Текст книги "Путь дурака"

Автор книги: Сотилиан Сикориский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 88 страниц)

Это когда Геракл должен был переодеться в женщину и прясти пряжу. И эта задача оказалась для него самой сложной, так как это было очень болезненно для его ложной личности, и чтобы ее выполнить, ему нужна была не физическая сила, а сознательное усилие, ему необходимо было находиться в свидетеле, – пояснила Венера, хитро посмотрев на Нараду, и удалилась.

Дурак глупо заулыбался в ответ и с радостью принялся доставать из сумки непонятные для него шмотки. Вывалив целую гору цветных тряпок на пол, Нарада стал выбирать на свой вкус прикид. Перерыв уже всю кучу, он наконец-таки отыскал более или менее для себя подходящую юбку, которая настолько была огромной, что туда можно было завернуть целых три таких Нарад. Он растянул резинку юбки и стал засовывать в образовашееся отверстие свои ходули, шатаясь из стороны в сторону. Самки покатывались со смеху.

А вы осознанны? – периодически спрашивал Нарада, когда все-таки в столь напряженной процедуре ему удавалось вспомнить, что он должен продолжать играть роль человека номер восемь, только теперь переодевающегося в бабу.

Нарада, а Нарада, ты лифчик не забудь одеть, а то сиськи вывалятся, – угарала Толстожопая, все пытаясь докрасить свой левый глаз, но из-за непрерывного смеха ей никак не удавалось это сделать.

Но Нарада же с полной серьезностью отнесся к этой практике и теперь напряженно стал искать сискодержатели. В десятом поту, заново перерыв всю кучу, при этом периодически наступая на свою юбку, а потом снова натягивая ее туда, где должна быть талия, Нарада отрыл какой-то серобуромалиновый лифчик и стал его напяливать на себя.

Ты бы хоть футболку снял, – дали ему дельный совет.

Нарада все с той же отрешенно-натянутой миной сделал то, что ему сказали.

«Вот это крутые практики мне устраивают, – размышлял Нарада, – старательно напяливая женские тряпки, – наверное, я сейчас совершаю уже четырнадцатый подвиг Геракла. Это же надо совместить две совершенно непривычные для меня роли – «Человека номер восемь» и «сексапильную даму». Главное сейчас – помнить себя и не поддаваться обиде, я должен идти навстречу дискомфорту, который возникает во мне и не отождествляться со всем происходящим».

В течение часа длились потуги человека номер восемь и вот наконец перед всеми предстало длинное, тощее нескладное тело, обряженное в огромную юбку, обтягивающую блузку, которая сексуально подчеркивала его наспех сварганенную грудь. На голове героя в качестве прически был приделан замызганный парик, похожий уже скорее на мочалку, а для того, чтобы это сооружение не ебнулось с яйцеголового, все это дело держал серебристый платок, на два узла завязанный под подбородком. На ногах предполагались чулки в сеточку, но так как они были размеров так на пять меньше необходимого для Нарады, то он так старался натянуть их вверх, что в результате таких усилий чулки все-таки поднялись выше колен, а костлявые стопы, напоминающие ласты, прорвав сеточку, теперь полностью обнажились. Нараду же похоже все устраивало, и с таким же старанием он принялся за косметику. Плохо соображая, где помада, где блеск, где тени, где тушь, Нарада так изукрасил себя, что с таким фэйсом можно было идти только на Хэллоуин. Самки не могли сдерживаться от смеха. У кого-то уже выступили слезы от беспрерывного смеха и размазалась вся косметика.

Стараясь целостней вжиться в женскую роль, Нарада встал перед зеркалом, выпятил несуществующую грудь вперед, поставил руки в боки, как бы любуясь собой, стал произносить:

Я самая яркая, активная, сочная и призывная!

Услышав такое, Пухлорожая так и ебнулась со стула.

Ой, Нарада, где это ты такого понабрался? – поинтересовалась одна из самок.

Ну, вы же так говорите, а чем я хуже? – заявил Нарада, пытаясь манерничать.

Когда все зашли в зал, где обычно проходили костры, Нарада стал репетировать походку манекенщицы.

– А ты че сливу-то не вставишь в задницу? – спросил его Гну, как специалист в подобных вещах.

А это зачем? – с большим интересом спросил тот, продолжая переставлять косолапые ходули.

Так это же уникальная техника, – продолжил учебу Гну, – вставляешь сливу между двух булок задницы, держишь прямую осанку и начинаешь идти, выставляя бедро вперед, но так, чтобы слива при этом не вывалилась, тогда будет вырабатываться правильная походка. Как попривыкнешь, так сливу можно будет убрать, – с этими словами Гну взял со стола одну твердую сливу и любезно подал ее Нараде. Тот старательно стал помещать фрукт себе в задницу, но она была настолько тощей, что слива никак не хотела там оставаться.

А ты булки пошире раздвинь, – послышались советы. И Нарада упорно продолжал совершать попытки. Наконец, когда ему это все-таки удалось, то его внимание настолько сосредоточилось на удержании сливы мышцами жопы, что все его длинное тело согнулось пополам, седьмой пот, перемешиваясь с косметикой, покатился по ебальнику. Нарада попытался сделать два шага вперед, но это было похоже скорее не на походку манекенщицы, а на передвижение паралитика. Рулониты уссывались, держась за животы.

Почувствовав, как комок обиды и самосожаления подкатывает к горлу, Нарада хотел было опустить руки и разныться как последнее чмо, но вовремя вспомнил себя, – «Ведь я сам просил Гуру Рулона просветлевать меня, а как дело до практик дошло, так сразу нюни распустил. Нет, так я никогда не просветлею. Хватит уже быть маменькиным сынком», – и сделав глубокий вдох и выдох, Нарада вошел в жесткое, собранное состояние и старательно продолжил выполнение практики.

Но вот на всю катушку загремела активная разбитная музыка, и в зал, кривляясь и скоморошничая, зашел Великий из Великих Гуру Рулон в дурдомовской пижаме, изображая разные синдромы. Увидев Рулона в таком прикиде, ученики взорвались радостными криками и визгами. Подойдя к шикарному креслу, покрытому шкурой снежного барса, Гуру Рулон, искривив лицо и тряся головой, споткнулся и как будто начал падать вперед лицом на кресло, но жрицы вовремя подхватили Мудреца с двух сторон и помогли сесть. Ученики еще больше развеселились от такого прикола, и с обожанием смотря на своего Мастера, приготовились воспринимать истину:

– Сегодня меня выпустили на побывку из дурдома, – начал Гуру Рулон, корча гримасы – потому что мне в школе сказали, что я дурак и не лечусь, а я решил немного полечиться и лег в дурдом. Там спокойно, лечат хорошо.

– А где Синильга? Приехала? – спросил Рулон, и стал крутить головой в разные стороны, как будто кого-то ища. Нет? А! У нее сегодня субботник, ее братва вызвала на субботник. Может быть, 33-го числа она все-таки доедет сюда. Будем проверять, что выйдет, вот это у нас будет основная проверка. У человека нет денег доехать сюда. И этот человек хотел стать Мадонной. Но у Мадонны в ее годы уже все было. А Синильгу бесплатно развозят на запорожце по деревням – это большое, я вам скажу, достижение, это не каждый может так делать, – сказал Рулон, утрируя серьезность своих слов. Нахмурив брови и вытянув губы, Рулон стал покачивать головой так, как будто это действительно было очень и очень важно, чем вызвал бурное веселье учеников. Когда гогот слегка утих, Мастер продолжил:

– И этот человек хотел стать Мадонной, – эмоционально выкрикивал Рулон, размахивая руками.

«И действительно, абсурд, – смеясь, подумала про себя Вонь подретузная, – когда я узнала, что Синильга работает в стриптиз баре, я даже ей позавидовала, она еще так все это разукрасила. Какая же я дура, постоянно ведусь на образы. А Гуру Рулон только одним предложением и утрированием показал всю глупость этой дуры. Да, Просветленного не проведешь, он знает все наперед, что представляет из себя машина, и может предсказать каждый следующий ее шаг, а мы все живем в каких-то своих иллюзиях».

– Но дело в том, что, чтобы кем-то стать, мы должны пожертвовать очень многим, – продолжал Мудрец, внимательно наблюдая из под своих темных очков за реакцией каждого ученика, – каждый человек должен пожертвовать куском своей памяти, где, например, записано, что он должен быть уборщицей. Потому что, если он не пожертвовал куском памяти, где записано, что он должен быть уборщицей со всеми вытекающими отсюда последствиями, то он не сможет стать Мадонной. Как может Мадонна быть одновременно уборщицей? Это невозможно! – бесновался Рулон, стукнув кулаком по креслу, чем заставил проснуться всех присутствующих и задуматься над сказанным.

Все свои лекции Гуру Рулон читал всегда очень эмоционально, с яркими образами, бурно жестикулируя, контрастно переходя то на крики, то на глумливый смех, то на более спокойную рассудительную речь. Причем, Мудрец говорил очень доступным и понятным даже дураку языком, никогда не используя каких-то заумных фраз, и поэтому всем всегда было весело воспринимать истину из уст Гуру Рулона.

Но у человека много таких представлений в голове, и одно его представление не совмещается с другим, например, быть уборщицей и быть Мадонной. Ну, как это может согласоваться? Синильга говорит: «Я хочу быть самостоятельной для осуществления мамкиной программы, а здесь, говорит, мне не дают самостоятельности». А тогда как ты станешь Мадонной, понимаете ли? Никак ты не станешь никем, потому что, что такое – самостоятельность человека? Это самостоятельность для осуществления программы, заданной матерью, на другое его самостоятельности просто не хватит, он не может другого ничего сделать. И человек думает: «Ну, как я буду Мадонной? Это значит – отказаться от куска памяти, куда мать свое говно закачала, сюрприз устроила».

«А, так вот почему я не смогла стать Великой танцовщицей, – пригрузилась Толстожопая, лопая вкусное мороженое, – потому что я никогда этого целостно не хотела, а больше думала, как найти своего единственного и неповторимого принца, и вот когда он приплыл в резиновой калоше с бутылкой водки под мышкой, на этом и закончилась вся моя карьера танцовщицы. И потом вместо сцены, вместо красивых костюмов, я каждый день вытирала блевотину и замазывала синяки на своем фэйсе после очередных ласк бомжа. И надо же, я все надеялась, что он исправится и поможет мне стать танцовщицей, а это оказывается, две несовместимые вещи. Но без Гуру Рулона я никогда бы этого не поняла, а так бы и сидела с этим ублюдком, мечтая о карьере танцовщицы. Но теперь-то я знаю, в чем дело, главное – вытрясти всю хуйню из своей тыквы. Не буду больше половой тряпкой для этих уродов, буду становиться Марианной», – почувствовав, как волна радости наполнила ее от правильных мыслей, Толстожопая вновь устремила свой взгляд на Рулона и стала дальше внимательно слушать истину, успевая при этом двумя лапами загребать огромные куски торта, пирожных и фруктов.

– И вот я прихожу в класс, а мне кричат: «Рулон, у нас к тебе сюрприз, тебе в портфель насрали». И Синильге мать так же насрала, устроила сюрприз. И куда человек с этим прошлым денется? Потому что он все время вспоминает, а что ему сказали, кем он должен быть, а он должен быть самостоятельным, у него должно быть все свое. У Ихласа – отара овец, у Синильги – должность уборщицы и персональный домашний боксер, пьяница-урод должен быть, обязательно. А как это все может совмещаться с тем, чтобы стать Мадонной? Ведь Мадонне приходилось лесбиянством заниматься. Продюсер оказалась женщина, ну, что делать? А мы же знаем, что этим миром правит секс и деньги. Денег нет, зато секс есть. А раз продюсер женщина, тогда можно лесбиянством с ней заняться, а что делать несчастной девушке Мадонне? Как в люди пробиться? – комично сказал Рулон, как бы спрашивая учеников, на что в ответ послышался радостный смех.

– Вот так, миром правят секс и деньги! И Марианна говорила, что счастье женщины в том, чтобы знать, с кем и как переспать, но Синильга этого не знает. У нее даже нет денег доехать досюда, когда можно было добраться даже на электричках, но ей мама привила другие представления, – стал Гуру Рулон очень эмоционально и быстро перечислять все гнилые нравоучения погани, утрируя жуткую отождествленность, – что просить – некрасиво, то нельзя, это нельзя, – здесь Мудрец сделал паузу, раскрыв рот и задрав голову, а затем с новой эмоциональной волной закричал, – дурой быть нужно обязательно! – стукнул он со всей силы по подлокотникам кресла, выпучил глаза и, сжав плотно губы, стал изображать нервный припадок дуры матери, старательно завнушивающей дочь.

– Ой, не могу, ха-ха-ха, – обоссывался от такого шоу Мудя, быстро заковыряв в носу. А Гну в это время непредусмотрительно стал пить молочный коктейль, и в тот момент, когда Рулон стал скоморошничать, не смог удержаться от распирающего смеха и оплевал рядом сидящих этим коктейлем. Веселье стояло неописуемое. Мастер тем временем продолжал:

– И поэтому она уже не может стать Мадонной, никем. Потому что, чтобы кем-то стать, человек должен всей мамкиной хуйней пожертвовать. А говно, которое мне насрали в портфель – вот это все человек называет своей самостоятельностью, своим выбором, который ему навязали. И поэтому, чтобы нам в жизни кем-то стать, мы должны выбросить портфель, куда нам насрали, потому что это все нам навязала мать, вот эту самостоятельность. Мать сказала: «Вот ты уже взрослый мальчик, а взрослые мальчики должны хорошо учиться, и вот в этом ты проявишь свою самостоятельность». Сначала мне все обозначили, потом я стал полностью самостоятельным, пока не выкинул к чертям весь этот портфель. Потому что по-настоящему быть самостоятельным – это быть самостоятельным от нашей программы зомби. А Синильга не может быть самостоятельной, потому что держится за материно говно, а значит, становится несостоятельной. У нас один такой самостоятельный на лестнице ночует. Он академик, он очень умный, он хорошо разбирается в математике, понимаете, только это ему не может помочь в жизни, – глумился Рулон над мышиной глупостью, потягивая апельсиновый сок из трубочки, опущенной в красивый фужер из богемного стекла.

– Но человек должен разбираться в самом себе, а не в математике. А я люблю про себя что-нибудь такое гадкое почитать, это мне помогает работать над собой. И вы читали уже в новом «Дураке», как мне плюнули в лицо, а я говорю: «спасибо!». Потому что мне напомнили, чтоб я боролся с негативными эмоциями, я как раз давеча хотел начать это делать, и я бы мог забыть, ну, раз уж вы мне напомнили, то я буду стоять обтекать этим всем, и благодать такая идет, хорошо, харчок течет, прекрасно, прекрасно, я вам скажу, потому что я избавлялся от себя, – радостно рассказывал Гуру Рулон, и всем было весело.

«Вот Гуру Рулон сейчас рассказывает про себя и всем смешно, – на некоторое время погрузился в свои размышления Нандзя, посмотрев на все происходящее веселье со стороны, – а мог бы я так же легко рассказать про себя какую-нибудь хуйню? Да, мне это было бы не очень легко, как же все-таки я еще отождествлен со своей ложной личностью. Но, главное, не забыть, что сейчас сказал Рулон, и сразу же начинать так делать, иначе опять вся истина уйдет коту под хвост».

– Что такое обида? Это же я, это говно во мне. И я избавлялся от себя, я должен был от себя избавиться, потому что я страшно сам себе надоел. Я со стороны за собой наблюдаю и думаю, ну, что это за человек, то он обижается, то он чего-то боится, то он чем-то недоволен, мне тошно от самого себя. Я говорю: «Ну, спасибо, что вы мне напомнили, что я должен от негативных эмоций избавиться, я должен освободиться от себя». Понимаете, в чем должна проявиться самостоятельность человека, в том, что он освободится от себя. Человек, чтобы что-то делать, должен с самим собой расстаться, себя должен принести в жертву Бохам, – сказал Гуру Рулон, сделав ударение на последнем слове, произнеся его с древнеславянским акцентом, выделяя букву «о» и коверкая букву «г», чем вызвал бурное веселье.

– Человек сам себя тормозит. Как-то Гурджиев дал задание рассказать историю из своей жизни. Ну, вроде бери, да рассказывай. Но я уточнил – расскажите самую гнусную про себя историю, чтобы долго не трепаться, просто коротенько расскажите как раз то, что вы не хотите никому рассказывать. Почему вы не можете это сделать? – сделав паузу, Мудрец окинул всех учеников вопросительным взглядом. От мысли, что нужно что-то отвечать на поставленный вопрос, у некоторых глаза сразу опустились вниз, кто-то резко перестал смеяться, судорожно начав думать, чтобы такое ответить, да поумнее, а Нарада с глупой улыбкой водил по сторонам ебальником и невпопад кивал головой. Поняв, что никакого толкового ответа не дождешься от балбесов, Гуру Рулон продолжал дальше выкрикивать истину, видя, что ученики радостно слушают только, когда про кого-то говорят, над кем-то смеются, не желая увидеть говно в себе.

– И Успенский понял, что, оказывается, есть такие вещи, которые он не собирается никому рассказывать. Почему? Потому что он боится осуждения людей. А я не боюсь. Видите, что я про себя сейчас вам нарассказал, вон сколько разных историй веселых. Ну, и пусть плохо подумают, зато я расстанусь с собой. То, что я боюсь, что обо мне плохо подумают, – это как раз то, что мне мешает, вот это-то и есть мое дерьмо, которое душит меня, и я должен от себя избавиться. И меня в школе жестко освобождали от самого себя, когда позорили перед всей школой, поэтому после этого мне ничего уже не было страшно, потому что меня день позорят, два позорят, три позорят, а потом я уже стал освобождаться от самого себя. А некоторые еще боятся спросить время, потому что их не освободили в школе от самих себя, – покосился Гуру Рулон в сторону Нарады, который поняв, что имеют в виду его, чуть не подавился засунутым в рот персиком.

– И мы должны достичь свободы именно от самих себя. А Бочка хотела стать великой певицей: «Мадонна там кривляется, и я могла бы так», – спела она в «Рулон-гите». Пошла и стала уборщицей. Почему? Потому что она не освободилась сама от себя. Вышла, попросить она разве может? Не может. Даже попросить не может. Я помню, была у нас как-то на костре сценка, и там Шудой должен был взять кого-то на руки. Направился в угол, где стояли Шизи и Бочка, так они прямо со второго этажа нырнули в люк и упали вниз, настолько они боялись, что кто-то их возьмет на руки. И после этого Бочка думала, что она будет певицей. Но она не свободна от самой себя, она так же слеплена с этим портфельчиком, набитым говном, она никем не может из-за этого стать, и человек должен освободиться от самого себя. Нормальный человек должен увидеть: Я раб. Раб чего? Самого себя. Вот это мне неудобно, тут мне че-то неприятно, тут мне лень, я раб самого себя, я сам у себя в рабстве, я настоящий раб. А, если я раб самого себя, а что там во мне сидит? А там мамкина программа. Значит, я раб всего общества, я приспособлен для рабства, я раб, я ничего не могу. Как мне избавиться от этого влияния? – с сильным эмоциональным переживанием говорил Мудрец, искренне желая, чтобы до каждого ученика доперла Истина. Но мало кто действительно серьезно задумался о плачевности своего положения, большинство же полностью уснули в смехе, в огромном столе, заваленном разными яствами, пропуская мимо ушей Великую Мудрость. «Я глас, вопиющий в пустыне, – часто говорил Гуру Рулон, – только камера и магнитофон меня слышат и запоминают». К сожалению, это было так, но Просветленный не успокаивался и год от года, круглыми сутками вещал Истину – кто-нибудь да услышит.

Так как для Нарады это был первый костер в его жизни, он вообще плохо въезжал в то, что происходит, поэтому, пытаясь подражать бывалым рулонитам, он радостно пожирал огромные куски торта, половину при этом размазывая по своему узкослепленному еблу.

– Косметику поправь, – шепнул ему на ушко Гнилой харчок, увидев, что вся тушь и цветные подводки ручьями текут по харе дурака, стекая прямо в рот.

А Гуру Рулон рассказывал:

– И Марианна мне сказала: «Давай, ты раб самого себя, но если ты будешь делать то, что я тебе скажу, вот тогда, может быть, ты перестанешь быть рабом. Сначала ты должен понять, что ты раб, а потом делать то, что тебе скажут. Например, тебе не удобно подойти и у всех прохожих клянчить деньги, а я тебе скажу это делать, и ты должен, переступив через себя, пойти это делать, полностью подчинившись, ты будешь делать как раз то, что тебе неприятно, не хочется. А почему не хочется, кому не хочется? Программе зомби, а значит, ты перестанешь быть рабом, тогда ты сможешь делать все, что ты решил. Решил попрошайничать, пошел, побираешься. Тебя ругают, в тебя плюют, а ты просишь радостно дальше. Вот что мы знаем, а кто веселится? – спросил Рулон, обращаясь к рулонитам. Венера элегантной походкой подошла к большому музыкальному центру и поставила кассету с разбитной музыкой. Начался веселый «Non Stop».

Когда все самки станцевали, то Элен торжественно объявила:

А сейчас вам станцует новая жрица, давайте поприветствуем ее. Рулониты завизжали, заулюлюкали, засвистели. И под столь радостное приветствие в центр круга во всем своем прикиде и с размазанной косметикой выперся Нарада с сияющей лыбой на харе. Под блатной музон он стал выплясывать подобие стриптиза. Утрируя эротичные движения, Нарада кое-как начал стягивать с себя тряпку за тряпкой. Что-то он просто разрывал, и ошметки сами падали на пол, что-то с напряженным лицом пытался изо всех сил стянуть с себя, но удавалось ему это с десятой попытки. Рулониты уписывались, наблюдая, как длинная шпала ходит ходуном, болтаясь из стороны в сторону, а руки и ноги, словно прикрепленные на шарнирах совершенно несуразно болтаются в разные стороны. При этом новоявленная стриптизерша пыталась манерничать и стрелять глазками, но, похоже это было больше на корченье рож. Веселье было подлинное! Когда Нарада скинул с себя всю верхнюю одежду, то перед всеми предстал длинный скелет, обряженный в дырявые чулки, которые теперь скорее были похожи на гетры, причем один чулок уже практически полностью слетел, случайно зацепившись за длинный грязный ноготь большого пальца левой ноги и как шлейф таскался по полу, вырисовывая траекторию движения ноги, а второй, наоборот, был чересчур задран аж до самых яиц. Кружевные плавки бикини обтягивали все хозяйство Нарады, а большие ватные груди почти уже вываливались из красного сиськадержателя. Придурок похоже вошел в раж и остановить его было уже сложно. Буквально в состоянии экстаза он начал обнажать свои груди, но как только он снял лямки лифчика, вся вата вывались на пол, обнажив костлявую доску, обтянутую кожей, но Нарада продолжал бесноваться. В следующий момент он резким движением развязал платок, сдернул то, что называлось париком и начал размахивать им, красуясь теперь своей яйцеобразной тыквой.

Рулониты стали еще больше подзадаривать Нараду.

Давай, Нарада, давай, – орал Пидор сельский, – молодец!

И дурак, почувствовав поддержку окружающих, еще больше стал входить в образ дешевой проститутки, мацая себя своими граблями, жеманничая, стреляя похотливыми глазками. Изо рта текли слюни и, ничего не соображая, он как последнее чмо продолжал делать все, что ему скажут без всяких тормозов. Казалось, скажи ему говно на голову намазать, он бы с такой же дебильной улыбкой это бы и сделал.

«Вот это классная практика, – думал Сантоша, – наблюдая сие шоу, – в пещере Нараде долго бы пришлось медитировать, чтобы ощутить себя как наблюдателя, а тут раз, в бабу переоделся, станцевал стриптиз под глумящиеся возгласы и сразу понял, где твой свидетель, а где твоя ложная личность. Главное, чтобы он теперь все правильно понял и осознал».

Когда костер закончился, рулониты разбрелись по своим делам: кто-то готовился к рулонитовским семинарам, кто-то писал новые песни, кто-то принялся за уборку, а Нарада в это время сидел на шикарной веранде коттеджа, окно которой выходило на прекрасный пейзаж волнующегося моря и перистых облаков. Шквал беспокойных мыслей и эмоций не давал ему спокойно сидеть на месте. Теперь он плохо соображал, что же с ним произошло. Мечась из угла в угол, как бешенный кролик, он гонял в своем воспаленном мозгу сексуальные образы эротично наряженных жриц. Его хуй как встал до костра колом, так все никак не мог опуститься с тех пор.

«Ой, что же это со мной такое? – судорожно думал урод, распаренный как из бани, с расстегнутой рубашкой и распахнутой ширинкой, – что-то у меня, кажется, температура поднялась, – потрогал он свои красные щеки, – фу, ты ну ты».

На костре в нем столкнулись две противоположные части, которые окончательно подвинули его и так неустойчивую «крышу».

«Да, странно все это, я так долго представлял, как я попаду на встречу. Я думал, что Рулон – это идол, что он не ходит, не ест, не спит, только летает и просто сидит в хитоне с каменным лицом, как мумия и ничего не говорит, а все подходят к нему и поклоняются. А тут я увидел совершенно противоположное. Рулон самый что ни на есть живой, вокруг него буквально взрывы энергии, эмоций, радости, восторга. Рулон больше всех радуется, смеется, веселится. А как Он говорит, жестикулирует! Тут не то что уснешь, а скорее взлетишь от такой бешеной энергии. Я никогда такого нигде не видел, даже и не мог себе представить, что человек может быть таким живым, ярким и активным. А когда Гуру Рулон вещал истину, мне было настолько все понятно и ясно, будто я прозрел, а сейчас мне трудно уже многое вспомнить. Но эта неудержимая, стремительная энергия буквально заставила мое сердце выпрыгивать из груди. Я никогда не думал, что духовность может быть вот такой, с матами, со стриптизами, с тортами».

Но тут его судорожные размышления прервала Элен, войдя на веранду. Ухмыльнувшись видону дурака, она спросила:

Ну, что Нарада, нравится тебе здесь?

Нарада, задергавшись от радости, еле пробормотал, не в силах оторвать свой похотливый взгляд от стройных ножек жрицы в обтягивающих ажурных колготках.

А-а-а-га, Угу, – з-з-з-десь все вкус-с-с-но и к-к-красиво-о-о-о, – только и смог он выдавить, вылупившись на Элен осоловевшими глазами.

Будем тебя жестко проверять! – властным голосом произнесла жрица и элегантной походкой направилась к берегу моря.

«Не хуя, какие у нее дойки, – стал тереться своей пипеткой об скамейку похотливый кролик, не в силах сдержать свое возбуждение, полностью отдавшись во власть сексуального воображения, – наверное, ебется она классно, вот бы попробовать. А может мне ее догнать, завалить на песке и драть, драть, драть, – разошелся Нарада, не отрывая своих осоловевших глаз от удаляющейся жрицы. Он чуть было не сорвался с места, но осекся, – а вдруг меня кто заметит, нет, страшновато, лучше я ночью как-нибудь ее подкараулю и изнасилую. Вот это задница! Вот это телка!»– тяжело дышал идиот и вдруг как заорал от боли, только потом заметив, что огромная заноза воткнулась в его распухший красный хуй. «Ебаная скамейка!» – психанул придурок, пнув со всей дури скамейку, которая уже вся была измазана спермой. И вместо того, чтобы начать отслеживать свою похоть и работать над собой, Нарада наоборот стал день ото дня подпитывать свою часть похотливого кролика, воображая, как он по очереди насилует всех обитателей Рулон-Холла. Все знали о его поганых мыслях, но пока не предпринимали никаких конкретных действий, ожидая, что он сам начнет что-то осознавать. Но всему есть предел. И когда ученик полностью погружается в мирскую, механичную часть и становится не способным сам работать над собой, то к нему приходит помощь извне в виде определенных практик, о которых будет сказано чуть позже.

«Я» – головка от хуя

Еще некоторое время Нарада продолжал играть роль человека номер восемь и настолько отождествился с тем, что он какое-то охуительно духовное существо, что перешел всякие границы.

Однажды баба из младшего круга жриц по прозвищу Решето подозвала его к себе, когда он выдавливал гнойники на своей роже, образовавшиеся от ежегодного мытья. Уже за версту она ощутила резкий помойный аромат, который ударил ей в нос, и решила слишком близко не приближаться к источнику столь «приятных» запахов.

Эй, Нарада, тебе новое задание, – крикнула Решето, – сейчас ты должен пойти в комнату, где занимаются ученики среднего круга и поприсутствовать на лекции. Там сейчас Ксива ведет занятие. А в подходящий момент ты должен неожиданно сказать им: «Вы дураки». Будем потихоньку растождествлять их с ложной личностью и проверим, кто из них как среагирует. Понял?

Так точно! – бодро ответил урод, обрадовавшись, что через эту практику он сможет самоутвердиться над теми, кому он буквально несколько дней назад подчинялся.

Давай, пиздуй! – напутствовала его Решето. И вонючий Нарада на радостях поебашил выполнять задание, сшибая по пути все косяки, полностью уснув в своих гнилых мыслях:

«Сейчас я им покажу! Говна, свиньи. Теперь, наконец, они узнают, кто я есть на самом деле. Я человек номер восемь, я Христос, теперь все будут валяться у моих ног, ничтожества, – бесновался Нарада в своем внутреннем диалоге, – все они не люди. Они мне будут целовать ноги, тупые уроды, – бредил шизоид, не заметив таз с грязной водой, так и ебнулся в него, но и это не остудило его уже буквально кипевший от болезненного воображения мозг. Весь мокрый, грязный и вонючий, он завалил на лекцию.

– Сегодня у Вас вводится новая практика, – говорила Ксива внимательно слушающим ученикам, – перед тем, как что-либо сказать, вы должны говорить фразу: «Я, скотина, которая постоянно хочет оправдываться, чтобы сохранить свое невежество».

«Надо же, какая умная фраза, – задумался Гурун, – она поможет мне быть осознанным. Ведь я постоянно оправдываюсь, не думая в этот момент, что душа моя страдает от лжи, что сознание страдает от отождествления с ложной личностью».

«Ох, ни хуя, прямо как под яйца пнули, – подумал про себя Мудя, услышав новую фразу, – че-то мне впадлу, говорить, что я скотина, ну, ладно, если все будут так говорить, тогда не так страшно, тогда я повторю».

– Сегодня мы поговорим с вами о такой теме, о которой никто с нами не разговаривал, о вреде отрицательных эмоций, – тем временем рассказывала Ксива, внимательно наблюдая за тем, кто как воспринимает истину. По сути дела все религии, все религиозное мировоззрение говорит нам о том, что мы должны бороться со своими отрицательными эмоциями, а мировоззрение обычных мышей говорит, наоборот, о том, что мы должны культивировать эти отрицательные эмоции и всячески их оправдывать. Отрицательные эмоции не свойственны нам, то есть они не являются естественной частью нашей природы, у нас просто есть инстинктивные какие-то состояния, например, страха, агрессии, подавленности или чего-либо, но эти состояния сиюминутные, они пришли и ушли, эти состояния есть у зверей. Зверь разозлился, рассердился, схватил мышку, съел ее, или, например, если он испугался, он убегает. Но зверь никогда не будет чего-то воображать, из-за чего-то переживать, думая о том, чего нет. И вот этим человек отличается от животного, тем, что у него есть болезненное воображение, тем, что он воображает себе то, чего нет, воображает негативные состояния.