Текст книги "Трон знания. Книга 3 (СИ)"
Автор книги: Такаббир Рауф
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)
– Я поддамся единственному мужчине. Я буду так сильно хотеть его, что боль перестанет быть болью.
Адэр отпустил Эйру, вцепился в ледяные перила:
– Толан приходил к тебе?
– Да.
– Теперь понятно, почему его не было в сауне. Что он хотел?
– Он ваш друг.
– Он пришёл не просто так.
– Он ваш друг.
– Он обещал тебе дворянство и титул, а потом место его фаворитки.
– Он ваш друг, – повторила Эйра, чётко выговаривая каждое слово.
Адэр похлопал ладонями по балюстраде:
– Понятно. Следующий вопрос: Иштар. Что между вами?
– Мне нечего сказать.
– Его геройство, его показная бравада – за ними он прячет свою мерзкую сущность. Ракшадского воина даже могила не исправит. Мужчина оценивается поступками, которые он совершает тайком. Не так, как Иштар. Надеюсь, ты понимаешь? Он даже встал на колено, преследуя свои мерзкие цели. А ты с ним сблизилась.
– Я выполняла ваш приказ.
– Ты же это несерьёзно?
– Как я могу относиться к приказам правителя несерьёзно?
– Брось, Эйра!
– Я выполняла ваш приказ, – повторила она и неуверенной походкой направилась к машине. На полдороге обернулась. – Всё…
Адэр едва успел подхватить её на руки.
***
Малика открыла глаза; Парень прошёлся шершавым языком по щеке. Медленно повернула голову. В кресле, придвинутом к кровати, сидел Адэр. Малика резко села – в висках застучали чугунные молотки – и, обхватив голову руками, откинулась на подушку.
– Ты в порядке? – спросил Адэр.
– Нет. Но беспокойство обо мне не входит в обязанности правителя.
– У тебя похмелье. Я прикажу принести вина.
– Только не вина.
– Тебе надо опохмелиться. Нам скоро выезжать.
– Мебо, – крикнула Малика и стиснула ладонями виски.
Страж принёс кружку. Облокотившись на колени и вдыхая еле уловимый запах трав, Адэр наблюдал, как Малика пьёт маленькими глотками какое-то снадобье. Через две минуты перед ним лежала женщина, которая вне всяких сомнений проспала много часов глубоким, здоровым сном.
– Похоже, климы разбираются в этом лучше меня, – сказал Адэр.
Скупо улыбнувшись, Мебо забрал кружку и удалился.
– Ярису Ларе не мешало бы с ними подружиться. – Малика села на край перины, поискала ногами тапочки. – Когда выезжаем?
– Как соберёшься. Я готов.
Накинув на плечи одеяло, Малика поднялась с кровати:
– Вы можете уйти?
– Эйра…
Она посмотрела на Адэра и в его глазах прочитала всё, что он хотел сказать.
– Не говорите ничего.
– На юге страны живёт мой друг. Его дом стоит в можжевеловой роще, на берегу озера. Оно никогда не замерзает. И по озеру круглый год плавают лебеди. Ты когда-нибудь видела лебедей? Сотни белых лебедей.
– Не продолжайте.
– Мы можем сесть в машину и уехать. Вдвоём. Никто не будет знать, где мы. Никто никогда не узнает.
– Зачем вы меня унижаете?
– Я проявляю к тебе уважение. Я прошу, когда могу просто взять.
– Не можете.
– История о проклятии – это сказка. Думаешь, я не понял? Твой народ придумал сказку, чтобы себя защитить. Чтобы прекратили охоту на морун. Если бы это было правдой, твои сёстры не прятались бы за Долиной Печали, они бы правили миром и сделали его другим. Каким его видишь ты. Но моруны ушли, потому что настоящий мир оказался сильнее. И если я прошу тебя уступить, а не беру то, что принадлежит мне по праву, я поступаю так лишь из уважения к тебе.
– Вы меня с кем-то перепутали, – сказала Малика и подошла к окну.
Перед гостиницей стояли автомобили. Водители протирали стёкла. Макидор перекладывал чемоданы в багажнике. Четыре дня, похожие на сон. Странный сон… Пора просыпаться.
– Эйра.
– Да, мой правитель.
– Знаешь, что ты вчера сделала?
Она грустно улыбнулась:
– Знаю. Напилась. И мне очень стыдно.
– Ты не представляешь, что ты сделала. Бумаги на столе, – проговорил Адэр и вышел из комнаты.
Малика достала письмо из первого конверта. Договор с Росьяром на поставку продовольствия с отсрочкой платежа на полгода. Во втором конверте находилось официальное обращение наследного принца к Совету Адэра с просьбой выделить двести квадратных миль под строительство города развлечений. Толан просил рассмотреть возможность покупки всех необходимых стройматериалов непосредственно в Грасс-Дэморе.
Часть 21
***
Подставляя лицо ветру и вдыхая аромат душистых трав, Хлыст шагал по колее, накатанной колёсами телег. Душа пела от радости – он спешил к семье.
После первого задания по очистке Ларжетая от воров, беспризорников и прочей нечисти Хлыста без передышки кидали из города в город. С Криксом он виделся всего несколько раз. Потом на условленные встречи стал приходить мрачный, как грозовая туча, связной. А после нового года Хлыст узнал, что Крикс Силар уже не командир стражей.
Новость обрадовала и огорчила одновременно. Наконец-то треклятый ублюдок, из-за которого Хлыст получил двадцать лет искупительных работ, слетел с пьедестала и, вероятнее всего, отправился патрулировать улицы, как обычный страж. А может, и вовсе остался не у дел и сейчас пасёт коров или копается на огороде. И всё же, каким бы паскудой ни был Крикс, он не дал Хлысту подохнуть в пещере, вытащил его из отказного бокса на асбестовой фабрике, обул, одел, выписал настоящий паспорт, сделал «мотылём» – наживкой для ловли воровской шантрапы, – и исправно платил за риск.
Встречаясь с мрачным связным, Хлыст расспрашивал о семье. Тот говорил, мол, не волнуйся, они под присмотром, передают привет и ждут своего кормильца летом в отпуск.
За восемь месяцев Хлыст не раз порывался всё бросить и проведать жену с детьми, и каждый раз отказывался от этой затеи. Причин было уйма. Сначала боялся, что где-то нечисто сработал, и за ним потянется «хвост». Потом решил накосить деньжат побольше, чтобы побаловать семью подарками и оставить кругленькую сумму на расходы. Затем из-за небывалых метелей и диких морозов пришлось задержаться на севере страны.
В начале ранней и настойчивой весны связной перевёл его в очередной город и сказал, что какое-то время будет занят, а потому придёт через пару недель. И душа застонала, потянула. Хлыст накупил гостинцев и на свой страх и риск отправился в путь.
Прошлым летом он не успел рассмотреть окрестности посёлка, где нашло пристанище его семейство. И теперь шёл через луга и рощицы, перебирался через мелководные речушки и мысленно благодарил треклятого Крикса. В приисковом селении, где раньше жила и невыносимо болела Таша, всегда дул пыльный ветер, землю выжигало безжалостное солнце, и вокруг на десятки миль не было ни единого деревца. Теперь его семья живёт в раю.
На рассвете Хлыст вышел из молодого ельника, стянул с головы кепку, вытер лицо. Впереди, между зелёными холмами раскинулся посёлок. Дома тонули в полупрозрачной дымке, но острые пики шатровых крыш уже вонзались в светлеющее небо. Стояла безмятежная тишина, какая бывает только в месте, освящённом добрыми делами.
Хлыст поправил на плече котомку и пошагал через огромную поляну, усеянную желтоголовыми одуванчиками. На краю поляны замешкался. Он никогда не дарил Таше цветов и не признавался ей в любви. Всегда считал, что телячьи нежности мужчине не к лицу. А сейчас вдруг захотелось застелить постель цветами и, пока детишки будут увлечены подарками, повалить жену на жёлтый мохнатый ковёр и прошептать ей на ухо, как сильно он её любит.
Посматривая то на посёлок, то на одуванчики, Хлыст топтался на месте. Незнакомое желание боролось со страхом выглядеть смешным. И проиграло. Прижимая ладонь к груди, Хлыст шёл вдоль домов, разглядывая окна. За одним из них спит его семья и не догадывается, какой счастливый день их ждёт.
Ворчливо закудахтали куры. Лениво затявкали собаки. Сонно замычала скотина. Послышался плач младенца. Где-то зазвенела колодезная цепь.
Сделав пятый круг по крайней улице, Хлыст остановился. Сердце приготовилось вылететь из груди. Небольшие домики походили друг на дружку: бревенчатые стены, окно, выходящее во двор, крылечко на три ступени, керосиновый фонарь над дверью.
– Кого ищешь, мил человек? – прозвучал надтреснутый голос.
Хлыст поправил повязку, прикрывающую пустую левую глазницу, натянул кепку на лоб и повернулся к старухе:
– Не подскажешь, где дом Таши?
Старуха сняла с плеча коромысло, поставила пустые вёдра на землю:
– Таши? А ты кто такой?
– Знакомый. Приятель её мужа.
– Приятель мужа?
Хлыст растянул губы в улыбке:
– Да. Мы вместе с ним работали в Викуне. Он остался, я привёз ей привет и гостинцы.
Старуха запрятала прядку волос под выцветший платок:
– У Таши есть муж? Она ничего не говорила.
Хлыст пожал плечами:
– Я не знаю, что сказать. – Посмотрел по сторонам. – Где её дом?
– За твоей спиной.
Хлыст обернулся. Окно закрыто ставней. На двери навесной замок. Во дворе, поросшем реденькой травой, ни единого следа.
Хлыст открыл калитку, подошёл к крыльцу. Помедлив, поднялся по ступеням. В ушах тягуче застучало: туф, туф…
– Таши нет, – сказала старуха.
– А где она?
– Её совсем нет.
Хлыст упёрся руками в дверь. Внутри всё сжалось в точку.
– А дети?
– И дети с ней.
Хлыст сел на крыльцо. На ветру покачивался розовый куст под окном. Над цветами гудели пчелы. В синем небе кружили белые голуби. Кругом такая красотища. В такой красоте нет места горю. Из глотки вырвался смех.
– Что ты мелешь, бабка?
Старуха пересекла дворик, уселась рядом с Хлыстом:
– Днём было тихо, солнечно, и враз налетело, закружило. Снег повалил, ни зги не видно. А тут ревёт корова и ревёт. Вечер ревёт, ночь ревёт. Мы утром пришли, а тут нет никого. У коровы вымя распёрло, еле спасли. К обеду пурга чуток утихла. Мы походили, поискали. Не нашли. Потом двое приехали. Один такой здоровый, кулак большой. Второй поменьше и попроще, волосёнки будто на солнце выгорели. Они и раньше приезжали. Я как-то спросила у Таши: «Кто такие?» Сказала: «Хорошие люди». Так вот, они приехали, подняли всех на ноги. Их неделю искали, всё без толку. А когда сугробы растаяли, нашли. Может, ходили куда или просто гуляли, их и замело. До посёлка рукой подать, они в пурге не разглядели. – Старуха вздохнула, погладила ладонями застиранный фартук. – Так и сидели на саночках, обнявшись. Мы не смогли разогнуть им руки, боялись кости сломать. Так и похоронили в обнимку. Вот такие дела, мил человек.
– Где… – Хлыст прокашлялся. – Где похоронили?
Старуха махнула поверх крыш:
– В берёзовой рощице, на пригорке.
– Покажешь?
– Сам найдёшь. На могиле три камушка.
– Почему три?
– Ну как же? – удивилась старуха. – Таша, дочурка Тоола и сынок Матин.
– А Тормун где?
– Тормун? Старшенький что ли? Так его нет давно. Как ушёл на заработки, так не появлялся. – Старуха сжала Хлысту колено. – Я принесу ключ от дома. Подождёшь?
Хлыст поднялся:
– Не надо. Это не мой дом.
Могила с тремя разными по величине камешками находилась на краю кладбища. Берёзы шелестели молодой листвой, сварливо щебетали птицы, по рыхлой, не успевшей затвердеть земле бегали муравьи. Хлыст бросил котомку, встал перед могилой на колени и раскинул руки.
Солнце доползло до зенита, покатилось к горизонту. Тени вытянулись, смешались с сумерками. Птицы умолкли, и всю ночь тишину нарушал только шёпот берёз.
На рассвете Хлыст вернулся к дому. Из сарая выкатил тележку, на которой Таша вывозила навоз из коровника. Возле колодца долго драил кузов, пока железо не засверкало на солнце. Под взглядами селян, высыпавших на крайнюю улицу, целый день сновал между поляной и кладбищем и не успокоился, пока не сорвал последний одуванчик. Могила превратилась в холм из жёлтых цветов.
Хлыст вытащил из котомки отрез материи и штапельный платок и подсунул под большой камень. Перед камнем поменьше положил альбом и цветные карандаши. Возле маленького камешка посадил куклу. Достал клетчатую рубашку. Немного подумав, спрятал обратно в котомку – старшего сына здесь нет.
Зарылся лицом в одуванчики:
– Люблю.
На закате дня стёр рукавом с лица жёлтую пыльцу и, уже отойдя от могилы, оглянулся:
– До скорой встречи.
Спустя некоторое время Хлыст добрался до Рашора. В этом большом городе на востоке страны он ни разу не был, но слышал в искупительном поселении от приятеля, что если хочешь «раствориться» – лучшего места не найти. И действительно, часть города занимали «муравейники» – рабочие районы и кварталы для бедноты – с множеством пустырей, заброшенных строений и проходных дворов. А если на хвост подсядут стражи, всегда можно скрыться в Ведьмином парке – так назывался дремучий лес в окрестностях Рашора.
Простояв целый день в подворотне, Хлыст понял, что в городе произошло нечто серьёзное – по улице то и дело вышагивали стражи порядка и выборочно проверяли у прохожих документы. Немного подумав, решил убраться подальше от неприятностей. Но тут по тротуарам побежали мальчишки – продавцы газет, – выкрикивая последние новости из вечернего выпуска.
Хлыст купил газету, присел на лавочку возле парикмахерской. У дворянина, проживающего в элитном квартале, месяц назад кто-то выкрал сына и запросил выкуп. Вместо того чтобы вызволять сынулю, папашка торгуется с похитителями. А те вдруг ни с того ни с сего повелись на переговоры. Интересный расклад получается.
Хлыст изогнул губы. Появился шанс вновь стать кем-то. Надо лишь узнать, как стороны обмениваются письмами (об этом газеты умалчивали) и вычислить, где прячется братва.
На выяснение способа передачи посланий много времени не потребовалось. Каждый день в одно и то же время из дома дворянина выходила служанка. Шла на блошиный рынок (мир неограниченных возможностей), бродила между рядами скупщиков старья. За ней по пятам следовали стражи в штатском (их только дурак не раскусит).
Кругом толкались люди, звякали подержанной посудой, нахваливали поношенные вещи, зажигали керосиновые лампы, рассматривали потемневшие зеркала. Жестикулируя и горячо торгуясь, покупатели и продавцы успевали награждать подзатыльниками шумных чумазых мальчишек.
Выйдя за ворота рынка и завернув за угол, служанка с изумлённым видом доставала из сумочки или из кармана конверт и отдавала стражам. Пару раз вытаскивала письмо из-за пазухи. И тогда смотреть на неё было смешно – лицо шло пятнами, губы белели, молодая женщина еле стояла на ногах. Немудрено – она даже не почувствовала, как кто-то залез ей под кофточку. Видимо, послания похитителям она передавала таким же способом – прятала в сумочку и ходила между рядами.
Хлыст сразу сообразил, что в деле с похищением дворянского сына были замешаны щипачи – высшая каста воров-карманников. Они, как правило, обладают хорошей выдержкой и виртуозно владеют пальцами. Профессионального щипача практически нельзя поймать на горячем.
Ещё пару дней Хлыст раздумывал. Почему блюстители закона до сих пор не схватили похитителей? Неужели с мозгами у стражей действительно туго? Ведь щипачи – единственное сильное звено в слабенькой преступной цепи.
Хлыст мог бы и сам вычислить карманника, если бы не его приметная внешность – длинный, худой, сутулый, на глазнице повязка, лицо в шрамах. С такой внешностью даже за спинами стражей идти опасно. И время терять не хотелось – а вдруг братва согласится на горстку монет, выкинет заложника где-нибудь в пригороде, затаится и неизвестно когда вылезет из нор.
Хлыст быстро сообразил, что ему не обойтись без беспризорников – незаменимых помощников, когда надо что-то пронюхать или за кем-то проследить. Снял на окраине города дом, больше похожий на полуразрушенный сарай. Собрал вокруг себя ораву шустрых пацанов, наобещал им с три короба и несколько дней, не выходя на улицу, получал отчеты: куда пошли люди, которые тёрлись рядом со служанкой на рынке. Притом беспризорники сразу отметали стариков, старушек и тех, у кого мясистые пальцы.
Список маршрутов и конечных адресов получился огромным. Здесь пришлось подключить интуицию и логику. Как ведёт себя человек, зная, что в его кармане лежит не просто послание – там лежит приговор к пожизненному заключению? Щипач поспешит избавиться от письма как можно быстрее. Конечно же, он не пойдет с ним в булочную и не станет полчаса болтать во дворе с соседом, и уж точно не отправится прямиком к похитителям.
Хлыст пригрел у себя с дюжину самых пронырливых мальчишек, дал им новое задание и вскоре стоял перед сапожной мастерской. Глядя на табличку «Закрыто. Сапожник болен», постучал в дверь. Никто не открыл. Оно и понятно – сапожник, он же скупщик стоптанных башмаков, он же щипач, толкается на рынке. Письмá дворянина при нём, конечно, не окажется. Он передал его по цепи. А если расчёты оказались неверными, Хлыст придумает, как уйти, не вызвав подозрений. Однако внутри засела твёрдая уверенность, что он не ошибся.
Хлыст сел на приступок. Притворяясь спящим, слушал перебранку жильцов барака. Возле колонки баба полоскала бельё в корыте. За столиком в тени деревьев шпана резалась в карты.
– Кого ждёшь? – прозвучал гнусавый голос.
Хлыст лениво сдвинул кепку с глаз, посмотрел на человека в косоворотке и запылённых штанах:
– Сапожника.
Человек засунул руки в карманы:
– Здесь написано: «Сапожник болен». Читать не умеешь?
– Неудачный день? – спросил Хлыст.
– С чего ты взял?
– Целый день протолкался на рынке, а пришёл без обуви. Или обувь – не главное? Много сегодня нащипал?
– Ты кто такой?
– Присядь. Побазарим.
Человек сплюнул через губу:
– Да пошёл ты!
– Я-то уйду. Но двое моих пастухов с твоим сынишкой ловят бабочек в Ведьмином парке. Двое сидят на завалинке дома твоего отца. Двое наблюдают, как твоя жена поливает огород. А трое здесь. Следят за нами. И если я встану, они разлетятся в три разные стороны. Уже решил, куда побежишь в первую очередь?
Человек быстро посмотрел вокруг, чуть дольше задержал взгляд на картёжниках, сел рядом:
– Кто-то из твоих налез? Так я верну. Скажи – сколько.
Хлыст еле сдержал улыбку. Он не ошибся.
– Покажи руки.
– Зачем?
– Покажи.
Человек вытащил руки из карманов. Пальцы длинные, тонкие.
– Целые, – сказал Хлыст. – Мои братки сразу пальцы ломают.
– Чего тогда надо?
– Устрой мне встречу с «батей».
– Я не знаю никакого бати.
Хлыст упёрся ладонями в приступок:
– Ладно. Ничего у нас с тобой не выйдет.
– Постой, постой – торопливо прогнусавил человек. – Какой именно батя тебе нужен?
– Сколько их в городе?
– Четверо.
Хлыст постучал кулаками по коленям:
– Здорово. Ещё как здорово! – Заложил руки за голову, потянулся. – У кого дворянский сынок?
Человек замотал головой:
– Не, к нему не поведу.
– Чего так?
– Он с нашим братухой не в ладах.
– А ты, значит, в ладах.
Человек заметно напрягся:
– С чего ты взял?
– Малявы передаёшь? Передаёшь. Значит, в ладах.
Человек смахнул с виска струйку пота:
– Я скажу, как его найти, а сам светиться не буду.
– Ладно, – сказал Хлыст и встал. – Я ухожу, а ты разрывайся на три части и беги в разные стороны.
Через час Хлыст и щипач вошли в заплёванную подворотню, пересекли безлюдный двор, окружённый двухэтажными деревянными домами. Поднялись по наружной скрипучей лестнице на второй этаж одного из строений. Щипач попросил подождать и скрылся за дверью. Хлыст облокотился на перила. Скользнул взглядом по окнам соседних домов. Там качнулась занавеска, там показалось и пропало лицо. На балкончике в кресло-качалку уселся старик. В подворотне мелькнули тени. Хлыст повернулся к двери. Его впустят – в этом сомнений не было, – а вот выйдет ли он оттуда живым?
На пороге возник детина, жестом позвал за собой. Хлыст пошагал по запутанным коридорам, спустился по длинной зигзагообразной лестнице, и оказался в полуподвальной комнате с грязными окнами, наполовину утопленными в землю.
За столом, заставленным грязными тарелками и пустыми бутылками, сидели трое. Ещё четверо примостились на подоконниках. Двое лежали на рваных матрацах, брошенных на дощатый пол.
Возле двери стоял, комкая низ косоворотки, щипач.
– Он просил… – начал он и не успел договорить.
Хлыст обхватил его шею, резко рванул назад. Раздался хруст, и карманник повалился к его ногам. Братва не пошевелилась.
– Какого хрена? – прошипел кто-то.
– Сукам не место в честнóй компании, – сказал Хлыст и вытер ладони о штаны. – Меня зовут Хлыст. Хочу говорить с главным.
– Говори, – прозвучало от окна.
Хлыст посмотрел на смазливого юнца:
– Уж точно не с тобой. – Уставился на троих за столом. – Я пришёл помочь вам выбраться из задницы.
Братки переглянулись.
– С чего ты взял, что мы в заднице? – спросил невзрачный пожилой человек, буравя Хлыста взглядом.
– Я вычислил вас за неделю. Я умный?
– Предположим.
– Вы пошли на серьёзное дело и сплоховали. Сколько вы запросили за парня? Пятьсот моров? Тысячу? И сколько вам сейчас дают? Сто? Ваш парень проел больше.
Братки вновь переглянулись.
– Значит, я не ошибся: вы в глубокой заднице. Скоро над вами будет смеяться весь город. Представляю, как порадуются ваши кореша. – Хлыст пнул носком башмака тело карманника. – Которые вам совсем не кореша. Я знаю, как закруглить гнилое дело, а потом легко срубить в пять, а то и в десять раз больше.
Мужчина средних лет поднялся с матраца, застегнул мятую рубаху, подсел к столу:
– Рокса! Поди сюда!
Из двери, ведущей в смежную комнату, появилась девушка.
– Приготовь что-нибудь пожрать, – велел ей мужчина. Пригладил ладонью спутанные волосы и повернулся к Хлысту. – Давай-ка сначала. Ты кто?
– Хлыст.
– Это мы слышали. Чем промышляешь?
– Ничем.
– А как живёшь?
– Просто живу. День ото дня.
Человек взял бутылку, посмотрел на свет. Пусто. Вновь уставился на Хлыста:
– Откуда прибыл?
– Там меня уже нет.
– Не, братан, – произнёс пожилой мужчина. – Это не разговор.
– Это мотыль, – сказал смазливый юнец. – Его стражи подослали.
– Я не мотыль!
– Чем докажешь?
Недолго думая, Хлыст снял кепку, стянул с глазницы повязку, скинул башмаки и разделся догола. Раскинув руки, повернулся вокруг себя. Тело, изуродованное шрамами и рубцами, ноги с искалеченными коленями и вывернутыми пальцами, яма вместо глаза, закрытая слипшимися веками, не по возрасту седые пакли.
– Ещё доказательства нужны?
Рано утром дворники дружной толпой пришли в городской парк. Разбрелись по аллеям. Зашуршали по дорожкам мётлы. Забряцали вёдра. Вдруг раздался истошный крик. Вскоре стражи оцепили парк. На центральной площади на столбе с часами висел труп подростка, похищенного месяц назад из двора собственного дома. К его рубашке была пришпилена картонка с надписью «Спасибо, папа!»
Часть 22
***
Передо мной закрыта дверь.
Касаюсь тихо, осторожно.
А сердце бьётся так тревожно:
Тебе не нужен я теперь.
С надрывом стонет тишина.
Перед глазами мир в тумане.
И солнце тонет в океане.
Открыта дверь. За ней стена.
Раздался стук. Вилар отложил ручку, спрятал блокнот в стол.
В гостиную вошёл Йола:
– Можно?
– Конечно, можно. – Вилар с трудом выбрался из кресла и принялся освобождать от чертежей один из стульев. – Прости. Я никого не ждал.
– Не суетись, – проговорил старик. – Я на минутку.
Вилар присел на краешек стола:
– Слушаю тебя, Йола.
Старик молчал. Его выцветшие глаза цвета морской волны, белый платок, стягивающий седые волосы, просторная рубаха и широкие штаны вызывали тоскливые воспоминания. Таким Вилар увидел главного старейшину ориентов, когда очнулся после падения с обрыва. В ту пору он не верил, что морской народ существует на самом деле, хотя читал о нём, когда изучал архив Порубежья.
Это было давно. Сейчас Вилар уже не помнил, какие документы использовал в курсовой работе по истории, но не забыл, как откладывал в стопку «Фольклор» пожелтевшие бумаги, составленные со слов очевидцев. В эту же стопку попали повествования о климах, ветонах и морунах. По сути, весь архив, вывезенный из Порубежья, был сказкой – рассказы давно умерших людей, написанные рукой подслеповатого летописца.
Курсовая работа получила низший балл за достоверность и высший балл за оригинальность. Сейчас бы Вилар поспорил с преподавателем университета, а восемь лет назад он сжёг свой труд в камине и пообещал себе, что больше никогда не будет опираться на домыслы очевидцев. Теперь очевидцем был он сам. Перед ним стоял представитель исчезнувшей цивилизации, к которой Вилар некогда отнёс все древние народы Порубежья.
Йола продолжал молчать. Не похоже, что он пришёл на минутку.
Желая чем-то заполнить неловкую паузу, Вилар проговорил:
– Я рад, что правитель пригласил тебя на день рождения.
– И я рад.
– Костюм уже подготовил?
Йола оттянул низ рубахи:
– Да. Постирал. Перед праздником ещё раз постираю. – И вновь умолк.
Не зная, как выпроводить нежданного гостя, Вилар принялся перекладывать на столе бумаги.
– До бала две недели. Чем займёшься?
– Тобой, – ответил старик.
Вилар улыбнулся:
– Мной?
– Ложись.
– Я чувствую себя прекрасно.
– Йола стар, но не слеп.
– Все хорошо, Йола. Ты зря беспокоишься.
– Голова болит? – спросил старик.
Вилар пожал плечами:
– Редко.
– Неправда. А утром тяжело встать.
– Нет, – спокойно произнёс Вилар и внутренне содрогнулся, вспомнив, скольких усилий ему стоит опустить ноги с постели на пол.
– Я хочу посмотреть твою спину, – настойчиво произнёс Йола.
Вилар провёл старика в спальню. Неторопливо разделся и улёгся на кровать. Прикосновение костлявых пальцев вызвало жгучую боль.
– Не дави так сильно.
– Я не давлю.
– У тебя похудели пальцы, – проворчал Вилар, но очередная вспышка боли заставила его закусить уголок подушки.
– Потерпи, – пробормотал Йола, продолжая ощупывать спину.
– Хватит! – взмолился Вилар. – Меня тошнит.
– Сколько дней можешь лежать?
Внутри все похолодело.
– В смысле – сколько дней?
– Я поправлю. Но надо лежать. Несколько дней. Пять, семь. Лучше десять.
Вилар рассмеялся и попытался легко подняться. Движения получились скованными, осторожными.
– Скоро будет хуже, – произнёс Йола.
– Я не могу валяться в постели.
– Скоро ты ничего не сможешь.
– У меня так уже было, – солгал Вилар. – Потом всё прошло. И сейчас пройдёт.
– Ты хочешь стать инвалидом?
– Накопилось много дел, Йола, – проговорил Вилар, одеваясь. – Через неделю заседание Совета. Советникам нельзя пропускать заседания.
– Я поговорю с правителем. Он разрешит.
Вилар сел на край кровати, скрестил на груди руки:
– Давай выясним с тобой одну вещь. Ты мой врач?
– Я не врач.
– Йола! Если ты лечишь меня, значит, ты мой врач, доктор, лекарь. А я твой пациент. Или это не так?
Немного подумав, старик ответил:
– Так.
– Выяснили. Следующее. Есть понятие «врачебная тайна». Это значит, что врачу запрещено сообщать третьим лицам информацию о состоянии здоровья пациента.
Йола вытянул шею:
– Чего?
– Ты не можешь говорить о моём здоровье с кем-то, кроме меня. Ни с кем не можешь. Иначе я перестану тебе доверять и откажусь от твоей помощи. Пусть моя болезнь будет нашей тайной. Хорошо?
– Все видят, что ты болен.
Вилар резко встал:
– Никто не видит! – Избегая смотреть на старика, вытер со лба пот. – После бала я твой. Договорились?
– Тебе нельзя танцевать.
– Не буду, – заверил Вилар.
– А потом пойдём к морскому народу. На месяц.
– Ты же сказал, достаточно десяти дней.
– Я ошибся. Десять дней мало.
– Месяц – слишком много.
– У тебя есть причина, – упорствовал старик.
– А что я скажу правителю?
– Правду.
Вилар вернулся в гостиную, уселся в кресло.
– Ты пойдёшь со мной? – не сдавался Йола.
– Не знаю.
– Я не врач. Я старейшина ориентов. И я иду к правителю. – Йола направился к двери.
– Хорошо, – произнёс Вилар. – Но месяц! Что я буду делать?
– Лечиться, – сказал старик и, выйдя из гостиной, захлопнул дверь.
Вилар взял карандаш, придвинул к себе карту и обхватил лоб ладонями. Йола прав. Надо заняться здоровьем. Сколько можно бояться, что любое неловкое движение вынудит его скривиться от боли у всех на глазах.
Достал из ящика обезболивающую настойку. Вилар купил её в Ларжетае. Рецепта не было, пришлось воспользоваться своим положением. Посмотрел бутылочку из тёмного стекла на свет – настойки осталось на два приёма – и спрятал в ящик. Вдруг до бала не получится съездить в столицу.
***
Малика перестала бывать в кабинете Адэра. Их пути не пересекались ни в коридорах, ни на аллеях сада. Их взгляды ни разу не встретились на заседаниях Совета. Вилар в замке появлялся редко и, как Адэр, избегал встреч с Маликой наедине. Она стала им не нужна…
Дни проходили в поездках по селениям, ночи пролетали в постоялых дворах. Иногда появлялась мысль: «А если не вернуться – кто-то заметит?» Заметит. Мун. Малика не могла бросить человека, который посвятил ей свою жизнь. И взять с собой не могла. Она боялась, что следующий её приступ окажется последним, и Мун останется один среди чужих ему людей. Ориенты его так и не признали. Морунам он не нужен. В Ларжетае старик не найдёт работу, тем более что после плавания на шхуне он заметно сдал. Вельма его не выгонит, но Мун не согласится быть иждивенцем.
Месяц назад в замке объявилась Йашуа. После ювелирных торгов дела у неё пошли в гору. Красивая девушка с низким голосом и необычным именем стала самым популярным в столице организатором праздников и торжеств. Адэр назначил её распорядителем бала. Малика об этом узнала случайно, столкнувшись с ней в холле. Девушка обрадовалась, а Малика еле сдержалась, чтобы не развернуться и не уйти молча. Хотя разговор получился тёплым, Йашуа что-то почувствовала и больше не попадалась на глаза.
Сегодня она впервые пришла к Малике в кабинет. Принесла список гостей и документ о правилах поведения на балу. Пока Малика читала, Йашуа заметно нервничала: сидя на краешке стула, теребила поясок и разглядывала подол пёстрого платья.
Малика отложила бумаги:
– Я не могу прийти на бал одна?
– Не я придумала правила. Честно.
– Я тебя не виню.
– Ты можешь выбрать Йола, но тогда в Мраморном зале ты будешь стоять с простолюдинами. И будешь сидеть с ними за отдельным столом. Можешь выбрать маркиза Бархата. Если хочешь, я поговорю с ним.
– Не хочу.
– У Эша больна жена. Если она не выздоровеет до бала…
– Адэр вводит придворный этикет? – перебила Малика.
– Не в этом дело. Женщине одной приходить неприлично.
– Кто так решил?
– Это же не просто вечеринка, на которой собирается тесный круг родственников и приятелей.
– А если у женщины никого нет?
– Я всё понимаю.
– Нет. Не понимаешь, – отрезала Малика.
– Поверь, я на твоей стороне. Но представь: все придут парами, а ты одна. Как ты будешь себя чувствовать? Мне было бы неуютно.
– Кто твой кавалер?
– Малика, я распорядитель. Меня это правило не касается. – Йашуа виновато улыбнулась. – Есть ещё князь Дамир Плутай. Друг правителя. Помнишь его?
– Помню.
– Он приезжает через неделю. Один. Давай подождём. Может, он предложит тебе стать его дамой.
Малика придвинула к себе список гостей:
– Моим кавалером будет… Иштар.
Йашуа вздёрнула брови:
– Иштар?
Малика кивнула.
– Тот самый Иштар Гарпи? – уточнила Йашуа.
– Тот самый.
– Малика, ты что-то путаешь. Среди приглашённых его нет.