Текст книги "Путь дурака"

Автор книги: Сотилиан Сикориский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 74 (всего у книги 88 страниц)

Рыба лежала и молча таращилась в темноту, думала: «Неужели это то счастьице, о котором мне все так усиленно затирали с самого детства?! Неужели во всем этом есть что-то ценное?! Х-м! Как обидно, что он отвернулся! Он ведь должен был проявлять ко мне знаки внимания, ласкать меня, говорить какие-то нежные слова! А вместо этого? Полюбуйтесь на него: отвернулся и задрых! Хам!

Рыба почувствовала холод, подбирающийся к ней и стала сильнее натягивать на себя одеяло. Холмогорцев сквозь сон что-то недовольно промычал и рванул его так, что Рыба чуть не осталась совсем без него. Агрессивное мычание продолжалось еще с минуту, а потом опять все стихло.

«Ох, уже лучше буду тихонько лежать. Так мне будет спокойней. – Решила про себя Рыба.– Ой, а в чем это у меня живот, весь испачкан? Фу! Что-то липкое и вонючее! А запах такой, прямо до боли знакомый. А, дак это же ведь молофья. А за эти три копейки все пузо в молофейке… Чем бы все это стереть? А, вот, наволочку сниму и ею вытру. Вот так, уже лучше. А что теперь делать-то? Ух и болит же пизда! Все мне разорвал, дефлоратор хуев! Э-ге, это еще что, а вот когда рожать, говорят, будешь, вся пизда до жопы разорвется. И срать потом больно будет. А вообще-то, так ведь у всех, а я что, хуже что-ли? Нет. Значит и мне все это вытерпеть – не грех!

Ну вот, я уже стала женщиной. Могу себя поздравить со своей первой, так сказать, ночью».

Рыба лежала со скомканной грязной наволочкой в руке и молча таращилась на Луну. Долго думая о том, что же случилось и счастлива она теперь в связи с этим, или нет, она так и уснула.

* * *

– Просыпается с рассветом вся советская страна, – доносилось непонятно откуда задорная песенка.

Рыба долго не могла понять, откуда доносятся эти звуки и где вообще она находится, как и когда сюда попала. Комната какая-то пустая с белыми стенами, она лежит на кровати. А кто-то песенки поет.

«Я, что в больнице что-ли? – недоуменно подумала Рыба. – Как я сюда попала?»

Неожиданно резкая боль между ног вернула ее к воспоминаниям прошедшей ночи. Она отчетливо вспомнила все события, случившиеся с ней. Невольная судорога отвращения прошла по всему ее телу.

«Постой, – тут же одернула она себя, – но ведь с тобой произошло такое важное событие! Как ты можешь так думать обо всем?! Сегодняшний день будет особенным для тебя. Ты уже женщина, а значит в этом что-то особенное. Это все вранье, что только дырка между ног появляется. Главное – должно измениться восприятие! Вот увидишь, сегодняшний день будет каким-то особенным! Вот увидишь! Стоит только чуть-чуть напрячься, как чудо обязательно случится!»

Так раба своих иллюзий ебла себе мозгени.

– Эй, а ты че до сих пор валяешься? – Раздался бодрый задиристый голос ее «принца». – А ну-ка, давай, вставай! Умываться пора.

Рыба лениво потянулась, стала тереть глаза руками. И только она открыла рот, чтобы что-то возразить, как тут же Холмогорцев очень властно произнес:

– И не забывай, что я в этом доме хуйзяин и я буду решать, что тебе здесь делать!

И в тот же миг, он достал из своих штанов свой висящий хуй, подошел к кровати и щелкнул Рыбу хуем по лбу.

От неожиданности она сначала даже не знала, как нужно среагировать. Ей мама не говорила как себя надо вести, если хуем по лбу щелкают. Но в конце-концов тупая машина решила, что надо обидеться. Закусив губу, она села на постели и уткнула голову в колени.

«Так, начинается, этого мне еще не хватало. – Отчаянно думал Холмогорцев. – Я забыл ведь, что она замужем еще не была, рога-то ей еще не обломали. Это тебе не жена «объезженная». Так, если она обидится и убежит, то я потеряю раб-силу: некому будет делать ремонт. И некого будет ебать, придется кого-то искать. А еще в Сокуре кто-то сболтнет про меня. Поползут слухи, дойдут до жены и тогда… пиши «пропало». А зачем мне все это нужно? Ладно, уж так и быть, пойду ей навстречу. Но, уж, будь она моею женою, я бы ей такое устроил! Берегись, сука!

– Послушай, Рыбуля, ты давай, вставай, иди умойся, приведи себя в порядок и все такое, – ласково запел он, – потом поедим и за работу. День длинный, а работы много!

Совсем не поняв, о чем идет речь, Рыба обрадовалась, что с ней ласково обошлись.

– Что? Мыться? Работать? Да, да, конечно, я с радостью! – И машина побежала в ванную в чем мать родила.

– Стоп! – Поймал ее за руку «принц». – Если ты так будешь при мне постоянно щеголять, то ты мне быстро надоешь и у меня на тебя вставать не будет.

– Да? А что нужно делать?

– Ха-ха-ха! Тебя что, ничему мать не учила что-ли?

– Нет. Она после восемнадцати обещала.

– Эх и гавно же она! А ты вот видишь, и сама всему теперь научишься. Поздравляю! Ха-ха!

Рыба сконфузилась и стыдливо прикрывая срам руками, продефилировала в ванную.

«Так, – отчаянно думал Холмогорцев, – план действий такой. Сейчас ее кормлю каким-нибудь пакетным супом, пою чаем, сам тоже делаю вид, что ем, а затем сваливаю нахрен к Любке. Поем там заодно. Эх, поебать ее хотел, да вот боюсь, не встанет у меня после сегодняшнего. Ну да ладно. Глазки ей построю, после шумок, заодно на будущее ее настрою. Пригодится. Так, а с ней мне что делать? А-га, пускай пока старую краску и штукатурку везде сдирает. А – я прийду и разберусь, а – то еще напорет что-нибудь без меня. Я думаю, ее мать ничему не научила и она вообще ничего не умеет. Уродица». Так думал ловкий пакостник, пытаясь заправить постель после блядской ночи.

«Так! А это еще что?» – неожиданно на белоснежных «больничных» простынях он увидел пятно крови. «О, боже, этого еще мне не хватало! – Яростно думал он, срывая злосчастную простыню. Что будет думать моя жена,когда увидит все это?! О, Господи. Нет, только не это! Я должен спасти свое положение. Но как?!! А, вот, придумал. Я слышал, что если кровь застирывать холодной водой, то она хорошо отходит и не остается никаких пятен. Вот именно этим я сейчас и займусь. Эврика! Я спасен!». Холмогорцев стал долбиться в ванну.

– Кто там? – Раздался мечтательный голос Рыбы.

– Да кто же еще здесь кроме меня может быть, еб твою мать! Открывай быстрее!

– Ой, но ведь я не одета, а ты сам говорил, чтоб тебе часто на глаза не попадаться голой!

– Да это сейчас не важно.

– Как не важно? Минуту назад ты говорил совершенно другое!

– Да открывай ты быстрее, ебаная дочь! Сейчас кровь свернется и ее потом не отстираешь!

– Какая кровь! Ты что ранен, милый?

Рыба тут же распахнула дверь и ринулась навстречу своему «милому».

– Да отойди ты! – Оттолкнул ее Холмогорцев. – Мне тут стирать надо, а ты еще и лезишь ко мне! За тобой ведь стираю!

– За мной?! А я тут причем?

– Причем-причем?! – Орал красный от злобы Холмогорцев, включая холодную воду. – Кого сегодня дефлорировали, меня что-ли?

– Нет, вроде бы меня. – Проблеяла Рыба обиженным голосом.

– Ну вот я и стираю за тобой.

– Ничего не понимаю. У нас белье дома раз в неделю стирали, а здесь что, каждый день что-ли?

– Да, когда кого-то проебывали! – Почти срываясь на педерастический фальцет провизжал Холмогорцев и, уткнувшись в раковину, стал яростно стирать.

– Послушай, но если эта кровь моя, хотя я не понимаю, как она здесь взялась. У меня месячные должны быть через две недели. Но допустим, что она моя, так давай я сама все это постираю!

– Нет!!! Ни в коем случае. Такой растяпе как ты вообще ничего нельзя доверять! Ты все сделаешь как попало и останутся следы. А я потом жене, что объяснять буду?! Что у меня месячные вдруг пошли? Иди-ка ты знаешь куда! В гробу я видам твои услуги! Вали!

– Что? Не поняла.

– Вали отсюда! – Заорал «принц» прямо в лицо тормозной дуре.

Не выдержав такого хамского обращения, Рыба психанула и вся в слезах кинулась на кухню.

« Ишь, уа-уа какая! Обиделась она! – Яростно думал Холмогорцев, стирая простынь со скоростью пулемета. – А мне что прикажете делать?! У меня жена через неделю приезжает. А мне тогда на кого обижаться? Ничего, переживет, не сахарная!»

Рыба забежала на кухню с грудой скомканных грязных вещей, бросила их на пол, села в угол и разрыдалась.

«Вот как! Выебал – теперь можно со мной как угодно обращаться?! А я-то, дура, набитая, думала, что после первой ночи со мною будут ласково обращаться, говорить мне нежные слова, приносить мне кофе в постель и вообще меня на руках носить. А вместо этого что?! О, Господи, за что?! За что?!» Рыба сидела голая, с растрепанными длинными волосами на груде своего тряпья и рыдала в голос.

«А откуда мне что-то знать про кровь? Меня что, каждый день дефлорируют что-ли? – Думала она. – А мать мне про это вообще ничего не объяснила. У, сука проклятая! Погань злая. Все меня «завтраками» кормила, мол, будет восемнадцать – все расскажу. А мне уже с тринадцати мужика со здоровым хуем хотелось! У, сволочь ты проклятая, ничему не научила. Я тут мучайся из-за тебя. Скотина вонючая!»

Услышав надрывные рыдания из кухни, Холмогорцев насторожился. «Так, сейчас достирываю простынь и иду утешать эту идиотку. А-то она мне всех соседей переполошит. Они жене про нее все донесут. И тогда-то уж скандал мне обеспечен. Уф, и влип же я!»

– Что случилось, дорогая? – С наигранной заботливостью в голосе произнес он.

– У-у-у!... – Нечленораздельно промычала Рыба.

– Ну, подожди, подожди, успокойся, все будет хорошо!

Холмогорцев взял ее за руку и стал гладить по голове. Это стало потихоньку успокаивать психопатку. «Слава Богу, кажется проходит», – с облегчением подумал он. Рыба с надеждой по-собачьи заглянула ему в глаза.

– Сейчас мы с тобой покушаем! Ты есть хочешь?

– Конечно! – Моментально оживилась Рыба.

_ Вот и хорошо! Сейчас я поставлю суп и чай и мы поедим. Тебе надо хорошо кушать, дорогая, ты ведь потеряла много крови! – Еле сдерживая смех, сказал он.

Рыба совсем растаяла от внимания и заботы. Обида куда-то улетучилась и она опять начала ебать себе мозги, что чудо, о котором она так долго мечтала, наконец-то случилось.

Пока несчастный Холмогорцев делал нехитрый завтрак, она смогла натянуть на себя свое застиранное вонючее тряпье и подобием расчески распутать свои патлы.

Когда же все сготовилось, Холмогорцев наспех накрыл на стол, жадно слопал свою порцию и бесцеремонно заявил:

– Так! У меня сейчас важные дела с председателем, я пошел, а ты давай тут наводи марафет, все обдирай, убирай. К обеду все стройматериалы будут.

Рыба раздобрела от его добрых слов и теперь готова была для него целые горы свергнуть.

– М-гы! Я все сделаю. – С энтузиазмом ответила она.

«Ух, ну слава Богу, хоть не зря ее сюда притащил. – Думал втихаря Холмогорцев. – Пусть она ремонт тут у меня делает, все вылизывает, а я пойду погуляю. Может в столовку зайду, если Любки дома не будет. Ох, и голодный же я после сегодняшней ебли. Как черт!».

– Ну ладно, Рыб пакедава! – Сказал он и ушел.

И Рыба осталась одна, везти грязь за своим столь неожиданно появившимся «принцем». Вот теперь-то я ему все сделаю! – Думала зомби, сдирая старую краску с батареи. – Я все тут выдраю, все отремонтирую, все будет здесь блистать и сиять! Я горы сверну! Я квартиру всю переверну! Я за ним хоть на край света пойду! Саша исключительный! Ведь именно он сделал меня». Тут неожиданной кусок старой краски попал ей прямо в глаз. Она тут же побежала к единственному в доме ржавому зеркалу в ванне.

– Эх, и невезет же мне! – В сердцах восклицала Рыба, тараща свои зеньки.

Когда все-таки с краской было покончено, уродица стала рассматривать себя в зеркало. «А ведь во мне должно быть что-то особенное. Ведь этот день вовсе не простой! Ебла она себе мозгени. – Сегодня самый особенный день моей жизни!»

С этими мыслями она продолжала отшелушивать проклятую краску. «А что, собственно особенного происходит? – Думала другая ее часть. – Вот сижу тут, хуйней страдаю, а между ног… у, сука!!! Как болит! Пиздец какой-то! Че тут хорошего?».

«Но, постой, – тут же начинала спорить внутри нее другая, ебанутая часть, – ведь такое событие случается только один раз в жизни! Нет – нет, ты должна измениться! Твое восприятие обязательно должно измениться! Надо только сделать маленькое усилие!»

И тут ебанутая уродка стала ебать мозги, делать дурацкое шизофреничное усилие, чтобы крыша стала съезжать.

«Так! Прислушивайся к своему состоянию, – внушала она себе, отдирая штукатурку от стен, – ты чувствуешь что-то особенное! Нет, вот подожди, вот, чувствуешь, это уже начинается? Чувствуешь? Так, хорошо. Еще чуть-чуть, так, еще немного. Ага! Уже немного получается. Так, еще напрягись. Ага, еще лучше получается! Молодец, так держать! Умница!

Так залечивала себя пердоусердка и вся та сексуальная нереализованная энергия, которая копилась в ней долгие годы, со всей силы шарашила ей в тупую башкень. И ей уже начинало казаться, что происходит нечто особенное, сверхъестественное и неповторимое. Эх, и уродица же! Цвета ей казались ярче, предметы больше, все вещи – значительнее. Симптомы шизофрении стали ярко проявляться у нее. Так, ебя себе мозги, она отскребла все, что можно и нельзя. И когда Холмогорцев пришел домой, он просто ахнул.

– Слушай, ты чего здесь натворила? – Только и проронил он, ставя на пол здоровые сумки с обоями, олифой и краской.

– Я? Да то, что ты мне сказал. И ничего больше, – Стала оправдываться Рыба.

– О, Боже! Я что теперь жене говорить буду? – Вопил он, указывая на ободранные стены. – Дура ты, недоебанная.

– А что, что ты сделал ремонт. – Огрызнулась Рыба.

– Да она в жизнь не поверит, что я столько смог сам отодрать. Она знает, какой я лодырь.

– А что же теперь делать?

– Что делать, что делать?! Срочно надо все это замазывать, олифить, красить и заклеивать, к чертовой матери, ко всем факеням собачачьим.

– К кому, к кому?

– Да не спрашивай ты ерунду! Лучше подумай как бы быстрее это все замазать и заклеить. О, Боже! О, ужас! Я пропал! Я пропал!

– А знаешь, Саша, я именно для тебя так старалась! – Радостно сказала Рыба.

– Господи, почему?!!

– Потому, что сегодня – самый торжественный и особенный день в моей жизни!

– Это еще почему?

– Потому, что я сегодня стала женщиной. Это мой первый женский день.

– Лучше бы он был и последним. – Невольно вырвалось у бедняги.

– Нет, нет, ты просто ничего не понимаешь, я готова для тебя целые горы свернуть!

– Нет!!! Нет, пожалуйста, не надо! Ничего не надо переворачивать! У тебя слишком много сексуальной энергии, которая тебе ебанула в башку. Ты недокончала, наверное.

Александр метался по квартире, осматривая, что же в ней теперь твориться. Теперь его жилище превратилось в убитую бомжовскую халупу без краски, а во многих местах даже и без штукатурки.

«Так, если я сейчас начну на нее орать, – лихорадочно думал он, – то она может обидеться. А с нервишками у нее явно не в порядке. А-то ведь ремонт станет некому делать. Так, значит, я беру себя в руки и беру ситуацию под контроль. Ведь если я наору на нее, и она сбежит, то придется мне в одиночку все это вылизывать. А мне одному здесь и недели не хватит. Так, сейчас я начну все исправлять. Ох, и горе же мне.

С этими мыслями он вдохнул побольше воздуха в легкие, натянул на свою рожу дежурную улыбку и снова подвалил к Рыбе:

– Слушай, Рыбуля, ты у меня такая клевая герла! Мне так хорошо с тобой сегодня было! Как никогда в жизни.

От этих слов тупая зомби стала таять, как кусок замерзшей мочи во время весенней оттепели.

«Так! Он говорит сейчас мне очень важные слова!» – Думала она вся в нездоровом ожидании своего ебучего чуда.

– Ты знаешь, я хочу тебе сказать, что только ты одна такая замечательная и только ты одна можешь мне сейчас помочь, как никто другой. – С наигранной трогательностью говорил Холмогорцев, теребя в руке рулон обоев и трогательно глядя ей в глаза.

– В чем я могу помочь тебе, Саша?! – Самоотверженно выпалила идиотка.

– Ты можешь мне помочь доделать этот ремонт, дорогая!

– Конечно-конечно! Ради тебя я готова на все! Я горы ради тебя сверну!

– Нет – нет, – испугался урод, – ничего сворачивать не надо! Надо всего лишь сделать ремонт.

– Да-да-да! Только скажи, что нужно сделать, я обязательно сделаю, Саша!

«Так! Прекрасненько! Машина поехала, – думал про себя мелкий пакостник, – сейчас ей замазку в зубы, штукатурку, олифу, краску – и пусть все как надо делает! На дурака не нужен нож: ему с три короба наврешь – и делай с ним что хош».

– Так, вот, давай здесь подмажь, тут вот штукатурку надо восстановить. А здесь проолифить. Так…

Холмогорцев ходил по всей квартире и везде указывал, где и что нужно сделать. А Рыба как бесплатная раб-сила ходила за ним и подобострастно внимала каждому его слову. Теперь нереализованная сексуальная дурь стала хорошим подспорьем ей в работе. Ведь не будь у нее этой дури, то, и горы бы сворачивать ей не хотелось бы. Она бы не ринулась на баррикады, строить ебучий коммунизм. Ей не хотелось бы рожать, создавать семейку и всю жизнь срабатываться на нее до самых костей.

* * *

Получив «ц.у.» от своего «принца» Рыба кинулась пулей наводить марафет в квартире. Холмогорцев же ходил из угла в угол и только поплевывал по сторонам. Дело начало спориться и от сердца у него отлегло.

«Уф! Я спасен! – Мысленно утешал себя он. – Теперь-то уж эта фанатичка вылижет мне всю квартиру как надо!»

Ему стало настолько смешно, что он еле сдержался, чтобы не расхохотаться «в голос».

– А что ты такой веселый, Саша? – Спросила его Рыба.

– Я просто радуюсь, что ты у меня такая замечательная! – Слащаво произнес он.

«Вот! Это уже начинает случаться! – Обрадовалась идиотка. – Да, Саша именно тот, о ком я так долго мечтала. Это Он! Он! Он!»

Видя то отождествление и идиотизм, с которым Рыба взялась за работу, Холмогорцев все-таки не выдержал и захохотал.

Рыба тоже стала весело хохотать, сама не зная от чего. Видимо гормон хуякнул ей в башкень.

Поняв, что шутки плохи, Холмогорцев заткнулся, делая вид, что тоже что-то ремонтирует. Но Рыба еще добрых минут пятнадцать продолжала активно радоваться, а потом неожиданно ее хохот перешел в протяженный ебанутый вокализ. Рулады стали разливаться на всю комнату.

– А-а-а-а-а! – Доносилось во все концы квартиры на все лады.

«Так! Это уже не порядок. – Струхнул поганый лавелас. – Тут уж точно все услышат соседи, а потом донесут жене. Так, чем бы ей занять рот? Так – так – так! А! Придумал! Пусть мой болт сосет. Как раз я уже за день восстановился!».

– Рыбуля! А, Рыбуля! – Начал он ласково подвалил к ней.

– Что, дорогой?!

– Ты знаешь, я хотел тебе сказать…

«Так, – тут же стала лихорадочно думать дурица, – сейчас он мне скажет что-то особенно важное. Он с таким волнением говорит».

– Нет, я хотел… хотел попросить тебя…

Рыба вся в напряженном внимании обратилась к нему.

– Послушай, у меня к тебе небольшая просьба. Та не могла бы сделать мне минет? Я тебя очень-очень прошу! – Униженно заискивал хитрый плут. – Ты знаешь, ты такая замечательная! Ты такая необыкновенная! Ты мне с самого первого раза понравилась!

Рыба тут же при этих словах размякла, растеклась как жидкий понос и уже была готова на все, даже жрать гавно.

Как завороженная сомнамбула она слушала хитрого лапшеплета, открыв рот. А он, конечно же не долго думая, поставил ее на колени, расстегнул ширинку и вытащил из своих парток сморщенный вонючий обрубок. При виде этого зрелища у Рыбы подкатило к горлу и ее потянуло блевать. Но внутренний поганый голосочек нашептывал ей совершенно другое: «Но ведь это же надо сделать из-за любви! Он же тебя просит. Надо помочь человеку. А тем более, он тебе такие слова сказал! Ну же! Давай! Это ради любви!»

Пока рыба сидела в раздумьях, Холмогорцев бешено соображал, как же заставить ее все таки сосать свой хер: «Так! Если она сейчас это не сделает, значит уже не сделает никогда. Ага! Надо ее побуждать и подхваливать. Я знаю, бабы падки на лесть. А, ну-ка, вот так еще попробую!»

– О, Рыбонька, возьми его в ротик, хорошая моя! У тебя такие удивительные губки! Ты вообще такая изумительная. А волосы у тебя… Прошу тебя, Рыбуля, возьми его в ротик.

– Как это? – Притворилась «шлангом» Рыба.

– Ну вот так. Губки вытяни, ротик открой пошире и бери! Я знаю, у тебя это здорово получиться.

Рыба с упованием и в то же время с отвращением приблизилась к хую и встала в столбняке. Тогда ее «принц» сам взял в руки свою пипетку и вставил ее Рыбе в рот. «Ну, давай же, давай! Че тут сложного? Соси себе, да соси как соску!» – Лихорадочно думал он.

«Я должна сделать это, – завнушивала себя Рыба, – ради своей любви, ради своего же счастья! Я просто обязана! В концов-концов это не так уж и противно. Партизан, я слышала, заставляли гавно жрать, а тут всего-то делов!... Дак это же все пустяки, ведь это же для моего же счастьица!»

И тут Рыба как очумелая бросилась насасывать сморщенную пипетку Холмогорцева.

«О! Ничего себе, как набросилась! – Удивленно подумал он, Как будто изголодалась по минету. А еще и в несознанку играла, мол, не знаю что да как, а тут ишь как разошлась! Как бы хуй мне не оторвала!»

– О! О! о! Как хорошо-о-о!!! – Вслух приговаривал он, задавая ритм движениям Рыбы.

Рыба, смачно причмокивая, наяривала далеко не могучий, но уже начинающий разбухать болт своего «принца».

«Ох, хорошо, что на рту у нее нет девственной плевы и мучиться с ней не надо, возиться и обкончаться можно именно тогда, когда тебе вздумается! Классно! Ох! О-ой-оё-ё! Не могу больше. Ух и ублажила, Рыбуля! А-а-а!…»

Холмогорцев слащаво застонал, изогнулся, замер и из его обрубка в открытый зев Рыбы брызнула обильная струя молофьи.

«Ой, а че, теперь делать-то, – напряглась Рыба в долгом раздумье, – мне мать ничего ж ведь не объяснила. Во, уже полный рот спермы он мне наспускал, а дальше чо?...»

– А ты проглоти ее! – Как-бы читая ее мысли, посоветовал он. – В ней калорий много и белков. И для организма она полезна. Много важных элементов содержит!

Рыба тут же сглотнула противную вонючую жидкость и невольно брезгливо передернулась. «Фу, ну и гадость! – Подумала она. – Нет, но ведь это я сделала для…»

– Ну ладно, Рыбуля, – прервал ее говняные мысли Холмогорцев, – время уже позднее. Всем нам нужно набраться свежих сил на завтра. Так что давай: на горшок – и спать.

И не успела она что-либо сообразить, как ее т.н. «принц» скинул с себя все одежки, тут же вырубил свет и завалился спать. Через минуту в комнате раздался его раскатистый мирный храп.

«Тогда и мне наверное надо спать», – подумала Рыба и прямо в одежде завалилась дрыхнуть рядом с ним.

«До чего же странный вкус у этой молофейки, – думала она, засыпая, – до сих пор во рту как-то странно и противно. Да, но почему же мне мать ничего не рассказала и не объяснила?...»

С этими мыслями Рыба провалилась в сон.

* * *

Прыг-скок, прыг-скок!

Я – веселый гонококк.

Открывайте дверь скорей!

Я принес вам гонорей.

«Заболел – не заболел?! Заболел или нет?! А может… Так, мне это уже порядком надоело, – Думал Холмогорцев, принимая душ. – Эта грязная свинья может быть еще и заразила меня, небось какой-нибудь венерической пакостью. Ой, что с моим хуем?»

Уродец залупил свою пипетку и стал отчаянно ее разглядывать и так и эдак.

«Ой! Какие-то красные следы появились! Что это?! Боже! Я заразился! Но чем?! Боже мой! Это она, она, я так и знал! Грязная хиппушка! Это она подхватила какой-то чипилес у себя на тусовке и теперь меня вот им наградила! О Боже! Что я скажу жене?! Позор-то какой!

Холмогорцев согнулся «в три погибели» над своим обрубком и чуть не плакал от самосожаления. Все его тело содрогалось в конвульсиях. «Но подожди, может это можно вылечить? А? И вообще, что это за болезнь? Сифилис? Но он вроде поздно вылазит. Гонококк? Но там вроде бы с конца капать должно. А у меня капает?» И страдалец жизни половой начал со всей силы сдавливать свой желудь, чтобы понять, капает ли действительно у него или нет. Но ничего не капало.

«О, Боже! Это значит не гонококк, а еще какая-то непонятная новая болезнь. – Продолжал бичевать себя безумец. – Все! Сегодня же чтоб духу ее здесь не было! Я так и знал! Я так и знал! За минуту ложного удовольствия приходится расплачиваться неделями мучения. А может быть месяцами? Нет, только не это! А, ну-да ладно, потом разберемся. А может она мне его просто нагрызла, когда его мне сосала? Но как понять, что это именно погрызы, а не чипилес? О, горе мне, грешному! Все, с меня довольно, – решительно закрывая кран, сказал себе уродец, – сегодня же увожу ее отсюда. С меня хватит!»

– А это ты, дорогой? – Услышал он идиотский голос Рыбы, не успев выйти из ванны.

Мрачнее тучи он пошел на кухню, ничего не ответив. Зараза увязалась за ним.

– Что-то случилось, дорогой?! – Пристала она как банный лист к жопе.

– Отстань! – Злобно рявкнул «принц»

–Что?! – Округлила глаза Рыба. – Что ты сказал?

– То, что ты слышала! – Кривляясь, бросил он ей в лицо.

– Саша, что случилось?!

– Я что, не ясно тебе что-ли сказал? Отстань!

– Ах, так! Ну, тогда можешь оставаться со своим ебучим ремонтом!

Рыба порывисто вскочила, схватила свой бессменный грязный, рванный рюкзак и опрометью бросилась к выходу.

– Стой! Ты куда?! Стой, идиотка! – Сделал отчаянный рывок Холмогорцев.

Но не тут-то было. Безумицу смыло одним дуновением ветра. Дверь с грохотом захлопнулась и горе-принц остался «один на один» с реальностью.

– Так! Допрыгался! – Мрачнее тучи сказал он сам себе. – Чипилес! Ремонт! Жена! О горе мне, грешному!!! А ведь я знал, что все именно так получится! Жопа знала, но я ее, как всегда не послушал. Поделом мне, неуделку жизни! Поделом!

С этими мыслями он понесся в местный сельский здравпункт, сдаваться в триппер-бар.

* * *

– Мать гавно! Мать – сволочь! Скотина проклятая, старая пакостница! – Кляла свою мать на чем свет стоит Рыба. – Налапшила мне про принцев, про первую любовь, про чудо первой ночи и все такое прочее! А я из-за тебя страдай! А нака-ся-выкуси! Нет твоих, блядь, принцев, нет никакого чуда. Одни подонки вокруг шастают наподобие ентого – вот Холмогорцева или еще похлеще. Рожи – одна страшней другой. Да ебала я такое счатьице. Мне оно и с приплатой не надо!!!

С этими мыслями Рыба вломилась в электричку, вихрем пронеслась по полупустому салону и плюхнулась на свободное место у окошка. Полусонные мыши слегка взбудоражились ее стремительным появлением, а потом опять погрузились в свой «сон».

Рыба лихорадочно рассматривала их тупые физиономии, пытаясь найти спасения или ответа на терзавшие ее вопросы. Но никому не было абсолютно никакого дела до нее. Все были заняты своими проблемами. Бабы с тяпками думали, как окучить карточку. А мужики с пропитыми лицами и сизыми носами думали, где наскрести грошей на выпивон. И никто никогда отродясь не видал того счастьица, о котором так мечтали они в юности, о котором мечтала тупая Рыба. Вокруг было только серое, беспросветное, тупое выживание и больше ничего!

Поезд тронулся. За окном замелькали поля, перелески, дачи. Рыба таращилась на эти пейзажи и судорожно думала:

– Все! Мне больше ничего от этих уродов не надо! Затрахало – зафачило. Сил нет больше никаких! Буду жить одна, семейка эта мне нахрен не нужна, особенно с этими идиотами! Буду просто кататься по трассе автостопом. Лафа будет! Вот хоть на природу, на красоты всякие посмотрю. А-то в семейке-то хрен то чего насмотришься!

А чтоб всякое дурачье и быдло ко мне по ночам не приставало, буду с собой туристическое снаряжение носить: палаточку, на хуй, спальничек, бля, ковричек такой специальный туристический, чтоб на земле-то голой не валяться. Все у меня будет зашибись! А все эти козлы самовлюбленные мне на хуй не нужны! Вот так, бля!

Размышляя, таким образом, Рыба доехала до Сокура, где уже был в сборе весь «табор» Жени Иорданского.

– О! Кого я вижу! Рыба к нам пожаловала! – Радушно улыбнулся ей Евгений. – Ну, проходи-проходи! Какими судьбами?

– Да так, решила заскочить на огонек.

– А Сашу – то ты где оставила?

– Сашу…– Рыба сконфуженно замолчала и потупила взор.

– Ну да ладно-ладно. – Понимающе хлопнул он ей по плечу. – Можешь не отвечать. Ты проходи-проходи, будь как дома!

И не успели они войти в дом, как тут же на них наскочила Ольга:

– Кого тут черти носят, на ночь глядя? Кто это? Рыба? Ой, Господи! Итак уже полна горница людей, а еще и она тут прикатила!

– Но послушай, Оленька, ведь это наш гость! А каждый гость – это радость.

– Для кого радость, а для кого и нет! Мы итак уже всю зарплату на них угрохали, а до получки еще десять дней!

Всклокоченная, с красными от невысыпания глазами и в убогом переднике Ольга была сейчас похожа на исчадие адово.

– Ну ничего раньше мы и хуже жили и ничего! – Попытался оправдаться Евгений.

– Да! Да!? Ты еще попробуй вспомнить блокадный Ленинград! Корми меня байками и дальше! – Обиженно бросила Ольга и пулей понеслась в соседнюю комнату, громко грохнул дверью.

Женя с минуту ошалело смотрел, не зная, что предпринять, а затем обратился к Рыбе:

– Ну ты не стесняйся, проходи. Оленька у меня вообще-то хорошая. Это она раньше ничего не принимала, а сейчас она стала намного лучше, спокойнее. Она теперь меня понимает. Это я ее перевоспитал из девочки-комсомолочки. Сделал человеком.

Рыба слушала его монолог, глядя на его седеющую шевелюру и бороду и про себя думала:

– Да! Конечно же! Размечтался, одноглазый! Как бы не так. Все мы принимаем желаемое за действительное, но на самом деле все совсем иначе! И зачем он только завел эту семейку? Ведь кроме ругани и упреков ничего он в ней не видит! А так бы жил бы себе припеваючи. И не слышал бы этого занудства каждый день.

Вот бы лафа ему была! А вместо свободы он предпочел кабалу. Вот поэтому-то он сейчас и страдает.

– Ну что мы тут, в предбаннике, стоим? – Прервал ее размышления Евгений. – Пошли в дом! Айда тусоваться!

– Да, семейка – это самое большое зло, которое только может быть на земле, – продолжала думать Рыба, щурясь от неожиданного яркого света. – Сколько смогу – буду гулять. А что дальше? Там видно будет. Авось да улизну от мышиной судьбы.

Так, найдя хитрый нелепый компромисс в своей башкене, она успокоилась и «поплыла» дальше по руслу жизни среди таких же кусков говна, как и она сама.

– Дорогие гости, прошу внимания, – громогласно объявил хуйзяин, – к нам пожаловала Рыба.

Гости оживились и уставились на нее. Ее живописный прикид не оставил никого равнодушным. Длинные, грязные, растрепанные волосы, матросская тельняшка, значок «анархия» на спине, рваные джинсы. И завершали весь этот экстравагантный ансамбль борцовские черно-белые буццы.

Оказавшись в центре внимания, Рыба почувствовала себя как в своей стихии. Она сделала легкий реверанс, вызвав бурный смех тусовища.

Вдруг из общей толпы неожиданно выскочила Людка и чуть-ли не набросилась на Рыбу:

– Рыба, ебаная дочь! Я тебя тут по всему N разыскиваю. Ты мне во как нужна!