердце.

Глава четырнадцатая

Такая способность у Конкордии – точно за дверью стоит, выжидает нужный момент: не успел уйти Любим, вошла. Увидела его, отступила к двери.

– Жив?!

Он с любопытством стал разглядывать её.

«Женщины особенно страшны», – зазвучал голос Властителя. Тем, что Конкордия пришла к нему, обрекла себя на смерть!

Стала ещё более тощей. Короткие волосы, цыплячья шея, широко смотрят светлые глаза. Её взгляд тяготит его, будит в нём беспокойство, вызывает ненужные ассоциации: Микеланджело забывал о еде, когда ваял свои капеллы, Марика с Роберто ночами не спали, пытаясь раскрыть тайну препарата и спасти его брата, Гиша не предал своих убеждений и чувств, предпочёл смерть, Кора плакала из жалости к Любу.

Нужно сказать ей «уходи», но он не говорит. Неожиданно срабатывает ежедневная привычка иметь женщину, неловкость и некое подобие волнения переходит в чувственность. Кладёт руки Конкордии на плечи, от неё ожидая ласки и любви, так избаловавших его наверху! Но она не понимает, чего он хочет от неё, и неподвижна. Он медлит ещё мгновение и тянет её к тахте. Он раздосадован её неподатливостью и тем, что её рука ледяна и безответна. Он привык к простору, к коврам, к теплу, а тут какая-то узкая тахта, холод собачий. Но ничто не останавливает его. Желание ощутить женщину сильнее недовольства дискомфортом. Поспешно срывает с Конкордии одежды.

Она дрожит, морщится – видно, ей больно, но и её дрожь, и то, что ей больно, лишь раздражение вызывают, он в своём желании безжалостен: только бы поскорее избавиться от неудобства в теле! Ни вины перед ней, ни чувства раскаяния. Единственная передышка за день. Он устало развалился в кресле, потянулся. А она стучит зубами.

– Я чувствовала, ты жив, – говорит, поспешно натягивая рубашку и брюки. – Но ты не тот, которого я знала. Это не препарат, нет. Ни разу я не смогла прочитать твоих мыслей, хотя ежедневно настраивалась на тебя, и сейчас – чернота, провал. – Ну, чего она щелкает зубами? – Ты разлюбил свою девушку. Ты разлюбил свою мать. И меня не видишь, тебе всё равно, с кем быть близким. От тебя веет холодом. – Голос её рвётся. – Сначала мы думали, тебя убили. Из-за тебя мы все не жили несколько месяцев! Искали по городу. Ты мог позвонить, там, – она подняла глаза вверх, – везде телефоны. – Она в упор смотрит на него и начинает страстно говорить, он узнаёт знакомые слова. Да это, кажется, его стихи, которые он читал на площади, те, из-за которых погибли люди! Неужели это он писал такое?! По бледным щекам Конкордии текут слёзы. Но удивление его длится недолго, он отворачивается – зачем вздумала читать, что тут сырость развела?! Что она отпевает его?! И вдруг горячечный речитатив оборвался, Конкордия засмеялась. – Слушай, это пострашнее препарата. Роботы работают себе и никому не причиняют вреда, они безобидны, а ты…

Хлопнула дверь.

Оставшись один, он подошёл к зеркалу. На него смотрело сытое, крупное, розовощёкое лицо с холодными глазами.

«До чего глупа! – Он усмехнулся. – А ведь там девочки лучше!»

Пора идти к Апостолу.

Зачем ему эта встреча? Он уже понял, Апостол, как и Конкордия, как и Любим, не вызовет в нём восторженных чувств. Что-то изменилось в шкале ценностей. Он думал спастись Апостолом – Апостол должен был что-то придумать, а теперь ясно: Апостол слабее того, что с ним произошло и происходит теперь. И он. Джулиан, не виноват в этом.

Но всё-таки пошёл к Апостолу, подгоняемый голосом Конкордии: «Из-за тебя мы все не жили несколько месяцев!»

На террасе Апостола не было.

Постоял на ветру. Привычка к солнцу и теплу сделала своё дело – Джулиан сразу замёрз. Вернулся в коридор.

Этот коридор… Сколько раз шёл по нему вместе с Конкордией! Помимо воли увидел сотни роботов, скрытых за стенами этого коридора. Увидел и всех народных заступников во главе с Апостолом. Он так верил в их силу, в то, что они могут победить Властителя, а они – смешные, наивные донкихоты! С мельницами воевать могут, с Властителем кишка тонка. Блаженные. Хотят без жертв обойтись. А разве можно без жертв?! Или ты – их, или они – тебя! Когда противник жесток и коварен, ни всепрощением, ни добротой его не проймёшь. Апостол глуп. Разве можно жалеть убийцу, не щадящего ни дитя, ни старика, ни близкого друга?! Вот торжество Властителя – мёртвая тишина коридора. Наглухо запечатали двери истинную суть не только послушных роботов, которые никогда не восстанут, не вскричат, не поднимут бунта, но и ежедневно вершащееся без суда и следствия убийство.

Зачем, собственно, он тащится к Апостолу? Апостол проиграл и должен получить по заслугам. Его вина – всесилие Эвелины, гибель Гюста и многих других. Такие, как Апостол, не имеют права отвечать за людей.

А что сделал бы он? И вдруг вместо раздражения – чувство глубокой нежности: как с ним Апостол возился! «Сынок» – зазвучало и остановило. Нельзя идти к Апостолу: если Геля ничего не сказала Властителю, получится, он сам, своими руками, убьёт его. Но ему зачем-то очень нужно встретиться с Апостолом!

Чего ждёт от него?

Покаяться и предупредить: мол, от слабости, желания спастись, из-за беспомощности назвал его имя? Геля обещала молчать. Попросить Апостола спасти брата и его. Всё ещё он надеется на Апостола?! Что может сделать Апостол за жалкие часы и дни, если за столько месяцев не смог сделать ничего? Апостол – не Бог, просто человек, не имеющий таланта полководца. Он был обречён с самого начала. Нельзя победить Зло Добром!

Геля солгала, почувствовал внезапно. В ту же минуту, как они расстались, направилась к Будимирову: доложить о выполнении задания. Значит, и Гелина любовь – ложь? При чём тут её любовь? Она по-своему борется за него. Она понимает: или он останется с ней, или с Апостолом. Таков расклад. Всё определяет выбор, как когда-то сказала Мага. Он упустил шанс выбрать правильно. А сейчас можно что-нибудь поправить?

Войти или нет в кабинет? Сказать Апостолу, чтобы бежал?! Успеет он спасти Апостола и брата? Вполне живое чувство – растерянности, и Джулиан обрадовался ему. Под властью этого чувства, ведомый им, решительно толкнул дверь.

Эвелина Кропус и двое – в обтянутой одежде.

Отшатнулся. Но тут же пошёл к ним. Что делает Эвелина в кабинете Апостола? Будимиров прислал её по доносу Гели? Или это её самодеятельность?

Апостол – на стуле. Руки связаны за спиной.

– Даже если бы я попробовал высказать вам свои взгляды, вы не поняли бы. Мы с вами люди разной породы. – Лицо вдохновенно. – Вы – убийцы! Я знал, жить мне доведётся мало. Но я доволен, я много сделал. Пусть не успел освободить всех несчастных, пусть пока победили вы, всё равно даже в условиях террора человек может сохранить себя…

– Хватит болтать, – остановил его металлический голос Эвелины. – Сколько лет ты смел вредить нашему вождю! – И она стала перечислять все деяния Апостола.

Откуда она всё это знает? Кто рассказал? Он ничего подобного не говорил Геле! У них есть предатель? Кто?!

– Я не буду пытать тебя, потому что ты всё равно ничего не скажешь, но я сделаю с тобой то, чего ты боишься больше пыток: я превращу тебя в робота.

– Вся твоя шайка у меня на крючке, – говорит один из бойцов Возмездия. – Долго ты пудрил мозги нашему хозяину! – повторяет он по-своему слова Кропус.

– Как он не раскусил тебя?! Прощайся с жизнью. Ты слышал приказ великой советницы? Больше не побалуешь.

– Приступайте! – приказала Эвелина.

– Вы совершаете преступление. – Апостол улыбнулся. Неужели и сейчас он думает не о себе?! – Сегодня сила на вашей стороне. Но ведь вы тоже живёте один раз. Вам не страшно? Что вы скажете Богу?

В резко наступившей тишине голос Апостола продолжает звучать: «Если выбирать – быть жертвой или убийцей, я предпочитаю быть жертвой».

Зачем, по какому закону кто-то должен быть жертвой, а кто-то – убийцей?!

К Апостолу подъезжает не знакомый ему аппарат.

– Стойте! – закричал он исступлённо, ощущая: это – конец не только Апостолу, ему, Любиму, всем надеждам. – Будимиров не одобрит вашего самоуправства! Вы не имеете права… за его спиной!

Апостол, увидев его, просиял. Так странна в этой ситуации живая радость Апостола!

– Это ты?! – Но тут же заговорил холодно: – Простите, я не понял, куда вы исчезли и бросили дело, не доделав? Как видите, меня предали. Прошу, если у вас есть знакомая, надёжная женщина…

Понимает: Алину нужно отвести к Марике.

– Хорошо, что вы вернулись. Но теперь у вас будет другой начальник. Вот он – Эвелина Кропус! Первый и главный советник Властителя. Теперь я спокоен. – Джулиан понял: не за государство, которым будет руководить Кропус, за Алину, что она будет с Марикой! – Ну, приступайте, – сказал холодно Эвелине, а сам глазами впился в него, Джулиана.

Даже в этот, последний, миг своей жизни боится подвести другого!

Аппарат подъехал ещё ближе, и трубка жадно, раскрытой пастью, потянулась к носу и рту Апостола.

– Нет! – крикнул Апостол, откинулся от трубки. – Ещё один глоток! Я так хочу жить! – сказал виновато Джулиану.

Кропус подошла к Апостолу сама.

– Ну же, робот! Кончай комедию! – И сама же поднесла трубку к носу и рту Апостола.

Беззвучно совершалось убийство. Глаза Апостола из осмысленных превратились в стеклянные.

– Хватит ему. Смотри, готов! – тот же ледяной командный голос Кропус.

Попятился Джулиан к двери. Пот залил его всего, как душ. И с ним сделают то же. Одно мгновение отделяет человека от смерти и потери человеческой личности, что равнозначно смерти. Ни крови, ни стонов – просто и тихо человек перестаёт быть. Куда бежать теперь?

Он знает, за ним следят. Невидимкам нечего слушать его разговоры с людьми. Достаточно узнать, с кем он встретился, кто ему улыбнулся. Конкордию наверняка уже схватили. Она оставалась с ним в квартире, значит, причастна к их делу.

«Если выбирать, быть жертвой или убийцей, я предпочитаю быть жертвой!» – звенит голос Апостола. Боль в груди – живое чувство. Немедленно действовать. Спасти Роберто и Марику. Они наверняка в лаборатории, ничего не знают.

Самое простое – снова пойти к Полю. И Джулиан кинулся в лифт. Обшарил в лифте каждый сантиметр. Никого.

Он не вбежал в цех, вошёл медленно, сдерживая сердце. Ему хотелось кричать от страха, но он изо всех сил сжал зубы. Пока добрался до Поля, прошла, кажется, вечность.

– Апостола убили, Алина одна. Предупреди Марику и Роберто. Кору уже, наверное, взяли. Пусть Марика скорее бежит с Алиной и Роберто! За мной следят. – Он не про себя сказал всё это – не мог ждать ни секунды, пока Поль настроится на него: скачущие слова прокричал через рупор. Ни один мускул не дрогнул. Поль глазами указал ему: пройдись, мол, по цеху для вида. – Роберто спасти, Марику! – кричал он.

Смутно Джулиан связывал с Роберто и Марикой какую-то последнюю надежду. Марика умеет выбрать из двух дорог одну. И ему поможет. Если ещё есть у него эти две дороги! Под ним качался пол, плясали перед глазами чёрные бабочки, мир гремел, грохотал, гудел, норовя столкнуть его в бездну. Вот что такое гибель. Не чувствовать тепла и холода, света и тьмы, не иметь вкуса и обоняния, не различать радостей и горестей. Не видеть голубого неба. Черви едят тебя. Или ты – робот, придаток машины. Не всё ли равно. Ты не живёшь, у тебя отключено сознание, оно, оказывается, определяет суть жизни! Найти Марику, сказать: она права, не удовлетворение плоти – главное в жизни, сознание! Попросить помочь. Срочно найти Марику.

А ноги намертво пристыли к цементу. И с ним будет то же, что с Гюстом и Апостолом, если он не убьёт брата. Вот почему не добивались от Апостола имён, знали: ничего не добьются. И у них есть он, Джулиан. Ради спасения своей шкуры выдаст любого. Марика не поможет. Он упустил момент, когда перед ним был выбор.

Он не понял, что произошло.

В одну секунду цех заполнился «справедливыми». Их было немного, но они мгновенно обосновались в проходах между станками. Стояли на расстоянии протянутых друг от друга рук. Со всех сторон звучало: «Выявить инакомыслящих», «Чистка!»

В ту минуту, как они заняли ключевые позиции, сверху раздался зычный голос:

– Остановить машины!

Тот или не тот голос, который по несколько раз в день обрушивается на роботов и сопутствует распылению препарата? По его приказу станки разом остановились. Наступила оглушительная тишина. И тут зазвучал живой голос Апостола:

– Люди, настал наш час! Лучше смерть, чем потеря сознания. Жить можно только тогда, когда живы мозг и душа.

То была игра?! Апостолу успели ввести противоядие?

Следом, тоже звонкий, напористый голос Поля:

– Люди, отомстим за Апостола! И спасём наши души!

Не успело прозвучать последнее слово, как всё пришло в движение. Перекошены гневом и радостью лица, обалдевшие – «справедливых». К «справедливым» тянутся трубки от аппаратов. Аппараты не такие большие, какой подкатили к Апостолу, а маленькие, лёгкие, и они – у каждого третьего. А кто-то вспрыгивает на «справедливых» сзади и всаживает шприцы с препаратом им в шеи. Обмякшие тела «справедливых», громкое горячее дыхание живых, бьющихся врукопашную… Как много оказалось их в цехе! Почти каждый третий. Оказывается, не такие уж донкихоты – Поль с Апостолом совершили чудо! Поль – в самой гуще, успевает накормить двоих, пока другие одного! Лицо его перекошено ненавистью и страданием.

– Вот тебе за Апостола, вот тебе за Гюста. Вот тебе… – Он называет имена, одно за другим, и один за другим падают «справедливые». И каждый раз, когда «справедливый» падает, Поль говорит: – Так! Так!

Один Джулиан вне игры. Не умеет ни вступить в драку, ни загородиться от толкающих его.

Роботы тоже нападают на «справедливых» с аппаратами. Но как разительно отличаются их действия от действий людей! Автоматизм движений делает их менее мобильными.

– Сынок, давай! – крикнул Поль совсем как Григорий. – Покажи им! – Дал ему шприц и бутылку с жидкостью.

И Джулиан очнулся. В одной руке сжимая шприц и бутылку, выхватил пистолет. Дрожащей рукой навёл на одного из «справедливых», выстрелил, навёл на другого, выстрелил.

– Что ты делаешь?! – закричал в ужасе Поль. И в тот же миг раздался спокойный голос Властителя:

– Прекратить побоище, иначе всем грозит гибель. Сейчас произойдёт взрыв. – И сам Будимиров очутился в центре цеха.

Глава пятнадцатая

Удар в сердце был такой сильный, что она выронила руку Леры из своей. Мельтешат лица перед глазами: восторженное – Жоры, подхватившего ребёнка, счастливое – Леры. Сталкиваются возбуждённые голоса: «Спасибо», «Сын!», «Жора?!» А она вдруг ощутила себя сиротой. Адрюши больше нет. Оборвалась между ними светящаяся нить, что соединяла их столько лет, с самой их первой встречи в школьном коридоре. Убили? Превратили в робота? Как пьяная, Магдалина пошла из больнички. Её догоняли голоса, бились ей в спину.

Догнала Гуля.

– Что случилось? – спросила растерянно. – Ты не рада?

– Погиб мой муж, – не справилась она с собой.

– Почему ты так решила? Откуда ты узнала? Никто не приходил! – заспешила Гуля скороговоркой. – Я знаю, ты говоришь о внутренней связи, я знаю, я понимаю… но бывают ошибки… ты подожди… ты потерпи. Я скоро вернусь.

Хотела остановить, но Гуля уже исчезла, а к ней чуть не бежал Григорий. Подхватил её под локоть и повёл к столовой.

– Обошёл ваше королевство. Жду тебя. Боюсь, ты снишься мне. Что случилось? Жив ребёнок? Тебе плохо? – В столовой брат попросил принести чаю и стал поить её с ложечки, как поил маленькую, когда она прибаливала. И тоже, как Гуля, без передышки говорил: – Сейчас пройдёт. Бывает. Ни с того ни с сего. Я понимаю. Боюсь спрашивать: что-то случилось…

Тёплый чай в самом деле помог.

– Его больше нет, – смогла, наконец, сказать. – И как теперь жить? И зачем?

Было странно пусто в их городе. Дети занимались в школе. Лишь Ксения читала вдалеке. И вдруг Ксения сказала:

– Все наши уже там! – Она показала наверх. – Афанасий молится за них.

– Алина не вернулась, – не услышала Магдалина Ксению.

В эту минуту к ней подбежал Джин, потёрся о ногу. Магдалина взяла его на руки. И он принялся лизать её, как совсем недавно лизал Ростика. Кажется, Ростик пошёл на поправку.

Что теперь дальше?

– Пойдём к Афанасию, – позвала её Ксения.

Но она чувствовала себя настолько пустой, и так холодно ей было от потери серебряной нити, что она беспомощно смотрела на Ксению. Между тем Джин обнял её лапами за шею и припал как ребёнок. От него шло тепло, но пустоту не заполняло.

– Здравствуй, мать! – Около неё Эдик.

Она непонимающе смотрит на него.

Когда-то Карел назвал Эдика «фигурным». И прежде всего, в самом деле, видишь плечи и тонкую талию. Но это в первую секунду, а потом сразу втягиваешься в его мир. Не просто части света, разнообразие почв, внутренние органы человека, химический состав крови или тычинки с пестиками… география и биология Эдика – решение сложнейших задач и собственных проблем каждого. «Что происходит с тобой, когда нарушаются биоритмы?», «что происходит с тобой, когда попадаешь в непривычный климат?» Тут не только надо хорошо знать законы организма, тут надо уметь анализировать и соединить совершенно разные науки в одно. Магдалина прозвала Эдика «Интеллект на ножках». Девчонки их города поголовно были влюблены в него. Но он, казалось, не замечал ни восторженных взглядов, ни записочек. Загадка, не человек. Сейчас Эдик стоит перед ней.

– Я ушёл с верхнего этажа, – говорит он горестно. – В твоей душе происходит что-то похожее на то, что происходит со мной. Я открыл тайну Будимирова. Не смотри на меня так удивлённо. Он устал жить так, как живёт. Его жадность к знаниям, жажда власти удовлетворены. Он не может справиться с собой. Развлечения, реализация всех желаний приелись ему. Ему нравится решать задачи и проводить эксперименты, но и от них он перестал получать то удовольствие, которое получал раньше. – Эдик погладил Джина и сказал: – Тебе стало легче, мать?

– От Джина или от твоих слов? – спросила она.

– Думаю, тебе сильно помог Джин.

– Как ты сумел выбраться оттуда?

– Легко. Его лечащий врач оказался моим приятелем. Мы вместе учились в университете. Всё в жизни, мать, состоит из кажущихся совпадений, на самом деле – из закономерностей. Мне нужно было попасть наверх и встретиться с Петькой.

– Я думала, те, кто наверху, имеют всё, что им надо, и никогда не предадут Будимирова.

– С одной стороны, да, они имеют всё, что только может захотеть человек. Но, с другой, они не люди. Они слуги. И они унижены. В этом и есть ключ к разгадке его постоянных приступов: он совсем одинок. О, у него страшные приступы! Он никого и ничего не видит, мечется, как разъярённый тигр в клетке. И успокоить его невозможно. Он болен душой.

– Он – убийца, – тихо говорит она.

– Да, мать, он убийца. Но он и самый несчастный из всех, кого я когда-то знал. И его можно остановить.

– Как?

– Если ты дашь мне право, я вернусь туда и в момент приступа – с помощью Петьки – препровожу его в храм.

– Ты что-то рассказал Петьке? – испугалась она.

– Посмотри на меня внимательно, мать. Я похож на человека, который может предать то, что составляет смысл его жизни?

– Тогда почему ты думаешь, что Петька поможет тебе?

– Но он же помог мне сейчас уйти оттуда!

– А ты уверен, что за тобой нет слежки?

– Как в том, что вижу тебя. Петька сам провёл меня через Учреждение. Петька дал мне вот этот пропуск. Петька – счастливейший и несчастнейший человек в мире.

– Почему?

– Потому что с детства дороже всего для него – свобода. Потому что он не имеет возможности заниматься тем, без чего нет его.

– Что же это?

– Исследованием крови и спасением мира от рака. Так разрешишь ты мне сделать то, что я считаю своим долгом?

Во всё время разговора Григорий молчал, а тут спросил:

– Что вы делали наверху, кроме общения с Петькой?

– Учил детей. И это было интересно. А что?

– А то, что, видимо, именно поэтому вы не имели возможности исследовать устройство верхней структуры со всех сторон. Вы уверены, что изъятие Бура оттуда не повлечёт войны его двойников между собой, начала тяжёлой гражданской войны? Насколько я знаю, убрав Бура, одновременно вы не уничтожите вместе с ним все военные силы. Думаю, вы тоже помните гражданскую войну?

– Потому я и пришёл, – спокойно сказал Эдик. – Мать должна срочно подключить Апостола.

– Мама! – раздался голос вдалеке, в глуби коридора. И стремительно вбежала в столовую Гуля. Она обхватила Магдалину за голову. – Ты потерпи, мама, ты потерпи.

– Убили или превратили в робота?

– В робота… – прошептала Гуля.

– Слава Богу, – вздохнула Магдалина.

Джин спрыгнул на пол и побежал в сторону питомника.

– Сейчас мы с тобой решим, сейчас… – говорит Эдик.

– Люба ведь вернули, правда? – спросил Григорий.