Текст книги "Дневник. 2009 год."
Автор книги: Сергей Есин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 49 страниц)
Когда ехали домой, то «Бизнес-ФМ», постоянно включенное у меня в машине, так называемое «Деловое радио», несколько раз повторило информацию об имущественной декларации Ю. М. Лужкова. Не могу мимо этого пройти еще и потому, что только что его видел и написал об этой встрече. Оказалось, у Лужкова существует две декларации. Одну он подавал три месяца назад, когда президент начал бороться с коррупцией в высших эшелонах власти, а другую только что, когда это потребовалось для включения его в список на выборы в Мосгордуму. Между этими двумя декларациями разница оказалась существенной. Дополнительно возникли чуть ли не 12 банковских счетов, на которых до 30 миллионов рублей, четыре земельных участка в Калужской области общей площадью в 1 миллион квадратных метров, жилой дом и какие-то акции. Выступающие по радио иронизировали, что, возможно, все это нашему мэру завещал кто-то из родственников.
7 сентября, понедельник. Спал довольно долго и лег не очень поздно, но все равно настроение сонное – наступает осень. Но, впрочем, температура сегодня за окном около двадцати градусов, и обещают опять несколько дней тепла. Встал через силу и сразу вспомнил, что надо солить огурцы и перетирать помидоры на аджику. Каждый год я делаю такой аджики – помидоры и чеснок с солью – три трехлитровых банки, но в этом сделаю, наверное, только две. После того как большой холодильник я отдал Вите, надо экономить в холодильнике маленьком место. Во время утренних хозяйственных работ все время слушал «Эхо Москвы». Сегодня «Эхо» радовало небольшим комментарием Бастрыкина об аварии на Саяно-Шушенской ГЭС и родным голосом Евгения Киселева.
Прав был «наш новый Гоголь» Михаил Жванецкий, что каждый имеет то, возле чего и живет: Киселев очень интересно говорил об одном из героев прошлого режима Науме Эйтингоне– генерале и организаторе убийства Троцкого. Среди прочего было сказано, что все работники ГБ еврейской национальности перед войной сменили свои имена и отчества на русские, – почти цитирую, – чтобы не привлекать дополнительного внимания осведомителей из бывших дворян и начавших сотрудничать с новой властью белых офицеров, среди которых традиционно был распространен антисемитизм.
Все это пишу для того, чтобы сообщить маленькую детальку. Прокуратура не так уж охотно реабилитировала всех, а пользовалась законом о реабилитации, который запрещал это делать, если человек совершил преступное деяние, противоречащее Конституции. Убийцы и отравители даже по политическим мотивам в категорию оправданных не попадали.
Наш герой подавал документы на реабилитацию несколько раз, но только когда пришел Ельцин, так сказать, насупротив советской власти, прокуратура это сделала.
Что касается изложения интервью Бастрыкина о ГЭС, то речь шла о том, что компания не совершала необходимых профилактических ремонтов и не соблюдала правил безопасности. Прибыль вершит всем.
Был Витя. Собственно, он приехал в Москву по предварительной договоренности с моим соседом Жуганом, чтобы поработать у него до весны шофером и что-то заработать. У них в Перми, в деревне, несмотря на предприимчивость Витька, работы никакой. Привез мне две банки меда, которые они с Леной купили мне в подарок. Мне его жалко, но селить у себя я его на сей раз не буду, это связано с двумя обстоятельствами: во-первых, пусть немного поживет в иных, нежели у меня, полутепличных условиях, конечно, он и у меня кое-что делал, но ведь просыпался после часу дня, а иногда и после двух. Во-вторых, мне жалко и себя, я все принимаю близко к сердцу, страдаю, начинаю заниматься чужими проблемами и т. д. Буду пока жить один, так, кстати, и свободнее, и дешевле.
С Витей довольно долго и хорошо поговорили, сварили вместе с ним суп из банки консервированной горбуши, поели. Живет он на квартире, куда устроил его Игорь, кажется, пока не платит. Вика в деревне уже ходит в детский сад, Лена пока не работает, да и негде.
8 сентября, вторник. Наконец-то я услышал то, что и хотел услышать. Как надо доверять своей интуиции, а не дрожать, трусить, бояться высказаться. Итак, по радио сегодня объявили еще один диагноз Саяно-Шушенской ГЭС. На этот раз провидцем оказался Сергей Вадимович Степашин. Еще два года назад Счетная палата сообщила правительству и послала соответствующие бумаги в прокуратуру, что оборудование Саяно-Шушенской ГЭС изношено на 85% . В ответ Степашин получил, кажется из правительства, бумагу о том, что Саяно-Шушенская ГЭС – это акционерное предприятие, так вот пусть акционеры по этому поводу и думают. К этой информации у меня и собственные размышления. Акционеры, так ловко и быстро захватившие бывшую всесоюзную стройку, думали только о доходах. Настоящая жизнь мерцала им из-за рубежа. Люди правительства обладают своеобразным менталитетом: пограбить и смыться!
На семинаре, как и всегда, отбивал талантливую часть, которая много и ярко работает, от той его части, которая очень хорошо знает правила и примеры, но пишет слабее. Саша Осинкина представила на обсуждение десяток глав новой повести. Здесь еще не очень ясен общий сюжет, но отдельные фрагменты наполнены своеобразной и хорошо прописанной жизнью. Не очень прописано одно: столичная это окраина или глубокая провинция. Действие: школа с неким учителем-нимфоманом, две сестренки, занимающиеся колдовством и волхвованием, соседские судьбы, мальчики, в которых эти сестрички влюблены. Все это, безусловно, подлинно, но не всегда отчетливо. По всем этим мелочам и шел разговор.
В начале семинара я довольно много говорил об интуиции писателя и о необходимости новизны в его взглядах на мир.
9 сентября, среда. Днем покрутился немножко, пару часов, в институте. Писал ли я, что вместо очень милой и прагматичной Лизы – у нее все и всегда, пожалуйста, Сергей Николаевич – взяли другую девушку, Ксению. Милое, хрупкое и обаятельное существо. Ксения не принадлежит к той группе образованных девушек, которые лидируют в академических знаниях, в оценках, общественной работе, полагая, что они главные и основные. Естественно, есть преподаватели, которые поддерживают эту своеобразную генерацию. В этом смысле очень показательна защита двух наших драматургинь, о которых я писал весной. Ну и что же, одна из них, просто из-за моей с А. М. Турковым доброты, в этом году окончила институт, уже работает в деканате, потом поступит в аспирантуру, потом станет поддерживать умных и аккуратных девушек.
Кроме этих уже отмеченных русской литературой свойств, подобные девушки обладают еще и редкой настойчивостью и пробивной силой. Ну да ладно, маленькая, как птичка, Ксения мила, самоотверженна и очень исполнительна. Главное, она откровенна. Мне с ней легко, по крайней мере, мои цитаты она печатает, а просьбы выполняет мгновенно.
В среду, кстати, Вл. Ефим. уже повесил мою выставку фотографий. Сделал это быстро, но, как всегда, без вкуса и воображения. Я разозлился.
В три часа пошел в минкульт на экспертный совет. Мне нравится, что совет все больше и больше настраивается на объективность. Но вот что интересно: как мало заботятся о себе люди, которые что-то по-настоящему стоят в искусстве. Я и Масленников буквально взбеленились, когда увидели, что знаменитого режиссера Глеба Панфилова представили на «Дружбу». После определенных баталий все же сумели перевести в список, где значатся претенденты на орден «За заслуги перед Отечеством». По мелочи кое-что потрясли в народных и заслуженных артистах и очень сильно, буквально на две трети, вычистили «Заслуженных деятелей искусств». При награждении этим званием возникает сложная ситуация. Все неопределенно, и начинает казаться, что сюда можно подогнать любую персону. Но: деятель не одного искусства, а искусств. Не администрирование искусством, а участие в самом процессе, так сказать, на передней линии огня.
После комиссии от министерства до Бронной шел вместе с Юрием Мефодиевичем Соломиным. У нас много совпадений во взглядах на театр и на жизнь. В начале октября в театре начинается сезон, предложил походить неделю в театр: «будете сидеть на моем месте». К моему удивлению, он оказался, как и мы все, очень незащищенным от чиновничьего аппарата. Невероятный его авторитет как артиста, невероятная к нему любовь народа – все это для чиновников не имеет никакого значения.
Среди прочего говорили о том, с каким воодушевлением наш молодой зритель слушает в театре классические тексты. По мнению Соломина, для зеленой молодежи подобное – как весенняя трава для животных. У них дефицит простого и ясного слова. У людей старшего поколения другое – они снова хотят в свою среду. Также говорили о среднем поколении, в том числе и об артистах. Ю. М. вспомнил и своего брата, и Абдулова – они перенапряглись. Им хотелось всего: и работы, и устраивать свою жизнь, и строить дома, и играть в театре, и сниматься в кино, и все с полной отдачей… Жизнь и желания их съели.
Снова заглянул в институт. Те фотографии, которые я принес еще во вторник, уже висят. Команда В. Е. оформила все небрежно, по-деревенски. Фотографии, в основном портреты, сделанные еще в «Кругозоре» сорок лет назад, заняли целую стену. Эту маленькую выставочку я назвал «Моя молодость…»
10 сентября, четверг. С большим трудом поднялся, съел позавчерашнего супа, который в холодильнике, к счастью, не прокис, и поехал в «Терру». В плане – поговорить с Сергеем Кондратовым, все-таки он мой издатель. В метро и в электричке читал.
Утром по радио, со ссылкой на «МК», передали, что на Саяно-Шушенской (за новейшей историей я внимательно слежу) будто бы нашли еще один труп, который, по чьей-то версии, принадлежит террористу. Ранее след террора был категорически опровергнут. Я почти уверен, что слух вброшен, чтобы как-то отвести ответственность от сегодняшних владельцев-акционеров и от дирекции компании. Тут же возникла мысль, как повезло Чубайсу, что он вовремя ушел из энергетики. Ты ушел, но цветы, посаженные тобой, остаются.
В «Российской газете» сегодня небольшое интервью Натальи Дмитриевны Солженицыной. Паша Басинский ее ответственно и верно пасет. Н. Д. рассказывает, что по совету Путина «Архипелаг ГУЛАГ» теперь будет входить в школьные программы, и она готовит усеченное «школьное» издание. Я полагаю, что это не лучший совет, который дал образованию В. В. Путин. А что будет в этой программе еще из советского периода?
Если уж говорить о ГУЛАГе, то по ассоциации с ним я все время думаю о навсегда, видимо, ушедшей советской цивилизации. Она сейчас видится мне замечательным островом. Остров этот ненадолго вплыл из тумана на пути корабля современной цивилизации. Поймет ли когда нынешняя молодежь, как мы жили, в каком внутреннем покое за свою судьбу. Если бы Бог отпустил время, я мог бы, пожалуй, написать эту роскошную утопию ушедшего. Сейчас в моих планах книга о Вале, которую я буду делать постепенно и клочковато. Бросить дневник и написать настоящие мемуары. И еще бы написать роман о трансвестите, по рассказам моего ученика Ярослава.
В «РГ» также еще небольшая заметочка об одной старой истории. О том, как бывший премьер-министр Касьянов по дешевке купил себе какие-то дачи. Я, честно говоря, помнил об этом, но думал, что все как-то заглохло. В подобных случаях Путин гонит своего врага, как гончая.
Доехал быстро, практически за час, даже успел на электричку, которая уходит в 10 с Рижского – две остановки. Сережа бережет время, у него всегда работа, но на этот раз поговорили долго и обстоятельно. Самое главное, я отдал ему рукопись романа, рассказал, что у меня есть еще неизданная книга о крупнейших деятелях искусства – мои газетные очерки, и сказал, что неплохо бы сейчас напечатать «Ленина». Во время разговора все время терлась у моих ног его замечательная собака шарпей, и я сразу вспомнил Долли. Похоже, что его квартира соединяется с рабочим кабинетом. Сережа напоил меня каким-то замечательным чаем. На книжной выставке чай подарил знакомый коллега-японец. Поговорили о прошедшей книжной ярмарке, о начальстве, о читателе, о мэре и его декларации, о его старой машине и прицепе, чтобы вывозить на природу ульи. Сережа рассказал мне об обстановке в отдельных департаментах мэрии. Возле кабинета Ресина пост милиции. Я подумал, что, пресмыкаясь перед начальством, что всегда бывает видно по телевидению, эти начальники второго эшелона устраивают потом дворцовый княжеский этикет у себя в офисах. Сережа дал мне новый экземпляр письма к Л. И. Шевцовой. Посмотрим.
Весь день в промежутках между готовкой борща читал романНиколая Климонтовича «Скверные истории Пети Камнева», кстати, вещь необычная: весь довольно обширный роман помещен в одном номере журнала. Я прочитал это произведение. Хоть как-то идея выруливает только по прочтении всего романа. Современный грустный и интеллигентный Казанова. Старый любитель этой темы Климонтович не был бы Климонтовичем, если бы писал о чем-либо другом. Надо отдать должное, написано очень неплохо, со всеми интеллигентскими онёрами вроде цитат из классиков от Жуковского до Пастернака. Порнографии нигде нет, просто история пустой души и пустоватого наблюдателя прописана через бесконечные влюбленности героя. Но тоже не просто – за этим и время, искусственно несколько растянутое, и ряд событий: от похорон Сталина до расстрела Белого дома. Умирает герой на пляже где-то в Китае во время туристической поездки. Профессия? Между журналистом и рантье. Естественно, подпущено диссидентство. Тот слой молодой и старой публики, которого, понимая его бессмысленность и пустоутробие, я всегда сторонился. Конечно, все это еще сдобрено интеллигентным пьянством. Здесь Климонтович, как обычный писатель пускает на распыл свою биографию и свои наблюдения. Написано, повторяю, местами не без блеска, много точных наблюдений. Из романа хотелось бы выписать лишь один эпизод, вернее, сентенцию героя. Дело происходит во время так называемой «осады» Белого дома. Герой разглагольствует среди проституток, которым спиртное для подогрева демократических настроений подвозят бандюки. Такую сцену невозможно не «сфотографировать».
«Дело шло к полуночи. Фонари не горели, поскольку в результате революционных дел их больше не было. Но до баррикад доносились отсветы горящих окон Белого дома. Выпивка сближала. Вопреки моим предрассудкам, проститутки оказались просты и доверчивы. Правда, в их глазах была какая-то тусклость, будто их затягивала тонкая пленка. Наверное, это было от непривычки думать. Происходящее они воспринимали вполне определенно: они верили, что если завтра придет свобода , то начнется счастье и справедливость восторжествует. Справедливость они видели в том, чтобы этим козлам надавали по жопе , под козлами они разумели ментов, погонял в погонах. Та, что лежала у Пети в ногах, мурлыкала:
– Скажи, скажи, ведь это хороший дядечка, который речь толкал?
– Такой же комедиант, как они все, – отвечал Петя, – только хитрее. Он сегодня на наших глазах кинул своих подельников. Он был с ними в сговоре, а потом их кинул.
– Зачем так говоришь? – укорила его Мария. – Он хороший дядечка, видный. Седой такой. Правда, девки?
– Угу, хороший, – подтвердила Марфа, очищая откуда-то взявшуюся у нее воблу.
Над толпой довольно низко барражировал вертолет, изредка включая прожектор. Сильный луч выхватывал из темноты то одну группу бунтарей, то другую. Скорее всего, кому-то надо было оценить число людей на площади». (Выделение курсивом – это один из приемов Климонтовича, должный подчеркнуть некую интеллектуальность текста.)
11 сентября, пятница. Утром ходил в магазин «Журналист» на проспекте Вернадского, чтобы купить ящик для картотеки и кое-что из канцтоваров. Потом собирал и просматривал нечитанные газеты. Естественно, все официальные статьи пропускаю – меня всегда интересуют только мелочи, здесь труднее обмануться. Их, собственно, я и фиксирую. В «РГ» – в дело столичного председателя по рекламе включились депутаты во главе с Иосифом Кобзоном. Суть дела – Макаров, именно такова фамилия председателя, надавал скидок до 50 процентов на размещение наружной рекламы аж на 131 миллион рублей. Я отчетливо представляю, кому эти скидки были розданы и кто поживился, и даже представляю возможную благодарность, выраженную в разных или необычных формах. Любопытно, что всегда и везде, – сужу в первую очередь по наградам, которыми занимаюсь в минкульте, – что почти всегда, когда соискатель не дотягивает до планки, обязательно следует или звонок начальству от Кобзона, о чем, как правило, начальство с чувством удовлетворения докладывает, или от Кобзона письмо. У него, кстати, сегодня или на этих днях день рождения – дай Бог ему добрых дней.
Вечером около пяти пришли Володя и Маша, я прихватил их и поехал в театр Гоголя. Там сегодня премьера спектакля по пьесе В. Шукшина «А поутру они проснулись». Пьесу я хорошо помню – это про утро в вытрезвителе с дюжиной персонажей, каждый из которых рассказывает историю своего пьянства. Сергей Петрович подъехал прямо в театр попозже. Пока я наверху разговаривал с С. И. Яшиным, который был уже готов к приему гостей, – чашки и печенье у него в кабинете на столе, паровал чайник – внизу компания, кажется, неплохо выпила. Не пил наверняка только один Володя – он сегодня за рулем. С. И. жаловался, что его замучили вводы в спектакль новых актеров. Это неизбежно в начале сезона. Мужчины уходят сниматься в сериалах, молодые женщины беременеют. Собственная работа С. И. – пьеса про сына М. Цветаевой, – стоит.
Спектакль на этот раз поставил Вася Мищенко, актер театра «Современник», с которым я встречался когда-то в гостях у Андрея и Лены Мальгиных. Еще раньше С. И. рассказывал, что это и предложение Васи, и некий его же спонсор, который должен оплатить какие-то расходы по оформлению. Народу было довольно много, по фойе бродили не узнанные мною, но, по словам Иры, завлита, присутствующие VIP'ы. Вася сам оформлял и спектакль, который закончился довольно неожиданно.
Сама идея постановки и как бы новое в ней заключались в том, что социолог, пришедший в камеру вытрезвителя, – это некий ангел (в прологе у него есть и крылья, по примеру тех, что в средневековой польской армии носили за плечами конники). Ангел – ловец душ, который дает всем возможность искупления своего греха через исповедь. В конце спектакля всех как бы отпускают на волю, и тут поворачивается на сцене задник, на котором был изображен городской пейзаж, и появляется икона. Возникает ощущение, что в принципе неплохие люди наконец-то обрели через исповедь свою подлинную правду. Да и какие все они грешники, это жизнь грешна и перед ними в долгу. Безусловное достоинство спектакля – он в одном действии и идет 1 час. 45 минут.
На банкет, который устраивает Вася и театр, мы не остались, а в 12. 30 с заездом ко мне домой и к С. П. были уже на даче.
Спектакль, конечно, получился. В этом смысле – это победа Мищенко. Пьеса Вас. Шукшина, конечно, простовата по ходам и характерам, но гениальна по подлинности русской жизни и русского сюжета. Я уж не говорю о некоторых абсолютно фантастических, вызывающих восторг у зрителя, репликах. Актеры с наслаждением играют. Есть несколько просто концертных номеров. Скажем, – беспроигрышный урка, которого играет Андрей Зайков, или тракторист в исполнении Олега Донцова. И, конечно, невероятно глубоко сделал свой кусок Олег Гущин. Это даже и не роль, а эпизод, но как полно Гущин его творит, как замечательно работает «на фоне», пока действие идет с другими героями. Как он напивается, пьянеет и демонстрирует спесь среднего советского начальника. Актерская работа, которую можно показывать студентам как учебный образец.
12 сентября, суббота. Еще в четверг позвонила Г. А. Ореханова – о том, что у Т. В. день рождения. Как хотелось бы на нем побывать, но я уже твердо договорился ехать с С. П. на дачу. Теперь вот блаженствую, но сердце, что не выполнил свой долг, подтачивает.
Когда проснулся, погода великолепная, и летом таких дней не было. Единственная трудность – отчего-то болит правая нога, стопа. Я думаю, что это мне ночью свело ногу. А вчера я еще добавил. Когда я заснул, а ребята сели играть в карты, что, кажется, делали до пяти утра, то мне приснился какой-то страшный сон, я кричал, и С. П. прибежал смотреть, не случилось ли что-нибудь со мною. Кажется, мне снились Валя и мама, и то ли я их хотел покинуть, то ли они меня, вот я и закричал. Возможно, тогда же мне еще раз свело ногу.
Провел ревизию участка. Во-первых, прекрасно идет дайкон, который я высадил в конце лета на новую грядку. Вытащил один корень, и он сегодня же пошел в дело. С. П., который сегодня дежурный по кухне, замечательно, натерев на терке, соединил его с укропом. Во-вторых, наконец-то высунулся зеленый лук, который две недели назад посадил на освободившейся грядке. День начался… Последние огурцы в теплице, новые кабачки. Съездили в город за желобом для крыши. Большая и славная баня. Сидел и рисовал дневник, прочел еще одну книгу на конкурс «Пенне».
Это довольно большое сочинение Галины Щербаковой «Яшкины дети». Приманивающая читателя своей неумеренной лестью аннотация книгу, как правило, дискредитирует. «Перед вами – образец современной русской литературы высочайшего уровня, книга-явление, книга-событие, претендующее на то, чтобы стать современной классикой». Я тут же заглянул, какое же издательство так анонсирует своих авторов и разводит «современную классику»? «Эксмо». У гиганта и преувеличения подобные.
Книга, в общем-то, неплохая, но какова самооценка автора. Кем пишутся подобные аннотации? Только автором. За свою творческую жизнь все аннотации к моим книгам писал я сам, редактор только правил.
«Новая книга Галины Щербаковой – это прямой и откровенный диалог с Чеховым. Его она словно призывает в свидетели нашей современности… Используя названия знаменитых чеховских рассказов, Щербакова каждый из них наполняет новым содержанием и смыслом. Ее «Ванька», «Дама с собачкой», «Душечка», «Смерть чиновника» «Спать хочется» и другие миниатюры – это истории жизни простых…»
Все вполне справедливо и находка счастливая, рука чувствуется, но без самого Чехова, без ореола литературного мифа, которым окружен каждый рассказ, все это не существует, а лишь демонстрирует бездуховность и жестокость нашей собственной жизни. Тогда зачем?
Уехали с дачи в три, значит, чем-то еще займусь дома.
13 сентября, воскресенье. В писании дневника есть не слабый прием. Когда нет времени, чтобы все подробно записать, то можно внутренне напрячься, сделать мозговое усилие и запомнить в комплексе, без разборки на детали, ситуацию. Ситуация возникнет, когда начнешь вспоминать. Так я иногда в университете ходил сдавать экзамены: всю ночь читаешь, данные учебника касаются лишь поверхностного сознания, а потом, сохраняя в себе состояние прочитанного, идешь на экзамен. Все заканчивается, рассыпается, когда выходишь из аудитории. Память высвобождается для новой порции информации.
Сейчас заполняю отдельные лакуны в дневнике, оставленные, когда не мог полно писать о Италии. Еще там я пометил эпизоды и уже решил, какие книги я посмотрю в Москве. Каким-то образом я все это удержал в памяти. Сейчас сижу над пометками в компьютере и вспоминаю детали. Отчасти пользуюсь и дополнительными материалами, потому что хочу придать итальянским впечатлениям литературный оттенок.
Всем этим занимался с утра и почти до самого отъезда. Покопался еще у себя на чердаке в архиве и откопал уже целую выставку моих вьетнамских фотографий. Они так долго у меня хранятся, что пора и с ними что-то сделать. Где-то ведь есть еще и вьетнамские мои газетные репортажи в «Московском комсомольце». Может быть, соединить? Пока план – еще одну выставку «Моя молодость» открыть в институте, другой ее край.
Весь день отчего-то и без видимых для меня причин хромаю. Начал опять фантазировать. Очень боюсь остаться при нашей медицине один на один с болезнью. Но ведь и уход из жизни неизбежен, но, дай Бог, чтобы он случился внезапно и по возможности, чтобы не беспокоить и не тревожить посторонних людей, а близких-то, на которых можно было бы возложить заботу, пожалуй, и нет. Я все-таки думаю, что той ночью, когда я кричал или за ночь или две до этого, у меня очень сильно – смутно я что-то припоминаю, свело ногу, и от этого повредились связки на правой ноге. Теперь хромаю и хожу медленно. В принципе, готов к старческим потерям.
14 сентября, понедельник. Утром делал шарлотку, добил аджику из помидоров и чеснока, возился по кухне. Созвонился с Витей Перегудовым, так как мне надо отнести в мэрию бумагу, чтобы там мне выделили экземпляры моей книги «Далекое как близкое. Дневник ректора». С этой книгой какая-то напасть, она почти не попала, в отличие от предыдущего тома, в свободную продажу, а распространялась по школам и библиотекам. Не очень это, правда, школьное чтение. Тарасов подписал мне письмо, попытаемся хотя бы два десятка экземпляров отбить из запасов издательства и мэрии.
Весь день планировал заняться перебиранием бумаг и необходимыми телефонными звонками. Собирался весь день просидеть дома и только к пяти ехать в институт, поставить во дворе машину и к семи пойти в театр Маяковского. Сегодня празднуется день рождения Сергея Арцибашева. Я его люблю и как замечательного актера, и как талантливого режиссера. Внезапно раздался телефонный звонок: Маша от Виктора Ерофеева. Смогу ли я сегодня в пять быть на «Свободе» ? Я сначала спросил, кто еще будет на эфире, и оказалось, что приедет знаменитый музыкальный критик Артемий Троицкий. С ним я уже был знаком и поэтому согласился. А перед этим задал просто коварный вопрос: а кто не пришел? Естественно, получил своеобразную фамилию не нашего языкового развода. У парня заболел кто-то из близких, родня. Тема передачи – гражданское общество. Сразу же в голове забрезжили слова Цветаевой – «чтобы была жизнь, а не ярем». Чего-нибудь скажем.
О самой передаче чего писать? Текст наверняка вывесят на сайте в Интернете. Кое-что я говорил, о политической воле и о двух мирах, в которых заставляют жить страну: в мире реальностей, где рушатся электростанции, и в благополучном мире телевизионной благости. Что на этот раз поразило, вернее, на что я впервые обратил внимание? В гостевой комнате на стенах висит чуть ли не десяток карикатур Бориса Ефимова на американские средства массовой информации и, в частности, на радиостанцию «Свобода». Все не без таланта, но немудрено. Во-первых, приятна, конечно, такая самоирония, а во-вторых, поразила небрезгливость, с которой брат Михаила Кольцова брался за подобные политические заказы.
Нога, когда вернулся в институт, все же сильно болела, времени до начала спектакля оставалось мало, и я изменил первоначальному плану: поехал на машине. Поставил почти напротив театра на Малой Бронной, и уж оттуда поковылял. Возле театра им. Маяковского, как и обычно, в этот день играл духовой оркестр. Мне каждый раз нравится, с каким энтузиазмом Сергей Арцибашев празднует свой день рождения. И оркестр, и созывает гостей, и тут же подарок от именинника гостям – каждый раз новый спектакль.
На этот раз это был «Пастух», спектакль, сделанный по пьесе Андрея Максимова еще в 1998 году в «Театре на Покровке». Всего два действующих лица – Ленин и некто Она: и Инесса Арманд, и Крупская, и гимназистка в Симбирске. Переставляльщики мебели названы в пьесе «грузинскими товарищами». Максимов на моей памяти уже расправился с де Садом. Теперь вот Ленин и до смерти, наверное, хочется походить в сапогах И. В. Сталина. Арцибашев играет, как, впрочем, почти всегда, с невероятной страстностью. Образ он здесь лепит редчайший. Но это свидетельствует и о некоторой всеядности актерской профессии. Вполне понятен Максимов с его антисоветизмом, который, по замечательному соображению Вл. Меньшова, почти всегда есть синоним русофобии. Я почему-то вижу этого телеведущего в детском пионерском галстуке, потом с комсомольским значком на груди. Что он быстро выстроился и перестроился, вполне понятно, но все же он ведь что-то отвечал на уроке истории в школе и писал школьные сочинения с цитатами и упоминанием. Пьеса-фарс, в которой Ленин – только скрытый честолюбец и садист! Пастух всего человечества.
Максимов, по моде времени и литературы, все ищет душу. Наблюдая за движениями этого честолюбивого литератора, рвущегося в русскую элиту, я давно уже заметил: для него всегда нужно что-то размять и растерзать. Сад ли это, Ленин ли. На собственном масле у этого персонажа мельница не крутится. Сам же Арцибашев – из редкой породы волшебников.
На капустник и пирование не остался, доковылял до машины, которую, к удивлению, нашел на своем месте.
15 сентября, вторник. Естественно, не выспался, встал слишком рано. План у меня такой: до института на машине, а потом уже пешком до Моссовета. Рассчитываю, что идти придется, из-за бессонной ночи и больной ноги, дольше, чем обычно. Пришел вовремя, поднялся на пятый «правительственный» этаж. Здесь я когда-то уже был. Широкие мраморные лестницы, много света, огромные коридоры, просто в царских апартаментах живет городская власть. Витя, которого я раньше держал просто за хорошего и умного писателя, да еще и товарища по астме, теперь уже сделался большим начальником, таким большим, что даже может заходить к мэру. Он, как и я его, – мой читатель. О его рассказах, которые печатались в «Российском колоколе», я писал в дневнике раньше. К счастью, я взял две свои новые книги и том второй части «Дневников». Начальству кланяюсь подарком, но и оно мне подарило свою книжку. Минут десять разговаривали о разном, в основном о литературных делах, а потом Виктор познакомил меня и с Новиковым. Нужны бы инициалы, но не помню. Это еще больший начальник, и он тоже оказался моим читателем, по крайней мере, знает мои дневники и интересы. Иногда очень увлекательно говорить с крупными людьми именно потому, что они еще и очень осведомлены.
Еще один вывод из визита в мэрию. Возможно, московская политика могла быть, в первую очередь это касается пенсионеров, и менее социально направлена, если бы в аппарате не были собраны социально заостренные люди. Сам Новиков – человек, безусловно, ясный и приобщенный к большой культуре, рассказал интересный момент, связанный со знаменитым эпизодом, когда Марк Анатольевич Захаров сжег свой партбилет в пепельнице. Кто уж завел об этом разговор, не помню. Оказалось, что партийный билет, по определению, ни сжечь, ни намочить, чтобы размыть текст, просто нельзя. Он сделан из особой бумаги, которая при горении сначала должна плавиться. Наверное, разговор возник из моих впечатлений от вчерашнего спектакля С. Арцибашева. Тут же было приведено и занятное пояснение директора «Ленкома», защищавшего своего принципала: «Ну, надо было как-то выделиться, отметиться, поставить точку». Какая жалость, что я этого не знал, когда в самом начале перестройки, почти сразу же или, по крайней мере, вскоре после этого демократического аутодафе, встретился с Марком Анатольевичем в особняке МИДа на каком-то приеме. Мы ели казенные деликатесы прямо за столом друг напротив друга. Вот бы здесь спросить о плавкости или горючести бумаги!
