Текст книги "Юстиниан Великий : Император и его век"

Автор книги: Станислав Чернявский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 51 страниц)

2. ГИБЕЛЬ ГОНТАРИСА

Теперь нужно было что-то делать с берберскими союзниками. Вожди берберов рассчитывали взять выкуп с Карфагена, но Гонтарис платить не спешил.

Тогда бербер Антала перешел со своими людьми на сторону Юстиниана. В конечном счете это и спасло византийское господство в Африке. Византийские войска сосредоточились в Гадрумете. Туда ушли все, кто поддерживал Юстиниана и законную власть.

А мятежники обосновались в Карфагене. В город явились остатки людей Стозы – около тысячи человек. Они перешли под начало Гонтариса. «Среди них было пятьсот ромеев, около восьмидесяти гуннов, а все остальные были вандалами», – уточняет Прокопий.

Наконец, на сторону мятежников перешел Артабан с армянским отрядом. Правда, он задумал убить Гонтариса при первом удобном случае.

Прежде всего Гонтарису нужно было устранить Анталу и захватить Бизацену. Задача облегчалась тем, что другой берберский вождь, Куцина, ненавидел Анталу и окончательно поругался с ним. Узнав, что Антала перешел на сторону Византии, Куцина поддержал мятежников.

Бунтовщики пришли под стены Гадрумета и разбили лагерь. Ими командовал Артабан. На выручку города пришел Антала со своими берберами. Артабан атаковал его и обратил в бегство, но не развил успех и вернулся в лагерь. Здесь его встретили воины Стозы, обвинили в предательстве за то, что не преследовал врага, и хотели убить. Началась перепалка. Артабан сослался на численное превосходство противника и отвел войска в Карфаген. Гонтарис объявил, что лично выступит на Бизацену во главе всех своих сил.

Перед этим он произвел чистки в Карфагене: казнил любого, на кого падало подозрение в измене, и наконец, как свидетельствует Прокопий, решил перебить вообще всех греков, находившихся в городе. Даже если это и преувеличение, оно помогает понять, на кого опирался Гонтарис. Это были наемники и остатки вандалов. Но этих сил оказалось крайне мало для того, чтобы установить хоть какой-то порядок в Карфагене. Возвращались времена пиратской империи Гензериха, но повторения этих ужасов никто не хотел. Да и обстановка была иной. Гонтарис использовал временные трудности, которые испытывали византийцы, но на окончательный успех рассчитывать не мог, хотя и не понимал этого до конца.

Наконец мятежник назначил день похода на Бизацену. Перед этим он устроил пир с участием своих приближенных, в число которых вошли армянин Артабан и грек Афанасий. Артабан решил воспользоваться удобным моментом для убийства Гонтариса.

Все приглашенные возлежали на ложах. За ними стояли по трое вооруженных телохранителей. Чтобы действовать наверняка, Артабан разместил верных ему вооруженных армян в соседнем портике и распространил слух, что Гонтарис хочет убить его, Артабана. Короче говоря, мятежнику платили его же монетой – коварством, предательством, хитростью.

Пир начался. Гонтарис сильно подвыпил и, «желая проявить щедрость», дал телохранителям часть еды и выпивки. Для них накрыли столы в соседней зале. При Гонтарисе остались только три копьеносца.

Этим воспользовались армяне. Один из них, Арташир (телохранитель Артабана), «быстро подошел к Гонтарису, как будто собираясь сказать ему что-то тайком от других». Когда телохранитель-армянин приблизился к Гонтарису, это заметили слуги и оттолкнули невежу, воскликнув:

– Это что такое, милейший?!

Гонтарис обернулся на шум, приложив руку к правому уху. В этот момент Арташир ударил его мечом и отсек ему часть лба с пальцами. Возник шум. Некоторые греки, присутствовавшие на пиру, стали кричать, что пора покончить с тираном. Гонтарис вскочил, рыча от боли, но к ему бросился Артабан и всадил в бок нож по самую рукоятку. Рана была смертельной. Гонтарис упал. Его телохранители попытались уничтожить армян, но сами пали в потасовке, которая заняла всего несколько секунд.

Дальнейшая судьба прочих бунтовщиков неизвестна. Возможно, предводителей казнили, а подразделения простых солдат раскассировали и разместили по гарнизонам. Победители направили донесение в Константинополь о своей победе.

«За это дело Артабан получил великую славу среди всех людей», – пишет Прокопий. Юстиниан назначил его наместником византийской Африки. Однако предприимчивый армянин пробыл губернатором недолго, год или полтора. За это время расстановка сил опять изменилась. После убийства Гонтариса вождь берберов Антала отложился от Юстиниана, возобновились смуты… Артабан устал и не чувствовал в себе сил покончить с берберами. Он попросился в столицу и был отозван. Впрочем, Прокопий пишет, что истинной причиной отбытия Артабана стала романтическая история: он влюбился во вдову бывшего африканского наместника Ареобинда – Прейкету, которая уехала в столицу.

Новым наместником сделался некий Иоанн, которому Юстиниан доверял настолько, что сосредоточил в его руках военную и гражданскую власть.

Иоанн разбил Анталу, но тот объединился с триполийским племенем левафов и нанес византийцам поражение. Тогда Иоанн задобрил Куцину, напал вместе с ним на Анталу и одержал победу над враждебными маврами в большом сражении. «Большую часть их, отступавших в полном беспорядке, ромеи убили, а остальные бежали до самых крайних пределов Ливии». Византийцы отняли у врага знамена, захваченные после гибели Соломона. Развивая успех, Иоанн выступил на запад и разгромил берберского вождя Яуду, подчинив своей власти Нумидию.

После этого другие царьки «следовали за ним (Иоанном), как будто они были его рабами». Примерно в 548 году берберов удалось наконец замирить. Африка покорилась Юстиниану.

Но в «Тайной истории» Прокопий умудрился даже эту победу поставить императору в вину. Мол, Африка обезлюдела из-за ненасытной жажды завоеваний Юстиниана. Этот упрек несправедлив. Резню местного населения начали вандалы и берберы, причем еще до Юстиниана. Базилевс разгромил пиратское королевство и усмирил берберов. Это было сделано дорогой ценой, но без вторжения византийцев цена покоя вряд ли бы оказалась дешевле.

На Африке Юстиниан опробовал новую форму правления. Он делегировал значительную часть своих полномочий Иоанну – человеку, которому доверял. Иоанн становится заморским вице-королем в дальних имперских владениях. Собирает налоги, вершит суд, ведет войны на свой страх и риск. Верховная власть остается у императора. Император получает отчисления с дальних провинций, направляет туда войска, а неспособного наместника может уволить в любой момент. Эта идея вице-королевства помогала византийцам удерживать дальние рубежи.

После успешного окончания африканских войн византийцы восстановили плацдарм для нападений на Италию. С этого времени дело Тотилы и остготов стало практически безнадежным. Однако Византия: опять воевала на двух фронтах. Против нее в очередной раз выступили иранцы.

ГЛАВА 6. ОПЯТЬ ПЕРСЫ

1. АРМЯНСКИЙ ЗАГОВОР

Прежде чем рассказать о перипетиях персидской войны, нужно поведать о внутренних делах Византии. Юстиниана чуть не убили придворные армяне, составившие заговор. Причем его душой был небезызвестный Артабан, только что вернувшийся из Африки после подавления мятежа. Видимо, Артабан возвратился в Константинополь в конце 547 года, когда еще жива была императрица Феодора. Результатом возвращения стала драма, о которой мы расскажем на этих страницах. Артабан замыслил умертвить Юстиниана и захватить Ромейскую империю.

* * *

Идея империи состояла в том, что все граждане равны перед законом, а лучшие из них могут претендовать на звание базилевса. Правда, было совершенно неясно, кто должен выбирать «лучшего». Иногда это делал сенат, иногда – войско, иногда – партии цирка. Всё это создавало почву для нестабильности и государственных переворотов. Юстиниан был, с одной стороны, очень осторожен, а с другой – весьма популярен в народе. К императору можно было всегда прийти с просьбой, он был прост в обращении и не чуждался народа. Блуждали слухи, что он до сих пор тайком поддерживает стасиотов – народных борцов со знатью.

Почти два десятилетия император правил спокойно. Чернь восхищалась успехами ромейского оружия. В казну текло золото, базилевс отстраивал города, защищал границы и всем был мил. Однако со временем ореол венценосного «блюстителя правды» померк. В войнах с персами была разрушена «жемчужина Востока» – Антиохия. Десятки тысяч ромеев оказались угнаны иранцами и остались в плену. Бунты в Африке продолжались больше 10 лет. Война в Италии вспыхнула с новой силой. На севере Балканского полуострова угрожающе вели себя «склавины» и кутургуры. Наконец, разразилась чума, а с нею наступил кризис: сократилось число налогоплательщиков и солдат.

Всё это вызвало недовольство Юстинианом в народе, чем воспользовались его враги при дворе. Против крестьянского императора возник заговор.

Началось с того, что армянский военачальник Артабан полюбил молодую Прейкету – племянницу императора и вдову Ареобинда. Армянин считался красавцем. «Он был высок ростом… по характеру приветливый и немногословный. Император оказал ему исключительные почести», – замечает Прокопий. Артабан получил высокую должность командира подразделений федератов-наемников, расквартированных в столице. Кроме того, он сделался консулом. Но женить его на Прейекте император не мог, так как выяснилось, что Артабан уже женат, причем «еще с детских лет». С супругой он давно не жил, та оставалась где-то в армянских горах. О ее существовании мало кто знал. Но теперь Артабан прославился, и женщина напомнила о себе. А может, подсуетились «доброжелатели», чтобы устранить конкурента. В результате Прейкету быстро выдали за знатного сенатора Иоанна (сына Помпея), а первую жену Артабана извлекли из забвения и привезли к мужу. Это было еще при жизни Феодоры, и именно она стояла за этой интригой. Вскоре Феодора заболела и умерла. Артабан тотчас прогнал от себя первую жену, но на этом не успокоился. Чтобы получить любимую Прейкету, он пошел на заговор против самого императора. Его поддержали знатные армяне. Одним из заговорщиков стал Аршак – потомок династии Аршакуни, когда-то правившей в Армении. Незадолго до этого Аршак мечтал поднять восстание византийских армян в пользу иранцев. Однако идея была настолько непопулярна, что к ней никто не отнесся всерьез. Раздосадованный Юстиниан просто велел высечь неудачливого заговорщика. Аршак затаил злобу и «стал строить козни против Юстиниана и политического строя», поясняет Прокопий. Артабан был родственником армянского горе-диссидента. Аршак начал склонять его к заговору и напомнил, что отец Артабана – Ованес – казнен за участие в восстании, а «вся его родня порабощена и рассеяна по всей Ромейской империи». И при таких-то обстоятельствах Артабан довольствуется званием консула?

Артабан сдался и вступил в заговор. Оба крамольника решили привлечь к себе двоюродного брата Юстиниана – популярного в народе полководца Германа и его сыновей. Старшим из детей Германа был Юстин, «юноша с первым пушком бороды, очень энергичный и быстрый на всякое дело; незадолго перед тем он получил консульское кресло». Впоследствии он станет известным полководцем, и мы еще встретим Юстина на страницах книги.

Через этого неглупого и честолюбивого парня и стали действовать армянские заговорщики. Артабан вывел своего родича Аршака на Юстина. Аршак начал действовать. Юстину и его отцу Герману он обещал царство, если только те помогут свергнуть Юстиниана. Свое предложение Аршак изложил в храме, куда для вящей таинственности пригласил Юстина, взяв прежде клятву, что молодой человек никому не расскажет о тайной беседе.

Когда юноша дал клятву, Аршак раскрылся во всей красе. Как может Юстин смотреть на то, что большая часть должностей при дворе распределяется среди случайных граждан?! Высших чинов достигают «люди низкого звания из рыночной толпы». Тут мы видим, что Прокопий, передающий этот разговор, буквально корчится от еле скрываемой ненависти к Юстиниану Рыночная толпа, случайные люди… По мнению Кесарийца, Юстиниан всю страну перевернул с ног на голову. Прокопий тайно сочувствует заговорщикам. Его не устраивает только одно: что они не довели дело до конца, оказавшись глупцами.

Аршак продолжал. По его сведениям, Велисарий возвращается из Италии после неудачной кампании. Это значит, что Германа и его родню окончательно задвинут на второй план. Император обожает своего бывшего телохранителя, подавителя «Ники» и завоевателя вандалов.

Заметим попутно, что рассуждения ряда современных историков о «зависти» Юстиниана по отношению к Велисарию (из-за побед, одержанных великим полководцем) не соответствуют действительности. Современнику событий, Аршаку, реальность виделась совершенно иной. В его глазах пострадавшим от режима был вовсе не Велисарий, а Герман, потому что император выдвигает на высшие посты новых людей вместо того, чтобы обеспечивать привилегиями родственников и свойственников. Крестьянскому императору совершенно чужд дух аристократизма! Зато Аршак происходит из армянского царского рода, ему понятны обиды имперской знати. Он пытается склонить Юстина на свою сторону…

Но не тут-то было. «Услыхав это, Юстин пришел в страшное замешательство, голова у него пошла кругом, и он заявил Аршаку, что ни он, ни отец его Герман этого делать никак не могут». Молодой человек обо всём доложил отцу. Тот ужаснулся. Надо действовать, но как? Бросить по адресу армян бездоказательные обвинения? Но практика доносов не была принята при дворе православного императора.

Герман посоветовался с Маркеллом – начальником дворцовой стражи. Судя по имени, этот Маркелл принадлежал к числу вельсков, то есть римлян, – словом, был соплеменник Юстиниана. Возможно, именно его мы встречали в битве при Даре как одного из офицеров. Император назначил его на должность далеко не только благодаря этническому родству. Начальник стражи «был человеком суровым по характеру, крайне молчаливым; он ничего не делал из-за денег, не любил ни смешных слов, ни смешных представлений; не чувствовал расположения к распущенному времяпрепровождению; вел он всегда жизнь суровую и чуждую удовольствий; до мелочности был предан справедливости и страстно любил правду». Так описывает этого человека Прокопий, который всегда рад малейшему поводу очернить людей Юстиниана, но здесь повода не находит. Перед нами – образ рыцаря без страха и упрека. Вероятно, Маркелл оказался одним из лучших в окружении императора. Кроме того, он обладал здравым смыслом.

– Неудобно, – сказал он Герману, – чтобы ты был доносчиком. Если Аршак сумеет бежать и скрыться, то обвинение останется недоказанным. Я лично, не проверив дела, не привык верить или докладывать императору. Поэтому я хочу или услыхать своими собственными ушами, или чтобы кто-либо из моих близких по уговору с вами совершенно ясно услышал крамольные речи.

Герман понял, что в любой момент может превратиться из обвинителя в обвиняемого. Требовались доказательства. Полководец велел своему сыну Юстину сделать так, чтобы заговорщики разоблачили себя.

Но с Аршаком Юстин говорить не мог. Тогда он привлек двух других армян, состоявших в заговоре, – Артабана и какого-то Ханаранга. У последнего Юстин хитростью выудил все данные о заговоре. Разговор состоялся в комнате, часть которой была отделена шелковой занавеской. За нею прятались люди Маркелла. Они услыхали подробности беседы.

Заговорщики рассуждали, что нужно одним ударом покончить с Юстинианом и Велисарием. Если убить только Юстиниана и провозгласить императором Германа, то может разразиться гражданская война: Велисарий объединит чернь, которая составляет сторонников Юстиниана, пойдет на столицу и перебьет заговорщиков. «Но как только Велисарий прибудет в Византию и будет у императора во дворце, тогда поздним вечером они явятся туда, захватив кинжалы, и убьют Маркелла и Велисария вместе с императором». Таков был план.

Маркелл выждал удобный момент и доложил обо всём царю. Базилевс был поражен, разгневан и посчитал Германа виновным в том, что тот не донес сразу. Император «велел тотчас же арестовать и заключить в тюрьму Артабана и его соучастников и приказал некоторым из начальников произвести допрос под пыткой», передает Прокопий.

Затем Юстиниан созвал сенат, чтобы решить вопрос о наказании виновных. Мнения сенаторов разделились. Кто-то заступался за Германа, кто-то распалял гнев самодержца. «Все остальные молчали, подавленные страхом и своим непротивлением предоставляя свободу проявлению его воли». Один только Маркелл говорил прямо. Начальник стражи заявил, что Герман давно предлагал сообщить императору о заговоре, но промедлил сам Маркелл, ибо «очень тщательно разбирался во всех мелочах и поэтому так медлил с сообщением». Гнев императора улегся. Начались расправы. Прежде всего Юстйниан разжаловал романтичного глупца Артабана, «не сделав ему, помимо этого, ничего дурного, а равно и всем остальным, если не считать того, что всех их держал под арестом, но без бесчестия, во дворце, а не в обычной тюрьме», сообщает Прокопий. На том и закончился армянский заговор. Похоже, базилевс разобрался и сообразил, что у крамольников не было опоры ни в народе, ни в армии, ни в сенате. Страхи прошли.

Юстиниан мог спокойно продолжать свою политику. «Святой император» совершенствовал империю и сражался с ее врагами. Что касается Артабана, то его вскоре помилуют и пошлют на фронт. Юстиниан не был безжалостным истребителем каждого, кто покушался на его власть. Мы видим, что отношения между властью и подданными в Византии гораздо тоньше, чем принято думать.

2. ВТОРЖЕНИЕ ПЕРСОВ

У базилевса оставались два главных внешних врага: остготы и иранцы. На восточном фронте наступило затишье, но продолжалось недолго. Схлестнулись между собой арабские племена: гассаниды и лах– миды. Первые по-прежнему ориентировались на Византию, вторые – на Иран. Действующие лица оставались всё те же. У палестинских гассанидов царем был Харис ибн Саалаба (529–549). Византийцы звали его Арета. Иракскими лахмидами правил ал-Мунзир III ибн Нуман (505–554). Оба ненавидели друг друга. Ал-Мунзир был сильнее, наглее и энергичнее своего коллеги. Он постоянно тревожил палестинских арабов набегами. Наконец в 546 году захватил в плен сына Хариса и принес его в жертву планете Венера, которую арабы называли Узза. Это переполнило чашу терпения Хариса. Он собрал ополчение, напал на иракцев и нанес им крупное поражение.

Автор классической монографии «Арабы у границ Византии и Ирана» Н. В. Пигулевская пишет, что это поражение не слишком ослабило военный потенциал лахмидов. Еще в первой половине правления Юстиниана им удалось разгромить вождество бану кинд в северной и центральной Аравии. В результате иракцы надолго получили перевес в борьбе. Немаловажен еще один факт. Бану кинд, как и палестинские арабы, были христианами. После разгрома киндитов перевес получили язычники. Однако библейские традиции всё же остались. Пройдет всего несколько десятилетий, и они трансформируются в новую веру – ислам.

Поражение лахмидов встревожило персидского шаханшаха Хосрова. Началась цепная реакция. Шаханшах, не нарушая официального мира, задумал две операции: захват Колхиды на Черноморском побережье и стратегически важной крепости Дара в Месопотамии. Под предлогом посольства он отправил в Византию одного из своих приближенных, Йезда Гушнаспа, знатнейшего перса, в сопровождении 500 отборных воинов (Прокопий называет этого человека «Исдигусна», наверняка проклиная варварские иранские имена).

Гушнасп съездил в Константинополь, провел переговоры с Юстинианом, вручил ему подарки и отбыл назад после 10 месяцев пребывания в византийской столице. «Этого Исдигусну базилевс Юстиниан из всех послов, насколько мы знаем, принимал с особой благосклонностью и оказал ему много почета, – утверждает Прокопий. – Так, угощая его, базилевс позволил возлежать на одном ложе с собой Врадукию, который следовал за ним в качестве толмача, – случай, доселе небывалый. Ибо никто раньше никогда не видел, чтобы толмач был допущен к столу даже невысоких архонтов, не говоря уже о том, чтобы быть допущенным к столу базилевса». Одних подарков он увез с собой на 10 кентинариев золота. И это в то время, когда Велисарию было нечем рассчитываться с солдатами в продолжение Готской войны. Но Юстиниан неспроста ухаживал за иранцами. Базилевсу было крайне важно удержать Хосрова от нападения.

Однако выяснилось, что на обратном пути Исдигусна попытался завладеть крепостью Дара, введя туда войска. Византийский начальник гарнизона был начеку и не впустил персов. Захватить Дару не удалось. Тогда настала очередь Колхиды (или Лазики, как ее еще называли византийцы). В Лазике персы занимали несколько крепостей после первых двух войн с ромеями. Хосрову было этого мало. Он задумал выселить местное население в Иран и полностью подчинить причерноморскую страну своей власти, а кроме того, собрался завести флот на Черном море. Тогда север Малой Азии оказался бы беззащитен перед набегами персов.

Об этом узнал царь лазов Гуваз, снесся с Юстинианом, предал забвению былые обиды и признал себя слугой ромейского базилевса. Юстиниан поддержал Гуваза. Тем более что на юге его ждала новая неудача: в 549 году царек Харис погиб в бою с иракскими отрядами ал-Мунзира. Правда, это не привело к гибели христианского арабского царства гассанидов. Новым царем стал сын погибшего – Джабала ибн Харис (549–559). Император думал, что было бы неплохо ударить по персам с двух сторон – на юге из Сирии и на севере из Лазики, не объявляя при этом большую войну. В общем, Юстиниан нанес персам ответный удар и отправил в Лазику 7000 воинов под началом молодого стратега Дагисфея. Это был гот по происхождению, и в его войске, конечно, преобладали готы. Дагисфей принял православие, а потому мог делать карьеру в византийской армии. В конце концов его назначили командующим войсками в Армении. Прежний командующий, ромей Валериан, отправился воевать в Италию. В 549 году Дагисфей прибыл в Лазику, соединился с отрядами царя Гуваза и осадил мощную крепость Петру, в которой засели персы.

Узнав о нападении, Хосров снарядил войско и направил его на подмогу. Армией командовал полководец Мир Мерой – ветеран войн с византийцами. Кесариец пишет, что у него в подчинении было 30 тысяч бойцов. Даже если это число преувеличено, то ненамного.

Портрет Мир Мерой оставил нам историк той поры Агафий Миринейский. «Это был человек величайшего ума, – пишет Агафий, – сделавшийся виднейшим среди персов, опытнейший в военном деле, мужественный духом. Будучи уже престарелым и издавна хромая на обе ноги, он не Мог ездить верхом, но лишения переносил, как сильнейший юноша, и не отказывался ни от каких подвигов, появлялся часто в строю, носимый на носилках, и этим внушая страх врагам и поднимая дух своих». Воякой он был искусным. Византийцы получили сильного противника, который до самой смерти энергично вел с ними войну.

* * *

Гуваз и Дагисфей с частью войск блокировали Петру, а другую часть направили для защиты горных проходов, чтобы задержать персов. Кроме того, удалось заключить союз с кавказскими аланами и Сабирами. Аланы («за три кентинария», уточняет Прокопий) согласились охранять землю лазов, а сабиры – опустошить соседнюю Иверию, чтобы персы не смогли через нее пройти. Сам Гуваз тоже не забывал требовать денег от Юстиниана. По словам кавказского царька, базилевс задолжал ему «жалованье» за 10 лет. Юстиниан пообещал выплатить деньги, но выполнить обещание не спешил. Он должен был убедиться в верности Гуваза.

Дагисфей успел наделать множество ошибок. Вместо того чтобы занять теснины и закрепиться там, он отправил для охраны горных проходов всего 100 человек. Вероятно, он понадеялся на помощь сабиров, однако те не торопились и прежде просили у византийцев денег. Сам же стратег остался осаждать Петру.

Мир Мерой со всем своим войском вошел в теснины. Узнав об этом, Дагисфей снял осаду Петры и стал отступать к ромейским границам. Гуваз ушел в горы со своими людьми. Вместо решения одной проблемы Юстиниан получил массу новых. Персидское войско стояло у границ империи и готово было захватить Лазику. Император спешно собрал деньги и выслал их Гувазу а также сабирам, которые должны были ударить в спину персам.

Но развязка наступила совсем неожиданно. Иранцы столкнулись с таким банальным фактом, как недостаток припасов, а побеспокоиться об этом заранее никто из них не подумал. Мир Мерой отвел большую часть войск в Иверию и затем в Персию, а в Колхиде оставил 5000 солдат. Хосров временно отстранил его от командования. После ухода главных сил иранцев ситуация изменилась в пользу ромеев. Дагисфей объединил войска с Гувазом, чтобы нанести персам поражение.

В Лазику прибыли византийские подкрепления, и перевес ромеев стал подавляющим. Вместе с воинами Гуваза их было 14 тысяч человек против четырех тысяч персов.

Византийцы напали на врага в открытом поле, разбили наголову и уничтожили до последнего человека. Это была впечатляющая победа после серии поражений. Дагисфей несколько реабилитировал себя за бегство от стен Петры.

Затем войска ромеев и лазов вторглись в Иверию. Там удалось разбить еще несколько отрядов врага, после чего ромеи вернулись. Лазика была полностью очищена от персов. Их гарнизон оставался лишь в крепости Петра, но лазы ее блокировали.