Текст книги "Крик души"
Автор книги: Сьюзен Льюис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)
– На полпроцента, – уточнил Дэнни.
– Очевидно, и папа несет убытки, – сказала Никки. – По крайней мере, так утверждает мать. Возможно, она просто пыталась вызвать во мне чувство вины. Как бы там ни было, у него столько денег, что он, наверное, даже не заметит, если потеряет какую-то часть.
– Многие сейчас страдают, – мрачно добавил Дэнни. – У них забирают дома и…
– Эй, ребята, будет вам, – воскликнул Спенс, протянув к ним руки. – Я только что выложил вам просто фантастические новости, а вы вываливаете на меня сведения о резком спаде рынка и падении курса акций. Всё потеряли не все. Еще много наличных осталось, и если мне удастся провернуть это дело, есть шанс, что какая-то их часть может попасть и в наш карман.
– Ты еще не рассказал ей о Дэвиде, – напомнила ему Кристин.
– Я как раз собирался это сделать, – уверил ее Спенс. – Никки, меня и Дэвида нанимают вместе, как команду. Очевидно, Дрейка так впечатлила работа оператора в «Распрощавшихся с ночью», что он хочет нанять нас обоих на вторую часть.
Глаза Никки искрились от радости, когда она повернулась к Дэвиду.
– Крис Дойл, отойди в сторону, – заявил Дэвид, подразумевая одного из ведущих кинооператоров в мире, – твое место занимает Адани.
– Шути, сколько хочешь, – заметила Кристин, – но ты такой же гениальный, как Дойл.
– Да, точно, – засмеялся Дэвид. – Это ведь моя подруга говорит. Ничего личного.
– Так все говорят, – возразила она. – И не забудь об остальных, когда ваши имена будут сиять на афишах, потому что мы тоже хотим участвовать.
– Эй, детка, – произнес Спенс, растягивая слова и блестяще копируя ленивый говор кинорежиссера, – куда бы я ни пошел, ты пойдешь со мной, ясно? Ты – моя первая леди.
– Кх, кх, – прокашлялась Никки.
– На экране, – торопливо добавил он, заставив всех рассмеяться. Затем, уткнувшись лицом в шею Никки, он положил руку ей на живот и прошептал: – Я сделаю так, что наш ребенок будет гордиться нами. Он появится на свет с Оскаром в каждой руке, а большой, жирный, сумасшедший чек будет служить ему памперсом.
Улыбаясь, она спросила:
– Что заставляет тебя думать, что это мальчик?
– Шестое чувство; но я совсем не против, если родится девочка и будет похожа на тебя… Ладно, сколько счастья может свалиться на одного простого парня?
Когда Кристин и Дэнни начали играть на воображаемых скрипках, а Дэвид – напевать глупую любовную песенку, дверь в кухню распахнулась и на пороге появилась миссис Адани: светящаяся широкая улыбка и присыпанные куркумой щеки. Хотя ей было уже под пятьдесят, она все еще оставалась очень красивой женщиной, с темными миндалевидными глазами, восхитительно полными губами и осанкой манипурской танцовщицы. Однако засыпанный мукой передник, растрепанные волосы и лукаво блестящие глаза говорили о том, что она целиком земная женщина.
– Господи, это ведь сама Мадхур Джеффри, – поддразнил ее Спенс.
– Ха! Куда ей! – насмешливо парировала миссис Адани. – Ах, Никки, дорогая, ты уже вернулась. Чудесно. Проголодалась? У нас сегодня великолепный ужин в честь праздника Наваратри: в переводе это означает «девять ночей», он символизирует начало осени. Дэвид, мальчик мой, я просила тебя убрать со стола, а он до сих пор завален твоими компьютерами.
– Уже убираю! – прокричал Дэвид, вскакивая на ноги, несмотря на то что именно его компьютер и все остальное оборудование как раз находились в отдельной нише рядом с камином и не занимали ни единого сантиметра стола.
Пройдя мимо сына по пути в гостиную, миссис Адани взяла руки Никки в свои и легонько пожала их.
– Как прошла встреча с родителями? – вежливо спросила она.
Никки скорчила гримасу:
– Похоже, они вычеркнули меня из своей жизни.
На очаровательное личико миссис А. легла тень сожаления.
– Как грустно, – заметила она. – Но я уверена, что все наладится, когда родится ребенок. Знаешь, дети замечательно помогают расставить приоритеты и прояснить будущее.
Никки улыбнулась. Поскольку мать Дэвида была патронажной сестрой и повидала на своем веку очень много самых разных семейных ссор, она была, скорее всего, права. Никки нравилось думать так, несмотря на то что пока она была не готова простить родителей.
– Который час? – проворчала Никки, перекатившись на спину, когда Спенс сел в кровати, дернул за шнурок выключателя и яркий свет залил комнату.
– Без четверти семь, – прошептал он. – Спи дальше.
– Чего ты так рано? – пробормотала она, не открывая глаз.
– Хочу успеть на восьмичасовой поезд, – объяснил он, вставая с кровати.
Никки наморщила носик. Она не помнила, чтобы он сегодня куда-то собирался.
– Я говорил тебе вчера вечером, – пояснил он, присев на край кровати. – Я встречаюсь с агентом, Филиппой Сойер. Она отвезет меня на площадку, чтобы я провел какое-то время с Дрейком, просмотрел сценарий и отснятый материал, прежде чем начать предварительную подготовку к следующему уикэнду.
– А… – пробормотала она, спрашивая себя, о чем она думала, когда он сообщал ей это. – Дэвид едет с тобой?
– Нет, не сейчас.
– М-м, – пробормотала она. – А когда ты вернешься?
– Поздно. Дрейк сегодня вечером выступает в БАФТА[1]1
Британская академия кино и телевизионных искусств. (Примеч. перев.)
[Закрыть], и Филиппа прислала мне билет.
– Круто. Никогда не знаешь, кого там можно встретить.
Он улыбнулся, явно обрадованный, что она не против.
– И мне сделали скидку в сто фунтов от полной цены; это вообще здорово, – добавил он.
Никки растерянно заморгала.
– И какая же была полная цена? – спросила она.
– Двести, но я заплачу только сотню. Конечно, это значит, что я опять превышу лимит на кредитке, но когда я в него укладывался?
Не зная, что на это ответить, она провела рукой по его волосам и с любовью посмотрела ему в глаза.
– Как босс сегодня утром? – спросил он, отбрасывая одеяло, чтобы поцеловать полоску тела, выглядывавшую между рубашкой и штанами ее пижамы.
– Все еще спит, – улыбнулась она и, продрогнув, натянула пуховое одеяло. Затем, устраиваясь поуютнее, попросила: – Позвони, когда доберешься до Лондона. Скажешь, как все идет, хорошо?
– Обязательно, – пообещал он и взлохматил ей волосы. Затем он потянул за шнурок выключателя, висящий над кроватью, и, оставив ее в темноте, пошел принимать душ.
Когда Никки наконец снова проснулась, было уже девять часов. Поняв, что не помнит, как Спенс вернулся из ванной и как потом ушел, она улыбнулась, представив, как он в поисках одежды ходит на цыпочках, чтобы ее не разбудить.
– О, наконец-то! – воскликнул Дэнни, просунув голову в дверь. – Я уже начал думать, что ты никогда не проснешься. Как самочувствие?
– Хорошо, – ответила Никки, хотя у нее немного закружилась голова, когда она попыталась сесть. – Правда, я не спала полночи.
Дэнни скорчил гримасу.
– Ребенок или родители? – спросил он, войдя и присев на кровать.
Никки вздохнула.
– Думаю, и то, и другое. Нет-нет, ребенок не толкался, он вообще ничего не делал; просто я люблю лежать в темноте и представлять, каково это – наконец-то держать его на руках… или ее, – она зевнула и потянулась. – Ты сегодня работаешь? – спросила она.
– Да. У меня смена на «Индепендент телевижн», но до часу дня я свободен и подумал, что могу составить тебе компанию и сходить поплавать, если ты пойдешь.
Настроение у Никки улучшилось.
– Прекрасно! – воскликнула она, подавив второй зевок. – Где остальные?
– Дэвид пошел собрать немного «гласа народа» для блога, а Кристин поехала на поезде вместе со Спенсом.
Никки нахмурилась.
– Она тоже поехала в Лондон? – спросила она, не припоминая, чтобы Спенс ей об этом говорил.
– Очевидно, Спенс хочет познакомить ее с Филиппой Сойер, потому что кто-то в ее агентстве ищет и актеров. Когда они уходили, то болтали о том, что, возможно, для Кристин найдется маленькая роль в фильме, – он пожал плечами. – Никогда нельзя знать наверняка; думаю, это возможно.
На лице Никки радости не было.
– Здорово, если так выйдет, – тем не менее сказала она. Почувствовав на себе взгляд Дэнни, она встретилась с ним глазами, зная, что иногда он видит ее насквозь. Не то чтобы она не любила Кристин, но временами жалела, что Дэвид привел ее в их группу. С другой стороны, она чувствовала жалость к Кристин, по крайней мере, когда они учились в университете, поскольку другие студентки откровенно игнорировали ее: не из-за красоты, а потому, что она бывала слишком эгоцентричной. Как только Никки по-настоящему узнала Кристин, то обнаружила, что та действительно могла быть занозой в заднице. Но у нее были и хорошие качества; а поскольку Спенс, с которым Никки встречалась уже около года, очень хотел работать с Дэвидом, ей ничего иного не оставалось, кроме как попытаться дружить с Кристин.
– Если ей хоть немного повезет, – пробормотал Дэнни, – они предложат ей сняться в «Истэндерах», и ей придется переехать в Лондон. Или еще лучше в «Холлиоксе»[2]2
«Истэндеры», «Холлиокс» – популярные британские телесериалы.
[Закрыть].
Никки хихикнула.
– Да, но тогда, скорее всего, уедет и Дэвид, – напомнила она ему. – Не думаю, что нам это понравится.
Дэнни передернуло.
– Ни в коем случае, – согласился он. – Только вот, похоже, они уже не так близки, по крайней мере, мне так кажется. А ты как считаешь?
Никки сжала его ладонь и ответила:
– Если их чувства и правда поостыли, то все, что я могу сказать, – надеюсь, она не начнет снова подбивать клинья к Спенсу. Я была просто в шоке, когда она выкинула это в прошлый раз. Я не знаю, что с ней, но она постоянно пытается отбивать парней у других девушек. Поэтому и в универе ее никто знать не хотел.
– Это называется «нарциссизм», – напомнил ей Дэнни, – она должна быть в центре внимания, все должны ею восхищаться, независимо от того, кто они и с кем встречаются.
Никки задумчиво надула губы.
– Это из-за того, что ее отец бросил семью, когда она была маленькой, – предположила она. – Потом ушел и отчим, а мама заболела раком… Неудивительно, что она так не уверена в себе.
Дэнни, куда менее склонный прощать Кристин ее недостатки, закатил глаза.
– Так или иначе, у тебя нет причин беспокоиться, – заявил он. – Спенс совершенно без ума от тебя, а Кристин его абсолютно не волнует. Он знает ее как облупленную, и его просто бесит, когда она начинает рассказывать о том, что все считают ее потрясающей, какой фурор она произвела на прослушивании, и так далее в том же духе, хотя единственная роль, которую она сыграла, – роль Tea в «Распрощавшихся с ночью».
– Именно тогда она и пыталась соблазнить Спенса, – буркнула Никки.
– Но не преуспела.
Никки покосилась на него.
– Знаешь, она ведь до сих пор не знает, что он тогда мне все рассказал.
– Я всегда говорил, что тебе стоит сказать ей об этом.
– Тогда был неподходящий момент. Мы собирались начать съемки, и уже было слишком поздно искать кого-то другого на роль. Вообще-то, никто другой и не был нужен, потому что она идеально подходила на роль Tea, и если забыть обо всем остальном, ты должен признать, что у нее есть талант.
Дэнни поморщился.
– Ну, так уж и должен, – недовольно проворчал он. Затем, лукаво улыбнувшись, он приподнял пуховое одеяло и спросил: – Ну, как дела у нашего парня?
– Есть хочет, – ответила Никки, отбросила его руку и натянула на себя одеяло. Затем, подавив очередной зевок, заметила: – Боже, мне и правда нужно поплавать, может, хоть тогда я проснусь. И пожалуйста, пусть мне кто-нибудь объяснит, как я могу умирать от голода, когда вчера столько всего съела. Настоящее пиршество! Разве не потрясающе?
Дэнни застонал от удовольствия, вспоминая ужин:
– И не говори. Да я за эту «сабудана пури» умереть готов. Кстати, там осталась еще куча еды, так что, считай, ужин у нас на сегодня есть. Ну, что еще стоит у тебя на повестке дня после плавания?
Никки нахмурилась, собираясь с мыслями.
– Вообще-то, можно было бы съездить на автобусе в Страуд. Там сейчас проходит что-то вроде свадебной ярмарки, если верить новостям «Индепендент телевижн». Думаю написать небольшой репортаж на тему «Романтичность и/или наличность», а затем попытаюсь продать его в газету «Глостершир лайф», или, быть может, в еженедельник «Ивнинг пост», или еще куда. О, я только что вспомнила: мы со Спенсом должны были сегодня вечером идти на второе дородовое занятие, – она закатила глаза. – Он, очевидно, тоже забыл. Вряд ли ты захочешь занять его место, но я все-таки спрошу.
На лице Дэна читалось сожаление.
– Я сегодня встречаюсь с Гасом, – признался он. – Мы идем на открытие нового винного бара на Вайтледиз-роуд. Можешь пойти с нами, если хочешь.
– Ты, конечно, шутишь, – рассмеялась она. – В любом случае, я бы не хотела пропустить занятие. И как дела с новым парнем на районе?
Дэнни пожал плечами и покраснел.
– Еще рано делать какие-то выводы, – заметил он, – но пока неплохо.
Никки игриво толкнула его локтем.
– Верю, что ты найдешь кого-то с хорошей работой, машиной и собственной квартирой, – поддразнила она его. – Мои родители гордились бы тобой.
Дэнни рассмеялся.
– Особенно тем, что он бухгалтер, – добавил он. – Мои родители одобряют его; впрочем, они будут рады любому, кто согласится подобрать их младшенького. Но, думаю, они все равно предпочли бы, чтобы Гас был девушкой. Ты можешь в это поверить: мне всего двадцать один, а мать уже зудит мне о внуках, хотя прекрасно знает о моей ориентации?
Сочувственно улыбнувшись и одновременно сожалея о том, что ее мать не разделяет такой позиции, Никки отбросила одеяло и опустила ноги на пол.
– Думаю, что бы мы ни делали, наши родители все равно будут недовольны, – сказала она, – так что можно перестать пытаться им угодить. Боже, я готова убить кого угодно за чашечку кофе.
– Извини, тебе нельзя, – напомнил ей Дэн.
Глаза Никки засветились нежностью, и она обхватила рукой свой живот.
– Никаких попоек, никаких косячков, никакого кофеина, никакой аэробики, никакого сахара… О скольких удовольствиях мне пришлось позабыть из-за этого шарика!
– Но оно того стоит?
– Еще бы!
Дэнни улыбнулся.
– Знаешь, а тебе идет быть беременной, – неожиданно сказал он. – У тебя внутри царит такое спокойствие – мне даже жутко становится. Будто у тебя наступило Дзен.
Никки рассмеялась:
– Если бы ты видел меня вчера у моих родителей, ты бы так не сказал. Знаешь, моя мать фактически обвинила меня в том, что я сломала ей жизнь, вот ведь дура! Удивительно, как ей всегда удается обвинить во всем меня. Вчера я оказалась виноватой в том, что она бросила какую-то дурацкую карьеру, о которой я даже не подозревала, пока она внезапно не решила поднять эту тему. Конечно, она не посмела бы обвинить в этом моего отца, хотя, держу пари, именно он заставил ее бросить работу, потому что всем известно, как он любит все контролировать. Ну, да ладно, не будем о грустном. Я начинаю злиться, когда вспоминаю о них, а я категорически не желаю, чтобы отрицательные флюиды навредили малышу. Они больше не управляют моей жизнью, и если они когда-нибудь захотят поучаствовать в жизни своего внука, я сначала потребую, чтобы они полностью изменили свое отношение к детям.
Слишком хорошо зная, какие сложные у Никки отношения с родителями, Дэнни просто пожал плечами и пошел вниз, на кухню. В раковине и на сушке все еще высились горы грязной посуды от вчерашнего пиршества в ожидании, когда ее помоют.
– Черт побери, – простонала Никки. – Ну почему именно мне приходится заниматься домашним хозяйством?
– Потому что ты всегда дома, – напомнил ей Дэн, – но не расстраивайся, сейчас я помою, а ты вытрешь, а потом, окунувшись разок, мы вкусно позавтракаем.
Несколькими часами позже Дэнни отправился на велосипеде в студию, Никки же передумала ехать в Страуд, вместо этого она села в автобус, идущий в Броудмид. Ей захотелось походить по детским магазинам, хотя ничего покупать она не собиралась. Теперь им придется очень осмотрительно тратить деньги, ведь ее родители не поддержат их в трудную минуту; но это не страшно, они справятся, особенно если Спенсу оплатят работу с Дрейком Мюрреем. Но даже если и не оплатят, то Дэвид и Дэнни, два настоящих кормильца в доме, по-прежнему предлагают взять расходы по арендной плате на себя, если возникнет такая необходимость.
– Мы – одна семья, – твердо заявил Дэвид вчера вечером. – И у ребенка будет все только самое лучшее, когда он или она появится на свет. Я не собираюсь бросать своего крестника на произвол судьбы.
– И я тоже, – эхом откликнулся Дэн.
– Никки, знай: я готова сидеть с малышом, купать его, вообще, делать все, что нужно, кроме памперсов, конечно, – заверила ее Кристин. – А если я получу работу, то все останется по-прежнему: что мое – то твое.
Спенс был столь растроган их преданностью, что даже не смог ничего сказать и просто взял Никки за руку.
– Я обещаю вам всем, – наконец произнес он, – что когда я стану мегарежиссером в Голливуде, а Никки будет паковать мешками Оскары за свои сценарии, мы этого не забудем.
– Мы поднимемся на вершину все вместе, – напомнила ему Никки.
– Только так, – согласился он.
Никто никогда не вспоминал, что интересы Дэнни лежат несколько в иной сфере. У них был негласный договор – чем бы они ни занимались, он так или иначе тоже будет в этом участвовать: или получит право на эксклюзивное интервью, или возьмет на себя работу со СМИ, или будет делать что-то еще, что сочтет для себя подходящим.
Приехав в Броудмид, главный торговый район города, Никки решила сначала пройтись по «Уотерстоуну», поскольку ее всегда, словно магнитом, тянуло в книжные магазины. Раньше она могла проводить в них целые дни и в результате пополнить свою коллекцию всего лишь одной-единственной книжкой, например новым переведенным романом или непонятным справочником для писателей. Теперь же книги, посвященные уходу за детьми, кучей громоздились возле книжного шкафа в их спальне, а рядом лежала стопка подсказок родителям, которые Спенс скачал из Интернета, поэтому Никки решила сегодня не заглядывать в этот отдел магазина и направилась к полкам поэзии. Эмили Дикинсон давно стала ее кумиром, наряду с такими поэтами-метафизиками, как Донн и Марвелл; а после того как на прошлое Рождество миссис Адани подарила ей небольшую книжечку индийской поэзии, ее заинтересовало и это направление.
Индийские поэты в этом магазине были представлены слабо, но она наткнулась на экземпляр «Упанишад», сняла его с полки и начала листать. Через несколько мгновений она уже мечтательно улыбалась, читая следующие строки:
«Из Блаженства родились все эти существа, благодаря Блаженству они существуют и растут, к Блаженству они возвращаются».
Как просто и вместе с тем – невыразимо прекрасно, думала она, переписывая эти строки в блокнот. Она обязательно прочитает их вслух ребенку, а потом добавит к следующему письму, которое напишет ему.
Хотя ей ужасно хотелось купить эту книгу, она удержалась, напомнив себе, что им еще столько всего предстоит купить: колыбельку, коляску, одежду, нежные, как лепестки, одеяльца и целую страну чудесных игрушек, которые она уже начала собирать и хранила в большом плетеном ящике под кроватью. В голове у нее промелькнула мысль о стоимости билета для Спенса на выступление Дрейка Мюррея в БАФТА сегодня вечером, но это были необходимые инвестиции: там будет полно людей из киноиндустрии, а Спенсу было жизненно важно завести нужные знакомства.
Еще немного полистав книгу, она вернула ее на полку и вышла на Юнион-стрит. Вниз по склону холма, по направлению к кинотеатру, шел поток транспорта, а небо над дорогой приобрело свинцово-серый оттенок. Если бы с ней сейчас была мама, они бы почти наверняка отправились в торговый центр «Кэбот-серкус», чтобы заглянуть в «Харви Николз» и «Хаус оф Фрейзер». Если быть абсолютно честной, то глубоко-глубоко, в потаенных уголках ее души, содержались крупицы сожаления, что сейчас они не вместе, не делают покупки для ребенка и не наслаждаются той близостью, которую она замечала у других беременных и их матерей. Однако нет ничего хорошего в том, чтобы жалеть себя; она здесь, ее мать в Бате, и, прежде чем это расстояние сможет сократиться, должны измениться их отношения. Кроме того, все эти дорогие магазины были ей не по карману, и потому, развернувшись, она прикрыла нос и рот шарфом, чтобы оградить себя от выхлопных газов, и направилась в центр города к остановке, чтобы сесть на автобус домой.
По дороге она мысленно разговаривала с Заком, рассказывая ему обо всех достопримечательностях, мимо которых проходила, начиная со старого района Касл-стрит, который подвергся бомбардировке во время Второй мировой войны («Но теперь по нему этого никак не скажешь», – уверила его она), и заканчивая неправдоподобно красивым зданием Хлебной биржи: в XIX столетии торговцы из Бристоля использовали стоящие снаружи столбы с плоскими навершиями, называемыми «бочкой», для обмена денег. «И отсюда, – сообщила она Заку, обхватив его тельце засунутыми в карманы руками, – пошло выражение “деньги на бочку”».
Об истории города она знала немного, да и эти сведения она получила от супругов Адани, которые устроили им своеобразную экскурсию вскоре после их переезда сюда. Никки сразу стало теплее, как только она вспомнила, с какой почтительностью Адани рассказывали об изумительных свершениях Королевства Бруней, потом привели их к всемирно известному Клифтонскому висячему мосту, а затем – к самой старой железнодорожной станции в мире, Темпл-Мидс, и легендарному авиазаводу ВАС. Их поразил старый пароход, очевидно, самый быстрый в свое время; он впервые вышел из Бристольской верфи в 1843 году, а сейчас стоял на якоре в том самом доке, в котором был построен, сверкая восстановленным великолепием. Супруги Адани явно испытывали трепет перед Брунеем, но не меньшей была их любовь к городу, который они называли домом в течение последних тридцати лет.
Никки попыталась представить, как ее родители находят время, чтобы показать им Бат, и не смогла.
Дойдя до центра, она издали заметила, что приближается ее автобус, и подбежала к остановке. Двадцать минут спустя она уже выходила на Норд-стрит и, поскольку чашка травяного чая в кафе Пита стоила вдвое дешевле, чем на «Фабрике», решила заскочить туда, вместо того чтобы проверить, кто из посетителей-завсегдатаев заглянул сегодня на «Фабрику».
Стоя в очереди у прилавка за парой глухих старичков, она повернулась спиной к искушению – подносам с пирожными на сверкающих стеклянных полках. Заметив, что с нее не сводит глаз маленькая девочка, стоящая рядом со своей коляской, Никки улыбнулась ей. Ребенку было, наверное, года два, и выглядела эта девчушка с розовыми заколками в волосах и в такого же цвета пальто настоящей красоткой.
Выражение лица маленькой девочки не изменилось, но она моргнула пару раз, а затем ударила кулачками воздух.
Никки рассмеялась, и внезапно услышала вопль какой-то женщины:
– Какого черта ты на нее уставилась?
К своему ужасу, Никки поняла, что женщина обращается к ней.
– Никогда не видела ребенка в розовом пальто? – грубо прорычала женщина.
Лицо Никки залила краска:
– Да я же просто…
– Да? Просто что? Пялилась, вот что ты делала. Ну, так вали отсюда и пялься где-то в другом месте, ясно? Вы мне на нервы действуете, шикарные мерзавцы, приходите сюда, пялитесь на нас, будто мы в чертовом зоопарке или где еще. Вали отсюда, ты…
– Кей, успокойся, – вздохнула женщина рядом с ней и подергала ее за рукав. – Не думаю, что она хотела навредить тебе.
– Откуда тебе знать? – проворчала Кей и, резко посадив малышку к себе на колени, начала кричать на нее за то, что та смотрит на незнакомцев.
Потрясенная, не зная, что делать, Никки решила, что будет лучше, если она уйдет. Однако не успела она направиться к выходу, как женщина внезапно сунула ребенка в коляску, схватила пальто и вышла из закусочной.
Никки посмотрел на другую женщину, которая бросила несколько монеток на стол и пошла за подругой.
– Насмотрелась? – злобно спросила женщина.
Никки вздрогнула.
– Не обращайте внимания, – посоветовал Пит; он появился за прилавком, когда за женщинами громко захлопнулась дверь. – Они приходят сюда и скандалят со всеми, кто только посмеет взглянуть на бедного ребенка. Именно из-за таких, как они, район и пользуется дурной славой. Хоть бы они ходили пить чай куда-нибудь в другое место: они мне все время распугивают клиентов.
– Так вы их знаете? – спросила Никки.
– Они живут на Сент-Джон-лейн. Я слышал, что мать, та, которую звать Кей, немного тронулась, когда родился ребенок.
Никки была обескуражена:
– Но почему?
Пит, кажется, удивился:
– Вы не заметили? У девочки синдром Дауна.
Почувствовав прилив жалости, Никки ответила:
– О, теперь понятно. Какая жалость. А так и не скажешь.
– Это видно, если присмотреться, – сообщил он ей и повернулся к пожилой паре, все еще бормочущей у прилавка. – Мистер Одли, я принесу ваш пирог. Вы идите присядьте, пока ваш чай не остыл.
Несколько минут спустя Никки со своим травяным чаем сидела за столом у окна, смотрела на проезжающие мимо автомобили и думала о той женщине, Кей, и ее милой дочурке. Ей было жаль, что она никак не сможет помешать матери снова так ужасно кричать на своего ребенка. Может, это ее и не касается, но девочка не виновата в своей болезни, она, наверное, даже не понимает, что она особенная, и тем более ей непонятно, почему мама так реагирует, когда кто-то заговаривает с ней. Однако эта женщина наверняка очень любит своего ребенка, иначе она не старалась бы его защитить, пусть даже так своеобразно.
Потягивая чай, Никки подняла глаза, когда Пит, подмигнув, придвинул ей тарелочку с печеньем. Он болтал с кем-то по мобильному телефону, и потому она одной улыбкой поблагодарила его и принялась грызть угощение. Теперь ее мучил вопрос: как она будет реагировать, если с Заком что-то будет не так.
Никки похолодела от одной только мысли об этом. Она сдала положенный анализ крови на сроке в пятнадцать недель, и результаты оказались значительно ниже опасной линии в 295, так что для нее было очень маловероятно родить ребенка с синдромом Дауна. Но она все равно продолжала беспокоиться, как это обычно бывает у всех будущих мамочек, особенно с первенцем. Она видела достаточно много сюжетов в новостях и читала в газетах, чтобы понимать, через что приходится проходить родителям таких детей. И она могла только спрашивать себя, хватит ли у нее сил быть такой же храброй, как они, если нечто подобное случится с ней.
Остается только надеяться на лучшее и прекратить мучить себя страхом перед болезнями, или все закончится тем, что она передаст отрицательные эмоции Заку, а она с самого начала пообещала себе не делать этого. Она хотела, чтобы он вошел в этот мир храбрым и уверенным, настоящим маленьким борцом, с большим запасом очарования и доброты, как его отец. Допив чай, она съела еще одно печенье и пошла к прилавку, чтобы расплатиться.
Родители даже не представляют себе, как живут реальные люди, думала она, возвращаясь домой. Заперлись в своем роскошном особняке, имеют больше денег, чем большинство обычных людей могут себе даже представить, и дочь, которая за всю жизнь ни разу не болела, если не считать обычной простуды и гастроэнтерита. Конечно, она бывала упряма и импульсивна, возможно, не всегда так благодарна, как следовало, но больше им не на что жаловаться. Им следует считать настоящей удачей то, что у них была она, а не выставлять ее за дверь, наказывая за ужасное преступление – собственную точку зрения на то, как прожить жизнь.
Так им и надо, решила она, если отец действительно потеряет все деньги в этом глобальном кризисе кредитов. Возможно, тогда они начнут немного иначе смотреть на жизнь и ценить действительно важные вещи, например обладающую идеальным здоровьем, умную, законопослушную, социально ответственную, получившую приз за лучший сценарий дочь, не говоря уже о внуке, когда он появится на свет. Однако, учитывая великолепный дар проницательности ее отца в финансовых вопросах, ей долго придется ждать, когда по ним ударит кризис.
