Текст книги "Дневник. 2009 год."
Автор книги: Сергей Есин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 49 страниц)
Я думаю, сказать не будет лишним,
Дополнив стих Высоцкого своим:
Не стыдно нам предстать перед Всевышним,
Нам есть чем отчитаться перед ним.
С 1993-го года Л. И. Скворцов – профессор Лита, и поколения студентов и слушателей ВЛК хорошо помнят лекции этого замечательного педагога о тайнах и особенностях родного языка.
После этого ничего не читал, а смотрел по видео фильм «Капитан Альтристе» – это семнадцатый век, Испания и война с Фландрией. Сам по себе фильм весьма средний, скорее никакой, сюжетная канва банальна и много раз пета, но подобные американские фильмы я люблю за атмосферу, точно взятые интерьеры, оружие, костюмы, быт, здесь для меня было много нового. Испания изо всех европейских стран хуже всего с исторической точки зрения разработана. Лег поздно и, наверное, буду плохо спать.
Савелия Ямщикова похоронят в Пушкинских горах. Заслужил. Это венец жизни быть похороненным рядом с Пушкиным. Сейчас мы уже завидуем не славе и удачливости, а тому, где кого похоронят.
21 июля, вторник. Радио с утра село на одну тему: министерство спорта объявило покер не спортивной, а азартной игрой и, следовательно, потребовало закрыть все клубы покера, которые приготовились заменить собою закрытые казино. По своему обыкновению масс-медиа озвучивают мнения богатых: ах, ах, как же так! Но удивительное у нас все же государство: сначала под дружные крики одобрения допускают в страну и в столицу пресловутые казино, игровые автоматы, дух нескрываемого азарта, потом, когда, как говорится, клюнул жареный петух, начинают все эти казино дружно выпихивать из больших городов. Теперь я оценил ту экскурсию, которую организовал для нас в Америке Роман Михайлович Мурашковский, свозив нас в Атлантик сити, в город игорного бизнеса. Но это другая страна с другими возможности и с чрезвычайно оглупленным сознанием. Но тем временем, все по воле того же жареного петуха, у нас другая мода. Сейчас без передышки сажают бизнесменов, вчерашних героев и ударников капиталистического труда. За первую половину года собрали налогов на одну треть меньше, чем за тот же отрезок времени в прошлом году, власть все время чего-то обещает или по капле дает неимущим слоям населения, пытаясь, и довольно успешно, предотвратить социальные волнения, но денег-то не хватает! Тем временем бизнесмены продолжают играть все ту же игру, на которую раньше государство или не обращало внимание, или, будучи само все из бизнеса, делало вид, что не обращает. А вот теперь что ни день, то новые и новые посадки. Что там Чичваркин с его телефонами и похищением людей!
Ездил в «Дрофу», где Наталья Евгеньевна показала мне свою правку. Со многим, вернее, со всем, придется согласиться. Какая же у писателей должна быть тоска по настоящему, въедливому редактору! На обратном пути заезжал в институт, чтобы вернуть Светлане. Мих. деньги, взятые у нее, чтобы заплатить за поездку в Италию. Обедал вместе с БНТ, он очень толково сформулировал принципы и вопросы, по которым мы будем вести наше собеседование в четверг и в пятницу. В институт поступает следующий Зоберн, наверное, по этому поводу был его брат, который подарил мне номер «Нового мира» со своим новым рассказом. Не многих писателей я читаю. Первыми в списке стоят Лимонов и Прилепин, но в этом же списке стоит и молодой Олег Зоберн.
Чтобы не пропадало время, в институте же сел за компьютер и собрал мои предложения по этюдам на заочное отделение. Моя идея создать общий список для всех семинаров, пожалуй, рухнула. Не получилось и темы для семинара прозы сложить из заготовок, которые дал Саша Сегень. Его темы – скорее семинарские задания, а не экзаменационные предложения. На всякий случай показал БНТ, он со мною согласился.
Этюды, заочное отделение
Проза
1. Здравствуй, брат, писать очень трудно.
2. История знакомства моих родителей.
3. Рассказ, начинающийся фразой «…За окном раздался вой сирены»
4. Жизнь на Рублевке – каторга или рай?
5. Ваша сестра влюбилась в брачного афериста.
6. Роман длиною в эскалатор.
7. Воскрешение Лазаря. Записки скептика (современника событий).
Публицистика
1. Как ныне сбирается вещий Олег.
2. Дураки и дороги – родной пейзаж.
3. Не нужен мне берег турецкий.
4. Москва. Центр и окраины.
5. Мой календарь памятных дат.
6. «У меня есть хозяин» – думала собака.
7. Путешествие из Петербурга в Москву. Год 2009.
Поэзия
1. «Пусть состоится съезд людей и звезд…» (Леонид Мартынов. «Фантазии»)
2. Смятение чувств. «Я на левую руку надела Перчатку с правой руки» (Ахматова)
3. «Он видит свет, другим неоткровенный». (Е. Баратынский)
4. «Тоска по родине! Давно разоблаченная морока!» (М. Цветаева)
5. «О как на склоне наших дней…» (Ф. Тютчев. «Последняя любовь»)
6. Что такое поэтическая тема?
7. Нужно ли к штыку приравнивать перо?
Критика
1. Место разума в художественном творчестве.
2. Отрицательная рецензия на одно из произведений русской классики.
3. Современная деревня в жизни и в литературе.
4. Роман Булгакова «Мастер и Маргарита» и Литинститут.
5. Конец постмодернизма.
6. Молодая проза, что я о ней знаю?
7. Что я знаю о мастере, у которого мне предстоит учиться?
Драматургия
1. Бессмертная Алиса в стране демократических чудес.
2. Хлестаков – герой нашего времени?
3. Ненаписанная пьеса с ролью для трагического актера.
4. Вешалка в театре после спектакля.
5. Ваша вариация на тему: «Любите ли вы театр, так как люблю его я?»
6. МХАТ на Тверском и МХТ на Камергерском: особенности репертуара.
7. Почему в театре нет сериалов?
Детская литература
1. Родители меня не понимают
2. Не рассказывай мне сказки!
3. А мне друзья не нужны.
4. Буратино в московском метро.
5. Сказки Пушкина – детский или взрослый жанр?
6. Сны бабушки в юности.
7. Моя энциклопедия детских писателей.
Дома, сквозь наваливавшийся на меня сон, видел по «Культуре» двухсерийный старый фильм Маргариты Микаэлян «Красавец-мужчина» с молодым Олегом Табаковым и молодой же Нееловой, какие выдающиеся актерские работы! Но ведь было и что играть. Сейчас актер поставлен в совершенно другие условия: его гамма чувств – или преступника, которому предъявили обвинения, или милиционера, который предъявил обвинения.
22 июля, среда. Часа два утром сидел с дневником, делал выписки из газет. Утром ходил в банк, взял деньги на поездку, карманные заграничные расходы. Потом поехал в институт, сегодня объявление результатов и апелляция на оценки по этюду. В качестве первых разведывательных стычек с десяток ребятишек стоят с заявлениями о пересмотре результатов экзамена. Сажусь вместе с А. Королевым и О. Николаевой; довольно быстро все отбили, хотя критерии у нас иногда довольно шатки. Подняли баллы паре королевских абитуриентов и нескольким абитуриентам Николаевой. И меня, и Королева новый порядок беспокоит. Раньше мастера в случае отрицательного отзыва перечитывали друг за другом, это все и решало. Теперь мы просто еще раз пересматриваем работу. Я думал, как же так все это образовалось, но постепенно я все же выяснил то, что должен был бы узнать, конечно, раньше. Но секрет и тайна – это «спецалите» нашего учреждения. Оказывается, в прошлом году пара абитуриентов – это, конечно, мамаши – написали письмо в прокуратуру. Формально здесь было к чему придраться: хотя бы к тому, что конкурс оценок существовал для каждого семинара свой. Вот наши мудрецы вместе с Минобром и придумали. Квалификационное испытание, устанавливавшее раньше лишь возможность соревнования, приравняли к экзамену. Оценку выставляем по 100-балльной системе. Теперь никто ни за кем не читает, лишь завкафедрой литмастерства как бы подтверждает двойки.
К шести поехал в «Библио-Глобус» на заседание клуба. Здесь сегодня Б. С. Есенькин делает доклад о книгах, о глобализации, Интернете и всем прочем. Хотя я немного во время доклада и поспал, но доклад был интересным, и когда он закончился, меня первым выкликнули выступать. И даже более того, я выступал даже два раза. В последний раз уже после Н. И. Рыжкова, когда тот проговорил о том, как он писал письмо относительно книгораспространения и Грызлову, и Миронову. Я начал с вопроса к
Н. И.: дескать, вы, опытнейший политик, и неужели вы верите, что какие-либо письма Грызлову, Миронову или Степашину – последнюю персону я прибавил, ибо С. В. Степашин председательствует в Книжном союзе, – реально помогут нашему читателю в Сибири или на Дальнем Востоке? И неужели Вы вслед за двумя нашими президентами верите в том, что Интернет в деревне в чем-то поможет? Ну и так далее… На фуршет я не остался, но когда уходил, встретил нашего нового управляющего клубом С. А. Степанца. Дело в том, что от него я недавно получил письмецо, что новая цифра наших годовых взносов теперь выросла до 47 тысяч рублей. Я сказал, что такую сумму я платить не могу и не буду.
С. Степанец мне объяснил так, что встретились Н. Рыжков и
Е. Примаков, два бывших знаменитых премьер-министра, и определили именно такую сумму. «А как было раньше?» – спросил С. А. Степанец. «А раньше, – ответил я, – М. И. Кодин брал с меня три или пять тысяч рублей». «Но теперь М. И. Кодин, – сказал мне Степанец, – умер». На этом мы и расстались, я подумал, держа твердый шаг к метро, что, может случиться так, что от клуба я откажусь.
23 июля, четверг. Весь день с десяти утра до десяти вечера, без перерыва, сидели вместе с комиссией в круглом зале на экзамене по собеседованию. Сначала шли чуть ли не шестьдесят человек прозаиков Королева, потом маленькие семинары – шесть или пять ребята Апенченко, на этот раз очень славных, талантливых и знающих, потом – очень средние мальчики и девочки – на детскую литературу, а потом просто никакие – драматурги. В последнем случае Вишневской не было, но она всем поставила на всякий случай по сорок баллов и передала, что все буквально «никакие». Утром еще предстояло без очков, которые забыл дома, прочесть на апелляции подборку рассказов некого немолодого абитуриента, который пришел с фальшивой медицинской справкой, что заболел и вовремя сдать заявление не смог.
Справедливости ради надо отметить, что БНТ очень сильно вырос и на собеседовании запустил скрытые резервы, вопросы перестали быть однообразными и скучными. Вдобавок ко всему, после того как нас обязали еще и вести протоколы собеседования с каждым абитуриентом, Тарасов очень ловко составил небольшой списочек вопросов и тем. Не могу не привести, как очень толково сделанную работу.
Темы вопросов к собеседованию для преподавателей.
1. Творческое сознание и призвание. Почему Литературный институт?
2. Знание русской классической и мировой литературы.
3. Понимание современного литературного процесса.
4. Общекультурный кругозор (театр, музыка, кино, живопись).
5. Ориентация в отечественной и мировой истории, в общественно-политических тенденциях нашего времени.
Что во времени обсуждения бросилось в глаза? Во-первых, как нам ни грозили демографической ямой, народу вполне достаточно – специальность писатель в России всегда будет более почетней, чем бизнесмен. Во-вторых, невероятное падение общего образования. Буквально ничего не знают, впрочем, это у всех по-разному, есть ребята, которые не потратили свою молодость на компьютерные игры. Запомнилась одна девушка, аж с Сахалина. Сделал некоторые записи.
Самый первый по королёвскому списку Авган Акрамов на вопрос ректора, кого он знает из преподавателей института, назвал меня, о котором прочел в Интернете и дал характеристику: «Независимо от общего мнения всегда имеет свое собственное». А. Илющенко, Москва, о родителях: «Мама раньше переводила Фенимора Купера, а теперь для нефтяной компании». Меня поразило, как иногда мы, взрослые политизированы. Один парень на вопрос о нашем парламенте сказал, что не знает ни Грызлова, ни Миронова. Другой сказал, что не знает ни одного олигарха, когда его попросили кого-нибудь из этой стаи назвать. Третий ни разу в жизни не был в театре. Сплошь и рядом с просьбой назвать кого-нибудь из современных русских писателей говорят, что читают только зарубежную литератур. Впрочем, имена Пелевина, Быкова, Улицкой, Петрушевской известны, кто-то из Сибири назвал даже Липскерова. Вот еще одно из соображений: «В связи с тем, что ЕГЭ поставил перед нами жесткие рамки, я не мог читать художественную литературу, только по программе – готовились». Один из мальчиков, шедших на публицистику, назвал среди любимых публицистов покойного Анатолия Захаровича Рубинова.
День или два назад, со слов племянника Валеры, я узнал, что брата Анатолия уже выписали из госпиталя и отвезли домой в Дубну. Она прислал мне эсэмэску: «Вчера привезли домой после операции, чувствую себя пока погано, но не настолько, чтобы унывать. Пока, брат».
Домой приехал в одиннадцать и, чтобы заснуть, пошел еще час ходить по двору.
24 июля, пятница. Утром ездил за документами в БТИ, потом с С. П. ходили покупать мне микроволновку, взамен сгоревшей. По радио – «Эхо Москвы» – Венедиктов беседовал с послом США. Много говорили о Грузии и о Южной Осетии. Ощущение, что, хорошо относящегося к России посла науськивают на нашу страну. Также господа журналисты очень недовольны президентом Обамой и его «перезагрузкой». Посол на хорошем русском языке увещевал наших публицистов быть терпимее, и даже разок сказал, что «обострение» – это их хлеб и конек.
Оставшийся день сидел с рукописями и бумагами, кое-что читал. Физических сил у меня не хватает, чтобы перелопатить весь ворох возникающих соображений. Тем не менее, вот две любопытных цитаты из только что вышедшей «Литературной газеты». Во-первых, колонка Дмитрия Каралиса, за порой отчаянными высказываниями которого я уже начал следить. Дмитрий пишет на опасную, как бритва, национальную тему. «Почему, казалось бы, такая очевидная реалия, как национальность, в нашей многонациональной стране находится под негласным запретом? Почему упоминание национальности рабочего Иванова и олигарха Абрамовича может быть отнесено к уголовно наказуемым деяниям, к статье «Разжигание вражды по национальному признаку»?»
Вторая цитата об известном певце Андрее Макаревиче. Я взял ее из рецензии Александра Яковлева на роман Вадима Ярмолинца «Свинцовый дирижабль «Иерихон 86-89», оставшийся в коротком списке Букера. Это пассаж об известном певце Макаревиче. Есть элемент мстительности в моем отборе. В свое время, не будучи знакомым со мною, Макаревич проголосовал против меня во время выборов в Авторском обществе, почему бы сейчас мне не ответить ему чужой цитатой. Газеты быстро уходят, а книги иногда живут дольше и передаются из рук в руки. В принципе, с мыслью о ловкости Макаревича, довольно удачно жившего в советском прошлом, которое выдается за ад сегодня, я солидарен.
«Меня от этой песни тошнило. Ещё сильнее меня тошнило от самого Макаревича, от его напускного вида усталого гения, поскольку этот гений играл, как играли двадцать лет назад группы типа Credence. Хотя что я говорю! У тех, что ни песня, то хорошая мелодия, взять одну только Who will Stopthe Rain, а у «Машины» что ни песня, то фига, и даже не в кармане, а возле него, чтобы начальству виднее было. И начальство в своем перестроечном порыве мимо этой фиги не прошло. И вот, пожалуйста, – мотор ревёт и новый поворот! И так он, всем на радость, заводной, перестроечный, оптимистичный и снова с фигой, поскольку содержит щекочущий начальственные нервы вопрос: «Что он нам все-таки несет – пропасть или взлет?» Между тем вопрос чисто риторический, потому что новый поворот несёт Макаревичу с его бригадой в красивых разноцветных пиджаках взлёт, а всем остальным – не несёт ни хрена!» Комментарии к этой цитате опускаю.
25 июля, суббота. К двенадцати часам дня пришел ко мне С. П. уже с вещами: у него сумка с документами и мелочами, рюкзак с компьютером и книгами и небольшой чемодан на колесиках. Отлетаем из Домодедова в семнадцать, а возвращаемся через Шереметьево. Значит, машину не поставишь на стоянке в аэропорту. Едем на метро до Павелецкого вокзала, а дальше на электричке. У меня спортивная большая на колесиках же сумка, которую несколько лет назад привезла мне Елена, здесь немножко белья, сандалии и рубашки, пара-тройка книг, косметичка с туалетными принадлежностями, а в рюкзаке два компьютера – средний и самый маленький, тяжелая записная книжка, газеты, номер «Нового мира» и большая косметичка с лекарствами. Ничего не забыть, от зарядного устройства для каждого компьютера и каждого телефона до жизненно необходимого препарата очень непросто. Вот так мы и пошли к метро, по дороге треща по неровному асфальту колесами тележек.
На этот раз совершенно фатально поступил с дачей и машиной. Собственность определенно гнетет. На даче я уже неделю не был, а неделю теперь буду в отъезде. В теплице огурцы, помидоры и лук будут стоять без воды, одна надежда на соседей, может быть догадаются полить. Машину просто бросил у подъезда.
К сожалению, не сумели прихватить с собой В. А. Пронина, который просился в нашу компанию, с ним всегда интересно, но он поздно приехал откуда-то из-за границы, а мы схватили почти горящие путевки. Но по телефону В. А. с его привычной язвительностью все же сказал мне несколько приятных слов. Написал ли я завещание? Не написал, но уже многое здесь продумал.
Домодедово – с его устоявшимся режимом электричек, подвозящих пассажиров прямо к вокзалу, потом регистрация, поиск, как всегда, легкой выпивки в дорогу.
Дорога до Неаполя заняла в воздухе четыре часа. Вовремя взлетели, я дочитывал в полете том Пушкина.
В моменты посадки увидел море и подумал: как же так запросто испанцы в свое время приплыли из своей Испании и завоевали целый край. Веке в шестнадцатом или семнадцатом здесь даже существовало Неаполитанское королевство. Правда, понятия, Италия, как такового тогда и не существовало, так, разрозненные княжества. Но аэропорт в королевстве оказался неплохой, с большим количеством техники на полосе и быстрыми пограничниками. Сразу же за кондиционированным зданием аэропорта, уже на выходе увидел огромные и кряжистые многолетние пинии, как-то за границей умудряются строить и возводить, и покрывать асфальтом, ничего не разрушая и не пиля под корень. Встретила наш гид на все время семидневного путешествия – Яника, молодая женщина. Сразу же сказала, что ночевать мы будем в Помпеях.
На выезде сразу же бросилась в глаза огромная, вошедшая в легенды и историю гора. Везувий, поворачиваясь разными своими боками, все время служил постоянным фоном. На сцене надвигающегося вечера Везувий главенствовал. Кто там из древних естествоиспытателей описывал его знаменитое извержение, когда погибли Помпеи и Геркуланум? Огромная гора окружена, как ожерельем, созвездием небольших городков. Витринки, столики на улицах, небольшие магазинчики, кажется, –взглядом нашего зарождающегося молодого капитализма, – что торгует вся странах. Без каких-либо изменений в воздухе и пейзаже въехали всвятая святых мировой культуры – город Помпеи. Естественно, это новый город, выросший на окраинах старого. Невысокая, нечестолюбивая провинция: мотоциклы, парни и девушки в достаточно модных платьях и майках, изображающие столичную беспечность. Уже вечер, время променада, молодые и пожилые дамы гуляют с малолетними детьми, некоторые вывели собак и мужей.
Поселили в старинном отеле на центральной улице. Коридор с выходящими в него окнами просторных ванн и туалетных комнат. Такая необычная гостиничная система, помнится, существовала в знаменитом «Лондоне», гостинице в Одессе. Я упоминаю здесь старое, еще дореволюционное название, но, кажется, оно снова вернулось. Тогда, в благословенные пятидесятые гостиница называлась по имени города. Тогда – мне семнадцать лет, снимается фильм «Аттестат зрелости» с Василием Лановым в главной роли, я на далеком подхвате, в так называемом «окружении» – я впервые столкнулся с роскошью, которая называлась цивилизация. Ах, этот тогда немыслимый красавец Вася!
Все это как-то мельком возникло в сознании, когда вошел в номер. Высокие потолки, балкон, выходящий на улицу, через дорогу огражденные смутно угадываемой в начинающейся ночи решеткой, подлинные и настоящее Помпеи. Через ветви пиний. Кондиционера нет, балкон на ночь открыт. Такое ощущение, что каждый мотоцикл и любой грузовичок, подвозящий товар к магазину или бару, проезжает через твою комнату.
Ужин: макароны и мясо с салатом. Старые официанты, старый певец с гитарой. За пятнадцать минут был спет весь классический репертуар Муслима Магомаева.
26 июля, воскресенье. Вот и еще одна моя личная иллюзия оказалась разрушенной. Мне никогда особенно не хотелось в Неаполь. Осталось все еще с доисторических времен: режиссер Эдуардо Де Филиппо и его классический фильм, давший толчок неореализму в кино «Неаполь, город миллионеров». Хорошо помню, как героиня бежала вдоль металлической ограды порта. По фильму, кроме порта и нищеты в городе, вроде ничего и нет. Наше время через телевизор отметилось бесконечными демонстрациями в Неаполе. Ни одного кадра с королевским мостом и площадью Референдума. Нищета кварталов, выстиранное белье на веревках через улицу. Вот так и создаются субъективные мифы, выдаваемые за объективную реальность. Еще из нашего времени помнятся кварталы, заваленные мусором и премьер-миллиардер Сильвио Берлускони, героически обещающий все это разобрать. Но есть, оказывается, и другой город.
Из моего внутреннего сознания пока проваливаются и средние века и вся история нового времени, и даже знаменитый референдум, ликвидировавший перед королевским дворцом само Неаполитанское королевство. Вива, сведениям из путеводителя! Это мысли в автобусе, медленно продирающегося через вечно демократический порт к королевскому центру. Душное воскресенье, везде торгуют.
Но все-таки не без патетики начну не с середины дня, а с самого утра.
Помпеи, те древние развалины действительно оказались через дорогу от гостиницы. У фирмы тоже все рассчитано: утром же «европейский», которого не хватит и коту, завтрак, а вещи – в автобус. Мы распакуем их теперь только в Риме. В сегодняшнем расписании: Помпеи, Неаполь и поездка на Капри.
Переходим через дорогу. Еще утреннее солнце не печет, но уже давит.
Ни одна человеческая катастрофа еще не приносила человечеству столько пользы. Все это, конечно, в высших смыслах. Что-то подобное и в своей сути достаточно циничное сказал, побывав в Помпеях Гете, но по существу – справедливое. Описывать Помпеи, столько раз описанные, совершенно бессмысленно. Даже лупанарий, что по-нашему, публичный дома, с его каменными лежаками. Уже к вечерку, просохнув на местной жаре, я понял, конструкция этих ипподромов любви была организована таким образом не из нехватки иных материалов – чтобы было чуть прохладней. Но собственно, чего описывать бардак? Над каждой интимной коморкой с занавеской была картинка-меню: что здесь умеют и что можно заказывать. Выбор за много веков существенно не изменился. Все это широко известно, все по многу раз показано по телевидению в просветительских передачах. Имеет значение только по-своему воспринятые детали. Но здесь уже каждому воля.
Улицы, обозначенные специальными знаками. Письменных названий нет – улица козы, или улица треугольника, иероглифы. Булыжник под ногами, которым вымощены улицы, следы в камне от повозок. Специальные плиты на перекрестках, по которым можно перейти улицу. Во время дождей потоком катится грязь. Фаллос, как знак процветания. О демографической яме тогда вроде бы не говорили. Выложенная мозаикой собака на пороге – сигнал незваному гостю. Это вместо нашей таблички: «Осторожно, злая собака». В свое время в Переделкино к такой надписи на даче одного критика подписали «и… беспринципная».
Амфитеатр в Помпеях – это, конечно, не крошечный амфитеатр гомеровской Трои. Это уже не аскетичные времена гомеровской эпохи, а пышный Рим. Детали – это зеленое поле просторной гимнасии, вроде футбольного поля. Пинии вокруг спортивных сооружений – это уже наше время, раньше на улицах зелени не было.
Наконец, надо хоть один раз увидеть, как выглядит атриум, собственным взглядом установить, что даже в богатом доме триклиний, комната для пиров, – не очень большое помещение. После этого чтение древних пойдет веселее и конкретнее. Боюсь, что даже очень богаты древние – жили по своим возможностям, много скромнее сегодняшних олигархов. В эти как раз дни по радио передали, что Абрамович выстроил себе многопалубную яхту, на борту которой есть даже подлодка на двенадцать мест. На случай, чтобы скрыться от надоедливой прессы или чтобы удрать во время народного возмущения? Боюсь, что от извержений не убежишь…
Видеть Везувий с центральной площади когда-то существовавшего города и почувствовать, как на плечи давит на этих же улицах все то же, не постаревшее, солнце. То же самое, что и две тысячи лет назад! Но сменим, понизим оптику восприятия. Вот общественный туалет. Они были построены по приказу императора Веспасиана в городах государства. Такой туалет решал в то время в городе и серьезную экономическую задачу: появилась возможность в достаточном количестве получать мочу (аммиак), такую необходимую в кожевенном производстве. Сидели, между прочим, в этих отхожих местах и срали – на мраморных плитах!
Буквально потрясли огромные, даже выше знакомых нам северных сосен, пинии, выросшие на дороге, ведущей к амфитеатру. В античное время их, повторяю, не было.
Потрясла и гипсовая фигура умершей в муках собаки, именно собаки. Во время раскопок часто заливали гипсом пустоты, образованные в слое раскаленного пепла сгоревшими и испарившимися телами. Получались поразительные картины мучений и мучеников. Таких фигур скопилось, чуть ли не тысяча. Кое-что выставлено в экспозиции показа. Собака меня потрясла тем, что, кажется, она была на цепи. Если Бог станет оживлять все когда-то сущее, он даст этой собаке за мучение бессмертную душу. Сама по себе «коллекция мучений», спрятанных где-то в запасниках, потрясает.
Неаполь по другую сторону Везувия. Гора почти вся застроена: здесь так плодородна земля, что «утром, говорят местные жители, сажаешь помидоры, а вечером ими можно торговать» – правительство ничего, как и всегда, не может сделать с самостроем. Домики почти подпирают холодный кратер. Но неизвестно отчего так земля плодоносит, может быть, мертвые заботятся об урожае живых?
Обо всем этом я размышлял, пока автобус въезжал в Неаполь через пыльные окраины. Город миллионеров, но пока видна и бьет в нос лишь нищета. Много довольно высоких старых зданий с обвалившимися фасадами, иногда это даже следы и следствия войны. Кажется, американцы, освобождая Неаполь, постреливали. Собственника не всегда возможно заставить реставрировать дом, ему важна земля, стоимость которой все растет и растет.
Стоит благодатное католическое воскресенье – машин чуть меньше, народа много больше. Окраины по воскресеньям в Италии – это рынок. Я вспомнил почти такой же рынок-развал, но все же не такой, в средневековом Пенне, городке, где был прошлой осенью. Десятка два-три торговцев и несколько сотен респектабельных горожан-покупателей. Этнический состав рынка тогда не бросался в глаза. В Неаполе же торгуют и покупают в основном эмигранты. Все это заметно даже при небыстрой езде автобуса, пробирающегося через этот рынок. Можно разглядеть и сам немудреный товар, наваленный грудами. Здесь, как объяснила на ходу через микрофон наш гид Яника, много украинцев, молдаван, румын. Еще больше вьетнамцев, негров, китайцев. Русские, по словам Яники, есть тоже, но не так много. Ура!
Ближе к центру характер города меняется. По-прежнему слева по хода движения – порт, он бесконечен. Подъемные краны, контейнеры, штабеля товара и металла. Над водой и пристанью, в пассажирской части порта, нависают огромные пассажирские паромы. Прежде я подобных судов не видел. Чуть ли не девять белоснежных палуб в надводной части, а сколько же всего помещается внизу! Бедный Ной со своим примитивным самодеятельным ковчегом. И – сколько богатых людей хотят так попутешествовать!
Порт и воспоминания о бежавшей актрисе – повторяю, – если смотреть по ходу движения, – слева. А справа, на горе, уже давно виден ряд огромных строений. Это королевский замок. Автобус не торопясь поднимается кверху. Все волшебным образом меняется, как в Москве, когда из Свиблова или из Отрадного едешь к центру, – появляются дома «со стилем», уже не просто магазины, а некие пассажи, не уступающие миланским и московским. Миллионеры уже где-то близко, притаились, по крайней мере понимаешь, что покупатель здесь иной, нежели на рынках окраины. Автобус продвигается еще немножко вперед и взгляд, вместо того, чтобы начать рассматривать королевский сад и строения, упирается в нечто до боли знакомое: да это же клодтовские кони! Прискакали, значит, братцы, с берегов Невы! Гид уже объясняет, – подарок Николая Первого, который навещал неаполитанского короля. Кони снова мелькнут, когда автобус поедет обратно, а пока впереди огромная площадь.
В тени остается один из фасадов королевского дворца, а напротив, на солнце – опять что-то до боли знакомое и явно петербургское – католический храм с полукруглой, словно воронихинская колоннада Казанского собора. Впрочем, все берет начало с идеи Бернини на площади Святого Петра. Неужели я увижу и это?
С колоннадой Воронихина неаполитанскую колоннаду сближает еще и памятник. Это, вопреки ожиданию, не бывший Пармский герцог, король Виктор Эммануил, «объединитель Италии», верховная власть на коне. На коне подлинный герой этого объединения – Гарибальди.
Надо отдать, правда, должное и Пармскому властелину – именно он эту объединительную войну финансировал. Все, как всегда, – финансы основа революции.
Еще более неожиданно выглядит фасад дворца. В арках, на которых висят верхние этажи, стоят фигуры неаполитанских королей. Здесь надо бы добыть какой-нибудь подробный путеводитель по дворцу, но его нет. Все короли не из одной династии: здесь испанцы, французы разных мастей и чуть ли не норманны. Сразу можно сделать вывод: Италия всегда была легкой добычей для кондотьера. Но Россией тоже сначала управляли Рюриковичи скандинавского происхождения, а потом Готторпы немецкого. Естественно в самом комплексе зданий много всего намешано, каждый король хотел жить по моде своего времени, строили, пристраивали. В этом смысле неаполитанские властелины не очень отличались от современных московских богатеев, заставивших все Подмосковье уродливыми, но модными в конце прошлого века, кирпичными коттеджами. Первоначальный королевский дворец был много меньше, да и построен довольно случайно. Испанский Филипп II Габсбург решил проинспектировать владения и для встречи с императором вице-король Неаполя приказал выстроить здание. Все остальные владетели пристраивали к уже готовому, или строили на фундаментах предшественников. Последней по времени пристройкой оказался театр Сан Карло. Король пожелал ходить в театр, не выходя из дворца, так сказать, в домашних тапочках.
