Текст книги "Юстиниан Великий : Император и его век"

Автор книги: Станислав Чернявский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 51 страниц)

8. СТАСИОТЫ

Любой протест, даже облеченный в форму религиозных споров, является отражением социальной борьбы. Или, выразимся мягче, социальных противоречий. Одним лишь небесным жить нельзя, поэтому религиозные дискуссии рано или поздно принимают земную форму. Протест против взяточников, плохого управления, социального неравенства – вот во что вылилась православная революция. Люди хотели справедливости и видели ее в принятии правильных церковных норм. Кстати говоря, многие еще помнили раннехристианскую «бедную Церковь». Византийцы жаждали перемен. Столь же страстно хотел их один из молодых лидеров православной революции – Юстиниан. После прихода дяди к власти он выдвинулся на первые роли, причем как вождь самых отъявленных бунтарей.

Это звучит парадоксально. Никто и никогда не рассматривал Юстиниана как социального революционера. В нем видели святого, грешника, полководца, администратора и юриста, но революционера – никто. Кроме… Прокопия Кесарийского. Мне трудно понять, почему исследователи проходили мимо его свидетельств, в то же время заботливо собирая всякую чепуху, разбросанную тут и там в сочинениях этого автора.

Вся «Тайная история» пронизана ненавистью к политику, который стремится к новшествам и разрушает старый порядок. Этот политик – Юстиниан.

Что же произошло? В книге Прокопия мы видим, как в ходе православной революции на улицах византийской столицы объявились какие-то люди из новой политической секты. Они называли себя стасиотами. Что означает это слово?

Обратимся к далекому прошлому. В 361 году к власти в Римской империи пришел император Юлиан Апостат. В переводе – Юлиан Отступник. Он порвал с христианством и попытался восстановить язычество. Поэтому и сделался отступником в глазах религиозных историков. Тот же корень, что и в его прозвище, – в греческом слове «апостасия» – «отступничество», «мятеж». Те, кто призывают к мятежу, называются стасиоты. И здесь мы приходим к одной догадке. Прокопий не тот, за кого себя выдает. Вряд ли этот человек – православный. Для него константинопольская молодежь, которая носится по улицам, громит монофизитов и поддерживает Юстиниана, – это стасиоты, отступники. Отступники от чего? Получается, от монофизитской ереси. Не симпатизировал ли сам Прокопий монофизитам? Если только и это не камуфляж, прикрывающий нечто другое… Но об этом – позже. Из сочинения Прокопия ясно одно: что Юстин и особенно Юстиниан поддерживают движение «отступников».

Кто же эти отступники? Перед нами молодые люди, которые чинили в столице разные беспорядки. Сперва они выступали под лозунгами чистого православия, а затем стали нападать на богачей, требовать равенства и справедливости. Изначально стасиотами были молодые венеты, но затем к ним присоединились люди из других партий. Перед нами радикальное крыло цирка.

Ситуация в столице и крупных городах стала постепенно выходить из-под контроля центральной власти. Из сообщенного Феофаном Исповедником в его «Хронографии» следует, что комитеты местного самоуправления брали власть в городах и свергали бюрократов. «Голубые» стояли во главе мятежа. Где-то побеждали умеренные, где-то – радикалы. Прокопий неоднократно утверждает, что Юстиниан покровительствовал именно этим сорвиголовам.

Разумеется, среди стасиотов были хулиганы, грабители, маргиналы. Такие персонажи есть в любом революционном движении, будь то Иран времен маздакитов, Франция конца XVIII века, Советская Россия эпохи Гражданской войны. Но больше всего напоминают стасиотов хунвейбины времен «культурной революции» в Китае. Та же агрессия, то же стремление к переменам, та же безоговорочная поддержка верховного вождя.

* * *

Юстиниан добивался власти страстно и откровенно, как добивается пылкий любовник предмета обожания. С помощью дяди-царя он сделался консулом.

Это звание молодой политик получил в 521 году – в 38 лет. Он использовал консульство как средство для достижения цели, которая была проста: власть над Ромейской империей. Нужно оговориться: власть была нужна Юстиниану не для наслаждений. Этот человек был скромен и неприхотлив. Он мало ел, презирал роскошь. Власть требовалась для того, чтобы построить справедливое общество. Как понимал Юстиниан справедливость, – вопрос другой.

Сразу после избрания он разослал во все провинции так называемые диптихи (таблички-«раскладушки» из слоновой кости, напоминавшие раскрытый переплет книги) со своим именем. Таков был обычай. Имя молодого политика узнали во всей империи.

Затем молодой консул Флавий Юстиниан устроил пышные торжества по случаю своего вступления в должность. Он сорил деньгами, чтобы приобрести расположение черни – столичных люмпенов, живших на государственные подачки. Кое-что перепало и рабочему люду.

Чернь пришла в восторг, не подозревая, что уже через десять лет, во время восстания «Ника», полководцы Юстиниана станут резать ее, как скот.

Расходы на консульство составили астрономическую сумму в 280 тысяч золотых монет. Юстиниан практиковал хлебные раздачи и устраивал зрелища. «В глазах толпы это был предмет не менее священный и важный, чем Никейский или Халкедонский символ веры», – иронизирует по этому поводу британский историк XVIII века Эдвард Гиббон. При вступлении консула в должность в цирке вывели на арену 20 львов и 30 леопардов. Состоялись скачки квадриг, блиставших золотым и серебряным убранством. Народ рыдал от восторга, делал ставки, азартно вопил и без меры превозносил нового консула.

В это же время Юстиниан вел закулисные консультации с сенаторами. Он хотел сделаться соправителем своего дяди Юстина, но претендента ждала неудача. Сенаторы отправились к базилевсу и просили его сделать Юстиниана соправителем. Однако просьба была изложена в такой форме, что Юстин отказал. Вероятно, православная верхушка страны (с Келером и Проклом во главе) иносказательно дала понять, что не хочет этого назначения. Юстиниану стало ясно, что компромисса с высшим сословием, увы, не добиться. Магнаты и крупные чиновники увидели в нем врага – покровителя стасиотов. Предстояла внутренняя война.

9. МАЗДАКИТЫ

С кого Юстиниан брал пример в своем неожиданном бунте? Ведь как-то странно всё вышло. Православные лидеры поднимают венетов, те выступают как организованная сила, но в ее недрах быстро образуются дружины стасиотов, и вот мы видим, что бунтами охвачены многие города. Религиозные лозунги перерастают в социальные. Такого упорядоченного погрома под флагом социального протеста в истории Византии еще не было. Были гражданские войны или восстания рабов, но синхронного выступления молодежи и обездоленных в десятках городов не случалось. Мы имеем дело с абсолютно новым явлением. Перед нами необычная технология политической борьбы в густонаселенном государстве с большим количеством городов.

С кого брали пример стасиоты и их вожди? Ответ парадоксален: с иранской секты маздакитов, о которой мы уже упоминали на этих страницах.

О ней мало что известно. Перед нами тайное общество, история которого, по некоторым данным, начинается в IV или даже в III веке новой эры. Его создателей иногда объявляют последователями другой тайной секты: манихеев, но это неверно. Манихеем, к примеру, числили Анастасия, да и самого Юстиниана, которого Церковь впоследствии провозгласила святым. Так что это ничего не значит, хотя обвинение для тех времен было страшное.

Для современных людей имя «Мани» – пустой звук, а то, что это имя употреблялось в качестве чудовищного ругательства, – экзотика и странность. Однако вспомним, что означало быть троцкистом в СССР в 1937 году. Это политический приговор, после которого человек считался обреченным. Было время, когда гонения против манихеев достигали того же накала, хотя в первом случае мы имеем дело с политикой, а во втором – с религией.

L Пророк Мани жил в III веке, он проповедовал в Месопотамии – нынешнем Ираке (в то время Ирак был частью Ирана).

Мани объявил мир ареной борьбы между Светом и Тьмой. Причем вся Земля в ее многообразии красок и живых существ – это порождение Зла (Аримана). Вырваться из круга зла можно только одним способом: изнурив свою плоть развратом. Для этого манихеи собирались вместе и устраивали жуткие оргии в темноте: освобождали душу от тела и от земных привязанностей. Это показалось ужасным тогдашнему шаханшаху Ирана, и пророка казнили.

Наследниками Мани объявляли впоследствии и стасиотов, и коммунистов. Но ясно, что ни Юстиниан со стасиотами, ни маздакиты не имели отношения к этому отвратительному учению. Коммунистов и социалистов всегда обвиняли в чем ни попадя, причем оправдаться им, вероятно, уже не удастся. Однако скажем еще раз: манихеями объявляли также Анастасия и прочих монофизитов. Да и не только их. Ими стали все еретики в глазах православных. Естественно, к «чистой» манихейской ереси они не имели ни малейшего отношения. Это было именно политическое или церковное ругательство, которое использовали в пылу полемики. Так что историк должен быть крайне осторожен, когда встречается с подобными терминами, и отделять зерна от плевел.

Но что же произошло в Иране – соседней с Византией стране? Как мы говорили выше, там имела место социальная революция. Она случилась в конце V века.

К тому времени Персия прочно увязла в проблемах. Она была феодальной страной, которой управлял шаханшах. В переводе с персидского это означает «царь царей». Вокруг него группировалась аристократия. Она делила власть с сословием магов (жрецов культа единого Бога – Ахура Мазды). Феодалы и маги обладали обширными землями, частными армиями и немалым богатством. Их мечтой был слабый шаханшах, которым можно манипулировать в собственных интересах. Того же хотели и византийские магнаты по отношению к своему императору. Вероятно, шахский Иран оставался их идеалом. Но это была крайне близорукая позиция.

Иран не являлся моноэтничной страной. В нем жило множество народов. Удержать их в покорности могла только сильная центральная власть.

А власть не умела справиться даже с проблемами внутри господствующего этноса – иранцев. Триумф феодализма привел к тому, что представители высших сословий постепенно утратили все ограничения. Они лишали земли свободных земледельцев – азатов – и оставляли их без средств к существованию. Иранцы стали вымирать.

Эту коллизию неплохо показал в своем романе «Маздак» известный советский беллетрист Морис Шамис-Симашко. Правда, этот роман – больше о сталинских репрессиях и о том, как чернь извратила идею социальной революции. Эту революцию начинает «большелобый Маздак», но однажды он исчезает во время смуты, и власть захватывают «люди в черных рубахах». Во времена, когда писался роман, говорить об «ужасах сталинизма» можно было только иносказательно. Поэтому критики называли выведенных в романе чернорубашечников фашистами. Но все понимали, что речь идет об НКВД и репрессиях 1937-го. Под «большелобым Маздаком» подразумевался, понятно, Ленин как автор «чистой» версии коммунизма.

В своем романе Симашко нарисовал и образы византийских маздакитов. Это «еврокоммунисты». Они рассуждают об отвлеченных идеях социализма и неспособны понять страдания, которые переживают настоящие маздакиты в Иране.

Ясно, что герои романа не имеют ничего общего ни с подлинными маздакитами, ни с византийскими стасиотами… Да, собственно, и с процессами, происходившими в СССР в 30-е годы. Книга просто дает понять, что думала по поводу коммунистического переворота какая-то часть советской интеллигенции. Хотя роман сам по себе хорош, если отрешиться от лишних намеков и привыкнуть к тягучему библейскому стилю Симашко.

В недрах иранского общества родилась тайная секта, которая жаждала переустроить общество на началах социальной справедливости. Ее основателем был маг Зороастр (Зердушт, тезка древнего основателя зороастрийской религии). В его честь последователей секты называли зердуштакан. Это были средневековые коммунисты.

Разница с манихеями у них огромна. Мани объявлял действительность порождением дьявола и призывал людей к саморазрушению. Коммунисты считали видимый мир прекрасным, но сильно испорченным. По их мнению, главная беда – хаос и несправедливое разделение материальных ценностей, когда львиной долей богатств владеет кучка довольно посредственных людей. Например, у богатых князей имеются огромные гаремы, а рядовые крестьяне не могут содержать жену в единственном экземпляре и умирают, не оставив потомства. По мнению адептов равенства, это неправильно. А с точки зрения государственников – даже вредно. Недальновидные аристократы беспокоились только о себе и не понимали угрозы демографического спада. А представители тайной секты видели это очень хорошо. Они не были оторваны от народа и умели объяснить людям, кто есть кто в стране. Не потому ли иранцы за ними пошли?

Средневековые иранские «коммунисты» воспринимали мир как арену борьбы между Злом и Добром. В общем, такой же взгляд на жизнь был и у православных. Зло они называли Сатаной, а добро – Богом. Но православные обещали своим адептам Царство Небесное после смерти, а коммунисты хотели перестроить мир уже при жизни и сделать его лучше. Ни о каком бегстве в иные миры не было и речи. В этом – отличие и от христиан, и от манихеев.

По мнению членов секты зердуштакан, Бог создал великолепный мир, но тот ухудшился вследствие происков Аримана, который принес людям неравенство, зависть и прочие пороки. Если устроить мир на началах разума и отобрать излишки у богатых, всё образуется. Увы, действительность оказалась бесконечно более сложной, чем представления о ней первых коммунистов…

Из этого ни в коем разе не следует, что мы осуждаем коммунистический эксперимент. Точно так же было бы глупо осуждать феодализм, капитализм или рабовладение. Это данность. Люди пытаются приспособиться к жизни на планете, а идеи Маздака ничуть не хуже идей Кольбера или Милтона Фридмана.

В конце V века во главе революционной секты встал зороастрийский маг Μаздак. Он набрал и организовал большое число сторонников. Приверженцем тайной доктрины стал даже Кобад – наследник иранского престола. В 488 году Кобад занял трон… и неожиданно перешел на сторону маздакитов. Мысль шаханшаха понятна. Он видел, что страна погибает под гнетом аристократии, хотел освободиться от всевластия князей и построить империю на новых принципах. Очень похоже действовали Юстин и Юстиниан в 518 году. Вряд ли это случайность.

К слову сказать, у средневековых «коммунистов» было много сторонников даже через несколько столетий после этих событий. Например, автор рифмованного иранского эпоса «Шахнаме», великий Фирдоуси, отзывается о Маздаке вполне благосклонно.

 
Муж некий – Маздак было имя ему —
Блистательный по красноречью, уму,
Явился. Был знанием всяким богат,
Внимал его слову отважный Кобад.
 

Правда, затем поэт дает несколько негативных характеристик, но это понятно: его заказчиком был могущественный султан Махмуд Газневи, который, естественно, не одобрял социальных экспериментов.

Фирдоуси подробно и последовательно излагает учение Маздака и основные этапы иранской революции. Подробно останавливаться на этой теме не будем, но общий ход событий уяснить следует.

Всё началось с того, что в Иране возник голод. Крупные землевладельцы попрятали хлеб, а бедняки умирали от недоедания. «Невидимая рука рынка» истребляла чернь, которой не повезло родиться во дворцах. Тут и возник Маздак. Он предложил изъять часть продовольствия у богачей и распределить его среди бедняков. Этого было достаточно для того, чтобы Маздак заслужил ненависть в веках. О нем лгали, его образ рисовали черной краской, ему приписывали то, чего этот политик вовсе не совершал. Покушение на собственность правящей группировки – святотатство. Попробуйте сделать это сегодня – последствия будут не менее ужасны.

После дележа еды и спасения голодающих Маздак обрел невероятную популярность, а Кобад «свернул с пути предков», как выражается Фирдоуси.

 
Пошли за Маздаком тогда бедняки —
И дети, и юноши, и старики.
Отняв у одних, оделял он других,
В отчаянье вверг умудренных, благих.
 

Вместе с шаханшахом Кобадом на сторону революции перешли некоторые аристократы. Вероятно, не все среди них были эгоистичны. Многие понимали, что нужны перемены, иначе Иран погиб. Правда, и перемены не спасли страну. Советский академик Е. В. Тарле остроумно заметил как-то: «наиболее опасный момент для плохого режима есть именно тот, когда он делает попытки стать лучше».

В итоге Маздак возглавил правительство по приказу самого шаханшаха.

Не стоит преувеличивать «коммунистический» размах движения. Все окраины управлялись по-прежнему. Армения с ее ишаханами (герцогами), Иверия с царем и князьками, вассальные арабские шейхи на окраинах – все оставались на своих местах. Но в Иране части вельмож пришлось расстаться с богатствами. Они обозлились, устроили заговор, поймали Кобада и спрятали его в «башню забвения» (499). В такие сооружения обычно бросали покойников. Обратного пути отсюда не было.

Но Кобад спасся и бежал на восток – в Хорасан. Этой страной, как и Согдом, Хорезмом и Афганистаном, владели тогда эфталиты – памирские горцы, родственные таджикам и персам, создавшие крупную империю. Эфталиты помогли Кобаду: дали войско, и шаханшах возвратился в родную страну, чтобы мстить (501). Своих врагов-вельмож он жестоко наказал за измену. Кровь лилась рекой.

Во время смуты Маздак бежал, а затем вернулся и собрал какие-то отряды из простолюдинов для защиты революции. Эти отряды возглавил старший сын шаханшаха – Кабус.

Постепенно Кобад стал разочаровываться в Маздаке и его приверженцах. Кабуса он не любил и предпочитал ему младшего сына – Хосрова. Последнего поддерживали состоятельные люди, которых мазда– киты не сумели или не захотели добить. Феодалы свергнуты, а чернь пора обуздать; шаханшах должен обрести полноту власти. Таково было мнение умеренных. В стране установилось нечто вроде двоевластия, и маздакиты терпели эту систему. В общем, свирепость и ужасы революции сильно преувеличены ее противниками.

Часть проблем революционерам удалось решить. Простолюдины получили землю, хлеб и женщин. Была создана сильная армия, которая стала одерживать победы над византийцами. Удалось покончить со многими зверствами и злоупотреблениями феодального режима. Поэтому идеи Маздака надолго пережили своего создателя, а его имя сделалось паролем простолюдинов, которые боролись против озверевшего начальства на Востоке.

Принципы маздакизма проникли за пределы Ирана. Вероятно, под их влияние попали многие ромеи: уж очень похожи стасиоты на маздакитов.

10. ГИПОТЕЗА

Рискну высказать мысль, к которой читатель, конечно, уже готов. Не был ли Юстин тайным маздакитом? Он вполне мог им стать во время персидской войны. А затем приобщить к этой идее Юстиниана и еще многих других выскочек из крестьянского сословия, которым были симпатичны идеи разума и справедливости. Возможно, ими были созданы тайные организации стасиотов, сказавшие слово в 518 году, после прихода Юстина к власти…

Пожалуй, наличие таких организаций и является одним из весомых аргументов в пользу нашей версии. Вспомним: римские принцепсы во времена Калигулы и Домициана тоже истребляли знать, чтобы усилить собственную власть. Такой режим был в известном смысле выгоден массам, которые поддерживали императоров. Но был он также выгоден провинциальным латифундистам, крупным торговцам, хозяевам мастерских, то есть неримской элите. Какими средствами императоры Рима боролись с сенатской аристократией? Они практиковали государственные полицейские преследования, политические обвинения и казни с конфискацией имущества. В Византии времен Юстина и Юстиниана мы наблюдаем не только это. Перед нами тайные дружины, которые терроризируют знать и убивают неугодных императору людей. Но помимо террористического крыла революционеров мы видим и политическое: его представители захватывают муниципалитеты, смещают старых чиновников, ставят новых, и всё это осуществляется с прямого благословения Юстина и Юстиниана, о чем имеются ясные указания в исторических источниках. Нет, перед нами не отдельные стихийные выступления, а хорошо организованный революционный процесс, который напоминает революцию маздакитов в Иране.

Эти тезисы могут вызвать возражения историков, которые занимаются изучением данной эпохи. Но «коммунизм» Юстиниана – лишь гипотеза, которую до конца нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть. Хотя аргументов «за» очень много.

Главный из них – свидетельства Прокопия. Этот человек именует Юстиниана Антихристом в своей «Тайной истории». С чего бы такой жесткий эпитет? Не проще ли назвать императора манихеем? Но это не отражает сути. Слово «манихей» превратилось в ругательство. Манихеем обзывали даже царя Анастасия. Требовалось что-то более жесткое. Так появляется Антихрист.

В устах Прокопия ругательство выглядит странно. Ведь Кесариец, если взглянуть на него повнимательнее, даже не христианин. Кто он на самом деле по убеждениям и вероисповеданию, вопрос спорный, и мы его разберем. Пока лишь скажем, что убеждения Кесарийца далеки от православия. Тогда зачем ему понадобилось называть Юстиниана Антихристом? Вероятно, чтобы подчеркнуть его «антисистемность», необычность, вражду к римской старине. Для старых римлян Юстиниан был чужаком. Он выступал против прежнего государственного устройства, прежних законов и прежней социальной иерархии. Будучи человеком неприхотливым и скромным, Юстиниан боролся за уравнительность и под этим лозунгом отбирал имущество у богатых. Вот что не нравится Прокопию! На протяжении всей «Тайной истории» мы видим причитания, что император грабит состоятельных и «уважаемых» (друг другом) людей.

Прокопий много лжет на эту тему, лжет изощренно, изобретательно, не стесняется подтасовывать факты, но смысл очевиден. Император – Антихрист, ибо покусился на священный закон собственности и грабит свой же народ; то есть горстку избранных, которые сумели наворовать денег при прошлом режиме.

И виноват в этом именно Юстиниан, а не его безграмотный дядя Юстин. Этот старик плохо соображал и поддался на уговоры своего племянника-«стасиота». Из-за этого старый царь попустительствовал всякой разбойной сволочи. Такова версия Прокопия.

Правда, вскоре мы увидим, что «коммунизм» Юстиниана весьма умеренный. Перед нами возникнет скорее приверженец социального государства. Но он отбирал собственность у супербогатых – и этого достаточно, чтобы обвинить его во всех смертных грехах.

С другой стороны, идея социальной справедливости многолика. Существует множество вариантов «коммунизма». Похоже, что ранний Юстиниан воплощал один из них.

Итак, за обвинением православного царя в «антихристианстве» кроется нечто большее, чем просто ругательство. Прокопий пытается убедить своих христианских читателей, что его герой творит нечто из ряда вон выходящее. Это «из ряда вон» называется «социальная революция». Только она, сопряженная с покушениями на собственность, убийствами политических противников и появлением «выскочек» у власти, способна вызвать такую ненависть у приверженцев старины.

Один из этих приверженцев – Евагрий Схоластик. Это крупный юрист, вращавшийся в высших кругах, и он не любит Юстиниана. Конечно, Евагрий далек от того, чтобы называть царя Антихристом. Схоластик – православный человек и понимает пользу, которую принес христианской ортодоксии Юстиниан. Зато внутреннюю политику императора он безоговорочно ругает и откровенно говорит, что Юстиниан принес Ромейской империи много зла. Почему? Дело опять же в экзекуциях против богатых и в покровительстве стасиотам.

Идем дальше. Кесариец постоянно сравнивает Юстиниана и его восточного соседа – шаханшаха Кобада. Сходство поражает. Оба – сторонники перемен. Оба – покровительствуют черни. Оба – ниспровергают привычные законы. Даже в области отношений между мужчиной и женщиной они в чем-то схожи. Кобад сластолюбив, и он объявил «общность жен». Юстиниан, как мы видим из сочинения Прокопия, тоже любит занятия сексом. До введения общности жен он не дошел, но в итоге женился на порноактрисе. То есть был чужд условностей и общался с женщиной сомнительного поведения. Для истинно православного в этом нет позора. Раннее христианство было религией угнетенных. Сам Христос общался с блудницами. Юстиниан возвращал христианству первоначальный облик. Всё так… но его дружба со стасиотами, ненависть к богатым, стремление исправить законы и уравнять граждан, как быть с этим? Наконец, куда девать заявления Феофана Исповедника о «народоправстве», учрежденном венетами в крупных городах? Всё это слишком сильно напоминает маздакитов, чтобы быть простой случайностью.

Был ли Юстиниан завербован иранскими «коммунистами» или пришел к идее равенства и справедливости самостоятельно – не столь важно. Тем более что с персами он скоро поссорился и отчаянно воевал. Но была и разница. Если на востоке социальные идеи оказались облечены в форму зороастризма, то в Византии пригодилось «чистое» православное христианство.

Итак, маздакиты и стасиоты очень похожи. Кажется, это ветви одного дерева. Но почему мимо этого сходства проходили ученые? Полторы тысячи лет никому из них не приходило в голову усмотреть сходство между двумя политическими течениями.

На наш взгляд, ближе всех к решению проблемы подошли А. А. Васильев и А. А. Чекалова. Первый в своей «Истории Византии» написал, что политика Юстиниана была направлена против крупного землевладения… и его выводы тотчас оспорили научные комментаторы. Вторая много говорила о движении стасиотов в небольшой монографии, посвященной восстанию «Ника», но, как нам кажется, преуменьшила его масштабы, воздержавшись от слишком смелых выводов.

Современный образ Юстиниана сложился в XVIII веке, когда английский масон Эдвард Гиббон написал свою многотомную «Историю упадка и разрушения Римской империи». Великий базилевс в этой книге стал одним из тех, кто способствовал упадку Рима: деспотом, который стремится к мировому господству. Примечательно, что даже Гиббон не верит до конца сочинению Прокопия Кесарийского, хотя идейно близок этому автору. В то же время ничего «революционного» английский автор в поведении Юстиниана не усматривает.

Но ведь не сошелся же свет клином на сочинении Гиббона? Нет. Однако Православная церковь канонизировала византийского царя. Следовательно, русские православные историки не могли усмотреть сходства Юстиниана с «коммунистическим» режимом Маздака. Слово «коммунист» было для православных ругательным. Поэтому даже такой замечательный историк Византии, как Ф. И. Успенский, православный человек по вере и монархист – по убеждениям, оставляет в стороне революционное прошлое Юстиниана или не видит его. То же можно сказать о другом историке-монархисте – Ю. А. Кулаковском, чья неоконченная «История Византии» являлась бы лучшим произведением об империи, если бы ученый не умер в 1919 году, успев подготовить лишь три тома своей фундаментальной работы. Юстиниан представлен в ней великим человеком, реформатором, законодателем и завоевателем, но отнюдь не революционером.

Но почему же советские историки не разглядели в Юстиниане «своего»? Объяснить это легко. Когда в России пришли к власти коммунисты, взгляды на политику византийского базилевса никто и не думал пересматривать. Православный царь, милитарист, завоеватель и вдруг – борец за социальную справедливость? За такое высказывание можно было поплатиться научной карьерой даже в мягкие и либеральные времена советского «золотого века» – в 1970-е.

Но посмотрим на проблему с другой стороны. Так ли «ужасны» были сами маздакиты? Вероятно, нет. Это был первый длительный опыт построения коммунистического общества, он продолжался несколько десятилетий. Но он имел крайне мало общего с коммунистической моделью в том же СССР, которую можно считать классической. Маздакиты сохранили значительную часть собственной аристократии, только слегка ее «раскулачили». Сохранили власть шаханшаха, придворную иерархию и титулатуру. Оставили в неприкосновенности политические режимы и общественное устройство на окраинах и в вассальных царствах – Армении, Ираке, Иверии. Точно таким же образом развивались события и в Византии. Первый опыт коммунизма оказался крайне мягким и осторожным.

Зато противники революции действовали очень жестко и напористо. О том, как разгромили движение Маздака, мы еще расскажем. Опишем и крах византийской революции (который наступил благодаря тому же Юстиниану). Оба политических потока – иранский и ромейский – оказались чересчур слабы. И уж во всяком случае не так чудовищны, как о том писали позднейшие авторы, которые выполняли заказ шаханшахов и императоров. Маздак остался в официальных исторических сочинениях воплощением зла, а в народной памяти – героем и светочем добра. Именно с него берет начало коммунистическая идея, которую пытались воплотить в разных странах. С революцией Юстиниана всё обстояло сложнее. О ней забыли. Причем первым забыл… сам Юстиниан. Но это не значит, что ее не было.

Подведем итог. Для автора этих строк ясна идентичность стасиотов и маздакитов. Другое дело, что радикализм маздакитов преувеличен, а радикализм стасиотов недооценен. Поэтому вовсе не было ничего необычного в том, что Юстиниан позаимствовал идеи равенства у своих восточных соседей, ибо он видел: под властью «коммунистов» Иран добился впечатляющих успехов в решении внутриполитических проблем, не говоря о внешней политике. Искушение пойти тем же путем оказалось слишком велико. И вчерашний крестьянин Юстиниан сделал шаг вперед.

В это время он ненадолго отвлекся от государственных дел. Петр Саббатий влюбился. Это произошло в разгар политической и социальной борьбы, которая разрывала Византию. О его романе мы расскажем в следующей главе.