Текст книги "Степь. Кровь первая. Арии (СИ)"

Автор книги: Саша Бер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 46 страниц)

"Да", – и она глубоко кивнула, как будто это уже было решено и пусть только кто посмеет с этим поспорить.

– Меняешь злобу на покорность, ненависть на обожание и становишься моей женой.

Она перестала дышать, замерев с открытым ртом, в котором где-то там застряло очередное зубоскальство.

– Первой и единственной, пока.

"Женой!?" – недоумённо переспросила она придавленным шёпотом, не веря в услышанное.

– Рожаешь и воспитываешь моих детей, моих наследников.

Это осталось без комментариев, потому, что Зорька, впав в ступор, молча прослезилась.

– И наконец, последний выбор.

Она продолжала слушать, но уже не очень внимательно.

– Ты забываешь всё, что я здесь наговорил. Одеваешь свои рубахи, они валяются там, где ты и сбросила, и я вывожу тебя из этого леса, за последнюю засаду. После чего ты свободна.

"Что? Воля?" – глаза её округлились, сердце заколыхалось. Такого она не ожидала.

– Притом свободна совсем, не только от меня, но и вообще от всех.

"Что значит от всех?"

– Рода твоего больше нет. Я всех продал.

Зорька закусила губу.

– Баймака твоего тоже больше нет, я его сжёг.

Сжала кулачки до боли.

– Что с тобой будет за пределами моего леса, мне всё равно.

Ярица быстро закипела, хотела даже вскочить, но удержалась.

– Забуду, как сон. Найду другую.

А вот это был уже удар ниже пояса. "Как это забуду? Как это другую? А я?"

– Время на выбор даю тебе до завтрашнего утра. И отныне Утренняя Заря – это твоё имя.

Наступила тишина. А потом она услышала, как он покинул кибитку. Зорька ещё немного посидела, прислушиваясь и тихонько выглянула из щёлки. Никого. Ушёл. И тут начался разбор на кости.

"Какова наглая морда. А? Прям уд с горы. Жопу отрастил не обойдёшь не объедешь. Тфу! Сдалась мне его жопа. Прям глаз намозолила, посмотри-ка. Род он продал, баймак сжёг, сволочь. Куда идти? В голую степь? Податься в соседний баймак? Только чем там будет лучше, чем здесь? А если он и его сожрёт, как нас? Бежать то некуда, это ж смерть голимая. Лучше уж в суп пойти. Небось зарубит быстро, а там глядишь этим супом траванётся. Я хоть и вкусная, но ядовитая. Нет, вы подумайте только, суп он хочет из меня сварить, да чтоб я на это согласилась. Бурундук жопастый. Тфу! Опять я про его жопу. И имя он видите ли мне дал. Но я тебе устрою ещё ужас в этой жизни."

Всю эту внутреннюю тираду она буквально прошипела про себя сидя на лежаке, укутавшись в меха и постоянно раскачиваясь взад и вперёд, тупо уставив взгляд на накрытый яствами стол. Наконец, закончив всё это мыслью о том, что жопа у него всё же ничего и прежде чем думать не мешало бы пожрать, она скинула с себя одеяло и с дикостью голодного зверя накинулась на еду...

Он.

Клип десятый.

Ответ.

Сидя один на круге, Индра вновь вспомнил, как легко, играючи ушёл тогда от охоты, объявленной на него. Пацаны, молодцы, оказались смышлёнее, чем можно было предположить. Увидев, что речники целой флотилией переправляются на другой берег, не мешкая, тоже переправились на противоположный берег, параллельно охотникам. Индра, шагая почти по самой кромке воды, точно специально вышел на них, как раз в тот момент, когда они подплывали к берегу, поэтому пацаны не причаливали и следов своих на берегу не оставили. Индра вошёл в воду, вскарабкался на борт. Молча обняли друг друга и атаман, обессилив, плюхнулся на дно лодки.

Индра отчётливо понимал, что охота за ним будет бессрочной, даже если охотники не настигнут его сразу, то продолжат искать и дальше. И будут искать, пока не найдут и не убьют. Это для них было долом чести, священным долгом перед умирашкой. Индра понимал, что возвращаться ему ни в логово, ни в коровник нельзя. Если речники не смогут поймать его в своих землях, то по двое, по трое, будут шастать по землям аров и в его родных местах искать будут в первую очередь. Пацанам тоже теперь возвращаться нельзя. Их вычислят и за пытают. Кто-нибудь обязательно сломается и сдаст. Значит уходить надо всем и как можно дальше от дома. В голове кристаллизовался единственный выход, из сложившейся ситуации и он точно знал куда ему надлежало бежать и как. Он был уверен в этом абсолютно.

Дальше было бегство далеко, в самый конец реки, где она превратилась в море. Затем вышли на берег, затопив лодку и долго шли прямо, то есть на юг, пока не остановились у озера, поросшего красивыми водными цветами, где было много водоплавающей птицы, да и копытным зверем степь не обеднела. Там и решили основать своё новое поселение.

Они просидели там больше полугода, когда, коротая вечера в рассуждениях и мечтах о будущем, наконец не пришли к единому мнению: вернуться и стать арами, стать такой силой, с которой бы не только считались, но и признали, как должное, принадлежность их к арийской расе. И они вернулись, они стали силой, которую все боялись, но вот с принадлежность к избранным оказалось всё не так просто. Город отказывался принимать их за своих, продолжая считать гоями, хоть и боялись не по-детски...

Сидя один на круге Индра растянулся в улыбке. Прямо на него шёл его ближник Ровный, его правая рука, о котором он только, что вспоминал. Вид у него был встревоженный, вместе с тем, шёл он целенаправленно. Ровный напоминал человека, который долго и мучительно собирался поговорить о чём-то щепетильном и наконец, решившийся сделать это раз и навсегда. Так оно и получилось. Ближник сел на своё место справа от Индры и смотря куда-то себе под ноги в канаву, какое-то время напряжённо молчал, потом, как бы заставив себя, начал:

– Понимаешь, атаман, – заговорил он сбивчиво, явно волнуясь не на шутку, – мы же уже не пацаны ватажные, а взрослые мужчины... ну, нам надо бы начинать взрослую жизнь... сам понимаешь...

Индра сразу догадался, о чём пойдёт речь и прервал его мямле-изречение:

– Ты девку себе присмотрел что ли?

Ровный резко выпрямился, выходя из скрюченного состояния, как бы вспоминая, что для атамана секретов нет, он их всех насквозь видит и тихонько буркнул себе под нос:

– Женщину.

Индра даже наклонился, стараясь заглянуть в его глаза, которые Ровный по-прежнему отводил в сторону.

– Женщину? – переспросил атаман. Его удивлению не было придела.

– Ну, да, – как-то обречённо подтвердил Ровный, но тут же спохватился, – но она молодая ещё, ребёнок у неё этого года... девочка... да, в общем не баба она ещё. Она из невест с чужого баймака. В бабняк её ещё не принимали.

Индра слушал в пол уха, потому, что вновь полезли мысли, которые всё это время не давали покоя. Ватага переросла сама себя, и надо срочно менять правила жизни логова самому, под присмотром и продумано, иначе изменения нагрянут сами, идя в разнос и порождая хаос и вся их сплочённость и целеустремлённость рухнет.

– Атаман, я вот что хочу тебя просить.

Ровный опять сделал паузу, как бы собирая в кучу расползающиеся мысли. Индра не перебивал его потуги в этом направлении, только какая-то нотка тревоги зародилась в нём. Ровный тяжело выдохнул и решился:

– Я хочу часть доли взять товаром, – он замялся, как-то неуклюже зашевелив руками, явно не зная куда их девать, – ну, или вообще не надо доли, разреши взять товаром.

Он сильно волновался и от этого говорил сбивчиво, как-то дёргано, запинаясь, хватая воздух, как рыба на берегу.

– Ничего не понял, да, объясни толком. Каким товаром. Чашками, мисками что ли? – подтрунил его атаман, делая вид, как будто не понимает о каком товаре идёт речь.

– Да, нет, – отмахнулся Ровный, – мы, когда возвращались, я всю дорогу смотрел на тебя и думал. В конце концов, тоже решил, – тут он опять замолчал.

– Послушал бы ты себя со стороны, – рассмеялся Индра, – тебе с таким красноречием только гимны петь у жрецов. И с чего ты решил, что я себе девку везу? У меня с этой пигалицей просто свои давние счёты. Может я из неё, за давнюю обиду, решил суп сварить.

– Да, не смейся, ты, – смех атамана толи озлобил его, толи ещё чего, но напряжение спало, и он заговорил спокойней, но при этом густо краснея, как девка молодуха.

Индра не стал дослушивать его пламенную речь и перебил, хлопнув его по плечу:

– Ладно, веди её сюда. Смотреть на неё буду.

Ровный вскочил и недоверчиво посмотрел на атамана, не издевается ли он над ним, видно ещё, что-то хотел сказать, но увидев на лице Индры доброжелательную улыбку, улыбнулся в ответ, и ничего не говоря, бегом рванул к своей кибитке. Индра посмотрел ему вслед и задумался. Он действительно пока не решил, что будет делать с Утренней Зарёй. Нет, он, конечно же, хочет сделать её своей женой и её к этому подводит, но он-то думал, всё это будет потом, когда-нибудь, когда он всё продумает и подготовит народ к восприятию данного факта, когда в голове дозреет план, продуманный до мелочей и всё, пойдёт как ему надо. Сейчас же ситуация меняется. Ровный сломал все его попытки оттянуть эти планы. Хотя его можно заставить тоже пока подождать... Индра не успел додумать, так как Ровный буквально затащил молодую женщину с грудным ребёнком на круг и подвёл к нему. Женщина, стоявшая перед Индрой с низко опущенной головой, поначалу на него не произвела никакого впечатления. Длинная рубаха балахоном скрывала все её формы, хотя было заметно, что по комплекции она была по плотней его пигалицы. Видно было не кутырка уже, да и ребёнок на руках говорил о многом. Волосы, заплетённые ещё в девичью косу, толстую и массивную непонятного цвета. Цвета пыли, что ли? Ровный её до сих пор не помыл? Индра подошёл к ней. Поднял лицо за подбородок и повертел его из стороны в сторону, рассматривая и оценивая. Вся она была чумазая, грязная, какая-то потасканная, но даже несмотря на это просматривалась молодость и красота черт, а когда она подняла свои пушистые туровы ресницы и заблестели её большие серые глаза, Индра даже залюбовался, но тут же спохватился и отпустил женщину. Он быстро вернулся назад и сел на своё место. Ровный стоял напротив и теребил обеими руками свою куртку. Она вновь опустила голову и прижалась к младенцу, на удивление молчавшему всё это время, похоже спящему.

– А что ж ты её не помыл? – обратился Индра к Ровному, – на показ привёл, как из земли выкопал.

– Да... я... это, – в конец смутился Ровный и добавил, пожимая плечами, – прятал.

Атаман хмыкнул, и уже обращаясь к молодухе спросил:

– А тебя зовут то как?

Та встрепенулась и чуть приподняв голову, покосилась на Ровного, как бы спрашивая разрешения, тот в ответ прикрыл глаза, как бы разрешая. "Заговорщики, драть вас некому" – подумал Индра.

– Тихая Вода, – еле слышно высоким тонким голосом буквально пропела она.

Индра задумался, уставившись не мигающим взглядом на Ровного. Он вдруг подумал: "Чего он так боится?". И тут сам себе ответил: "Да, того же, чего и я. Вот прекрасная возможность посмотреть на себя со стороны в полной красе. Мы все тут ходим, пыжимся, представляя из себя мужиков, сильных, настоящих, грубых, жестоких. А рядом с этими девчонками, тушуемся и показываем всем своё истинное лицо, без масок, раскрасок – мы пацаны, мальчишки. Мы просто не умеем быть при женщинах мужчинами, просто не знаем, как это делается, как это должно быть. Нам не у кого перенимать эти мужские правила поведения. Да, этого боится Ровный. Именно этого боюсь и я. Мы хотим быть взрослыми, мы хотим начать взрослую жизнь. А как? Вокруг нас нет примеров подражания, вокруг нас нет взрослых. Что делать? Что будет, если я приостановлю всё это до лучших времён? На сколько? Седмица, десять, год? Что изменится? Да ничего. Для того, чтобы научиться чему-нибудь, надо это делать. Хочешь научиться плавать, прыгай в воду и плыви". Ровный буквально извивался под упорным взглядом атамана. Он не понимал, что происходит, почему тот молчит и так на него сморит. Видно было, что он готов был провалиться сквозь землю.

– Так вот, что, Тихая Вода, – вдруг начал уже повелительным тоном Индра, продолжая прожигать взглядом ближника, – я не знаю, объяснял тебе Равный Богу или нет, но я не кому не говорю дважды, поэтому слушай внимательно и запоминай. На мои вопросы надо отвечать сразу, честно и только то, что я спрашиваю. Понятно ли тебе? – и он наконец-то перевёл взгляд на женщину.

– Да, – пропела та, не поднимая головы.

– Готова ли ты, женщина Страны Рек, называемая Тихая Вода, стать законной женой ара по имени Равный Богу?

Этот вопрос в лоб, похоже, поверг в шок обоих. Она явно не ожидала его услышать и в своих недолгих разговорах меж собой, до этой темы они даже близко не доходили. Тихая Вода заметалась, даже забыв держать голову опущенной. Смотрела то на Ровного, то на Индру. Глаза вытаращены, рот полуоткрыт. Грязная, испуганная, ошарашенная, она билась во внутренней истерике, но молчала. Ровный стоял как пень и не дышал. Индра рявкнул, да так, что сразу привёл всех в сознание и расставил по местам, задавая тон повиновения великому и ужасному для одной и заставив встрепенуться и оскалиться для обороны другого:

– Я сказал сразу отвечать! Ты заставляешь меня повторять? Так "да" или "нет"?

– Да, – она чуть не взвизгнула от страха и наверняка описалась, бедная и на единственно чистых местах, во всём её облике – глазах, заблестели слёзы, выделяя их ещё больше на общем фоне. Только Индра не понял их причину. Толь от испуга, толь от счастья.

– А ты, ар Равный Богу думал о том в качестве кого ты хотел ввести в свой дом и обладать этой женщиной и вообще для чего ты у меня её просишь за долю?

Ровный писаться не стал. Он, как никто другой знал своего атамана. А атаман знал его. И когда Индра рычал, то Ровный зверел взаимно. Сейчас перед Индрой стоял не тот размазня, что только что не знал, куда себя деть. Стоял ощерившийся волчара. На "слабо" то и рассчитывал атаман.

– Да, – рыкнул ближник.

Индра резко сменил выражение лица и тон из повелительного на шутливо бестолковый:

– Не понял. Что "да"?

Этот резкий поворот, вновь выбил Ровного из равновесия. Он отчаянно начал соображать, а вообще о чём они тут говорят?

– Ты кем её хочешь взять женой или коровой?

– Женой, конечно, – недоуменно пожал плечами Ровный, как бы давая понять, что это было само собой разумеющиеся.

– Тогда слушай меня внимательно, невеста ара Равного Богам по кличке Тихая Вода, – вновь обратился он к молодухе постепенно переходя опять на повелительный тон, не громкий, но от этого для неё не менее устрашающий, – если ты, – он сделал ударение на последнем слове, – позволишь себе проявить не уважение или оскорбишь моего друга, если ты позволишь себе сделать его несчастным, я лично откручу твою башку, а мясо скормлю собакам.

Она съёжилась вся и зашаталась. Индра успел подумать о том, что эта молодуха сейчас рухнет в обморок и кивнул на неё Ровному. Тот заметил и сделав шаг к ней, взял её под руку. Индра ещё хотел, кое-что ей ласкового наговорить, но Ровный жестом показал, мол хватит, заканчивай показуху. Но Индра решил всё же закончить, и сказал уже как-то просто и спокойно:

– Если ты всё сделаешь правильно и умно, то и твоя жизнь, и жизнь твоих детей будет лёгкой и счастливой. В достатке и исполнении всех твоих желаний. Запомни это.

Она приподняла уже окончательно зарёванное личико, которое стало грязно до безобразия, украдкой посмотрела на Ровного. Тот ей в ответ не смело улыбнулся и размазал грязь на её лице своей ладонью.

– Да, иди ты отмой её, наконец, – уже с откровенным смехом закончил Индра.

Довольный ближник, важно, вразвалочку, высоко задрав голову, шествовал к своей кибитке, за ней в паре шагов, низко опустив голову, семенила его будущая жена.

Вскоре постепенно на круг стал стекаться народ. Сначала набежали мальчики, те что обслуживают столы. От своего дома Индра увидел только Ероля, который подошёл к атаману, с заговорщицким видом зашептал на ухо:

– Всё нормально. Она там. Никуда не выходила.

Атаман удовлетворительно кивнул и Ероля умчался работать.

Пьянка, гулянка, начавшаяся уже под вечер, закончилась глубокой ночью. Никаких обсуждений, дебатов, решений, просто очередное празднование удачного похода. Индра не пил, не ел, а лишь делал вид, внимательно присматриваясь к пирующим. Он никак не мог найти решение вопроса, как дальше развиваться, каким путём идти, притом это касалось не только личной жизни, а жизни вообще. Он мог бы задаться этим вопросом в своём "состоянии бога", но когда возникало это кристально холодное состояние, а оно возникало крайне редко, то как правило в то время было не до таких вопросов. Поэтому он сидел и размышлял как обычно. "Уйти на свободное место, – думал он, – и там поставить свой город? Но мы не сможем построить арийский город. У нас нет жрецов, а из мастеровых всего два брата, чокнутых на своём ремесле. Мы войны. Даже если поставим город, арами от этого не станем. Нас никто не признает, и по-прежнему будут считать гоями. Это не приблизит нас к достижению своей цели. Да, нас боятся. С такой силой, как наша, воинами одного города не справиться, но при необходимости, что мешает им объединиться, закупорить нас в нашем же логове, лишив простора и скорости и вывести нас тут, как выводят волчью семью, будучи ещё в логове. С другой стороны, они не делают этого потому, что волки возле дома не охотятся и держать при себе нас безопасно, притом они понимают, чем ближе, тем безопасней. Мы им нужны как раз для того, чтоб держать в страхе речников и охотиться в их землях. Индра, по собственной воле, опустошает земли речников, на которые вот-вот хлынут расплодившиеся ары. До того, как в степи объявился отряд Индры на изобретённых колесницах, перевес сил, на какое-то время, был на стороне речников. Они пускай и не воины, но прекрасные охотники. Речники не воюют пиками, дубинами, ножами, они перестали выходить на открытые столкновения в рукопашную, как раньше, они просто открыли охоту на аров и оставаясь невидимыми для противника с расстояния выстрела стрелы, валили на повал столько, сколько хотели и при этом не неся никаких потерь. Когда отряд воинов, посланный одним из городов, пошёл качать права речникам, те недолго думая, просто перестреляли всех из засады и оставили на лесной дороге на прокорм зверю, только стрелы свои пособирали.

Идея уйти и построить свой город была основной среди ближников его логова. Она то и дело всплывала в застольных разговорах, но Индре эта идея не нравилась, поэтому он специально гасил её развитие на корню, не давая выйти на круг голосования. Чем прокормить на пустынных землях всю эту свору? Совсем скоро их станет значительно больше. Их объединение уже и ватагой то не назвать. Целая армия с чётким разделением по специализации. Само логово превратилось в настоящий город, который растёт, как гриб после дождя. Ещё луна, две и расселять народ будет некуда. В следующем же походе, весь ближний круг натащит в логово избыточный живой товар и неминуемы скандалы и распри за место. Может запретить? Это может стать проблемой, уже моей проблемой. Ну, или почти проблемой. На круг обязательно поставят вопрос на отселение и всё вернётся на круги своя. Решение примут предсказуемое. Уйти в пустошь. Построить город. Во-вторых, чем они там будут заниматься. Ведь они ничего кроме как убивать и грабить не умеют. И наконец, третье. Уйти и отделиться, значит совсем потерять надежду стать аром. Он рождённый коровой, видел в образе жизни высоко рождённых идеал, придел своих мечтаний. Для него это была цель. Он хотел так жить, жить в цивилизации, почёте и власти, а не гоем где-то в пустоши. Именно этим он заразил с детства свою ватагу, именно об этом они ещё пацанами мечтали там, на далёком озере с лотосом. Где родились их цели на дальнейшую жизнь. Они вернулись обратно, чтобы их достичь, а не бежать обратно в пустоту. Они уже это проходили. Индра не знал ответа на свой главный вопрос, как пробиться в это сраное высшее общество, чтоб их признали и приняли, посчитав достойными. Детские, наивные мечты. По началу он думал, что, став непревзойдёнными воинами их заметят, оценят, признают, пригласят и о благоденствуют. Они стали непревзойдёнными. Ничего не изменилось. Потом он по наивности и молодости полагал, что надо просто сделать что-то особенное, героическое для народа аров и вот тогда-то за ним и признают полный набор прав и привилегий и он начнёт, наконец, жить в большом городе и пользоваться всеми благами, уважаемый и властный. И даже отцу станет стыдно за всё, что он творил с его детством. Сейчас Индра на всё смотрит по-другому. Исчезла наивность, исчезло и понимание того, что это как-то можно сделать. Хотя семя одной мысли всё же зародилось, но эта мысль была на столько сумасшедшей, что воплощать даже в иллюзорную идею, Индра пока не спешил.

Уже глубокой ночью атаман при подходе к своей кибитке столкнулся с непонятно от куда-то выскочившим Еролем, который тут же зашептал:

–Атаман, всё спокойно. Она не выходила и вообще там такая тишина, я уж подумал, а если там кто? Вдруг она обернулась птицей и улетела.

Атаман усмехнулся, хлопнул мальчишку по плечу и усаживаясь на пень, стоящий напротив входа в кибитку, устало сказал:

– Ероля, иди спать, дальше я сам.

Мальчик не торопливо побрёл на ту сторону кибитки, делая большой крюк, стараясь не подходить к ней близко.

"И так, – продолжил он свои размышления, – надо менять нашу жизнь, хотя бы сначала изнутри. Никуда мы отсюда уходить не будем. А логово либо это расширим, либо новое создадим, тем более земли речников пустуют, повымерли с нашей помощью. Стоп. Но этот уход и будет равноценен уходу в пустошь. Тупик какой-то".

Его мысли прервал лёгкий шорох у кибитки, и Индра боковым зрением заметил какое-то движение. Присмотрелся. Светлое пятно осторожно вылезло наружу. Метнулось влево, вправо и присело. "Это ещё, что за явление? – подумал он, не совсем соображая и не успевая переключиться с мира грёз на реальность. Но тут зажурчала водичка и до него сражу же дошла вся реальность происходящего. Он мысленно сплюнул и выругался про себя: "Ну, дура, ты у меня узнаешь, как гадить где не попадя".

Караулить дальше он её не стал. Сделав своё дело, она вновь забралась в кибитку и там притихла. Индра встал со своего природного сидения и пошёл к выходу из логова. Кстати сказать, вход и выход из логова был действительно единственный. Нет, конечно, выйти и зайти на поляну можно было в любом месте леса, но искусственно сооружённые завалы по всему периметру поляны, рвы-ловушки и густо насаженный непролазный и очень колючий кустарник, делали это практически невозможным. Прорубиться сквозь эту рукотворную стену даже отряду, вооружённому топорами, надо было очень постараться, да и времени потратить целый день, а то и два. Кроме того, внешний периметр леса был усеян, как минное поле, звериными ловушками: петли, силки, сети и всё это было способно поймать не только зайца, волка, человека, но даже тура или лося, если таковые забредали. Единственный проход в логово, в виде петляющей среди зарослей дороги, охраняли три засады, которые кроме непосредственной охраны, осуществляли и другие, специфические функции. Например, крайняя застава на входе в лес, регулярно делая обход вокруг всего леса, проверяла ловушки, постоянно вынимая из них всякое зверьё и налаживая их обратно для последующей ловли. Вот и получалась охрана и охотники в одном лице.

Индра вышел в степь только с одной целью – встретить рассвет. Вот захотелось ему посмотреть на утреннюю зарю и всё тут. Любил он эти односторонние разговоры, после бессонных ночей. Он стоял, вдыхая полной грудью свежесть утреннего воздуха, наполненного, так им любимого запаха разнотравья. Заря пурпурным пятном разлилась на полнеба. Спокойным, холодным заревом величественно замерла на краю земли. Насыщенна тьмой и кровью у основания, её образ светлел, поднимаясь и становясь ярко алым, завораживающе прекрасным телом, совершенным по своей чистоте и притягательности. Ещё выше цвет становился ярче, светлее и восторженней и венчали её далёкие редкие полозки облаков, окрашенные лёгкой дымкой изумрудной нежности. Величие и спокойствие её, поражало. По степи, спокойно спящей, украдкой, еле заметно клубился низкий туман в виде лёгкой, невесомой дымки, как одеялом, бережно и нежно окутывающий землю. Небо над головой было чистое, не облачка и от этого казалось безмерно высоким и бескрайним в своей глубине. Редкие звёздочки ещё поблёскивали то тут, то там, но время их заканчивалось. Там, за далёкими землями, медленно, с божественной неторопливостью, разгоралось священное пламя нового дня.

– Ну, здравствуй, богиня, – тихо, еле слышно начал Индра, уставившись на величавое зрелище, – Ты сегодня как всегда прекрасна, глаз не отвести. Тобой можно любоваться всю жизнь, но почему, при виде тебя, мне всегда так холодно? Почему многие, кто смотрит в твоё лицо, наполняются радостью, меня же твой лик не радует никогда? Почему ты так воздействуешь на меня? В чём я пред тобой провинился? Для меня ты бездушна и холодна, как самоцветный камень. Я знаю, если б ты могла, то сейчас же отвернулась от меня. И все боги бы отвернулись, но, как и ты, они почему-то не отворачиваются, не могут. Да, мои руки залиты кровью, но посмотри вниз, ты идёшь по колено в крови. Да, я не приношу жертвы богам, но и ты этого не делаешь. Я не пою им гимны и не прославляю их, но и ты безмолвна, как голосом, так и мыслью. Так чем я отличаюсь от тебя? На меня иногда странно действует Сома, превращая мою внутреннюю сущность в такой же самоцветный камень, как и ты. Только мой камень, как лёд прозрачен, но, как и твой, он светится ровно и спокойно, но, как и твой он холоден и равнодушен. Ты знаешь, что я не общаюсь с богами. Я не говорю ни с кем, кроме тебя. А знаешь почему? Я тут вдруг понял, что меня так тянет к тебе. Знаешь? Меня тянет твой холод духа, а не красота твоего облика. Мне нравится собственный холод разума, то состояние, когда я чувствую себя равным тебе. Только пока, у меня не получается становиться таким, когда я этого хочу? Я не могу понять, в каких случаях Сома рождает во мне ярость пламени, всё пожирающей бездумно, а когда кристалл ярости, всё знающий и не ошибающийся, ярости всесильной, но разумной. Но я найду способ – это узнать, красавица. Найду...

Где-то в вышине уже светлого неба во всю надрывались жаворонки. Холодный цвет зари, наливался светом. Она становилась ослепительно яркой, но оставалась такой же царственно холодной. Индра не стал встречать восход солнца, он ему был не нужен. Он развернулся и быстро пошёл обратно.

Она.

Клип одиннадцатый.

Купала.

Первое новолуние от даты, когда день становился на воробьиный скок короче, было самым главным новолунием у речников в их повседневной жизни. Не одна седмица не праздновалась с таким размахом, каждый день и притом всем родом. Праздновали все семь дней и каждый день имел своё название и в каждый проводился особо. Первый день Купальной седмицы, когда Отец Небо Вал любил Мать Сыру Землю и семя его росой устилало всю степь, назывался Травник. Благодаря святой росе все растения в это утро приобретают колдовскую силу. Роса околдовывала все к чему прикасалась. Поэтому каждая особь женского пола от поссыкухи до вековухи буквально купалась в ней и собирала в специальные глиняные сосудики. В течении года по капельке с помощью этой росы растили в себе Славу или крепили здоровье и долголетие. Кому что требовалось. По росе собирали травы, коренья, ветви кустов и деревьев. Сбор прекращался, когда вставало солнце и роса высыхала. Дальше было собирать бесполезно. Что-то шло на лекарские дела, но основная часть была предназначена для девичьей Славы. Сегодня крайне сложно объяснить это человеческое качество, которое, кстати растилось не только у женской половины общества, но с таким же успехом и у мужской, правда в отличии от женской, мужики этим головы никогда не заморачивали. Слава – особое качество человека, одна из разновидностей магической силы. Очень сложно дать понятие этому качеству. Слава – это привлекательность, сексуальность, обворожительность, очаровательность, обольстительность, ослепительность и тому подобное, всё вместе взятое и доведённое до высшего состояния. В человека наделённого высокой Славой представители противоположного пола просто влюблялись, теряя всё и в первую очередь голову. Слава, как и любая разновидность силы, не является врождённой. Славу нужно было в себе взращивать, развивать, доводить её до заоблачных высот. Раньше этим занимались исключительно девушки. В давние времена существовало множество магических ритуалов, повышающих Славу. Одним из главных компонентов магии Славы была вода. Именно вода придавала красоту и привлекательность, при том только особо приготовленная вода. Надо помнить, что у каждой силы есть свой период полураспада. Сила, которую вы не тренируете – со временем уменьшается. Люди с обнулённой Славой превращаются в «невидимок». Они безлики и не приметны. На них натыкаются, наступают, но при этом, даже не замечая.

Кроме того, на Травник было принято всей семьёй выходить в степь сплетать особый венок – оберег, называемый "могучим". Его приносили в кут и вешали на видном месте. Когда в семье кто-нибудь заболевал, хозяйка отрывала от венка пучок "могучих трав" и заваривала, чтобы сила цветущего летнего луга отогнала недуг. Действие "могучего венка" сохранялась до следующей весны. В течении всего дня проводились ритуалы по росту Славы и в первую очередь в бане, но и по мимо бани были и другие девичьи секреты.

В прошлом году вся Купальная седмица выдалась на редкость прохладной, но без дождя. В Травник, Зорька как угорелая собирала росу, которую сцеживала в свой глиняный сосудик буквально бегом, мимоходом ломая нужные травы, скороговоркой читая над ними необходимые заговоры. Девка спешила, очень спешила. Надо было до восхода солнца успеть на реку, где ещё с вечера четыре закадычные подруги – кутырки на выдане, припрятали в кустах большой ушат, с помощью которого намеревались провести очень "секретный" обряд на прирост и распространение своей Славы. Эти четыре малолетние дуры сговорились и решили "А вдруг?". Вдруг обряд получится и их учуют завидные мужики из высокородных аров. Тогда прощай постылый баймак и здравствуй город со всеми соблазнами, роскошью и удовольствиями от жизни привилегированной особы. Какая же речная девка не мечтала выйти замуж за дородного, богатого, да ещё и красивого ара. А коль Славой подмять, так ещё и мягкого, как пух, да податливого. На все прихоти с капризами её чутко реагирующего, да подолом рубахи управляемого, как поводком. Не жизнь сказка. Ходишь себе, цветёшь, пахнешь, ни хрена не делаешь и получаешь за это всё, что хочешь.

Хотя "сговорились" громко сказано. Заводилой, естественно, была Зорька, подружки лишь округлив сверкающие глазёнки, да раскрыв рты, заговорщицки согласились. Выражения лиц у них в тот момент были такие, как будто Зорька им предложила, что-то из рук вон запретное и постыдное, но при этом жутко интересное и до чесотки в одном месте любопытное. В общем и хочется и колется, и от мамы в лоб отколется. Но хочется всё же больше, чем остальное.