Текст книги "Путь дурака"

Автор книги: Сотилиан Сикориский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 88 страниц)

«А ведь и правда, – задумался на мгновение идиот, – а я и не заметил. А пошли они на хуй», – внезапно решил он и бросил палку с ведром дальше тонуть в говне и повернулся к Гну, глупо улыбаясь.

Молодец, свинья, – похвалил его Гну, – ведро тебе легко было выбросить, но ты должен понять, что то же самое происходит внутри тебя и самое главное – отпустить все отождествления, за которые ты держишься, – сказал Гну, заставив дурака задуматься над своей жизнью.

Эй, Нарада, а ну, иди сюда, – вдруг позвала его Элен. Нарада помчался к веранде.

Из-за твоего говна все арбузы провоняли, теперь их только на помойку, иди, выброси их – сказала Элен.

Ой, нет, пожалуйста, можно я их съем? – заканючило уебище.

Подозревая, что Нарада совсем поехал крышей, но, все-таки не ожидая, что настолько, чтобы есть гниль и тухлятину, Элен поморщилась и сказала:

Фу, блядь, сифилитик, делай, че хочешь.

И Нарада, напрочь забыв о том, что только что ему сказал Гну, набросился поедать провонявшие говном арбузы, которые к тому же протухли и вокруг них уже летали навозные, зеленые мухи. Но ничтожество этого не замечало. Нажравшись говна, Нарада повалил в свой ПМЖ– гараж, еле волоча за собой ходули.

Уроки Силы

«Сейчас я сыт, в тепле, но вот только бабы мне не хватает, – думал Нарада по дороге в П.М.Ж., бредя в темноте по грязи с ног до головы в говне. Штаны кое-как держались на бедрах, рубаха была без единой пуговицы, – почему у Гуру Рулона много баб, а у меня ни одной, ведь Гуру Рулон все время говорит, что я святой, что я Христос, я человек номер восемь, значит, я полное право имею на бабу, – бесновался шизоид. – Ну, Марианна, конечно, может и не приедет, хотя почему бы и нет, но вот кого-нибудь из жриц Гуру Рулон мне обязательно должен выдать. Вот я думаю, что Венера мне подойдет, она должна быть моей и скоро это произойдет», – разбушевалось уебище, чапая по грязи, обтекая с ног до головы говном, которое проливным дождем смывалось с его тощего тела.

«Я такой же, как Рулон, значит, у меня должно быть все, что есть у Гуру Рулона!!!»

Так урод бесился весь вечер, всю ночь и следующий день.

Эй, хуесос. А ну, поди сюда, – подозвала его Ксива, когда он убирался во дворе.

«Вот, сука, какого хуя она ко мне так обращается, я Христос и требую почтительного уважения к себе», – опять стал разговаривать сам с собой шизофреник, подойдя к жрице с недовольной пачкой.

Че за ебло опять недовольное, а свинья? – тут же среагировала на его залупу Ксива, – пятьдесят раз отжаться.

Есть, будет сделано, – пробубнил Нарада и, встав на кулаки, под счет начал отжиматься.

А теперь пиздуй в магазин, – сказала Ксива, – там вчера мы сделали заказ на пирожные, нужно их забрать. Давай вали, – пнула она его под зад.

«Суки, блядь, все равно все скоро будут валяться возле моих ног, все никак не дойдет до этих долбоебов, что я святой Христос, но ничего, они еще попляшут», – бесился говносос по дороге в магазин.

Забрав кучу пирожных, штук пятьдесят разных видов, Нарада тащил их в пакете, продолжая мечтать о своей святости и неповторимости, воображая, как все бабы поклоняются его хую, как весь мир целует его вонючие ноги.

Далеко собрался, чморик? – внезапно возникли перед ним три здоровых парня с агрессивными рожами, прикинутые в кожаные изодранные штаны и косухи, увешанные разными металлическими штучками. Один верзила, жирный как кабан вертел в левой руке толстую здоровую цепь, другой, злорадно оскалившись, обнажил свои железные клыки, постукивая ими, хищно глядя на Нараду, а третий, ехидно посмеиваясь, держал руки в карманах, время от времени поигрывая лезвием ножа, которое доставал из кармана, показывая придурку, а потом снова прятал. Тут же Нарада из выдуманного образа святого Христа, перед которым все поклоняются, вернулся на землю. Колени и руки затряслись.

Я-я-я-я гуляю, – заикаясь, сказал он.

Ха-ха-ха, а мы тоже гуляем, – нагло сказал верзила, и все глумливо заражали.

Короче, бабки, гони и сваливай, – резко переключившись из состояния смеха в наезд, сказал пацан с ножом в кармане, опять блеснув лезвием.

У-у-у, ме-ме-меня ничего нету, – задрожав еще больше и пятясь назад, сказал Нарада.

Куда пополз, говнюк, а ну, стоять, – схватил его за рубашку и резко придвинул к себе верзила, – сейчас мы проверим. И два хулигана схватили Нараду, забрали пакет с пирожными, отставив его в сторону, и перевернули дохлое тело верх ногами, чуть не ебнув его башкой об асфальт и стали трясти. Из карманов урода посыпалась всякая хуйня: спички, бумажки, газовый баллончик, жвачки и куча мусора.

Ой, не надо, не надо, – выл Нарада, вися вниз башкой.

Убедившись, что бабла действительно нет, хулиганы вернули его в исходное положение.

Ну, раз бабок нет, тогда давай пирожные, сука, – нашел выход пацан с железными клыками. И тут же разорвав пакет, они одно за другим стали пожирать пирожные, целиком запихивая в рот.

На, угощайся! Что как не свой, – сказал мелкий хулиган с ножиком, заебашив одним пирожным в ебальник Нараде, размазав его по всей морде. Дурак так перенапрягся от страха за последние десять минут, что уже совсем не контролировал себя, ощутив, как по его ногам стекает моча, образуя здоровую лужу вокруг на асфальте.

Фу, блядь, пидор, обоссался, – стали глумиться хулиганы, закидывая долбоеба недоеденными кусками пирожного.

«Боже мой, меня же убьют, посадят на неделю голода», – еще больше затрясся придурок, представив грозных жриц, продолжая стоять в луже собственной мочи, с ног до головы уделанный пирожными и не в силах что-либо сделать.

Вот так человек часто мнит себя хуй знает кем в своем болезненном воображении, а в реальности не способен сделать даже самую маленькую вещь. Но до Нарады это никак не доходило. Он упорно закрывал глаза на то, что любая неправильная мысль притягивает подобные ситуации. Только он полез в залупу, только начал опять крошить батон на обитателей Рулон-Холла, как сразу же притянул эту ситуацию.

– Ну, ладно, уебище, неси маме гостинцев, – сказал верзила, всучив дураку в руки весь изодранный измазанный пакет, куда хулиганы заботливо положили объедки пирожных, напоследок наградив чмошника смачными пинками под зад и в спину. И в таком виде Нарада поперся в дом Силы. Но вместо того, чтобы каяться, увидев весь ужас своего положения, ничтожество снова включило свой ебанутый базар.

«Опять сейчас все будут издеваться, глумиться надо мной. Ну, ничего, уже скоро настанет время, и все поймут, что я святой. И пусть только попробуют мне сейчас что-нибудь сказать, я обязательно найду способ отомстить, да такой, чтобы им мало не показалось».

О, еб твою мать, без этого ты никак не можешь, – заугарали жрицы, увидев на пороге ничтожество, закиданное пирожными.

Христос хуев, все успокоиться никак не можешь, – сказала Элен, бросив на него презрительный взгляд, – а ну, быстро мыться за три минуты и на разминку в зал, – скомандовала жрица.

Нарада, залетев в ванную, быстро, чтобы не терять времени, залез прямо в одежде, включил душ и стал себя поливать сверху, умудряясь еще мылить открытые места тела, заодно стирая одежду.

Все, хватит нырять, вылазь, урод, – стали тарабанить в дверь жрицы.

Быстро отжав на себе одежду, на сколько это было возможно, Нарада выперся из ванной.

В тренажерном зале уже во всю шла разминка.

А, ну ниже приседай, – напала на Нараду Ксива, видя как он еле-еле сгибает свои костыли.

Есть, будет сделано, – как солдат отвечал тот.

Пожалуй, это было единственное, что он научился делать хорошо. Отвечать «есть, будет сделано» и делать видимость, что он охотно бросается за любым заданием, но при этом ни хуя не выполняя его.

Быстро шевелись, – подгоняла его Ксива, ебнув под зад. Нарада загнулся от боли, обиделся, ничего не отвечая, но жутко внутренне бесясь.

Где ответ, сука? – не отставала от него жрица, пизданув кулаком меж лопаток. Вовремя сообразив, что нет смысла накалять атмосферу, Нарада выпалил:

Виноват, исправлюсь! Есть будет сделано.

Так исправляйся, говонед! – напала на него Аза, видя, что Нарада как поднимал кривые ноги, качая пресс, так и поднимает, ни капельки не стараясь.

Быстро взял гантелю, хули развалился,– напала на него Элен.

Собрав свое длинное тело, Нарада подошел к пятнадцатикилограммовой гантели, собираясь ее поднять, но как только он оторвал ее от пола, так сразу же его тело потянуло обратно вниз.

Давай, давай, поднимай, дохлятина, – орали жрицы, – с легкостью тягая по двадцать килограмм в каждой руке.

Воспитательная работа

Пока Нараду еще муштровали на разминке, Аза с Элен, позвав Гну, вышли на веранду.

Короче, у вас, Гну, особое задание Силы. Вы должны провести воспитательную работу с Нарадой. Он совсем охуел в последнее время!

О-е-е-е-ей, – стал придуриваться Гну, подражая дурачествам Гуру Рулона, это было его излюбленное занятие.

Лезет в залупу на жриц, ничего не может нормально сделать, постоянно недовольная пачка, – сказала Аза.

Еще он отказывается мыть джип и яхту, представляете, Гну, – сказала Элен.

О, ни хуя себе, вот это уж слишком! Вот скотина! – завозмущался Гну, – а как он еще срет?

Не моется, ходит, воняет, его вообще страшно в люди выпускать. Работать не хочет, зато жрет за десятерых, – продолжали говорить жрицы, бурно жестикулируя, эмоционально нагнетая обстановку и включая Гну.

Да это вообще богохульство, что такой ублюдок находится в Рулон-холле. Все люди как люди, а этого человеком нельзя назвать, зато мнит себя, хуй знает кем, – бесились жрицы, – постоянно волны гонит, у нас уже бошки из-за этой свиньи разболелись.

А, так это он гниль распространяет, – оживился еще больше Гну, – а я думал, откуда это до меня хуевые мысли долетают, вот сука!

Тут у него еще яйца чересчур выросли, и он стал требовать себе баб, урод.

Так он шизофреник настоящий что ли? – спросил Гну.

Вот именно, так что мы Вам, Гну, полностью доверяем, проведите с ним воспитательную работу, – сказали жрицы и удалились.

«Вот пидор, ни хуя себе залупа, – возмущался Гну, одев боксерские перчатки и начав ими молотить по груше, – ему все дали, а он еще бесится, свинья! Пидор, никак не поймет, что жрицы – это проводники энергии Гуру Рулона, и первое, что должен делать ученик – это соблюдать иерархичность, иначе никакого развития и быть не может. Вместо того, чтобы испытывать благоговение перед шакти Гуру Рулона, целовать каждой ноги, он стал смотреть на них как на обычных девчонок, еще позволил себе, пидор, думать, что одна из жриц станет его собственностью, совсем уже охуел. Если он на жриц бесится, в следующий момент он на Рулона полезет, сука! Да, кем он себя вообще возомнил, урод! Я с ним серьезно разберусь!».

Тут открылась дверь, и на веранду завалил Нарада, весь вспотевший после разминки.

Гыыч Ом! – сказал он Гну, который молотил грушу.

Гыыч Ом, Нарада! Говорят, ты себя плохо ведешь? – сходу начал разговор Гну.

Почему это? – делая удивленную харю, спросил Нарада.

А вот это я хотел у тебя спросить! Давай рассказывай, как ты свинил за последнее время, какие гнилые мысли копил, кого осуждал, как себя возвеличивал, все давай рассказывай, – жестко сказал Гну, молотя грушу.

«Блядь, че-то тут не ладное», – заговношился Нарада, – видимо эти дуры на меня нажаловались Гну, а вдруг он меня отпиздит. Ой, только не это», – думал хуесос, как можно дальше отойдя от Гну, чтобы, не дай Бог, не попасть под горячую руку.

Да все нормально, никого я не осуждал и не бесился, – натягивая резиновую улыбочку, стал оправдываться долбоеб, пытаясь избежать допроса.

Не пизди, фуфло, быстро все рассказывай, обличай себя, – еще более напористо сказал Гну, со всей злости ебнув по груше. От такого удара Нарада вздрогнул, чуть не обосравшись от страха.

Ну, Гну, я, правда, ничего такого не сделал, – стал, как последнее чмо, ныть Нарада.

Ты че, думаешь, я с таким говном буду возиться? Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, – тяжеловесно и агрессивно сказал Гну, приближаясь к идиоту, который, обосравшись от страха, прилип спиной к стене. В этот момент ему больше всего на свете хотелось провалиться сквозь землю. Подойдя впритык к Нараде, Гну посмотрел на него жестким непримиримым взглядом и стал слегка бить перчатками по его костлявым рукам.

А, ну, говори, сука, хули свинишь, хули срешь в святом месте? Почему неуважительно к жрицам относишься, а урод, отвечай, – хуярил Гну его по рукам.

Онемев от страха, Нарада не мог произнести ни слова, пытаясь уклоняться от ударов.

Я больше не буду, честное слово, – заныло ничтожество.

Да, ты ползать перед ними должен, с-сука! Они самые близкие ученики Гуру Рулона, а ты кто такой, говноед, что позволяешь себе огрызаться со жрицами, пидор ебучий?! Давай, рассказывай, какие гнилые мысли накультивировал, козел, – чуть сильнее начал его пиздить Гну по рукам.

Ну-ну-ну, просто мне кажется, что жрицы не всегда безупречны, – стал бубнить Нарада.

А ты на себя посмотрел, урод? – не переставая пиздить дурака, спросил Гну, – давай кайся, урод, как ты до такой жизни докатился.

Да я ничего больше не делал, правда-а-а-а-а! – не знал, как еще оправдаться говноед, боясь признаться в своих ничтожных мыслях.

Ты кого тут решил наебать, а, с-сука? Быстро кайся, быстро обличай себя, – уже не на шутку разозлился Гну и стал пиздить перчатками Нараду по грудянке, усиливая удары.

Ай-я-я-я-яй, мне больно, – стал ныть Нарада.

Будет еще больнее, если не начнешь каяться, козел, – наезжал на него Гну, продолжая хуярить по груди.

Нарада настолько ничтожно выглядел в этот момент, что казалось, в нем уже не осталось ничего человеческого: только бегающие глаза загнанного зверька, страх, что не дай бог, все узнают о его говне, а вместо покаяния одно самосожаление. Но тем, что Нарада нагло врал и не хотел каяться, он вызывал только еще больше агрессии у Гну, не понимая, что бесятся именно на его ложную личность, на его говно, и если бы он покаялся, ему же самому стало бы легче.

Я не понимаю, в чем я должен каяться, за что меня бьют, я ничего ведь плохого не сделал, – разнылся, как последнее чмо, хуесос.

Видя, что с придурка ничего так не добьешься, Гну отошел от него и стал со всей силы яростно молотить грушу:

А, ну, сука, говори, кайся, не уйдешь отсюда просто так, пока не раскаешься, – бесновался Гну, хуярив по груше. Нарада пожалел, что сразу не стал каяться, так как теперь ему стало еще страшнее, чем когда Гну пиздил его, а не грушу.

Ощущая бешенную ярость, которую излучал Гну, Нарада с осоловевшими от страха глазами сполз по стеночке и, обхватив руками колени, затрясся, пытаясь хоть что-нибудь пробубнить.

Я-я-я-я осуждал жриц, – стал он делать слабые попытки, – я обижался, не принимал замечания, ленился работать, – стал говносос называть вслух мысли, которые казались ему менее позорными.

Ах, ты, сука, а себя ты забыл осудить, говно? Давай, все рассказывай, что опять заткнулся? – еще больше разбесился Гну, со всей дури ебнув по груше так, что та затрещала по швам и из нее уже стала вываливаться вата. От такого удара, Нарада чуть не навалил в штаны, ощущая, как бешено забилось его сердце.

Быстро говори, какие мысли еще ты копил, чмо!

«Да, похоже, так просто от меня не отстанут», – зассал Нарада.

Ну, я сильно отождествился с тем, что я Христос, – призналось уебище.

Блядь, Христос ты хуев, не можешь даже жопу свою вовремя помыть, в магазин сходить, время спросить, – бесился Гну, каждый раз нанося охуенные удары по груше так, что та уже так трещала, что, казалось, скоро развалится совсем, – говори еще, хули держишься за свое говно, итак давно уже про тебя все известно.

Ну-ну-ну, я хотел, чтобы все мне целовали ноги, чтобы мне поклонялись, а меня наоборот все унижают, и я из-за этого бесился, – заикаясь, стал тараторить Нарада, боясь следующей реакции Гну.

Но делал он это не из раскаяния, а от страха быть отпизженным. Услышав последнюю часть «милой» беседы, на веранду зашла Элен и, посмотрев с отвращением на Чахлого, сказала:

Ноги хотел, чтобы тебе целовали, сука, да? Теперь ты будешь всем жрицам ноги целовать. Как только увидишь какую-нибудь жрицу, тут же кидаешься в ноги и целуешь. А все остальное время будешь ходить на полусогнутых в приниженном состоянии, понял, говноед?

Да, да, да, я все понял, – не помня себя от страха, затараторил урод.

И будешь все время петь песенку: «Я готов целовать песок, по которому ты ходила…» – это будет твоим гимном!

Чахлый закивал головой, но без капельки какого-либо понимания и осознания.

Будем тебя жестко проверять, – сказала жрица.

Ну что, поняла, свинья, что-нибудь? – спросила забежавшая на веранду Ксива.

Че застыл, дурак? – набросилась на Нараду Элен.

И, почувствовав от него новую волну сопротивления и недовольства, дала ему подзатыльник. Только тогда идиот вспомнил о практике, и помчался к Ксиве целовать ей ноги.

Все, пошел на хуй, мерзкая тварь, – отпнула его от себя Ксива, – Смирно! – Нарада вытянулся по струнке как солдат. И Ксива, замахнувшись ногой, острым концом туфли как ебнула пидорасу под яйца.

– А-а-а-а, – заверещал Нарада, схватившись руками за главного своего врага, и разревелся, как последнее чмо.

Ну что, бабу захотел, Марианну для тебя вызвать, да, говноед?

Ублюдок, быстро рассказывай, что себе навоображал, скотина, если не хочешь, чтобы я твои яйца об стенку расплющила, – бесилась Ксива, сжимая руки в кулаки.

Ой, не надо, не надо, – ныл Нарада, вытирая слезы и слюни.

Тогда быстро все рассказывай, – подключилась Элен.

Тут Нарада, почувствовав себя пойманным зайцем, вжавшись в угол, стал сквозь рев мямлить:

Я думал, что я уже такой как Рулон, ведь Гуру Рулон говорил, что я святой, что я Христос.

Нет, нихуя, говно, до Рулона тебе еще срать и срать. Какого хуя ты возомнил себя Рулоном? Ты прошел такие практики, как Рулон в 187 школе?

Нет, – промямлил Нарада.

Бабу тебе подавай, мужиком решил стать? Да ты на себя в зеркало смотрел, чмошник? Что ты из себя представляешь. Возомнил себя Просвтеленным, а сам ботинки даже не можешь помыть, время не можешь спросить, да ты же самое настоящее ничтожество, – бесились жрицы, – завидуешь, урод, а ты хоть стремился что-нибудь принимать, менять реакции, реагировать, как Рулон. Только беситься можешь, завидовать, обижаться, обсирать всех вокруг, говноед, – сказала Ксива, ебнув идиота по хребтине.

«Да, а ведь мне такое великое благо делают, – задумался Нарада, когда его оставили одного, – я все обижаюсь, что со мной жестко обходятся, а сам по-другому просто не понимаю. Я настолько отождествляюсь со своей ложной личностью что, когда со мной по-человечески разговаривают, спокойно все объясняют, то я начинаю выставлять всяческие буфера, оправдываюсь и продолжаю копить говно, а когда уже на меня орут, ставят гычи, так я быстро все начинаю понимать, становлюсь шелковым, и легко, радостно становится после таких практик, хотя в начале они всегда очень неприятны, так как никогда не хочется расставаться со своими погаными мыслями. Теперь только до меня немного начинает доходить, почему Рулон благодарил хулиганов, когда они его пиздили. Потому что человек – это просто тупая машина, которая сама ни на что не способна, и только внешние ситуации позволяют увидеть в себе все эти процессы и начать их менять. И чем больше таких ситуаций, чем осознанней человек в них, тем быстрее идет развитие. Ведь, если бы не сегодняшняя разборка, я бы еще, хуй знает, сколько бы бесился, культивировал хуевые мысли, и самому тяжело находиться в этом говне и всем окружающим тухло», – подумав так, Нарада завалился спать.

Полезная перчатка

Так, сегодня Вам на трапезу дается 30 минут, – сказала Аза, когда вокруг жратвы, разложенной на полу, расселась толпа рулонитов, – сегодня вы будете проходить особые практики просветления.

Садитесь друг за другом паровозиком, жопой на пол, раздвинув ноги, – говорила Аза.

Рулониты радостно стали рассаживаться, вплотную приближаясь друг к другу спиной. И, взяв в руки тарелки с кашей, хотели начать хавать.

– Э-э-э, стоп, стоп, стоп, – остановила Аза, – это еще не все. Поставьте свои тарелки впереди сидящего соседа с левой стороны и начинайте есть левой рукой. Эта практика позволит вам развить концентрацию внимания и растождествиться с пищей.

«Блядь, даже пожрать спокойно не дадут, и так мало времени, потом весь день голодный буду ходить, – забесился Мудя, раздражаясь, что его пробуждают от непрекращающегося сна. Так как «спящему» человеку больше всего не хочется пробуждаться, не хочется, чтобы внедрялись в его глубокий сон.

«Уау, крутая практика, это классно, я так давно ждал таких практик! – радовался про себя Гурун, – А то сам-то я не могу себя будить, только в Рулон-холе это возможно, поэтому я не буду терять зря времени».

Слушай, Нарада, отодвинься от меня подальше, от тебя несет какой-то парашей, – поморщилась чу-Чандра, отодвигаясь от сзади сидящего Нарады.

Да я и сам с тобой рядом сидеть не собираюсь, – забесился долбаеб, еще дальше отодвигаясь, шоркая своей костлявой задницей по полу. А так как по условиям практики чашка с кашей должна была стоять возле впереди сидящего соседа, то теперь, несмотря на свои несуразно длинные грабли, Нараде нужно было согнуться в три погибели, вперед грудью, чуть ли не садясь на шпагат, чтобы дотянуться до своей миски.

Так рулониты, кто с радостной физиономией, а кто и с недовольным ебальником загребали кашу, стараясь сделать это как можно быстрее. И в то время как все успевали загрести ложек десять, Нарада кое-как успевал донести до своей пасти одну ложку, и то половину рассыпая по пути. В процессе такого занятия придурку нужно было максимально сосредоточиться на своих действиях, но так как он умудрялся обижаться, то концентрации не хватало, а каша вся рассыпалась из тарелки.

Еб твою мать, чу-Чандра, не дергайся ты, – запсиховал он, когда в очередной раз полез за ложкой каши и наткнулся на спину чу-Чандры, которая специально подъебывая дурака, то толкала его спиной, то, как бы случайно, вытягивала руки в стороны, выбивая у него с потом набранную ложку риса.

Рулониты покатывались со смеху, видя распаренное и злое от недовольства рыло Нарады. В следующий момент придурок снова стал наклонятся, чтобы достать рис, а чу-Чандра резко встряхнула головой, как бы поправляя свои длинные волосы, хлестанув ими по морде дебила и пизданув вдобавок затылком. От такого неожиданного удара из глаз Нарады посыпались звездочки, все вокруг поплыло, и он не мог сообразить, где находится. И тут прозвучала следующая команда.

– Нарада, вы осознанны? Вы отрешены от пищи? – напомнила своими вопросами о цели практики жрица. В ответ урод только недовольно покосился.

«Ах, черт, а я-то совсем забыл о концентрации», – стукнул себя по лбу Гурун, услышав вопрос жрицы и, сделав вдох – выдох, снова стал пытаться концентрироваться на безупречном выполнении практики, отслеживая, как постоянно возникает отождествление с кашей.

Сиршасана! (стойка на голове), – закричала жрица. И тут же рулониты подорвались, пытаясь встать на голову. Синильга никак не могла поднять свою толстую задницу, которая каждый раз тянула ее обратно к полу. Минуты через две ей, наконец, удалось на несколько минут зависнуть в воздухе, но, не сумев удержать равновесие, она все-таки своей тушей, падая на пол, левой ногой ебнулась на конец торчащей из чашки с кашей вилки. Вилка подлетела вверх, разбрызгивая пищу в воздухе, сделала несколько оборотов и благополучно приземлилась своими острыми концами на торчащую задницу Нарады, который в этот момент стоял в позе страуса.

А-а-а-а, – заорал он от неожиданного удара.

Рулониты, не в силах сдерживать смех, стали падать с головы. Видя, что ученики опять потеряли осознанность, уснув в веселье и начав расслабляться, Ксива тут же произнесла следующую команду:

Всем рассесться вокруг стола.

Ученики быстро поползли рассаживаться на свои места.

Теперь вы будете жрать и кидать друг в друга перчатки, – сказала Ксива, вытащив из-за спины две здоровые боксерские перчатки, – вы должны уворачиваться от ударов, чтобы перчатка не сбила ваш чай или не залетела в кашу. Итак, начали!

Тут же две перчатки стали летать над столом. Все рулониты, прикалываясь и угорая, уворачивались от них.

Гурун, взяв одну перчатку, замахнулся и захуярил ее в Вонь Подретузную, которая потянулась в центр стола за хлебом, но, увидев нападение, Подретузная, как нельзя вовремя, резко нагнулась, и перчатка, не встретив предполагаемого препятствия, полетела дальше, ебнув по харе Синильгу, которая в этот момент, набив полный рот, разжевывала кашу. Перчатка хуйнула ей прямо по щеке. Синюшняя, не ожидая удара, слегка подавилась, и часть разжеванной пищи стала вываливаться из ее рта вместе со слюнями прямо на стол.

Ха-ха-ха, – злорадно заржал Мудила и тут же получил удар перчаткой, которая просвистела над его тыквой, взъерошив и поставив ежиком волосы.

«Да, быстро тут внутренний диалог отключится, – подумал Мудя, кое-как увернувшись от очередной перчатки и быстро засовывая в рот ложку каши, – крутая практика на осознанность. Это же надо успевать совершать сразу несколько действий: есть кашу, пить чай, причем прикрывая все это от возможного прилета перчатки, умудряться уворачиваться самому и не допускать возникновения негативных эмоций. Да, это похлеще, чем в Шаолине тренируют монахов».

Войдя в непосредственное состояние, рулониты бесились и веселились как маленькие дети, уворачиваясь от ударов и кидая друг в друга перчатками, стараясь попасть в самые веселые места. И только один долбаеб Нарада отождествленно сидел, пытаясь избежать ударов, с недовольной пачкой глазея на всех рулонитов.

«Блядь, суки, не дай бог в меня попадут, всех урою», – бесился урод, злобно поглядывая на всех.

Заметив недовольную пачку Нарады, рулониты еще больше разрезвились от предстоящего веселья и, не сговариваясь, стали специально целиться в морду урода, которая просила кирпича. Вот так мысли человека всегда притягивают соответствующие действия извне.

Только Нарада набрал ложку каши и попытался поднести ее ко рту, обороняясь другой рукой, как тут же огромная перчатка со всей высоты полетела на него, проехав по морде, и выбив из рук дурака ложку. Вывалившаяся каша, размазалась по харе и штанам.

Суки, – истерично заорал Нарада и, с психу схватив перчатку, замахнулся ей в сторону обидчика. Гурун, как опытный вратарь, поймал одной рукой перчатку и бумерангом снова пустил в Нараду, который опрометчиво решил попить чайку, поднеся кружку с чаем ко рту, сильно вцепившись в нее, чтобы, если что, не выронить. С точностью до миллиметра перчатка попала прямо в кружку, и горячий чай выплеснулся, облив урода.

А-а-а-а, блядь, хуесос лысый, – заверещал Нарада, резко вскочив на ноги, стряхивая с себя кипяток, – хули вы делаете, уроды, я сейчас пожалуюсь, – топал ногами и визжал психопат и тут же получил следующий удар по морде уже измазанной в каше перчаткой, которая оставила на его харе печать.

Пошли на хуй, – еще больше забесился придурок, не в силах сдерживать свой псих, стал поднимать перчатки, со злостью кидая их в разные стороны. Это рулонитов еще больше развеселило, и они, громко угорая над ничтожеством, еще сильнее стали закидывать его перчатками, не давая никакой возможности положить ни одной ложки каши.

Вместо того, чтобы увидеть глупость всей сложившейся ситуации и посмеяться над своим механичным проявлением, над своим жутким отождествлением, Нарада еще больше завелся, став похожим на демона – с красной рожей и раздувшимися ноздрями, он скрежетал зубами, сжимая кулаки, но был не в состоянии ничего сделать, только все сильнее и сильнее веселя рулонитов, которые так уссывались от смеха, держась за животы и катаясь по полу, что не могли жрать. В этот момент все заснули, полностью забыв о себе, где они находятся и с какой целью начинали выполнять практику.

Бэбик! – внезапно раздалась команда, и толпа учеников, отставив кружки, ложки, чашки, упали на спину, и, где кто был, стали трясти руками, ногами и смеяться, изображая новорожденного. И только длинная жердь Нарада ебучий, находясь в жестком отождествлении со своей ложной личностью, кое-как опустился на пол и стал делать нечто похожее на бэбика, дергая, как паралитик, своими длинными ходулями и граблями все с такой же постной миной. Он был похож скорее не на бэбика, а на оживающий труп.

Отставить! – сказала Аза, – теперь вам двадцать минут, чтобы убрать всю посуду, сделать разминку и приготовиться к отбою, поняли, свиньи?

Есть, будет сделано, – в разнобой стали отвечать рулониты. И подорвавшись, как попало, стали сгребать посуду, таща ее на кухню. После разминки, распаренные, разогретые, активные и радостные рулониты стали разбирать одеяла.

Так, так, подождите, – сказал Сантоша, – сейчас нужно все одеяла свалить в одну кучу и по моей команде начнете разбирать.

Рулониты стали сваливать в одну кучу все одеяла, которых явно было приготовлено меньше необходимого.

«Еб, твою мать, надо во что бы то ни стало отхватить вон то зеленое, оно теплое, – приметил себе ватный спальник Нарада, – о, не дай бог остаться без одеяла, я же все яйца себе отморожу».

«Главное, нырять сразу под низ и со всей силы тянуть, так как все наверняка набросятся сверху», – рассчитывал Мудила, внимательно рассматривая со всех сторон образовавшуюся кучу одеял.

Но тут его расчеты оборвала неожиданно раздавшаяся команда.

Начали! И рулониты набросились на кучу одеял, с яростью вырывая, кто что может. Мудила, тут же забыв о всех своих расчетах, вместе со всеми нырнул в кучу, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь.

Хитровыебанный Гурун ловко вырвал одно одеяло и отбежал подальше от толпы остервеневших рулонитов, уселся на него, наблюдая, как все остальные, словно муравьи, роются в куче одеял не в состоянии ничего ухватить.

Только Синильга, обрадовавшись, потянула за один конец спальника, как почувствовала сопротивление с другой стороны, где вцепившийся Мудон тянул спальник на себя и, сделав резкое движение, вырвал-таки спальник у дуры. Синюшняя, решив, что бесполезно бороться с Мудей, кинулась хватать следующее одеяло. Так она кидалась с одного одеяла на другое и никак ничего не могла отвоевать.

В это время Вонь Подретузная в жесткой схватке с чу-Чандрой выдрала себе одно покоцанное одеяло и, следуя примеру Гуруна, тоже оттащила его подальше от кучи.

«Че-то оно уж больно тонкое, надо бы мне еще, – подумала Вонь и, решив оказаться хитрее Гуруна, оставила отвоеванное одеяло у стены, кинувшись за вторым одеялом в кучу. Все тот же хитровыебанный Гурун с ехидной улыбочкой, напевая себе под нос какую-то веселую дурацкую песенку, стал потихоньку подкрадываться к оставленному одеялу Вони, которая пока ничего не видела. Совершенно спокойно, безо всяких препятствий Гурун взял одеяло и, вернувшись на свое место, уселся теперь на два, без особого труда доставшиеся ему одеяла и стал посвистывать, прикалываясь над остальными. Вонь, наконец, вырвав второе одеяло, радостно понеслась к первому. Но, врубившись, что произошло, охуела: