Текст книги "Украли солнце"

Автор книги: Татьяна Успенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 34 страниц)

Часть вторая
Потом была юность
Жизнь

Глава первая

Прошли похороны. Будимиров исчез. Будни теребили привычными делами. Но, что бы ни делала, с удивлением прислушивалась к себе. В ней происходили странные движения, будто все клетки, все кости пустились в рост. И больше всего изменений происходило в ощущениях. Коснётся ветер руки, вздрогнет. Неожиданно увидит на отвесной стене крепости Будимирова. Только так и можно жить – в свободном вознесении наверх! И тут же – улыбка и голос: «Что с тобой?» И дышать перестаёт: в себя та улыбка затягивает её. Плещет сине-зелёная вода в их речке, жжёт жажда – кинуться к кому-то с этим вопросом «что с тобой» и спасти. Она – без тела, позванивает, как позванивает воздух в солнце жаркого дня. А то картинки видит: много людей – под землёй; подлетает к ней самолёт не самолёт, корабль не корабль, распахивает своё светящееся пространство: зайди, не бойся. И она доверчиво идёт. И растворяется в свете. Объяснить даже корявыми словами, что с ней происходит, даже Саше и брату не смогла бы. Два лица возникают рядом: Будимирова и Адриана. Подростком считала: правы только сила и бесстрашие. А сейчас нужна лишь улыбка Адриана! Издалека на переменах ловит её. Не физическая сила, нет, вот этот пожар: скорее кому-то эстафетой передать его улыбку!

Магдалина бежала к Марте: опуститься рядом с ней перед грядкой, помочь полоть или сесть рядом за стол и вместе перебирать эскизы скатертей, полотенец – для фабрики. Марта всё время что-то выдумывала: то налепит фигурок из глины, обожжёт и раздаст детям, то из небольших камней и сухих цветов соберёт необычный рисунок, скрепит глиной – ставь украшение на этажерку и любуйся, то придёт к ним с Григорием и в летней кухне сделает лепной потолок с весёлым рисунком.

А то бежала Магдалина к однокласснице Григория Ирине – помочь ей возиться с младшими братьями и сёстрами.

Видит перед собой ту улыбку, и кажется: силы рождаются в ней немереные.

В тот день после уроков спешит домой. До возвращения брата успеет приготовить еду и убрать дом.

Догнал голос: «Подожди!»

Вздрогнула. Остановилась. Его дыхание коснулось волос, они вспыхнули. Адриан взял её сумку с книгами.

– Почему не смотришь на меня? – Взглянула и зажмурилась. Сквозь глухоту и звон пытается понять, что он такое говорит: – Придите вечером попрощаться. Решил учиться. Напишу из города. Ты расти пока. Но не очень спеши. Если выберешь меня, – запнулся, договорил: – приеду. – Свободной рукой взял её за руку и повёл.

Они шли и шли, и пальцы его чуть подрагивали и жгли.

А потом обрыв к реке. Сбегали к ней. В весенней воде отражались солнце и их лица. Казалось: так и останутся они навечно рядом, чуть колеблемые волной. Но вот он осторожно повернул её к себе. Теперь отражались друг в друге. И ей казалось: он так и останется в её глазах, она – в его. Но вот его губы коснулись её. Она совсем пропала. Он очнулся первый. Повёл её в нарождающуюся степь. Шли час, два. Скатывалось к ним по небу солнце, кричали птицы, почему-то солью пахла молодая трава. И не было между ними слов.

Слова пришли при всех, когда сидели за прощальным обедом. Адриан – напротив, между отцом и сестрой.

– Почему ты едешь весной, когда все занятия начинаются осенью? – смело ступила она в его улыбку.

– Есть интересные летние курсы.

– Зачем тебе ещё учиться? – наступала она. – Ты же хорошо знаешь историю!

– Ты тоже не хочешь, чтобы он уезжал? – спросила Саша.

– Далеко не всё из того, что вроде знаю, знаю, – не дал Адриан ответить на этот риторический вопрос. – История – не только даты сражений и разные социальные устройства. Уход от истоков, приход к истокам. Мой отец сам творит историю! Не назовёшь ни одного брошенного без помощи в наших сёлах! И даже из чужих к нам идут работать и в праздники…

– Сынок, ты уж слишком, – прервал его граф. – И умирают люди, и в любви многие несчастны.

– Ты же человек, а не Бог! – улыбнулся Адриан. – Бог призывает. Бог наказывает. Ты сделал всё, что может сделать доброго человек. Посмотри, как живут у других графов. Нищета, злоба, убийства…

– Как видишь, и у нас теперь есть убийство!

– Во-первых, это исключение, во-вторых, этого следовало ожидать. – Адриан не уточнил: того, что убили жестокого человека, или того, что убийцей оказался Будимиров. – Хочу создать мир моего отца во всей стране. Понимаешь, Магдалина?

– Может или не может властвовать одно лишь добро? – спросил Григорий.

– Ты сказал «властвовать», – удивилась Саша. – Там, где есть это слово, не может быть добра.

Косы обрамляют её лицо. У неё материны глаза. И материн характер: Саша любит возиться с детьми, помогать больным. Но после того, как мать парализовало, много времени проводит с ней: кормит, вместе с Тасей обмывает её, читает ей.

Саша – единственная подруга Магдалины.

Сейчас с ней что-то творится. Она говорит:

– Что-то творится, в воздухе что-то, почему-то тяжело. Может, не надо, Адрюша, заботиться о стране, а надо делать работу на участке, что определил тебе Бог. Дед, скажи ему, ты же учил: надо услышать Бога! – О.Пётр не отвечает. – Не Бог же зовёт тебя спасать всех. Тебя могут убить! А у меня один брат.

– Тебе ведь жалко голодающих, искалеченных, правда? – мягко спрашивает Адриан.

– Есть страны, в которых ещё первобытный строй. А в некоторых едят людей. Ты не можешь спасти несчастных всего мира! – Саша совсем не похожа на тихую и застенчивую девочку, с которой Магдалина дружит столько лет, чуть не кричит. – Я боюсь, я не могу объяснить…

– Саша права, каждому Богом задан свой урок. – Адриан удивлённо смотрит на неё, а Магдалина от страха смелеет: – Те, кто пытался взять на себя ответственность за всех, погибали. А Христос разве смог спасти всех? В одну и ту же минуту рождаются убийца и жертва, вор и даритель… И всегда идёт борьба. А любая борьба обязательно приводит… – С разбегу летит она в пропасть: Саша права, его могут убить! Под его подбадривающим взглядом продолжает говорить, но теперь еле собирая слова: – Я тоже не хочу, чтобы ты спасал весь мир. Разве твои отец и дед не борются со злом? Научить хоть немногих жить по заповедям… разве не в этом смысл жизни?

– Тебе не четырнадцать, – улыбается граф.

– Семена взошли, – шепчет она. Пытается проглотить слёзы, бормочет: – Вы сеяли, я услышала вас, только и всего.

– Поедем со мной учиться, – зовёт Адриан Григория. – Ты очень хочешь учиться!

– Ты слышал сестру и Сашу. Обе чувствуют: что-то происходит. А учиться смогу и здесь! Нельзя оставить их без защиты. Интуиция подсказывает: могу им понадобиться.

– Гриша прав: учиться можно и заочно. Не волнуйся, сынок, я помогу ему стать учителем. Он – учитель от Бога. По существу он вырастил и воспитал Магдалину, несмотря на небольшую разницу в возрасте.

– Саша, ты убедила меня. Обещаю тебе и Магде: не буду ввязываться в политическую борьбу, если меня лично не затронет, после университета вернусь к вам. Все станем учить детей! Ты этого хочешь? А ещё мечтаю создать театр. Представляешь, со всех сёл придут люди, чтобы услышать то, что мы с тобой любим! – Говорит Саше, смотрит на Магдалину.

– Сынок, пока ты учишься, я построю…

– Нет, отец, пусть это будет моё! Я тоже хочу хоть что-то создать сам. Пожалуйста, позволь мне.

– Решено! – улыбнулся граф. – Театр – твой ребёнок. Пойду, перескажу наши разговоры маме, скоро вернусь.

Очень скромен их граф и умеет встать на точку зрения другого.

– Сынок, благословляю тебя на учёбу. – Это были первые слова о. Петра за вечер. Он встал, положил руку на плечо Адриана. – Но помни, сынок, что сказали сестра и Магдалина. Они моложе, но мудры. Прости, мне пора, у меня неотложные дела.

После ухода графа и о. Петра долго молчали.

– А говорят: старших слушай! – сказал, наконец, Адриан. – Дожил: младшие указывают путь. Хочу стихов и песен. Можете побаловать меня перед отъездом?!

Странный был тот вечер. И странное раздвоение ощущала она. Весь мир для неё – Адриан. И глаз от него не оторвать! Но почему-то фон к их вкусному и острому сегодня застолью – Будимиров. Над застывшим на полу отцом и скорчившейся на диване матерью – его лицо. Он идёт по степи. Он – в чужом городе. Голодный, злой, бесстрашный. Никто в тот вечер о Будимирове не вспомнил. Только граф, как от боли, сморщился, когда она сказала «убийца и жертва». Но как-то связан Будимиров с этим их застольем.

Её детство, отрочество, ранняя юность – крепости и пещеры. Кони, несущиеся по степи. И мягкий свет над столом. Саша, брат, вернувшийся к ним граф. Адриан.

Почему же они, такие непохожие, такие несовместимые, – рядом: Будимиров и Адриан? И это «рядом» ползёт ледяной змеёй по хребту.

Они медленно идут с братом под звёздами своего доброго дома. И, как всегда, брат обнимает её зябнущие плечи. И в лунном свете его бледное лицо повёрнуто к ней.

– Не грусти, Магдуша, ты будешь с ним. Он предназначен тебе, ты – ему.

– Почему ты заговорил об этом?

– С той минуты, как он сел со мной за одну парту и стал делиться каждой мыслью, моя жизнь совершенно изменилась. Он как граф, как о. Пётр. И он любит тебя. До его возвращения я должен оберегать тебя и Сашу. Передам тебя в его руки и успокоюсь: ты в защите! А сам сделаю предложение Саше.

С первых слов Магдалина остановилась и с немым удивлением смотрела на брата. Она и не знала, что они так дружны. А брат рассказывал об их разговорах, планах, прогулках по степи.

– Ну, что ты молчишь? – спросил он.

– Спасибо, я рада, что ты остаёшься с нами, – пролепетала она, а хотела сказать «что вы так дружны». – Рада, что станешь учителем. Быть с детьми – оставаться всегда молодым.

– Похоже, ты тоже станешь учителем. Так?

Наконец она пришла в себя. Усмехнулась:

– Хочу до последнего часа оставаться молодой.

Звёзды и луна.

О.Пётр говорит: звёзды – живые. Раньше он был астрономом. Спросить: почему живые, почему ушёл из астрономов?

Глава вторая

Два года – большой срок, когда из девчонки превращаешься в девушку. Неделя – очень длинная, когда ждёшь письма. Оно приходит всегда в пятницу.

Два года – совсем немного, когда спешишь окончить четыре класса за два года.

По обыкновению, занимались за общим столом.

Вместе заниматься – это зачитывать друг другу важные или непонятные куски. Только теперь день ото дня брат на глазах превращался в учителя. Граф дал ему один класс. «Главное, не спеши, вместе с малышами спокойно учись», – напутствовал его. Брат и учится. И внешне сильно меняется. Во всём подражает графу: перестал сутулиться, улыбается. Даже на турнике стал подтягиваться: вдруг ученики попросят показать мускулы?

Они с братом всё любят делать вместе. Бабушка умерла, родители живут своей жизнью – трудятся на фабрике, потом бегут в другое село к парализованной сестре отца. Часто ночуют там, работают в огороде, чтобы обеспечить её едой на зиму.

Как-то Магдалина пошутила:

– Если б мы не родились братом и сестрой, составили бы образцовую семейную пару.

– А может, кто-то из нас – приёмный? – усмехнулся Григорий. – Просто родители нам не сказали об этом!

– Поэтому мы так похожи с тобой!

– Похожи?! Ты красавица, а я серый индивидуум.

– Не занимайся самоуничижением. Ты очень интересный, недаром Ира сохнет по тебе.

– Не понимаю!

– А ты и не замечаешь? Идём мы с тобой, Ира тут как тут: словно поджидает. Остановится и смотрит тебе вслед.

– Да ты что?! И как мне теперь быть? Чем помочь?

– Начнёшь проявлять внимание, больше запутаешься. Старайся не замечать. Она же не беспокоит тебя?!

– Жалко её. Она хорошая.

– Тут уж ничем не поможешь. Сказала, чтобы знал: ты у нас очень интересный, девушки засматриваются на тебя.

– Ведь я не виноват в этом, правда?

– Конечно, правда. Чего ты так растерялся?

В дверь постучали.

Пришла Марта.

Не спросила, знают ли они что-нибудь о её сыне. Просто переводила взгляд с одного на другого.

Они усадили её за стол пить чай, уверили:

– Сразу бы прибежали, если б услышали! – Магдалина обняла Марту. Та сморгнула слезу.

– Жив ли? Столько времени прошло! – И вдруг тихо спросила: – В кого он такой суровый и равнодушный, а?!

Они с Григорием промолчали. Разве неясно – в кого? О жестокости его отца и вспышках злобы знали все.

– От такого доброго… такого необыкновенного… – Марта переводит взгляд с одного на другого, – такой суровый!

Они с Григорием переглянулись: Марта сошла с ума?

– Обо всех печётся, всем готов помочь…

– Он же избивал и вас, и Бура…

– Кто?! – Она словно очнулась. Высвободилась из-под рук Магдалины, поёжилась, будто раздетая попала на мороз, хотя стояла щедрая теплом осень. – Спасибо, деточки, за ласку. Если услышите что, уж, пожалуйста, добегите до меня. А я всё-таки напишу в розыск. Да найдут ли? Столько времени прошло!

– Может, и найдут, если фамилию не сменил. Может, ещё и будет всё хорошо, Марта…

Недоумённо смотрели друг на друга. Но обсуждать её странные слова не стали, вернулись к прерванным занятиям.

Одно ясно: Будимиров пропал, и никто ничего не знает о нём. А Марта сорвалась. Срочно нужно придумать, как отвлечь.

Забегала к ним Саша. Она тоже пыталась сдать материал экстерном, но из-за того, что приходилось ухаживать за матерью, отставала от Магдалины на полгода. Сядет уютно, раскроет свои книжки, прозанимается пару часов и вдруг жалобно просит:

– Пойдём к нам попьём чайку!

Это значит – не выполнить намеченное на сегодня. Но и Магдалине хочется поговорить с графом. Она любит смотреть на него, слушать его. Адриан говорит – тоже вспыхивает как мальчишка. Слушать графа – слушать Адриана. Встретиться с графом – встретиться с Адрианом. И Магдалина идёт.

Адриан поступил работать. «Он – мужчина и сам должен заработать на театр», – объясняет Саша.

Дочитывать приходится ночью или рано утром. И следующий день – тяжёлый: Магдалина борется со сном.

За три года Адриан приехал однажды. Явился к ним ранним утром. Григорий собирал завтрак. Оба обернулись на шорох распахнувшейся двери. В проёме – граф, только много худее, без седых волос и морщин.

Никто ничего не сказал в это первое мгновение.

Григорий с Адрианом обнялись.

Не дыша смотрела Магдалина на склонившуюся к брату золотистую голову.

Адриан подошёл к ней, взял за руку, потянул к двери.

Шли и шли. Мимо фабрики. Мимо храма. Между деревьями.

Рука в руке.

Ещё год, и она закончит школу. И приедет к нему, и вот так, рука в руке, они будут всегда вместе. Выучатся, вместе вернутся домой, в школу.

Глаза. Губы. Запах солнца. Запах их речки. Всегда, когда она встречается с Адрианом, прежде ощущает вот этот детский запах солнца и речной воды.

Глава третья

Адриан приехал не один, с другом.

– Игнат будет создавать театр, – сказал за обедом. – Пока окончу университет, театр уже начнёт работать.

– Мы с Адрианом познакомились в театральной студии. Он играл Гамлета, я – его друга, – сказал Игнат. – Мы с ним оба сумасшедшие. Пишем пьесы по книгам и фактам истории.

– Почему вы всё время улыбаетесь? – неожиданно спросил Григорий, и в голосе его прозвучала напряжённость.

Магдалина подумала, Игнат обидится, а он тихо сказал:

– Я был мрачный субъект. Это всё он! – Кивнул на Адриана. – Взорвал, перекрутил, вытянул снова в жизнь. Жизнь – игра. Выиграешь? Проиграешь? Живу снова благодаря ему!

– От кого зависит выиграть или проиграть – от Бога или человека? – спросила Саша.

Игнат вскочил, поднял руки вверх на мгновение, покачнулся, словно сейчас упадёт, и встал перед Сашей на колени.

– Я прошу тебя стать моей женой!

– Это тоже игра? – спросила Магдалина, увидев лицо брата. – Жизнями тоже играете?

Игнат повернулся к Магдалине.

– Нет, Магдуша, – назвал её так, как звали близкие. – Не играю. В комнате Адриана в общежитии увидел это лицо. Она дарящая, как Адриан и граф. И ты с братом тоже. Адриан смотрел на тебя, я на Сашу, и мы всё могли: учиться, работать до изнеможения, играть в спектаклях, почти не спать. Мы высоко летали. Семьи у меня нет. Такими понятиями, как жена, не играют. Не с первого взгляда, Магдуша, это единственная моя жизнь.

– И Сашина?! – беспомощно пролепетала Магдалина, безоговорочно, сразу приняв в сердце этого человека. – Может, она уже любит кого-то?

– Я сама скажу. – Тоненькая, с косами на груди, Саша попросила: – Сядь, Игнат. – Подошла к отцу, обняла. – Мой отец – мой праздник. Мой учитель, – сказала чуть не шёпотом. – Чему он учит? Чтобы во мне было спокойно и чисто. Ты, Магда, захлебнулась от боли: Гиша! Но для меня, как и для тебя, он – брат. Я люблю его, как Адрюшу, как папу с мамой, как тебя. Вы моя единственная семья – все вместе и каждый по отдельности. – Саша стоит рядом с отцом и смотрит на Григория. – Прости меня, Гиша, что не сказала раньше. Игната знаю с первой его встречи с братом. Переписывались. Я согласна, Игнат, стать твоей женой. И вместе с тобой буду создавать театр. Университет закончу здесь, как Гиша. Я умею работать двадцать часов в сутки, мало спать. Только, пожалуйста, свадьбу сыграем завтра. Сегодня я очень устала. Ты согласен, Падрюша?

Граф встал и осторожно обнял дочь.

– Как я понимаю, ты благословляешь меня? – спросила Саша. – Теперь мы с Игнатом пойдём к маме и всё расскажем.

– С этого дня, сын, у тебя большая семья, дед, отец с матерью, два брата и сестра, – сказал граф Игнату.

Игнат постоял секунду у двери, словно в столбняке, и вышел следом за Сашей.

Когда тётя Алина просила для игры, танца выбрать пару, Саша и Магдалина всегда выбирали друг друга. Дуэтом читали стихи, пели песни. Магдалина думала: всё друг о друге знали.

Оказывается, не знала о главном. И как теперь жить Гише?

Тихо плакала она от саднящей боли за брата и беспомощности: Гиша – однолюб. Растерянно взглянула на Адриана: скажи, что делать. Он сказал о другом:

– Я бы, как Игнат, просил твоей руки, но мне учиться ещё два года. Не смогу оставить тебя одну. Не смогу пригласить к себе: заработал не все деньги для строительства.

– Сынок, я могу дать недостающую сумму.

– Мужчина не может жить за счёт отца.

– Это не точное утверждение. Всё наше с мамой – твоё и Сашино. Зачем мне деньги, если я не могу отдать их тебе? Я тоже хочу хоть что-то вложить в театр.

– Ты вложил в школу, фабрику, больницу, что мог. Теперь моя очередь.

Григорий встал и, как пьяный, пошёл к двери. Магдалина кинулась следом.

Она никак не попадала в ногу с братом. То большой шаг он сделает, то семенит, то спотыкается.

Вышли из села.

Вот и фабрика позади.

Григорий остановился, повернулся к ней.

– Это начало моего умирания, – сказал, давясь словами. – Ей было десять лет, я смотрел на неё и думал: «Бог послал мне сестру и Сашу». Жизнь пропала.

– Но мы же обе с тобой, обе преданы тебе! – лепетала она. – Просто у тебя теперь две сестры, ты богач. Разве обязательно жениться, если любишь? Саша любит тебя как брата.

– Ты, правда, не понимаешь? – спросил Григорий. – Ты хотела бы, чтобы Адриан был тебе только братом?

– Ни ты, ни я не знаем, будем ли мы вместе. Уже три года врозь. Но ведь разлука не мешает мне любить его! Это здесь. – Магдалина коснулась груди брата. – Мы не вместе, но мы всегда вместе! А ты будешь видеть Сашу каждый день! Саша любит Игната как мужчину. Что же теперь делать? Мы должны порадоваться за неё…

Григорий жадно слушал и жадно смотрел.

– Тебя любит как брата, – повторяет Магдалина. – Никто не сказал, какая любовь сильнее. Ты же меня любишь очень сильно, правда?

Он не подтвердил её слова, горько улыбнулся.

– Тебе нужно не учителем быть, а психиатром. – А когда уже подходили к селу, сказал: – Я люблю Бога, тебя, Сашу, графа и Адриана. Ты права, я богач. И клянусь: не женюсь никогда, буду жить для вас.

Теперь остановилась она.

– Нельзя, Гиша, так говорить. Ты гневишь судьбу. Бог знает, какой урок каждому выполнить за жизнь, – повторила то, что сказала у графа. – Суждено тебе жениться, женишься. Одно ясно: на Саше тебе жениться не надо, так хочет Бог.

Глава четвёртая

После свадьбы у всех них началась двойная жизнь.

Днём Магдалина, Григорий и Саша занимались (Тася полностью взяла уход за графиней на себя). Вечерами читали вслух пьесы, обсуждали, что будут ставить сначала, что во вторую очередь, что в третью.

Проект театра разработали вместе с Адрианом, но по ходу строительства требовались изменения. Каждое Игнат согласовывал с Адрианом по телефону и сам следил за работой. Время от времени приглашал графа и о. Петра осмотреть сделанное: что не так. Втроём ходили по стройке, говорили с рабочими, составляли списки необходимых материалов. А вечером Игнат любил отчитаться перед собравшимися на репетицию: «Из кирпича строим театр, потому что кирпич не горит, и летом будет прохладно, зимой тепло; около храма и фабрики строим, чтобы недалеко было идти после службы и работы». «Мы ведь все вместе строим, так?» – улыбался он до ушей.

На вечерние чтения приходило много людей: и те, кто желал стать артистами, и те, кто хотел просто послушать. Рассаживались за обеденным столом, кому не хватало места, пристраивались во втором ряду. Экземпляр текста приходился на двух человек. Игнату нравилась сама идея всё делать всем вместе. И нравилось подражать графу. Он словно каждому поверял свои мысли: хочет, чтобы люди заговорили стихами и языком хорошей прозы. В один из вечеров Игнат прочёл пьесу о патриархе большой семьи. Когда замолк, раздался мальчишеский голос: «Так ведь это наш граф!» И тут же откликнулся женский: «В точку попало!» В общий хор ворвался Игнат:

– А если мы все очень попросим вас сыграть моего героя?

Граф вспыхнул.

– Честно признаться, я в детстве хотел стать артистом. Да мой отец уговорил выбрать серьёзную профессию.

– Ну, вот я и виноват, – улыбнулся о. Пётр. – Дело-то совсем не так было. Ты хотел иметь пять профессий сразу! Или я придумал это? Чего смеёшься?

– Не придумал, отец.

– И что же вас сейчас останавливает? Почему бы ни попробовать? Сам Бог даёт возможность… И мы все хотим…

– Может, и в самом деле попробовать? – нерешительно сказал граф. Тут же возразил себе: – Но ведь вон сколько тут артистов!

– Для этой роли ни один не годится, только вы!

– Ответственность-то какая, детки! – сказал испуганно.

Все засмеялись.

– Не больше, чем учить нас, лечить и кормить…

Игнат посмеивался. В его планы входило – раздразнить людей. А сам спешил записать в тетрадку то, что заметил интересного. Каждого «цеплял на крючок»: завлекал задачей, которую может решить именно он. Григорию на ночь давал задание: развести мизансцены, ей – разработать психологию, разные планы ролей.

Саша глаз не спускала с мужа.

Сразу забеременев, ни на секунду не поставила себя в особое положение: с момента пробуждения и до провала в сон деятельна. Часто, как и Игнат, ни с того ни с сего начинает читать:

 
То жаворонок был, предвестник утра, —
Не соловей. Смотри, любовь моя, —
Завистливым лучом уж на востоке
Заря завесу облак прорезает.
Ночь тушит свечи: радостное утро
На цыпочках встаёт на горных кручах.
 

(Шекспир)

– Мне иногда кажется, Игнат сам всё это написал, – сказала как-то Саша. – Наваждение.

Граф так же восторженно смотрел на Игната, как дочь.

Все они без памяти влюбились в Игната. И Григорий.

И Игнат полюбил их всех. Особенно графа и о. Петра. Втягивал во все свои затеи, призывал в судьи: и в выборе пьес, и в отборе актёров, приходивших пробоваться на роли со всех сёл.

Когда сам Игнат успевал читать? Чуть не каждый день пересказывал им статьи, главы из книг. А однажды сказал:

– Хочу признаться и поставить все точки над «i»: пьеса о святом, ребятки, – моя. Судя по тому, что вы не раздраконили её, она имеет право на существование. Её написал здесь. А сегодня хочу прочитать первое действие той, что начал в университете. Если получилось, допишу. Нет, завяжу: больше никаких пьес! Поджилки трясутся: понравится или нет?

Конечно, понравится. Магдалина подалась к Игнату.

– Сначала – о ком и о чём. Мой главный герой – Любим. Мне нравятся значащие имена. У Любима младший брат – Джулиан. Поэт. Братья живут в обществе, где торжествует убийство. Я жил в таком… Вы-то счастливые, вашу жизнь определил необыкновенный человек. – Игнат поклонился графу. – Не только ваш, он и мой…

– Вот, Падрюша, что ты делаешь с людьми! – перебила мужа Саша. – Только бы ты долго жил!

Игнат стал рассказывать историю братьев. Прервал себя:

– Не знаю ещё, что с ними дальше. Пока они борются.

– Они победят! – воскликнула Саша. Сильно побледнела, словно эта история касалась лично её. – Они ведь победят, правда? Пожалуйста, пусть победят! – повторила. – Только не убивай их, пожалуйста!

Молодым граф построил дом почему-то рядом с Мартиным. Но они остались жить с родителями.

– Нам вполне хватает моей комнаты, мы же только спим в ней! Мы без тебя, Падрюша, не можем.

И после спектаклей всей гурьбой возвращались в дом графа.

Игнат дописал свою пьесу. Любим и Джулиан боролись с жестоким Властителем и победили.

Репетиции, спектакли, вечерние чаепития, невозможность расстаться на ночь… День, ещё день, месяц, ещё месяц.

Саша родила мальчика в одно из вечерних чаепитий. Назвала Любимом.

– Почему «Любим»? – удивился Игнат.

– Ты же сам придумал это имя! Мало ли как жизнь сложится, пусть в нашей семье живёт наш защитник. Может, когда-нибудь и спасёт всех?

Ни дня не отлёживалась. Продолжала сдавать экстерном экзамены, приходила и на репетиции – с сыном и Тасей, поручив графиню заботам Вероники. Тася укладывала Любима спать тут же, в зале, меняла пелёнки, отзывала Сашу, когда нужно было кормить. Сама глаз не сводила со сцены.

Любим рос в театре. Он рано заговорил.

Через два с половиной года Саша опять забеременела. И снова не пропускала ни репетиций, ни спектаклей.

Театр стал местом паломничества. Со всех сёл шли, ехали сюда люди. Не все спектакли получались удачными, и актёры порой не справлялись с ролями, и сами пьесы не всегда выбирались точно, но зрителям нравились: они хлопали, вскакивали с мест, подавали свои реплики, когда с чем-то были не согласны, долго не расходились и не отпускали участников.

Особенно бурно принимали пьесы Игната. Графа качали в фойе, с трудом артисты отнимали его. А после спектакля о братьях люди не хотели уходить: пришедшие из других сёл кричали «спасибо» и просили освободить их от деспотов.