Текст книги "Золотые пески Шейсары. Трилогия (СИ)"
Автор книги: Сильвия Лайм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 56 страниц)
Арлин широко распахнула глаза, не веря своим ушам. Ей тоже было жаль Рейнара.
Впрочем, она была не уверена в том, что причина молчания людей о личной жизни ректора заключалась в том, что люди его жалели. Скорее – боялись. Ведь Рейнар Рес регулярно сражался с сошедшими с ума существами Разрыва, был почти героем для огромного количества людей. Его уважали паладины и его статус признавал сам король. О какой жалости могла идти речь?..
– Но ее безумие… Как же вы справляетесь? – тихо спросила Арлин, и Рейнар не стал скрывать:
– Безумие владеет Джайраной почти восемьдесят процентов времени. Лишь изредка она возвращается в сознание, и тогда я могу вывести ее на люди и показать, что с ней все в порядке. Как сегодня.
– Но зачем вообще выводить ее в свет? – ахнула Арлин. – Это же так опасно! А вдруг она лишится рассудка прямо на балу?
– Чтобы никто не заподозрил в ней монстра, – спокойно ответил Рейнар. – Да, это риск. Но это тот риск, который позволяет мне не звать к ней толпу врачей, и не объяснять, почему она не наблюдается у них. Все должно быть натурально. А так я говорю всем, что в свободное время ухаживаю за ней сам, а в прочие часы она лежит в постели.
– Где же она сейчас?
– Отправил домой на личной карете, – мрачно ответил Рейнар. – По моим расчетам, у нее есть еще часа два, до нового приступа безумия. Она доберется до дома, а там за ней присмотрит Хекс.
– Хекс? – приподняла бровь Арлин.
Рейнар загадочно улыбнулся.
– Мой друг. Ему можно доверять, – ответил он через мгновение.
– Вот как, – удивленно покачала головой Арлин.
Ей было сложно осознать услышанное. Она‑то себе напридумывала совсем другое. Так много всего! А оказалось…
Рейнар опустил голову и вдруг обхватил подбородок Арлин, заставив ее посмотреть на себя.
– У меня было приглашение на бал на две персоны, – медленно проговорил мужчина. Я не хотел брать с собой каких‑то других сьер… – он вдруг странно усмехнулся, опустив взгляд. – И специально взял сестру, чтобы…
Арлин вдруг почувствовала, что ей стало жарко. Сердце подскочило к самому горлу, и она, не задумываясь, выпалила:
– Чтобы я не ревновала?
И тут же прикусила губу, боясь, что сморозила глупость. Вдруг он имел в виду что‑то другое? Да, наверняка, именно так и есть, а она уже напридумывала себе!
– Да, – ответил он, прервав поток ее панических мыслей и снова взглянув ей в глаза. На его губах появилась легкая улыбка, но впервые она показалась Арлин грустной. – Я вел себя так, словно мы с тобой пара. Словно ты уже – моя. Хотя, как мы оба знаем, ты мне ничего не обещала. Глупость конечно…
Его голос стал тихим и неровным. Словно он вовсе и не планировал всего этого говорить, но все как‑то вышло само.
– И вовсе не глупость! – воскликнула Арлин и нахмурилась, освобождаясь из кольца его рук и возмущенно глядя в его золотистые глаза, мечтая и обнять его, и отругать.
Улыбка на губах Рейнара стала шире, и теперь в ней появились совершенно новые оттенки. Те самые, от которых фею всегда бросало в жар.
Бросило и сейчас.
– Значит я могу считать это твоим согласием? – спросил он, приподняв бровь.
– Согласием на что? – хрипло проговорила она.
– Быть моей, конечно же, – ответил он, довольный, как сытый тигр.
Или дракайн.
В этот момент Арлин зажмурилась, потому что все внутренности будто опалило, и не хватало сил ответить. Ей хотелось улыбаться, хотелось поцеловать Рейнара, прошептать ему в ответ какую‑нибудь глупость, а потом согласиться.
Обязательно согласиться.
Вот только стоило ей на миг забыться, утонуть в объятиях и поцелуях, в прикосновениях губ, которые вдруг стали пьяняще‑горячими, как кожу на груди, прямо в области сердца, стало так нестерпимо печь, словно кто‑то пытался оставить на ней клеймо каленым железом.
Метка въедалась в плоть, и Арлин поняла, что стоит ей согласиться не только мысленно, но и на словах, как этот знак останется на ней навсегда.
Вот сейчас – точно навсегда. Это осознание зажглось внутри нее само, словно инстинкт.
И, признаться, фее уже почти было наплевать… Ну и пусть она больше никогда не сможет надеть платье с глубоким воротом! Пусть ей придется забыть о посещениях лекаря – она и прежде‑то не часто обращалась к врачам, опасаясь разоблачения. Пусть ей всегда придется бояться… До самой смерти.
Потому что в этом мире с брачной печатью феи она навсегда останется просто меченым монстром Разрыва.
Арлин вздрогнула и отстранилась от Рейнара, уперев ладони ему в грудь. Мужчина взглянул на нее, не понимая. Его огромные широко распахнутые глаза светились, как солнце, и Арлин едва могла вздохнуть, от мысли, что придется обидеть его. Расстроить. Погасить золото его взгляда.
Поэтому она ничего не сказала, кроме:
– Прости…
И отстранившись, убежала прочь.
Она выскочила из стенной ниши, как тень, не замечая ничего вокруг. Её глаза щипало, и вряд ли она понимала хоть наполовину, что происходит.
И как это может выглядеть со стороны.
На ее беду в коридоре в тот момент вовсе не было пусто. И прямо за ней помчался мужчина, которого видеть ей совсем не хотелось. Встречаться с которым ей было не нужно.
И даже Рейнар, который выбрался из ниши почти сразу же за Арлин, не успел сказать ей, что она бежит не в ту сторону. Что там, куда помчалась фея, располагается главный выход из дворца, и именно там стражники проверяют пропуска у всех приглашенных. Потому что досмотр гостей был не только на входе в замок, но и на выходе.
Поэтому буквально через минуту, когда Рейнар, стиснув челюсти, быстрым шагом подходил к двум королевским гвардейцам, задержавшим гостю в желтом платье с крылышками, было уже поздно. Испуганную Арлин уже взял под руку подозрительно улыбающийся Ивар Лозьер‑ис, министр культуры и дворянской этики его величества короля. Крайне опасный тип, который тщательно отслеживал нарушения сословных различий и жестоко наказывал за них.
И когда тот уводил ее прочь, Арлин в последний момент обернулась, увидев чуть в стороне, но совсем рядом неподвижно застывшего Рейнара. Она бросила на него полный ужаса взгляд, но дракайн уже ничего не мог сделать. Только стоять и смотреть, скрипя зубами от раздражающей безысходности.
Какого дохлого тролля здесь оказался Ивар? Как он заметил Арлин?
Рейнар не знал. Ведь с двумя стражниками ректор Вечерней академии еще смог бы разобраться на месте. Но не с министром дворянской этики.
Его руки были связаны.
Ведь Рейнар не лгал, когда говорил Арлин, что за проникновение во дворец ее могла ждать жестокая кара.
Даже смерть.
Глава 11
Спустя почти сутки в камере предварительного заключения.
– Вы хорошо подумали, Арлин Вейер? – ласковым голосом спросил Ивар, в который раз обходя по кругу замершую на стуле девушку.
Фея громко сглотнула и потрясла головой. Ее руки были связаны за спиной, а комната, в которой они находились, напоминала тюремную камеру, хотя, фактически ею и не являлась. Серые стены и одно узенькое окошко в помещении для допросов – вот и все, на что она могла рассчитывать после попадания в королевскую тюрьму Беларии. И в этой комнате Ивар держал ее всю ночь.
Сейчас в узеньком просвете окна уже забрезжило солнце, и Арлин чувствовала себя уставшей и измученной. Однако, как ни странно, страха уже не осталось.
– Мне кажется, вы не до конца понимаете, что происходит… – медленно продолжал мужчина свою песню. Его темные, злые глаза пронзали ее калеными иглами.
Но Арлин все понимала. Это Ивар еще не осознавал истинного положения дел и того, кто на самом деле находится перед ним.
Арлин устало вздохнула и закрыла глаза. Она так долго боялась разоблачения, боялась попасть сюда, что теперь, оказавшись в тюрьме в шаге от виселицы словно почувствовала освобождение. Да, пока что ее не собирались судить за фейскую природу, вот только наказание ей сулило примерно то же.
А поэтому, когда разозленный ее молчанием министр подошел ближе, резко и больно обхватив узловатыми пальцами ее подбородок, она лишь улыбнулась.
Ивар стиснул зубы.
– Ты понимаешь, что, отказывая мне, подписываешь себе смертный приговор?! – рявкнул министр, и фее показалось, что он вот‑вот топнет ногой от бессилия.
Как бы это ни было банально, но прямо сейчас этот человек обещал снять с нее обвинения в обмен на то, чтобы Арлин согласилась лечь с ним в постель. И, признаться, его предложение не было лишено смысла.
После самовольного проникновения в королевский дворец ее обвиняли в подготовке убийства короля. Это была страшная ложь, но за нее Арлин ждала неминуемая казнь практически без суда и следствия. Ивар же обещал переквалифицировать статью в нечто попроще. Например в попытку попасть на бал для поиска жениха. И если первое грозило ей быстрой смертью с чисто номинальным судебным заседанием, то второе могло считаться всего лишь нарушением той самой дворянской этики, за которую отвечал министр Лозьер‑ис.
Девушка хмыкнула.
Жизнь в обмен на постель…
Арлин окинула усталым взглядом своего мучителя.
Колючие черные глаза, короткие волосы, тщательно уложенные воском, орлиное лицо… Этот мужчина вбил себе в голову, что она похожа не фею. А ему всю жизнь хотелось провести ночь с той, которую породил Разрыв.
“Проклятый развратник…”
Фея отвернулась и уперла взгляд в стену.
– Эти твои крылышки, – протянул тем временем Ивар, склонившись к ней и проведя рукой по бутафорским крыльям на платье, – твои потрясающие крашеные волосы… Я был очарован с первого момента, как тебя увидел, – говорил он, подтверждая ее мысли. – А твое узкое личико, кукольные зеленые глазки….
Он уткнулся носом в ее шею и с наслаждением втянул воздух возле самой ключицы.
Арлин вздрогнула и попыталась отстраниться.
В тот же миг министр выпрямился, сцепил руки за спиной и, сжав губы в линию, отошел в сторону.
– Строптивая гусыня. Сразу видно, что плебейка! Не понимаешь, какую честь я тебе оказываю. Еще и жизнь твою никчемную пытаюсь спасти! Все бестолку! Словно жемчуг метать перед троллем…
Он прижал к носу надушенный платок привычным жестом.
– Так может стоит отпустить меня и все? – устало спросила Арлин.
– Вот еще! За то, что пробралась в замок в обход стражи, готовя покушение на его величество короля, завтра утром тебя повесят на Рыбной площади, где казнят всякую шваль. Так и знай. И никто не даст за твою жизнь и пол монеты.
С этими словами он развернулся и приготовился выйти из комнаты. Лишь на пороге остановился и немного лениво бросил:
– Впрочем, у тебя есть шанс передумать. До обеда.
И уже затем окончательно вышел, хлопнув дверью.
Арлин осталась одна.
Наверно где‑нибудь в другой жизни она могла бы заплакать. Впасть в уныние или истерику. Но фея просто неподвижно сидела на стуле, изредка шевеля затекшими от веревок запястьями, пока не начала клевать носом и не уснула.
Что‑то внутри нее будто застыло. Словно сердце обморозилось и покрылось колючими ледяными иголочками.
Ивар хотел, чтобы она провела с ним ночь. Может быть не одну. И ценой этому была бы ее жизнь. Велика ли цена?
Арлин не думала, что велика. Фея всегда считала, что жизнь – вот величайшая ценность.
Ее жизнь подарила ей мать, которую она никогда не видела, а, может, просто не помнит.
Ее жизнь пыталась сохранить для нее тетка, раз за разом цепляясь за сознание, утопающее в безумии.
Ее жизнь когда‑то давно спас и Рейнар.
И все это было не для того, чтобы однажды она сама палец о палец не пошевелила бы ради собственного вызволения. Что такое честь и невинность, если на другой чаше весов – собственное дыхание?
В конце концов мерзкую ночь собственного позора Арлин могла бы и забыть. А после смерти забывать будет уже нечего и некому.
Однако почему‑то при мысли о том, как она изменит своему дракайну, все внутри нее протестовало и переворачивалось.
Но и это было еще не все. Арлин прекрасно понимала, что стоит ей согласиться на предложение Ивара, как смертный приговор, от которого ее обещали избавить, окончательно будет приведен в исполнение. А все потому, что министр просто увидит на ней брачную метку фей и поймет: она – истинный монстр Разрыва, а не обычная преподавательница вуза, надевшая на бал платье с крылышками.
У нее просто не было шанса избежать гибели. Предложение Ивара не спасало ее, а точно так же обрекало на смерть.
А ведь это было именно то, чего боялась фея, когда не хотела сближаться с дракайном. Поцелуи с ним и крепнущая между ними связь усилила метку, заставила ее проявиться и сделала такой яркой, что нельзя не заметить. И теперь из‑за нее фея не могла спастись.
Но, признаться, Арлин была этому даже рада. Да, совсем скоро толстая пеньковая веревка обовьет ее шею и затянется тугой петлей, пока ее тело будет болтаться в удавке, как мешок с картошкой. Зато ей не придется делать мучительный выбор: чужая постель или смерть. Этого выбора у нее просто нет.
А это очень легко, когда не нужно ничего решать.
Поэтому она и уснула, ни капли не волнуясь о том, что же будет дальше. От того, что она будет мучительно искать выход из положения, ничего не изменится.
Признаться, у нее еще оставалась легкая призрачная надежда, что ее спасет Рейнар. Но это скорее вспыхивали и гасли ее влюбленные фантазии. О том, как он ворвется в тюрьму на своих огромных черно‑золотых крыльях, подхватит ее на руки и унесет далеко‑далеко в закат, где им обоим не нужно будет прятаться. Где они могли бы быть действительно счастливыми.
Потому что здесь их до самой смерти будет преследовать лишь страх и безысходность.
Но Рейнар не пришел ни вчера, ни сегодня, ни через пару часов, когда Ивар снова вернулся, чтобы услышать ее отказ.
– Ну и подыхай, как собака, – раздраженно сплюнул он и вновь покинул комнату.
Все эти сутки Арлин ничего не ела, и вот это действительно приносило ей некоторые страдания. Как и тоска по Рейнару, застывшая в сердце ледяной иглой.
Арлин лишь надеялась, что не слишком обидела дракайна своим побегом и отказом. Ей хотелось, чтобы у него сохранились добрые воспоминания о ней после того, как ее казнят.
Хмурый Ивар вернулся через час в сопровождении двух гвардейцев. Арлин отвязали от стула, подняли на ноги, и фея вдруг поняла, что едва стоит. Все тело затекло, кисти занемели от веревок и не двигались. К счастью, путы связывали ее не слишком сильно, иначе, наверное, сейчас она бы уже лишилась рук от того, что кровь к ним давно перестала бы поступать.
– Вставай, – жестко сказал Ивар. – Как я и говорил, суд заочно подтвердил твою вину. Ты будешь казнена через повешение через пятнадцать минут.
Арлин могла бы в ужасе ахнуть и упасть в обморок от этой новости. Но по правде говоря, она всегда знала, что рано или поздно это произойдет. Так или иначе ее должны были поймать. Когда‑нибудь…
Просто Арлин все же очень надеялась, что это случится еще нескоро.
Она тихо всхлипнула и закрыла глаза.
– А я предупреждал тебя, строптивая дура, – прошептал ей на ухо Ивар, заметив ее слабость.
Но, как ни странно, в его голосе было гораздо меньше злобы, чем ожидалось.
– Вот только сегодня я уже ничего не могу сделать для тебя. Поздно. Надо было соглашаться на мое предложение раньше.
Арлин невидящим взглядом посмотрела в его злые черные глаза и отвернулась, так ничего и не ответив. Хотя, казалось, что он ждал. Но так и не дождавшись, отвернулся и сплюнул на пол.
– То же мне – министр культуры и этики, – тихо усмехнулась Арлин, заметив этот неблагородный жест.
– Что ты сказала?! – ахнул Ивар, услышавший ее шепот и пораженный им до глубины души.
Кажется, он хотел даже ее ударить, но в этот момент дверь их комнаты снова резко распахнулась, громко хлопнув о стену, и внутрь вошли трое человек в форме офицеров гвардии короля.
– Что вы здесь делаете, господа? – строго спросил Ивар, сдвинув брови.
Но они ничего не ответили, лишь расступились в стороны.
И следом за ними четким чеканным шагом с неотвратимостью бури в помещение вошел Рейнар Рес.
– Указом его величества короля Вердана Луноликого я являюсь адвокатом и защитником Арлин Вейер, как преподавательницы моей академии и моей непосредственной подчиненной, – проговорил Рейнар, не бросив в сторону феи ни единого взгляда.
Сердце девушки сжалось, когда она смотрела на его хмурое, мрачное лицо, густые брови, сведенные на переносице и глаза, приобретшие цвет темной карамели.
– Приговор уже вынесен, – раздраженно бросил Ивар. – При всем моем уважении, сьер Рес, вы опоздали.
И голос его звучал так, словно ни о каком уважении и речи идти не может.
– Это вам кажется, – ничуть не смутившись, ответил ректор, подав знак офицерам. Те тут же подхватили девушку, которая от слабости едва стояла.
Гвардейцы Ивара были вынуждены отступить назад. Их было меньше, да и перечить старшим по званию они не имели права.
Казалось, Рейнар все продумал.
Коротко кивнув головой на выход, он продолжил говорить:
– Приговор смертной казни был обжалован, и прямо сейчас его величество явился на Рыбную площадь, чтобы лично присутствовать при повторном рассмотрении дела.
Ивар, казалось, разозлился, но сдержал себя. Только сжатые кулаки его выдавали, да заигравшие на щеках желваки.
– Ничего не изменится, сьер Рес.
– Посмотрим, – ответил Рейнар, не глядя больше на министра.
И Арлин поняла, что он и сам не уверен в том, что дело можно поправить.
Однако, несмотря ни на что, фея все равно была рада. Сердце билось в груди, как ненормальное. Пело и пульсировало, разгоняя кровь по застывшим венам.
Он пришел! Пришел за ней, чтобы спасти…
Через десять минут она оказалась на той самой Рыбной площади, что располагалась в непосредственной близости от королевской тюрьмы. Чтобы, так сказать, при выходе из камеры сразу приступать к делу – к казни.
Арлин громко сглотнула, потому что увидела прямо напротив здания, откуда ее вывели, свежесколоченный эшафот с виселицей. Ивар не солгал – для нее все уже было подготовлено. И толпа людей стояла вокруг, лениво пожевывая булочки и переговариваясь.
Жители Беларии были обделены развлечениями. Его величество Вердан Луноликий редко устраивал общественные гуляния. Все праздники проходили только для знати в королевском дворце. А черни оставались лишь зрелища публичных казней, да еще шанс поглазеть на трупы монстров Разрыва, пока тех везут в тележках в государственную лабораторию.
Обычно Арлин обходила подобные сборища стороной. Но сегодня ей выдалась уникальная возможность понаблюдать с самого лучшего места за тем, как оживляется простой люд при виде чужих страданий. Единственный и последний в ее жизни шанс.
Офицеры молчаливо довели ее до эшафота, заставили подняться по ступенькам туда, где стоял мощный широкоплечий палач, и встали рядом, окружив ее кольцом.
Толпа зашумела, все рассматривали фею так, словно перед ними была диковинная зверюшка. Из галдящей массы людей доносились крики, улюлюканье и смех.
А Арлин… чувствовала себя уже погибшей. И только лицо Рейнара, которое никак не стиралось из ее мысленного взора, позволяло ей не упасть в обморок.
Она надеялась, что он сможет что‑то сделать. Но внутреннее ощущение безысходности уже слишком сильно пустило корни в ее сердце.
Кроме того в толпе, что глазела на нее, как на пугало, не достойное уважения, ей чудились взгляды ее студентов. И от этого становилось еще хуже.
Даже если она случайно останется жива, разве сможет она продолжать нормальное существование? Казалось, ее жизнь только‑только наладилась. Она получила розу, которая должна была оградить ее от паладинов, у нее была нормальная зарплата, и умереть от голода больше не грозило. Кроме того, у нее был призрачный шанс изменить будущее всех существ Разрыва, повлияв на умы дворянства.
И вот – все разрушено. Даже если она останется жива, ей придется скрыться. Забыть обо всем… Даже о Рейнаре…
Арлин глубоко вздохнула, а затем вдруг криво усмехнулась, так, что офицеры бросили на нее удивленные взгляды.
Какой смысл думать обо всем этом, если ее все равно убьют?..
В это самое время Рейнар и Ивар скрылись в огромном шатре, который раскинулся в паре десятков метров от эшафота. На его ткани были начертаны символы правящей династии, а на самом верху изображена серебряная луна – личный герб его величества. И Арлин поняла, что прямо в этот момент там внутри решалась ее судьба.
Время начало течь болезненно медленно. Все прошедшие сутки пролетели для нее за один миг. Фея почти не помнила, как провела те часы одиночества в помещении для допроса, когда была прикована к стулу веревками. Ее сознание то вспыхивало, то вновь ныряло в беспамятство. В тот момент она уже считала себя мертвой.
А сейчас несчастные десять минут показались вечностью… потому что в сердце зажглась болезненная кровоточащая язва надежды.
И вот, когда, наконец, двое мужчин вышли из шатра, Арлин вцепилась взглядом в лицо Рейнара, чтобы понять, каков исход переговоров. Но по его мрачному выражению ничего понять было невозможно. Разве что… ее все равно ждет смерть.
Однако против этого предположения выступало такое же мрачное лицо Ивара Лозьер‑иса. Оба мужчины были недовольны.
Арлин стиснула пальцы на изрядно помявшемся желтом платье, которое со вчерашнего дня ей так никто и не позволил сменить, и зажмурилась. Ждать не было больше никаких сил.
Однако, как только она вновь открыла глаза, то увидела, что вслед за двумя мужчинами из шатра выходит сам король.
На нем была длинная мантия и дорогой наряд, блистающий каменьями, орденами и медалями. Его величество окружало кольцо стражи, а возле него шел одетый в позолоченные доспехи паладин.
Арлин вздрогнула.
Сперва она решила, что ее все равно казнят, только палачом будет выступать именно он, рыцарь, убивающий монстров Разрыва – паладин.
Однако, его меч покоился в ножнах, а в руках он нес нечто странное. Что‑то высокое, накрытое металлическим блестящим куполом, испещренным диковынными надписями.
Буквально через минуту вся процессия приблизилась к эшафоту. Король остался внизу, усевшись на принесенный специально к нему трон, а все остальные поднялись к ней. Паладин, удерживающий в руках свою странную штуковину, расположился с левой стороны от нее, а хмурый Рейнар – с правой.
Больше всего на свете фея хотела повернуться к своему дракайну и спросить: “Что происходит”.
Но он выглядел так мрачно, что Арлин не решилась.
А затем король лениво махнул рукой, и прозвучал зычный голос глашатого:
– Начинайте!
Паладин сдернул со своей ноши блестящую крышку.
Арлин была готова увидеть все, что угодно. От топора палача до отрубленной головы предыдущего заключенного. Но того, что предстало ее глазам, она увидеть не ожидала никак.
– Роза Сирена, – пробубнила она, вперив взгляд в пухлые мясистые листья и насыщенные, будто налитые кровью лепестки.
Перепутать было невозможно. Точно такой же цветок только гораздо меньшего размера стоял в ее комнате.
А еще – этот экземпляр тоже пел. Сейчас, когда металлическая крышка была снята, явив любопытным взглядам всей толпы диковинное и редкое растение, по воздуху начал разноситься негромкий, но сильный звук – мелодия, которую источала Сирена. Этот звук не заглушал голоса людей, не был похож на шум, от которого хочется избавиться. Словно перезвон колокольчиков на самой грани человеческого восприятия, щебетание птиц, доносящееся прямо из сердца каждого слушателя.
– Зачем тут роза Сирена?.. – выдохнула Арлин, нахмурившись.
И наконец поймала взгляд Рейнара. Такого бледного и темного выражения лица она не видела у него никогда прежде.
По спине прокатилась волна холодных мурашек.
А в следующий миг к Рейнару подошел Ивар. Он сцепил руки за спиной и задрал вверх подбородок, стараясь взглянуть на ректора академии сверху вниз. К его сожалению, это было невозможно – рост не позволял. Несмотря на то, что министр этики был мужчиной не маленьким, даже выше среднего, все же до рослого и мощного дракайна ему было далеко.
– Поздравляю с победой в переговорах, – процедил он сквозь зубы и неожиданно улыбнулся.
От этой улыбки Арлин стало еще страшнее. Ивар злорадствовал. Но почему? Если Рейнару удалось взять верх в переговорах и отменить казнь, то почему Ивар так доволен?..
Фея до сих пор не слишком понимала, чем заслужила такую яркую ненависть министра, но по его поведению было понятно, что он не желает ей ничего хорошего. Арлин не могла взять в толк, как можно мечтать о смерти женщины только потому, что она не согласилась лечь с тобой в постель. Но, судя по всему, Иваром руководили именно эти эмоции.
Рейнар не ответил ему ни слова, сжигая его ледяным взглядом.
Несколько мгновений Ивар пытался выдержать этот взгляд. Однако в конце концов отвернулся и снова сплюнул на землю в неподобающем для министра этики жесте, который еще в прошлый раз вызвал у Арлин ухмылку.
Сейчас ей больше не хотелось смеяться.
Ивар махнул головой, подавая какой‑то знак палачу, и отошел на край эшафота, сложив руки на груди. А когда высокий мужчина в кожаном фартуке, гремя цепями, завязанными на поясе, и потрясая огромным мечом, подошел к Рейнару и Арлин, фея почти потеряла сознание от ужаса.
Ей казалось, что от палача пахло смертью. На черной коже ей виделись темные кровавые разводы, в глазах, выглядывающих из‑под специальной маски – безразличие, несущее смерть.
Однако палач не обратил никакого внимания на фею. Он молча отстегнул от ремня длинную плеть, скрученную кольцом, и подал Рейнару. И только затем кивнул Арлин в сторону столба, протянув руку, чтобы схватить ее.
Но Рейнар и тут не позволил этого.
– Я сам, – глухо проговорил он, мягко взяв фею за запястье и подтолкнув в сторону столба.
Толпа начинала волноваться. Уже очень давно не происходило ничего интересного, и людям становилось скучно.
– Что сейчас будет, Рейнар? Что ты делаешь? – тихо шепнула фея бледными, похолодевшими губами.
Но в этот самый момент где‑то с краю громким зычным голосом заговорил Ивар Лозьер‑ис:
– За нарушение декрета номер шестьсот пятьдесят шесть, гласящего, что ни один человек из неблагородного сословия не имеет права выдавать себя за представителя дворянства, сьера Арлин Вейер сегодня понесет наказание. Указом его величества Вердана Луноликого мерой наказания за подобное святотатство избраны двадцать ударов плетью “Черная лоза”.
После этой фразы толпа зашевелилась, одобрительно загалдела. Люди стали переглядываться, кто‑то свистел. Но, признаться, были и те, кто качал головами, скорбно зажмуриваясь и закрывая лица руками.
Арлин же в этот момент смотрела только на огромную страшную плеть, сделанную из странного опасно‑блестящего материала с крохотными зазубринами по всей длине.
Что‑то она слышала уже про подобное изобретение. С ее помощью часто наказывали самых отъявленных преступников, убийц и насильников. И вот теперь… накажут и ее?..
Однако Ивар в это время продолжал:
– Благодаря ходатайству ректора королевской Вечерней академии сьера Рейнара Реса наказание было изменено на семь ударов Молчания, которые он нанесет сьере Вейер лично, как ответственный за ее проступок!
Толпа что‑то вновь загалдела.
В этот момент Арлин перестала улавливать суть произносимого министром. Сперва она обрадовалась, что ударов стало более чем вполовину меньше, а затем нахмурилась, недоуменно взглянув на Рейнара. Что значит “удары Молчания”?
Еще больше недоумения у нее вызвало окончание речи Ивара, который будто специально поторопился ответить на ее вопрос:
– Если во время исполнения наказания хоть один звук сорвется с губ сьеры Вейер, в тот же миг она умрет!
Толпа вновь одобрительно загалдела, а у Арлин помутилось перед глазами.
Она повернула голову в сторону дракайна, который молча, стиснув зубы, привязывал ее к столбу.
“Одно слово, скажи хоть одно слово!” – крутилось на губах феи, когда она смотрела на него, но мужчина не произнес ни звука.
Когда ее руки были крепко зафиксированы на столбе, он осторожно, почти ласково развязал завязки на ее платье сзади и молчаливо приготовился к чему‑то.
Сердце бешено колотилось в горле феи.
Ей было страшно. До одури страшно. И только стоящий рядом Рейнар, казалось, удерживал ее в сознании. А именно – его взгляд, который словно что‑то хотел ей сказать, только она не понимала, что именно.
В этот момент паладин поднес к фее огромный цветок. Растение продолжало тихо петь, позвякивая своими внутренними колокольчиками где‑то на грани слышимости.
К цветку приблизился крайне довольный Ивар. В руках он держал прозрачный кувшин с какой‑то зеленоватой жидкостью внутри. Взглянув на фею своими черными углями глаз, он улыбнулся и медленно вылил часть жидкости из кувшина прямо на цветок.
Роза Сирена затихла в тот же миг, как первые капли впитались в землю. И эта тишина неожиданно показалась фее оглушительной, неправильной.
В следующий миг, налив новую порцию жидкости в прозрачный бокал, он громко продекламировал, словно выступал в театре, а не находился сейчас на Рыбной площади, посреди толпы:
– Зелье “Молчание смерти”! Оно связывает голос с магией, превращая любой произнесенный звук в колдовской взрыв! Роза Сирена молчит, потому что знает – стоит ей вновь начать петь, как ее разорвет на части!
Кровь отлила от лица Арлин, губы затряслись.
Теперь ей вдруг стал ясен смысл этого странного наказания и вообще всего происходящего. Как только она выпьет “Молчание смерти”, то любой произнесенный звук для нее будет означать мгновенную гибель.
Но зачем Рейнар это сделал? Зачем заменил двадцать ударов плетью на семь, но с такими условиями? Ведь если она вскрикнет хоть раз, то на этом все – конец!
Двадцать ударов она, может, смогла бы и выдержать. Кричала бы, лишилась бы сознания, спина превратилась бы кровавое месиво, но сама Арлин осталась бы жива! А теперь… как можно не издать ни звука во время ударов Черной лозы, когда весь хвост этой плети покрыт мелкими крючочками, буквально сдирающими плоть?..
Она в ужасе взглянула на ректора академии, но снова натолкнулась на его странный, сосредоточенный взгляд, в котором сквозило что‑то непонятное.
Только Арлин уже не становилось от этого легче.
В этот момент Ивар протянул ей бокал, желая собственноручно напоить фею, но Рейнар перехватил его руку. Забрал бокал у стиснувшего челюсти министра и медленно поднес к губам Арлин, не прекращая смотреть в ее глаза. Словно это могло чем‑то помочь.
Однако именно этот жест дал фее понять, что другого выхода нет.
Несколько мгновений она смотрела на Рейнара в ответ, силясь не разреветься. А затем жидкость все же коснулась ее губ, полилась по горлу, обжигая, въедаясь, превращая ее голос в ее же смерть.
Бокал опустел, и в тот же миг раздалось:
– Приступайте! – это Ивар воскликнул с такой радостью, словно и впрямь получал удовольствие от всего происходящего.
Собственно, вероятно, так оно и было.
И толпа как по мановению руки затихла.