Текст книги "Текущая реальность (СИ)"

Автор книги: Сергей Зеленин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 46 страниц)

По крайней мере, я так считаю.

Вижу совершенно круглые – как у совы в советском фильме про Вини-Пуха, глаза:

– Наша комсомолка за…

Сдвинув брови, в непререкаемом тоне:

– Если партия прикажет, наша комсомолка иль положим – член партии и депутат Верховного Совета – как Вы, Валентина Степановна, выйдет замуж за главаря племени людоедов в эфиопских джунглях! Иль, даже за носорога из тех же мест.

Вполне в духе времени!

В комсомол (или в партию) при Сталине за уши не тянули – люди вступали в эту организацию добровольно. Ну а раз вступил, то ты уже солдат и должен выполнять приказы – какими бы дикими они тебе не казались, а не морщить жоппу.

Лишь бы не противоречили Уставу!

В Уставе ВЛКСМ есть запрет нашим комсомолкам выходить замуж за американских гансте… За американских миллионеров?

Нет!

И какие тогда вопросы?

Тем более…

Подняв указательный палец вверх:

– Тем более, у нах там любовь!

В изумлении приподнимает брови:

– «Любовь»?!

– Вот именно, что любовь. Причём – чистая и светлая. В смысле: никакого «секса» до свадьбы!

Наконец Гризодубова стала соображать адекватно и задавать конструктивные вопросы:

– И какая будет моя роль на этой свадьбе? Свадебного генерала?

Прям, мои мысли читает!

Каюсь, сперва я так и хотел – лишь бы подальше от себя эту гиперактивную даму… Но после недавних событий, произошла переоценка возможностей этой особы и следовательно – повышение её роли в этой операции по изъятию важнейшего составляющего у будущего американского «Уранового проекта».

Долго разглагольствовать не стал, на сегодня для неё и так достаточно много информации:

– До свадьбы, во время неё и после – подругой. Старшей подругой, умеющей в нужный момент дать нужный совет, утешить… Которой можно поплакать в жилетку, короче.

Махнув рукой

– Впрочем, подробные инструкции получите на месте от товарища Мешика  Павла Яковлевича, к которому я Вас и направляю.

***

Обойдя пруд останавливаюсь и ещё раз посмотрев на часы, гружу

– Но всё это так… Разминка!

– «Разминка»?!

– Вот именно: разминка перед настоящим дело и на первое время – прикрытие для него.

Внимательно внемлет.

Вновь взяв всесоюзно известную лётчицу «под ручку», веду её обратно – туда, где «подобрал»:

– В Америке прежде всего, Вы должны блистать!

– «Блистать»?!

– Вот именно – «блистать»! И я уверен, Валентина Степановна, это у Вас получится… Ибо Вы – блестящая женщина!

Игриво на меня посмотрев:

– Спасибо!

Ещё раз глянув на её аппетитные «формы» и в последний раз облизнувшись:

– Вашему папе с мамой спасибо – что Вы такой получились!

Посерьёзнев, возвращаюсь «от тела» к делу:

– А раз у Вас это получится, то с Вами захотят познакомиться многие люди – в том числе и весьма влиятельные.

Организовать «пиарчик» так, чтоб «всесоюзно известная лётчица» – стала ещё и известна всей Америке, это уже для меня раз плюнуть. Успевай только местным «псам демократии» золотишком башлять.

Опять же, Гризодубова отнюдь не была дурой – просто человеком, благодаря существовавшей идиотской кадровой советской системе – оказавшейся в своё время не на своём месте.

Судя по её глазам, она враз вкурила весь расклад и спросила:

– С какими «влиятельными людьми» я должна познакомиться?

Держа в уме с дюжину американских послевоенных антисоветчиков – начиная со следующего президента Гарри Трумэна, сенатора Джозефа Маккарти, генерала Джеймса Форрестола и кончая пока ещё начинающим голливудским киноактёром Рональдом Рейганом, я всё же ответил уклончиво:

– Пока знакомьтесь со всеми подряд – с теми, кто на Вас «клюнул». Потом, позже разберёмся «в улове».

При слове «улов», вспомнился шурин Пашка, поди до сих пор ждущий меня на льду:

«Как он там? Обрыбился поди, весь с ног до головы в рыбьей чехуе…».

Гризодубова долго молчала, не решаясь, но всё же спрашивает:

– Эти «знакомства», должны быть доведены до постельных отношений?

Понимающе улыбаюсь:

– А это уже целиком на ваше усмотрение, уважаемая Валентина Степановна! В любом случае обещаю: никто к Вам в постель заглядывать не будет. И никто не осудит, если Вы переспите с тем, с кем надо переспать во благо и на славу нашего с Вами социалистического Отечества.

Доведя её до перекрёстка – где «подобрал» и даже переведя через улицу, остановился:

– Даю Вам время ещё раз наедине с собой хорошенько подумать. Если Вы согласны, то завтра… Хм, гкхм… В понедельник, в течении дня, подходите в мой Личный секретариат при Совете Народных Комиссаров СССР и обратитесь к товарищу Меркулову.

Пытливо заглядывая мне в глаза, прикусив губу:

– А если я откажусь?

Равнодушно пожимаю плечами:

– Тоже ничего страшного! Если не хотите возглавить сельскохозяйственную авиацию страны, могу предложить Вам создать из женских экипажей полк ночных бомбардировщиков. Я и название уже придумал: «Ночные ведьмы». Как Вам?

– «Ночные ведьмы»? Как-то не по-советски звучит.

По глазам вижу – особого воодушевления это предложение не вызвало. Значит, всё же выберет Америку.

Довольно доброжелательно глянув не неё, с «жестью» в голосе твёрдо заявляю:

– В Советском Союзе, уважаемая Валентина Степановна – мне решать, что «звучит по-советски», а что нет.

Наконец прощаясь, приподнимаю шляпу:

– Всего хорошего, Валентина Степановна! Надеюсь, мы с Вами – ещё не раз и даже не два увидимся.

– До свидания, Иосиф Виссарионович! Извините меня за…

Морщусь:

– Бросьте! Не было ничего и мне не за что Вас прощать.

Резко разворачиваюсь и иду к машине.

Слышу:

– Иосиф Виссарионович! Последний вопрос.

Останавливаюсь, поворачиваюсь:

– Если последний – то конечно, спрашивайте.

«Последний вопрос» поставил меня в тупик:

– Что такое «гигиеническая прокладка»?

Стою, очами лупаю, соображаю что ответить…

На мониторе возникшего в сознании «Послезнания», появились командной строкой:

«Прокладки (пакеты) женские гигиенические: Многослойные впитывающие изделия одноразового пользования, предназначенные для впитывания и удержания наружных выделений у женщин во время менструального периода (для критических дней) и межменструального периода (ежедневные, на каждый день и т.п.) и используемые в качестве средств личной гигиены.

Состоят из четырёх слоёв:

Слой, который непосредственно соприкасается с кожей и пропускает выделения внутрь прокладки.

Слой, который расположен за верхним покровным слоем и способствует равномерному распределению жидкости внутри прокладки.

Внутренний основной впитывающий слой прокладки, содержащий «суперабсорбент» – который поглощает и удерживает впитываемую жидкость.

Слой, который располагается непосредственно за абсорбирующим слоем и предотвращает проникновение выделений на белье».

Насколько я понял, ключевое слово здесь «суперабсорбент»…

Что это такое?

Тут же появился ответ:

«Суперабсорбен – это полимерный материал, который впитывает и удерживает жидкость в количестве, во много раз превышающем (в четыреста раз) собственный вес. Суперабсорбирующие полимеры создаются на основе акриловой кислоты и ее солей, полимеризованных в растворе или в суспензии. Суперабсорбенты LG Chem сделаны из полиакрилата натрия в виде гранул».

«Акриловая кислота»?

Что это и как говорила моя бабушка: «с чем её едят»?

Читаю:

«Акриловая кислота – это один из простейших представителей карбоновых непредельных одноосновных кислот, имеющая формулу СН2=СН-СООН. Это бесцветная жидкость, имеющая резкий и неприятный запах. Растворима в воде, хлороформе, диэтиловом спирте и этаноле, с легкостью полимеризуется с дальнейшим образованием полиакриловой кислоты. У акриловой кислоты есть и другие названия: этенкарбоновая кислота и пропеновая кислота. В промышленности акриловую кислоту получают каталитическим окислением пропена (пропилена). Катализаторы на основе оксидов молибдена (основной компонент) и ванадия».

Ну а пропилен получается как побочный продукт в процессах парового и каталитического крекинга углеводородов и, хроноаборигенам уже давно известен.

Так что ответить Гризодубовой – которой я как-то сгоряча, посоветовал «помалкивать в гигиеническую прокладку»?

Наконец, в очередной раз меня осенило и, я вмиг повеселев, с энтузиазмом выдал:

– Это – выдающееся изобретение советских учёных, которое Вы должны будете в Штатах как следует разрекламировать, чтоб наша страна на нём могла заработать валюту.

Уже в машине, я стал более тщательно «обсасывать» эту спонтанно возникшую идею:

«Ну, а чё? Конечно, Иллариону Мозгу «изобретать» гигиенические женские прокладки впадлу… Найти какую-нибудь женщину-химика, навести её на идею. Сперва якобы для советских женщин-военнослужащих. Затем, через брата Полины Жемчужной запатентовать в Америке… Это же – миллионы! А в отдалённой перспективе – миллиарды долларов! Да это изобретение – способно принести прибыли в союзную казну больше, чем якутские алмазы – точное месторождение которых я никак не могу вспомнить».

***

До квартиры Косынкина я ехал весь окутанный «бриллиантовым дымом» исходящим из женских прокладок, раз отвлекшись только на чудного вида светофор на одном из перекрёстков.

Он напоминал четырёхсторонние настенные часы, циферблат которых был разделён на четыре сектора: зелёный сверху, красный снизу и два жёлтых по бокам. Стрелка ходила по кругу с определёнными интервалами – разрешая или запрещая движение.

Как мне объяснил Славин, управлялись они не автоматически – а специальным оператором, находящимся рядом в будке.

Чешу в затылке – фигурально, конечно:

«Надо бы озадачить Наркомат товарища Иоффе автоматическим светофором. А то висит непотребство какое-то, аж за державу обидно…».

На квартиру Косынкина вернулись без приключений, тут же занявшись лёгким перекусонном. Все, кроме хозяина, конечно. Тот, тот час «упал на телефон» и не вставал с него, пока не смог мне доложить:

– Товарищ Сталин! Дорога проверена, всё чисто, ехать можно.

Закусывая чай баранками, интересуюсь:

– А что те товарищи командиры, толкающие «Эмку»?

– Тех уже не оказалось на месте. Видимо, кто-то помог им выбраться.

С понимающим видом резюмирую:

– Мир не без добрых людей! Особенно в нашей стране, где каждый человек готов прийти на помощь другому – попавшему в беду, или просто в затруднительную ситуацию.

Приглашающий жест на свободный стул:

– Садитесь, товарищ генерал – перекусите с нами, да почаёвничайте.

Попутно, выяснились предварительные сведения об теракте на Пионерско-Патриашьих прудах. Старушками-террористками оказались две освобождённые по амнистии на 8 марта политзаключённые – Мария Спиридонова и Ирина Каховская.

Удивлённо приподнимаю брови:

– А разве всех подобных не расстреляли ещё в тридцать седьмом, а то и ранее?

– Видимо не всех, товарищ Сталин.

Естественно, был раздосадован и возмущён:

– Взбесились на старость лет?! Недаром говорят: «Не делай добра – зла в ответ не познаешь»!

Видимо не только на меня весна так возбуждающе действует, но ещё и на старушек.

Судя по виду, Косынкин полностью был согласен со мной.

Напрягши «Послезнание», вспоминаю кто такие:

– Первую знаю – известная террористка, член партии социалистов-революционеров. А кто такая Каховская?

Одного Каховского я знаю, но тот был не Ириной, а Петром – генералом, декабристом и повешен за шею ещё при Николае Первом.

Отвечает:

– Эта особа также являлась видным членом партии эсэров. Известна как организатор покушения на германского фельдмаршала Эйхгорна в Киеве в восемнадцатом году…

Помолчав, Косынкин не глядя на меня:

– …Удачного покушения.

Мда… Как и алкоголики, террористы «бывшими» не бывают.

Только мёртвыми!

Осталось только развести руками и процитировать Черномырдина:

– «Хотели как лучше, а получилось как всегда!».

На 1-е мая мной планируется ещё одна амнистия политзаключённых – уже мужчин, которых среди этой категории «зэка» не в пример больше женщин. Пожалуй, надо будет подойти к ней более выборочно…

А то и вовсе отменить.

Женщиной «похожей на известную артистку кино» оказалось некая Зоя Фёдорова, про которую тоже – в моём «Послезнаии» информации абсолютный ноль.

Вечно занятый службой, генерал Косынкин тоже про неё ничего не знал и лишь капитан Славин смог прояснить личность:

– Стала известной после фильма «Подруги», где играла Зою – главную героиню. Я его в тридцать седьмом году смотрел, ещё в Горьком. Когда таксистом работал.

Удивляюсь:

– А эта чего вдруг? Весеннее обострение, что ли? И куда только наша «карательная психотерапия» смотрит…

– Её отец в тридцать восьмом был арестован за контрреволюционную деятельность. Неоднократно обращалась к товарищу Берии с просьбой о пересмотре дела и тот даже вроде бы обещал помочь, но… Сами понимаете, товарищ Сталин!

Что тут понимать?

Как говорится, «картина маслом»!

Не стало выдающегося менеджера, но «слабого на передок» Лаврентия Павловича – не стало и надежды на освобождение отца. После этого Фёдорова видимо обратилась к Гризодубовой – известной заступнице за «невинно осуждённых». Ну а та видимо: так и так, мол – сама одной ногой на Колыме. Слово за слово и был организован заговор.

Остаётся только выяснить, как они познакомились с двумя освобождёнными по моей собственной дурости эсэровками – профессиональными террористками (у которых был свой счёт к товарищу Сталину!) и откуда у них взрывчатка и оружие.

Хотя, насчёт последнего…

Должно быть ещё со времён борьбы с Самодержавием, имелся какой-то тайный схрон.

Впрочем, надо будет своей «кровавой гэбне» дать наказ особенно по этому делу не рыть, чтобы не дорыться до моей агентесы в Штатах Гризодубовой. Да и с Мехлисом надо будет побеседовать, чтоб в прессе правильно освещали это событие. Мол, не было никого теракта, а был взрыв – произошедший в результате халатного обращения с новым видом боеприпаса, при его транспортировке в непредназначенном для этого автомобиле. Виновный… Ээээ…

Как там его, этого генерала?

…Виновный погиб на месте, есть случайно пострадавшие среди случайных прохожих.

Не хватало мне ещё прямо буквально накануне Советско-финской продолженной войне – психоза вроде такого, что был после убийства Кирова.

Наконец допив чай, поехали домой – в Кунцево, на Ближнюю дачу.

***

ИНТЕРМЕДИЯ:

«Примерно в это же время, когда сидя в сто первом ЗИСе, товарищ Сталин мечтал об женских гигиенических прокладках и финансируемых за счёт их «агентах влияния» среди американского истэблишмента, за столиком в одной непримечательном и почти пустом заведении московского общепита, сидело и наливалось водкой четверо мужчин в военной форме.

Судя по петлицам – это полковник, два подполковника и майор. Судя по физиономиям лицевой части черепа – наши хорошо знакомые по ресторану «Арагви».

После очередного возлияния, со стуком поставив гранённый стакан ап стол, полковник мрачно и с нескрываемой досадой, подытожил итоги уходящего дня:

– Заговорщики из нас, товарищи – как из говна пуля.

Мельком глянув на висевший на стене портрет, Первый подполковник:

– А что это вообще было? Он(!) три раза(!) проехал мимо нас – как будто уговаривая стрелять в него… А мы стояли как столбы и три раза пропустили такую возможность!

Также предварительно посмотрев в том же направлении, Второй подполковник – у которого кроме «ромбов» в чёрных петлицах были скрещённые пушки, виновато:

– «Максим» в «Эмке» был нацелен в довольно ограниченном секторе, рассчитанном на неподвижную цель.

Первый подполковник, скептически:

– «На неподвижную цель…». А это был точно Он(!)?

Все трое посмотрели на самого молодого – и по званию и по возрасту. А стало быть и самого глаззастого.

Майор, уклончиво:

– В ЗИСе я видел чью-то морду в шляпе и очках, сидевшую на заднем сиденье. Но так как в Академии я преподавал маскировку, то осмелюсь предположить, что это Он(!) и был. Но предпринявший меры предосторожности.

Полковник, знаком показав майору, чтоб наливал ещё по одной:

– Никого кроме Него(!), не сопровождал бы «Паккард» с людьми из «Службы охраны первых лиц государства». И ни у кого бы другого, на переднем сиденье не сидел бы сам(!) её начальник – генерал-майор Косынкин…

Усмехнулся:

– …Так что вся его эта «маскировка» – липовая.

Выпили, закусили и Первый подполковник, продолжая недоумевать:

– И же всё, что же означают все эти «маневры»? Ведь по нашему плану, Он(!) должен был остановиться и приказать своим охранникам помочь нам.

Полковник, вертя в руках и внимательно рассматривая пустой стакан:

– Как говорил Наполеон: «Любой план летит к чёрту после первого же выстрела».

Майор воскликнул:

– Так ведь мы же не стреляли!

Первый подполковник, насмешливо:

– Быть может – Он(!) почувствовал, что в нашей «Эмке» имеется пулемёт?

Второй подполковник:

– На который раз «почувствовал»? На третий раз, или ещё на первый?

Майор, не скрывая раздражения:

– Товарищи! По-моему, мы не о том спорим. То что было – уже «быльём поросло» и его не вернёшь, чтоб переделать… Надо думать, что делать дальше! Я например, уже две недели – как должен быть на новом месте службы, как и вы впрочем. Пока симулирую болезнь, но доктор уже начинает смотреть косо.

Первый подполковник, вымученно улыбаясь:

– А я уже «выехал». Жена на вокзале провожала, друзья, знакомые. Мыслил «отстать» от поезда в Смоленске.

Второй подполковник:

– А пулемётик то придётся завтра утром вернуть! Иначе, у меня могут быть очень большие неприятности.

Полковник поставив стакан на стол и накрыв его ладонью – давая этим знать своим собутыльникам, что на сегодня хватит:

– Да, надо что-то решать. И причём срочно! У кого какие предложения будут, товарищи…?

Майор, как самый младший, первым предложил:

– Предлагаю забыть про эту рискованную затею и разъехаться по местам назначения.

Первый подполковник, угрюмо:

– Ничего другого нам не остаётся.

Второй подполковник:

– Согласен. Сказать по правде, нам сегодня ещё очень и очень повезло. Не стоит продолжать дрочить судьбу!

После довольно-таки продолжительного молчания, самолично наливая «посошок» полковник:

– Ну, что ж… Тогда разъезжаемся. До, я надеюсь – скорой, встречи в Гродно, товарищи!».

КОНЕЦ ИНТЕРМЕДИИ.

***

Без дальнейших приключений прибыв домой, вдруг вспомнив про шурина, спрашиваю у обслуги:

– Наш рыбак много рыбы наловил?

Обе домработницы – чьим начальством был родной брат моей Валентина Васильевна, спохватившись, переглянувшись, виновато отвечают:

– Да он ещё не возвращался с рыбалки, товарищ Сталин.

Старший из охранников бывший в тот день на Ближней даче, несколько прояснил ситуацию:

– Павел Васильевич звонил несколько раз с речки, спрашивал про Вас. Ещё до обеда. Затем, перестал.

С чувство лёгкой досады думаю:

«Должно быть после обеда такой клёв пошёл, так рыба дурниной попёрла – что шуряк про меня и забыл…».

Посмотрев на часы:

«…Но ничего! Ещё не вечер».

Естественно, поменяв «прикид» на более привычный и главное – более практичный и соответствующий сезону, весело заявляю во всеуслышание:

– Я на рыбалку! Вернуть неизвестно когда – но обязательно пьяным.

После сегодняшних событий-происшествий, не напиться – просто грех!

Тем более, когда благоверная «на сутках».

Понимающе кивнув, старший спрашивает:

– Что сказать руководящим товарищам, если будут звонить?

Перефразируя Александра III, отвечаю:

– Скажите, что «когда товарищ Сталин удит рыбу, Европа может подождать».

С собой ничего не брал – на месте всё имеется: снасти, наживка и даже водка с закуской. А если чего-то нам с шуряком будет мало (водки, например), то можно позвонить и заказать: полевой телефон – связанный с коммутатором узла связи на Ближней даче, там ещё с января месяца был установлен.

Чуть ли не бегу вприпрыжку, за мной как и полагается – четверо «прикреплённых» из «ближнего круга» охраны. «Дальний круг» – это периметр охраняемой территории. Там высокий – почти пятиметровый забор, хотя и деревянный, регулярные патрули вокруг…

Мышь не проскочит!

Без специального пропуска, разумеется.

В принципе, до места лова недалеко.

Тропинка Пашкой до состояния асфальтного шоссе за зиму была накатана, «бежится» легко. Вот уже берег Сетуни, стоящая на ещё крепком льду большая армейская палатка (в своё время, в неё чуть ли не ЦК Политбюро поместился!) с торчащей трубой блиндажной печи.

Последняя, кстати – опытно-экспериментальная, «конструкции Иллариона Мозга». После опробования Павлом Васильевичем Истоминым в полевых условиях, была принята на вооружение и сейчас готовится к массовому выпуску.

Конечно, на ближайшей войне – на Продолженной советско-финской, нашим бойцам и командирам её не видать…

Но вот к зиме 1941-1941-года, их будет произведено столько – сколько надо. И это будет ещё одни «гвоздём» – вбитом в «крышку гроба» Третьему Рейху.

Дыма из трубы не видно, оно и понятно: днём было солнечно, тепло с крыш капало. К вечеру, конечно, подморозила – но ничего…

Терпимо!

Надеюсь, такая погодка ещё недели две-три постоит – на радость нашим бойцам и командирам в Финляндии. И на горе финским солдатам и офицерам – которые знают как воевать зимой. А вот как воевать во время весенней распутицы…

Навряд ли.

***

С такими мыслями вбегаю в палатку…

Застыв, как в соляной столб обратившись, воплю:

– ПАША!!! Ты что…?!

Скрючившись в позу эмбриона, мой шурин валялся на брезенте, заменяющим пол – весь перепачканный рвотными массами. По протянутой вперёд руке, можно было понять – что он полз-тянулся к стоящему у входа в палатку телефону, но…

Но не дотянулся.

Смердило спиртным, кислым и ещё…

Видимо, он ещё и обделался «по-большому».

– Паша, паша… Ты чего это?! Что с тобой?

Сперва подумал, что в стельку пьян…

Потом вижу всего одна бутылка «Особой московской» пустая. Да и то судя по пятну на брезенте под ней – больше пролитая, чем выпитая. Другая, даже не распечатанная.

Да чтоб моего шурина с поллитры вырубило?!

Да так, чтоб он не только отключился – но и ещё и обрыгался и обосрался?!

Потом наклонившись, увидел в потёмках искажённое от невыносимо-предсмертной боли лицо, вылезшие из орбит выпученные глаза…

Волосы встают дыбом:

– Паша, да ты никак…

Первое же прикосновение к окоченевшему телу подтвердило мелькнувшую догадку: он…

– Он мёртв, товарищ Сталин.

Оборачиваюсь на вслух сказавшего это «прикреплённого», как и трое других, снявших шапки.

Снимаю и, я свою:

– Он мёртв.

Догадка о причинах смерти шурина пришла одновременно, но старший среди четвёрки «ближнего круга», озвучил её первым:

– Судя по всему, это – отравление. И вероятнее всего, хотели отравить именно, Вас товарищ Сталин.

Киваю:

– Именно нас, да…

Пока он докладывал по телефону вышестоящему руководству, как сам не свой взял ведро с уловом – в основном полосатые разнокалиберные окушки и, вылил в лунку:

– Живите!

В тот миг я понял, что никогда больше в жизни не буду больше пить водку и ловить рыбу…

Не смогу!

***

«Предварительное следствие» – по «горячим следам» то есть, было закончено быстро. Уже к утру я знал практически весь расклад.

Отравленную бутылку «Особой московской» – всего одну бутылку, прислали из ресторана «Арагви». Всего одну: вторая бутылка оказалась безвредной… Настолько, насколько может быть безвредным крепкий алкоголь, конечно.

Мда… Судьба, как говорится!

Начни Паша с другой бутылки, так может… Так может, по брезенту в палатке, в собственной блевотине и дерьме – ползали бы мы оба.

Хотя… Яд оказался предназначенным для крыс и прочих грызунов и, если бы «прикреплённые» – вовремя вызвали бы медика, а тот вовремя сделал промывание кишок и желудка, то возможно…

Возможно, мы оба с ним отделались бы лёгким испугом. Сравнительно «лёгким», конечно…

Но что случилось, то случилось.

Следователями из НКГБ было установлено, что двумя неделями раньше куда-то из ресторана «Арагви» уволилась и куда-то пропала официантка. Последнюю так и не нашли, зато быстро вышли на её любовника – Виктора Борисовича Шкловского, достаточно известного (только не мне, конечно) литератора.

Спрашиваю:

– А чем он известен, кстати?

Лично докладывавший мне про обстоятельства дела комиссар госбезопасности 1-го ранга Лев Емельянович Влодзимирский – Начальник «Главного управления безопасности», наморщил лоб:

– Учувствовал в написании книги «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина: История строительства, 1931—1934 года»¹⁶⁴.

– И всё?!

– Ещё несколько повестей, рассказов… Просто статей. Больше известен как один из «отцов-основателей» формализма – от которого в начале 30-х годов открестился и, как литературный критик¹⁶⁵.

Фыркаю:

– «Отец русского формализма»! Понятно, в общем.

Тот, особенно упираться не стал и признался, что мотивом стал даже не расстрел его брата в 37-м году – а разгон «Союза писателей», после чего его бесцеремонно выставили из московской квартиры.

Лично докладывавший мне про обстоятельства дела комиссар госбезопасности 1-го ранга Лев Емельянович Влодзимирский – Начальник «Главного управления безопасности», пояснил ситуацию:

– Ставлю в известность товарищ Сталин, что само выселение произошло незаконно. По постановлению Совнаркома подписанного Вами, бывшим членам творческих союзов (как и Академии наук и прочим), жилплощадь закрепляется сроком на год. Однако как благодаря этому случаю выяснилось, это Постановление – сплошь и рядом нарушается в корыстных целях.

Как здесь не вспомнить бессмертное:

«Ну, что ж… Обыкновенные люди… В общем, напоминают прежних… Квартирный вопрос только испортил их…»¹⁶⁶.

Чтобы там не испортило «обыкновенных» людей, но это факт коррупции и спускать такое нельзя.

Спрашиваю:

– Ваши действия?

– Дело о нарушениях «Постановления» делено в особое производство. Арестован ряд лиц в Мосгоржилсовете.

За «коррупцию», кстати, в СССР ныне есть отдельная статья в УК союзных республик. И наказание за неё – как прежде за контрреволюцию и троцкизм.

Так сказать: идём китайским путём!

Там в «моё время», расстреливали по полторы тысячи чиновников и прочей сволочи в год…

И ничего – никаких «репрессий»!

Ну, а с «писателем» что прикажите делать?

Сперва я хотел поступить с ним так, как он поступил с Пашей: чтоб ползал он – истекая кровью, рвотой и собственным дерьмом – пока не сдохнет.

Потом остыл…

Всё же на дворе – не «Лихие 90-е», а я не лидер региональной ОПГ.

Я, мать вашу – Сталин!

Председатель Верховного Совета СССР и прочая, прочая, прочая…

А Сталин в глазах народов нашей страны – олицетворение законности и порядка.

Поэтому сперва спросив:

– Гражданин Шкловский признался в убийстве официантки?

– Да, товарищ Сталин. Уже по его показаниям найден за городом её труп со следами удушения.

Приказываю:

– Оформляйте в уголовное дело по соответствующей статье и передайте в судопроизводство.

Влодзимирский стоит возле меня столбом:

– А дальше?

Думаю:

«А дальше яйца не пускают!».

Вслух:

– А дальше как суд решит. Наш самый справедливый в мире, советский суд.

Больше вопросов по этому вопросу не было.

Мда… Вторая (а то и третья – если считать командиров у «Эмки» за заговорщиков) попытка покушения на товарища Сталина за день.

И обе неудачные!

Генерал Косынкин так и сказал:

– Нам с вами очень повезло, Иосиф Виссарионович, что мы имели дело, с так сказать – «любителями».

Пожимая плечами, шучу:

– Ну кто ж виноват, что на Руси «профессионал» такого рода – давно уж перевёлся? Не за границей же в самом деле просить… Хахаха!

– Хахаха!!!

Глава 28. В «коридорах» VI управления РСХА или «когда за дело берутся профессионалы».

Генерал Власов А.А.:

«Победить Россию могут только русские».

ИНТЕРМЕДИЯ:

«Первый помощник военного атташе германского посольства в Москве полковник Ганс Кребс (он же «капитан Шпальке», он же «Инженер лесопромышленности из Латвии» Август Эрнестович), после встречи в московском ресторане «Арагви» с дивизионным инженером Сакриером, срочно – первым же рейсом «Люфтганзы» вылетел в Берлин, чтоб отчитаться перед своим непосредственным шефом – главой военной разведки и контрразведки III Рейха, чаще именуемой просто «Абвер»…

Напомним: было это ещё в самом начале марта.

К его удивлению, Вильгельм Франц Канарис, хотя и очень внимательно выслушал – довольно спокойно отнёсся к известию о фактически полном разгроме агентуры в высших военных кругах Красной Армии. И даже о том, что Сталину известны планы Верховного Командование Вермахта (ОКВ), что свидетельствовало о том, что в свою очередь в высших военных кругах Германии – окопался «крот» работающий на СССР.

Русский бы сказал:

«Вор у вора украл отмычку».

Довольно равнодушно адмирал отнёсся и к предложению Кребса об физической ликвидации Сталина:

– Решать такие вопросы – не в нашей с вами компетенции, господин полковник. Поэтому выкиньте из головы этот бред.

После того, как бегло прочитал его письменный доклад – как бы сверяя его с тем, что услышал… И после ничего не значащих и заданных лишь из вежливости расспросов про жильё-быльё в столице большевистской России, глава «Абвера» спросил вызывающим неприятный холодок на загривке тоном:

– Надеюсь, Вы понимаете, господин полковник, что изложенная Вами информация – строго конфиденциальна и огласке не подлежит?

В ответ Кребс обижено, вытянув руки по швам, сухо-официально ответил:

– Я не первый год работаю в нашей «конторе», господин адмирал!

– Хорошо. Я Вам верю. Возвращайтесь в Москву и продолжайте работать на Рейх.

Полковник пытался было:

– Господин адмирал! А как же…

Канарис улыбаясь:

– Все необходимые меры уже предпринимаются, не беспокойтесь.

После чего оба в унисон зиганули и распрощались.

После ухода Первого помощника военного атташе германского посольства в Москве, шеф «Абвера» довольно долго задумчиво-грустно смотрел на дверь – за которой тот скрылся и, затем приняв нелёгкое для себя решение, уже без колебаний взялся за трубку телефона:

– Ганс! Срочно зайди.

«Ганс», а если точнее – Начальник центрального отдела «Абвера» полковник Ханс Пауль Остер, ведал кадрами и финансами…

И не только.

Например в 1938-м году, во время «Судетского кризиса», он (как и сам Канарис, впрочем) был одним из главных участников военного заговора против Гитлера. Заговор обещал быть удачным – германский генералитет был напуган перспективой втягивания в безнадёжную войну с ведущими мировыми державами, но…

Но, был отменён из-за того, что Британия и Франция пошли на Мюнхенскую сделку с нацистами, отдав Судетскую область Чехословакии Третьему Рейху.

Короче, полковник Ханс Пауль Остер – был одним из самых ближайших доверенных лиц у главы «Абвера».

Через чуть более суток после их разговора, в Третьем Рейхе произошла крупная авиационная катастрофа.

Взлетевший с берлинского аэродрома и направляющийся в Москву пассажирский Ю-52 компании «Люфтганза», потерял управление где-то в воздушном пространстве над Генерал-губернаторством (оккупированной Польшей) и рухнув на землю, разбился. Все члены экипажа и пассажиры – в числе которых был и полковник Кребс, погибли.

***

Возможно всё б на этом и закончилось – но как и его шеф, полковник Ганс Кребс – был так называемым «двойным агентом». А разведке, кстати, такое явление наблюдается сплошь и рядом и считается чуть ли не в порядке вещей. Но в отличии от того, работал он вовсе не на британскую «МИ-6», а на…