Текст книги "Да что вы знаете о настоящих принцессах? (СИ)"

Автор книги: Светлана Романюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

Глава 11

Пару дней двери особняка на Беркли-сквер были закрыты. Всем знакомым разослали записки с сообщением о том, что графиня Динтон приболела и вынуждена провести несколько дней затворницей.

Если бы к Лизи и Кити в это время решили прийти подруги, то, увидев их слегка припухшие носики и покрасневшие веки, только уверились бы, что Динтонов и впрямь подстерегла коварная простуда.

Дело вполне обычное и легко объяснимое. Весна в Ритании всегда отличалась переменчивым нравом, пасмурная и сырая с утра, к полудню она уже радовала ясным небом и ярким солнцем, а через час – проливалась холодным очищающим дождём. Здесь случались ветра, способные угодить самому причудливому вкусу: южные и северные, пронизывающие и освежающие, ласкающие и хлещущие наотмашь. Единственное, чего никогда здесь не случалось – это вовсе безветренного дня.

По этой причине простуды во время сезона, особенно среди дам высшего света, были делом обыденным. Вечерние платья, открывающие плечи и спины, многолюдные приемы и тесные залы, распахнутые окна и сквозняки плохо способствовали сохранению хорошего самочувствия. Время от времени то или иное семейство на несколько дней выпадало из светской жизни. Окружающие относились к этому с полным пониманием, не делая из случившегося ни трагедии, ни сенсации.

Чарльз сидел в библиотеке, читал газету и перебирал в уме события последних дней.

Библиотека в этом доме уже давно закрепилась за ним. В поместье у виконта был кабинет, библиотека находилась в ведении матушки. Возможно, именно по этой причине в столице ему лучше всего работалось именно здесь. Он скучал по матери, достигнув того замечательного возраста, когда уже мог признаться себе, что ему не хватает её внимательного всё понимающего взгляда, ласковой улыбки и удивительной способности не давать советы, но задавать очень точные вопросы.

Кабинет в особняке был, но это был кабинет отца. Никто не запрещал, да и не вправе был запретить Чарльзу переоборудовать любую свободную комнату под собственный кабинет, но в библиотеке ему было уютнее, а затем и привычнее.

Статьи и заметки в "Королевском вестнике" сменяли друг друга, пестря броскими заголовками и пустыми текстами. "Тайна пропавшего кольца", "Загадочная пропажа на приёме у маркизы N", "Исчезнувшее колье" – было похоже, что в этом сезоне каждая вторая дама хоть что-нибудь, да потеряла из драгоценностей.

Чарльз хрустел страницами, надеясь, что запах типографской краски, ровные строчки бесстрастных слов вернут ему душевное равновесие. Разговор с отцом, не слишком многословный, но очень напряженный и сложный, как будто вытянул из него все силы и всю решительность. Это стало очевидно, когда он поднялся к Селии и встретился лицом к лицу с бледной, дрожащей от негодования девушкой.

"Перечень представленных ко двору лиц от хххх года", – выхватил он взглядом заголовок на развороте. Чарльз улыбнулся, вспоминая, как охали мать и мачеха, когда пришла пора подавать прошение о представлении ко двору сестер. Сколько было вздохов, воспоминаний и слез умиления! В годы их юности представление ко двору обставлялось с особой торжественностью и требовало изучения и неукоснительного выполнения безумного множества правил и следования вековым традициям. Чего стоило одно только платье! Цвет, длина шлейфа, количество и наклон перьев в прическе – регламентировалось буквально всё! В общем и целом Матиас I не слишком проникся этой идеей и ровно через год после смерти супруги ввел новые правила представления ко двору. Теперь необходимо было собрать определенный комплект документов и передать его по инстанциям, дождаться положительного решения, уплатить умеренный взнос и через какое-то время наблюдать свои имя, фамилию и, при наличии, титул в перечне. Перечень готовил королевский секретариат, перепечатывать его на своих страницах имели право три издания, в том числе тщательно изучаемый в настоящий момент "Королевский вестник".

Чарльз шуршал газетой и морщился, вспоминая, как стоял столбом перед Селией и понимал, что не может подобрать ни одного слова из тех, что могли бы убедить её остаться. Было мучительно стыдно, за отца, каким он предстал перед девушкой и её компаньонкой какой-то час назад, за себя, за свою беспомощность. Слова просто отказывались приходить на ум. Произнесенная вслух фраза: "Мне очень жаль, останьтесь!" – не слишком походила на убедительную, пламенную речь. Встреча взглядов и понимание – не останется.

Вмешалась мисс Грин.

Раздавшись в размерах настолько, что сравнялась ростом с Чарльзом, загадочная компаньонка Селии несколько потеснила девушку, сощурилась и заглянула виконту в глаза. Виконту показалось, что в голову. Мисс Грин кивнула, видимо удовлетворившись увиденным, погладила Чарльза по руке, повернулась к Селии и, приобняв её за плечи, отвела в сторону. Через несколько мгновений девушка объявила, что остаётся.

Виконт переворачивал страницы – мелькали объявления о рождениях, помолвках, свадьбах и смертях. Вся жизнь в четырех заметках. Родился, был помолвлен, заключил брак, умер… Ну, если посмотреть с этого ракурса, усмехнулся Чарльз, то у него ещё пара важных дел намечается… Осталось изучить последнюю страницу.

Дверь библиотеки распахнулась, на пороге появилась Селия, держа увесистую стопку книг. Чарльз поспешил на помощь и аккуратно перехватил ношу.

– Чарльз! Я не знала, что ты дома! – воскликнула Селия, слегка встряхивая уставшими руками. – Спасибо за помощь! Немного не рассчитала своих сил…

– Здравствуй, Селия, – Чарльз сгрузил книги на стол, рядом с "Королевским вестником". – Судя по всему, ты времени даром не теряла. Уже всё прочла?

– Большую часть – пролистала. А что пролистывал ты? – девушка, заглянула в газетные листы. – Афиша? Театр! Замечательная идея! Тетушке и девочкам просто необходимо развеяться! Да и я была бы рада.

– Разумеется, – согласился Чарльз. – Рад, что ты оценила идею! Пытаюсь решить, что предпочтительнее: опера или балет?

– Балет!

– Отлично! Тогда нужно сообщить леди Анне и девочкам, что мы планируем посмотреть представление… – Чарльз украдкой заглянул в афишу. – Планируем посмотреть представление послезавтра!

– Великолепно! Пойду обрадую девочек и тетю!

Селия взмахнула рукой и убежала. "Ну что же, пусть будет балет", – подумал Чарльз.

Через день подходящие представления давались в двух театрах. В Большом Королевском театре у Динтонов на весь сезон была зарезервирована ложа. И ею частенько пользовался отец. По этой причине следовало отклонить столь заманчивый по всем иным пунктам вариант. Виконт вообразил семейную встречу на публике и содрогнулся. Не хотелось бы составлять конкуренцию профессиональным актерам, устраивая рядом со сценой любительское представление.

Оставался Лидонский театр оперы и балета. Здание театра, проект которого разрабатывал Нэш Бридлес в течение пяти лет, было отстроено на месте рыночного павильона и открывалось для посещения высокой общественности восьмой сезон подряд. Театр пользовался особой популярностью у молодежи, а его патроном выступал сам принц Огэст.

"Выбор сделан. Интересно, сколько человек мне потребуется убить или подкупить, чтобы разжиться билетами на достойные места?" – озабоченно подумал виконт. Потер переносицу, расправил и без того, казалось бы, прямую спину и вышел из библиотеки.

Переживания Чарльза не были вовсе уж беспочвенными. Для того чтобы раздобыть билеты, действительно пришлось побегать, выручил приятель по клубу, уступив на вечер семейную ложу.

Пару раз виконт пересекался в городе с отцом, тот холодно кивал и проходил мимо. Чарльз отвечал тем же. Поскольку их встречи на людях и ранее не отличались теплотой и сердечностью, а граф не спешил информировать общественность о смене места жительства, то общественность продолжала находиться в неведении о разразившемся в графском доме скандале. Слуги также приятно удивили своей неболтливостью.

Оставалось убедить леди Анну, что мир не перевернулся, можно выходить из дома, общаться с людьми, наслаждаться жизнью. Но это непростое дело взяли на себя сестры и Селия. Селии стоило большого труда убедить тетушку, что её никто не винит, никто на неё не обижается и все домочадцы любят и ценят её по-прежнему.

Как бы то ни было, в день спектакля всё было готово: билеты, наряды, прически и драгоценности. Семейство уселось в экипаж. Чарльз оглядел своих спутниц: в глазах леди Анны плескалась растерянность, слегка разбавленная благодарностью, мордашки сестер озаряло предвкушение, от Селии веяло спокойствием и уверенностью. "Шанс провести приятный вечер определенно есть!" – подумалось виконту.

Здание Лидонского театра оперы и балета поражало своим экстерьером. С левого торца возвышался портал для въезда карет с дамами и их кавалерами. По центру фасада красовался шестиколонный портик, увенчанный треугольным фронтоном. В прорубленных по обеим сторонам нишах располагались аллегорические скульптуры Танца и Музыки. Над портиком, сияя позолотой, готовился взлететь бронзовый крылатый конь.

Не первый год рассматривая фасад этого величественного здания, Чарльз так и не мог определиться, нравится ему увиденное или кажется излишне помпезным. А вот по поводу внутреннего убранства и устройства подобных сомнений не возникало. Зрительный зал, выдержанный в белых, серебряных и золотых тонах, был чудесным! Светлые драпировки, штукатурные арабески на стенах и главное украшение – сверкающая хрустальными подвесками центральная люстра. Многоярусная система лож, связанных на каждом ярусе между собой коридорами, безукоризненная акустика, сцена, состоящая из нескольких колец, вращающихся независимо друг от друга, – всё было выполнено по последнему слову театральной архитектуры.

Поговаривали, что в Большом Королевском театре планируют переоборудовать сцену по такому же принципу, но для этого требовалось закрыть сам театр не менее чем на пару сезонов, руководство театра никак не могло решиться на такой шаг, и по этой причине Лидонский театр оперы и балета по-прежнему оставался единственным обладателем сцены карусельного типа в стране.

Динтоны, как и большинство зрителей, прибыли на представление загодя, и теперь дамы пользовались возможностью узнать о последних светских событиях и мероприятиях. Помня о том, что графиня ввиду болезни несколько выпала из жизни общества, знакомые спешили восполнить пробелы в её знаниях. Подруги Лизи и Кити также торопились как можно полнее поведать им о последних происшествиях. В двух стихийно образовавшихся кружках поднимались одни и те же темы, но вот уровень информированности и детали, на которые ставились акценты заметно отличались.

– Вы слышали об очередной пропаже? У баронессы N похитили браслет с изумрудами! Тот самый, что подарил супруг незадолго до своей кончины, – ахали над ухом леди Анны.

– Бабушка стала такая рассеянная, – всплескивали руками неподалеку от Кити. – Мы всем семейством который день разыскиваем её браслет!

– Есть шанс, что королевская ложа сегодня пустовать не будет, – многозначительно приподнимались бровки и понижались голоса в кружке графини.

– Леола сегодня решила страдать в одиночестве! – хихикали рядом с одной из сестер.

– В этом есть свой резон! – продолжали мысль рядом с другой. – За нашими спинами её страдания не были бы столь заметны! А так вполне возможно, что причина её душевного волнения обратит на неё внимание. Ведь Он обязательно посетит представление! Ложу уже готовят!

– Говорят, что сегодня на сцену выйдет сама Женевьева Голен! – раздавалось со всех сторон.

Постепенно голоса смолкли, стихли звуки шагов и шелест юбок. Почтенная публика заняла места согласно купленным билетам, рангам и достатку. Погасли магические светильники, оставив сиять лишь центральную люстру, в лампах которой бился живой огонь, поддерживаемый обычным керосином. Зал погрузился в томный полумрак, а сцена, напротив, озарилась ярким светом. Зазвучала музыка. Занавес легко и плавно уплыл вверх.

На сцене оживало действие одной старинной легенды. Виконт не любил и не понимал эту легенду ни в детстве, ни сейчас. Но знал.

Правитель небольшого городка познакомился на прогулке с прелестной девушкой и полюбил её всем сердцем. И всё бы ничего, только суженая у правителя уже была, и они даже день свадьбы назначили. А юная незнакомка оказалась не простой девушкой, а жертвенной. Полагалось её в жертву местному божку принести, аккурат перед свадебным обрядом. Далее в легенде долго и подробно повествовалось о том, как все мучаются от или без любви. В конце концов на жертвенном камне оказывается нелюбимая невеста, а правитель и юная прелестница идут под венец, живут долго и счастливо, правят рука об руку, а божество, оценив принесенный ему дар, в дальнейшем человеческих жертвоприношений не требует, а довольствуется цветами и фруктами.

Легенда была старинная, восстановленная по отрывкам и более поздним пересказам. Трактовали, переводили и дополняли её по-разному. Наибольшую популярность снискали три варианта.

В первом – нареченная правителя была настоящим воплощением зла на земле. Много горя причинила она людям, а могла бы и ещё больше, если бы супругой правителя стала. Увидел это бог, ужаснулся и прибрал её к себе, видимо, дабы паству не прореживала.

Второй вариант практически ничем не отличался от первого, за тем исключением, что юная прелестница, сосредоточившая в себе все мыслимые достоинства, справилась с соперницей без божественного вмешательства. Хитростью опоила невесту любимого и под жертвенный нож вместо себя отправила. Во имя добра, любви и всеобщего счастья.

В третьем варианте невесту для разнообразия не демонизировали. Была она обычная, невзрачная, ничем, кроме происхождения и приданого, не примечательная. Но будущего супруга любила. Увидела его с другой, пострадала пару десятков страниц, да и взошла на жертвенник. За любовь, но не всеобщую, а вполне конкретную.

Именно по последнему сценарию и разворачивалось сегодняшнее действо.

В момент, когда герой на сцене увидел юную очаровательницу, в королевской ложе шелохнулись драпировки, дрогнули тени, по залу поплыл тяжелый запах роз и окружающим стало ясно, что ложа несвободна. Даже тем, чьё месторасположение не позволяло увидеть происходящее в ней.

Динтонам повезло, их места находились чрезвычайно удобно, не требовалось демонстрировать чудеса изобретательности и эквилибристики, чтобы разглядеть происходящее на сцене, в партере и в большинстве лож. Девушки, безусловно, избегали явной демонстрации интереса к происходящему в зале, но пару осторожных взглядов по сторонам бросили.

Посмотреть было на что. Его высочество Огэст, принц Ританский, определённо производил впечатление. Высокий, мощный, широкоплечий, с правильными, несколько крупноватыми чертами лица. За последние годы фигура его чуть раздалась, а овал лица слегка оплыл, но изменения эти были не столь обширны и значительны, чтобы не удалось замаскировать их при помощи умело подобранного костюма. Уж что-что, а подбирать костюм Огэст умел! Простые линии, дорогие ткани и кажущаяся небрежность создавали образ мужественный и элегантный. Дамы, как правило, были в восторге! Даже сейчас, без лишнего шума появившись в зрительном зале, он перетянул на себя львиную долю всеобщего внимания. Впрочем, большинство зрителей вскоре вновь сосредоточились на происходящем на сцене.

Леола к большинству не относилась. Расположившись по центру своей ложи, подавшись всем корпусом вперёд, она безотрывно, практически не мигая, смотрела на Огэста. Двоюродная или троюродная тетушка, составившая ей компанию на сегодняшний вечер, первое время пыталась призвать

подопечную к порядку, но осознав, что все её стенания, трагическое заламывание рук и угрозы нажаловаться отцу привлекают внимание всех, но только не той, кому они предназначены, умолкла, собрала губы в подобие куриной гузки и изобразила полную увлеченность представлением.

А на сцене события разворачивались своим чередом. Фанни Бэст блистала в роли нечаянной любви правителя. Юная, задорная, крепкая, она скакала по сцене молодой козочкой, очаровывая окружающих блеском глаз и румянцем на круглых щечках. Ни тени грусти, ни проблеска мысли… Немного удивляла такая трактовка и беспечность героини в преддверии жертвоприношения, но, возможно, во времена, описываемые легендой, люди относились к скорой встрече с богом немного иначе…

Огэст пристально следил за игрой актеров. Принц крайне редко появлялся в театре в сопровождении кого-либо из свиты, предпочитая наслаждаться искусством в одиночестве. Сегодня в ложе был он и розы. Сотни темно-бордовых, почти черных роз. За спиной будущего монарха возвышалась пирамида из туго закрученных бутонов и из слегка раскрывшихся цветков, нижний же ярус, практически скрытый перилами, драпировками, мебелью и самим принцем, – из роскошных роз на пике своего цветения.

Фанни Бэст и её партнер закончили пляску жизни, и на сцену выпорхнула Женевьева Голен, исполняющая роль брошенной невесты. Лидонская публика давно не имела возможности любоваться примой, которая лишь пару недель назад завершила длительное турне по континенту. Во время её отсутствия главные роли в театре исполнялись тремя восходящими звездами балета. Столичные газеты не уставали возносить им почести. Каждую из них прочили в преемницы мисс Голен, возраст которой уже давно перевалил за третий десяток, что для артистки балета было не так уж и мало. Тот же "Королевский вестник" дней пять назад тиснул статейку, посвященную истории развития балета вообще и лидонской школе танца в частности. В статье этой, помимо всего прочего, в нескольких строках рассказывалась биография Женевьевы. И называли её там не иначе как "талантливейшая балерина уходящей эпохи"…

Статья вышла несколько дней назад, а сегодня зрители, пришедшие в Лидонский театр оперы и балета, могли своими глазами на эту эпоху посмотреть. И они смотрели! Кто-то широко распахнув глаза и слегка приоткрыв рот, кто-то сощурившись, до боли стиснув подлокотники кресел, кто-то внешне бесстрастно, но все – затаив дыхание и безотрывно.

В этот момент никто из зрителей не видел балерины, разменявшей четвертый десяток лет, не замечали и тяжелой поступи уходящей эпохи, на сцене бескрылой птицей билась израненная душа и заходилось от боли безответно любящее сердце.

Финал представления был предсказуем, закономерен, справедлив и соответствовал легенде. Легконогая козочка в исполнении Фанни Бэст осталась в крепких объятиях любимого, который что по сюжету, что по манере исполнения тоже напоминал какое-то парнокопытное. Женевьева Голен в роли отвергнутой невесты предстала перед богом.

Когда опустился занавес и тишина в зрительном зале взорвалась овациями, актеры вышли на поклон. Два дюжих молодца внесли на сцену розы, до этого момента составлявшие компанию принцу в королевской ложе. Ни у единого человека в театре не возникло сомнений по поводу того, кому они предназначены. Сам Огэст встал и очень медленно и красиво, глядя только на Женевьеву, поклонился.

Леди Анна рыдала едва не в голос, Лизи и Кити шмыгали носами и украдкой смахивали с потемневших ресниц слезинки. Побледневшая Селия сияла бездонными от непролитых слез глазами.

Лишь дочь министра иностранных дел, погруженная в собственные страдания, не прониклась чужими. Леола так и просидела всё представление, не отрывая взгляда от наследника престола.

Когда шум аплодисментов и крики восторга стихли, принц Огэст уже покинул театр.

Потеряв объект страсти из вида, Леола скрылась в глубине своей ложи.

Дождавшись, когда утихнет шум и большинство зрителей разойдутся по домам, Динтоны покинули свои места. Проходя по коридору неподалеку от Леолы, они столкнулись с невзрачной дамой неопределенного возраста, показавшейся Селии смутно знакомой. По используемым в наряде цветам дама напоминала воробья, припорошенного пылью, да и в повадках её ощущалось что-то птичье. Женщина, не поднимая глаз, проскользнула мимо, и Селия тут же забыла о ней. Сегодняшний вечер и без того был богат на впечатления, чтобы занимать голову попытками идентифицировать малознакомых людей.

По дороге к дому Чарльз ещё раз оглядел своих спутниц, отметил заплаканные глаза, припухшие носы и подумал: "Да, вечер действительно удался…"

Глава 12

«Да, утро действительно удалось!» – подумал лорд Палмсбери, рассматривая покрасневшие носы и припухшие веки спутниц.

Начало этого безоблачного дня не омрачалось ни смертью животных, ни попытками убить его самого или его спутников. Накануне люди барона обнаружили одного из пропавших гвардейцев, упав сонным с лошади, он повредил ногу и получил несколько ушибов, но ничего серьезного, отдых и немного исцеляющей магии быстро приведут его в порядок. А вот кучер уже вполне оправился от магического воздействия и был готов исполнять свои обязанности.

Однако покинуть гостеприимный Блутберг удалось часа на два позже намеченного срока, да и то не без труда. Причина задержки не крылась в погоде, день обещал быть солнечным, теплым и безветренным. Грех было жаловаться на нерасторопность слуг и долгие сборы. Даже мистер Хилер ничем особым не отличился, благопристойно позавтракал и в назначенное время стоял с саквояжем у кареты.

Хельга, презрев все правила и нормы, заступила дорогу уезжающим гостям и ни за что не желала расстаться со своею новой подругой. Она столь трогательно умоляла Диану не покидать её, что у большинства наблюдающих за этой сценой глаза заволокло слезами жалости.

Насколько лорд Палмсбери мог судить, Хельга не была скорбна умом, во всяком случае, не больше, чем любая юная леди, которую не слишком утруждают обучением и круг общения которой не отличается широтой и разнообразием. Но некоторый инфантилизм в её поведении, безусловно, присутствовал.

Накануне отъезда Диана очень много времени провела с Хельгой. Все те, кто имел возможность наблюдать за леди Стилнес до этого времени, не могли не отметить разительные перемены в её поведении. Если ранее она более всего напоминала ледяную статую, прекрасную, безупречную, холодную, то в этом старинном замке все увидели юную, искреннюю, жизнерадостную девушку, способную на сочувствие и сопереживание. Общаясь с Хельгой, она не скатывалась к демонстративной жалости или сюсюканью. Диана очень тактично расспросила новую знакомую об особенностях её недуга и ограничениях, которые он накладывает. А затем продолжила общение, предлагая игры и забавы, способные увлечь и развлечь юную затворницу, но неспособные навредить ей. При этом фрейлина не поддавалась капризам и не закрывала глаза на ошибки своей новой знакомой, но искренне радовалась её успехам и победам.

Из досье, с которым он был ознакомлен ещё в Лидоне, лорд Палмсбери знал, что у Дианы имеется брат на пару лет её младше. А у брата имеется какое-то заболевание, название которого посол не воспроизвел бы и под страхом смертной казни, но то, что по причине того заболевания мальчик даже титул за отцом наследовать не может – знал. А теперь, видя, как девушка держит себя с Хельгой, мог предположить, что чего бы ни был лишен её брат в жизни, но только не сестринской любви и заботы.

Барон Блутбергхальтер тоже любил сестру, но в силу характера, а может, из-за отсутствия должного опыта не мог держать себя с нею ровно. В итоге Хельга росла, с одной стороны, в условиях жесткой дисциплины и строгого распорядка в отношении всего, что относилось к ее здоровью, с другой – попустительства и практически полной свободы, от знаний в том числе. В итоге Хельга, не избалованная вниманием сверстниц, ни за что не хотела отпускать от себя внезапно обретённую подругу. Людвиг, присутствующий при этой душераздирающей сцене, периодически порывался схватить, утащить и запереть, но останавливался, поскольку в глубине души сомневался, кого именно из двух девушек ему следует схватить, утащить и запереть.

Потребовалось море терпения, такта, твердости и даже вмешательство Гердты, чтобы разрешить дело к всеобщему удовольствию. В итоге Хельга осталась с карандашным наброском двух девичьих фигурок, с памятной надписью от подруги и адресом для будущей переписки. Диана уезжала с официальным приглашением, адресованным отцу, от барона Блутбергхальтера всем семейством наведаться в его замок в любое время и на любой срок.

И всё равно прощание вышло чрезвычайно трогательным. Хельга со слезами на глазах уверяла, что будет часто писать и радоваться ответным письмам, что непременно дождется новой встречи, ей же всего шестнадцать, впереди ещё много времени и доктор ведь сказал, что с её недугом и до двадцати доживали! Рыдали все! Даже доктору Хилеру, видимо вспомнившему свои вчерашние слова, было не по себе.

Наконец путники расселись по местам и карета тронулась. Барон выделил небольшой отряд сопровождения, и лорд Палмсбери не считал эту предосторожность излишней. Он разглядывал своих спутниц, размышляя о том, что встреча с бароном – это вообще большая удача для них всех, и пусть он сам себе кажется старым циником, но лучше его спутницы оплакивают трагическую судьбу бедной девочки, чем родные и близкие будут оплакивать их изломанные тела, а отношения между двумя дружественными странами подернутся ледком недоверия.

Клара и маркиза до сих пор всхлипывали и теребили свои платочки, крохотный, воздушный и кружевной у камеристки и крупный, добротный, клетчатый у статс-дамы. Леди Стилнес вновь демонстрировала отрешенность и бесстрастность.

Посол размышлял о том, сколь многие вокруг носят маски и личины. Даже эта девушка, сидящая напротив, прячет свои истинные чувства за маской безразличия. Другое дело, что в этом конкретном случае это скорее способ защиты.

Взгляд мужчины перебегал с одного спутника на другого и ненадолго задержался на дремлющем мистере Хилере.

Послу вспомнились далекие годы учебы и пламенная речь ректора перед началом учебного года. Чрезвычайно умелый оратор и харизматичный человек, он даже прописные истины и расхожие фразы умел произнести так, как будто делился с окружающими сокровенными знаниями. И окружающие эти знания ценили и иногда даже применяли. Так, в выступлении перед первым курсом прозвучала фраза: "Дипломатия – это способность приподнять брови вместо того, чтобы повысить голос". И молодой Палмсбери проникся. Вспыльчивый от природы, он стал воспитывать в себе выдержку, и не без основания гордился достигнутым результатом. Правда, пришлось потом несколько лет изживать привычку в случае душевных волнений играть бровями. И вот теперь, достигнув столь зрелого возраста и неплохих результатов на службе, лорд ехал в карете, смотрел на посапывающего доктора и чувствовал, что его собственная, столь долго и тяжело вылепливаемая маска самообладания покрывается трещинами. Его безумно раздражал этот суетливый и не слишком умный человек. Посол поспешил отвести от него взгляд, остановив его на Гердте.

Принцесса смотрела в окно, но вряд ли наслаждалась открывающимся видом, вернее всего, вовсе его не замечала. Вертикальная складочка меж широких бровей красноречиво говорила о том, что их обладательница погружена в свои думы.

Лорд смотрел на эту морщинку и чувствовал шаги озарения, подкрадывающегося к нему. Как будто он сию секунду осознает что-то важное, вполне очевидное, но тем не менее им до сей поры не замеченное.

Раздавшиеся снаружи грубые мужские голоса, шум и резкая остановка кареты спугнули так и не оформившуюся мысль.

Пассажиры пережили несколько мгновений неприятного неведения. Однако вскоре выяснилось, что они встретились с командой конных егерей из Либенбурга. Барон не зря отправлял письма и сообщения.

Ротмистр егерей был молод, коренаст и превосходно держался и смотрелся в седле. На лице его особо выделялись тонкие черные усики и желто-карие глаза, форму которых он предпочитал считать тигриной, а окружающие называли не иначе как кошачьей. Даже после долгой скачки он умудрялся выглядеть свежо и бодро, сыпал остротами и бросал заинтересованные взгляды на Диану. Девушка сидела с отрешенным видом и, казалось, вовсе не замечала ничего вокруг. Да и, положа руку на сердце, желтоглазый ротмистр был, безусловно, хорош, но очевидно уступал волоокому барону.

Форма егерей уступала гвардейской по количеству и качеству отделки, но выглядела значительно удобнее и продуманнее для длительных переходов, как конных, так и пеших. Используемые в ней цвета – зелёный и коричневый – создавали образ неброский, но внушительный и вызывающий доверие. Гвардейцы на их фоне в своих красно-белых с золотом одеяниях выглядели скорее ярко, чем опасно. На этом цветном, чтобы не сказать пестром, фоне отряд барона, облаченный во все оттенки серого, был вовсе незаметен.

Вновь присоединившиеся первым делом намекнули людям Блутбергхальтера, что в их помощи более не нуждаются.

Командир баронского отряда усмехнулся в пегие вислые усы, переглянулся с Александром, тем самым гвардейцем, что указал принцессе путь к замку, и невозмутимо довел до сведения окружающих, что барон поручил сопроводить его гостью до дверей дома, в котором принцесса найдет пристанище. Либенбуржцы слегка высокомерно пожали плечами, но возражать не стали.

Путь продолжили значительно увеличившейся компанией. Количество остановок было настолько малым, насколько можно было себе позволить, учитывая потребности людей и животных. До города добрались глубоко за полночь.

Несмотря на поздний час, на въезде в Либенбург их ждали. Желтоглазый обер-офицер, за время пути несколько подрастерявший лоск, передал кортеж встречающей их делегации, а сам, учтиво простившись с Гердтой и её спутниками, увел отряд на отдых.

Лорд Палмсбери чрезвычайно удивился, увидев в числе встречающих мистера Хагера. Секретаря, во время совместной поездки поразившего посла своими объёмами, мягкостью и смешливостью, было сложно узнать. Объемы и складки никуда не делись. Однако если раньше он напоминал добродушную комнатную собачку, перекормленную сердобольной хозяйкой, то сейчас, со своим носом пуговкой, скрывающимся в складках лица, скорее походил на бульдога, с тяжелым цепким взглядом, мощной челюстью и тугими мышцами, укрытыми до поры валиками, казалось бы, жира.

Лорд Палмсбери встретился с бывшим попутчиком взглядом и почувствовал легкий озноб. На членов встречающей делегации этот, как теперь стало очевидно, псевдосекретарь производил ещё большее впечатление. Бургомистр, стоящий рядом с мистером Хагером, время от времени косился на него, менял расцветку с мертвенно-бледной на свекольно-бордовую, шумно сглатывал и обильно потел. Приветственная речь главы Либенбурга была до крайности эмоциональной и почти неприлично краткой. Принцесса с благодарностью последовала его примеру. В итоге церемония встречи уложилась в четверть часа, ещё минут сорок карета петляла по узким улочкам, освещенным гирляндами праздничных фонариков. Минут пять путники слушали ещё одну приветственную речь, на этот раз хозяина особняка, который предлагал им приют на следующие несколько дней.