Текст книги "Степь. Кровь первая. Арии (СИ)"

Автор книги: Саша Бер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 46 страниц)

– Так она ж его любила, понимаешь? – и тут же спохватившись и выпучив глаза, издавая "а" на вздохе, добавила, – а может и до сих пор, а что? Как увидела снова, так опять всё вернулось.

– Тфу на тебя, – отмахнулась Дануха не желая верить, но при этом пряча глаза и закусывая губу, ведь Нева только что высказала то, что вековуха сама надумала.

Дануха не успела ничего предпринять, чтобы сменить тему, так как в этот самый момент к ним в баню ввалились Малха с Красной и как ни странно Уша с Бурей. Как оказалось, девки по приезду сами разборки устроили и выяснили, что ничего не выяснили. И драки то оказалось никакой не было и девки меж собой даже не грызлись по-настоящему, а галдели и придуривались, будто отбирали друг у друга, в шутку, ибо настроение было на такой высоте, хоть песни пой и радость от победы у всех зашкаливала. Дурачились в общем, а тут Зорька, как всех прибила... Буря даже проревелась, правда только после второй миски мёда. Она даже пожаловалась, что, когда Матёрая её второй раз стуканула, она бедолага почувствовала, как сердце остановилось и в голове такой звон пошёл, что слышать перестала. Думала всё, конец. К этому времени на пьяный гам, в бане собрались девки обоих стай в полном составе. Кроме Зорьки, которая так и не появилась. Все как одна недоумевали и гадали, что же случилось. Никто не верил, что из-за шутовства Уши могло произойти такое. Никто ничего понять не мог. Дануха молчала, лишь успевая подливать, Нева уже молчала, потому что спала, опять завалившись на том же месте, но только на этот раз свернувшись клубочком на бочок. А потом начались песни, танцы и глубокой ночью уже все поняли – праздник удался.

Он.

Клип тридцать седьмой.

Конец.

Поход на один из дальних баймаков был просчитан и подготовлен Индрой досконально. Там было всё по старинке. Крепостных стен не было. Вокруг степь да степь, в лесах не укроешься. Артель в куче, перевыборы у них, бабы в куче, пирог с рыбой пекут, ватага и та вся в баймаке в ожидании. Род речников не слишком большой, но стада гоняют тучные, разнообразные и главный зверь в них – конь.

После недолгих совещаний на ближнем круге, было принято решение, что походу быть и пойдут в него только колесницы ближников, притом пойдут по степи на прямую, как в былые времена. Обозников на этот раз решили с собой не брать, но стрелковые отряды за добычей всё же подтянутся, но не на обозах, а на кораблях и лодках по реке. Лодок, способных перевозить достаточное количество людей у Индры в то время скопилось достаточно. Всё что захватывалось у речников стаскивалось по рекам к городу Ардон, где была организована целая речная база со своим укреплённым поселением и приличным числом проживающих. Один стрелковый отряд должен был спуститься на лодках до нужного баймака, забрать добычу и так же по реке подняться обратно. Всё просто.

В общем то об этом походе и рассказывать то нечего. Вполне себе рядовой. Всё прошло, как и задумывалось без сучка и задоринки. Налетели, порвали, перебили, захватили. Как обычно. Весело, лихо, непринуждённо.

Вернулись в логово весёлые, взбодрённые, готовые к очередным подвигам во имя собственного всесилия. К этому времени туда же вернулся и весь поисковый отряд Шумного и то, что он абсолютно нечего не нашёл, ни одной зацепочки, вновь охладило общее веселие, но тем не менее во всеобщее уныние на этот раз ближников не вогнало. Маруты просто задумались и не надо было быть провидцем, думали примерно об одном и том же, они соображали, как и где эту пакость выловить, но пакость выловила их сама.

На следующий день после возвращения всех в логово и раздела добычи, прошедшей в славной пирушке с неимоверным возлиянием Сомы, которое из простого застолья плавно перешло в совещание круга и затянулось до самого утра, как гром среди ясного неба прогремела весть, принесённая вестовым с крайнего караула. К заслону на краю леса подъехал воз их продовольственного обоза, но один и без людей. Просто вол припёр воз, полный кувшинов с молоком сам, без погонщиков. Дойдя до леса остановился и принялся мирно щипать придорожную травку. Все как ошпаренные соскочили и кинулись по проходу к передовой заставе. Вол действительно стоял у самого леса и тупо жевал траву. Индра, осмотрев воз, помрачнел. Затем долго всматривался в даль уходящей дороги, толи прислушиваясь, толи принюхиваясь. Наконец, обернулся к ближникам и тихо сказал:

– Только заговори о нежити, так тут же и припрётся.

Немного помолчав добавил уже своим командным тоном:

– Полное боевое одеяние. Колесницы к выходу.

Ближники рванули и тут же скрылись в проходе леса, но Индра, в отличие от остальных почему-то не торопился. Он не спеша вернулся сначала к столу, допил свою Сому и так же, спокойно не говоря ни слова, ушёл к своей кибитке, возле которой его встретили обе новых жены с детьми на руках и ещё резвились чьи-то дети под присмотром мамок, целую детскую поляну устроили. Облачился в золотую броню, взял всё своё оружие и так же не спеша, не проронив ни слова даже с домашними, вернулся к кругу, где его ждала уже готовая сорваться с места в бой его колесница с колесничим и весь его отряд. Но рвать им никуда не пришлось. Атаман повёл их медленно, шагом.

Разбитый продовольственный обоз нашли почти сразу, как только выехали в степь. Ещё издалека, с высоты своей колесницы, Индра увидел запряжённых волов, плотной кучкой пасущиеся у подножья далёкого холма. Он остановил возничего и долго смотрел вдаль. Странное, не проходящее чувство тревоги грызло его. Оно вспыхнуло ещё, когда вестовой прибежал к костру и до сих пор не отпускало. Индра чувствовал подвох, но в чём, он никак не мог понять. Этот вол, который сам пришёл к проходу в гордом одиночестве, почему-то не давал покоя. Ну, допустим, вол местный, домашний и пришёл к дому по привычке, но ведь остальные тоже из логова. Почему он пришёл один? Почему за ним не пошли остальные? Он прямо нутром чувствовал засаду. Но где? Здесь в чистом поле? Вряд ли. Но в чём же подвох? А ведь он есть, Индра чувствовал его, и он где-то впереди. Не в его правилах кидаться на непонятность и неизвестность. Он никогда этого не делал. Все свои выходы и походы он тщательно продумывал и проигрывал в голове. Он всегда знал, что ожидать впереди и к чему надо быть готовому. В любой другой раз он и с места бы не тронулся с таким раскладом событий, но сейчас был момент особенный. Он понимал, что там впереди разгадка всех тех загадок, что свалились на его голову в последнее время и чтобы узнать, кто ему противостоит, необходимо с этим врагом столкнуться. И по-другому, похоже, не получится. Отступать всё равно было нельзя. Не по пацански это будет. Наконец, он принял решение и дав знак остальным перестроиться в боевой клин, тронулся вперёд к неизвестности. Крылья клина развернулись по степи. Скорость прибавили, но гнать Индра не стал.

Когда добрались до пасущихся волов, то вновь пришлось удивляться. Индра почему-то заранее был уверен, что там увидит, но реальность оказалась иной. Они не нашли не одного трупа! Индра остановил колесницу, но сходить с неё на землю не спешил. Он стоял молча, хмурый, как туча, обеими руками вцепившись в боковой борт. Атаману на какое-то время показалось, что здесь произошло что-то другое, а не то что он подумал.

– Атаман, – вдруг завопил откуда-то уже из далека со стороны степи Шумный и тон его голоса был таким, что сразу выдернул Индру из раздумий и предчувствий, – атаман, следы уходят не к реке, а в степь.

Индра резко хлопнул возничего по плечу и указал направление, откуда кричал Шумный. Колесница крутанулась и понеслась с дороги в степь, шелестя травой. Доскакав до ползающего на карачках Шумного, Индра соскочил с колесницы и подбежал к следопыту. Тот поднялся и быстро затараторил:

– Те же самые кони. Два по девять. Следы один в один. Я их на всю жизнь запомнил. Пришли оттуда, – он отрывисто взмахнул рукой, указывая направление, – а вот ушли почему-то туда, – и он вновь махнул рукой уже в другую сторону, – там реки нет. Там далеко есть ручей, но мелкий, воды по щиколотку. В нём не скроешься. К тому же прошли они здесь только что.

Все размышления по поводу того, что это за загадочный враг, мигом улетучились. Тут же вылетело из головы и странность отсутствия трупов и даже их следов, будто по небу унеслись. Он вынул мешок с Сомой и отхлебнув изрядное количество, недолго думая, в каком-то порыве азарта, непонятно откуда взявшегося, громко скомандовал и вот уже все колесницы, выстроившись в боевой клин, запылили по степи на бешеной скорости.

След этого проклятого табуна отчётливо прорисовывался на вековом лице степи и виден был издалека, как будто он был оставлен специально, но даже эта мысль не насторожить атамана. Толи Сома, породившая непонятное чувство азарта, толи явное ощущение присутствие врага, но что-то гнало его вперёд, а он этому звериному чутью привык доверять, ибо чуйка его никогда раньше не подводила. Каким-то внутренним взором он увидел, как они нагоняют врага. Индра отчётливо это почувствовал.

– Быстрее, – заорал он возничему, который и так гнал пару коней на пределе, – я их чувствую! Они уже не далеко!

Но эта бешеная скачка продолжалась не долго. Подскакав к очередному подножью холма, Индра вдруг напрягся, встрепенулся и что было мочи, заорал прямо в ухо возничему:

– Шагом!

Возничий с перепуга аж присел, затем непонятно зачем заметался от борта к борту и только потом натянул поводья и перевёл коней с галопа на шаг.

Так пройдя шагом сотню шагов, Индра вообще остановил колесницу и знаком подозвал к себе ближников. Те, соскочив со своих колесниц, бегом собрались вокруг атамана. Индра стоял на колеснице и смотрел каким-то странным взглядом на подножье холма, как могло показаться, на самом деле он смотрел сквозь этот холм. Затем медленно вытянул вперёд руку с указательным пальцем и тихо, как будто стараясь кого-то не спугнуть, сказал:

– Они там. Поодаль за этим холмом. Выстроились в ряд на следующем гребне и похоже ждут нас. Я чую взгляд колдуна, – проговорил он, растягивая слова и растягивая одновременно губы в улыбку, – но он по сравнению со мной совсем слабенький, ребёнок.

Он стоял как заворожённый, сверля взглядом холм насквозь и чему-то улыбаясь. В нём боролись два противоположных чувства: азарт охотника, осознающего своё превосходство и чувство опасности, которое охватило его цепким холодком. Ловушка? Засада? Как поступить? То, что впереди подвох, к еги-бабам не ходи. Не просто так они ждут, они к чему-то готовы, но посмотреть то на это колдовское отродье всё равно надо.

– Поднимаемся на холм клином и выстраиваемся в линию, – при этих словах он медленно развёл руки в стороны, как бы показывая, как это должно произойти, – никому без команды не дёргаться, мало того, колесницы развернуть на вершине боком, чтоб можно было вернуться под защиту этого холма. Золото начистить и сверкать им по колдовским чарам, а если у них есть глаза, то слепить нещадно.

Он помолчал немного и добавил успокаивая, наверное, больше самого себя, чем ближников:

– Они не смогут колдовать против золота и бога Сурья, играющего им.

Его кристально холодный разум, вдруг выдал странную подсказку, которую Индра тут же озвучил в задумчивости:

– И Сомы...

Не опуская развёрнутых в стороны рук, он оторвал взгляд от холма, посмотрел, щурясь на солнце, затем осмотрел свой золотой доспех, запылённый от скачки по степи, и продолжил:

– По команде, крылья захватывают их в замок, – и он наглядно свёл перед собой руки и образуя круг, сцепил пальцы, – по возможности брать живьём. Хотя бы одного или двух. Коней под ними бить сразу. Всем принять Сому. Она поможет нам в атаке. Я чувствую, что чары не действуют на опившихся Сомой. Всё. По колесницам.

Народ безмолвно выслушал и кинулся в рассыпную. Вскоре, осмотрев свой отряд, Индра дал знак рукой, и его колесница рванула на холм первой.

Поднявшись на гребень, возничий, как и приказывал Индра, тут же развернул колесницу в пол оборота, а сам атаман, не раздумывая, вскочил на угол переднего и бокового борта, вперев взор на вражеский строй и от увиденного чуть не упал, еле удержавшись на ногах. На следующем гребне, через небольшую ложбинку, в ряд стояли кони. Стояли, как вкопанные в землю, как не живые, а на их спинах сидели ... девочки. Когда Индра их разглядел, то у него аж дыхание перехватило. Маленькие, хрупкие, с зачем-то изрисованные с ног до головы, в лёгких кожаных безрукавках по пояс и голожопые! Шок от увиденного прошёл, когда Индра вздохнул воздух, жадно глотая его, как рыба. Он даже не заметил, что задержал дыхание и не дышал всё то время, пока их разглядывал. Кто-то из ближников, выполняя указания атамана или не столь шокированный увиденным, как Индра, толи ещё на подъёме вбухав в себя больше Сомы чем требовалось, пустил в ход начищенное золото и по хрупким девичьим телам забегали солнечные зайчики от блестевшего на солнце золота воинов, которые умело играя доспехами, принялись слепить этих сопливых дурочек. Ярость взорвалась в голове атамана масляным горшком, пущенным из метательного оружия, и он забыл обо всех предчувствиях и опасениях. Глаза его налились кровью, рука до боли сжала дубину, и он процедил сквозь зубы:

– Суки драные, порву волосатые щели по самые уши, ведьмы крашенные.

Девичий отряд, как будто услышал его и как бы в ответ, все одновременно распахнули безрукавки и оголили свои белые груди, издевательски игриво подёргивая ими из стороны в сторону. Лица их расцвели в широких улыбках, кто-то из них что-то кричал. Одна, вскочив на спину коня показала им голую задницу. Наглость и издевательство над великими воинами и самим страшным и ужасным богом Индрой возымело своё действие. Обидная ярость обожгла мозг атамана, и он увидел глубинную сущность врага. На четырёх конских ногах перед ним стояло толстое змеиное туловище, вместо головы красовалось стройное, молодое девичье тело с сиськами впереди и чёрными крыльями за спиной. Изуродованное оскалом лицо обрамляла копна множества шевелящихся змей, медно-красного цвета, а между передними лошадиными ногами зияло огромное, мохнатое и зловонно истекающее влагалище, вонь которого он чувствовал даже на таком расстоянии отчётливо и остро. Чудовище, стоящее в центре, было вообще на половину мертвецом. Половина целая, а вторая половина толи сгнила, толи обглодана. Это чудовище что-то шептала себе под нос, явно колдуя, но ему было наплевать на все их змеиные потуги, он почему-то отчётливо понимал, что им всем, какими бы сильными ведьмами не были, с ним они не справятся. Он помнил, что заорал, как раненный зверь и потянулся к этой колдовской мрази обоими руками, чтоб порвать эту дрянь в клочья. Ненависть зашкаливала. Потом вражина куда-то пропала. Он упал внутрь несущейся на полном скаку колесницы. Обо что-то ударился, но боли не почувствовал. Отчаянно пытался встать, но его мотыляло от борта к борту, и он не как не мог определить где верх, а где низ. Все перемешалось и так быстро, что он даже не успел сообразить. Затем последовал сильный удар, грохот и полёт по небу кувыркаясь. В полёте он орал, махал по воздуху дубиной. Потом опять удар, но уже об землю и темнота...

Индра очнулся на своей лежанке, в своей кибитке, заваленный шкурами в несколько слоёв, мокрый от пота и абсолютно беспомощный и бессильный. Он приоткрыл глаза. Вокруг никого видно не было. Попытался издать какой-нибудь звук, привлечь к себе внимание, но во рту всё так пересохло, что даже язык, почему-то сильно увеличившийся в размерах, не пошевелился, казалось он просто присох к нёбу и никак не отлеплялся. Губы тоже не шевелились, хотя казалось были приоткрыты. Немного помучившись с языком и губами, он от бессилия замычал через нос и с облегчением отметил для себя, что так оказывается тоже можно было издавать звуки. Моментально, как будто из неоткуда перед глазами возникло женское лицо. Вроде бы знакомое, но чьё Индра вспомнить не мог, да и не пытался, потому, что внимание его привлекло не само лицо, а реакция, эмоция, которая на этом лице присутствовала. Женщина была напугана, сильно напугана, особенно это выдавали её глаза неестественно вытаращенные и постоянно бегающие из стороны в сторону. Она как-то лихорадочно засуетилась, заметалась над ним, затем видать сообразив, ловко просунула руку ему под голову, приподняла и приложила к и ссохшимся губам какую-то посудину с питьём. Влага смочила пылающие жаром губы и его иссушенный организм инстинктивно и неистово принялся впитывать, так необходимую ему жидкость. Даже засохший, казалось бы, язык, ожил и обмякнув, пропустил животворящую влагу вовнутрь. Индра почувствовал прохладную, успокаивающую и буквально живительную волну внутри себя. Вот только вкуса он абсолютно не почувствовал. Жидкость разлилась по всему телу, даря блаженство и облегчение. Напоив, женщина опустила его голову обратно на мягкие шкуры и так же резко, как и появилась, скрылась с его глаз, куда-то вниз, под кровать. По телу разлилась сладкая и какая-то странная нега, в голове зашумело, боль стихла. Индра пошевелился. Мокрое тело, мокрые шкуры, но даже это не вызывало дискомфорт. Он реально чувствовал, как в него возвращаются силы, ощутил, как спадает жар, как возвращается полнота сознания, вот только балки потолка почему-то стали расплываться и перед глазами вдруг всё стало рябить и кружиться. "Что это со мной?" – подумал он и откинул мокрую шкуру с груди. Прохладное дуновение коснулось взмокшего тела, и он самому себе, но вслух сказал:

– Хорошо.

Тут же откуда не возьмись вновь нарисовалось лицо женщины, но на этот раз его было вообще невозможно разглядеть, так как оно расплывалось и колыхалось, словно отражение в водной ряби. Что-то тревожное коснулось его сознания, и он тут же напрягся и попытался сконцентрировать внимание на её расплывающемся лице и чем больше он всматривался в эту водную муть видения, тем больше его схватывало какое-то внутреннее беспокойство. Кроме того, лицо не стояло на месте, оно постоянно перемещалось. Женщина, а то, что это было женское лицо, он не сомневался, быстрыми движениями, как будто куда-то торопясь, обтирала чем-то мокрым его грудь, плечи, шею, лицо. Её голова не на мгновение не останавливалась в воздухе, постоянно быстро перемещаясь туда-сюда или вообще скрываясь из поля зрения. Тревога в нём нарастала с каждым её прикосновением и стала перерастать в откровенную панику. И в этот момент в нём, как будто распрямился туго натянутый лук и выпущенная им стрела, внутреннего напряжения, рванула в действие. Он обоими руками схватил женщину за волосы, рывком подтянул её к глазам и зафиксировал перед собой, чтоб не мотылялась. Женщина взвизгнула, скорее от неожиданности и попыталась инстинктивно освободиться от захвата, но не тут-то было. Не смотря на болезненность и всего несколько мгновений назад чуть ли не на безжизненность лежащего, хватка у того оказалась, как волчий капкан. И тут он увидел, наконец, что же так встревожило его. Лицо в его руках моментально изменилось, оно приобрело звериный оскал. Глаза провалились ночным мраком и по всему лицу стали проявляться ядовито-жёлтые завитушки колдовской татуировки. Волосы, захваченные руками, стали превращаться в тонюсеньких ядовитых змей. Её рот в диком оскале распахнулся и в глубине он увидел бушующее пламя, которое вот-вот вырвется из распахнутой пасти прямо ему в глаза. Но он успел быстрым, резким движением перехватить её горло и сжать его изо всех сил, на что был способен, не давая возможности пеклу вырваться наружу. Схваченное чудовище всем телом и конечностями принялось лихорадочно биться и извиваться, пытаясь вырваться, но Индра держал эту змеиную шею крепко, вкладывая в руки всю свою силу. Тут в голове пронеслась мысль "через не могу", которая влила в руки дополнительную мощь и в сомкнутых руках что-то хрустнуло, раздавилось и чудище обмякло, перестав сопротивляться. Он разжал онемевшие уже пальцы, и мёртвая тварь с грохотом рухнула на пол. Индра откинул шкуры и попытался сесть на кровать, но не успели ноги коснуться пола, как откуда-то из глубины выскочила целая свора таких же мерзких, звероподобных отродий. Твари издали тонкий, душераздирающий визг, такой, что Индре показалось ещё чуть-чуть и у него лопнут перепонки и взорвётся голова. Но тут боги пришли ему на помощь, и в руках оказалась его любимая дубина. Он взревел, как раненный бык и не давая тварям опомниться, ринулся на них круша и размётывая их ошмётками по стенам, полу, потолку. Бой вышел скоротечным. Враг был ошарашен напором и сопротивления оказать не успел. Индра, налитый божественной силой, голый, с дубиной в могучей руке, с диким боевым воплем, вылетел из кибитки на двор. Вдали, то там, то там, мелькали испуганные твари, прячась и хоронясь, кто где. Они были везде, и он ринулся в бой. В тот миг он особенно остро осознавал, что это его последний бой и ему от этого не было страшно, не обидно. Он был счастлив, что свою жизнь он заканчивает в неравном бою с целой сворой нежитей. Единственное его желание тогда было по больше забрать с собой этой сволочи. Перед глазами мелькали образы его пацанов, его друзей и братьев, единственно родных и близких ему людей. Они то бежали рядом, сотрясая своим оружием, то неслись в своих сверкающих, золотых колесницах. Радость охватила его и азарт бойни. Он бежал, орал, что есть мочи и крушил всё и вся, на своём пути, пути нового, ужасного бога...

В последствии по городам и землям расползались слухи, что новый Бог Индра просто ушёл из логова по дороге в степь. Один. Пешком. И больше его в этой жизни никто не видел, но семя перемен, вброшенное его деяниями, упало в благодарную почву. Тех, кто желал возвращения к прежним временам и устоям, перебили, и их роды выкорчевали с корнями. Тех же, кого Индра -бог привёл к власти, вцепились в эту самую власть зубами, и даже лишившись не столь уж внушительной воинской подмоги, оставленной в городах атаманом народов, и игравших роль исключительно, как телохранители, смогли удержать эту власть. Кроме того, появилось множество и других средств. Идеология нового царя богов и его божественного войска Марутов была по вкусу не только власть держателям, но и простому люду, который за время недолгой земной жизни этого бога, значительно пополнили свою собственность, за счёт награбленного, перейдя на качественно новый уровень благосостояния. Поэтому исчезновение бога на земле и переход его на небеса вместе со своим воинством, сыграл только на руку, не только новым представителям аров, но и повлиял на изменения жизни тех, кто под власть Индры попасть не успел. В это же самое время все жители степи стали свидетелями самого настоящего чуда. Небывалые, аномальные грозы пронеслись по землям аров. Народ побило, скотину. Слухи о том, что это божественные воины Маруты во главе с богом Индра, на небе, свои порядки наводят среди богов, мгновенно облетели все степные закоулки. Притом источником слухов и утверждений, стал простой народ, но жрецы нового культа быстро сообразив, перехватили знамёна и выступили впереди, как зачинщики, раздув и разукрасив, переведя слухи в "настоящую правду". Тут же было устроено всеобщее празднование с возлиянием Сомы для грозного бога и тут же запели жрецы хвалебные гимны. Новому царю богов возвели дома в каждом городе при храмовой площади, умилостивили. Грозы прекратились и новые люди, под новым знамением, пошли на новый виток цивилизационной спирали.

Они.

Клип тридцать восьмой.

Начало.

Дануха весь следующий день проходила по поляне туда-сюда, карауля Зорьку, но та так носа из кута и не показала. Тогда под вечер она не выдержала и зашла к ней в шатёр сама.

Зорька сидела у очага с кислой, ничего не выражающей миной и кормила грудью Звёздочку. Лицо её было серым не то от пыли и грязи, не то от мрачных мыслей, но то что Матёрая ночь не спала, Дануха определила сразу. Матерь изначально приняла решение, вести себя будет с Зорькой так же, как вела всегда себя с Хавкой. Наглость второе счастье. Она бесцеремонно прошлёпала к очагу и не обращая внимание на хозяйку, преспокойненько устроилась рядом у очага, положив свою вечную клюку на пол рядом. Посмотрела на огонь, наклоняя голову вправо, влево. Затем оглядела весь кут, в упор, не замечая сидящую рядом Зорьку. В общем вела себя так, будто она одна здесь и пришла, как к себе домой. Зорька всё это время, продолжая давать дочери грудь, чуть улыбаясь без отрывочно наблюдала за Данухой. Даже когда та осмотревшись уткнулась взглядом в очаг, Зорька продолжала смотреть ей в лицо. Молчание длилось довольно долго, пока Звёздочка, не насосавшись, отпрянула от мамкиной титьки, поднялась и увидев Дануху тут же потянула к ней ручки. Зорька молча передала дочь вековухе. Та молча взяла и растянулась Звёздочке беззубой улыбкой, та, ловко ухватив Данухину седую косу, начала её теребить, что-то бурча под нос.

– Ни как отошла? – равнодушно спросила Дануха, непонятно к кому обращаясь не то к Зорьке, не то к Звёздочке.

– Так я ни куда и ни ходила, – так же вяло и монотонно ответила ей Зорька, понимая, что баба обращалась к ней.

– А чё ж зверела тогда?

– А с чего ж ты взяла, чё я подобрела, – злобно и вызывающе ответила Зорька.

Дануха вскинула на неё встревоженный взгляд, проверяя не ошиблась ли она.

– Да ни шугайся, Данух, звереть ни буду, но и отойти ни получатся, – тут же успокоила её молодуха, разводя руками, мол извини.

– Чё так? – Матерь продолжала сверлить Зорьку бегающими глазками, – так запал, аж не как не выпадет?

– Да ложила я на него. Коль ни Троицыны дела, голыми б руками придушила.

– Чё то я ни чё не пойму, Зорь, – переведя взгляд на Звёздочку и явно стушевавшись, продолжила диалог Дануха заводясь, – Чё стряслось то? Какая вошь волосатая тебя укусила то?

– Да ни какая, – то же сменила тон Зорька на раздражённый, – просто обрюзгло это всё. Жить хочу по нормальному.

– Это как? – недоумённо произнесла баба, – по речному чё ли, аль по арову? Коли по речному, так не получится уж. Троица нашу прежнюю жизнь то жирной ляжкою придавила...

– Заёжили они уж со своими делами под шкурными. Ты вот мне чё скажи, Данух. Ты сама то хоть понимаешь, чё Святая Троица задумала? В какую игрушку они с нами играют? С кем они там грызутся и какой задницей это для нас закончиться?

– Ох, ё – пропела свою любимую песню Дануха, – эка тебя понесло то. Откуда ж мне знать их помыслы то? Я так высоко не летаю. Не того крыла птица.

– Правильно. Ты своё отжила. Жизни хлебнула, да и ни постная она у тебя была. Есть чё вспомнить, есть чё забыть. А мы? Ну перебили мы всего зверя, как Дева наказала, а дальше что? Опять будем скок да скок, да таскать весь мусор в лесок? И с чего ты взяла, что когда всё выполним нас самих следом за зверем Девы ни отправят за ненадобностью?

– Эка ты загибаешь круто, – насупилась Дануха, но призадумалась.

– Они ж нами правят, как мы дарёными конями. У них какая-то своя грызня идёт. Только я в толк ни возьму кто с кем. С одной стороны, мне как-то наложить большую кучу на их дела, но с другой, знай мы эти дела, так хоть соломку могли постелить в то место куда мордой тыкать бут.

Дануха молчала, смотря на огонь и автоматически поглаживая по голове засыпающую Звёздочку.

– Страшно мне стало Данух, – в пол голоса выдохнула Зорька, – я ни знаю, что будет завтра. И будить ли чё-нибудь у нас завтра...

– Это ты девка брось, – тихо, но твёрдо осекла её Дануха, – не знаю какие у Дев разборки и с кем, но я им верю. Мне велено не только зверя извести, но и новую жизнь наладить, только не с речными устоями, а по-новому. Это должок за мной, а долги отдавать надо.

– Ну и... – принялась ехидно напирать на неё Зорька.

– Да себя пальцам занози, – огрызнулась баба, – не знаю с какого уда начинать. Куда оттащить и где отымать. Ты вот знаешь чё хочешь? Какую жизнь?

– В том то и дело, ни вижу для себя я жизни. Чё хочу ни будет, а чё будет, ни хочу.

Под резвую ругать двух баб, Звёздочка преспокойненько заснула, как под колыбельную, смешно почмокивая пухлыми губками. Наступила пауза в ругани. Обе смотрели на дитё.

– Слышь, Зорь, – вдруг встрепенулась Дануха, – а чё это только у меня должна сидалка болеть. Давай-ка начинай тоже свою рвать. Эко ты правильно заметила то, я-то своё отжила уж, это вам надо, так чё это я за вас решать то буду? Собирай девок, судачьте там чё да как, да кто чё хошь. А как порешите, так и устой поставим. Вот ты как хочешь?

– Я? – удивилась такой постановке вопроса Зорька, – даже ни знаю.

– Э, врёшь, девка, – хитро скривилась баба, грозя пальчиком, – по глазищам твоим бесстыжим вижу, чё знаешь, только дуру тут корчишь, девкой цельною прикидываешься. Я ж за раз поняла чё тебе за вошь под хвост укусила, о жизни прежней пожалела. Ах я бедная, ах несчастная. Такую жизнь профукала.

Зорька потупилась, покраснела и закусила губу.

– Ох, ё – растянулась в улыбке Дануха, – гляньте на Матёрую, в краску бросило. Ты чё ж думаешь я слепая чё ли? Я уж давненько поняла твои хотелки, ещё когда ты Голубе совет дала мужиков при бабах пристроить. Прибить их к кутам. А я ведь то же тебя пред Голубой поддержала. Самой интерес клюнул, чё получится. А получилось то ладно. Бабы от счастья мухами над мужами аки над кучами, так и кружат, так и жужжат. Пылинки сдувают, живут не нарадуются. И мужики довольны, как кабаны обожравшиеся, да тут же обдриставшиеся. Знает, баба теперь, вроде как своя, дети, коли будут, тоже свои, кровиночки. Ты знаешь, Зорь, мне даже под старость лет завидно стало. И я так хочу. Ни одна ты тут дура такая хотюнистая.

– Да кому я такая нужна, – махнув на Дануху рукой с досадой в голосе проговорила Зорька, затеребив свой кожаный подольчик, даже забыв о скрытности своих вожделений.

– А за меня прям мужики в очереди подрались, смотри ка, – тут же отреагировала баба, переходя на громкий шёпот и смешно выпучивая при этом глаза.

– Да, ты права, – сдалась Зорька, успокаиваясь и каясь, – запала мне в душу счастливое времечко семейной жизни, когда всё по любовно было, да ладно. Не долго, но есть, что вспомнить и есть о чём пожалеть. Может я чего не так сделала, может просто было не суждено.

– Да плюнь ты на говнюка. Кривозада только кол в ней исправит и то ежели на всю длину, да штанами прикроют. Ну, а ежели нормальный мужик попадётся?

– Да где их нормальных взять то? У нас один молодняк, хотя подрастут, конечно, только пока они подрастут, мы ту все вековухи мхом покроемся.

– Да поискать-то есть где, – хитро прищурилась баба, – ты ж всего не знаешь. А я про всё не болтаю. Тут по лесам два отряда мужичков молодых да здоровых рыщут, только к нам прибиться не пожелали. Видите ли, под девкин присмотр стыдоба им идти. А коль узнают про то, что эти девки со зверьём сотворили, да как всех их под корень к хвостам собачим повывели, в раз зауважают и уж на смотрины, как пить заявятся. Их, удоносных, любопытство замучит. К тому ж про тебя в землях аровых уж сказки сказывают, про твой выход на Трикадруке. Ты чё ж думаешь, коль умолчала, так мы тут дремучие и знать не знаем? Это ты, дура всего не знаешь. Не знаешь, что в округе о тебе брешут. А из тех мужичков лессовых, даже кое кто клянётся, мол лично видел тебя как чудо. Только мы с Данавой до поры до времени о тебе помалкиваем. Никто из "колдунков", а значит и все в округе, о том, чё за девка тут верховодит, никто знать не знает, слыхать не слыхал. А вот теперь Данаву запущу по всем, да и тебя прятать перестанем. Эдак жди целый табун мужицкий у своего шатра, да ковыряйся в них, как в навозе.