Текст книги "Святополк Окаянный"

Автор книги: Сергей Мосияш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 33 страниц)

Ехать – не ехать…

Волчка разбудил чуть свет поваренок:

– Ты, что ль, туровский?

– Ну я. А что?

– Твово князя вместе с княгиней ночью в поруб бросили.

– Что мелешь-то?

– Ну, ежели я мелю, – обиделся поваренок. – Пожди, и тебя заметут.

– За что их? Кто велел?

– Ясно, кто велел, Владимир Святославич. А за что? Ему знать. Видать, есть за что, великий князь за так в поруб не сунет. Я тебя что бужу-то, дурака. Может, тебе лучше смыться, пока и тебя туда не спровадили.

– А меня-то за что?

– Что ты заладил: «за что, за что». Не станут же князя с княгиней пытать, скорее всего их милостников, вот ты как раз для пытки и подходящ будешь. Беги, парень, спасай шкуру.

От таких слов поваренка у Волчка мигом сон улетучился: «А ведь и правда, князя не станут пытать, а вот слуг его запросто. Тикать надо».

Он вышел из клети, спрятав за пазуху калач, тихонько сунутый ему сердобольным поваренком. Волчок все еще не верил случившемуся. Может, подсмеялся над ним поваренок? Пошутил?

А с чего ему шутить? Они друг дружку впервые в глаза видят. Не зря же он, разбудив, справился: «Не туровский ли?»

Двор был еще пуст, только поварня дымила. Ворота наверняка еще заперты, сторож, чего доброго, и не выпустит. Увидит чужого, подумает: тать, шум подымет.

Поваренок, видно, догадался о мыслях туровца, шепнул: «За конюшней дыра есть» – и побежал к поварне.

Волчок прошел к конюшне. Не удержался, заглянул внутрь, там стояли их кони. Увидел бородатого конюха, тот был, видимо, озадачен ранним появлением туровца.

– Что, за коней боисся? Так они, брат, прибраны, зеленкой объедаются.

– Да не боюсь… так я, – промямлил Волчок, не зная, как объяснить столь раннее свое появление. – Что-то не спится.

– На новом месте всегда трудно засыпается, – сказал конюх, позевывая. – Можешь поглядеть на своего Воронка, все ясли обгрыз, зеленки ему, видишь, мало. Норовистый, видать.

– Да нет. Он у меня умный. Со мной лишь ластлив.

– Это хорошо, когда конь хозяина знает.

Волчок прошел к Воронку, тот покосился на хозяина фиолетовым глазом, даже всхрапнул от удовольствия.

«А что, если заседлать, вывести, сесть да и… Но почему конюх ничего не сказал о случившемся? Ведь он тоже, наверное, знает о порубе. Нет, нет. Надо убедиться твердо, что князь и в самом деле в порубе, тогда и решать, что делать».

Волчок вынул калач, отломил половину, предложил коню. Тот ел с удовольствием. Отдав ему с ладони последние крошки, Волчок вернулся на выход к конюху. Старик предложил:

– Послушай, парень, раз не спишь, може, съездим вместе за зеленкой-то? А?

– Давай съездим, – оживился сразу Волчок, понимая, что лучшей возможности податься с княжьего подворья не может быть.

– В две горбуши-то[93]93
  Горбуша – коса.


[Закрыть] мигом набьем воз, – радовался конюх. – А то ить один-то до обеда провожжаюсь, а зеленка-то для ваших же коней, парень.

– А ваши разве не едят? – усмехнулся Волчок.

– Ну, наш-то табун на воле счас пасется. А здесь так – заводные для хозяйства: отвезть-привезть – да вон гридневые на всякий случай.

Конюх уложил на дно воза две горубши, примотал их веревкой, чтоб не прыгали. Волчок помог ему запрячь пару коней и вдруг спросил:

– Ты не против, ежели я промну малость Воронка?

– Твой конь. Что меня спрашиваешь?

Волчок побежал в конюшню, быстро накинул на Воронка потник, седло, затянул подпруги. Умный конь, предчувствуя пробежку, в нетерпении копытня пол. Волчка самого лихорадило от волнения, он вдруг забоялся, что сейчас явится кто-то, скажет: «А этот куда? Его в поруб надо».

И, выведя из конюшни Воронка, он не сел на него, а привязал повод к грядке, залез на телегу, сел за спиной старика.

– А что не садисся на конь? – спросил конюх, разбирая вожжи.

– За город выедем, сяду, – отвечал Волчок, вполне понимая, что именно вершним привлечет внимание приворотных сторожей. А им, может, уж сказано, не выпускать туровца.

Однако ворота с подворья отворились, едва они отъехали от конюшни. Видно, привратник знал, куда и зачем направляется конюх на телеге. Он даже махнул ему рукой, когда телега проезжала ворота. Помахал ему в ответ и конюх. Даже и словом не обмолвились однокорытники.

Сердце у Волчка прыгало от радости: проскочил, проскочил сторожа! А когда выехали через Лядские ворота за город, он готов был плясать от восторга: вырвался, вырвался, вырвался.

– Останови-ка, я сяду на Воронка, – попросил он конюха.

Тот остановил воз. Волчок отвязал повод от грядки и, подтянув к телеге Воронка, прямо через грядку прыгнул в седло.

Конь, почувствовав своего хозяина, воспрянул, выгнул шею и, игриво всхрапнув, побежал, оставляя телегу позади.

– Там, по правой руке, опушка, – крикнул вслед конюх. – Жди!

«Плевал я на твою опушку», – весело подумал Волчок, опуская повод и давая Воронку волю самому выбрать скорость.

Конь шел ходкой грунью[94]94
  Грунь – рысца.


[Закрыть], не переходя на скок. Однако, проскакав означенную конюхом опушку, Волчок одумался: «Приеду в Туров, оглоушу княгиню новостью. А ну как поваренок и впрямь подшутил? Нет, надо все точно узнать от кого-нибудь. Этого хрыча разговорить надо».

И он повернул назад, навстречу телеге. Коней выпрягли, пустили пастись. Сами взялись за горбуши, начали косить. Пока косили, не до разговоров было, потом носили охапками траву, бросали на телегу. Наконец, сровняв с верхом дробины[95]95
  Дробина – простая конная телега с решетками-лесенками по бокам.


[Закрыть], решили передохнуть.

– Ну как вам живется за великим князем? – спросил Волчок, решив хоть как-то начать разговор.

– За великим князем жить – не тужить, – отвечал конюх. – Он нашему брату что мамка. С кем бы ни пировал, о нас никогда не забудет. Завсегда со своего стола нам шлет и закуску и выпивку. Дай ему Бог здоровья.

– Мой тоже хороший князь, – вздохнул Волчок. – Правда, пировать ему особо не с чего.

– Да на уделе не шибко разбежишься, – посочувствовал конюх– Да и потом, Туровщина ваша – считай, дебрь да болота, голь, поди, одна.

«Видно, не знает он ничего, – подумал Волчок. – Не успел узнать. Дело-то ночью было». Однако решил поближе к своему интересу подойти:

– А где у вас поруб-то?

– Да под малой гридницей. Там нынe у нас печенег богатый сидит, за него великий князь выкуп ждет.

– Только печенег там? – осмелел совсем Волчок.

– Только он.

«Ясно. Ничего не знает старик. Неужто и впрямь меня поваренок обдурил? Ну коли так, поймаю, уши оторву».

Они покосили еще с часок, накидали на воз зеленки выше решеток. Конюх заткнул вниз горбуши, привязал их.

– Вишь, как скоро управились. Как тебя звать-то, парень?

– Волчок.

– Это что? Родное прозвище?

– Нет. Родное Ясь. Я из пленных, Волчком меня у князя тут нарекли.

– Ну, а я Зван – пустой карман.

– Что, так и зовут «пустой карман»?

– Не, это я для смеху цепляю. Зовут Званом. Тебя вот можно звать Волчок – серый бочок.

– Ну это не шибко смешно, – улыбнулся Волчок, – вот «пустой карман» – это хорошо.

Они запрягли коней. Зван влез на воз. Волчок сел опять на Воронка и, уж коль разговор коснулся прозвищ, решил на всякий случай узнать имя сторожа приворотного:

– А как твоего приятеля зовут?

– Какого?

– А приворотного, которому рукой махал.

– A-а. Фома – нет ума.

Волчок рассмеялся:

– Ну, Зван – пустой карман, ты что, всем так придумываешь?

– А чего придумывать. Оно, брат, само с языка соскакивает.

– А не обижаются, на кого придумываешь?

– На такое дурак может обижаться.

Волчок раздумал уезжать, коль скоро засомневался в случившемся. Да и потом, если Святополк и вправду в порубе, то как он, его слуга, может убегать без его разрешения. Последнее дело бросать господина в беде.

Нет, он не станет прятаться, а будет ночевать в той же клети, где спал до этого, и будет ходить в трапезную, как и ходил раньше. И вообще, он ничего не знает, ничего не слышал.

Они вернулись на великокняжеское подворье. Конюх на возу с зеленкой, Волчок верхом на Воронке. В воротах Волчок приветствовал сторожа:

– Добрый день, Фома.

– Добрый, добрый, – отвечал тот добродушно, щурясь на туровца. Кому ж не лестно слышать имя свое, да еще из уст незнакомца? – Накосили, стало быть, – молвил приворотный, чтобы хоть что-то сказать.

– Накосили, – отвечал Волчок.

– Ну-ну.

Волчок помог конюху разнести зеленку коням по яслям и даже вместе с ним отправился в трапезную завтракать. Мимоходом справился:

– А которое строение малая гридница?

– А эвон возле соколятни.

– Там, значит, и сидит этот печенег?

– Там и сидит, сердешный.

Чтобы не томиться без дела и не гадать «ехать – не ехать», Волчок вернулся со Званом на конюшню и стал помогать ему там управляться. Чистить стойла, вывозить навоз, чинить сбрую. Добровольный помощник пришелся по душе конюху, и к вечеру они так привыкли друг к дружке, словно век были знакомы.

– Ну что, Волчок – серый бочок, съездим завтра ишо за зеленкой? – спросил конюх вечером, расставаясь с туровцем.

– Отчего ж не съездить, – отвечал ему в тон Волчок, – Зван – пустой карман.

И оба рассмеялись, довольные друг другом и днем, проведенным вместе в нехитрых заботах.

Сразу, как только Волчок пришел в свою клеть, где спал с ним и поваренок, к нему воротилась тревога: что делать, как узнать о Святополке, где он?

Поваренка еще не было, он должен был явиться позже, едва ли не к полуночи. До его прихода надо что-то сделать.

Когда совсем стемнело, Волчок, выйдя из клети, осмотрелся, прислушался и неспешно направился к малой гриднице. Еще днем он высмотрел в нижнем венце гридницы узкие продухи, вырубленные вполдерева, и догадался о их назначении. Подойдя к гриднице, лег возле одного из продухов, прислушался. Было тихо там, внизу, в темноте. Волчок прополз к другому продуху. Тут ему почудилось шевеление, шуршание соломы. Волчок, прижав лицо к продуху, тихо крякнул селезнем.

– Волчок? Ты? – послышалось оттуда.

– Я, князь, – отвечал взволнованно Волчок. – За что вас сюда?

– Не знаю. Слушай внимательно.

– Слушаю, князь.

– Немедля скачи в Туров, скажи все княгине.

Тут послышался сдавленный голос Ядвиги:

– Пусть в Гнезно, пусть в Гнезно.

– Да перестань ты, – оборвал жену Святополк. – Волчок, скачи в Туров. Понял?

– Понял, князь. Но как я скажу княгине? Она же спросит: за что?

– Говорю тебе, я не знаю. Возможно, оговор.

– Блуд? – высказал догадку Волчок.

– Не знаю. Но кто-то нас оговорил Владимиру. Я сейчас брошу тебе куны, это на дорогу. Держи.

Волчок отстранился от продуха, оттуда, звякнув, вылетели серебряные монеты. Волчок собрал их, сунул в карман.

– Там около двух гривен, – сказал Святополк. – Тебе хватит. Скачи немедля.

– Я утром, князь. Сейчас меня могут не выпустить со двора, а из города тем более. Все ворота заперты.

– Счастливо.

Волчок поднялся, пошел от гридницы, уловив обрывки слов княгини Ядвиги:

– К отцу надо… к от…

Он не пошел в свою клеть, повернул к конюшне. Вошел в темноту, прислушался. Слышалось лишь конское смачное хрумканье да глухой перестук копыт в стойлах. Он долго стоял, прислушиваясь, и, наконец уловив справа похрапывание, пошел туда. Наскочил в темноте на дугу, та упала с грохотом.

– Кто там? – послышался голос проснувшегося конюха.

– Это я. Волчок.

– Чего ты?

– Да боюсь, просплю зорю-то. Решил у тебя, чтоб уж вместе. Пустишь?

– Куда деться? Пущу. Иди вот, ложись около. Укрывайся чепраком, Серый Бочок.

Рано утром, опять запрягши коней в телегу и привязав к дробине за повод уздечки оседланного Воронка, они выехали за ворота.

– Послушай, Зван, ты езжай, а я заскочу на Торг, куплю нам чего перекусить в поле. И догоню тебя.

– Знать, у тебя не пустой карман, Серый Бочок, – усмехнулся конюх, останавливая коней. – Я обожду у Лядских ворот, а то, чего доброго, у приворотных достанет ума не выпустить тебя.

– Неужто не выпускают?

– Да как на них накатит. Скажут, подсыл, мол, ты. И сами поверят. Чего доброго, и к тысяцкому потянут.

Волчок сел на Воронка и скорой хлынью помчался по улицам Киева в сторону Торга. Там на пять кун накупил хлеба и вяленой рыбы, набив полную переметную суму. Завязал накрепко завязки, притянув суму к луке седла. Теперь должно хватить на дорогу.

Конюх и впрямь ждал его у Лядских ворот, не выезжал из города. Набитую суму нельзя было не заметить, но Зван ничего не сказал. Но когда выехали за город, спросил Волчка:

– И куда ж ты наладился бежать, сынок?

– С чего это ты взял. Зван – пустой карман?

– Я, чай, не слепой, Волчок. – Конюх понужнул коней, чтоб прибавили ходу, молвил, не глядя на спутника: – И не злодей к тому же. Так что не таись, винись, Серый Бочок.

Волчок понял, что таиться от Звана бесполезно, да и что он может сделать ему здесь, на воле.

– Мне князь велел скакать в Туров к княгине-матери. Его Владимир в поруб запер.

– Знаю.

– Откуда?

– Как откуда? Вся дворня уж болтает.

– А за что его? Не говорят?

– Говорят.

– За что?

– Ну вроде бы он к Польше хотел переметнуться.

– Брехня, Зван, – вскричал возмущенно Волчок. – Поверь, брехня. Уж я-то своего князя знаю. Правда, он женился на польской княгине. Но ведь и Владимир сколько раз женился, и все не на русских.

– Может, и брехня. На кажин роток не накинешь платок. Да и не наше то дело, княжье.

Они доехали до некошеной опушки. Зван свернул с дороги, остановил коней.

– Вот что, Волчок, у тебя путь долог, езжай, а с зеленкой я и один управлюсь.

– Вот спасибо, Зван, вот спасибо.

– За что, Волчок-дурачок?

– Отпускаешь без зла. Возьми вот калач. Перекусишь.

– Не надо. Тебе в пути нужно подкрепиться. А я к завтраку уж в Киеве буду. Езжай.

Волчок отвязал от дробины Воронка, поймал рукой стремя, взлетел в седло.

– Прощай, Зван. Будь здоров.

– Прощай, Серый Бочок. Гляди, не оплошай дорогой-то, по дебрям разбойнички шалят. А ты не оружный.

– У меня есть засапожник.

– Разве он – оружие? Комаров бить, да и то через десятого-пятого.

Разбойный притон

Примерно полпоприща отъехал Волчок от Киева, когда вдруг впереди на пути появилось два добрых молодца. Дорога шла через дебрь и была столь узка, что нечего было думать, чтобы объехать лихих людей. Он оглянулся: нельзя ли поворотить, но и сзади уже появились целых три фигуры. Волчок понял: разбойная ватага.

Один из разбойников предупредил:

– Хошь жить, парень, не брыкайся.

Где уж тут брыкаться, у одного копье в руке, у другого дубина наизготове. Где-то в степи можно б было попробовать объехать, обскакать стороной. А здесь, даже если свернешь, наскочишь в кустах на таких же.

– А я и не брыкаюсь, – сказал Волчок, подъезжая к разбойникам и даже приветствовал их: – День добрый?

– Смотря для кого, – усмехнулся седобородый, беря под уздцы Волчка. – Слазь, приехали.

– Кому сказано? – прорычал другой, пошевелив дубинкой.

Волчок соскочил с коня, седобородый спросил:

– Что везешь?

– Ничего.

– А в сумах что?

– Там снедь на дорогу: калачи, рыба.

– А говоришь – ничего. Куны есть?

– Куны? – переспросил Волчок, лихорадочно соображая, говорить – не говорить? И все же признался: – Есть маленько.

– Тырь, – обратился седобородый к товарищу, – возьми. Да обыщи получше.

Тот, зажав дубину меж ног, начал ощупывать у Волчка карманы, нащупал серебро, хихикнул:

– Ага-а! Есть! – И, вытащив все до резаны[96]96
  Резана – мелкая монета, пятидесятая часть гривны.


[Закрыть], заорал с угрозой: – И это «маленько»? Ах ты с-сука. Полон карман кун, а он «маленько». Вот как дам по башке-те.

Но Тырь лишь погрозился, а удар Волчку по голове был нанесен сзади кем-то из подошедших. У Волчка потемнело в глазах, и он упал, потеряв сознание. Очнулся, когда с него стали стаскивать сапоги.

– Ты гля, засапожник.

– Дай мне.

– Иди ты. Я первый увидал, значит, мой.

– У тебя же есть палица.

– Ну и что? Еще и засапожник будет.

– Тоды я себе кафтан возьму.

– Бери.

Разбойник наклонился над Волчком.

– Ты гля, очухался, зенками мыргает.

– Дай ему как следоват.

– С дохлого хуже сымать. Ей, парень, давай-ка кафтан сымем, тебе уж он ни к чему.

Волчок сел, помог разбойнику стащить с себя кафтан.

– Ну шо? Кончим его? – спросил новый обладатель кафтана и уж поплевал на ладони, чтоб крепче зажать дубинку для удара.

– Погодь, – сказал седобородый. – Спросить же надо. Чей? Откуда? Ты откуда, парень?

– С Турова я, – прошептал Волчок.

– Стало, домой ехал?

– Домой.

– Ну, твое счастье. Был бы киевским, кончили бы. Часом, не боярского роду?

– Нет. Из слуг.

– Тоды живи. Оно и верно, боярин в дебрь без гридня не ездит. Ступай домой, може, и дойдешь. Айда, парни, есть разжива. Погужуемся!

Разбойники ушли, уведя с собой и коня. Волчок остался сидеть на дороге. Разутый, раздетый, с разбитой головой. В ушах стоял звон, в глазах мельтешили светлячки. Он плохо соображал, никак не мог прийти в себя. Попробовал встать, голова закружилась, пришлось лечь. Долго лежал, глядя в синее небо. Без дум, без мыслей, без желаний. Впрочем, хотелось одного – чтобы перестала гудеть голова.

Когда солнце начало клониться к закату, вроде немного полегчало. То ли от прохлады, потянувшей из леса, то ли маленько отлежался. Он сел. Потом встал. Ноги держали, голова хоть и гудела, но не кружилась.

Увидел на обочине след в примятой траве – туда ушли разбойники и увели коня. И Волчок пошел по этому следу, еще не зная зачем, просто его потянуло вслед за Воронком, к которому привык, сжился и который понимал хозяина, разве что не говорил.

Конь! Ему нужен конь, без коня он погибнет в пути, станет добычей любого зверя – волка ли, медведя, рыси, тем более что у него кровоточит затылок, а запах крови дикий зверь не пропустит. Он даже готов пристать к этой ватаге разбойников, пожить в их притоне, пока заживет голова, а там, может, удастся выпросить Воронка себе. Он станет им варить пищу, поддерживать огонь, чтоб только вернули коня. Он заслужит эту милость.

Так думал Волчок, бредя по следу, который стал явственно виден на заболоченном участке. Ему даже удалось найти глубокую ямку от копыта Воронка, заполненную водой, уж отстоявшейся и чистой. Волчок встал на колени, попил из ямки, плеснул в лицо, помочил затылок – вроде полегчало.

Опять пошел по следу, чутко прислушиваясь и даже принюхиваясь, чтобы заранее обнаружить разбойное гнездо и не наскочить на него ненароком.

И не слухом, а именно нюхом он почувствовал близость притона, ощутив запах дыма. Его еще не было видно, но запах наносило с той стороны, куда вели следы.

Волчок пошел тише, уже не столько по следу, сколь по дыму. И вскоре услышал и голоса. На всякий случай постарался приблизиться к притону с подветренной стороны, чтобы не почуяли его собаки, если они есть у разбойников. Сразу выходить к разбойникам он не решился, надо было подумать, послушать, что они там говорят.

Он встал на поляне за густым кустом тальника и разглядывал стойбище разбойников. Первое, что увидел, был Воронок, стоявший в дальней стороне поляны, под старой березой. Там же виднелись крупы еще двух или трех коней – серый, игреневый и, кажется, гнедой. Кони, видимо, были привязаны и ели зеленку.

Посреди поляны горел костер, над ним висел черный котел, в котором что-то варилось. Один из разбойников поварничал, помешивая варево, другой ломал сушняк, подбрасывая в огонь. Третий выходил, словно вырастая, из-под земли, и Волчок догадался, что там была их землянка. Оттуда же явилось еще двое.

– Ну, готово? – спросил один.

– Кажись, готово, – отвечал повар. – Счас сымать буду. Гузь, возьми тот край.

Они сняли котел, поставили на землю.

– Пусть остынет трошки. Тырь, доставай калачи.

И Волчок увидел свою переметную суму, из которой разбойник доставал и ломал калачи, купленные утром на киевском Торжище.

– Свеженькие, – говорил весело Тырь. – Зря ты, Гузь, треснул парня-то. Ишь, како он нам угощение припас.

– Зря не зря, а надо было кончить. Думашь, счас ему сладко с дырявой-то башкой? А то б сразу – р-аз – и отмучился.

– Я тоже так хотел, вон Седой не велел.

– А что зря убивать-то, – отвечал седобородый, доставая ложку. – Был бы киевский, можно б и прибить, шоб лишнего видока[97]97
  Видок – свидетель.


[Закрыть] в Киеве не заводить. А он, эвон, аж с Турова, где мы вовек не побываем. Ты, Гузь, завтрева бери этого вороного и гони на Торг, продавай вместе с седлом, за две, а то за три гривны можно. А Тырь на гнедом поедет, купить мучицы.

– На гнедом опасно, Седой. Могут опознать на Торге, еще, чего доброго, прицепятся.

– Мало гнедых, что ли? Пол-Киева на гнедых ездют.

– Лучше я Серка возьму, он древлянский.

– Ладно, бери Серка. Двинь котел-то, почнем ужинать.

Услышав это, расстроился Волчок. Воронка на продажу завтра. Что делать? Может, подкараулить этого Гузя и отбить, отобрать Воронка. Но как? Гузь вооружен, а у Волчка нет даже засапожника. И потом, наверняка из притона они выедут парой с Тырем, если и разъедутся, то где-то перед Киевом, а то, может, уже и на Торге. Что делать? Что делать?

Волчок лег на землю, чтобы ненароком не обнаружили. И не только разбойники. Даже Воронок, если почует своего хозяина, может заржать и насторожить этим разбойников. Волчок убедился, что собак в притоне нет и он может спокойно обдумать свои действия.

Он решил ждать ночи, а там попробовать выкрасть коня. До ночи было уже недалече, солнце село, начало смеркаться. От волнения Волчка трясло. Он ждал, когда разбойники уйдут в землянку спать, и, когда уснут, он уведет коня. Одно смущало его: Воронок непременно подаст голос, узнав хозяина, и разбудит разбойников.

Но как оказалось, не все разбойники спустились в землянку, один из них остался у костра, он, видимо, должен был сторожить стойбище. Не так от людей, как от зверей, могущих напасть на животных.

– Задай им корму да почаще наведывайся, – наказал Седой караульщику.

– Знаю.

– Как ковш[98]98
  Ковш – здесь: Большая Медведица.


[Закрыть] повернется ручкой на долонь[99]99
  Долонь – ладонь.


[Закрыть], разбудишь Тыря.

– Хорошо.

– Да не усни смотри, злыдень, огонек поддерживай, они на огонь-то побоятся.

Караульщик посидел у костра и, гоня сон, заунывно тянул какую-то песню. Потом, подкинув в огонь полешко, поднялся, направился к коням. Вернулся, опять сел у костра. Полулежа, отвалился на локоть, а немного погодя совсем лег на спину. И, видно, задремал. А вскоре донесся от костра храп. Уснул караульщик. Костер сразу стал сникать, и вскоре пламя совсем исчезло.

Ах, если б был у Волчка хоть засапожник. Подкрасться бы к спящему, ткнуть ему в бок. Но об этом лишь мечтать можно, не всякий способен убить спящего.

Но и это хорошо: спит весь притон. Волчок поднялся и осторожно стал пробираться по кустам к коням, стараясь не наступить на какой сушняк. Малейший шорох ветки заставлял замирать его на месте и высматривать сторожа, не проснулся ли.

Волчок уже был недалеко от коней, он слышал их хрумканье, но тут, на беду, его почуял Воронок, призывно захрапел и негромко заржал радостно. У костра вскочил сторож, разбуженный ржанием Воронка.

И Волчок с испугу, с отчаянья неожиданно даже для себя взвыл, взвыл по-волчьи: «У-о-у-у-у!». В вое его было столько тоски и отчаянья. Кони всполошились, рванулись на привязи. Серко и Гнедой оборвали поводья и кинулись прочь. Только Воронок, давно приученный к вою хозяина, остался на месте и лишь приплясывал в нетерпении.

В стане поднялся переполох. Разбойники выскакивали из землянки.

– Что? Кто?!

– Волки налетели, – кричал сторож.

– У тебя, с-сука, огонь погас. Дрых, злыдень!

– Что вы тут? Ловить надо!

– Тырь, беги за тем! А ты, Гузь, за мной. Порвут ведь волки-то…

В этом шуме и суматохе Волчок подбежал к березе, отвязал Воронка, потянул за собой в кусты. В кустах быстро проверил подпруги, они не были отпущены. «Пентюхи, – мысленно выругал он разбойников, не давшим коню отдыха от седла. И похвалил: – Ну и молодцы». Именно это и сберегло ему время, не надо было подтягивать. Вскочил в седло, пригнулся, чтобы не удариться о какой-нибудь сучок в темноте и не слететь наземь, и направил Воронка к дороге. И вновь завыл: «У-у-о-о-о-у-у-у!» – понимая, что за волком разбойники не погонятся, а вот напуганным коням это прибавит прыти. Пусть ловят их злодеи хоть всю ночь.

Воронок словно понимая хозяина, трусил к дороге, выбирая путь подальше от старых деревьев, у которых слишком низко растут мощные ветви, – они могут свалить седока.