Текст книги "Когда уходит земной полубог"

Автор книги: Станислав Десятсков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 39 страниц)

НОВГОРОДСКИЕ РЕКРУТЫ

Тем, кто на войне, кажется, что война всё меняет, но сама война не может изменить общее течение природы. И хотя Великая Северная война бушевала невдалеке от стен древнего Новгорода, всё в природе шло своим чередом. Прозрачная тишина и осеннее благоденствие ниспустились на купола многочисленных новгородских церквей и отмытые сентябрьским дождём городские кровли. Осень 1707 года принесла богатый урожай хлебов и плодов земных: в полях стояла высокая добрая рожь, на огородах, спускающихся к реке, зеленели тугие кочаны капусты, в садах наливались соками краснощёкие яблоки.

Царевич проснулся от басовитого гудения колоколов, собирающих прихожан к заутрене, одним махом выскочил из постели и подбежал к окну.

За это жаркое лето Алексей не столько вытянулся, сколько окреп в кости и загорел лицом до черноты. Пока сооружали с Корчминым засечную линию по шестисотвёрстному рубежу, крепили Смоленск и Псков, царевичу пришлось много быть на воздухе под жарким солнцем – не оттого ль посвежел и окреп? Алексей распахнул многостворчатое окно, набрал полную грудь бодрящего сентябрьского воздуха и замер от восхищения: перед ним, яко сказочное диво, заблистали под высокими синими небесами золочёные купола Святой Софии.

«Хорошо, что я остановился в патриарших покоях, а не у здешнего воеводы... – подумал царевич. – Спозаранку могу любоваться Святой Софией, а не таращиться на грязную поварню на воеводском подворье!» Алексей весело одевался, собирался к заутрене, представляя, как он войдёт сейчас в прохладную полутьму собора, увидит святые лики на большом и малом новгородских иконостасах, вдохнёт запах благовоний и ладана.

Но, увы! В приёмных покоях его уже поджидали этот несносный офицеришка Роман Корнев с докладом о сборе провианта и доставке рекрутов и Васька Корчмин со своими чертежами и циркулем.

«А я-то рассчитывал хотя бы в Новгороде отдохнуть от воинских забот! Нет, батюшка недаром приставил ко мне этих ретивых офицеров. Целое лето гоняют меня, словно какого-то рекрута по службе! – Царевич брезгливо морщился, пока Корнев докладывал о нехватке кулей с мукой. – Ему ли, царевичу, какие-то кули и бочки с квашеной капустой считать? Но батюшкин наказ строг: сухари для войска – наиважнейшее дело!»

   – Выходит, и новый воевода – вор? – Алексей глянул вопросительно.

   – Выходит! – нехотя ответил Роман, который ведал, что воевода назначен по великой протекции светлейшего. Но знал об этом и царевич, посему внутренне возликовал и сказал строго:

   – Хорошо, напишу о том батюшке!

Затем повернулся к Корчмину и приказал ему оглядеть бастионы вокруг детинца. На берегу Волхова сам инспектировал рекрутов. Сержанты Корнева построили три сотни дюжих парней. Царевич шёл, внимательно вглядываясь в людей – не попались бы с червоточиной! – ведал, что батюшка за негодных рекрутов взыскивает строго.

   – А откуда сей одноглазый циклоп? Кто его поставил? – напустился царевич на оробевшего воеводского подьячего. – Аль не ведаешь, что в государевом рескрипте сказано?! Рекрутов поставлять здоровых, одетых и обутых за счёт помещика справно: полушубок на плечах, сапоги на ногах! А у этого циклопа мало того, что глаз выбит, так на нём драный зипун вместо овчины и лапти взамен сапог. Да и с одним глазом куда он будет целить?

   – Откуда родом-то? – спокойно спросил рекрута Роман.

   – Из села Выбити мы, князя Васильчикова люди, – густо и как бы простуженно пробасил великан-рекрут. – А что господин офицер шумит, что я не туда с одним глазом целить буду, так может не сомневаться – я и сейчас на охоте белке в глаз попаду!

   – Дурак, перед тобой не простой офицер, а сам государь-наследник! – лениво сказал Роман.

Рекрут вдруг перекрестился на крест Святой Софии и бухнулся перед царевичем на колени:

   – Прости, государь-царевич, что не спознал царскую кровь, не вели казнить, вели миловать!

   – Встань, циклоп! – Царевич, по всему, был доволен старинным обращением, гнев его улетучился. – Лучше скажи, за что тебя, такого силача, барин в рекруты отпустил? И где глаз потерял?

   – Да на охоте и потерял, государь-царевич! Я у нашего барина первым доезжачим был. Вот и взял в прошлом году волка вперёд князюшки! Ушёл иначе бы волк! А барин у нас горячий – полоснул меня плёткой, глаз и вытек. Ну а ныне в рекруты определил: не могу, говорит, я на твой глаз спокойно взирать, Пров, совесть мучает!

   – Выходит, ты чужую совесть будешь в солдатчине отмаливать? – удивился Роман и спросил громко: – А сапоги и полушубок почему тебе князюшка не справил?

Великан печально опустил голову, ответил честно:

   – Справить-то барин всё мне справил – и сапоги, и полушубок, и шапку! – И тут вдруг Пров поднял голову, сверкнул озорно одним своим глазом. – Да токмо, господин офицер, не мила мне одежда с барского плеча – дороже жалованное царём солдатское платье!

   – Пропил, значит, всё и надел опорки! – рассудил Роман – А не подумал, кто тебя, циклопа, в солдаты возьмёт! Ты ведь вместо шведа стрельнёшь ещё в другую сторону!

   – Позвольте я эвон того коршуна собью? – попросил вдруг Пров.

   – А что, поручик, дайте ему ружьё, пусть выстрелит! – приказал заинтересованный царевич.

Высоко в небе и впрямь парил коршун, высматривал добычу. Пров взял новенькую фузею, привычно приладил её к плечу, навёл – и грянул выстрел!

   – Готов! – изумился царевич.

   – Готов! – выдохнули вместе сотни людей.

   – Стрелок отменный! – Роман хлопнул Прова по плечу. Попросил царевича: – Дозволь, государь-наследник, я этого циклопа в свой эскадрон запишу. Коли он доезжачим у Васильчикова служил, то, поди, из него и конник добрый?!

   – Сызмальства при лошадях обретался! – откликнулся Пров.

   – Но глаз-то у него один. Как бы батюшка кривого молодца на смотру не приметил? – Царевич отвёл Романа подале от строя и ушей подьячего.

   – Не сомневайся, государь-наследник. Я на царский смотр его в коноводах оставлю. А после первой баталии на шведа, в случае чего, выбитый глаз и свалим!

   – Ох и шельма ты, Корнев! – Царевич погрозил Роману пальцем. – Да ладно, согласен. Сам заканчивай смотр, не то я с вами и на обедню запоздаю! – Алексей поспешил на призыв новгородских колоколов.

«Ах ты, Алексей, божий человек! – Роман с нежданной жалостью глянул на сутулую спину царевича. – Недаром вокруг Меншикова открыто твердят, что царевичу монахом бы быть, а не на троне сидеть. Хотя по-своему он человек добрый».

Царевичу, однако, не удалось попасть и на обедню – по дороге в собор перехватил его злой как чёрт Васька Корчмин.

   – Что делают?! Что делают?! Только глянь, государь-наследник! – Корчмин чуть ли не силой увлёк царевича смотреть пролом – рухнувший от грунтовых вод участок стены древнего новгородского кремля-детинца. – Нет, чтобы отвести грунтовые воды и крепить фундамент, так эти дьяволы – воевода и комендант – надумали брёвнами крепость подпирать – вот стена без всяких шведских пушек и обвалилась! – Гневливый инженер показывал царевичу на подмытую стену с такой яростью, словно тот сам учинил этот подкоп.

   – И таким дуракам, как сей воевода, светлейший князь Меншиков протежирует! – громко возмутился царевич и твёрдо пообещал Корчмину: – О воеводиной глупости и ротозействе тотчас отпишу батюшке!

Но Корчмин вдруг замахал на него руками:

   – Ни-ни! Ведь батюшку-государя я не хуже тебя, царевич, знаю! Взбесится и сам сюда за сотни вёрст прискачет – и пошла гулять дубинка по спинам! И добро бы дубинкой всё кончилось! Глянь, и виселицу у пролома поставит! На одной верёвке воевода будет болтаться, на другой – комендант! А ведь люди почтенные. Они не из злого умысла, а из невежества своего вздумали брёвнами стену подпереть. Так что, будь добр, государь-царевич, отца не огорчай, а прикажи, дабы из Санкт-Петербурга прислали водяные насосы. Мне ведомо, что генерал-адмирал Апраксин из Голландии их получил, дабы воду из трюмов судов откачивать!

Алексей хотя и недолюбливал Апраксина, но обещал всё же в Петербург отписать. А Корчмин потянул его дальше, взглянуть, как ставят пушки на подновлённых болверках и бастионах, которыми новгородский кремль-детинец, по приказу Петра, был окружён сразу после нарвской конфузии, когда ждали в Новгород шведов. Из-за частых дождей многие болверки и бастионы ныне осели, и нужно было поднять их, а иные и возродить заново. Работы здесь было непочатый край, в чём оба и убедились, обойдя всю фортецию.

Лишь к вечеру, перепачканный землёй и болотной жижей, что скопилась во рву (смотрели там дренажные работы), царевич явился в патриаршие палаты.

Архиепископ Иов, маленький сухонький старичок, встретил его ласково, как честного труженика:

   – Заработался, чай, государь-царевич, сил своих не щадишь! – Он истово перекрестил склонённую голову Алексея. И заметил с лаской: – Ишь как бес Васька тебя по земляным работам затаскал! Ну да ничего, пойдём сейчас в баньку – отдохнём от трудов праведных!

Банька архиепископа у Мячинских озёр была уже натоплена: густо пахло квасом (его плескали на раскалённые камни) и липовыми досками, из которых были сбиты скамьи и полоки.

Дюжий монах не жалел ни кваса, ни веников, а сухонькому Иову и пар нипочём, всё взывал с верхнего полока:

   – Поддай ещё парку, любезный, да кваску, кваску плесни.

Царевич уже отдыхал в прохладе чистого предбанника, попивая крепкий монастырский мёд, а старец всё ещё нежился в мыльне.

Вышел наконец, сияющий, довольный, лысина весело розовела меж седых кудрей. Сел рядом с Алексеем, отпил медку, спросил сочувственно:

   – Полегчало, чать?

   – Полегчало, отче! – Алексей признательно улыбнулся старцу.

   – Вот и хорошо, после трудового дня-то! – ласково заметил Иов и добавил: – Вот и батюшку твоего, великого труженика, я в эту баньку водил. Как раз это после нарвской конфузии было. У государя щека дёргалась, руки тряслись. А после баньки сразу полегчало – отошёл государь, помягчел. Самое это лучшее лекарство у нашего народа – крепкая банька!

   – А о чём вы толковали тогда с батюшкой, после Нарвы? – полюбопытствовал царевич.

   – Да о разном! Я даже речь о мире с Каролусом шведским повёл, но куда там! Есть в твоём отце сила великая и дух отважный – идёт своим путём и не сворачивает. Таких мужей Бог редко России посылает! – Иов снова глянул на царевича и спросил тихо: – Ну а ты-то сам как с ним ладишь?

   – Да вот впервой важное дело доверил: провиант собирать, рекрутов смотреть, фортеции приграничные крепить! – с невольной гордостью ответил царевич.

   – Вот и славно, что с отцом ладишь! – успокоился Иов. – Пока наверху согласие – и смута не страшна! А приграничье крепить – самое нужное дело, когда опять шведа ждём-поджидаем!

   – Да мне батюшка не токмо приграничье, он мне и Москву крепить доверил! – вырвалось у Алексея.

Иов встал, ещё раз перекрестил юношу, сказал просто:

   – Сие – добрый знак! Значит, в самую страшную годину доверяет монарх сыну блюсти столицу! Верит в тебя! Единством силён род Романовых!

Через день, осмотрев устроенный Иовом первый в России гошпиталь для увечных воинов и недавно открытую парусную мануфактуру и оставив Корчмина чинить стену детинца, а Корнева поставлять в армию рекрутов, царевич поспешил в Москву. «Доверяет столицу – сие добрый знак!» – вспоминал он по дороге слова Иова, на душе было светло.

Отправив большую часть рекрутов в войска, Роман с двумя сотнями новобранцев, которых отобрал сам, и десятком старослужилых сержантов, перешедших вместе с ним из сводного новгородского полка, остался в Новгороде, ожидая, когда Ренцель приведёт из Санкт-Петербурга полк невских драгун.

Роман и его дядька-пестун, старый вахмистр Кирилыч, разместили новый эскадрон на широком подворье Юрьева монастыря. Отец игумен был рад такому соседству, поелику полевые работы были в полном разгаре, а ратники – мужики, труженики добрые, да и стоила их работа копейки, – за харчи работали.

Роман не возражал, когда Кирилыч и монастырский отец эконом договорились посылать каждый день по половине команды рекрутов собирать урожай на монастырских полях, да и как он мог возражать, ежели казённый провиант ещё где-то шёл в эскадрон из Петербурга. А здесь монахи кров дали и кормили солдат отменно.

Роман рекрутами был доволен. Отобрал он в Новгороде крепких молодцов, да из ямщицких сел под Валдаем Кирилыч привёл добрых конников, привычных к лошадям сызмальства. К тому же парни были сметливые – ведь на землях бывшего Господина Великого Новгорода не одни горожане, но и многие простые мужики грамоту ведали. Обучать их «сену-соломе» было ни к чему. Уже через неделю все маршировали исправно. Так что у Романа и у его верного вахмистра Кирилыча скоро оказалось немало свободного времени. Можно было навестить и своих родичей в Новгороде. У Кирилыча, правда, там никого не осталось, но он так долго жил с мальцами Ромкой и Никиткой у покойного деда Изота, что семью Корневых почитал родной семьёй, а самого себя как бы дядькой для молодых офицеров-братцев. Потому и обрадовался, когда Роман как-то бросил:

   – А что, Кирилыч, не навестить ли нам тётку Глафиру, не повидать ли дедушкин дом?

Сказано – сделано, и через час уже и Роман, и его наперсник сидели в лодке.

   – Благодать-то какая, простор дивный! – не удержал Роман своё восхищение, показывая на бескрайние заливные луга на другой стороне Волхова, протянувшиеся до самого Ильменя.

   – Простор наш, новгородский, эвон и Спас на Нередице уже выглядывает! – кивнул головой Кирилыч и, обращаясь к гребцам-рекрутам, приказал: – Греби, Циклоп, прямо греби! Вниз-то по реке легко идти!

А Роман вспоминал, как сидели они три года назад с братом Никиткой и всё тем же Кирилычем, после нечаянной смерти деда Изота, у той же самой Нередицы, варили уху и обдумывали свою дальнейшую судьбу. И позвала их тогда кавалерийская труба, прозвучавшая с Синего луга, где остановился драгунский полк, в дальний поход.

   – Слава те Господи, вот и Святая София глянула! – перекрестился Кирилыч на крест собора, купола которого заблестели из-за поворота реки.

   – Новгородцы в старину говаривали: где Святая София, там и Господин Великий Новгород! – заметил Роман Прову, оглянувшемуся на новгородское диво. А затем подмигнул Кирилычу: – Что, старый греховодник, потянуло взглянуть на родные места, новгородской медовухи хлебнуть, красных девок пощупать?!

   – А что ж, можно и пощупать! Мужчина я, почитай, в полном соку: всего тридцать шесть годков стукнуло! Отчего бы и любу не завести?! – гордо ответствовал Кирилыч.

   – Тю, дяденька, да ты уж совсем старик! – весело оскалился второй рекрут, сидевший на вёслах рядом с одноглазым Провом.

«Для румянощёкого осьмнадцатилетнего Тимофея, взятого в рекруты из ямщицкого валдайского села Яжелбицы, Кирилыч и впрямь, должно быть, кажется стариком, хотя силушки-то у этого «старца» поболе, нежели у этого мальца», – насмешливо отметил про себя Роман. Впрочем, и для него Кирилыч, с тех пор как три года назад вот отсюда, из Новгорода подались они втроём в драгуны, как-то привычно и незаметно стал верным и преданным дядькой – вахмистром, и даже не верилось, что у него может быть какая-то своя жизнь, отличная от жизни эскадрона.

   – Тихо, старый ты чёрт! – строго прикрикнул он на Кирилыча, вздумавшего здесь же на месте проучить наглеца рекрута. – Ещё лодку опрокинешь!

Кирилыч отпустил юношу, пообещав напоследок:

   – Подожди, начнутся настоящие ученья, будем биться на палашах, я тебе ещё покажу, кто из нас старик!

Лодка клюнула носом у Гарольдова вымола. Здесь было сейчас многолюдно: рыбаки с Ильменя доставали утренний улов и бойко торговались с новгородскими молодками.

   – Коль ужо к твоей тётке-скупердяйке шастаем, то без гостинца никак нельзя? – Кирилыч по-хозяйски выбрал у рыбака двух здоровенных, рвущихся из рук судаков.

И в эту минуту базар потряс высокий женский вопль:

   – Племянничек, родный! Никак, с войны целый вернулся! – И тётка Глафира, заявившаяся закупить своим мужикам рыбки на уху, уже сжимала Романа в железных родственных объятиях. Ежели Дотоле Роман, по чести говоря, ещё колебался, идти ль ему к тётушке, так ловко, после кончины деда Изота, выставившей их с братом, сирот, с наследственного подворья, то теперь все сомнения отпали.

   – Какая ни есть, а всё родня! – Он махнул рукой и, приказав рекрутам сторожить лодку, поправил офицерский шарф и бодро зашагал рядом с тёткой. А та горделиво оглядывалась и сообщала всем встречным уличанским кумушкам, что нынче вернулся Ромка, её племяш, и вернулся не простым солдатом, а в офицерском чине-звании.

Кирилыч маршировал сзади. Тётка было оглянулась на него сердито (само собой, она признала в этом здоровенном краснорожем ёрнике бывшего подручного деда Изота), но, увидев двух здоровенных судаков в лапищах вахмистра, милостиво кивнула и даже предоставила для рыбы добрый мешок.

За обеденным столом до позднего вечера засиделись. Из кузни к обеду заявился муж тётки Глафиры Евдоким с двумя старшими сыновьями.

   – Ну и молодцы у тебя вымахали – нашему Никитке по росту да стати не уступят! – восхитился Роман, принявший уже наливочки домашнего изготовления.

   – Хоть сейчас в гренадеры записывай! – усмехнулся Кирилыч.

   – Ты что, седой чёрт! – запричитала тётка. – И так, говорят, по Новгороду офицер с целой командой шастает. Кудрявым юношам лбы бреет и в солдатчину верстает!

   – Так я и есть тот офицер! – Роман откинулся на спинку и глянул на тётку с важностью.

   – А я из его команды! – покрутил Кирилыч длинный ус, который он отпустил на запорожский манер.

Тётка ахнула. «Вот назвала иродов на свою душу! – можно было прочитать на её лице.

Роман рассмеялся:

   – Да ты не боись, тётка Глаша! Твоё счастие, отослал я уже рекрут в войска, так что ныне не возьму твоих соколов! Пусть и дале помогают Евдокиму кузнечные меха раздувать – дело в наш век нужное!

   – И впрямь ныне по большому тракту, как стал Питербурх строиться, народу едет видимо-невидимо! И офицеры, и купцы, и приказные! И многим во мне нужда: кому коня подковать, кому дормез дорожный поправить. Так что без работы не сидим и помощники мне всегда нужны! – прогудел Евдоким. – А мои ребятки, хоть и грех отцу их нахваливать, сами скоро добрыми мастерами станут! Ванюха эвон как ловко железо на колёса ставит, а Василий, тот и пистоль аль ружьё починить может! – От гордости за старших сынов дядька Евдоким так и светился. И, обернувшись к жене, грозно приказал: – А ну, баба, хватит языком воду молоть – мечи на стол что ни есть самого доброго!

   – Вот это по-нашему, кузня! – дружелюбно хлопнул Кирилыч по широкой спине кузнеца. С Евдокимом они ещё сверстниками голубей гоняли да за яблоками в чужие сады лазили. Вместе и за Глашкой бегали, да только та девка сметливая, враз разглядела, что Кирилыч хоть и купецкий сын, а лишь остатки отцовского наследства по кабакам проматывает, а Евдоким в кузне своё счастие куёт.

Глафира меж тем поняла, что грозу пронесло, никто за её сынами не гонится, и проворно заметалась меж кухней и погребом. Помогали ей голенастая шестилетняя девчонка и десятилетний белоголовый паренёк.

«Да, никак, это младшие у Евдокии – Марьянка да Алексашка!» – подумал Роман.

Евдоким перехватил его взгляд и пробасил не без гордости:

   – Мой младший-то в гошпитале, что наш Иов открыл, у немца-лекаря науку уже проходит. Ты с ним и по-немецки поболтать можешь – знает!

Роман тут же учинил экзамен и убедился, что мальчонка и впрямь не только понимает немецкий, но и разбирает иные латинские надписи.

   – То добре, ведь латынь для медицины – первейшая грамота! – порадовался Роман за мальчонку. И, перехватив радостный и благодарный взгляд Алексашки, поворотил белокурые волосы на голове, рассмеялся: – А ведь сей малец, тётка Глафира, вылитый наш Никитка!

   – И точно, подрастёт – и точь-в-точь второй Никитка! – оторвался от поросёнка, набитого гречневой кашей, Кирилыч.

   – А где он сейчас, наш Никитка, обретается? – спросил Евдоким, разливая дорогим гостям пахучую анисовую.

   – В последний раз я встречал его в корчме на большой бреславской дороге! И поспешал наш Никитка в дальние страны! – Роман покрутил чёрный ус и стал рассказывать о схватке в корчме, где он нежданно-негаданно выручил старшего брата. Марьянка, обносившая дорогих гостей квасом, даже рот раскрыла, слушая о сказочных подвигах своего родича.

   – Закрой рот, ворона залетит! – Кирилыч, раскуривший трубку, дунул табаком.

Девчонка закашлялась до слёз.

   – Вышел бы во двор зелье-то курить! – напустилась на своего незадачливого бывшего женишка осмелевшая тётка Глафира.

– Вышел бы я с тобой, баба, во двор, да муженёк у тебя под боком! – благодушно ответствовал Кирилыч.

Так под мирную, совсем родственную перебранку и завершилась семейная встреча.

А на набережной Романа и его вахмистра ожидал нечаянный случай: Тимохи в лодке не было – за вёслами одиноко сидел один Пров.

   – Где напарник-то твой? – подскочил к нему Роман.

   – А сбёг! – равнодушно ответствовал одноглазый.

   – Ах ты, циклоп! Да как же ты его упустил? – разозлился Роман.

   – Откуда я знал, что у него на уме? – пожал плечами великан. – Наказали бы держать, так удержал бы. А коль нет – крикнул он мне с берега, что надоела ему уже царёва служба, и взял ноги в руки! Только, думаю, дальше дома родимого никуда не уйдёт! Там у него девка любая да матушка родная! – вслух рассуждал одноглазый.

   – Ну а ты что следом за ним в бега не подался? – уже спокойно спросил Роман, понимая, что в сём деле он и сам оплошку дал: ведал, что рекруты бегут при первом же удобном случае, а оставил Тимоху без надзора.

   – А куда мне податься? К князюшке на поварню?! У меня в Выбитях ни кола ни двора, а из всей родни одни собачки! – Пров покачал головой, словно убеждая в чём-то самого себя. И закончил твёрдо: – Нет, господин поручик, у меня ныне одна дорога – в полк! Авось и поймаю фортуну за хвост, как вот вы поймали!

   – Возьми в караульне солдат – и чтоб к утру беглого доставить! – строго наказал Роман Кирилычу и в лодке буркнул циклопу: – Греби в монастырь!

А утром по петербургской дороге в Новгород вступили невцы-драгуны. Реяло полковое знамя, весело играли трубы – полк через весь город прошёл на Синий луг.

Полковнику Роману представляться было без надобности. Ренцель его помнил и сам вызвал в свой полк.

   – Принимай эскадрон, Корнев, а к чину ротмистра я тебя представлю после первой баталии! – добродушно напутствовал его старый ландскнехт.

   – Да скоро ли баталия, господин полковник? – У Романа загорелись глаза.

   – Как это у вас, русских, говорят: «Не за горами!» – пояснил Ренцель. – Вчера был гонец от светлейшего. Сообщил – швед вышел из Саксонии и марширует к Висле. Так что и мы скоро будем править путь в те же края!

К вечеру, когда весь эскадрон примерял новую форму, прискакал злой как чёрт Кирилыч.

   – Всю деревушку обыскал, нет Тимохи! – И добавил: – Скорей всего в раскольничий скит подался!

«Иль на Дон ушёл! – подумал Роман. – Таких вот Тимох и собирает под своё знамя мятежный атаман Кондратий Булавин».

Впрочем, на другой день Роману было не до поиска пропавшего рекрута. По новому приказу Меншикова полк был поднят по тревоге и двинулся в Речь Посполитую. Роман даже не успел попрощаться с роднёй, не ведая, что на много лет покидает тихий и благолепный Новгород.