Текст книги "Дневник. 2009 год."
Автор книги: Сергей Есин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 49 страниц)
Сочинение, давшее название всей работе, начинается так: «Александра Шарова влекли ее длинные ноги и участие в престижном конкурсе моделей, а Татьяну, наверное, прельщало, что он вроде такой молодой писатель, который напишет бестселлер, и она засверкает в главной героине». Это, кстати, очень не просто начать, как это постоянно делали классики, прямо с сути. Как, скажем, начинается «Пиковая дама» или «Анна Каренина». Не цитирую, ибо примеры хрестоматийно известны.
Следующая фраза в работе Лукина тоже не проходная. Роздыху Лукин читателю не дает. «Он был всего лишь студентом литвуза, а Татьяна уже давно была примой на яву, воплощением современной русской красавицы, это просто рвалось из ее зауженных глаз и манерности».
Слово «манерность» снижает весь уровень. Понятие «литвуз» здесь выгородка амбиции героя. Здесь у автора нет стремления сообщить, что появится еще одно сопливое сочинение о жизни и быте общежития на Добролюбова. Вдумчивый читатель также поймет, что и «русская красавица», понятие, дискредитированное печально знаменитым и конъюнктурным сочинением Виктора Ерофеева, здесь отнюдь не случайно. Таков стиль и взгляд. Но если попытаться рассказать, о чем это сочинение, то вне этого стиля, дающего все новые обертоны значениям, сделать это почти невозможно. Слишком легко было бы сказать, что это пародия на Минаева, хотя это тот же материал – так называемая молодая богема.
Вот здесь надо бы остановиться и осознать, все, что делает со своим героем Лукин – а герой не очень простой, в отличие от того круга, в котором он вращается, вернее, пытается вращаться, он принадлежит и к другому социальному слою, и к другой нравственности – это, так сказать, поход по ландшафту не его жизни. Здесь некая фреска полуинтеллигентной и полу– богатой московской жизни. Да, наверное, нелегко в дорогом баре пить дорогой коктейль и все время прикидывать, а хватит ли денег. Все ночь работать грузчиком, чтобы потом, отпарив въевшуюся в ладони грязь, оказаться среди людей, которые сами никогда не мыли посуду. Что-то мне все это напоминает из арсенала вечных тем литературы. Это какой-то современный извод, где отдельные черты Жюльена Сореля перемешались с чертами ЛюсьенадеРюбампре. Пожалуй, здесь новый характер.
«Когда выяснилось, что у Тани не будет ребенка, что тревога была ложной, как же Шаров был счастлив. Какими же глупостями казались теперь ему его гиперморалистские мысли о постигшем его заслуженном наказании – «Все русская классика, черт ее дери!..»
Я теперь разорву цитату, чтобы сказать, что «из всех писателей он продолжал уважать только тех, кому удалось совместить искусство и деньги»
Но вернемся к прерванному.
«Думы его просветлились – «каким бредом были мои мысли!» – и Шаров, опять оказавшись в огромной квартире в Митино, взглянув на Таню, приблизил нос к ее щеке и поцеловал. Таня снова лжесопротивлялась и произносила что-то, что она часто говорила о его цинизме, а он как всегда хотел прикасаться к ее телу со счастливым ощущением, что ворует чужое и остается безнаказанным».
Я еще раз повторяю, что ценность работы Лукина в многочисленных деталях и предельном, беспощадном приближении к описываемой натуре. Как беллетрист прошлого века, он не размазывает. То, из чего у Минаева мог получиться коммерческий успешный роман, Лукин обламывает на тридцати страницах. Фреска написана, но все-таки это наш, литинститутский студент, это, все-таки, не только современный, но и русский писатель.
Я еще никогда не встречал, чтобы в современной литературе, так успешно маскирующей свою в первую очередь тематическую несостоятельность, пользовались старым классическим приемом «Бога из машины». Но, может быть, это не совсем прием, а тот внешний толчок, о котором говорил Лев Толстой и который в один день способен изменить нравственную жизнь? Здесь опять требуется просторная и большая цитата, потому что есть мысли, которые в пересказе становятся банальными и плоскими: в литературе ведь все решает ум, слово и искренность писателя. Четыре последние строчки в сочинении Лукина «История одного литератора» звучат так:
«А потом Шаров впервые прочитал Библию. И вот Шаров уже почему-то думает: «Наверное, в конце жизни встает перед человеком такой вопрос – если Бога нет, то пассивность, скука и горечь, а если есть, то последний внутренний рывок добра, наиосознаннейшая окончательная потребность в нем». И этому почему-то веришь.
В дипломной работе есть два крупных фрагмента. «Однажды в Кратово» – это детство, наверное, и героя, и автора, написанное с таким же ощущением русского добра и правды, что и предыдущая вещь, и «Плохое кино, или Сон славянофила», не уступающая двум предыдущим.
Я полагаю, что эта заметная работа нашего студента вполне может быть принята как дипломная».
Приехал уже почти к трем часами за два часа провел защиту. Не все мнения оппонентов совпадали с моими, но, как обычно, говорили все хорошо. Особенно точен был Алексей Варламов. Сегодня впервые в качестве оппонента выступала Маргарита Черепенникова. Сделала это тоже очень неплохо. Успешно защитились Гусаинова Т. А., Згода Н. С., Зинкевич И. В., Комракова Л. Е., Родина Л. А. «С отличием» – Пичугина О. В. и Рязанова И. А.
В семь уже был дома.
В «Новостях» снова показали Черкизовский рынок и его беспредел. Совершенно определенно, что именно здесь и хранились товары на два миллиарда рублей, о которых говорил Путин. Здесь, кстати, многие товары, повторяющие фирменные зарубежные образцы, часто и создавались. Определено также, что материалы, из которого все это кроилось и шилось, и краски, которыми весь этот модельный ряд для студентов и пенсионеров был окрашен, – вредны для здоровья. Караваны автомашин увозят все это богатство на мусоросжигательный завод. Стоимость уничтожения этого контрафакта – 200 миллионов рублей.
11 июня, четверг. Утром Витя торжественно отбыл на защиту своей дипломной работы. Я сначала хотел утром же уехать в Обнинск, но потом решил дождаться его. Это, пожалуй, самое крупное в моей жизни дело, которое я совершил. В общем-то, из деревни вытащил человека и дал ему образование.
Читал сборник «Не опавшие листья», который выпустила со своим семинаром Инна Ростовцева. Это стихи о природе и осени. К большому собранию студенческих стихов присовокуплены и стихи классиков от Державина до Рубцова. Для меня неожиданной стала ясная традиционность в творчестве ее учеников. Никакой разболтанности и свободного стиха. Это все очень и очень неплохо, а местами ярко. Здесь еще раз начинаю понимать, как много значит в нашем институте мастер. Как же я не ошибся с Ростовцевой!
В четвертом часу приехал Витя – все сдал, числа семнадцатого он получает диплом и почти сразу же уезжает. В пять часов отъехал от дома С. П., и на дачу прибыли только в одиннадцать. Всюду невероятные пробки. В Москве все не просчитано: дороги, мосты, количество транспорта. Кроме обычного стояния перед Троицким, попали еще в многокилометровую пробку на переезде через путепровод после Воронова. Пробка перед Воробьями – это уже традиция.
Ужинать не стал, я съел кусок колбасы с хлебом еще в машине, а сразу лег. Мои спутники, правда, выпили трехлитровую банку красного вина, которая осталась от поминок. Когда я в четыре часа утра вставал, Володя, Витя и Вован резались в карты. С. П. уже спал на втором этаже. Под какие-то песни из приемника и восклицания игроков спала и Маша.
12 июня, пятница. Неугомонная Маша подняла меня в восемь часов и погнала в теплицу подвязывать помидоры. Но часов в десять я уже снова читал начатый вчера диплом студента М. П. Лобанова.
В дипломной работе тридцатисемилетнего Константина Алексеева два сочинения. Это «Кровный брат» – очень неплохая повесть о чеченской войне и «Ренегат» – рассказ о воровстве на железной дороге во время перестройки. Это тот вид литературы, когда важнее всех приемов и изысков сам факт и умение его точно и объемно осветить. В обширной чеченской эпопее есть поразительные по силе сочинения. С одной стороны Захар Прилепин, у которого есть и правда, и невероятное мастерство и все, какие могут быть литературные достоинства, с другой, – холодноватые, но хорошо сконструированные вещи, где важнее литературные ходы, нежели правда – это произведения типа Маканинского «Асана». У Константина Алексеева больше жестокой правды и полное отсутствие продемонстрировать себя писателем и сочинителем. Но вот что поразительно, «Асана»-то я не дочитал, а от «Кровного брата» оторваться не смог. Сюжет довольно простой – готовящееся покушение на командующего армией. Среди героев самым интересным стал полукровка-чеченец, разведчик по прозвищу Метис. Алексеев не идет по так называемой линии толерантности. В повести также недаром вспомнили полковника Буданова. Здесь трудно докопаться до правды, и коварство чеченцев неостановимо. Любопытно сделан допрос пленного чеченца, когда только перед сценой его «расстрела» он признается в своей причастности к планируемому теракту. Это поучительно в житейском плане.
Вторая повесть не уступает первой. Здесь сила товарищества по лжи и воровству. Героя провоцируют, пытаясь вовлечь в преступную группу, грабящую вагоны. Ренегатом оказался молодой милиционер, который пожалел лишь «несчастного», а в результате не удалось взять всю группу. Хороши образы милиции.
На моем садовом участке кипит работа. Маша что-то сажает и пропалывает, Витя продолжает сайдингом украшать дом, Володя ремонтирует теплицу, его брат Андрей что-то на летней кухне готовит и жжет старые сучья. За костром он присматривает через открытую дверь.
Днем был у Константина Ивановича, нашего коменданта. Выслушал о приключениях Вити. На прошлой неделе Витя вечером пошел к молодежному костру. Его побили и даже пытались отобрать машину. Я не стал придавать этому особого значения, вечером с шашлыком отмечали Витино двадцатипятилетие. Ельцин очень правильно выбрал день для национального праздника.
Между всеми этими дневными и вечерними событиями заглянул в страшно унылые пьесы наших заочниц. Читать эти пьесы почти невозможно. Просмотрел и отложил, а вместо пьес не без удовольствия прочел диплом еще одной заочницы Михаила Петровича.
Диплом норильчанки Марины Бушуевой как бы подчеркивает, что основная задача института – не писатель, а тот самый литературный работник, который, как специализация, и стоит в дипломах выпускников. Два основных мотива можно отметить в этой работе – жизнь в Норильске, о которой рассказано в разнообразных формах – от репортажей и эссе до театральных рецензий, а также жизнь в Узбекистане (извив биографии). Современный и плотный очерк, написанный опять-таки с оглядкой на ставший родным Норильск. Достоинства – без малейших претензий: пишу, как могу. Поэтому получается: плотно, социально, наблюдательно, а выразительно – как получается. Судя по материалу и биографии, Бушуева – снобка и эстетка, но в письме это чувствуется только в способе безошибочной аргументации.
Среди многожанровой работы есть и фантастический рассказ «Стена» – о загробной судьбе самоубийц. Хотите художественности – нате, мы и так умеем. Рассказ производит впечатление, без скидок, художественной данности. Я точно знаю, что его запомню. Возможно, это особенность психологии моего предельного возраста.
Перед сном читал «Литературную газету». Хорошая статья о Киме Анатолия Курчаткина, который не часто появляется на страницах периодики. Анатолию Киму исполняется семьдесят, Толя каким-то образом очень плотно и последовательно строит свою судьбу. Попутно вспомнил, что Леня обещал в следующем номере поставить предисловие Е. Сидорова к нашей с Авербухом книге в качестве статьи. В жизни вообще все соединяется самым причудливым образом. В руки попал журнал со статьей о Вере Сидоровой как о жене творческого человека и жене министра. Много живых деталей, и как-то сильно по внутренней целеустремленности Вера напомнила мне Валю.
Номера «Литгазеты» совсем не одинаковые, есть и такие, которые проходят мимо тебя. В этом, еще не до конца прочитанном номере, интересного, кажется, много. По крайней мере, прекрасный комментарий-спор Дмитрия Каралиса. У него свои взгляды на Съезд народных депутатов СССР. Здесь он спорит с Юрием Болдыревым, я сожалею, что не прочел в предыдущем номере болдыревскую колонку.
13 июня, суббота. Утром занимался вчерашним дневником и просто страдал. Еще вчера с моим соседом Шемитовским поговорили о трагедии нашего возраста: жизнь уже почти закончилась, а каковы результаты? Утром высокое давление, но не из-за этого разговора. Речь об ожидаемом сегодня визите участкового, который придет разбираться с Витиными проделками. И все по пьянке, все из-за его деревенской доверчивости, все не может остановиться. Пока все работники, повеселившиеся на вчерашнем дне рождения Вити, спят, я уже помыл посуду, полил огород, к двенадцати часам прочел еще один диплом. Эта, в принципе, плохая литература, которую я читаю и читаю, мне давление и поднимает.
Дипломный проект Киры Грековой– типичная проза наших неглупых и довольно начитанных девушек, ах уж эти интеллигентные девушки! Здесь рассказы с претензией на тонкость и возвышенность. Начинается все обычно с почти абстрактных фигур и абстрактных пейзажей. Первые рассказы перечитываю, чтобы добраться до смысла, по два раза. Названия тоже возвышенные и духовные. «Плещеево озеро», «В поисках солнца», «Последние», «Круг тишины», «Секрет», «Покорность». Сюжет почти всегда неуловим, пунктирен. В рассказе «Плещеево озеро» дело, кажется, идет о наркоманах, по крайней мере, Грекова начинает с «горячей» фразы: «Мы все самоубийцы». В выспреннем тексте еще какие-то выспренные монологи. Надо отдать должное, что при повторном чтении, логически все смыкается, но оттого, что все время необходимо проявлять при чтении формальные усилия, текст эмоционально читателем не переживается. Здесь и особенность стиля, лишенного признаков народной речи, лишь грамотно, почти стерильно. Потом, правда, все немножко крепчает, становится похоже на настоящую жизнь, но в ее заломленных, трагических тонах. С прицелом на притчу сделан и рассказ «В поисках солнца» – два путника идут по дороге, оба слепые. Солнце – немудреный тезис – внутри нас. Уже много лучше рассказ «Последние» – встреча двух друзей в туберкулезном санатории. Беседуя с сильно изменившимся другом, он вдруг узнает, что это просто один из пациентов. Друг две недели назад умер. Может быть, это лучший рассказ. У всех рассказов общие недостатки – «сосчитанность» и экстремальные ситуации, а также стерильность языка и интонации. Но и достоинства схожие – умно сделано и острый эпизод в сюжете.
По преимуществу это пограничное со смертью состояние – болезнь, старость, отчаяние, самоубийство. Мой призыв: со смертью в литературе поосторожнее.
После трех часов жизнь на участке сильно интенсифицировалась. Витя с Андрюшей и Володей принялись за облицовку дома. Я уже давно заметил, что ребята долго раскачиваются, но когда начинают, то работают тщательно и хорошо. Что касается Маши, то она еще утром выполола грядку с кабачками и выдернула сорняк отовсюду, где только можно. Меня всегда интересует не только сама работа профессионалов, но и как они делают. В данном случае, я любовался материалом и самим сайдингом и то, как его подгоняют в разные углы. Я мог бы заниматься этим все время, но и моя работа не ждала, тем более что меня страшили впереди еще две пьесы, от которых у меня при предварительном просмотре сводило скулы. А прочесть их будет надо, потому что, как я уже знал, Инна Люциановна, видимо, памятуя тот позор, который ей пришлось пережить на прошлой защите, собирается на этот раз не прийти. Она ссылается на какие-то неотложные дела в
ГИТИСе.
Слава Богу, на этот раз текст очередной работы был очень для меня интересный. Не точто диплом Надежды Карнишиной, опять лобановской ученицы, был для меня чем-то по проблеме особенно привлекателен, но зато сделано все по высшему классу. Умно, тактично, с выдумкой и, главное, с хорошим языком. В наше время добиться от кого-то плотного и захватывающего лексического строя почти невозможно, но интонация сейчас способна заменить многое.
Пять рассказов, перечисляю их все, чтобы не забыть самому: «Плохие хорошие дети» – брат и сестра у одинокой матери, где-то в маленьком городе. Вражда-любовь, сцена, когда девочка везет брата из парка, а тот лыка не вяжет. «Тонкие стены» – героиня, работающая с компьютером, слышит судьбы и истории в доме. Рассказ точно и определенно начинается. «День рождения» – девочка находит пачку денег, припрятанную родителями, и вдруг всеобщая любовь, все, оказывается, можно купить, включая подруг и даже друга подруги. «Василиса», об одинокой девушке-секретарше, ожидающей принца и нафантазировавшей себе свадьбу. «Круги на траве» – дети, ожидающие счастья, где опять выдуманный мир мешается с миром реальным.
У Карнишиной спокойная, объективистская манера, ей всегда есть что рассказать. В рассказах люди говорят и слушают, пьют чай, пиво, водку. Страшная фантасмагория нашей жизни. Все очень обыденное написано как увлекательное, а страшное – как вполне естественное. Мать смотрит на дочерей: «Она смотрит на них, как на змей сквозь стекло аквариума. И боится дотронуться». Образ бытового несчастья. Героини Карнишиной часто разговаривают сами с собой, иногда с котом, иногда с придуманным собеседником. Здесь много нафантазированных полетов, а когда герою или героине очень плохо, герой становится инопланетянином
Вечером разразилась страшная буря, к счастью, недолгая. Такого ветра я еще не видел, боялся, что снесет крышу, часа на два даже пропало электричество. Пока окончательно не потемнело, читал «Тарасу Бульбу» и все время восхищался, как это сделано. Думаю, Гоголь некоторые вещи писал без черновика. Вся наша компания во главе с Машкой, которая предварительно вымыла пол в даче, укатила в Ракитки, монтировать отопление на даче у С. П.
По телевизору в «Постскриптуме» у Пушкова был сюжет, связанный с русскими публицистами, «людьми, имеющими российский паспорт», которые начали некоторую компанию против идеи Барака Обамы о «перезагрузке». Возможно, они руководствуются и высшими соображениями, что хорошо, что США все время пристально смотрит на Россию, как на врага и хорошо бы такое положение оставить и в дальнейшем, но Пушков как-то очень ловко намекнул, что за всем этим лежит и свой расчет. Фонды, поездки за счет фондов, действие подобных, финансированных из-за рубежа фондов, в России. Да и какой смысл нагнетать, если можно обойтись и без этого? Всех фамилий я не уловил, но вроде бы компания началась со статьи Дмитрия Сидорова. Я помню этого молодого человека, кажется, окончившего Литературный институт. Сейчас он собкор какой-то либеральной газеты в Америке. В свое время он приходил ко мне в качестве корреспондента, когда сожгли мою квартиру. Внимательно выслушал все мои соображения, но ничего так и не написал, я тогда же понял, почему. Теперь у меня шкурный вопрос, не снимут ли в «Литгазете» статью приемного отца (Дима – сын Веры от ее первого мужа, кажется, он не вполне белый) Жени Сидорова о моей с Марком книге.
14 июня, воскресенье. Хмурое и холодное утро, печаль, темнота, у меня нечитанных две работы – пьесы, вспоминая предыдущие, меня берет оторопь. Подвигался немножко по двору, полил огурцы и что-то нежелающую приниматься свеклу, которую мне подарили соседи, а я рассадил ее по краям парника, попил чаю и сел на террасе читать «Тараса Бульбу». Плохо мы, оказывается, помним классику, только сюжеты, а в ней много еще и другого. Я уже не говорю о божественном таланте Гоголя, у которого даже учиться нельзя, потому что и язык и природное мастерство нерукотворны. Такое ощущение, что слово у него рождается вне всякого обдумывания и всякой редактуры – оно до последней степени самородно. Конечно, известную красоту придает некоторый сдвиг в сторону украинского диалекта, который оборачивается расширением в сторону праязыка, исторических корней, легко угадываемых. Здесь опора на природное чувство читателя, на его сметку и догадливость, что делает чтение увлекательнее, заставляя воображение и историческое чутье все время работать. Обладая всегда жестким сюжетом, Гоголь не торопится его выложить читателю, а все время, замедляя повествование, пускается в рассуждения, и нанизывает подробности. Мне так хочется теперь узнать, какими материалами пользовался классик, создавая вещь, что читал, что знал, что придумал. Огромное количество самоговорящих имен – это что, придумано, или отчасти взято из каких-либо хроник или исторических материалов?
Вспоминая другие сочинения, все время думаю, как важно найти, от чьего лица ты говоришь. Доля гоголевского невероятного, с юности, успеха именно в этом, во внутренней интонации каждого рассказчика, в неторопливости, которая профанам кажется устаревшей, любого гоголевского рассказа. Какой природный язык. Невольно думаю, если бы во время войны и в эвакуации я прожил бы в своей деревне Безводные Прудища, не год, а, скажем, три, что-нибудь изменилось бы у меня во владении языком?
Занятно, что в «Тарасе Бульбе» кроме казачьего сюжета, постоянно выручая автора при поворотах повествования, есть еще и тема, так сказать, Янкеля. Я отчетливо начинаю понимать, что в любой «прямой» композиции всегда нужен еще один постоянно действующий герой со стороны, как бы оппозиционирующий всему повествованию, но не сопротивляющийся ему.
Тема Янкеля разворачивается еще и в некоторую философию, оказывается, ставшей сейчас не только янкелевской, но и, в известной мере, философией нашей бодрой интернациональной интеллигенции.
Вот Янкель пробирается в осажденный казаками город и видит там Андрея. Вернувшись в казачий стан, он рассказывает Тарасу.
«Как только хорунжего слуга пустил меня, я побежал на воеводин двор продавать жемчуг и расспросил все у служанки-татарки. «Будет свадьба сейчас, как только прогонят запорожцев. Пан Андрей обещал прогнать запорожцев»
– И ты не убил тут же на месте его, чертова сына? – вскричал Бульба.
– За что же убить? Он перешел по доброй воле. Чем человек виноват? Там ему лучше, туда и перешел».
Два эпизода особенно восхитили меня мастерством: эпизод битвы, когда все медленно, словно под лупой времени, а не в темпе самой битвы, разгорается и описывается. И точно такой же медленный разлив времени в разговоре Андрея с панночкой. А куда, собственно, торопимся мы в своих мелких писаниях!
К пьесам так прикоснуться и не смог. В три часа, с расчетом заезда на час в Ракитки, уехали с дачи. Ожидаемый участковый по поводу Витиных историй так и не пришел, комендант нагнетал. В дороге, которая на редкость оказалась спокойной, слушали радио. Теперь на нашу голову возник конфликт с Белоруссией. Он, по словам, Делового радио, начался с того, что Кудрин в ответ на просьбу Лукашенко о займе сказал, что вряд ли Белоруссия этот займ вернет, т. е. говорил о неплатежеспособности республики. В ответ Лукашенко назвал Кудрина «вякающим отморозком», через несколько дней мы объявили белорусские молочные продукты «невъездными». Дальше, в воскресенье, Лукашенко отказался приехать на саммит, посвященный коллективной безопасности. Все это грозит для потребителя повышением цен на молочные продукты. Честно говоря, белорусским продуктам я всегда доверял больше всего. Но здесь, судя по каким-то сведениям, речь шла еще и об очень дешевом сухом молоке.
По телевизору смотрел по «Культуре» фильм об Анне Ахматовой. Главная актриса здесь Светлана Крючкова.
15 июня, понедельник. В восемь часов, пересилил себя и взялся читать пьесы Инессы Шевцовой. Первую пьесу с не очень выразительным заголовком «Пять плюс – минус один» я уже начинал читать несколько дней назад, но из-за особенности драматургии, не пошло. Для чтения нужно полное спокойствие и определенная обстановка. Сейчас мне все показалось значительно лучше. Сюжет, правда, очень заформализованный. Пять женщин: две сестры, мать и дочь, и некая женщина-парикмахер, ожидают завтрашнего разъезда из коммунальной квартиры. Но этот переезд осложнен соседом, который впал в летаргический, как им кажется, сон. Потом выясняется, что сосед проснулся – он, человек, воевавший в «горячих точках», – в коридоре, как выяснилось, и на входе навесил минные растяжки. В самом конце оказывается, что переезд не состоится, предприниматели, которые готовы были эту квартиру расселить, от обмена отказались. У другой пьесы сюжет также достаточно условен. У постели, находящегося при смерти отца, встречаются мать и дочь. Мать давно уже с бывшим мужем развелась и теперь стала знаменитым консультантом, которого пригласили к больному. Несколько проблем, семьи, брака, любви, даже смерти. Все взято довольно умно, со знанием нужд театра – например, пьеса на пятерых женщин, обе пьесы должны идти в одних декорациях.
Достоинства драматурга: хорошо тянет сюжет, непрерывно замедляя время. Постоянно рисует человеческие коллизии, все хорошо разобрано по голосам. Правда, несколько эпизодов, связанных с истериками, очень трудны для актерского воплощения. Слабое «зазеркалье» – т. е. почти все на поверхности. В первой пьесе характеры разобраны по привычным функциям и возрастам, даже была война. Разговоры не дотягивают до космического воплощения, остаются средними пьесами для театра. Все, повторяю, нагнетается не действиями, а сиюминутными обстоятельствами.
За завтраком слушал «ЭМ». На радостях от политической склоки на радиостанции даже устроили опрос, не пора ли России вмешаться, чтобы сменить Лукашенко. Кстати, если говорить о молоке, то речь, похоже, идет лишь о том, что на своей продукции белорусы не ставят маркировку состава: из натурального ли молока? Все, что не из натурального молока, должно быть оговорено.
Звонила Надежда Васильевна, начинается какой-то скандал с плагиатом в дипломе у Медведевой. Накануне, еще на той недели, мне Камчатнов дал рецензию, в которой было ясное доказательство: плагиат. Я попросил студентку написать объяснительную записку ректору. Это его решение, что делать с дипломом. Но ректор у нас особенный, он снова все хочет перевалить на кафедру. Единственное, мне кажется, решение – это перенести диплом на следующий год.
Не утерпел и сегодня начал седьмую главу, написал первую страницу, кажется, пошло. По крайней мере, занятная получилась таможня при возвращении маркиза вновь в его подземелье. Возможно, моя нынешняя страсть к покойникам связана с тоской по ушедшей Валентине. Она все равно для меня живая, я никогда не думал, что так буду страдать. Между тем, книга о ней, а она и я нерасторжимы, все время крутится у меня в голове. Сегодня я бы с удовольствием пописал бы еще, но взял себя в руки и решил прочесть еще одну пьесу. Опять все тот же вывод: насколько заочники интереснее и богаче наших девиц с очного отделения. Пьесу Людмилы Чистяковой, которую только что прочел, я, возможно, отнесу во МХАТ.
Диплом состоит из двух пьес. Небольшой пьесы – на двоих актеров «Крестики-нолики» – это довольно формально и очень по-западному. Здесь все придумано: некий изолятор, случайная подстава, псевдофилософскиеразговоры об одиночестве и ожидаемый конец. Главный герой оказывается актером и в нотариальную контору «Истина» входит новый посетитель.
Вторая пьеса, поначалу раздражившая меня названием «Священные коровы, или, кажется, слоны», – это веселая комедия, где замечательные персонажи и хоть как-то обсказана наша жизнь. По форме все очень традиционно. Дом, который должен идти не под снос, а под некое общежитие для подаренному городу стаду священных коров. Дом должны переселить. Хорошо выстроенный диалог, мера театральности. Есть, конечно, некоторая вторичность образов – они все из театра, но весело и цельно. Для театра здесь необходим еще новый финал. Хорошо, обе девочки-драматурги молодцы.
Поехал в баню. С собою взял для чтения в трамвае дипломную работу Александра Титкова. Но это я читал в трамвае на обратном пути. «Туда» просмотрел «Российскую газету» и понял, как ускользает жизнь. Никакого «откладывания» с цитированием из газет на следующий день быть и не может. Во-первых, новость кажется интересной только в контексте сегодняшнего дня, а уже если захочешь что-то отложить и потом через два-три дня вставить, все это теряет и остроту, и внутреннюю интригу. Я, наверное, не успел написать, что опять прокатилась волна убийства крупных чиновников на Северном Кавказе. Вроде бы Медведев в этом регионе проводил совещание по борьбе с терроризмом. Но одновременно с этим или чуть раньше на это бумажное дело ответили убийством руководителя чуть ли не начальника МВД в Дагестане. Тот выходил из ресторана, где праздновалась свадьба детей одного из сослуживцев убитого. Узнали, организовали схрон и убили из оружия, которое есть только на вооружении у федеральных спецслужб. А вот теперь новое «высокопоставленное» убийство. «В субботу вечером в Назрани возле собственного дома неизвестными убит бывший вице-премьер Ингушетии Башир Аушев. В разное время он занимал посты главы МВД, руководителя аппарата антитеррористической комиссии и секретаря Совета безопасности». То же уникальное оружие.
16 июня, вторник. Рада упражнялась в разнообразных разговорах, теперь иронизируя насчет главного санитарного врача России Онищенко – он полагает, что с моей точки зрения кажется совершенно справедливым, что любые «энергетические» напитки вредны для здоровья. Шла речь также и о том, что в кока-коле аппарат Онищенко нашел элементы кокаина, создающего привыкание. Потом с некоторым кряхтением игривые ведущие «Эха Москвы» поведали о городской статистике. В Москве число жителей с Северного Кавказа увеличилось в десять раз, а число проживающих в Москве евреев с двух процентов всего население уменьшилось до 0, 7 процента. Приведя эту статистику в своем дневнике, я автоматически в глазах некоторых стал антисемитом.
С утра дочитывал дипломную работу Александра Титкова – «Вдохновенье по заказу. Критические статьи». Давненько я ничего с такой беллетристической жадностью не читал. Невероятно здорово, по болевым точкам, по самым интересным мне именам. И дело здесь не в садистском разгроме, так греющего душу другого писателя, а в общем взгляде – над схваткой. В том числе Саша талантливо ведет и достаточно спорные раскопки, связанные с советской литературой и советскими писателями: Рытхэу, Тихон Семушкин, Тэки Одулок, об истоках булгаковского сюжета, связанного с головой Берлиоза. Особенно интересен и сегодняшний день литературы – о Юрии Мамлееве, с его «метафорическим порно», о Юрии Козлове, об Александре Башлачеве. Замыкает собрание статей «Новый реализм», или «Эго-беллетристика». Пересказать все невозможно, во всяком случае, этот диплом я оставлю у себя в библиотеке. Пока выписываю две цитаты:
