Текст книги "Путь дурака"

Автор книги: Сотилиан Сикориский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 88 страниц)

Затраханная литература продолжалась. Маразм крепчал. Училка закончила свою чудесную лекцию и, посмотрев в журнал, начала спрашивать Куричеву, но у той повредили слуховой аппарат, и она бессмысленно смотрела прямо на учительницу, но сидела молча. Училка разозлилась и, треснув указкой по столу, заорала.

– Куричева, встань!!!

Но та сидела и хлопала зенками, так как ничего не слышала. Не в силах выдерживать дольше такую наглость, преподавательница подошла к Куричевой и, махая у нее перед лицом руками, стала ругаться. Но та недоуменно смотрела на нее, ничего не понимая. Эта сцена выглядела на редкость комично, и весь класс покатился со смеху. Училка окончательно распсиховалась, развернувшись, стала топать ногами и изо всех сил орать на остальных, чтобы они успокоились. Она была похожа на злую собаку, попусту лающую на окружающих.

На этом еще один идиотский урок закончился веселой сценой. Каждая такая сцена являлась для Рулона уроком, из которого он делал выводы на всю оставшуюся жизнь.

«Рожают же всяких дебилов, – подумал Рулон, вспоминая Куричеву. – Их бы сразу на опыты, чтобы не мучили себя и других. А эти гуманисты затраханные заставляют всех мучиться. Сволочи, – пролетали мысли в Рулоновой голове, – но сейчас сохраняют всех дебилов, уродов, паралитиков, засоряя генофонд общества. Ведь, если смотреть по Дарвину теорию о естественном отборе, то получается, шо врачи нас лишают ентого отбору, а, значит, человечество будет вырождаться, коли царство уродов неуклонно растет.

В этот момент чье-то прикосновение оторвало его от накатившихся мыслей. Обернувшись, Рулон увидел Марианну.

– Пойдем домой, – сказала она. – Для кого-то сегодняшний день будет хорошим уроком.

***

Каждый миг, проживаемый человеком, есть урок и возможность постигнуть самого себя и окружающий мир, если ты знаешь об этом.

Учиться Рулону было неохота, особенно после такого допинга, и он быстро согласился. Собрал немудреные свои шмотки, пнул стул, хлопнул крышкой парты, и они пошли.

Они шли по асфальтированной дороге, привлекая удивленные взгляды прохожих. Эти взгляды были направлены на Марианну, которая шла подобно королеве, горделиво подняв голову.

Рулон с Марианной зашли в небольшой магазин, где в ожидании открытия водочного отдела околачивался Куран. Рулон подошел к нему и рассказал, что в школу приходила мать Витьки. Она была очень озлоблена и вынюхивала, кто может у Витьки вымогать деньги, так как он не отдал сдачу и сказал, что отобрали. Она расспрашивала у ребят очень настойчиво и даже с угрозами.

Куранчик настороженно выслушал Рулона и, прищурив глаза, спросил:

– Там ничего про меня не болтали?

Рулон не сказал ничего конкретного, но сделал предположение:

– Как будто пока нет, но я бы не советовал тебе больше брать у него. Найди себе другую жертву. Я уже не раз говорил, что нельзя тянуть много у одного. Надо со всех по чуть-чуть.

Куран согласился и просил поговорить с Витькой.

– Век не забуду! – сказал Куран. – Кровь из носа, все для тебя сделаю.

Осторожно обходя лужи и грязь, Рулон с Марианной пересекли еще две улицы и направились к ней домой. Жилье Марианны располагалось в одном из самых лучших районов города, в новом доме улучшенной планировки.

У подъезда, как обычно, сидели ворчливые бабки. Появление Марианны вызвало у них оживление, ибо вместе с ней появился прекрасный повод посплетничать и обсудить пикантные подробности жизни вызывающей внешности местной звезды.

Марианна невозмутимо прошла мимо бабок, увлекая за собой Рулона. Поднявшись по лестнице, они вошли в квартиру. Квартира Марианны вызывала очень уютные ощущения и располагала к интимным отношениям. В комнате стоял финский гарнитур, обитый темно-бордовым бархатом, черная стенка. Все было сделано в современном стиле и немного под старину, роскошный диван был покрыт китайским пледом.

В нише стоял японский видеомагнитофон и стереокомплекс из ФРГ. В углах на небольших тумбах размещались четыре мощные колонки из темного дерева. На стене висел огромный ковер с каким-то индийским рисунком. В книжном шкафу по преимуществу находились ярко иллюстрированные иностранные журналы, в серванте – немного хрусталя и фарфора самого лучшего качества, которые могли бы удовлетворить самый изощренный вкус.

Когда они зашли в комнату к Марианне, Рулон обратил внимание на незаправленную кровать. Запах цветов наполнял ароматом квартиру.

Они прошли на кухню, Рулон сел за стол и смотрел, как Марианна готовит какао и достает из шкафа фарфоровые чашечки, расписанные замысловатыми узорами с позолотой. В состоянии медитации он наблюдал за тем, как жидкость переливается в чашку. Марианна уже повеселела. Они пили какао, смеялись и болтали, вспоминая сегодняшний учебный день и его происшествия.

Подойдя к Рулону и положив свои нежные руки ему на плечи, Марианна ласково спросила:

– Сколько тебе заплатил Витенька, чтобы ты это сказал Курану?

– Да он обещал в понедельник, – хотел схитрить Рулон.

Он с интересом рассматривал длинные ногти Марианны, на которых красовались золотистые наклейки.

– Врешь, – лукаво сказала Марианна, прижавшись к Рулону, – дал тебе тройку, правда?

– Больше у него не было, – решил подыграть Рулон, обрадовавшись тем, что она назвала не очень большую цифру.

– Значит, пятерку. Или больше? – играла она, пристально глядя Рулону в глаза.

– Нет-нет, пятерку точно, – поспешил подтвердить Рулон, вынужденный сознаться.

– Сердце твое говорит мне правду, хотя ты и пытаешься меня одурачить, – говоря это, она взяла Рулона за руку в том месте, где бился его пульс.

– Как ты научилась это делать? – спросил Рул.

 – очень просто, дорогой. Когда ты сам много врешь самому себе, мечтаешь, фантазируешь, тебя легко обмануть словами, т.к. ты веришь в них, веришь в слова, но, когда ты перестанешь лгать самому себе, ты будешь видеть ложь и правду в других. Ты поймешь, что пульс, взгляд, дыхание и тембр речи, ее интонация четко говорят, где правда, а где ложь, и ты будешь верить не в слова, а в ощущения, предчувствия. Но пока ты наёбываешь сам себя, веря в то, что тебе кажется приятным, ты никогда не отличишь правду от лжи, т.к. ты не понимаешь разницы между ними, хотя бы в самом себе. Так что, не мечтай, не плавай в иллюзиях о самом себе, а чувствуй, чувствуй, как зверь, и ты не ошибешься.

Марианна мистически умела отличать правду от лжи, угадывая изменения ритма сердца, дыхания и поведения человека. Пульс Рулона дал ей верный ответ на интересующий вопрос.

– И сегодня ты сказал, что гормон действует на людей. Ты чувствуешь, как он играет в тебе? – шептала она, обнимая Рулона.

Только недавно Рулон говорил о гормоне с полной искренностью, надеясь взять над ним верх, но сейчас он ощутил, как сильно гормон действует на него, как он слаб и отождествлен с ним. Рулону сильно захотелось потакать Марианне и заняться сексом.

– Это гормон действует, – сказал он, обнимая за талию Марианну, – но ничего страшного, я могу понаслаждаться им вместе с тобой.

Марианна лукаво улыбнулась, хитро прищурив глаза.

– А как же твое желание овладеть гормоном? – озабоченно спросила она, – ведь ты же можешь израсходовать энергию даром. Йоги не должны этого делать.

– Да, ты права, – вздохнув, заметил Рулон и тут же добавил, оправдывая свое поведение: – Но я не могу отказаться от удовольствия побыть с тобой, но когда-нибудь я стану господином самого себя.

Они уже страстно обнимались и целовались, находясь на разобранной постели Марианны. Он, ощущая запах ее тела, заводился все больше и больше.

– Ну уж нет, – обиженно сказала Марианна и слегка оттолкнула его, надув ярко накрашенные, с размазанной помадой губы, – мне такие люди не нравятся, которые говорят одно, а делают другое.

Рулон оторопел, широко раскрыв глаза. Неужели так все и закончится, не начавшись.

– Что же делать? – спросил он растерянно.

– Быть целостным. Ты уже читал тантру. Вот теперь мы и займемся йогическим сексом.

Увидев такой поворот дела, Рулон облегченно вздохнул, напряжение, возникшее две минуты назад, стало уходить.

– Ты же знаешь, что я цыганка. И у нас есть искусство любовной магии, которое называется купэла, а по-русски – купала.

– Это, что ли, Иван Купала, когда всех обливают 7 июля, – сказал Рулон.

– Да, но, во-первых, никакого Ивана нет. Его придумали христиане. Это просто славянская богиня любви Купала, отсюда и слово «совокупление». А во-вторых, праздник этот отмечается не 7 июля, а 22 июня.

– Это когда, что ли, Гитлер напал на нас? – спросил Рулон.

– Да, – ответила Марианна, – это день летнего солнцестояния, это магический день максимальной солнечной активности. И этот день решил использовать Гитлер для успеха в войне, его же использовали для любовной магии.

– Это, что ли, когда дрочат в стаканчик, затем смешивают молофью с месячными и вином, и этот гоголь-моголь затем пьют, думая, что он принесет какую-то пользу?

– Что-то вроде этого, – рассмеялась Марианна, – только вот кончать в этой магии нельзя. Твоя молофья всегда должна оставаться в твоей мошонке. Ты должен сдерживаться и никогда не кончать, понял?

– Зачем же тогда секс? – недоумевал Рулон.

– А для того, мой милый, – сказала она, – чтобы развивать волю и работать с сексуальной энергией. Читал тантру? Так вот, купэла – это русский тантризм. Ты же йог и должен все это понимать. Йоги используют секс не для кайфа или деторождения, а для того, чтобы учиться владеть собой. Они все только для этого используют, не дают природе брать власть над собой.

– Что, вообще никогда кончать нельзя? – расстроился он.

– В течение трех лет тебе уж точно не придется. Только Гуру может кончить, да и то только в рот своей шакти, то есть любовницы, ученицы, которую он посвящает и с которой устанавливает телепатическую астральную связь для особой духовной работы в системе купэлы. Но это делается крайне редко. Так что об этом забудь, иначе я тебе яйца оторву. Лучше уж быть евнухом, чем рожать детей или попусту тратить свою энергию на оргазм. А теперь давай перейдем к практике, – бархатно прошептала она. – Дорогой, ты садись в позу лотоса и медитируй, а я буду тебя возбуждать. А ты будешь сдерживаться, чтобы не кончить. Будешь бороться с гормоном, – лукаво произнесла Марианна мягким и одновременно повелительным тоном.

В несколько обескураженном состоянии Рулон разделся, принял падмасану и стал уравновешивать дыхание, стараясь смотреть спокойным и ровным взором.

Марианна включила обво-

раживающую музыку, задернула шторы и под тусклое мерца-

ние свечей начала танцевать

обольстительный танец, мед-

ленно обнажаясь. Она приблизилась к Рулону и стала прижиматься разными частями своего нежного тела к телу партнера. Ее пышные волосы ласкали его своим шелком. Ее упругая грудь скользила по его коже. Ее красивые и ласковые руки массировали его плоть. Ее обольстительные страстные губы целовали и возбуждали его лингам.

Вскоре возбуждение стало

настолько сильным, что дыха-

ние начало сбиваться. Он уже стал не способен больше спо-

койно сидеть в привычной позе. Рулон напряг все свое тело, изо всех сил сжал зубы. Но вскоре и это перестало ему помогать, и член начал конвульсивно дергаться, из него потекло.

Мгновенно сменив свою ласковость и нежность на злобу, Марианна резко вскочила на ноги и с яростью набросилась на Рулона, тузя его изо всей силы кулаками по голове. Она была агрессивна.

– Ах ты, похотливая свинья! Когда же ты справишься с собой? Сволочь! Получай! Получай!..

Рулон втянув голову в плечи, покорно принимал удары. Украдкой он взглянул на Марианну и еще больше сжался, увидев в ней внезапно проснувшуюся и озверевшую дикую пантеру с ярко горящими глазами и оскаленными острыми клыками. Выпущенные длинные когти могли в любой момент впиться в тело Рулона и разорвать его.

– Ну а теперь убирайся, – закончив экзекуцию, бросила она ему, – я не хочу общаться с таким безвольным слизняком. Научись владеть своим хером, а тогда уж лезь обниматься. Я детей рожать не собираюсь. Мне вся эта поеботина не нужна.

Рулон быстро вскочил на ноги, торопливо оделся и отправился восвояси. Самые противоречивые чувства завладели им. Выйдя на улицу, он постарался успокоиться и стал обдумывать случившееся.

«Да, действительно, Марианна права, – думал Рул, – сексуальная энергия самая сильная. Именно она организует жизнь на Земле и к этому нельзя относиться легкомысленно. Научусь, все равно научусь управлять своей писькой, – бесился он, сжимая кулаки, – иначе ента энергия заставит меня размножаться и создавать семью, быть, как все бараны, как мать. Но, если я овладею этой энергией, то я смогу ее использовать, чтобы стать сильней, сознательней, ярче. Именно за счет сексуальной силы люди творят, делают чудеса, раскрывают в себе скрытые способности. Но, если обкончаться и рожать детей, то, пиздец, станешь серой обыденной мышью, – думал Рул».

Но в этот момент он увидел идущего прямо на него Цыпу с его шайкой.

Маленький пацан с кривым носом заметил Рулона и указал на него пальцем. Хулиганы обрадовались и стали злорадно ухмыляться, увидев добычу.

Рулон бросился наутек, прыгая через лужи, затянутые тонким льдом, иногда попадая по щиколотку в холодную воду. Обрызгав грязью штаны и ботинки, он подбежал к дому. Залетев в подъезд, он вызвал лифт, но, к несчастью, тот был еще далеко, и Рулону пришлось бежать по лестнице, стараясь не создавать шума. На мгновение остановившись и прислушавшись, он установил, что по лестнице погони нет, но лифт уже достиг первого этажа и стал подниматься вверх. Поняв, что его преследователи едут на лифте, Рулон ускорил прыжки вверх по лестнице. Страх не успеть подгонял его, и он летел как на крыльях, на бегу доставая из кармана ключ.

Добежав до девятого этажа, Рулон с лихорадочной поспешностью успел открыть дверь и захлопнуть ее. Влетев в квартиру, Рулон все еще не чувствовал себя в безопасности. Подоспевшие хулиганы бесились на лестничной площадке, матерясь сквозь зубы, стали молотить в дверь.

Мощные пинки сотрясали слабую дверь, так как двери раньше изготавливали советские рабочие спустя рукава. Рулону пришлось прижаться к ней всем телом, чтобы уменьшить детонацию. В коридоре слышались ругательства и угрозы. Чем-то ковыряли в замке, пытаясь его открыть.

Рулон опять вошел в молитвенное состояние и призвал всех святых в помощь.

Вскоре все стихло. Рулон прошел в комнату и осмотрелся. Было не прибрано и душно. Он открыл окно и, ходя из угла в угол, вспомнил события дня, и особенно Марианну. Ее образ, сильный и безжалостный, стоял у него перед глазами.

«Черт возьми, – стукнул Рул себя по лбу, – я совсем не помню себя, – только что я думал о купэле и был в одном своем «я», в «я» гнилого философа, а увидел Цыпу и перешел в «я» трусливого зайца, и даже не заметил этого, еб твою мать. Сколько же во мне всяких этих «я», сколько частей. Они как лебедь, рак и щука тянут меня в разные стороны, а я даже не замечаю этого и любой хуйне в себе говорю «я», это я – головка о хуя. Я должен знать весь репертуар своих глупых ролей и видеть, как я тупо переключаюсь из одной роли в другую и не давать всяким пидарастическим «я» хозяйничать во мне, падлы».

В глубине души возникло твердое решение овладеть искусством купэлы. Он был благодарен Марианне за этот суровый урок. Ведь он понимал всю опасность гормона. Как сексуальная энергия может быстро сделать человека дураком и заставить иметь семью и детей, а значит, и стать обычной серой мышью. А этого он не хотел больше всего. Жить, как его родители и все остальные.

– Ни за что! Я буду жить яркой, неординарной жизнью, а не как моя мать и все остальные. Работа – быт, работа и все. Нет! – твердо сказал он себе.

Придя понемногу в себя, он прибрал в комнате, создав видимый порядок. Внезапно пришла мысль: «Всю жизнь мне придется страдать и мучиться и еще много жизней впереди, где ждет меня горе и борьба за выживание. Хватит! Нужно просветлевать и выйти из круговорота сансары».

Он подошел к окну, взглянул на солнце, стал на колени, закрыл глаза и начал самозабвенно молиться: «Ом мани махатма калама ишвария драхмане... Возношу молитву властителю Шамбалы, творцу и владыке мира сего. Да простятся мне прегрешения, вольные и невольные, и да избавится душа моя от искушений невольных, и направятся мои силы на свершение деяния благого». Солнце посылало ему свои лучи, осыпало золотом его волосы. Так он еще долго молился, пока в душе не воцарился полный покой и благодать. Рулон открыл глаза и увидел, что уже темнеет. Солнце скрылось за горизонтом. Тогда, приняв позу лотоса, Рулон устремил свой взгляд на Луну, которая уже к этому времени появилась на фоне темно-фиолетового звездного неба, и стал созерцать ее.

Вскоре из центра «Глаз Шивы» у него полился поток светлой энергии, уходящей в бесконечность пространства. Он обходил вокруг Луны, то расплывался в ее сфере, то пронизывал ее подобно лазерному лучу до тех пор, пока, не потеряв собственной реальности, не растворился в ней.

На Земле в позе лотоса сидела оцепенелая плоть, а в небесах, космической дали находилась душа того, кто назывался Рулоном. Она была растворена в великой сути мироздания и находилась в чистом и полном блаженстве.

Проклятый скоморох ( PLUS )

Утром Рулон снова проснулся человеком. Ему давно уже не нужен был будильник. С вечера он мысленно представлял себе циферблат часов и время, в которое необходимо было встать, одновременно он ощущал себя уже стоящим в душе, как жгучий холод пронизывает его тело. И это давало ему возможность практически никогда не пользоваться часами. Он позавтракал. Нужно было собираться в школу.

Подкатила мать со своим дурдомом. Напомнила, что конец четверти и надо учиться лучше.

Он отчетливо помнил вчерашние видения и ощущения, вызванные искренней молитвой. Такие состояния давали Рулону новые силы и энергию, новые знания. А сейчас нужно было собираться в школу.

– Да сколько можно учиться? – сказал Рулон, складывая в портфель школьные принадлежности. – Мне уже надоело.

– Ничего, сынок. Тебе еще хорошо. А пойдешь после школы на работу, будешь по девять часов сидеть на заводе и отпуск 12 дней. Сейчас ты совсем мало учишься, – успокоила мать.

Она достала из косметички помаду и, встав перед зеркалом, стала красить губы противным бледно-розовым цветом.

– Нет! Работать я не буду! Хватит! Уже школа надоела, – как можно жестче и одновременно спокойно ответил сын.

Тогда мать подошла к сыну поближе и, убеждающе глядя ему в глаза, серьезно заговорила с ним, пытаясь завнушать сына, сделав дураком.

– На что же ты будешь жить, сынок? Нужно семью, детей кормить, – слова «семья» и «дети» она особенно подчеркнула, как нечто святое и самое главное в жизни.

– Никого я кормить не буду. И семья, и дети мне не нужны. Это ваш средневековый бред: семья и дети, это пережитки прошлого. Все енто теперяче не нужно. Я сдамся в дурдом и стану шизофреником, им пенсию платят, и буду жить для себя.

– Как же можно? Что же люди скажут? – воскликнула мать и застыла в изумлении.

– И чего мне о людях думать? Пусть тогда деньги мне дают. Тогда я думать буду о них. А сейчас я о себе подумаю лучше. Уже строили коммунизм, так и не построили. Вот и семья так же – утопия, сечешь, мать? А вестись на мнение людей, значит, быть дураком, бараном, а мне плевать на ваше стадо, я не хочу быть бараном! Я буду жить так, как мне нравится, а не на угоду толпе бестолочей коммунистов, фашистов и всяких других демогогов проклятых. Это рабство у общества. Да пошли вы все!!!

Мать запротестовала и, стремясь образумить сына, хотела продолжить свои наставления, но Рулон, увернувшись от дальнейших разговоров с матерью, стал мечтать, как он будет жить после школы и целый день заниматься йогой. Поймав себя на идиотской работе воображения, он сосредоточился в межбровье и отключил внутренний диалог. Мать, увидев безуспешность своих стараний, быстро оделась и, ворча на упрямого сына, не желающего понимать, как правильно надо жить, жить как все, вышла из квартиры. И побежала на работу выполнять свой мышиный долг. Следом за ней пошел и Рулон.

Осторожно, болезненно прислушиваясь, он спустился по лестнице и, пугливо озираясь, поплелся в школу.

Страх помогал ему помнить себя и уменьшать количество праздных мечтаний. «Страх – отец сознания», – подумал Рулон, вваливаясь в школу. Он пришел почти вовремя и увидел, что возле класса стояли ребята.

Прозвенел звонок. Кто-то крикнул: «Кто пас, тот пидарас!» – и все с шумом стали залетать в класс, боясь быть последним. Рулон же, находясь в медитативном состоянии, не мог понять, зачем следовать этой глупой установке. Он шел в том же темпе, не увеличивая скорость. И зашел в класс последним.

– Педераст! Педераст! – закричали все, показывая на него пальцами. При этом каждый был счастлив оттого, что сам не стал «педерастом».

В это время в класс зашел преподаватель, и все стихли. Начался урок труда. Преподаватель начал объяснять какую-то тему, но тут его вызвали в кабинет директора. Пацаны немедленно придумали себе развлечение, стали кидать друг на друга какую-то тряпку, крича «Параша! Параша!».

Каждый, получая тряпку, брезгливо передергивался и сразу же старался перекинуть ее на другого. Вскоре тряпка упала на плечо Рулона, но он не мог среагировать сразу, так как не был включен в ситуацию, а потом спокойно снял тряпку и положил рядом с собой на пол, подумав: «Это же всего лишь тряпка, а не параша». Пацаны стали над ним смеяться, крича «Параша! Параша!». Раздались злорадные возгласы. Увидев, что он не отвечает, совсем разошлись и стали кидаться мелом.

Вдруг все резко прекратилось, так как в класс пришел преподаватель. Рулон подумал, что если так продолжится, то его могут опустить. В классе медитировать оказалось опасным.

«Если ты хоть чуть-чуть отклоняешься от хуевой нормы, то все вокруг пытаются втолкнуть тебя во всю ту же колею, – думал Рул, – ложат тебя на прокрустово ложе и усредняют, подгоняя под общественный шаблон, сидарюги позорные».

Его мысли прервал прозвеневший звонок. Торопливо собрав свои вещи, Рулон стал выходить из класса, но тут его уже поджидали пьяный Цыпа с дружками. Он стоял у двери и нахально улыбался. Дружки, стоя по краям, выпендривались как могли. Преподаватель куда-то ушел, и они затолкнули Рулона в класс.

– Ну что, падла, попался? – злорадно процедил Цыпа, поставив Рулону «кайфушку». – Теперь разберемся с тобой, сволочь!

Все стали повторять за Цыпой и поддерживать его одобрительными возгласами. Рулон попытался вырваться, ринулся вперед, намереваясь разорвать замкнутую цепь, но не тут-то было. Кореша Цыпы схватили его и потащили назад.

– Давай руки ему в тиски завертим, чтоб не рыпался! – громко закричал один из них.

Всем остальным очень понравилась эта оригинальная идея, и они радостно приступили к её осуществлению.

Рулона потащили к тискам, осыпая оплеухами. Каждый старался как-нибудь побольнее треснуть его. Вокруг станков валялись неприбранные инструменты, металлические стружки и опилки хрустели под ногами.

«Это мало чем отличается от застенков гестапо или от средневековых пыток святой инквизиции, – подумал Рулон. – Хорошо, что рядом еще нет пилы или сверлильного станка», – эта мысль несколько утешила его. Они выбрали самые большие тиски.

Четыре человека крепко держали Рулона, который оказывал сильное сопротивление. Двое других засунули руки в тиски и затянули. Вокруг собралась толпа одноклассников, восхищаясь новой забавой. Пальцы сначала побелели, затем стали синими. Рулон завыл от боли. Со всех сторон на него нападали.

– Будешь знать, бля, как рыпаться! – заорал Цыпа, дав Рулону увесистую пощечину.

Еще один прижигал ему шею бычком. Другой схватил его за нос и начал делать «сливу».

Сразу так много боли. Рулону было очень больно и обидно. От жалости к себе потеряв самоконтроль, он чуть не расплакался, но потом быстро взял себя в руки и стал усиленно культивировать отрешенность. Внезапно он ощутил себя как бы смотрящим на происходящую ситуацию со стороны. Хотя боль в теле осталась и даже усилилась, но обида и самосожаление прошли, словно их и не было. Серый мрак мастерской давил на мысли, трудно было представить солнце и горы, что всегда помогало Рулону отрешиться, но он преодолел себя.

А издевательства продолжались, озлобленные хулиганы пинали, щипали, били его. Кто-то взял его портфель и вывалил на пол содержимое: дневник, тетрадку и ручку.

Цыпа схватил дневник и начал в нем писать, громко комментируя:

– Замечание на уроке!

– Прыгал с пятого этажа!

– Прыгал с девятого этажа!

– Прыгал с десятого этажа!

– Разбился! Воскрес!

– Изнасиловал учительницу!

– Взорвал школу!

Тут стало совсем весело, и все покатились со смеху. Рулону сперва стало обидно, но потом он увидел все по-иному, и ему стало смешно, он рассмеялся на удивление всем присутствующим. На мгновение хулиганы оторопели, не поняв, в чем дело, потом переглянулись и снова стали бить и мучить Рулона, пока не прозвенел звонок и в класс не вошел преподаватель в сером костюмчике.

Увидев его, все тут же успокоились и поспешно вышли из класса. В класс стали заходить другие ученики. Они увидели Рулона, спокойно стоящего у стола и стали обсуждать это явление. Некоторые смеялись над ним, что он стоит, как статуя. Другие подошли поближе, чтобы посмотреть, что же происходит.

– А ты чего здесь стоишь? – спросил преподаватель Рулона.

– Да меня тисками зажали, – спокойно объяснил он.

Ученики громко заржали и, пытаясь освободить Рулона, начали закручивать рукоятку не в ту сторону. Рулон вскрикнул от боли и пнул наиболее близко стоящего разиню.

– Давай откручивай быстрее! – рявкнул со злостью Рулон.

Была видна бледность на лице преподавателя, он знал, что если с учеником случится какая-то травма на уроке, то он будет иметь большие неприятности.

«Вот зачем я здесь, – подумал Рулон, потирая больную руку, – радость-то какая, я имел прекрасную возможность попрактиковаться в отрешенности и осознанности. Да это физическое тело, в рот его еби, хороший тренажер для развития сознания и воли. Голод, холод, боль и другие мучения не дают уснуть, пробуждают нас, мать их ети, и призывают к развитию. Но я должен отрешиться, видеть тело со стороны, понять, что я не являюсь только ентим куском мяса, кормом для червей, я нечто иное, я могу быть вне его».

***

Третий урок вела молодая, незакореневшая в учитилизме преподавательница, которая сразу «врубилась», что с учениками шутки плохи. Она вела урок истории, на котором читала ребятам увлекательные повести и рассказы о жизни в старые времена, что, как она считала, лучше поможет в познании, нежели традиционное сухое преподавание. Поэтому на ее уроках все сидели тихо, и если кто-нибудь начинал болтать, другие успокаивали его, чтобы не мешал слушать.

Рулон сидел рядом с Марианной за партой и потирал ноющую от боли руку здоровой рукой, пытаясь хоть как-то сгладить эту боль. Он подробно рассказал Марианне все, что с ним произошло.

– Когда ты медитируешь, то все равно поступай, как все дураки, не то они тебя сделают «чертом». А Цыпа хорошо проучил тебя, ты никогда не должен терять профессиональную бдительность! – поучительно произнесла она.

– А я уж подумал, – высказал он своё мнение, – что может не стоит медитировать, раз так все плохо?

– Ты что, суеверный? – бросила Марианна и засмеялась. – Это тебе практика, чтобы медитировал в более трудных условиях, а то дома слишком легко делать вид, что ты медитируешь. Ничего, я еще научу тебя скоморошеству. Пойдем лучше домой. Вот уже и звонок.

И они вышли на улицу. Пронизывающий ветер забирался под легонький пиджак Рулона, он стал поеживаться и притопывать. Никто не ожидал такого резкого похолодания. Рулон, оставаясь верным своей традиции, продолжал ходить в пиджачке. Марианна поймала тачку.

– Ну, пошли в машину, пора! Теперь ко мне на хату.

Шофер с длинными усами, лет сорока, остановив свою новенькую «Тойоту», заинтересованно осмотрел Марианну, затем кинул насмешливый взгляд на Рулона и движением головы пригласил их сесть.

– Ты знаешь, что такое скоморошество? – спросила Марианна у Рулона.

– Ну, это значит быть «петрушкой», паясничать. Мать часто меня обвиняет в этом.

– Вот и хорошо. Значит, у тебя уже есть задатки, мой милый. Теперь ты будешь дальше осваивать это искусство, чтобы ты мог выжить в этом мире таким идиотом, которым ты являешься.

– Но ведь я хочу быть йогом, а не шутом, – возразил Рулон.

– А ты думаешь, что шуты это просто фигляры? Нет, мой дорогой! Запомни, многие шуты были великими магами и управляли королями и целыми странами, так как шутовство – это великая магия.

– Не могу понять, – сказал Рулон недоуменно, – в чем тут магия? Мне казалось, это просто способ веселить кого-то.

– Нет, клоунада – это прежде всего искусство перевоплощения. И если ты сможешь перевоплощаться в любой образ, ты научишься управлять собой. Не нелепый образ тебя, который создали твои родственники и общество, будет довлеть над тобой, но ты будешь сам создавать любой образ, станешь свободным и одурачишь всех «умников» из социума. И если ты преуспеешь в этом, то можешь стать и оборотнем, и даже сможешь изменять свой физический облик, к примеру, сможешь стать волком, – рассмеялась она.

– Но если у меня не будет образа самого себя, то кем же я буду? – недоумевал Рулон.

– А ты, что, хочешь быть Васей Батарейкиным? Помни, ты пустое место, дырка от бублика. Ты – актер и зритель в этой жизни, и даже если тебе будет очень трудно, ты должен все равно играть. Даже в самой серьезной ситуации оставаться игроком и зрителем, т. е. наблюдать за собой со стороны, не отождествляясь со своим проявлением.

Рулон задумался.

– А как же Бог? Как я должен относиться к нему во время молитвы?

– А Бог – это великий игрок, и вся жизнь – игра. И ты будешь весело этому у него учиться. Запомни это, именно весело. Как бы ни была трагична ситуация, даже если тебя убивают, ты должен сохранять внутреннюю жизнерадостность. Хотя внешне ты можешь и плакать, но внутри должен веселиться, смеяться над собой и другими.

– Как можно над всем смеяться, ведь это же нехорошо? – спросил Рулон.

– Дурак ты, братец, – сказала Марианна, – наша жизнь нелогична, иррациональна, и только юмор поможет тебе это постичь. Ты тоже должен стать нелогичным, войти в резонанс с этой жизнью. И не удивляйся, если что-то идет не так, как тебе кажется должно идти, а просто смейся над этим. Ну, что, скоморох, понял? Тогда радуйся!

Рулон глупо заулыбался и скривил свою рожу, паясничая и корча из себя идиота.

– Ну, вот так уже лучше, – сказала она, повернув его к зеркалу. – Полюбуйся на себя. Это лицо нашей жизни, глупое и тупое. Так что остается только хохотать и поступать по-дурацки. А на самом деле как раз так, как надо, чтобы добиться результата. Так что в путь, мой милый, в путь дурака, – рассмеялась она.